***
Из всех возможных вещей, которые могли ожидать тебя на выходе из подвала, кот в его человеческой форме не был одной из них. Намджун ходит по грязевой дорожке, расхаживая взад-вперед, глубоко засунув руки в карманы отутюженных брюк. Его внешний вид настолько безупречен, как ты и ожидала, но, несмотря на его аккуратно ухоженные волосы и черный наряд, ты никогда не видела его таким растрепанным. Его голова поворачивается, когда ты ступаешь на лестницу. — Почему так долго! — Намджун рявкает, в его обычном ровном голосе слышится паника, от чего по телу пробегает холодок. Это значит, что что-то наконец надломило его равнодушное поведение. Что приводит к тому, что у тебя проблемы. Судя по всему, ты двигаешься недостаточно быстро, потому что Намджун закатывает глаза и выдыхает. — Ты начинаешь волновать меня, знаешь ли. Явно раздраженный мужчина хватает тебя за руку и тащит на последние ступеньки. Он тянет тебя через сад к деревьям, окружавшим участок. — Почему ты волнуешься? Я же прошла испытание, верно? — ты едва ли поспеваешь за шагами его длинных ног. — Ох, не будь наивной. Дело не в испытаниях, а в том, чтобы отвлечь тебя. Посмотри на луну! Ты не можешь, очень страшно от того, что ты увидишь. Если Намджун и указывает на что-то, то это точно не хорошо. — Он хочет, чтобы время истекло, он хочет, чтобы ты чувствовала себя виноватой, — произносит Намджун, волоча тебя за собой с еще большей настойчивостью. Сад кажется темнее, чем раньше. Ты осознаешь с поступлением тошноты, что это из-за того, что луна больше не полная. Половина бледного свечения поглощена тьмой. Половина твоего времени истекла. — Ты становишься чувствительной, — он вытаскивает камень из твоей сумки и пихает тебе в руки. — Не стоит. Это то, чего он хочет от тебя, — с этими словами он подталкивает тебя к линии, где ухоженная лужайка сада изменяется на грязную землю леса. Ну конечно, ты ругаешь себя. Чёрт возьми, конечно следующее испытание будет глубоко в темном лесу. Ты вынимаешь фонарик и освещаешь им заросшую тропинку, проходя через искривленные, тянущиеся ветви, готовые вцепиться в твою одежду. После еще одного нетерпеливого толчка от Намджуна, твои ноги двигаются, а взгляд прорезает путаницу лиан и тенистых деревьев. Эти леса густые, настолько густые, что досягаемость луча фонаря простирается всего на несколько метров перед тобой. Все, что ты видишь, — это корявые корни и редкая паутина, капли росы на ее тонких нитях, освещенные несколькими тонкими завесами лунного света. Ты подносишь камень к глазу. Он намного теплее, чем ты помнишь, слабое тепло расходится по пальцам. Ты не видишь многого, только темнота и текстура листвы. Что-то блестит впереди. Точка света, пламя свечи, дрожащее на нежном, холодном ветру. Бледно-желтое, оно мерцает, как умирающий светлячок. Опавшие листья хрустят под твоими ногами, пока ты приближаешься к единственному свечению, что ведет тебя. С новообретенной целью легко игнорировать звук шороха и рассеянные шаги, доносящиеся из глубин леса. Ты следуешь за ним все глубже и глубже в бьющееся сердце леса, борясь с желанием остановиться или даже вообще повернуть назад. Воспоминание заплаканных щек и зашитой груди Тэхёна, улыбка Чимина за его перекосившимися очками напоминает тебе, что ты не можешь. Ты должна снова увидеть эту улыбку. Даже если в последний раз. Свет теперь намного ближе, хотя ты не видишь источника. Ты клянешься, что слышишь несколько пар шагов вместо одной, и неясно, далеко они или рядом с тобой. Твоя нога натыкается на темный предмет, упавшая ветка или брошенный камень. Ты не упала, успев восстановить равновесие перед тем, как твои ладони коснулись земли. Луч фонаря что-то находит. Мыс обуви, мыс кожаной обуви. Дыхание ощущается в ушах, ты взмахиваешь лучом выше. Рваные черные джинсы. Выше. Туловище, окутанное оверсайз пальто. Выше. Спутанные черные волосы, серебряные серьги. — Чонгук. Его тело опирается на покрытый мхом ствол дерева, голова свесилась набок под неудобным углом. Опавшие листья, словно за несколько дней, разбросаны на одежде. Ты падаешь на колени и хватаешь его руки. От того, что ты трясешь его за плечи, он не приходит в себя, как и произнесение имени. Он все еще жив, исходя из слабого вздымания и опускания его груди, даже если его кожа уже не кажется живой. Швы с губ были убраны, и его челюсть отвисла. Когда ты наклонилась ближе, зеленое шестилапое насекомые вылетело из его открытого рта. Схватив одну из бутылок воды, ты выливаешь часть содержимого на его потрескавшиеся губы, а затем на голову, чтобы попытаться привести в себя. Вода стекает с чёлки, покрывая глаза, по изгибу носа, но Чонгук даже не вздрагивает. — Давай, малыш, — ты бормочешь, нежно шлепая по его холодным щекам. Без движения. Ты наклоняешь бутылку, пока вода не польется ему в рот, и он, наконец, резко просыпается, отплевываясь и кашляя. Стон вырывается из его горла. — Господин? — выходит сухой хрип. — Чонгук, это я. Это Т/И, — ты говоришь, успокаивающе проводя руками вверх и вниз по его рукам в попытке хоть немного согреть. — Нет… нет, нет, — он бормочет, выдыхая твое имя, как будто от этого болят его легкие. Он не смотрит на тебя. Голова низко повисла, челка скрывает лицо, взгляд устремлен в землю. С плотным чувством, подступающим к горлу, ты хватаешь его за подбородок и заставляешь посмотреть вверх. Снова, снова с болью ты разглядываешь очертания перекрещивающихся линий, запекшейся крови и струпья от следов уколов. На этот раз они на его веках. Редкий лунный свет падает на темные ресницы, теперь навсегда лежащие на его щеках. Он не прекращал плакать, пока я не заставил его. — Черт, — ты выдыхаешь, отрывая свою руку, как если это тебя пытали, но Чонгук тянется за ней в ту секунду, когда она покидает его. Он бормочет что-то неразборчивое, так что ты наклоняешься, чтобы лучше понять. — Голоден, пожалуйста. Голоден, голоден, он хочет есть. Как долго он был здесь? Ты берешь батончик мюсли, отламываешь кусочек и подносишь к его рту. Неуверенно он раздвигает губы и позволяет тебе накормить его. Он жует раз, другой, потом выплевывает. — Нет, нет, голоден. Я хочу есть, пожалуйста. Твои брови хмурятся в замешательстве. — Мне голодно, — он умоляет, притягивая тебя к себе за запястье. Вот тогда ты вспоминаешь, для чего ты здесь. Подползая немного ближе к его сгорбленному телу, раз уж он, казалось, напрягается, если ты отклоняешься от него, ты подносишь камень к глазу рукой, которая не зажата в его железной хватке. Источник желтого света — его браслет. Он светится ярче теперь, когда Чонгук в сознании. Камень в то же время обжигает ладонь. — Чонгук, послушай меня, — ты начинаешь, как если бы он мог сделать что-то еще, кроме как слушать с зашитыми глазами. — Мне нужно это, — твои пальцы касаются цепочки браслета. Словно толчок проходит через его тело, мгновенно напрягая. — Что? — он выпаливает. — Почему? Если бы он мог смотреть на тебя, ты не сомневаешься, что это были бы глаза, наполненные мольбой и слезами. — Ты знаешь почему, Чонгук, — ты серьезно отвечаешь. Его дыхание учащается, конечности беспокойно подергиваются. Рука вокруг твоего запястья напрягается. — Ты снова уйдешь, — он бормочет, губа дрожит. Ты интересуешься, в курсе ли он об этом или делает намеренно, заставляя твою грудь сжиматься от вины. — Мне нужно это, чтобы помочь тебе! — медленно ты тянешься к браслету. — Я пытаюсь помочь тебе. Он, кажется, предвидит это даже без зрения. Отрывая руку, он карабкается назад, пока его спина не прижимается к стволу дерева. — Тебе это нужно? — его голос срывается. — У тебя уже есть все, что тебе нужно. Все прямо здесь! Твое выражение лица изменилось. Он уже не может правильно рассуждать. Это не тот парень, который помог тебе сбежать. Это яд Другого Чимина, это страх, отчаяние и слепой инстинкт выживания. Худшая часть этого то, что ты не можешь решить, обижена ли ты на него или тебе его жаль. — Ты не хочешь помочь, ты хочешь уйти! — он рявкает, брови нахмурены, как будто он свирепо смотрит, если бы это было возможно. — Все, что ты делаешь, это пытаешься уйти! Ты хочешь, чтобы мы все голодали! Ты стискиваешь зубы. К сожалению, тебе придется пройти это сложным путем. — Мне жаль, Чонгук. Настолько быстро, насколько можешь, ты хватаешься за его руку и снимаешь браслет с запястья. Ужасный предательский звук вырывается из его горла, и на мгновение он все еще шокирован, еще не оправившись от осознания того, что ты снова их всех бросишь. В следующую секунду он приходит в действие. Он тянется к тебе обеими руками, пока ты двигаешься, чтобы положить свой приз в сумку. Поймав тебя за плечи, он пытается притянуть тебя на землю. Ты приземляешься на локти. Свернувшись на боку, ты на долю секунды отклоняешься от него, используя это время, чтобы спрятать браслет в сумку вместе с горстью грязи. Снова появляется этот звук. Звук шагов.Часть 15
22 июля 2022 г. в 23:00
Как тебе победить в этой схватке? Как ты должна пройти это невозможное испытание? Есть что-то, что ты упускаешь, ключ к разгадке, последний кусочек паззла, который все завершит.
Ты карабкаешься назад и меняешь оружие на все, что у тебя есть, пока они подталкивают тебя к краю сцены, где терпеливо ждут существа.
— Мы не хотим навредить тебе, — голос Юнги подрагивает от чувства вины.
— Но ты знаешь, что нам придется сделать это, — заканчивает Хосок, вытягиваясь, чтобы схватить тебя за лодыжку.
Пока ты отталкиваешь их вытянутые руки, твое внимание привлекают тени, отброшенные прожектором. Три силуэта, один сжатый и маленький, два других стоят над ним. Силуэт на полу, твой силуэт, с ним ничего необычного. А силуэты Юнги и Хосока не соответствуют их владельцам. Несколько длинных тонких линий поднимаются от их голов к стропилам выше. Они шевелятся, когда те двигаются, каждая соединена с соответствующей конечностью. Две секунды, три, затем дошло.
Ты не сомневаешься в своем открытии и стараешься не думать о жестокой шутке. В это же время Хосок прижимает твои сопротивляющиеся ноги, нож был заменен ножницами. Все, что тебе нужно, — один взмах твоей руки чуть выше его головы, чтобы одолеть Хосока. Ты что-то чувствуешь на лезвиях ножниц, что-то невидимое, но все же осязаемое.
Щёлк.
Хосок падает как мешок картошки. Ничего, кроме мертвого веса, его тело ударяется о дерево с тяжелым стуком. Ты ожидаешь, что Юнги разозлится, атакует тебя с новой яростью, но единственная эмоция, которая мелькает на его лице, — это страх. Болезненный вскрик, похожий на имя Хосока, вырывается из его груди. Он тянется к упавшему мужчине, не глядя на тебя. Вот когда ты разрезаешь воздух над его головой, отправляя на пол скомканной кучей.
Театр тих. Музыка из патефона останавливается с потрескиванием, существа отползают от края сцены и возвращаются к стенам. Под конец стук твоего сердца также стихает. Юнги и Хосок лежат неподвижно на полу. Сначала ты думала, что они без сознания, но ты услышала звук шмыганья.
— Хоби? Хоби! — Юнги отчаянно зовет его.
— Я здесь, Юн, — Хосок отвечает, стараясь говорить ровно, но ты слышишь всхлипы, сдерживаемые в горле.
Их лица обращены друг к другу, неудобно изогнувшись на боку. Они не могут даже пошевелиться, чтобы смахнуть слезы, стекающие по носу. Кольца, забрать кольца. Ты падаешь на колени к телу Хосока и снимаешь его с пальца.
— Пожалуйста… пожалуйста, не надо, Т/И, — он умоляет, но совершенно беспомощен, чтобы остановить тебя.
Юнги следующий. Стараясь игнорировать его лёгкое хныканье, ты хватаешь кольцо и опускаешь в сумку.
— Не оставляй нас такими, пожалуйста! Он сделает нам больно, он разделит нас.
Как бы ты ни могла желать, но мольбы Юнги не остаются без внимания. Твоя нога замирает на краю сцены. Может, это ошибка, но ты последний раз оглядываешься с жалостью через плечо. Бедняжки, ты не можешь им помочь. Марионетки с перерезанными нитями, слепо следующие приказам. Запуганные. Но не ты. Тебя не напугать. Юнги начал задыхаться. Голос Хосока дрожит, пока он пытается заговорить его милыми успокаивающими словами, за которые Юнги так цепляется.
От этого зрелища болит сердце, но ты не можешь здесь больше оставаться. Свет прожектора тускнеет с каждым шагом, когда ты идешь по проходу, как и отдаляется звук их рыданий. Ты говоришь себе, что должна продолжать двигаться. Ты должна сделать это ради Чимина и Тэ. Если ты смогла пройти это испытание, значит сможешь пройти и следующее. Ты можешь продолжать двигаться. Ты можешь его победить.