Дикий волчонок

Очнулся Джон не скоро. Сначала его привлёк непонятный шум, он поморщился от боли и простонал: — Дииин, — но ответа не было. Вокруг вообще было неестественно тихо и только ливень барабанил по крыше. Во рту стоял горький комок тошноты, будто бы накануне он много пил, а в ушах набатом звучали слова напутствия. «Не лезь, человече, не в своё дело. Сын твой в безопасности, ибо нельзя отдать душу, которая не принадлежит тебе». — Дин, — ещё раз позвал Джон и, не получив ответа, попытался встать. Удалось не сразу. С трудом поднявшись на четвереньки и разгоняя круги перед глазами, он начал осматриваться. Сейчас Джон Винчестер находился в аккуратной спальне, рядом с двухспальной, так и не расстеленной кроватью. Окно было наглухо занавешено и было невозможно понять, что сейчас на дворе, день или ночь. Дверь в уборную была распахнута и горел свет. С трудом поднявшись на ноги, пошатываясь и хватаясь за больную голову, он прошёл туда и с удивлением уставился в зеркало. На него смотрел он сам, только на тринадцать лет моложе. В волосах почти не было седины, но вот давно не бритая щетина на лице выглядела неряшливо. Больше всего удивляла одежда, он был в форме шерифа и жетон на груди уверял, что Джон Винчестер — сотрудник полиции. Сколько раз он подделывал жетоны и документы, он не мог вспомнить, зато сейчас мог сказать — жетон настоящий, а вот форма выглядела неаккуратно, вся мятая, в пыли, скорее всего от того, что спал в ней прямо на полу. — Дела, — он провёл ладонью по лицу и схватился за виски. Воспоминания этого тела нахлынули на него. Пожар. Переезд. Лица сыновей, на которых он отчего-то зло кричал, накручивая себя все сильнее и сильнее, показная строгость, за которой он прятал давно умершую в груди любовь и страдание по жене. И страх за сыновей. Всё больше растущее раздражение на Сэма, ведь «из-за него» погибла Мэри. Крики и запои, попытки научить «щенка» слушаться старших. Робкие попытки Дина остановить его и спасти Сэмми. Побои. Джон видел как сквозь мутную пелену, как он бил старшего сына то своим ремнем, то просто рукой — похоже. Редкий день Дин обходился без затрещины. Злость будто въелась в его жесты, стала привычной, а на лице сына все явственнее проглядывал страх. Неужели он все еще мог любить его после этого? Еще сильнее из-за смерти Мэри Джон ненавидел Сэма. Младшему редко доставалось, но только потому, что когда отец в ярости хватался за ремень, придя после дежурства и бара, Дин закрывал братишку собой. Джон содрогнулся от отвращения к самому себе, попытался вспомнить вчерашний день, но всё было как в тумане. Однако сквозь этот туман уже нарастало предчувствие катастрофы. Смущала тишина, стоявшая в доме: дети затаились, не играли, ни шага не слышно. Он бы пошел их разыскивать, но не хотел пугать своим потрепанным видом. Нужно было хоть что-то предпринять, но пока Джон решил ограничиться душем. Горячая вода расслабила тело, головная боль отступила и рационализм, всегда присущий ему, подсказал ход дальнейших действий. Просить прощения за своё поведения смысла не было, рассказать правду — не вариант. В этой реальности он не стал охотником, дети не посвящены в тёмную сторону мира и просто окончательно утвердятся в мысли, что отец поехал крышей. Но хотя бы найти, утешить, прекратить пить и орать по мелочам, да хотя бы просто поиграть с ними хоть пару часов, чтобы вернуть доверие — это он мог. Пусть они поймут, что их уставший отец — не монстр. А картины прошлого, как назло, вырисовывались всё яснее. Джон словно опускался все ниже и ниже в своих глазах. — И как их ещё у меня не отобрали, — пробурчал Джон и снова содрогнулся. Потом на ум пришло еще одно памятное событие. — Мистер Винчестер, — врач был зол, — я отсылаю документы ваших сыновей в отдел попечительства. Вы их не заберёте. — Да что вы говорите, мистер Купер? Мне напомнить вам, чья дочь попалась недавно на нетрезвом вождении? Или, может быть, рассказать вашей жене про вашу молоденькую ассистентку? Смотрите, городок у нас маленький. А что касается моего старшего... Это был всего лишь несчастный случай. Дин, волчонком смотревший на отца и баюкавший сломанную руку, посмотрел на врача и тихо повторил: — Я сам с лестницы упал… Сынишка еще находил в себе силы его выгораживать! Слепая детская любовь, от которой защемило сердце. Джона долго потом тошнило, но приведя себя в порядок и подхватив пистолет, привычка — вторая натура, — направился осматривать дом. В глаза бросалось запустение и холод. Неприбранное и неуютное жилище, покрытое пылью, — разве что на кухне теплилась жизнь. Пол не подметали давным-давно, холодильник стоял полупустой. В мусорке валялась банка из-под консервов. Пахло чем-то протухшим. В окна проникал дневной свет, делая еще более явным беспорядок и грязные разводы на столе и плите. Судя по всему, на улице была глубокая осень, в спальне шерифа было достаточно тепло, а вот в доме нет. Джон поднялся наверх и теперь осторожно ступал по коридору второго этажа, открывая двери комнат. Первая справа дверь явила ему комнату, заваленную пустыми коробками, каким-то хламом и тюками. Вторая дверь вела в такую же как у него спальню. Небольшая кровать, письменный стол, потрёпанный рюкзак и дикий холод. Почти никаких игрушек, а те, что есть — старые, переломанные. Джон поморщился, подошёл к батарее и обнаружил, что отопление сюда не подаются, ручка регулятора повёрнута в минимальное положение и заварена толстой проволокой. — Всё гаже и гаже, — Джон отправился дальше по коридору из комнаты Дина, как он успел понять по подписанной тетрадке. Смущало другое, комнаты Сэма он так и не обнаружил, как, впрочем, не обнаружил он и сыновей. В пустой гостиной нашёлся только диван и телевизор, весьма неплохой. Взгляд зацепился за календарь. Двадцатое декабря, пятница. Скоро Рождество, а дом не прибран и не украшен. Не то что бы он очень чтил этот праздник в прошлой жизни, но всё же повесить венок в мотеле и украсить еловую лапу было неизменной традицией. Да и Бобби, у которого часто оставались дети, всегда наряжал для них ёлку, да и гимны пел вместе с ними, и даже готовил индейку по фирменному рецепту его покойной жены. Казалось, что дом вымер, вот только чуткое ухо Джона услышало какую-то возню у дверей чёрного хода. Мягко развернувшись, как охотящийся кот, он направился на звук и замер, не смея поверить своим глазам. Перед запертой дверью, ведущей, очевидно, в подвал на корточках, всхлипывая сидел Сэмми, но в каком виде: на мальчике были застиранные тренировочные штаны на несколько размеров больше чем нужно, а футболка уже была коротковата, пальцы босых ног съёживались на холодном цементном полу. Видно было, что мальчик перепуган и совершенно замерз, но и пискнуть боялся при виде отца: решил, видно, что тот совсем с ума сошел после пьянки и выслеживает несуществующих грабителей с оружием в руках. Услышав приближающиеся его шаги, мальчик вскочил и отпрянул в ужасе. Сэм всегда отличался упрямством, но этот ребёнок был просто напуган, и, похоже, болен. Слишком уж блестели его глаза, да горячий лоб и покрасневший нос говорил об инфекции. Он притянул его к себе: мальчик выученно, чтоб не раздражать его, не сопротивлялся, но держался так напряженно, что ясно было, насколько он его сильно боится. Дурное предчувствие подсказало отцу, где его старший сын. — Сэмми, пожалуйста, отойди от двери. Поднимайся наверх. Я включил отопление. Марш в кровать и греться. Мальчика как ветром сдуло, а Джон подошёл к двери, запертой на навесной замок. Порылся в памяти, но так и не вспомнил где оставил ключ, в итоге сбил его рукоятью пистолета, распахнул дверь и обомлел. Перед ним предстал Дин, каким он был в четырнадцать лет. Вот только разница была огромна. Тот Дин смотрел на него с обожанием и восхищением, этот с настороженной ненавистью. Да и было за что. Вся левая половина лица подростка представляла собой сплошной кровоподтёк. Глаз закрылся, скула опухла и имела чёрно-фиолетовый цвет. На голых руках выделялись багровые полосы — следы от ремня. Кто его так отходил? Джон не мог поверить, что то было его рук дело. Внутри стало холодно от страшного осознания: сына избил он сам. И запер здесь. И держал бог весть сколько. Как он мог? Хотелось ударить себя по лицу — но это не помогло бы. Память снова проснулась и Джон как со стороны увидел, что он смертно пьян, и снова выкрикивает оскорбления в адрес Сэма, упрекает его в неуважении и хватается за ремень. Дин просто попытался его остановить, за что и получил несколько сильных ударов кулака по рёбрам и лицу от отца, но всё же нашёл силы подняться и закрыть собой братишку. Он не убежал, когда пьяный-распьяный папаша колотил ремнём куда попало, пытаясь достать Сэма. И тогда усталый Джон схватил Дина за ворот и запер в холодном подвале, приговаривая Сэму: — Это всё из-за тебя, щенок. А теперь этот же отец стоял перед ним, не веря глазам и, проспавшись, похоже, не помнил ничего. На его лице проявилось сожаление, странное для него чувство, но Дину было уже все равно: отцу он давно не верил и думал, что тот испытывает его перед новой вспышкой злости на него и весь белый свет. А отец приблизился и коснулся — но не грубо выворачивая кисть руки, как раньше, а бережно, и предложил: — Идем наверх. Я промою ссадины. Дин еле стоял на ногах, но, процедив сквозь зубы: "Спасибо, сэр", — попытался отправиться к себе, чтобы немного отлежаться. Сэмми наверняка уже спрятался под кровать в его комнате. Идти было тяжело. Болело всё и кружилась голова. Он ночью три раза терял сознание, а сейчас грозился потерять его в четвёртый раз. — Нет, постой, — Джон подхватил едва стоящего сына под локоть и отвёл к себе в комнату, как самую тёплую в доме, мысленно дав себе зарок сегодня же наладить отопление. Там он устроил сына на кровати спиной вверх, вздохнул и тихо, просящим голосом, заговорил: — Дин, тебе надо в больницу. И Сэмми, похоже, тоже. Если Дин и удивился, то не подал вида. Просто не хотел провоцировать насилие. — Где все документы? Вопрос был риторический, но Дин всё же ответил на него, стискивая зубы. — В столе в твоей спальне. А на Сэмми документов нет, — и он уловил странность. Не последовало криков, чтобы он не смел упоминать «отродье». Собрав все, какие можно, документы, Джон разыскал Сэмми. Ребёнок смотрел на него с ужасом, и опасаясь сделать что-нибудь не так, охотник присел перед ним на корточки: — Сэмми, твоему брату срочно надо к врачу, да и тебе тоже. Сможешь собраться? Мальчик задумался и кивнул. Минут через десять он стоял у двери одетый в оставшиеся от Дина ботинки, мешковатую куртку и огромный шарф. — Хорошо, — Джон покачал головой, — я открою машину. Жди меня там. Только пристегнись. Он вернулся к Дину, увидев, что тот уже пытался встать с кровати. — Где Сэм? Где он? — в голосе сына сквозила злоба пополам с отчаянием. — Тише, он в порядке. Ждёт в машине. Сейчас я помогу тебе. — Сам, — буркнул Дин, отстраняясь, но Джон не внял его словам. Он прихватил со своей кровати плед, накинул на старшего сына и легко подхватил его под колени и спину. Тот охнул от боли. — Больно? Потерпи последние полчаса. Сейчас в больницу едем, там помогут. Он отнёс его на заднее сидение автомобиля, устроил как можно удобнее, и машина, заворчав, тронулась с места, а Джон на ходу думал, как говорить с врачом.