Венок из лесных колокольчиков

                    Двери мастерских Гвайт-и-Мирдайн не закрывались никогда. Тяга эльфов к творчеству и самосовершенствованию была поистине неиссякаема. Эта неутолимая жажда знаний во многом роднила их с Майроном: рядом с шустрыми любопытными эльфами он невольно уносился мыслями в прошлое, когда сам был таким же неутомимым и жадным до знаний учеником Вала Аулэ. Да… хорошие были деньки!       В последнее время ему на ум всё чаще приходил благословенный Аман и бывшие друзья, оставленные там. Да, хозяин дал ему то, чего не могли дать Валар: Майрон ощутил свою мощь, вкусил власти и могущества, узнал, каково это, когда одно твоё имя навевает ужас на целые народы. С Мелькором он познал жажду власти, от которой теперь не мог отказаться, даже если бы захотел. Теперь, когда Тёмный Вала сгинул за пределами Арды, Майрон по праву считался его преемником и отступать от намеченной цели не собирался.       Почти сто лет он без устали трудился над тем, чтобы создать вместе с мастерами-нолдор так называемые «Кольца Власти». Он ведь обещал Келебримбору, что поможет ему превратить Эрегион, а потом и всё Средиземье в подобие неувядаемого Валинора, где всё постоянно находится в цветении, не бывает холодов и ненастья, горя и тоски. Правда, сама технология производства колец оказалась необычайно сложна.       Майрон не только использовал для каждого кольца новый сплав и разные драгоценные камни, но и невероятно мощные, сложные заклинания, на которые был способен только майа, обладающий особым могуществом. Сколько было неудачных попыток — и не сосчитать! То сплав получался не тем, то камень был огранён не совсем правильно, но Майрон лишь невозмутимо забраковывал очередную подделку и заставлял мастеров всё начинать сначала.       Отправляя на переплавку очередной брак, майа искренне желал безруким горе-кузнецам хоть на миг оказаться в Ангбанде, в его любимых подземельях, где он с таким старанием обустроил многочисленные пыточные камеры. О, сколько в них было самых замысловатых приспособлений для того, чтобы продлевать агонию пленников на дни или даже недели! И хоть Майрон не очень-то любил наблюдать за муками приговорённых без крайней необходимости, поручая это тупым оркам, но все хитроумные машины убийства сконструировал именно он — за что, собственно, и был прозван Гортхауром Жестоким. Здесь же, в Эрегионе, он вынужден был держать в узде свои привычки и не выходить из образа благодушного Аннатара. А сдержаться порой было очень сложно, особенно, когда очередной кузнец или огранщик одним неловким движением портил очередную заготовку.       Келебримбор замечал, что за последние пару месяцев его наставник сделался ещё более замкнутым и задумчивым, чем прежде. Аннатар и раньше часто говорил загадками, исчезал на неопределённое время, чтобы потом неожиданно появиться вновь, или погружался мыслями куда-то глубоко в себя, куда любопытному потомку Феанаро не было доступа. Теперь же майа, напротив, почти всё время проводил в столице, а точнее — в мастерских. Он то и дело старался уединиться в своей личной мастерской, колдуя над драгоценными камнями, которые поставляли гномы из копий Мории специально для Гвайт-и-Мирдайн. Что именно пытался создать майа, Келебримбор не знал, да и выпытывать едва ли решился бы. Впрочем, у него тоже была своя тайна, которую он хранил ото всех, включая Аннатара.       Будучи самым искусным мастером и основателем Гвайт-и-Мирдайн, король наиболее глубоко проник в технологию создания Колец Власти. По задумке Аннатара все они воздействовали на обладателя по-разному. Одно могло подарить своему хозяину способность легко исцелять недуги и раны, другое повышало физическую силу и выносливость, третье дарило неуязвимость от любого вида оружия, четвёртое усиливало природные дарования обладателя, какими бы они ни были. Выкованные кольца, над которыми майа произнёс нужные заклинания, действовали безотказно, но до времени хранились в ларце Аннатара, в его личной мастерской, в которую вхожи были лишь сам майа и Келебримбор.       Король Эрегиона всё ждал, когда же они с Аннатаром приступят к созданию главных колец, с помощью которых смогут превратить Средиземье в райский сад, подобный Валинору. Однако стоило ему заговорить об этом, майа досадливо отмахивался, всякий раз заявляя, что ещё не время — эльфам необходимо набраться опыта. Келебримбор же считал, что он уже достаточно овладел искусством, переданным Аннатаром, а потому решился на тайный эксперимент, чтобы доказать учителю, что тот ошибается.       Он выучился заклинанию, которое произносил майа, если изготовленное кольцо устраивало его по качеству. Для тех колец, что он задумал, Келебримбор придумал заклинания сам, но, опираясь всё-таки на опыт, перенятый у Аннатара. Три великолепных кольца были им созданы втайне от учителя, точнее, готовы были пока два — третье находилось на стадии доработки, и заклинание над ним произнесено пока не было. Келебримбор задумал их как кольца, повелевающие силами огня, воды и воздуха. Нарья — с огненным рубином, Нэнья — с прозрачным, как слеза, адамантом, и Вилья — с синим, как море, сапфиром. Именно последнее кольцо было ещё не закончено.       В огранке драгоценных камней королю не было равных во всём Средиземье, он и впрямь добился почти такого же непревзойдённого уровня мастерства, как его великий дед. Несколько лет назад Келебримбор создал копию знаменитого Элессара — волшебного драгоценного камня, с помощью которого можно увидеть всё то, что увяло, снова цветущим и юным. Он оправил изумруд в изящную брошь в виде орла с распростёртыми крыльями и преподнёс в дар Галадриэль. Ему, безнадёжно влюблённому, было невыносимо видеть, как её печалит увядание Средиземья. С тех пор Галадриэль не снимала подарка, неизменно прикалывая его к своему платью, а Келебримбор светился от счастья, видя, как высоко она ценит его дар. Создавая втайне три великих кольца, король надеялся, что они станут ещё могущественнее, чем его первое волшебное творение. Кто знает, может они станут более знамениты, чем Сильмариллы?        Он мечтал о том, что покажет их Аннатару, как только они будут готовы, и строгий наставник увидит, что его прилежный ученик скоро сравнится с ним в мастерстве. Честолюбие и желание превосходить других всегда было в крови у короля Эрегиона, в полной мере унаследованное от Феанора. До завершения последнего кольца ему осталось совсем немного, и нетерпение терзало Келебримбора с каждым днём всё сильнее. Тем сильнее его раздражало и настораживало загадочное состояние учителя в последнее время.       Если бы король узнал, что думы майа заняты некой златокудрой красавицей, он очень сильно удивился. Немало эллет пытались покорить сердце прекрасного посланца Валар, но для Аннатара все они были словно на одно лицо. Келебримбор делал вид, что не замечает, как на рассвете из спальни учителя то и дело выскальзывают разные девицы, смущённо потупив взор. Подобное поведение было нетипично для эльфов, но может быть в Валиноре приняты иные порядки? Или майа не столь щепетильны и целомудренны, как Перворождённые?       О том, что репутация юных эллет, прошедших через постель Аннатара, гибла безвозвратно, король малодушно предпочитал не задумываться — в конце концов, девиц никто не принуждал, они поддавались страсти добровольно, но иногда король всё же мечтал о том, чтобы его учитель выбрал себе супругу среди соблазнённых им эллет и осел в его королевстве навечно.       Но мысли Майрона были далеки от священного брака. До недавнего времени он брал от жизни все доступные удовольствия, сполна пользуясь своим положением и прекрасной внешностью. Красавицы менялись в его постели очень часто, но ни одна из них не могла похвастать тем, что побывала там дважды. Так было до той ночи, когда его дерзкие губы не сорвали первый поцелуй с нежных губ принцессы Келебриан.       Майрон решительно не понимал своей реакции на тот мимолётный поцелуй. Проходили дни, а его неугомонное сердце всякий раз бешено ускорялось, стоило ему воскресить в памяти тот волшебный миг. Неужели принцесса каким-то образом сумела пробить брешь в броне его души? Почему он так часто думает о ней, вспоминая каждый их разговор, её хрустальный смех, нежный голос и запах шелковистых волос? Стремясь избавиться от наваждения, Майрон попытался было забыться в объятиях других красавиц, но даже во время жарких плотских утех он продолжал думать о ней! Это был полный провал… Он не мог в неё влюбиться! Не способна его душа на такую банальность!       Да и вообще, будущему Тёмному Властелину не пристало размениваться на какую-то там любовь. Не мог Эру наградить его такой глупой способностью, как вздыхать по ночам, думая о манящих голубых очах красавицы, пусть она и дочь самой Галадриэль! И однако же он и впрямь забыл, что такое спокойный сон: в мыслях постоянно витал её светлый образ, в ушах стоял звонкий смех и нежный шёпот, а губы словно до сих пор ощущали прикосновение её мягких губ. Вот невезение!       Он ведь планировал только похитить принцессу и сделать её своей игрушкой, покорной рабыней, вещью, что станет покоряться одному лишь его взгляду! А что теперь? Получается, что вся его затея пошла прахом? Да, девчонка влюбилась в него, но ведь он-то не планировал отвечать ей взаимностью! Ещё немного и он совсем расклеится и, чего доброго, начнёт сочинять любовные оды и распевать серенады под её окном. Майрон очень надеялся, что он не доживёт до такого позора. Уж лучше бы Хуан в своё время перегрыз ему глотку, чем подвергнуться такому унижению!

***

      Келебриан не могла вспомнить ни одного случая, когда ей удалось что-то утаить от матери. Галадриэль легко читала мысли дочери, проникая в её думы и самые сокровенные уголки души. Теперь же эллет отчаянно желала скрыть от неё свою тайну, но муки совести из-за этого желания не давали спокойно спать.       Принцесса очень боялась, что матушка не одобрит её выбор и запретит даже думать об Аннатаре. За те несколько месяцев, что они гостили в Эрегионе, Галадриэль лишь издали видела знаменитого посланника Валар, но ни разу не сталкивалась лицом к лицу. Поначалу Келебриан удавалось скрывать свои чувства, но продлилось это недолго. Эллет слишком часто выглядела задумчивой, улетала мыслями куда-то далеко, грезила о чём-то, словом, выглядела так, как любая другая влюблённая дева.       Галадриэль не сомневалась в том, что сердце её дочери преисполнено любовью, оставалось узнать главное — кто тот счастливец, похитивший его. Но при попытке это выяснить Владычица Харлиндона внезапно натолкнулась на неожиданную преграду. Прежде дочь никогда не пыталась закрыть свой разум от неё, а теперь постоянно была в напряжении, будто ждала, что мать прочтёт сокровенные мысли.       В очередной раз застав Келебриан задумчиво застывшей над пяльцами, Галадриэль не выдержала. На прелестном личике эллет застыло мечтательное выражение, она вся словно светилась изнутри, купаясь в своей любви, наслаждаясь первым трепетом сердца и сладостными воспоминаниями.        — Келебриан, — тихо позвала её мать.       Эллет испуганно вздрогнула и вскочила на ноги, уронив неоконченную вышивку на пол. Смущённый взгляд и зардевшиеся щёки красноречиво выдавали её замешательство. Она не ожидала, что кто-то потревожит её, а тем более — мать. Под внимательным взглядом материнских глаз принцесса чувствовала себя беззащитной, словно стояла посреди комнаты совсем нагишом, да к тому же ещё и ощущала вину за то, что упрямо пыталась сохранить свой секрет.       А скрывать было что. После сказочного ночного путешествия на Карадрас и последовавшего за ним робкого первого поцелуя изменилось многое. Почти каждую ночь влюблённые тайно встречались в королевском саду. Они не могли разжать руки и наговориться до самого рассвета, да и ночная тишина способствовала не только невинным разговорам. Аннатар становился всё смелее в своих ухаживаниях, и вскоре Келебриан перестала чураться его поцелуев, научившись доверяться любимому. Она раскрывала майа свои объятия и безнадёжно таяла в его руках, забывая обо всём на свете.       Новые ощущения, что рождали прикосновения его губ и рук в её невинном теле, заставляли молодую кровь бурлить по венам, а сердце сладко замирать в груди. Майа не переходил границ дозволенного, но сидеть у него на коленях, отвечая на жаркие поцелуи, Келебриан уже не стыдилась. Однако при мысли о том, что об этом когда-нибудь станет известно матери, принцесса готова была провалиться сквозь землю. Любовь любовью, но они с Аннатаром даже не помолвлены, а значит, её поведение — ни что иное, как блуд. И вот мать стоит рядом с нею и смотрит тем самым пронзительным взглядом, от которого не скрыться, как ни пытайся… О, Эру всемогущий, что же теперь будет?       — Милая, что с тобой? — Галадриэль приподняла подбородок дочери, встречаясь с виноватым взглядом огромных голубых глаз. — Чем ты так взволнована?       — Я… я просто… задумалась… — пролепетала девушка, судорожно пытаясь закрыть свой разум от матери.       Галадриэль не нужно было даже внимательно всматриваться в лицо дочери, чтобы понять, что она что-то скрывает. Распознать влюблённую глупышку по лицу оказалось по силам не только ей, но и верной Мэлмэ, которая давно догадалась о том, что её малышка Келебриан наконец влюбилась.       — Кто он? — ласково улыбаясь, спросила Галадриэль.       — О ком вы, матушка? — прошептала эллет, почувствовав, как во рту внезапно пересохло, а сердце ушло в пятки от волнения.       — О том, кто переполняет твои думы в последнее время. Так кто же он, этот счастливец?       — Вам… вам показалось, матушка. Я просто мечтала…       — Келебриан, я — твоя мать, а значит знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. — Галадриэль обняла дочь за плечи. — Не таись от меня, дорогая, лучше расскажи всё. В том, что ты влюблена, нет ничего страшного или постыдного, если, конечно, ты помнишь свой статус и ведёшь себя пристойно.       — Кк-конечно… — пробормотала принцесса, отчаянно краснея и упорно не желая поднимать глаза.       — Итак, как его имя? Он из придворных Келебримбора?       — Д-да… но не совсем.       — Так кто же он?       Келебриан всё же решилась взглянуть на мать и поняла, что не может больше держать это в себе. Ей нужно набраться смелости и назвать своего любимого. Даже если мать будет против, Келебриан должна попытаться обелить Аннатара в глазах своих родителей. Должны же они понять, что он не таит на душе злобы и давно и преданно служит Валар. Набрав в лёгкие побольше воздуха, эллет тихо выдохнула:       — Аннатар…       — Что? — благодушие на лице Галадриэль моментально сменилось изумлением, а затем ледяной холодностью.       Увидев ожидаемо негативную реакцию матери, Келебриан в испуге закусила нижнюю губу, стараясь придать себе мужества. Она приготовилась защищать любимого до хрипоты.       — Аннатар? Но… как такое могло произойти? Разве ты не знаешь, что мы с твоим отцом, так же как и Гиль-Галад, не доверяем ему? Я уже не говорю о том, что он — майа, и рано или поздно должен будет вернуться обратно в Валинор.       — Но матушка! — Келебриан схватила мать за руки, умоляюще заглядывая в её глаза, и торопливо затараторила: — Он столько лет живёт в Эрегионе и за это время ничего плохого не случилось ни с королём, ни с его подданными! Он столько сделал для эльдар, многому научил кузнецов Гварт-и-Мирдайн! Келебримбор ценит его и верит в чистоту его помыслов…       — Келебриан! — голос матери прозвучал отчётливо и строго. — Ты не должна верить ему на слово. Такой хитрец, как этот майа, способен с лёгкостью обмануть тебя. Не знаю, чем именно ему удалось усыпить бдительность Келебримбора, но я по-прежнему не доверяю ему. Ты должна пообещать мне выбросить его из головы и никогда больше не встречаться и не говорить с ним. Ты слышишь меня? Никогда!       — Нет! — Келебриан внезапно отшатнулась в сторону, словно руки матери стали раскалёнными докрасна прутьями.       — Что значит «нет»? — поражённая Галадриэль решила, что ослышалась.       — Я… я не могу пообещать этого… а если и пообещаю, то не сдержу слова… — из прекрасных девичьих глаз заструились горькие слёзы, и Галадриэль с ужасом поняла, что опоздала со своими запретами.       Сердце Келебриан уже целиком и полностью оказалось во власти Аннатара, она верила ему безоговорочно. Кто знает, какими небылицами он задурил ей голову? Как далеко зашли их отношения? И самое главное — как она могла не замечать раньше, что её любимая дочь находится в такой опасности? Однако Владычица вовсе не собиралась отступать и отдавать единственную дочь во власть какого-то подозрительного майа, о котором толком никто ничего не знал.       — Милая… — прохладная рука Галадриэль нежно коснулась золотистых кос дочери. — Девочка моя родная… Я понимаю, что ты влюбилась, но послушай меня сейчас очень внимательно! Не позволяй любви одурманить твой разум. Я сама вначале поговорю с Аннатаром, обещаю тебе. Но знай: если я увижу в его душе тьму, то никогда и ни за что не позволю тебе остаться с ним. Моя дочь не станет добычей тёмного майа, пусть и бывшего. Ты поняла меня?