Потусторонний мир - Коралина!AU

      Всё замирает, всё, кроме стука твоего сердца в ушах. Ты думаешь, что не смогла бы двинуться, даже если бы попыталась, все конечности ощущаются чужими и твердыми, как свинец. Кожа покрывается мурашками, остро реагируя на кончики его пальцев, скользящих по шее, пересекающих изгиб ключиц. Его холодная рука мягко обхватывает твое горло. — Я ждал, ждал, ждал, и вот… наконец-то, — его рука сжимается с каждым словом.       Терпение хищника закончилось. Беспомощное поражение. Ты чувствуешь, как тебя трясет, сгибаясь от давления его рук на тебе. Как если бы он мог лепить тебя, как глину, сжать, пока ты не станешь настолько маленькой, чтобы извиваться в его кулаке. — Оуу. Ты напугана, любимая?       Ты не осознаешь, что дрожишь. Ты слышишь, как он усмехается, явно удивленный. — Бедняжка, — он тянет насмешливо, сжимая твои щеки и нежно двигая твою голову из стороны в сторону. — Такая добрая, самоотверженная, наивная.       Его правая рука остается на твоем лице, держа подбородок, пока другая обхватывает сзади твою талию. — Такая милая. Старалась изо всех сил спасти всех. Я не мог желать лучшего.       Его пальцы прослеживают линию позвоночника, что посылает еще одну волну мурашек. — И ты та-а-ак старалась, верно?       От его покровительственного тона жжет в глазах, слезы вот-вот польются. Но ты не доставишь ему такого удовольствия. — Очень старалась сопротивляться, отказаться от меня, упрямиться. Пыталась спасти своего прелестного Тэхёна и этого чертово паразита, которого ты называешь своим парнем. И посмотри на себя сейчас.       Его руки соскальзывают с твоего тела, чтобы он мог ходить вокруг тебя медленным кругом. — Милашка, которая не рассчитала своих сил.       Что-то в твоей голове говорит тебе, что ты должна злиться. Но ты просто онемела. — После всего, что ты сделала… Твои действия заслуживают наказания, правда. Но для этого еще будет время. — После всего, что я сделала? — ты повторяешь, но это больше похоже на шепот.       Ты чувствуешь его взгляд на себе, но отказываешься смотреть на него. — По-твоему, превратить это место в руины — так-то просто? Не забывай, ты пыталась убить нас.       Ты смотришь в пол, сжимая кулаки по бокам. Он усмехается. — Ты все еще не понимаешь, да?       Он врывается в твое личное пространство, нос касается твоей щеки, грудь прижата к боку. — Ты в моем мире, и я здесь устанавливаю правила.       Ты крепко зажмурила глаза, сжав челюсть, чтобы избежать возможности сказать чего-нибудь лишнего, что продолжит длинный список сожалений. — Посмотри на меня, — он приказывает.       Будучи, как обычно, упрямой, ты слегка отворачиваешь голову. — Я сказал: посмотри на меня, — его голос стал глубже, идеальная имитация акцента Чимина, когда он говорит на своем родном диалекте.       Он касается двумя пальцами той щеки, которая ему не видна, и ведет твою голову в свою сторону. Ты неохотно подчиняешься. Он одет в черное. Пиджак, накинутый на широкие плечи, с рукавами из прозрачного черного кружева, под которым видны накачанные мышцы, расстегнут, он раскрывает гладкую поверхность его груди, вплоть до V-образного выреза над тонкой талией. Ниже черные штаны, которые плотно облегают его мощные бедра. С разных сторон блестят серебряные украшения, свисающие с ушей, с запястья, кольца почти на каждом пальце, даже дразнящая цепочка на теле, свисающая у его торса. Он двигает пальцами к твоему подбородку и приподнимает его. Его волосы длинные и волнистые, темная челка спадает на глаза. Эти глаза, черные как смоль, прикрыты веками, пристально вглядываются в тебя. И снова ты потерялась, глядя на острую линию его подбородка, влажную кожу на его щеках, на эти губы, теперь изогнувшиеся в самодовольной ухмылке. — Просто смотри на меня. Ты знаешь, я прекрасен.       Сжав зубы, ты ненавидишь тот факт, что он прав. Как бы тебе ни хотелось, чтобы тебя стошнило от его вида, ты не можешь отрицать, что его лицо — самое завораживающее, что ты когда-либо видела. — Смотри на то, что твое, — он говорит, позволяя кончикам пальцев перейти к шее.       Он берет тебя за переднюю часть рубашки и притягивает ближе, когда ты неосознанно пытаешься отодвинуться. — Смотри на то, во что ты влюбилась, — он резко отвечает, хватая тебя за волосы на затылке и заставляя встретиться с ним взглядом. — Видишь, я Бог.       Это утверждение, наконец, разогревает твою ярость. Бог, говорит он. Да, жестокий, хитрый, манипулятивный, лживый Бог садист. Так играть со всеми созданными им жизнями, как будто они так же бессмысленны, как шахматные фигуры, издеваясь над вами только потому, что он может. Теперь же ты стискиваешь зубы и вонзаешь ногти в плоть ладоней. — Ты не бог. Ты монстр.       Он напрягается. — Ты все еще не понимаешь. Ничто из того, что ты сделаешь или скажешь, не повлияет на меня. Я не люблю тебя, я никогда не полюблю тебя.       Он делает шаг назад, словно ты ударила его, уверенность сползает с его лица. Отлично. Всё, что у тебя есть, — это слова, и ты хочешь воспользоваться ими, чтобы сокрушить его. — Ты просто отвратителен. Ты больной, извращенный и не стоишь любви. Ты прав, я пыталась убить тебя. И я бы сделала это снова, черт возьми. Я бы оставила тебя гнить и голодать до конца твоего убогого существования, даже не моргнув глазом.       Он отступает от тебя, будто это защитит его от твоих слов, пропитанных ядом, одна рука поднимается и сжимается у груди. — Ты уродлив внутри и снаружи. Меня тошнит от тебя! Я ненавижу тебя! Ты слышишь! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!       Кажется, что все его лицо трепещет. На мгновение он похож на маленького мальчика, играющего в переодевания, притворяясь чем-то красивым, только чтобы реальность разрушила его фантазии. Схватившись за живот, он сгорбился и издал гортанный стон. Его дыхание сбивается, настает рвотный позыв, и его тошнит, пока не выходит что-то густое и черное. Когда он снова смотрит на тебя, темная субстанция окрашивает его губы, стекая по подбородку. А его глаза, они снова полностью почернели. И точно так же из них текут два потока черных слез. В середине груди, прямо над сердцем, расползается кровоточащее пятно. — Избалованная дрянь, — он выговаривает, хоть его глаза бездонно-черные, в них можно увидеть ярость. — Ты так сильно хочешь, чтобы я был плохим.       Его голос другой. Что-то в нем есть невозмутимое, спокойное. — Всё, что я делал, это давал тебе то, о чем ты просила. Лучший дом, лучшие друзья, лучшая еда, лучший секс…       На твоем лице разгорается стыдное покраснение. — И все, чего ты хочешь, это сделать меня злодеем. Ну ладно. Я буду твоим злодеем. Может, тогда ты будешь счастлива.       Он снова сгибается вдвое, но на этот раз от смеха. Его смех нарастает и увеличивается, пока практически не надрывается. — Или, может, ты не хочешь быть счастливой. Ты говоришь, что я садист, но я думаю, что это ты мазохистка.       Его плечи неестественно сгорблены, медленно растягиваясь под тканью пиджака. — Это оно, детка? Тебе нужно, чтобы я был плохим парнем, лишь бы ты не чувствовала себя виноватой за то, что ты со мной?       Что-то спадает с рукавов его рубашки, с штанин. Приглядевшись, можно увидеть горстку жуков и личинок, выползающих из его одежды. Сырой, затхлый запах наполняет воздух. — Тебе нужно, чтобы я все контролировал?       Его конечности тянутся, ноги удлиняются, слишком длинные руки свисают перед ним. — Ах, это так, верно? Ты просто обожаешь наказания.       И вот теперь ты отползаешь назад. По мере того, как его кожа бледнеет, а щеки впадают, на его спине начинает расти темная масса. Кожа на его правой руке отслаивается и гниет, оставляя после себя костяную руку из металла, а пальцы длинные и острые, как иглы. Его другая рука выглядит как рука мертвеца с серой кожей, костяшки пальцев перетянуты нитью, как у куклы. Они влажные от той самой черной жидкости, которая сочится из швов, покрывающих его кожу, перетекая к пальцам.