1971, июнь
Туманное июньское солнце нещадно жгло лбы, непокрытые ничем, и плавило мысли, направленные сейчас на одного-единственного бас-гитариста, заболтанного Роджером, и потому ушедшего далеко вперед от Фредди, спешащего за ними на всех парах. Как назло, ему никак не удавалось догнать Дикки, словно и позабывшего о его существовании, и, чем дальше удалялись они с Роджером, тем сильнее росло беспокойство в черноволосой голове.
«Окей, ты сам напросился»…
Я не понял, он что, пытается подкатить к моему Джону?!
— Джон! Джонни! — вклинился Фредди в их «
очень, блять, увлеченный» разговор, — У тебя…
— Да, Фредди? — Джон вздрогнул, и резко обернулся, вмиг распахнув длинные ресницы.
— У тебя… Соринка вот тут... — чуть не закашлялся вокалист, и невесомо прикоснулся к плечу, надежно закрытому джинсовкой.
Конечно, никакой соринки не было и в помине, ну а что ему еще оставалось?
Джон помотал головой туда-сюда, виновато посмотрел на Тейлора, заткнувшегося и стоявшего с
ехидной улыбкой, и лучезарно улыбнулся:
— Спасибо, Фред…
Его кудри так красиво развевались на ветру, что Фредди не удержался, и взял один из локонов в руки, пробежавшись по нему большим пальцем и восхищенно при этом вздохнув.
— Самые красивые… из тех, что я видел…
Фредди мог поклясться, что увидел во взгляде Джона едва заметный теплый свет, направленный, без сомнения, лишь на него одного. Он не смотрел так ни на Роджера, отчаянно пытавшегося его заболтать, ни на Брая, ни на кого-нибудь еще. В этих глазах, подернутых сейчас сероватой дымкой, он читал лишь молчаливый зов, скромно спрятавшийся в глубине, и нежность, способную затопить их всех с головой, скрытую для всех, но только не для
него.
Поговори со мною, Фредди. Возьми же за руку, смелее. Чего ты боишься? Я ведь не страшный, и, должно быть, не дурак. Я так хочу тебе понравиться, но кто мне скажет, как?
— Эй, вы там! Двадцать седьмой приехал, мы едем, или нет? —
как всегда, не вовремя, оборвал Роджер их молчаливый, но важный диалог.
Квартира Роджера, как и предполагал Джон, оказалась идеальным местом для того, чтобы можно было потеряться, и, желательно, не одному. Груды валявшейся на когда-то бывшем письменном столе, диване и подоконниках одежды тщательно скрывали любого, кто оказывался в зоне видимости комнаты, а значит, у него не будет проблем с тем, чтобы вытащить, наконец, Фредди на какую-нибудь беседу ни о чем.
Ему
очень нужна была эта невидимость для остальных, ведь рядом с Роджем и Браем Дикки неимоверно стеснялся, и никак не мог заставить себя привлечь внимание Меркьюри к своей персоне. Конечно, Дикки не считал себя хуже остальных. Просто это был Фредди, восхитительный, шумный, притягивающий любого Фредди, человек-эпицентр всего, душа компании и обладатель самых выразительных в мире глаз, с первого взгляда покоривших его мальчишеское сердечко, трепыхавшееся сейчас, как птичка в клетке.
Его абсолютно не волновало наличие у Фредди схожих с ним физических признаков, ибо когда стреляет Амур —
прятаться бесполезно, хотя, собственно, Дикки и не пытался.
Кажется, ему придется неслабо потрудиться, отвоевывая себе это гордое восточное сердце, впрочем, трудности не пугали, а напротив, подстегивали неукротимый «лисий» дух.
Первой удочкой, закинутой в озеро мыслей Фредди, стали
как бы непринужденные предрепетиционные столкновения, когда у Джона появлялось хоть сколько-нибудь времени на незатейливые рассказы о себе.
И ничего он не выпендривался. Ну, не Брайану же говорить о Берроузе, в самом деле?
Через неделю, незаметно проскользнув в «студию», Дикки увидел знакомый книжный корешок в объятиях холщовой сумки Фредди, и довольно улыбнулся —
сработало, ура.
Вот только говорить о прочитанном Фредди наотрез отказался, смущенно покраснев и не разговаривая с ним до конца того дня. Дикки ни черта не понял, но решил продолжить хитрую лисью тактику — пришлось сыграть на эффекте неожиданности, и замолчать о так удачно защищенном дипломе, который он наотрез отказался «обмывать» с одногруппниками. Только бы
он смекнул, о Боги, пожалуйста!
В итоге, за Фредди смекнул Роджер, но сути это не меняло, поэтому сегодня Дикки был рад, как никогда — еще немного, и они окажутся совсем рядом, совсем близко, совсем чуть-чуть, и…
— Джон, ты когда-нибудь пробовал «Северное сияние»? Пойдем скорее, я тебе тако-о-ое приготовлю!
Твою мать, Роджер, да какого хрена тебе надо?
— Пошли, все равно ведь не отстанешь…
А что, «Северное сияние» —
вполне себе вещь. А две таких штуки здорово развязывают язык, делая его бесстрашным. А три… О, Ро-о-оджер! Мой лучший друг! Пойди сюда, давай выпьем за дружбу!
Через две стопки Джон окончательно осмелел, занятый Роджером и его болтовней, и нашел в нем отличного и понимающего собеседника.
Еще через одну — он и вовсе забыл о своем тщательно продуманном плане, благо, и Фредди совсем не смотрел в его сторону, нахохлившись и что-то шепча на ушко Брайану. А вот Роджер…
— Джон, может, не надо? — осторожно спросил Брайан, неодобрительно косясь на спаивающего его Тейлора.
— Я хочу еще этой вкусняшки! — требовательно промолвил Дикон, и на него уставилось сразу три пары глаз.
— Дорогуша, ты же лопнешь…
— Да я стекл, как трезвышко!!! Хочешь – докажу???!
Еще секунда, и на стол, забитый съестным, шипящим и булькающим, забрались
самые изящные ножки в мире, являя миру танец, напоминающий походку стреляного лебедя и мартовского кота во время течки (одновременно), и Дикки, словив кураж, то и дело бросал на вокалиста заинтересованные взгляды, говорящие буквально о том, что
он чертовски обаятелен, а Фредди —
красив, так чего терять время зря?
Фредди как-то странно посмотрел на него и потянулся, чтобы что-то сказать, но был остановлен более резвым и прытким Тейлором, уже занесшим над бокалом початую бутылку
русской водки. Внезапно его рука была мягко остановлена, а сам Дикон, как ценная бандероль, передан в чьи-то смуглые руки, бережно обхватившие его и усадившие рядом с собой. Тепло, исходившее от этих рук, резко затуманило разум, оставив на лице плутовато-влюбленную улыбку, за что наутро наверняка станет стыдно.
— Если еще кто-нибудь хотя бы приблизит к нему рюмку, я самолично вырву ему волосы, вы поняли меня?!
Роджер, удовлетворенно улыбнувшись, наконец, заткнулся.
***
С самого начала этот вечер
не задался. Вообще.
Сначала Дикки, ушедший вперед и посмотревший на него, как на удава…
Потом Роджер, буквально не дающий проходу
ЕГО басисту!
А потом это чертово «Северное сияние»…
И если в автобусе он еще как-то смог удержать внимание Джона (
и то хорошо, о боже, Дикки говорил с ним целых двадцать минут подряд, что может быть лучше), усиленно спрашивая о
фактах из жизни его любимого писателя, то потом все пошло по той самой эрогенной зоне.
Прибыв на место назначения, воодушевленный тем, что смог, наконец, заинтересовать
самого очаровательного бас-гитариста в мире, Фредди разливался соловьем, обвораживая всех и каждого. Увлеченный собственной болтовней, он и не заметил, как его лапушку уже прибрал к рукам и коварно предложил испить какого-то
волшебного напитка надоедливый Тейлор, хитро поглядывающий из-за своих длиннющих ресниц.
В смысле, блять? Тейлор, ты совсем охерел?
Отставив недоготовленный обед, он же ужин (или закуску, если быть точнее), Фредди метнулся в комнату, и не поверил своим глазам: Дикки, послушно осушивший бокал, пьяно-доверчиво смотрел на барабанщика, и даже не заметил
его появления. Нет, это уже было чересчур!
— Что такое? — воззрился на него напрочь охуевший Тейлор.
Дикки почему-то молчал.
— Да все отлично. Прекрасно. Блять. Дикки, ты не куришь? — Фредди вовремя взял себя в руки, и тут же выскочил на балкон, сгорая от стыда. Нет, ну вы это видели?!
— Курю, еще как курю, да я с рождения… черт, что я несу… — радостно пробормотал Дикки, и материализовался вслед за Меркьюри.
Ура, ура, ура-а-а…
— А вы… С Роджером… Ну, это… У вас с ним что-то есть? — кажется, разум отказал не только Джону. Но что он мог поделать, когда находился рядом с этим каштановолосым демоном?
В том, что в Диккиных глазах скрывались все ангелы и демоны мира, я не сомневался. Их вообще сложно было описать одним словом: они одновременно притягивали и обескураживали, в них нельзя было смотреть долго и больше всего на свете хотелось смотреть долго… Даже чуть пьяный, Джон стал для меня еще милее, еще красивее – очаровательно-восторженный, и в то же время серьезный, то робкий, то уверенный, он стал моим проклятием и радостью; всем светом и солнцем в жизни —
я не мог не видеть его и не желать, мне нужны были эти разговоры и взгляды, я подсел на них, словно наркоман…
— Ничего! — резко выпалил Джон, и, наверное, впервые за все время знакомство открыто и вызывающе посмотрел на вокалиста.
— Ничего…?
— Совершенно…. — зеленоватая радужка глаз потемнела, затягивая в свой омут все больше. Что-то должно произойти, черт возьми, должно! — А почему ты спрашиваешь?
Фредди, еще минуту назад обрадованный до чертиков, вновь почувствовал, как
сгорает от стыда.
— Я… просто… Я, может… Роджера хочу!!! Может, я влюбился в него?!
— Ты серьезно? — голос Дикки вмиг упал, потянув за собой и челюсть.
Какого хера я несу? Джонни, что ты делаешь со мной?!
— Джон, я… Я не знаю, блять! Когда ты рядом — у меня напрочь отключается мозг! Еще и Тейлор со своим чертовым «Сиянием»!...
Четыре добрых стопки несчастного коктейля, наконец, дали о себе знать, и Фредди, вмиг пожалевший о собственном откровении, уставился в соседний дом, найдя в нем,
ну естественно, нечто очень интересное для просмотра. Ну, не в Джону же смотреть в глаза, правда? Что вообще за глупости?!
— Ты ревнуешь? — озарило, наконец, Дикона, и он практически впечатался худющим телом в дрожащего от волнения (и смущения, и выпитой водки) Фредди.
Твою-то мать. Только не сейчас. Никогда еще Штирлиц Фредди не был так близок к провалу!
— Да идите вы оба! — не выдержал пылкий влюбленный, оттолкнув от себя хитро улыбающегося Дикки, и выбежал обратно, прильнув к единственному незадействованному в этой драме лицу — уныло отпивающему из бокала Брайану.
А Джон, собственно, и пошел. Пошел туда, куда его и послали — обратно в теплые объятия блядски улыбающегося Роджера, то и дело бросая на вокалиста колючий и обиженный взгляд. Ему не хотелось ни пить, ни есть, да и Роджер порядком надоел, но Фредди, казалось, совсем не замечал его, и тогда пришлось прибегнуть к последнему доступному его воображению средству.
Танцам.
***
Бутылка водки опасно качалась в руках Дикки, позабывшего обо всем, и полностью отдавшегося танцу. Он то и дело поглядывал на единственное свободное пространство в комнате — их стол, и лишь оттолкнул руку Брайана, решившего предостеречь рыжеволосую бестию от необдуманного поступка:
— Уйди, окаянный! Сегодня мой день!
Ну уж нет. Это уже слишком.
— Фредди, сделай что-нибудь, он всю квартиру расхерачит, а нам, между прочим, выступать через неделю… — нахмурился Мэй.
— Роджер, сколько он выпил? — Фредди, наконец, отлепил взгляд от танцующего, и нарочито-елейно обратился к Тейлору, кажется, почти потерявшегося в пространстве.
— Я не помню… А тебе то-что, он же тебе не нравится, ты сам сказал? — плутоватые глаза смотрели прямо на него, и до Фредди, наконец, дошел смысл этого
коварного плана.
— Так ты решил
НАС на чистую воду вывести, засранец светловолосый?!
— И-и-и, дошло, наконец! Ик…
Тейлоровская радость, казалось, была способна затопить здесь все. Он еще с минуту торжествуще оглядывал Фредди, и потянулся за стопкой, но был остановлен властной смуглой рукой, оберегающей
свое танцующее чудо от любого вражеского посягательства.
— Джон, может, не надо? — Брайан словно прочел мысли Меркьюри, на что получил вполне определенный (да кто бы сомневался) ответ:
— Я хочу еще этой вкусняшки!!!
— Дорогуша, ты же лопнешь…
— Да я стекл, как трезвышко!!! Хочешь — докажу???!...
***
Baby, take off your shoes. I'll take off your shoes…
Baby, take off your dress. Yes, yes, yes…
You can leave your hat on
You can leave your hat on
You can leave your hat on!
(Joe Cocker — You Can Leave Your Hat On)
Если бы можно было выразить степень охуевания по десятибалльной шкале, Фредди, однозначно, забрал бы все десять. Он не мигая, смотрел, как плавно двигаются ноги Джона, скользя по мокрому столу, и понимал:
никаким Роджером здесь и не пахнет. Весь этот танец, этот вызов, отчаянно брошен ему, Фредди Меркьюри, и никому другому…
Сейчас они не замечали ничего: ни скромного и нахмурившегося Мэя, подсевшего поближе к Роджеру, ни самого Тейлора, смущенно поглядывающего на решившегося, наконец, обозначить
свою территорию Брайана (
и куда только делись его скабрезные шуточки и извечное алкогольное бахвальство?) —
только танец одного и восторженные глаза другого, буквально
пожиравшего его взглядом.
Go over there, turn on the light. No, all the lights.
Come over here, stand on that chair. Eah, that's right!
Raise your arms in the air, now shake 'em.
You give me reason to live…
— Джонни… Пойдем со мной. — мягкий вкрадчивый голос вывел Дикки из куража, и в ту же секунду он оказался в целомудренных объятиях Фредди, счастливый, и жутко довольный собой.
— Я думал, я тебе совсем не…
— Идиот, — ласково прошептал ему Меркьюри, и невесомо поцеловал в затылок, не решаясь обнять его более крепко. — Никуда теперь тебя не отпущу!
— Даже к Роджеру?
— К нему — в первую очередь… — шепот постепенно стихал, и Меркьюри счастливо зажмурился, прижавшись щекой к обожаемым рыжеволосым кудрям.
В волосы Дикки он заплел ту самую одну-единственную розочку, на которую все-таки смог найти деньги сегодняшним утром.
