We can't touch utopia

— Мне подозвать управляющего что тебя нет на месте или ты прекратишь прятаться добровольно? — задаёт вопрос Сонхва в пустой холл отеля. На огромных часах над лифтом стрелки показывают половину третьего утра. Хонджун засыпает в его постели практически мгновенно, стоило ему только упасть на кровать, что хорошо. Сан подозрительно громко молчит в мессенджере, что уже совсем не хорошо. Именно поэтому вместо того, чтобы сложить Хонджуна, развалившегося на кровати в позе снежинки, и лечь спать рядышком, он как дурак спускается обратно в холл и стоит в абсолютной тишине уже пару минут, явно ожидая чуда. — Хватит придуриваться, мне плевать, что ты здесь работаешь, а не отдыхаешь в качестве сладкого папочки, я всё равно собираюсь завтра отшлёпать твою непослушную задницу. Ноль реакции. Сонхва эта ситуация начинает потихоньку раздражать. Каким-то шестым чувством он знает, что Сан здесь и прекрасно его слышит, но зачем-то упрямо продолжает прятаться, словно это может решить разом все проблемы. — Если ты ревнуешь к Хонджуну, то зря. Ноль реакции. — Это не один из моих бывших, а просто друг с университета. Или у меня уже нет права с кем-то просто дружить, если в дело не вовлечена постель? — Зачем так орать? Я уже в туалет сходить не могу? — внезапно слышится голос Сана из-за спины Сонхва. Тот оборачивается и видит его недовольно стоящую у двери от помещения для персонала фигуру во всё той же белой рубашке с золотистой табличкой. — Может, мне нужен сейчас запасной фен, а на ресепшене никого, что делать, куда жаловаться? — уже тише отвечает Сонхва, постучав кончиками ногтей по стеклянной стойке. Сан недовольно поджимает губы и скрывается во всё том же помещении. Сонхва даже не успевает придумать фразы, при помощи которой можно было бы его оттуда выкурить, как он снова появляется в холле, сжимая в руках небольшую коробку белого цвета. — Фен. Будешь им сушить прекрасные красные пряди твоего просто друга из универа. Когда они вспотеют после классного дружеского траха. Резину найдёшь внутри, смазки у тебя ещё было валом. Пока. Сонхва не двигается ни на сантиметр на протяжении всей пламенной речи Сана. Только позволяет себе усмехнуться на последние его слова и дёрнуть левой бровью на пару секунд. — Интересно, если связать тебе руки проводом от фена, а потом отшлёпать прямо здесь, под камерами наблюдения, ты наконец начнёшь думать головой, а не жопой и сделаешь выводы, почему я стою сейчас в холле и пытаюсь поговорить с тобой, а не дружески трахаю Хонджуна, прости Господи? Сан молчит несколько секунд, но потом его плечи опускаются на пару сантиметров, и он кладёт коробку с феном себе под стойку. Он поворачивается к нему обратно, смотрит прямо в глаза, в упор, но на этот раз Сонхва не в состоянии даже прочитать, что конкретно он хочет этим сказать, а вслух спросить он не решается. Впрочем, слишком долго ждать не приходится. — Тебе правда плевать, что я здесь за прислугу? Сонхва тяжело вздыхает, закрывая глаза на секунду. Сложно это признать, но Сонхва даже чувствует некоторое облегчение. Он бы не выдержал долго в компании богатенького испорченного мальчика. Не веб-кам проститутка, не фрилансящий фрик, а обычный администратор очень дорогого отеля в курортном городке, лучше и придумать нельзя. — Я тебе не вру. Не вижу смысла разрывать доверие. — Не говори такие вещи, пожалуйста. Голос Сана вдруг становится тише, он говорит эту фразу практически шёпотом, низко опустив голову. Едва ли это из-за того, что его так волнует это живое кино, снимающееся перед охраной в прямом эфире. Сонхва тяжело сглатывает и делает один шаг к нему ближе. — Я тебе доверяю, Сан. — Зря, — он отступает на шаг, не поднимая головы. — Иди спать, Сонхва. Твой друг пьян и возможно, нуждается в помощи сейчас. Я напишу завтра вечером как закончу смену и высплюсь. А сейчас пожалуйста, умоляю, уходи. Его голос едва заметно дрожит, и Сонхва это чувствует. Он чувствует, как воздух между ними становится всё более и более напряжённым, и что одно лишнее слово, и Сан действительно может его грубо выгнать, а потом потерять работу. Поэтому он отступает на несколько шагов. И только потом тихо проговаривает, прежде чем вызвать лифт: — Тебе не нужно настолько захлопываться в себе, неважно, что такого страшного произошло в твоей жизни до нашей встречи. Ответа на эту фразу он не слышит. Сейчас он даже не смотрит на Сана, только терпеливо дожидается, пока закроются двери лифта за его спиной. И говорит то же самое уже себе.

•••

— Я пригласил тебя к себе только потому что у меня есть пара девайсов и мне бы не хотелось тащить их через весь отель к тебе, так что если ты начнёшь д… Сонхва его не особо слушает, осматривая гораздо более скромно обставленную комнату, чем его номер. Но, несмотря на это, она кажется очень миленькой. Возможно, потому что в ней нет этой вычурной нежилой стерильности вроде постоянно убранной постели, пары безвкусных картин и практически пустого шкафа как у него самого. У Сана наведён относительный порядок, но глаз выцепляет небольшие мелочи, добавляющие ещё больше невинного шарма его комнате, вроде чашки на полу или вещи, выглядывающей из-за шкафа или небольшой плюшевой собаки на кое-как убранной постели. Её Сонхва и берёт в руки, плюхаясь в кресло и начиная тискать плюшевые щёки. Хотелось бы и ему жить так, как хочет он сам, а не отталкиваясь от работы, статуса, человека, с которым делишь постель. Сонхва бы хотелось делить постель с вот таким Саном. — Если я его случайно похищу, заплатишь ли ты мне миллион мелкими купюрами в качестве выкупа? — Зачем тебе выкуп, ты и так бабла гребёшь самосвалом раз отдыхаешь здесь, — перебивает его Сан, в два прыжка оказавшийся возле Сонхва, и отбирает собаку, нежно погладив по плюшевой голове. — И да, стебать меня Шибером тоже очень плохая идея, говорят, за это отрубают руки и ноги. — Но он же классный, — возражает Сонхва, всё ещё протягивая руки в его сторону. Он несколько раз сжимает руки в кулаки и отпускает пальцы, всё ещё пытаясь достать до плюшевых щёк собаки. — Как его вообще можно обижать? Дай мне его, пожалуйста. Выражение лица Сана немного смягчается, он откладывает игрушку обратно на кровать, а потом возвращается и садится верхом на колени Сонхва, легко обнимая его за плечи. — Потом. Если захочешь. Сан не даёт ему вставить ответ, целуя очень нежно, почти невесомо. Сонхва тянется за продолжением, прижимает его ближе к себе, целует в таком же неспешном, тягучем ритме. Его руки аккуратно поглаживают горячую, немного мокрую широкую спину, обтянутую одной майкой-алкоголичкой, а в голову всё ещё лезут мысли со вчерашней ночи. Если он не хочет устанавливать доверие в их отношениях, то тогда почему им двоим сейчас настолько комфортно и уютно в объятиях друг друга? Если нет никаких «мы», то почему ему открылись и показали своё, хоть и временное, но убежище? Если этот разговор вчера действительно состоялся, то почему сегодня нет его продолжения? Тема же очень важная. В то же время поцелуи Сана — нежные, горячие, влажные — отвлекают от назойливых мыслей, которые с каждой секундой, проведенной вместе, тают как лёд в погожий весенний день. Пока он с Саном, он не думает ни о чём другом. И он очень благодарен, что сегодняшняя их встреча проходит на его территории. Сонхва осторожно обхватывает губами его сухую, чуть солоноватую шею и целует всё ниже и ниже, чувствуя, как пальцы Сана смыкаются на его затылке и осторожно, медленно тянут за волосы. — Что-то не так? — шепчет он, отрываясь от своего занятия буквально на секунду. Глаза Сана тёмные, полуприкрытые за длинными чёрными ресницами. Сонхва видит в их отражении себя, своё желание. И это заводит. — Просто хотел посмотреть тебе в глаза, — улыбается Сан, отпуская его волосы. — Ты очень красивый. — Ты всё ещё хочешь сделать… — отвечает ему Сонхва, украв маленький поцелуй из его ещё влажных губ. — Сделать что? — невинно наклоняет голову на бок Сан, ногтями слегка царапая его затылок. И это настолько приятно, что Сонхва почти сбивается с мысли, концентрируясь на своих ощущениях и мягкой, кошачьей улыбке Сана. Он мог бы убить за эти ямочки. — Сделать что, Сонхва? — повторяет он вопрос, проезжаясь бёдрами по ногам. — Выпороть тебя, — выдыхает он, руками с силой хватаясь за его ягодицы, заставляя проехаться бёдрами по себе ещё и ещё. — Стеком, плётками, что там у тебя есть, неси всё. — Меня? За что? — хихикает Сан, продолжая массировать затылок Сонхва и одновременно кататься по нему через одежду. Ему приходится глубоко вдохнуть прежде чем он стряхивает Сана со своих колен на пол и прижимает его спину одной ногой. — Встанешь на колени или ляжешь на мои? — А ты понимаешь толк в извращениях, — ухмыляется Сан, закусив одну губу. Он встаёт на ноги и стягивает с себя майку (Сонхва ещё раз позволяет себе залюбоваться его прекрасно сложенным телом) и идёт к шкафу, выуживая оттуда плотный полупрозрачный голографический пакет. — Выбирай что нравится. — Раздевайся, — тихо приказывает Сонхва, хватая руками брошенный в него пакет. Внутри оказывается не так много интересных вещей: кожаная плеть из тонких плоских полосок, такая же плеть, но с небольшими металлическими узелками на концах и два стека с хлопушками на концах: резиновый и, кажется, кожаный. На дне пакета обнаруживается небольшой кляп с шариком посередине, но пока что он ему не понадобится. Почему-то Сонхва приносит удовольствие сама мысль от острого разговора во время порки. Пока Сан сбрасывает в угол свои шорты и трусы, Сонхва пробует у себя на левой руке первую плеть: звук она издаёт прикольный, а по ощущениям его как будто погладили. — Да, она чисто для красоты и пугать непуганных, — соглашается с ним Сан и становится на колени справа от его ног. Сонхва тут же выпрямляется в кресле, пересаживаясь на самый краешек, поглаживая его голову, пока тот уверенно ложится на колени, выпячивая задницу в потолок. След от укуса на спине уже становится почти незаметным, только розовато-желтоватое пятнышко, наверное, нужно будет скоро обновить. Если Сан позволит, конечно. Вторая плеть лупит намного больнее — на руке остаётся очень хорошо заметный красный след, который очень долго полыхает болью. Такое очень интересно, но всё же, наверное, сегодня он остановится на стеках и просто ладонях. Одним мягким жестом Сонхва опускает голову Сана вниз и осторожно шлёпает его ягодицу ладонью, словно примеряясь. — Я даже стесняюсь спросить, на что ты рассчитывал, храня в номере такое добро? — спрашивает у него Сонхва, любуясь его круглыми белыми ягодицами. Желание нарядить их в розовое, а то и вовсе красное всплывает в голове словно сирена при пожаре — внезапно и хлёстко, словно его самого только что отшлёпали. — Что тебя будет шлёпать каждую неделю новый папочка? Этими девайсами? После того, как он отвёл сегодня утром достаточно помятого Хонджуна сперва к нему в отель, а потом и в аэропорт, у него было немного времени, чтобы освоить технику спанкинга. Ничего сложного, главное — просто не переусердствовать, ведь удовольствие должны получать обе стороны. Сан вроде как сам попросил себя отшлёпать, тем более, на собственной территории, что должно быть для него легче психологически. — Или что меня накажут однажды, но за всё сразу, — хрипит снизу он, дёрнув задницей словно хотел поставить в этом разговоре жирную точку. Сонхва с этим не согласен и с новым, более сильным ударом по другой ягодице, позволяет себе продолжить эту беседу. — Учитывая, что ты вёл себя как говнюк практически всю неделю нашего знакомства, — говорит он, шлёпнув ещё раз по ягодице. Ладонь отскакивает от кожи как мяч и оставляет после себя уже едва заметный след, — что ты залез в мой телефон без разрешения, смотрел фотографии и личную переписку, наказывать тебя нужно долго, трепетно и со вкусом, моя сладкая гора. — Моя, — эхом за ним повторяет Сан, дёрнувшись от очередного хлопка рукой. След уже становится более и более заметного розового цвета, что не может не радовать Сонхва. Ощущение полной власти над таким трепетным и уязвимым в данный момент Саном возбуждает куда сильнее обычного физического возбуждения при помощи минета или рук. — Да, моя, — он шлёпает уже наотмашь, чувствуя, как Сан под ним тоже начинает вполне очевидно возбуждаться. В этот момент в голове проносится скорым поездом мысль, что он не зря тогда разорился на суперлайк для этой горы. Её тут же сбивает другая мысль. — Как насчёт Кан Ёсана? Он — тоже твоя собственность? — хрипит Сан, и Сонхва стоит огромных, практически нечеловеческих усилий выдержать ровный темп шлепков так, чтобы не было разницы ни в силе ударов, ни в их частоте. — Нет, — максимально честно отвечает он и немного разминает правую руку. Он примеряет немного стек напротив горящей румянцем задницы и со свистом ставит первый хлопок чуть повыше бедра. Сан шумно вдыхает воздух через зубы и со стоном выдыхает. Бедром Сонхва чувствует как сильно тот пытается вдавить возбуждённый член ему в ногу. Интересно. — Кстати, — выдыхает он, рассекая воздух ещё одним ударом стека. Он смачно шлёпает о вторую ягодицу Сана, оставляя после себя багряную полосу прямо поперёк бедра, и понимает, что не слишком сильно побеспокоился, что надеть себе на ноги: джинсы уже начинают прилично сдавливать пах, и находиться просто так в такой позе становится неудобно. Он расстёгивает ширинку, чуть-чуть спуская джинсы так, чтобы члену было комфортно, и продолжает сечь Сана. — С удовольствием выслушаю, за что там тебя нужно наказать один раз и навсегда, — плавно говорит он. Шумные вздрагивания, а потом последующие фрикции о его джинсы буквально кричат о состоянии Сана, и Сонхва это нравится. Ему нравится читать его язык тела, его повадки. Нравится составлять словарь между «тем, что сказал вслух» и «то, что сообщило тело». Сан очень подвижный и гибкий, возможно, именно поэтому он так чем-то зацепил Сонхва. — Я — говнюк, который всем портит жизнь, — шумно стонет Сан, извиваясь буквально всем телом от очередного удара. — А ещё? — спрашивает Сонхва негромко, покровительским тоном. Он чувствует, что если сейчас прикоснётся к своему члену, то тут же кончит, быстро и несправедливо. Судя по тому, что хочет подсознательно донести ему Сан, он и сам находится где-то недалеко от своего предела. — Мне очень жаль, я больше так не буду, — выкрикивает он между бестолковыми, неритмичными шумными вздохами и выдохами. Он извивается по коленям Сонхва от каждого удара стека, но продолжает упрямо висеть на своём месте. — Я вёл себя очень плохо. — Что нужно сделать, чтобы ты задумался о своём поведении? — спрашивает Сонхва практически на последнем издыхании. — Высечь меня как последнюю сучку, — громко, почти кричит Сан, вжимаясь пахом в бёдра Сонхва. — Чтобы я забыл всё, даже как меня зовут, пожалуйста. И Сонхва чувствует, как его накрывает. Он наносит и наносит удары по ягодицам, любуется багряным, беспорядочным узором и снова сечёт так, что только слышно короткие шлепки наконечника о кожу. Сан беспорядочно под ним дёргается, стонет, громко дышит, внезапно переходит на крик, потом снова на неровное дыхание и так по кругу, пока не сваливается обессиленно на пол дыша при этом часто-часто. К Сонхва словно возвращается фокус: его правая рука горит, джинсы безнадёжно испачканы, но при этом по его телу всё ещё проходятся пост-оргазменные короткие, пронизывающие электрические сигналы. Сан под его ногами мелко дышит, лёжа на животе, его задница буквально вся разукрашена всей палитрой красного, но при этом он улыбается. Улыбается и Сонхва, помогая ему подняться на ноги и дойти до кровати. — Хочешь немного обнимашек? — спрашивает он уже своим более привычным тоном голоса. Сан открывает глаза на секунду, кивает несколько раз и снова закрывает глаза, подворачивая себе под живот плюшевого Шибера. Сонхва улыбается, сбрасывая с себя всю грязную одежду и ложится рядом, позволяя ему закинуть на себя ногу. — Это, конечно, не кинг-сайз с твоего номера, — глухо хрипит Сан. Сонхва не даёт ему продолжить мысль, закрывая его рот медленным, нежным поцелуем. — Мы втроём с Шибером помещаемся, значит, большего и не надо, — улыбается он сквозь поцелуи, чувствуя, что Сан улыбается ему в ответ. — Хочешь, я намажу твои булочки кремом? — Хочу, чтобы ты остался со мной на ночь. И крем тоже. Хочу. В ванной. — Ты даже представить не можешь, с каким удовольствием я сейчас это сделаю, — отвечает ему Сонхва, осторожно поглаживая его за спину, а потом встаёт с кровати только для того, чтобы найти обезболивающий крем и вернуться обратно. О телефоне в кармане он в этот вечер даже не вспоминает.