Вкус желаний

      Вечером того же дня, вернувшись обратно в квартиру, Данте осознал, что чувствует себя не в своей тарелке.       Хотя и педантично заправленная, в его глазах постель осталась такой же взъерошенной, как и утром перед уходом. В воздухе ему мерещился запах кожи Поля - казалось, всё теперь несло на себе его отпечаток, хотя Данте прекрасно понимал, что дело в нём самом: слишком уж хорошо впечатался за прошедшую ночь каждый флюид вероломного бретонца во все уголки его памяти - от ощущения жёстких волос до звука его голоса. И это совершенно не нравилось Данте. Более того - это его откровенно пугало.       Ещё в первую встречу Поль показался ему чем-то похожим на Луку, но за прошедшую ночь сходство стало просто-таки невероятным: та же манера обходиться с ним, как с мусором; та же грубая стратегия брать, не дожидаясь согласия и творить с другими людьми всё, что заблагорассудится, не считаясь с их желаниями... Всё, кроме одного: Полю хотелось подчиниться. Если, слушая Луку, Данте, в лучшем случае, испытывал скуку и желание заткнуть бойфренду глотку, как на плохом спектакле, то с Полем всё оказалось иначе: тогда, слыша все эти липкие словечки в свой адрес, он почему-то возбуждался - будто бы даже помимо воли. Словно тело, обойдя стороной станцию рассудка, решило за него, что ему нравится, а что нет. Всё это походило на сальную, шутливую ролевую игру, которую отчего-то принимаешь за чистую монету. Что это - искусство манипулятора или же банальная сила, которую инстинктивно чувствуют все живые создания? Данте не мог точно сказать - обладал ли Поль подобной мощью характера, но физически превосходил его уж точно.       С трудом, но он смог признаться себе в том, что это был его лучший секс за последние несколько лет, хотя в играх со шнурком француз явно перегнул палку. Одно «но» попросту не давало покоя Данте: зачем де Бланшу потребовалось так издеваться над ним? К чему были все эти завуалированные презрение и агрессия, которые, не переставая, ощущаются с момента их знакомства? Это подспудное желание унизить, ткнуть лицом в грязь, заклеймить позором... Неужели всё дело лишь в профессиональной конкуренции?.. Но ведь Данте первым пришёл к нему с белым флагом. В чём же тогда дело?..       «В любом случае, Поль, как показывает практика - совершенно не мой вариант, - выдохнув, открестился Данте, - Знаю уже, проходил: сначала всё будет великолепно, а после окажется, что мной помыкают, как хотят. Нет уж, довольно», - он сменил простыни, улавливая от них лёгкий, свежий аромат парфюма де Бланша. Данте ощутил, что начинает нервничать.       Поспешно затолкав улики в корзину в ванной и приняв душ, зачем-то помывшись тщательнее обычного, Данте с трудом уговорил себя не заниматься уборкой посреди ночи - до такой степени он хотел избавиться от ощущения присутствия француза в своей квартире. Этот засранец побывал тут всего единожды - и уже будто бы присвоил себе всё вокруг.       «Ну, хватит. Ни о каком «партнёрстве», разумеется, теперь не может быть и речи, - ложась и глядя на пляшущие потолочные тени, решил Данте, - Потому что уступать я ему не намерен - это может негативно сказаться на моей кофейне, а сворачивать свою лавочку он, конечно же, ради меня не станет. Выходит, грызни не миновать. А это значит, никаких связей. Да и вообще: всё это пьяное безумие прошлой ночью - одна большая, идиотская ошибка...», - так, за разного рода тревожными мыслями, он проворочался до рассвета, а утром позвонил Жозефине и промычал, что выйдет не раньше трёх из-за адской головной боли - две ночи без полноценного сна поспособствовали тому, чтобы он ощутил себя абсолютной развалиной, да к тому же, с отваливающейся задницей.       Отоспавшись и как следует придя в себя, Данте спустился в кофейню, где в обеденное время было немного посетителей: меню «Desidera il gusto» не предполагало плотных и тяжёлых блюд. Посему, пик посещаемости этого места приходился на сонные утренние часы, когда человеческий организм жаждал воскрешающего кофейного чуда, и в вечерние - время расслабления после трудового дня, погружения в себя и общение с близкими.       Всё шло как нельзя лучше, и Данте даже пришёл в приподнятое расположение духа, продав за день аж шесть «терапевтических» коктейлей, один другого дороже. Оставшаяся пара часов до закрытия обещала быть безмятежной настолько, насколько это возможно. Однако, в десятом часу колокольчик на двери тревожно звякнул, и Данте, медленно распрямившись за стойкой с отрепетированной профессиональной улыбкой, которая в это время суток уже приобрела оттенок усталости, обнаружил знакомую золотистую шевелюру и тяжёлый взгляд из-под бровей.       Всю его сонливость и ленивое довольство как рукой сняло. Данте напрягся, наблюдая за тем, как де Бланш, лавируя между тремя всё ещё занятыми столиками, проходит к стойке и неторопливо садится.       По закону, в частных заведениях могут отказать в обслуживании без объяснения причин, но Данте всё же берёт себя в руки и, стискивая под стойкой руку в кулак, цедит сквозь зубы:       - Добрый вечер, мсье Поль. Чего желаете?       - Тебя.       - Что?! - вздрогнув, быстро вскинул глаза Данте на совершенно спокойное, даже слишком, лицо француза. Тот удивлённо приподнял брови, словно бы реакция баристы показалась ему странной:       - Ну, ты же делаешь коктейли по рецептам дядюшки Фрейда, не так ли? Значит, сможешь сделать и такой.       - Есльи вы думайте, что это смешно, то вы ошибаетьесь, - от волнения и злости снова вылез проклятый акцент, от которого он старательно пытался избавиться вот уже третью неделю подряд, и даже достиг в этом определённых успехов. Но тут является этот бретонский хам и всё летит к чертям.       - А что, Бэмби, разве ты видишь улыбку на моём лице? - невинно осведомился тот, но от его вроде бы спокойного тона Данте ощутил пронесшийся по коже жуткий холодок. Он что, угрожает?       - Нет, но это не противорьечит тому, что я сказал раньше, - обречённо вздохнув, ди Нери, пожалуй, чересчур громко для любезного хозяина громыхнул чистым стаканом о столешницу у себя за стойкой, - И не наз-вайте меня этим глупым прозвищем, - он избегал смотреть на Поля, делая вид, что моет стакан и достаёт ингредиенты для коктейля, хотя по-прежнему слабо понимал, зачем в действительности пришёл де Бланш.       - Но людям дают прозвища не просто так, Данте, - усмехнулся тот, глядя всё также пристально - ди Нери казалось, что в нём прямо-таки сверлят дырку глазами, и это совершенно выбивало его из колеи. И хотя внешне он оставался невозмутим, но в реальности едва ли видел, что делает, и ему казалось, что он вот-вот что-нибудь уронит или разобьёт.       - Слушай, ты можешь так не нервничать, а то мне как-то даже не по себе? - вдруг услышал Данте и, едва не проворонив стакан, поспешно поставил его на полотенце.       - С чего вы взьяли, что я нервничаю? Эт-то не так, - тем не менее, возразил тосканец, с усилием переводя взгляд на лицо де Бланша, который, похоже, умирал со смеху, глядя на него, - И вы так и не пояснильи суть вашего заказа, - Поль, глядя на его полураздражённое-полувстревоженное лицо с лёгкими тенями усталости возле глаз, никак не мог определиться - льстит ему эта реакция или же наоборот. Макаронник явно был не рад ему - это безо всякого Фрейда было ясно, но отчего он так нервничает, что моет один и тот же, и без того чистый стакан, уже пять минут? Будь Поль обычным клиентом или захоти вогнать итальянца в ещё больший стресс, то поставил бы ему подобную нерасторопность в укор, причём во всеуслышанье.       - Прошу тебя, Данте, сделай одолжение... - не в силах удержаться от крохотной ухмылки, Поль оперся локтями о стойку и чуть наклонился вперёд, - ...Перестань мне выкать. Начинаю себя чувствовать то ли старпёром, то ли в немилости.       - А вы только сьечас это поняли? - неумолимо и резко бросил Данте, поворачиваясь к нему, - Так какой коктейль вы хотите? - Поль молчал, не понимая, почему вдруг почувствовал себя так, словно бы его огрели по голове чем-то тяжёлым. Предпоследняя фраза Данте довольно сильно его задела, и, чтобы не выдать своего смятения, он - нарочито нагло улыбнувшись, ответил:       - Коктейль-портрет. Твой. Хочу знать, каким Доктор Бариста видит себя со стороны, - и, встретив недовольное выражение лица Данте, мстительно зацокал: - Ну же, Бэмби. Желание клиента - закон. Тем более, это не должно вызвать у тебя особых трудностей: ты умеешь угадывать желания незнакомцев, а уж себя самого повторить в коктейле - плёвое дело!       - Десять минут, - отрывисто процедил Данте, смерив де Бланша уничтожающим взглядом.       Несмотря на видимую простоту заказа, это желание, помимо всепоглощающего раздражения, заставило Данте внутренне как-то съёжиться: конечно, Поль бы в любом случае не смог по вкусу понять, что именно имеется в виду, но сама по себе мысль, что «его» кто-то «проглотит», казалась ди Нери возмутительной и жуткой.       И также он внезапно ощутил перемену в настроении Поля: в самом начале встречи он был по обыкновению наглым и бессовестно давил Данте на нервы. Теперь же он как будто бы сдулся, погрустнел, а, быть может, устал - Данте не понял, что именно произошло, но в какой-то момент ощутил лёгкую вину за свою, возможно, чрезмерную враждебность. Он решил, что не станет халтурить с заказом, тем более, что сама идея была ему интересна.       Сварив основу - чёрный кофе, он, подумав пару минут и углубившись в себя, приступил.       Глубинная уязвимость - первое, что пришло ему на ум. В последние дни он особенно остро стал замечать за собой эту черту, и, честно говоря, был бы счастлив и вовсе от неё избавиться, хотя она и имела свои неоспоримые плюсы - эмпатия. То, на чём и держалась главная изюминка его терапевтической кофейни. Он решил, что взбитые в пену сливки отлично смогут отобразить это свойство. Далее следовали его амбициозность и чувственность - их он без доли колебания заменил красным перцем. К ним в качестве сопровождающего отправилась ложка ванильного сахара - его мечтательность, впрочем, не так уж и сильно досаждавшая ему всё это время. Присущий ему артистизм, Данте нарезал апельсиновым ломтиком и оставил дожидаться своего часа на блюдце.       Казалось бы всё, но ему казалось, что он упускает что-то важное. Спустя минуту размышлений он понял, что это, и ему немедленно захотелось отказаться от этой затеи: ведь в нём есть не только приятные на язык, сладкие компоненты. На самом деле, в нём очень много подспудной горечи, которая не показывается, пока не пригубишь его. Страшная, медленная смерть матери, предательство Луки, годы унижения и неудач после стольких предпринятых усилий - всё это он затолкал поглубже внутрь, дабы никто не дай боже не увидел и не почувствовал их. Эту сердцевину он позаимствовал из ящика Жозефины - четверть плитки 99%-ного горького шоколада, которым напарница периодически закидывалась в процессе работы, заставляя Данте каждый раз содрогаться в омерзении. Он искренне не понимал, как можно считать вкусной настолько сухую горечь. До сего момента он и не подозревал, что сам полон этой концентрированной дряни от макушки до пят.       Намеренно остудив кофе до тёплого состояния, чтобы шоколад не сразу растаял и горечь стала заметна лишь в середине дегустации, натёр его на мелкой тёрке и, ссыпав в чашку, подумал и отправил следом щепотку коричного желания тепла, после чего, прикрыв адское пойло воздушным одеялом взбитых сливок и украсив ломтиком апельсина, подал с интересом встрепенувшемуся Полю. Он думал, что тот начнёт кидать вступительные остроты, но бретонец просто молча взял чашку и осторожно, словно боясь обжечься, пригубил сладкой, нежной пенки, пышно заляпав себе короткие усы над губой. Данте, с трудом сдержав беззлобный смешок, взял со стола салфетку и молча протянул мужчине. Тот, заметив насмешливые искорки в глазах оппонента, сразу сообразил, в чём дело, и смущённо промокнул губы, после чего снова принялся за напиток, и вот Данте понял, что Поль дошёл до главного: лицо француза слегка скривилось от горечи и перечной остроты, но после разгладилось, словно бы он привык, и уже не менялось до тех пор, пока чашка не была осушена до кофейной гущи.       Данте с затаённым интересом наблюдал за тем, как Поль отставляет остатки заказа в сторону и с совершенно непонятным выражением лица смотрит ему в глаза. Теперь он казался таким непривычно серьёзным, что ди Нери обеспокоенно завозился: что вообще сейчас происходит у де Бланша в голове, о чём он думает?..       - А ты... тёмная лошадка, Данте, - наконец, роняет Поль, внимательно и остро впиваясь взглядом ему в лицо, - И если ты не обманул меня с рецептом, то что, должно быть, за чертовщина творится в твоей макаронской голове?.. - ди Нери молчал, словно окаменев. Он не просто не знал, что на это ответить, он понимал, что ничего говорить и не нужно - напиток уже сказал всё за него. И то, как изменился настрой Поля, говорило о том, что он всё понял правильно - лучше не связываться. Вряд ли тебе нужны такие проблемы, приятель. Иди и дальше занимайся своей кофейней, а эту затею брось. Это тебе не в гей-клуб сходить.       - Ладно, Бэмби... - де Бланш поднялся с места и, заплатив за коктейль, махнул рукой в прощальном жесте, - Пока.       Данте наблюдал, как за французом закрылась входная дверь, и его грызла непрошеная, непонятная тоска - до такой степени больная и ядовитая, что он, с трудом дождавшись ухода последних клиентов, закрыл кофейню раньше положенного, после чего поднялся к себе в квартиру и напился до беспамятства, апатично следя за тем, как смурное опьянение медленно переходит в тяжёлый и похожий на сожаление сон.