Вкус желаний

      Ноги его больше здесь не будет - так решил для себя Поль, раздражённо вышагивая под дождём и чувствуя разливающееся по всему телу тепло кайенского перца. Париж уже облачился в кокетливый оранжевый вельвет фонарей и иллюминацию вывесок, недвусмысленно намекая на широкие возможности ночной жизни и легкодоступные наслаждения, которые можно получить, лишь щёлкнув пальцами и продемонстрировав полное нутро кошелька.       Однако, сейчас всё это занимало Поля в последнюю очередь: он злился. Злился так, что каждый его шаг отдавался в мыслях каким-нибудь заковыристым ругательством, вплоть до самых подзаборных, которые он только смог извлечь из своей подозрительно поплывшей головы.       «Сволочь! Итальянская мразота... Угрожать мне вздумал? - бомбил Поль, пересекая залитый фонарями перекрёсток улиц и ныряя в один из притаившихся сразу за аркой подъездов, - Да он у меня съедет, и недели не пройдёт!», - пронесясь мимо удивлённой консьержки и даже не услышав брошенного ему вслед вопроса, де Бланш взлетел по лестнице на третий этаж.       Более-менее вздохнуть с облегчением он смог, лишь ощутив за спиной закрытую дверь собственной берлоги.       Да уж, знатно этот Данте его взбесил. Да ещё и такую благовоспитанную мину корчит, что кулаки чешутся познакомиться с ней поближе. А сам-то, гад, прекрасно понимает, чем грозит для Поля его пребывание здесь: за пожеланием удачи, как ложка дёгтя в мёде, скрывалось: «Старайся сколь угодно - хоть задницу себе порви, но я сожру с потрохами и тебя, и твою хвалёную кофейню». Отчего-то, Поль был уверен, что окажется прав в своих подозрениях, как оказался прав чёртов ди Нери: он действительно боится. Боится стольких вещей на свете, начиная с того, как складывается сейчас его жизнь, и заканчивая конкуренцией в лице зловредного макаронника.       В попытке успокоить не на шутку рассвирепевшие нервы, Поль прошлёпал в душ, попутно продолжая мусолить свои невесёлые думы над сложившейся ситуацией, одновременно подозрительно прислушиваясь к ощущениям в собственном теле. Расторможенное «терапевтическим» коктейлем Данте, оно никак не желало униматься и, помимо приятного, струящегося по жилам тепла, теперь удивляло хозяина ещё и лёгким онемением в мышцах и коленях, а, добравшись, наконец, до душевой, Поль с изумлением обнаружил ещё и внеплановый стояк, крепнущий прямо-таки на глазах, после чего мгновенно пожалел об отсутствии у себя так называемой «любимой подруги».       Последняя его девушка съехала от него год назад, заявив, что он слишком много работает, и ей надоело крутиться целыми днями, как собачонке, в его треклятой деревенской кофейне; что Поль вечно приходит под ночь - измочаленный и не способный ни на что, кроме вялого секса и короткого разговора; что она не понимает его увлечённости работой баристы... Короче, её такой расклад не устраивал, и он, послав женский род куда подальше, решил, что одинокая жизнь холостяка - лучший из вариантов, при котором он мог бы назвать своё существование более-менее сносным: никто не зудит над ухом и не указывает, как нужно жить, и нужно ли вообще. Ты ничего никому не должен и можешь делать, что тебе заблагорассудится, и это устраивало де Бланша более чем полностью.       Однако, он был удивлён, что предупреждение ди Нери оказалось не блефом: коктейльчик-то вышел и впрямь чудотворным - таким возбуждённым Поль своего дружка уже давно не видел. Честно говоря, он и вовсе считал себя неудачником в этом плане, фактически импотентом: сколько ни пытался, без виагры толком до кондиции доходить редко когда удавалось - член неизменно оставался вялым, а если и поднимался, то не до конца, и карнавал быстро сворачивался. Прибавить ко всему вышеперечисленному сокрушительный стыд и чувство неполноценности как следствие и - вуаля! - получаем полное отсутствие желания вообще заводить отношения.       Так он и жил, время от времени перебиваясь случайными связями, о причине которых вообще не имел ни малейшего понятия: его не то чтобы привлекали молоденькие, похожие на доску короткостриженные парижанки, но женщины такого типа ещё хоть как-то способны были возбудить в нём сексуальный голод, да и тот больше походил на злость, чем на вожделение.       Поль включил душ и на влажную после дождя голову обрушился поток горячей воды, заставив всё тело содрогнуться в приятной истоме.       Член дёрнулся, требуя внимания, и мужчина, обхватив влажный ствол ладонью, медленно, чуть сжимая, провёл рукой вверх к багровеющей головке. Потёр подушечкой пальца чувствительную уретру и задохнулся от приятного, острого кайфа, прошившего насквозь, точно разряд тока. Да... давно не было так круто...       Он представил себе обнажённую гладкую спину и стриженный затылок, упругое яблоко ягодиц, но вот дальше дело не зашло - чем интенсивнее он массировал горячий, изнывающий от напряжения орган, тем более зыбким становился образ «petit garçon» француженки. В какой-то момент он забылся в раскалённом опьяняющем экстазе и перед закрытыми глазами возникло лицо Данте - насмешливое и смотрящее из-за кромки чашки с таким похотливым, пробирающим до костей выражением, что Поль охнул и рывком распахнул глаза, кончая.       «Что?.. Что я сейчас видел?!.», - уткнувшись лбом в скользкий кафель стены, он обессиленно сполз на пол, пытаясь отдышаться и прийти в себя: подрагивающее тело всё ещё было охвачено ленивым блаженством, и на все попытки владельца запаниковать отвечало авторитарным: «Нахрен». Дурная голова совершенно не соображала и была бы не против витать в оргазмических облаках и дальше, если бы ни отвратительная тревога, копошившаяся где-то внутри и портившая весь кайф от удачной дрочки.       Немного посидев и вновь обретя способность соображать, Поль вылетел из душа, а после долго курил на балконе, пытаясь успокоиться и осознать: он только что мастурбировал на образ мужика, да ещё и такого, которого не выебать бы хотелось, а въебать! Крепко так, с разворота, чтобы раз и навсегда стереть с хитрой физиономии самодовольное выражение.       «Но... чёрт побери... этот взгляд! И это, блядь, представил я?! Застрелиться можно...».       Матерясь последними словами и терзая окурки в пепельнице с яростью маньяка, ближе к четырём часам де Бланш наконец-то почувствовал, что успокоился. О нормальном сне, конечно же, и речи не шло, но он всё же попытался заснуть - и заснул, впервые в жизни проспав подъём. Новый будильник он так себе и не купил, отвлекшись на последние события.       Проснувшись же около полудня, мужчина обнаружил, что бодр не только он сам, но и житель его нижнего мира.       Даже не зная, радоваться или нет, Поль честно попытался припомнить, что ему снилось, но ничего, кроме смутного томления воскресить в памяти так и не смог, из чего сделал вывод, что оно и к лучшему - он был морально не готов обнаружить в своих воспоминаниях самозабвенно долбящего его зад Данте.       Собравшись и неторопливо вырулив на улицу, Поль встретился с очередным сюрпризом: залитый солнцем перекрёсток Рю Монторгёй и Шам был запуржён людьми, что случалось лишь после девяти утра.       «Проклятие, я что, проспал?!», - в считанные минуты добежав до кофейни, он застал работу в самом разгаре: двое официанток - Мади́ и Клодия, споро разносили благоухающие заказы на начищенных до блеска подносах, а энергичная Эдит гордо царила за стойкой, исполняя роль баристы. Обычно Поль занимался приготовлением кофе лично, доверяя эту обязанность Эдит лишь в самом крайнем случае: из-за чего та фыркала и называла его Снобом Светлой Обжарки.       С трудом заставив себя не врываться с разбегу в идиллическую атмосферу, Поль тихо прошмыгнул в проём и подошёл к стойке.       - Прости, опоздал. Ничего не стряслось, пока меня не было? - на что напарница уставилась на него с таким скептическим выражением лица, что де Бланш закатил глаза и кивнул:       - Ну конечно, глупый вопрос.       - Ничего настолько криминального, chéri, чтобы мне понадобился наш Белый Рыцарь. Кстати, раз уж ты опоздал, то, очевидно, какая-то катастрофа случилась с тобой. В чём дело?       - Ни в чём, - он попытался как можно непринуждённее пожать плечами, глядя, на то, как Эдит, деловито подперев рукой бок, сверлит в нём испытующим взглядом дюжину дырок, - Просто мой очередной будильник сдох, и я не смог проснуться вовремя.       - О чём я тебе и твержу который год, - ткнув в него пальцем, с назидательным нажимом заявила та, - Надо больше отдыхать, Поль. Иначе станешь психопатом, будешь по ночам резать младенцев и приносить их в жертву Иисусу.       - Господи, Эдит... И откуда ты это берёшь?.. - поморщился француз, разворачиваясь в сторону раздевалки.       - Это я к тому, что мир не рухнет, если ты позволишь себе чуть больше свободы, - женщина, легонько сжав его руку сквозь джинсовую куртку, ласково приобняла смущённого начальника за плечи, - Ну, ладно... Переодевайся в свой пижонский костюмчик и за работу, - со смутным облегчением, перемежающимся с противоречивым чувством благодарности, Поль вышел из-за стойки и позволил себе забыться в повседневных заботах. За прошедший день он так ни разу и не взглянул в сторону шоколадных витрин напротив, но это стало скорее результатом постоянного самоконтроля, нежели естественной данностью.       У него появился план.