Венок из лесных колокольчиков

                    Майрон блаженно вытянулся на белоснежных шёлковых простынях, забросив одну руку себе под голову, а другой бережно обнимая любимую. Келебриан лежала у него на груди, дыша так же часто, её длинные волосы разметались по подушкам, подобно шёлковой мантии, а молочно-белая кожа мягко светилась в полумраке комнаты, где сам воздух, казалось, был пропитан запахом их страсти. Эллет всем телом прижалась к возлюбленному, наслаждаясь своим тайным счастьем пока есть время.       Вот уже несколько месяцев, как она переступила черту и отдалась Аннатару, и ни разу об этом не пожалела. Он оказался очень чутким и нежным любовником: медленно, терпеливо преодолевал приступы её девичьей стыдливости и неопытности, обучая науке любви и страсти. И постепенно Келебриан научилась наслаждаться его прикосновениями, не стыдясь тех ощущений, которые они вызывали в её неопытном теле. Теперь уже они оба наслаждались друг другом, обмениваясь жаркими поцелуями и ласками, перемежая их сбивчивыми признаниями в любви. Чего же ещё было желать принцессе? Она была на вершине блаженства, разве что мысли о том, что родители против её любви, омрачали безоблачное счастье.       Майрон с каждым днём ощущал, как тонет в своей страсти всё глубже и безнадёжнее. Келебриан стала его наваждением, величайшей слабостью и соблазном. Эти чувства настолько не соответствовали его прошлому образу жизни, принципам, привычкам, что иногда майа становилось тревожно. Он жаждал заполучить её всю, без остатка, но боялся, что её мягкость, нежность, невинность окончательно поглотят его натуру, и он превратится в слащавого эльфа, бренчащего на лютне под окном дамы сердца. А ведь он всю жизнь стремился совершенно к противоположному… По крайней мере с тех пор, как перешёл на сторону Мелькора. Так почему же он так долго тянет со своими планами? Ответ напрашивался сам собой: из-за Келебриан, чтобы не потерять её любовь.       Разве не власти над миром он жаждал? Пусть не над всей Ардой, но над Средиземьем! С каких пор любовь стала для него столь же важна, как власть и могущество? Раньше он мечтал лишь о том, что ему будут поклоняться все живые существа, населяющие эти земли, что одно его имя будет внушать всем благоговение и трепет. Он ведь не собирался уничтожать всех, живущих на этих землях, вовсе нет! Лишь тех упрямцев, что откажутся признать его Властелином, а остальные народы он облагодетельствовал бы своим мудрым правлением. Он достаточно умён для того, чтобы организовать всё так, чтобы народы Средиземья жили друг с другом в мире, согласии и достатке.       Всё это он бы им обеспечил, но взамен потребовал преданности и беспрекословного повиновения. И всё! Настал бы конец глупым стычкам между людьми, эльфы наконец перестали бы до хрипоты спорить, кто истинный наследник Сильмариллей и чей род главнее, а гномы продолжали спокойно добывать свои сокровища, не забывая платить дань своему Властелину. Да, в случае малейшего неповиновения он немедленно покарал бы виновных, но по-другому с народом нельзя: подданные, будь они эльфами, гномами или эдайн, хорошо понимают только язык кнута. Лишь с Келебриан он никогда не сможет обойтись жестоко, это Майрон осознал ясно. Именно это и заставляло его медлить, оттягивая неизбежное.       Стоило ей огорчиться или, не приведи Эру, расплакаться, как его сердце — каменное сердце Гортхаура Жестокого — рвалось на части. Знай эллет, какой властью над ним обладает, она была бы поражена, а будь расчётливее и хитрее, наверняка бы этим воспользовалась. Но Келебриан оказалась настолько чистым созданием, что, если что-то и выторговывала у него иногда своими дрожащими губами и печальными глазами, так это несколько лишних минут жарких объятий перед очередным расставанием. Она любила его искренне, без оглядки, верила каждому его слову и, соответственно, считала, что и он относится к ней так же. Что касается любви, в этом принцесса действительно могла не сомневаться — Майрон давно потерял голову и положил своё сердце к её прелестным ножкам, а вот что касается доверия…       Между ними до сих пор стояла тайна его имени, его прошлое — тёмное, жестокое, мрачное. Майа до сих пор боялся, что она возненавидит его, когда узнает, что полюбила самого Саурона, руки которого по локоть, если не выше, в крови её соплеменников, в число которых входят даже её родичи. Да и сейчас он в шаге от начала новой войны с эльдар. Майрон сразу почувствовал, что Келебримбор начал подозревать его в неискренности — прочитать мысли этого наивного глупца не составило труда. Он не сомневался, что король Эрегиона вскоре узнает его тайну, и это действительно вскоре произошло.       Узнав, что Келебримбор втайне от него выковал собственные кольца, Майрон сначала пришёл в ярость, а после, чуть успокоившись, решил, что это даже к лучшему.       Скрываться дальше смысла уже не имело. Что ж, коль скоро ученик оказался столь способным, что задумал превзойти учителя, Майрон решил, что явится к Келебримбору во всём величии, назовёт своё имя и предложит тому стать своим вассалом и обладателем одного из выкованных колец. При условии, что король добровольно отдаст все остальные кольца, включая те, что создал тайно. Шансы, что внук Феанаро примет это предложение, были ничтожно малы, и изначально Майрон не собирался этого делать, но его план по захвату власти в Средиземье претерпел некоторые изменения. Опять-таки, из-за Келебриан. Он не хотел, чтобы будущая жена обвиняла его в том, что он сначала не попытался договориться с её родичами миром.       В том, что Келебриан рано или поздно станет его королевой, Майрон не сомневался. Так или иначе, они будут вместе, ибо он никому не сможет отдать свою нежную принцессу. Он настолько сросся с её fea, что уже не мог существовать без неё. С помощью своих крылатых лазутчиков Майрон ни на миг не выпускал любимую из виду. В её верности он не сомневался и на миг, но вот интриг коварной Артанис всерьёз опасался. От этой ведьмы он мог ждать чего угодно, она вполне способна даже выдать дочь замуж насильно, лишь бы вырвать из его рук. Келеборн — тот и слова поперёк своей жёнушки не скажет, она давно отучила его думать своей головой, к тому же, у него тоже нет причин относиться к Майрону снисходительно. А что будет, когда они узнают, что под именем Аннатара скрывается сам Саурон! Хотел бы он посмотреть на их лица в этот момент.       А тут ещё этот назойливый оруженосец Эрейниона, вечно ошивающийся рядом с принцессой! Элронд… будь он трижды проклят! Майрон помнил, как этот эльф смотрел на Келебриан ещё на маскараде в Ост-ин-Эдиль, и с тех пор огонь его чистой эльфийской любви только разгорался с новой силой. А больше всего майа раздражало то, что Келебриан прониклась симпатией к этому несчастному влюблённому, который, между прочим, до сих пор не осмелился даже руку ей поцеловать, не говоря уже о чём-то большем. Элронд вызывал доверие у всех, кто с ним общался — своей искренностью, доброжелательностью и рассудительностью. Вот и Келебриан слишком уж быстро начала доверять ему, видя в нём друга.       Друга, как же! Майрон насквозь видел мысли этого недоделанного романтика, которых тот сам стыдился, краснея, как девица. Именно чистота любви Элронда, его готовность пожертвовать собой ради Келебриан, больше всего бесила Майрона. Он видел в этом эльфе потенциального соперника, хотя знал, что любимая ему верна.       — О чём ты думаешь? — спросила Келебриан, и Майрон, вздрогнув, тут же вернулся мыслями в реальность. — Мне кажется, тебя что-то беспокоит.       — Так и есть, — вздохнул майа. — Я хочу поговорить с тобой, и это будет непростой разговор. Никак не могу решить, с чего начать.       — Ты пришёл сказать, что нам нужно расстаться? — дрожащим голосом спросила эллет, с тревогой глядя в его глаза.       — Нет-нет, что за глупости! Как я могу расстаться с тобой, ведь ты — моя жизнь! — Майрон поспешно сжал её в объятиях, зарываясь носом в длинные белокурые волосы. — Напротив, я пришёл, чтобы сказать, что всё готово к нашей свадьбе.       — Правда? — голубые глаза Келебриан изумлённо распахнулись. Неужели она наконец дождалась своего счастья? Но… отчего же тогда голос Аннатара так печален?       — Да, любовь моя. Но вначале… прежде, чем дать мне окончательный ответ, ты должна кое-что узнать.       — Что же? — сразу насторожилась принцесса.       Вместо ответа Майрон мягко отстранил её от себя, коснулся алых губ лёгким поцелуем и поднялся с постели. Окинув серьёзным взглядом встревоженную, притихшую возлюбленную, он начал одеваться. Келебриан, затаив дыхание от нехорошего предчувствия, автоматически последовала его примеру. Видимо, разговор предстоял долгий, и лучше им продолжить его одетыми. Нельзя забывать, как сильно они рискуют, предаваясь любви в её покоях — прямо под носом у родителей. Хвала Эру, что вчера утром они срочно отбыли в Форлиндон! Но всё-таки влюблённых в любой момент могли застать слуги.       Закончив одеваться, Майрон присел в большое мягкое кресло у камина, усадив эллет к себе на колени. Обвив руками тоненькую девичью талию, он на мгновение крепче прижал её к себе, до сих пор борясь со страхом. Его взгляд уткнулся в низкий квадратный вырез её платья, где высоко вздымалась нежная грудь, выдавая волнение Келебриан. Желание снова вернуться в постель и этим отодвинуть время неприятного разговора на миг вспыхнуло в его сознании, и тут же погасло. Откладывать больше было нельзя, и он это отлично понимал. Келебримбор наверняка уже поднял тревогу и растрезвонил по всей округе о своём позоре.       — Ну же… Аннатар, не молчи, прошу тебя! — вдруг не выдержала принцесса. — Ты же видишь, как я встревожена! Говори же.       — Я должен многое поведать о себе, душа моя, — медленно, подбирая слова, начал майа. — Ты обо мне почти ничего не знаешь, и так дальше продолжаться не может. Каюсь, я многое недоговаривал, но по-другому было нельзя. Сегодня я открою тебе все свои тайны, но прежде ты должна мне кое-что пообещать.       — Что именно?       — Пообещай всегда помнить о том, что я безумно люблю тебя, что бы ты ни услышала сейчас. Обещаешь?       — Ты пугаешь меня! — пробормотала эллет, чувствуя, как её пробирает дрожь.       — Обещай! — упрямо стоял на своём Майрон.       — Хорошо… я обещаю… — шепнула она, от волнения вонзая себе ногти в ладони.       — Что ж… — он снова тяжело вздохнул, крепче прижимая её к себе. — Для начала… Аннатар — не моё настоящее имя. Его я взял себе, когда прибыл в Средиземье и поселился в Эрегионе.       — Но… разве это значит что-то плохое? — не поняла принцесса. — Мне, конечно, нелегко будет привыкнуть звать тебя по-другому, но я постараюсь. И как же тебя зовут на самом деле?       Едва майа успел открыть рот, чтобы ответить, как тяжёлая дубовая дверь в комнату Келебриан содрогнулась до основания от сильного удара. В коридоре послышались голоса и топот ног, удары в дверь повторились ещё несколько раз. Вскрикнув от испуга, принцесса соскочила с колен Майрона, и как раз вовремя — дверь с силой распахнулась, громко ударившись о стену. В комнату вихрем влетели бледные, словно покойники, Галадриэль и Келеборн в дорожных плащах, в сопровождении Элронда с мечом в руке и нескольких стражников. В мгновение ока Майрон был взят на прицел лучников, но его это нисколько не испугало, а скорее позабавило, в отличие от побелевшей от ужаса Келебриан.       Эллет испуганно застыла, оторопело глядя на родителей, но вместо того, чтобы броситься к ним, она отступила назад и встала перед возлюбленным, закрывая его от стрел своим хрупким телом, словно живым щитом.       — Отойди от него, Келебриан! Немедленно! — сурово велела Галадриэль, сверкая глазами от ярости.       Так она и знала, что этот мерзавец не преминет воспользоваться их отсутствием, чтоб наведаться к Келебриан. Смятая постель и припухшие от поцелуев губы дочери красноречиво давали понять, чем голубки здесь занимались совсем недавно. Галадриэль буквально затрясло от гнева: этот негодяй уничтожил репутацию её единственной дочери, опозорил весь их род! Но она лучше умрёт, чем позволит Саурону забрать Келебриан с собой. Её дочь никогда не станет наложницей Тёмного Властелина!       — Нет, матушка, — эллет упрямо покачала головой и крепче прижалась спиной к груди майа, который в ответ самым возмутительным образом положил руки на её талию, дерзко улыбаясь. — Сначала велите лучникам опустить оружие и покинуть мои покои. Поговорим, как полагается цивилизованным эльфам.       — Спрятался за женскую юбку? — презрительно бросил Элронд, чувствуя, как в груди всё сильнее клокочет ярость и вскипает непреодолимое желание перерезать горло этому самодовольному негодяю. — Хорош воин!       — Это вызов на поединок? Не боишься, герой? — сухо спросил Майрон, однако по его сузившимся глазам и раздувшимся ноздрям Элронд понял, что удар достиг цели. Майа попытался мягко отстранить принцессу, но та только крепче хваталась за него, цепляясь дрожащими руками за камзол.       — Келебриан, прекрати это сию минуту! — прогремел грозный голос Келеборна. — Перестань виснуть на нём! Не пристало приличной эллет вести себя подобным образом, да ещё при свидетелях!       — Я не позволю вам убить того, кого я люблю, ada! — упрямо возразила она, хоть и невольно сжалась при звуках разгневанного отцовского голоса. — Позвольте нам с Аннатаром всё объяснить вам, прошу! Мы любим друг друга, неужели это такое страшное преступление?       — Аннатаром?! — яростно сверкая глазами, переспросила Галадриэль. — Ты ничего о нём не знаешь, дочь моя! Он вовсе не тот, за кого себя выдаёт. Именно поэтому я не велю страже опустить оружие — он очень опасен. И прежде всего, для тебя, Келебриан!       — Нет, я не верю! Он любит меня!       — Я и не надеялась, что ты отважишься назвать себя моей дочери, — презрительно скривилась Галадриэль, прожигая майа уничтожающим взглядом. — Ты всегда был лживым до мозга костей… Майрон!       — Майрон? — недоумённо повторила Келебриан, оборачиваясь к возлюбленному. Это имя казалось ей смутно знакомым, но она никак не могла вспомнить, где прежде слышала его.       — Да, любовь моя. Таково моё настоящее имя, — он спокойно посмотрел ей прямо в глаза, хотя сердце готово было выпрыгнуть из груди от страха.       Отступать было некуда, сейчас Келебриан всё узнает. Он ведь и сам хотел ей признаться, но не таким образом — находясь под прицелом десятка лучников и испепеляющими взглядами её разъярённых родителей, которые уже сложили кусочки мозаики и разгадали его тайну, наверняка с подачи Келебримбора. Впрочем, теперь у него тем более нет выбора. Придётся рискнуть.       — Что же ты скромничаешь? Почему не говоришь, как тебя нарёк Феанор после того, как Моргот убил Финвэ и похитил Сильмарилли, а ты, словно ручной пёс, последовал за ним? Уж это-то имя моей дочери известно!       — Аннатар? О чём говорит матушка? — испуганно прошептала Келебриан.       Она чувствовала, что сейчас услышит что-то ужасное и инстинктивно сделала шаг назад, увеличив расстояние между ними. Келеборн немедленно этим воспользовался, схватив дочь за руку и оттаскивая подальше от Майрона.       — Не стреляйте, прошу вас! — испуганно закричала эллет, пытаясь вырваться из крепкого захвата отца. Она решила, что лучники тут же убьют Аннатара. — Дайте нам поговорить!       — С кем ты собралась говорить, глупая?! — взъярилась Галадриэль, встряхивая дочь за плечи. — Приди в себя! Он же обманывал тебя всё это время, неужели ты не видишь? Ты знаешь, кто стоит перед тобой? Думаешь, он — добрый и благородный Аннатар? Посланник Валар? Как бы не так! Перед тобой никто иной, как Саурон! Подлый, трусливый и лживый прислужник Моргота, его правая рука!       — Мелькора! — спокойно поправил Майрон. — Я не признаю тех прозвищ, что дали мне и моему хозяину Феанор и его семейка. Я — Майрон, был им всегда, им и останусь, как и мой господин остаётся Мелькором.       — Место твоей поганой fea — рядом с твоим хозяином, за пределами Арды, — презрительно фыркнула Галадриэль. — И мы обязательно тебя туда отправим!       — Уж не думаешь ли ты, Артанис, что у вас выйдет то, чего не смогли сделать Великие Валар? — надменно рассмеялся майа, складывая руки на груди, но внезапно осёкся, натолкнувшись на шокированный взгляд Келебриан. Этот взгляд стал воплощением наяву всех его кошмаров, прошибая насквозь, словно копьё Тулкаса.       Её большие голубые глаза в ужасе распахнулись, в них застыли недоверие и шок. Словно два чистейших озера, они медленно наполнялись слезами, которые вот-вот готовы были пролиться по нежным щекам, которые он совсем недавно целовал. Она кусала губы и качала головой, словно отказываясь верить в суровую правду.       — Саурон? — прошептала она. — Нет… не может быть! Ты не мог…       — Келебриан… — он протянул к ней руки, сделав шаг вперёд, но эллет не двинулась с места, не сделала и крохотного шага навстречу. Зато лучники в ответ на его движение тут же подались вперёд и снова натянули тетивы своих луков до отказа.       — Любовь моя, послушай! — тихо заговорил он, не сводя глаз с её испуганного, залитого слезами лица. — Всё это правда, я действительно тот, кого вы называете Сауроном, но это не значит, что я лгал тебе и во всём остальном. Помнишь своё обещание? Ты обещала не забывать о том, что я люблю тебя.       — Тебе неведомо, что такое любовь, подлый предатель! — снова вмешалась Галадриэль. — Ты хотел лишь одного — задурить голову нашей дочери, а затем обесчестить её. Мы сломали твои планы, хвала Эру, теперь она тебе не достанется. Убирайся отсюда немедленно, пока я не отдала лучникам приказ пристрелить тебя, как шелудивого пса!       — Келебриан! — снова воззвал Майрон, не обращая внимания на угрозы и сжимающееся вокруг него кольцо стражи. — Я люблю тебя. Да, я — Майрон, а не Аннатар, но моей любви это не изменило. Я всё тот же, поверь!       — У тебя больше нет власти над ней, Саурон! — Келеборн крепко прижал к себе плачущую дочь. — Она узрела твоё истинное лицо. Уходи, пока мы милостиво даём тебе такую возможность, и благодари судьбу, что мы не хотим убивать тебя на глазах дочери.       — Ты думаешь, меня удастся так легко убить, король Харлиндона? — рассвирепел Майрон, теряя терпение. — Ты вознамерился убить майа? Не забывай, кто стоит перед тобой! Я могу легко убить вас всех, даже не вынимая из ножен своего меча!       — Нет! — выкрикнула Келебриан, теперь защищая своим телом отца, как совсем недавно защищала вероломного возлюбленного. — Не делай этого! Я никогда не смогу тебе этого простить!       — Идём со мной, Келебриан! — он протянул ей руку. — Мы по-прежнему можем быть вместе. Ты станешь моей женой, моей королевой. Мы будем счастливы.       — Никогда! — в один голос выкрикнули Галадриэль, Келеборн и Элронд.       — А вас никто не спрашивал! — яростно огрызнулся Майрон, окинув эльфов свирепым взглядом, а затем снова поворачиваясь к возлюбленной. — Решай же, любимая. Я готов сдержать слово, данное тебе. Теперь тебе всё обо мне известно. Да, я не тот, за кого себя выдавал, но я действительно люблю тебя. Готова ли ты стать моей женой?       — А на что ты готов ради неё? — вдруг вмешался Элронд, чувствуя, что не может больше молчать. — Если твоя любовь так велика, откажись от Кольца, от власти над Средиземьем. Откажись от Тьмы, чтобы быть с той, кого любишь!       Наступила гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым, сбивчивым дыханием присутствующих. Майрон бросил в сторону Элронда злобный взгляд. О, почему он раньше не подослал к этому «благородному рыцарю» и защитнику Келебриан какую-нибудь ядовитую тварь, чтобы навеки угомонить его горячее сердце?       Кажется, все затаили дыхание, ожидая его реакции. Взгляд майа быстро пробежал по лицам Галадриэль и Келеборна, с ненавистью глядящими на него и остановился на Келебриан. Она смотрела на него с надеждой и любовью, смешанной со страхом и недоверием. В словах Элронда она нашла спасительный выход и теперь ждала от любимого решительного шага. Она ждала, что ради неё он откажется от всех своих планов, от всего, чем жил и дышал не одну тысячу лет… Но он знал, что не сможет. И не захочет, так же, как не хочет потерять и её. Он хочет всё и сразу, он всегда был таким. Но как сказать ей об этом, как объяснить?       Он хотел, чтобы любимая была рядом с ним, в его мире, приняла его правила, образ жизни и мыслей, всё поняла и простила, но в голубых глазах Келебриан он вдруг ясно увидел, что и она тоже не сможет. И не потому, что не захочет. Просто не сможет — это выше её сил. Слишком она чистая, светлая, невинная для того, чтобы стать королевой Мордора.       И почему он не понял этого раньше? Неужели любовь настолько ослепила его? Как он мог так бездумно попасться в ловушку нежных чувств? Почему поверил в собственные фантазии? Ей куда больше подходит этот честный и до тошноты правильный эльф, чем он, Майрон. Почему же пробуждение от грёз стало таким болезненным, словно в спину нанесли предательский удар кинжалом?       Не раз и не два знавал Майрон, что значит быть раненым в бою, он познал и боль от рваных ран, и металлический вкус крови во рту, и изнуряющую лихорадку, но боль, что только что пронзила его с головы до ног… Она была несравнима ни с чем. Вместо сердца зияла открытая рана, а ошмётки души догорали и тлели где-то под ногами. Случилось именно то, чего он так боялся, о чём предпочитал не думать, чего надеялся избежать: Келебриан не захочет остаться с ним, она не поймёт и не простит его лжи…       Майрону хотелось завыть от бессилия, даже тело напряглось и подобралось, готовое в любой момент принять обличие зверя, но он сдержал свой порыв, чтобы не напугать любимую до смерти. Ярость, гнев, разочарование, унижение, боль — всё смешалось внутри и огненным шаром прокатилось по внутренностям. О, как он ненавидел в этот миг свою судьбу и треклятого всеблагого Эру, чтоб ему пусто было! Зачем Творец позволил ему познать любовь, вкусить все радости обладания душой и телом любимой женщины, а теперь отнимает её — ту, в ком Майрон видит весь смысл своего дальнейшего существования? Зачем так жестоко? Или это плата за всю эльфийскую кровь, что он пролил? Или испытание, как у Мелькора? Только Мелькора Эру испытывал жаждой власти и могуществом, а Майрона решил испытать запретной любовью. Уж лучше бы он сам когда-то вышел из подземелий Ангбанда и сдался Эонвэ, лучше сгнить в подвалах Мандоса, чем испытывать то, что он чувствует сейчас!       Внезапно злость на самого себя возродила в майа упрямое желание сопротивляться судьбе, которое не раз спасало его шкуру в прошлом. Что это он вдруг раскис? Неужели какому-то паршивому эльфу удалось положить его на лопатки одним махом? Нет, не бывать такому! Он — Майрон, великий и могучий Тёмный майа, в конце концов, он — тот, кого они зовут Сауроном! Не дождутся они все, он так легко не сдастся! Так или иначе — он своего добьётся и никому не отдаст Келебриан.       — Что ж ты молчишь, Майрон? — губы Артанис растянулись в гаденькой, самодовольной улыбке. — Не ожидал подобного предложения? Раз уж ты действительно влюблён, раз Эру одарил тебя такой милостью, позволив испытать это благое чувство, так докажи нам серьёзность своих намерений. Неужели ты думаешь, что мы отдадим тебе нашу дочь, учитывая, сколько на тебе крови? Нет уж! Раз ты хочешь взять в жёны Келебриан, то вот тебе наши условия: для начала ты уничтожишь все кольца власти, включая своё, что выковал втайне, затем явишься на суд Валар и покаешься во всех своих преступлениях, а уж после их приговора, если они даруют тебе своё прощение, ещё раз поговорим о свадьбе.       — И кто из нас лжив до мозга костей? — Майрон снова надменно усмехнулся, стараясь не встречаться глазами с Келебриан. — Ты никогда не отдашь мне дочь добровольно, Артанис, я вижу тебя насквозь. Я уже предупреждал: тебе не удастся обмануть меня, я слишком сильный противник. Хочешь заманить меня в ловушку и сдать Валар, как военный трофей, заслужив тем самым себе индульгенцию? Ничего у тебя не выйдет, Артанис. Я не идиот, чтобы добровольно сложить голову на плаху. Что касается Келебриан… — он всё-таки не выдержал и взглянул на неё, снова ощутив боль в кровоточащем сердце. — Я не отступлюсь просто так, и не надейтесь. Ей нужно немного успокоиться, прийти в себя и всё переосмыслить. А мне торопиться некуда, я подожду.       — Это ты не надейся, что мы подпустим тебя к ней ещё хоть раз! — отрезал Келеборн. — Если понадобится, я обращусь за помощью к самому Владыке Ветров. Он защитит нас!       — Уже боюсь! — Майрон презрительно усмехнулся, снисходительно стрельнув взглядом во взволнованного отца Келебриан. — Нашли, чем напугать! Ваш всесильный Сулимо уже тысячу лет ищет меня по всему Средиземью, отправляя своих шпионов во все концы, а я до сих пор на свободе. Справиться со мной Валар могли бы все вместе, объединив свои усилия с вами, да вот пророчество Мандоса им не позволяет. Они не станут помогать убийцам и преступникам, обагрившим руки кровью соплеменников. Они бросили вас на произвол судьбы, именно поэтому народам Средиземья лучше будет, если я стану Властелином этих земель.       — Размечтался! — злорадно фыркнула Галадриэль. — Не будет этого никогда!       — А вот это мы увидим! — не остался в долгу Майрон и снова повернулся к принцессе, опасливо прижавшейся к отцу.       — Любимая… — его голос тут же изменился, снова становясь нежным и печальным. — Я вернусь за тобой, обещаю. Подумай хорошо, прежде чем принять решение. Я предлагаю тебе корону Средиземья и моё сердце и скоро явлюсь за ответом.       Развернувшись в сторону окна, майа в мгновение ока обратился большим чёрным вороном и вспорхнул на каменный подоконник. И тут у одного из лучников не выдержали нервы: выпущенная из лука стрела пропела в воздухе и угодила ворону в левое крыло. Это не помешало майа вылететь в окно, обломав стрелу об оконную решётку, но на подоконнике всё же осталась маленькая капелька крови, свидетельствуя о том, что и могущественный Саурон может быть ранен.       Едва стрела попала в ворона, Келебриан громко вскрикнула и бросилась к окну, вырвавшись из рук отца. На миг ей показалось, что он убит, и этот страх заставил её забыть о его вероломстве. Кем бы он ни оказался, она не желала Майрону смерти. Дрожащей ладонью она провела по подоконнику, стирая горячую алую каплю, и вдруг горько разрыдалась, закрыв лицо руками.       — Опустить оружие! — велел Келеборн, жестом отпуская лучников. Дальнейший разговор — дело сугубо семейное, разве что от Элронда не было смысла что-то скрывать. Стража, разумеется, тоже будет молчать, верная присяге и своему королю.       — Девочка моя… — Галадриэль бросилась было к дочери, но на полпути её вдруг остановил истеричный выкрик:       — Нет! Оставьте меня в покое! Все! Уходите!       Смущённые, расстроенные родители неловко попятились к двери, не зная, как вести себя с ней. Прежде они не наблюдали у любимой дочери подобных истерик. Но и подобная беда прежде никогда не переступала их порога. На помощь снова пришёл Элронд.       — Позвольте мне поговорить с принцессой наедине, милорд, — обратился он к Келеборну.       Келебриан тем временем без сил повалилась в кресло, в котором совсем недавно сидела на коленях любимого. Она горько плакала, оплакивая своё разбитое сердце, разрываясь между своей любовью и жестокой правдой, которая потрясла её до глубины души. Нет, её никак нельзя сейчас оставлять одну! Келеборн и Галадриэль неуверенно переглянулись, но им пришлось пойти на нарушение приличий в экстренной ситуации.       — Останься, Элронд, — тихо сказала Владычица. — Постарайся помочь ей, вся надежда только на тебя. Охрана за дверью… хотя я не думаю, что он осмелится вернуться.       — Он вернётся, — мрачно отозвался Элронд, не сводя глаз с плачущей эллет. — Не сегодня, это точно, но обязательно вернётся, так просто он не отступит. Но я буду готов, обещаю.       Дверь за Владыками тихо затворилась, и Элронд подошёл к принцессе, опускаясь на колени перед креслом, в котором она сидела. Отняв руки от мокрого лица, она взглянула на него свозь пелену слёз и жалобно прошептала:       — За что, Элронд? За что он так со мной? Я так люблю его, я так ему доверяла! А он…       — Увы, я не знаю ответа на этот вопрос, Келебриан… — вздохнул он. — Но я здесь, чтобы помочь, чем смогу. Мне ты можешь рассказать всё, что посчитаешь нужным. Хочешь — плачь, хочешь — просто молчи, но я буду рядом с тобой, пока тебе не станет лучше. Располагай мной, как пожелаешь, — он протянул ей руку, предлагая опереться на него.       Несколько мгновений эллет просто смотрела в его честные серые глаза, а затем вдруг снова разрыдалась, припадая к его крепкому плечу. Через минуту она уже плакала в его дружеских, почти братских объятиях, чувствуя хоть и маленькое, но всё же облегчение.