***
Фабрицио готовил яичницу-болтунью, пока Эрмаль пытался справиться с кофеваркой, и каким-то образом они вдруг оказались рядом, держась за руки. Это было не самое практичное решение, поскольку большинство вещей на кухне было значительно легче выполнять двумя руками, но, похоже, никто не возражал. Младший нежно огладил большим пальцем аккуратную татуировку солнца, почувствовал, как по чужой коже побежала стайка мурашек, и уже собрался наклониться для поцелуя («да, поцелуй – это то, что мы сейчас делаем, я могу просто поцеловать Бицио, когда захочу», – подсказал ему разум), когда они услышали голос. – Папа? – спросила Анита, входя в кухню, и Фабри вздрогнул. Он быстро обернулся, улыбаясь дочери, и тут же отпустил руку Эрмаля. Младший старался не поддаваться сомнительному чувству, ведь он действительно понимал это – если Моро не хотел, чтобы его дети знали об их отношениях, то пусть так. И все же... Фабрицио удалился заварить дочери чашку чая, пока кудрявый накрывал на стол, но стоило ему только опуститься на один из кухонных стульев, как маленькая девочка забралась к нему на колени, держа в руках плюшевого крокодила. – А ты знаешь, где спят крокодилы? – спросила девочка, вспомнив сказку, которую Эрмаль рассказал ей накануне вечером, и ему пришлось рассмеяться в ответ. – Да, вероятно, я слышал об этом. Глаза Аниты широко раскрылись, и она повернулась в объятиях мужчины, чтобы посмотреть на своего отца. – Папа, можно Эрмаль остаться с нами? Я хочу узнать, где спят все животные! Фабрицио улыбнулся своей малышке, крепче сжал кружку с чаем, а затем посмотрел на младшего. Он смотрел пристально, удивленный словами дочери. На Эрмаля, который держал его малышку на руках, как будто это было самой обычной вещью в мире, сидя на его кухне, после сна в его постели, одетый в одну из его рубашек. Моро вынужден был глубоко вздохнуть, потому что внезапно до него дошло, как сильно хочет того, что сказала Анита. Как бы ему на самом деле хотелось, чтобы Эрмаль остался с ними, и они могли бы просто жить вместе в этом доме. Как же сильно он хотел заполучить сомнительные кулинарные способности кудрявого парня и его жалобы на вождение автомобиля, его одежду и иногда его ворчливость. И тут в голове Фабрицио всплыла какая-то фраза, но он не произнес ее. Пока еще рано, да, но в то же время он был совершенно уверен, что это чистая правда и что рано или поздно он все расскажет Эрмалю. Позже за завтраком к ним присоединился Либеро, и его взгляд скользнул по рубашке миланца. При этом он слегка склонил голову набок, а затем снова сосредоточился на своей яичнице, не замечая пристального взгляда отца.***
В тот же день они отправились в парк, Эрмаль в очередной раз вёл машину, и когда он увидел руку Фабрицио, лежащую рядом с его коленом, то испытал огромное искушение просто взять её в свою. Но он не стал этого делать, потому что с ними были дети, и не только мысль о безопасности мотивировала его, но и воспоминание о том, как Бицио утром отпустил его руку. И он действительно не хотел навязываться на какие-либо откровения, к которым Моро, судя по всему, не был готов. Поэтому Мета крепче сжал руль, пытаясь сосредоточиться на Аните, которая подпевала радио. Это было восхитительно, особенно потому, что это была английская песня, и когда старший мужчина присоединился к ней, Эрмаль с трудом мог сосредоточиться на дороге – настолько забавно они звучали. В зеркале заднего вида он заметил, как Либеро закатывает глаза, но делает это с улыбкой. В парке они все вместе играли в футбол, Мета был поражен тем, как легко сын Бицио вывел его из игры, и сделал это именно в тот момент, когда они подумывали приступить к пикнику. Начался довольно сильный дождь, поэтому они быстро собрали свои вещи и побежали к машине, всё равно промокнув насквозь. Сначала Фабрицио убедился, что его дети благополучно уселись в машину, а потом посмотрел на Эрмаля, мокрые волосы которого закрывали ему глаза, делая его похожим на мокрого пуделя, и осторожно поднял руку, чтобы убрать несколько непослушных прядей с лица. После он неуверенно отступил назад, нарочно не глядя на губы Эрмаля и думая только о том, что его дети, вероятно, наблюдают за ними. Либеро и Анита обменялись понимающими взглядами, соглашаясь поговорить об этом позже.***
Вернувшись домой, Мета помог Аните высушить волосы, затем оба ребенка отправились в комнату Либеро, пока Фабрицио готовил всем горячий шоколад. Кудрявый остановился рядом с ним, их плечи соприкоснулись, и тогда Фабри с милой улыбкой протянул миланцу зефир. Реакция самого Моро сопровождалась расширением зрачков и прикусыванием нижней губы, пока Эрмаль самозабвенно водил языком по чужим пальцам; их взгляды всё время были прикованы друг к другу. И Моро с нетерпением ждал дальнейших исследований этой темы. Они отнесли кружки с горячим шоколадом в гостиную, и вскоре в комнату вошли дети – оба внимательно смотрели на мужчин, и их отец почувствовал, что здесь что-то не так. – Папа, мы можем поговорить кое о чём, пожалуйста? – произнёс Либеро, и римлянин неуверенно кивнул. – Да, конечно, вы можете спрашивать о чём угодно. Старший присел на диван и с серьезным видом уставился на детей. Эрмаль уже начал выходить из комнаты, ведь, в конце концов, это был семейный разговор, а он просто хотел уйти. – Эрмаль, пожалуйста, останься, – попросил мальчик очень вежливым тоном, и Мета послушно опустился рядом с мужчиной. Оба застыли в ожидании. Прежде чем начать говорить, Либеро глубоко вздохнул. – Мы с Анни просто хотели дать вам понять, что не возражаем, когда вы держитесь за руки или что-то в этом роде, – объяснил мальчик с серьезным выражением лица. Анита кивнула, стараясь не выглядеть слишком восторженной при мысли о том, что ее отец и Эрмаль держатся за руки, потому что брат сказал ей, что важно быть предельно серьёзной при разговоре. – Неужели? – спросил Фабрицио, и в его голосе слышалась улыбка. – Конечно. Мы просто хотим, чтобы ты был счастлив. Фабрицио уже готов был расплакаться, и следующая фраза Аниты только усугубила ситуацию. – Нам очень нравится Эрмаль, и мы хотели бы, чтобы он остался с нами, – объявила она, а затем подошла к дивану и села между двумя мужчинами. Фабри крепко обнял свою дочь, и когда она потянула миланца за кудри, чтобы заставить его присоединиться к ним, когда он увидел ослепительную улыбку на лице своего друга, слезы, наконец, потекли из глаз Фабрицио. Либеро присоединился к их объятиям, все четверо очутились на диване. Моро закрыл глаза, чувствуя себя счастливым и умиротворенным.