Москва, «Zimaletto». Жданову А. П.

Двадцать седьмого декабря. Очень поздний вечер…

      Едва дождавшись, пока Катя пойдет спать, Ирина Игнатьевна схватилась за телефонную трубку и набрала номер, но передумала, дала отбой, тихонько подошла к двери, прислушалась, выглянула в коридор и только затем еще раз набрала номер. На другом конце провода трубку сняли мгновенно, словно ждали звонка, не выпуская мобильного из рук, ждали с нетерпением.       — Добрый вечер. Ну, как все прошло? — раздался взволнованный голос Андрея.       — Даже не знаю, сынок, что сказать, все пошло не так, как я думала. Давай-ка мы с тобой встретимся, очень нужно поговорить.       — Конечно! Я сейчас возьму такси и через десять минут подъеду к вашему дому.       — Хорошо. Только ты во двор не заходи, жди меня под аркой.       — Почему?       — А на всякий случай. Понимаешь, Катины окна выходят во двор, не хочу, чтобы она тебя раньше времени увидела. Если поймет, что я у нее за спиной что-то замышляю, да еще в сговоре с тобой, сбежит куда глаза глядят и Юленьку увезет. Ищи ее потом по всей стране, а может, и за границей. Она и так сегодня в панике была, «бежать, — говорит, — мне нужно». Насилу успокоила ее. Так что ты меня уж под аркой дождись, не высовывайся.       — Не высунусь, — всего два слова и ответил, а старуха прямо физически ощутила, как поник Андрей, как теряет надежду.       — И не кисни, я уверена, что все у вас сладится, вот увидишь.       Закончив разговор, Ирина Игнатьевна, уже не таясь, вышла в коридор, переобулась, набросила пальто и пуховый платок, а затем подошла к двери спальни Кати. У той еще горела настольная лампа, и женщина, вздохнув с облегчением, постучала о косяк.       — Войдите.       — Катенька, — заглянула Ирина в комнату, — звонила Степановна. У нее приступ был, забирают в больницу, а Лена на второй смене, так Степановна просила прийти, приглядеть за Светочкой, пока ее Аленка с работы не придет. Я пойду, ты меня не дожидайся, спи.       — Может, моя помощь нужна? — тут же откликнулась Катя, и няня отметила для себя, что она говорит в нос, значит, плакала.       — Нет-нет, спасибо. Я справлюсь.       Вот теперь можно было спокойно уходить, Катюша не станет волноваться, случайно хватившись ее отсутствия…       А уже через сорок минут, сидя в маленьком и теплом кафе, где она заказала себе только чая с мятой, Ирина рассказывала Андрею о Катиной реакции на прошедшие события.       — Все шло хорошо, пока она не услышала твой голос…       — Простите, — перебил Жданов, — я что-то слишком волнуюсь. Вы не будете возражать, если я закажу себе немного виски?       — Немного можно, — великодушно позволила женщина. — Знаешь, Андрюша, Катенька была, как громом поражена, а когда ты запел, она как будто окаменела и заплакала. Не в голос, только слезы текли и текли по щекам. Сама, как изваяние, и слезы льются. Это так страшно. Хорошо, что Юленька сидела рядом с ней, а не напротив, иначе бы тоже испугалась. А так у Катюши было время немного прийти в себя и незаметно вытереть слезы, пока Юлька щебетала, что дяденька в радио пел для какой-то Кати.       — Как будто это тебя поздравляли, мамочка, — говорит. — Тетю тоже, Катей зовут, и у нее сегодня день рождения.       Тут Катенька вздрогнула и очнулась. — Нет-нет, — отвечает, — это не меня, — а сама побелела, губы у нее задрожали, отправила Юльку выбирать мороженое и мне шепчет: — Это Андрей меня поздравлял.       — Какой Андрей? — спрашиваю. — Тот самый? — она головой кивнула и снова слезы в глазах появились.       — Господи, что ему еще от меня надо? — и так горько она это вскричала, что у меня сердце чуть не разорвалось на кусочки.       — Что ж ему может быть от тебя нужно? — спрашиваю. — Мне показалось, что он говорил искренне. Я не думаю, что ему что-то нужно, он просто любит тебя, вот и все. Даже я, посторонний человек, и то услышала, как ему больно без тебя и как ему плохо. Поверь, девочка, он тебя любит! Я жизнь прожила и любовь от фальши отличить умею.       — А что вы его так защищаете? — вдруг напряглась Катюша. — Погодите! Я, кажется, начинаю кое-что понимать. Это же не просто так, да? Каток, кафе, арендованное только для нас, радио и Жданов, меня поздравляющий. Вы с ним в сговоре! Так?       — Ох, Андрюша, у нее глаза заблестели так лихорадочно, что я за нее испугалась. Бледная, худенькая, вся дрожит. Я даже подумала, что зря мы все это затеяли.       — Она так меня ненавидит? — чуть не плача, спросил Жданов. — Никогда не простит, да?       — Причем здесь «ненавидит»? Испугалась она, вот что.       — Чего испугалась? — Спросил Андрей с недоумением.       — Однажды, еще давно, ее подруга Юлиана, ну, крестная Юленьки, уговаривала ее рассказать тебе о ребенке, убеждала, что ты будешь хорошим отцом, и как довод, сказала, что других детей у тебя нет. Так Катя запретила ей даже думать об этом, сказала, что сразу выйдет замуж за первого встречного, сменит фамилию и скроется вместе с ребенком, и никто ее не найдет. Она ведь чего удумала? Она для себя решила, что раз у тебя с женой нет детей, то ты непременно у нее ребенка отнимешь, а ее опять вышвырнешь.       — А Юлиана ей не рассказала, что я как женился, так и развелся сразу?       — Может, и хотела бы рассказать, да Катя ничего о тебе слушать не стала бы.       — Значит, нас разоблачили? — помолчав, спросил Андрей.       — Еще чего? — усмехнулась Ирина Игнатьевна. — Я не актриса, но к сцене отношение имею. Знаешь, что я сделала?       — Что?       — Я чуть ли не заплакала и так возмущаться стала, что меня подозревают в сговоре, что Катенька начала извиняться. Потом она позвонила в Москву Юлиане, а та же и правда ничего не знает, тебя не видела и ничего не рассказывала тебе о дочке, вот и была убедительной, все отрицая. Ладно, слушай как дальше было.       — Что хочешь делай со мной, — говорю, — но я уверена, Андрей тебя любит. — Это уж когда она мне поверила, что я ничего не подстраивала.       — Он не может меня любить, никогда не любил, только использовал и посмеялся, — твердит. — И сейчас ему что-то надо. Скорее всего, узнал о Юленьке и решил ее отобрать.       На Жданова было больно смотреть, так задело его подозрение Кати, что он может отнять у нее ребенка. И самое ужасное, что он считал любое подозрение и обвинение в свой адрес заслуженным.       — У нее нет причин верить в мою порядочность, — обреченно сказал он.       — Ты погоди посыпать голову пеплом. Не все так плохо, — утешила Ирина Игнатьевна. — Я ей и выдала по первое. Ты что же думаешь, — говорю, — что молодой, здоровый, успешный мужик, не может настрогать себе с десяток детишек? Может! Так чего ему за Юлиану цепляться, особенно если она не от любимой женщины. В общем, разубедила я ее. Да и зерна сомнения посеяла насчет твоей любви. Знаешь сколько раз она меня переспрашивала, верно ли, что мне показалось будто ты ее любишь?       — Сколько? — загорелся Андрей.       — Много. И вот еще что, сынок… — пауза. — После твоей песни Катюша… — снова пауза. — Даже не знаю, как это объяснить, но после твоей песни я увидела, что Катя все еще любит тебя, понимаешь?       — Нет. Она же, наоборот, злилась, что мы можем быть в сговоре и хотела скрыться. Не понимаю. С чего вы сделали такой вывод?       — Я всегда думала, что ты ей безразличен. Что все у нее отболело и выгорело внутри. Катя никогда даже не упоминала тебя, а если и говорила о тебе, то абсолютно ровно и как о неодушевленном предмете. А тут… На того, кто безразличен женщина может злиться, может даже в какой-то момент ненавидеть его, опасаясь, что он отнимет ребенка. Но никогда, ты слышишь меня, мальчик? Никогда ни одна женщина не проронит слезы по тому, кто ей безразличен. А Катенька не просто плакала, она даже машину вести не могла, у нее слезы глаза застилали и руки дрожали.       — Правда?       — Да, Андрей.       — И как вы доехали?       — На такси. Ты слушай, сейчас самое интересное будет. Выходим мы, значит, из-под арки, и Катюша превращается в маленькую девочку. Если бы ты знал, сколько радости…       Это Андрей знал. Он все видел собственными глазами, специально бинокль купил, чтобы в деталях лицезреть, стоя на крыше дома, как отреагируют Катя и Юленька на его сюрприз. Он даже видеокамеру мощную приобрел и на запись поставил, чтобы потом, когда все у них хорошо будет, они всей семьей смогли бы любоваться радостными, счастливыми и восторженными лицами жены и старшей дочери в день тридцатилетия Катеньки...