***
— Сестрица, — Кевин редко называет Алексис сестрой, только в особых случаях. — В Джуллиарде есть летняя приёмная комиссия, может вы с Эмбер попробуете? — он откидывает номер прессы в сторону и натянуто улыбается. Я стою с округленными от шока глазами, а об мою ногу трётся кот подруги. — Не смотри так на меня, приём заканчивается через пять дней, уж какие-то десять тысяч я вам одолжу, — я срываюсь с места и бросаюсь к нему на шею с визгом. В гостиной появляется подруга и тоже повисает у Кева на шее. Черт, я возвращаюсь в Йорк. Мы сразу начали собирать чемоданы, которых у нас собственно не было — две сумки на двоих. Дальше всё было как в тумане. В основном меня трясло от того, что я возвращаюсь в город, где чувствовала себя лучше всего. У меня в голове будто всё отключилось, будто инстинкт самосохранения вышел покурить и оставил меня одну. На самолёт мы сели вечером. Мне удалось уговорить Кевина, чтобы съемки его клипа перенесли, и чтобы нас посадили в эконом-класс, так как Эмбер дикая и может не правильно выражаться. Ночь прошла чудесно. Подруга быстро отключилась, а я долго наблюдала за огнями внизу. В животе завязывался тугой узел, когда в голову лезли воспоминания. Эмбер проснулась как раз тогда, когда мы приземлялись. Она начала ныть, что мужчина рядом с ней неприятно пах, и что она чуть не задохнулась. Я только улыбнулась на это. Не смотря на шестичасовой перелет, мы были полны сил, что не скажешь о Кевине. — Мне нужно отдохнуть, — потягиваясь, проговорил он. — Если вы не против, то в ближайшие пять часов не находитесь в моей квартире, я люблю одиночество, — он подмигивает брюнетке, от чего та расплывается в улыбке. Не знаю, понял ли по моему лицу Кевин, что я недовольна расположением его квартиры, ибо она находилась недалеко от главного филлиала Старк Индастриз. Я могу по привычке ненароком забрести туда, и тогда моей конспирации придёт конец. Закинув сумки домой Кевину и пожелав ему удачно выспаться, мы с Эмбер пошли гулять по Йорку. Нью-Йорк — был городом мечты для Эмбер. Не только потому что там находился Джулиард, а ещё и потому что город был живым. Сиэтл этим не хвастался, даже наоборот, он погряз в фальши и похоти. Да, родной город не был святым, но по крайней мере мне было уютно в нём. Даже спустя шесть лет, я знала его тёмные закоулки, классные места и неизменных уличных музыкантов. Мы двигались по Манхэттену обсуждая его красоту. — Ты помнишь его таким? — брюнетка проводит пальцами по красивой ограде уличного кафе. Её летнее цветастое желтое платье сидит на ней так легко, что кажется будто Эмбер не двадцать два, а шестнадцать. — Хочешь узнать каким я его помню? — её лицо озаряет улыбка и она кивает, я улыбаюсь в ответ и устремляюсь вперед. Я двигалась к своему любимому месту в этом городе. Эту маленькую площадь никогда не трогали застройщики — считали её проклятой. Местные же считали это место здешней достопримечательностью. Здесь всегда играла живая музыка, а люди улыбались. Даже сейчас тут были люди, не смотря на будний день. Я подошла к одному из музыкантов и попросила сыграть мелодию моей любимой группы (Twenty one pilots — Hometown). Я очень творческая натура, поэтому сразу пустилась в пляс вместе с Эмбер. Когда-то мы под эту песню даже ставили танец. Мы подпевали знакомые строки и смеялись. Такого никогда не было в Сиэтле. Хоть у меня нет идеального тела, мне нравилось как я выгляжу. Даже в джинсовых шортах и укороченной футболке, для себя я выглядела нормально, а мнение других я не учитывала. На очередном повороте меня так сильно закружило, что мне пришлось приостановиться и отдышаться. Подняв глаза в толпе я увидела знакомое лицо и дышать стало тяжело. Улица стала однородной массой, а музыка в ушах начала давить на мозг. Дышать становилось всё тяжелее и я вот-вот погружусь в то состояние, из которого выходила семь месяцев, когда ушла из настоящей жизни. Для меня веселье закончилось, и осталось только затишье перед бурей. Диафрагма сжалась ещё сильнее, когда я попыталась привести себя в порядок. Я как та наркоманка, пялилась в однородную массу, а мои глаза отражали только ужас и боль. Эмбер трясет меня за плечо. Улыбается и вновь думает, что я притворяюсь. Обычно в таких случаях я нахожусь одна или с кем-то кроме Эмбер. Подруга бы уже давно отправила меня на обследование, потратила бы все деньги на меня, лишь бы знать, что со мной всё хорошо. — Ли, пожалуйста, — шесть лет меня так никто не называл. Только три человека могли позволить себе так назвать меня, это щелкает у меня в голове и я перевожу взгляд на подругу. — Господи, я так рада что ты в норме, — она улыбается и обнимает меня. Музыка продолжает играть, и будто ничего не случилось, вот только в груди что-то жмет, от чего хочется завыть. — Я посижу, развлекайся, — натянуто улыбаюсь и иду к пустой лавочке. Эмбер понимает, что без меня скучно и садиться около меня. Она не задаёт вопросов, кладёт голову мне на плечо и по детски улыбается.***
Единственное место в городе, которое может меня успокоить — это музыкальная площадь. Она тоже связано с Алексис, но там я чувствую себя умиротворенно. Я считаю, что ехать на машине и светиться там, чтобы девушки падали около моих ног — глупо. Когда я повседневно одет, меня никто не узнает, кому я вообще понравлюсь не в костюме? Тут всегда много людей. Проходя мимо сновавших людей, я заметил двух девушек. Таких редко встретишь в Нью-Йорке, уж больно все мрачные. Но эти две отличались. Улыбались, танцевали, подпевали группе уличных музыкантов. Любой бы подумал, что они пьяны, но исходящая от них энергетика вовсе не такая. В какой-то момент, девушка со светлыми волосами обернулась, и я, клянусь, готов был упасть на колени. Она была точной копией Алексис, с такими же счастливыми глазами, улыбкой, румянцем на щеках. Но она быстро переменилась, счастье с лица пропало, а взгляд помутнел. Так же, как однажды у Старк, у неё тряслись руки. Мне кажется я окончательно сошел с ума. Отхожу на достаточное расстояние, и наблюдаю за действиями второй девушки. Когда они сели, я в профиль увидел то, как девушка с блондинистыми волосами нервно моргала, будто пытаясь отогнать воспоминания и мысли. Точно говорил Старк — нужно прекращать перебирать девушками и наконец жениться. Я сидел неподалёку, иногда косясь на девушек. Они сидели молча, пока блондинка не начала разговор. Я не слышал о чем они говорили, но даже повадки у девушки были такие же как у Алексис. — Джуллиард завтра в десять будет наблюдать за нами, — говорит Алексис и Эмбер выравнивает спину. — Мало того что мы отвалим двадцать кусков, так они ещё будут нас критиковать. — Да ну, — брюнетка бьет подругу в плече. — Не везёт в любви, повезёт в карьере, — блондинка хмурится и улыбается. — Как думаешь, Кевину можно позвонить с просьбой забрать нас? — А как же все прелести бедной жизни? Метро, детка, метро, — Алексис встает с лавки, отбрасывая волосы назад. Подруга закатывает глаза и идёт вслед за подругой. Глаза Эмбер встречаются с глазами Паркера и она нервно сглатывает, догоняя подругу. Она уже готова открыть рот в рассказе, но Лексис не даёт ей этого сделать. — Я видела, — опережает мысли. — Завтра отбор в Джуллиард, после завтра съёмки у Кева, а потом мы мирно поменяем место жительства к примеру на Южную сторону Нью-Йорка. — Чтобы не Бруклин, не Манхеттен и не Куинс — поняла, — брюнетка чешет бровь и потягивается. — Надеюсь у Кевина есть, что покушать. Не знаю от чего, но в метро у меня начала ужасно болеть голова. Вроде бы для людей это нормально, но я чувствовала некий дискомфорт. Будто на моей шее кто-то сидел и тисками сдавливал мне виски. Я умело не показывала боли, но мои глаза намеренно закатывались. Я считала минуты до прибытия в квартиру Кевина. Завалится спать, без всяких репетиций. Я знала, что смогу станцевать и импровизируя, чего не скажешь об Эмбер. Подруга лучше всех была осведомлена, что когда я не в духе — меня лучше не трогать. По приезду Кевин хотел что-то спросить, но Эмбер остановила его на полуслове. Я удалилась в гостевую комнату, пропуская мимо ушей слова подруги. — Она видела Питера, — одной фразы было достаточно, чтобы Кевин тяжело вздохнул и достал из шкафчика виски. Последний раз меня так ломило в старшей школе, когда я подсела на наркотики. Ладно бы, я лежала и просто плакала, но нет, я моя голова и грудная часть выворачивала меня на изнанку. Автор Руки Алексис были крепко сжаты на голове, а по щекам текли слёзы. Как ни странно, у Кевина в гостевой комнате стояла видео-камера, зачем — не известно. У неё нет человека, который подойдёт, поднимет её взгляд на себя и скажет: «Всё нормально». Есть только Эмбер, которая скажет: «Не истери, и прекрати притворяться». Перед глазами, как в телевизоре идёт строчка о том, что она зря исчезала, что не посмотрела все исходы. Девушка скатывается на пол и искажается в гримасе ужаса и боли. Она застывает в беззвучном крике, у неё не хватает сил. Будто по щелчку головная боль проходит, но морально она сломлена. Алексис подтягивает колени к груди и ставит на них подбородок. Её глаза находят отражение в зеркале. Ей противно. Противно смотреть на саму себя, на ту, в кого она превратилась. Помните тот день, когда Алексис схватила передозировку? Так вот, сейчас она примерно также сидела абсолютно здоровая. На утро, Кевин зашел к ней в комнату, чтобы сказать о том, что отвезёт подруг в Джуллиард на приём. Как только парень зашел в комнату, он сразу почувствовал на себе взгляд двадцати двух летней подруги. Зелёные глаза были наполнены болью, от чего она смотрела на него так, будто она потеряла родственную душу. Кому как не Кевину об этом знать. Когда распространился слух о том, что дочь Старка погибла, Кевин впал в глубокую депрессию. Он постоянно пересматривал видео с ней, фото, вспоминал её улыбку, то, как она поддерживала его в трудную для него минуту. Алексис переживала с Романовски всю его жизнь, они были родственными душами. Если ссорились, то уж точно Алексис первая не подойдёт мириться, поэтому Кевин, накупив любимых чипсов и сладостей шел к ней и просил прощения. А потом, следующие шесть лет, Кевин скитался. И так уж вышло, что Питер испытывал то же самое. Их сплотило общее горе, и они стали друзьями. — Я хотел сказать, — начал Кевин, но Алексис рукой прервала его. — Я знаю, ждите меня в машине через семь минут, — проговорила она и парень покинул комнату, пожав плечами. Алексис вовсе не хочется никуда идти, но при этом она встает и идёт в ванную. По привычке делает водные процедуры, пытаясь не смотреть в зеркало. Быстро находит мамино белое платье, в котором когда-то танцевала в зале Старка, надевает его на себя. Берет телефон и выходит из квартиры. Для неё это обыденно, она даже не заостряет внимание на таких мелочах по типу: поправить постель, посмотреться в зеркало, накраситься, поправить грудь в бюстгальтере. Алексис перестала делать это пять лет назад. Сев в машину, она натянуто улыбнулась, надевая маску жизнерадостной девушки. Именно такой должна быть танцовщица. Но увы, Алексис не попадает под этот критерий. — Ну, удачи нам, — говорит Эмбер поправляя юбку и удаляясь в приёмный зал. Дверь закрывается, а Алексис прикладывает голову к бетонной стене. Разве не об этом она мечтала последние пять лет? Не здесь она хотела оказаться всё это время? Это её мечта, которая вот-вот исполнится. Как только выйдет Эмбер, последует Роджерс, и тогда всё будет прекрасно. А если получится пройти по конкурсу, то вообще замечательно. В зале музыка затихает, слышаться шаги, а следом в коридоре появляется запыханная брюнетка. Она сжимает кулаки в знак поддержки и впускает подругу. Джуллиард славится своим расписным потолком, который нарисовал Микеланджело когда-то давно. Только шагнув на сцену, девушка сразу поднимает глаза на стелу. Маленькие дети в виде ангелов, небо и небесные божества — выглядит завораживающе. Тянув носок и выпрямив спину, Алексис прошла в центр зала. — Представьтесь, — проговорил мужчина в очках. Он сидел по средине, скорее всего был главным в комиссии. — Клэр Роджерс, — конечно она не назовет своё настоящее имя. В документах (поддельных) её зовут Кларисса. Девушка замечает, что в зрительном зале сидят несколько человек, она выдыхает. — Я так понимаю, вы тоже танцуете? — улыбнулась пожилая женщина с краю. Она чем-то понравилась Алексис. Черты лица ровные, улыбка искренняя, добрые глаза. Роджерс кивнула. — Чудесно, а то в этом и в прошлом году направление хореографии пустовало. Приступайте. Алексис набрала в грудь воздуха и уселась в центре сцены. Когда музыка заиграла, в крови девушки кровь начала пульсировать с невероятной скоростью. Она как всегда танцевала контемп, и как всегда под слишком грустную музыку.I can feel your heart hanging in the air Я чувствую твоё сердце, витающее в воздухе, I'm counting every step as you climb the stairs Я считаю каждый шаг, когда ты поднимаешься по лестнице. It's buried in your bones, I see it in your closed eyes Это кроется у тебя в крови, я вижу это в твоих закрытых глазах. Turning in, this is harder than we know Возвращение — это тяжелее, чем мы привыкли считать. We hold it in the most when we're wearing thin Мы держимся изо всех сил, когда они уже на исходе.
Она делает первый прыжок и становится легче. Танцы всегда действуют успокаивающе. Несколько шагов — переворот. Белокурые волосы спадают на глаза, девушка кружится, чтобы убрать их.Coming like a hurricane, Ты налетаешь, как ураган, I take it in real slow Я делаю всё очень медленно. The world is spinning like a weathervane Мир крутится, точно флюгер, Fragile and composed Хрупкий и сложный. I am breaking down again Я снова сломлена, I am aching now to let you in Я жажду впустить тебя.
На припеве она делает череду оборотов, после чего хватается за висевший на сцене холст. Ткань начинает красиво развиваться, а Алексис, обернув два конца вокруг ног, разъехалась в шпагате. Она краем глаза замечает, что судьи что-то записывают, в особенности молодая девушка такого же возраста как и Роджерс.Seven times it came when you are not awake Семь раз это случалось, когда ты без сознания, Seven times the flame, too much to take Семь раз — пламя, слишком сильное, чтобы его принять. The sky burns red against your skin Небо горит красным пламенем, направленным против тебя. The world we know turns in the wind Мир, который мы знаем, крутится на ветру.
Девушка в который раз разматывает холст и спрыгивает на сцену, где повторяет несколько движений из любимого мюзикла. В какой-то момент, глаза теряют точку фокусировки и ноги перецепаються сами через себя, но это как раз к стати. Именно в этот момент бьёт барабан и начинается куплет. It's all we know, all we know, the hurricane Всё, что мы знаем, всё, что мы знаем, — ураган. Falling slow, falling slow in the pouring rain Мы медленно падаем, медленно падаем под дождём. It's all we know, all we know, the hurricane Всё, что мы знаем, всё, что мы знаем, — ураган. Falling slow, falling slow in the pouring rain Мы медленно падаем, медленно падаем под дождём. Watch it go, watch it go, we stay the same Смотри, как он уходит, смотри, как он уходит, а мы остаёмся такими же. And I don't know, I don't know how it can change Я не знаю, я не знаю, как это изменить. Watch it go, watch it go, we stay the same Смотри, как он уходит, смотри, как он уходит, а мы остаёмся такими же. And I don't know, I don't know how it can change Я не знаю, я не знаю, как это изменить. And I don't know, I don't know how it can change Я не знаю, я не знаю, как это изменить. It's all we know, all we know, the hurricane Всё, что мы знаем, всё, что мы знаем, — ураган Алексис делает трюки, мечется по сцене и передаёт чувства, как только умела. Музыка затихает и девушка опускается на пол, тяжело дыша. После встаёт и выходит на центр к судьям. Они молчат. — Скажи, — именно та девушка, которая что-то записывала обращается к Алексис. — В анкете указано, что ты нигде не занималась профисионально танцами. У меня назревает вопрос, каким образом ты выполнила на столько сложный трюк на холсте? — Ну для начала, я хочу чтобы вы так же как и все обращались ко мне на «Вы», — проговаривает Алексис и из зала слышен смех. — А что, я не могу быть самоучкой? Я люблю контемп и отдавала ему большую часть своего времени и, — она не договорила. — ВЫ врёте, — прошипела ровесница, делая акцент на первом слове. — Таких самоучек не бывает, а если и бывают, то все уже перевелись, подохли то есть, — Алексис буравила взглядом эту шатенистую голову и хотела плюнуть ей в лицо. — А мне кажется вы перегибаете палку, — вновь открыла рот девушка, но на неё полетела тирада от члена комиссии. Дослушав до конца, Алексис не сдалась. — А может вы просто завидуете? Может просто не сможете повторить и единственного движения? — В документе указано, что вы сирота, вы дополнении написано, что они погибли в автокатастрофе, — Алексис нервно зглотнула, а на лице девушки появилась слащавая ухмылка. — Вы сирота, а таких не ценят, готова поспорить, года через два ты сопьёшься и отправишься в могилу к своим родителям и, — теперь уже перебила её Роджерс. — Пошла на хер, ты и твой Джуллиард, — разворачиваясь она добавила: — Я лучше на трассу пойду, чем терпеть такую преподшу как ты. Дверь хлопнула, а шатенка продолжала улыбаться. В зрительном зале тоже хлопнула дверь, видимо кто-то покинул своё место. Девушка обернулась и, видимо, не нашла кого искала. Улыбка быстро сошла с лица и она закусила губу. Алексис сидела в раздевалке и перебинтовывала потянутую ногу. Ей было всё равно на то, что она уже точно не пройдет на курс, а уж тем более эту сука постарается, чтобы Роджерс не приняли никуда кроме панели. — Ну как всё прошло? — в раздевалку заходит Эмбер с улыбкой. — Я прошла, сказали только письмо завтра подождать, а ты? — Нормально, ничего не сказали, — соврала Алексис и поднялась с лавки. Она опять фальшиво улыбнулась и вышла в коридор, где ждал её Кевин с цветами. Красные он вручил Эмбер, а жёлтые — Алексис. Блондинка поняла этот жест и кивнула в знак благодарности. Выйдя из института, Кевин обернулся. На глаза попался его лучший друг, который махнул ему в знак приветствия и указал на телефон. Романовски тут же взглянул на телефон: «Рад что ты в Йорке». Парень нервно сглотнул и открыл дверь в машину, чтобы девушки удобно уселись. Он предложил заехать в ресторан, но Алексис попутно отказалась, говоря что ей охота побыть одной. Кевин дал ей запасные ключи и они с Эмбер уехали праздновать. Алексис направилась к центральному парку, где когда-то испробовала костюм и гуляла с Питером. Девушка вылезла на невысокое каменное ограждение и всунула руки в карманы платья. Она не сильно любила носить такие вещи, но именно в мамином платье ощущалось тепло. Алексис любовалась красотой набережной, пока её не окликнул голос. Она повернулась на звук и увидела Пеппер с, указывающей на Алексис ладошкой, Морган. — Я знала, что ты жива, — раздаётся голос рыжей, которая тут же бросается на приёмную дочь с объятиями. Твою ж мать, я же хотела не светится.