Наследие: Неожиданные союзники

Я знаю — в гуще облаков Я смерть свою узнаю сам; Во мне нет гнева на врагов И нет во мне любви к друзьям. Уильям Батлер Йейтс

      Фундамент будущих событий заложило перехваченное письмо. Это не было письмом стратегической важности. В нём человек по имени Маркуса Вильсон приносил извинения за то, что из-за собственной болезни не может приступить к обязанностям врача на авиабазе и просил прислать временную замену. Письмо перехватила Пятнадцатая вампирская основательница, она же и приехала на базу под видом медицинского сотрудника.К тому же, их с доктором инициалы совпадали.       Сказать бы, что с этого и начались проблемы, но нет. Присутствие Марии на базе, напротив, способствовало спокойному протеканию дней: женщина обладала просто внеземной красотой, и все младшие офицеры бегали за ней по пятам, поэтому у них не было времени на придирки к обычным пилотам.       Итак, первые несколько недель на базе всё было спокойно, если не считать пары боевых вылетов, из которых все вернулись целыми и невредимыми. Проблемы начались, когда на базу приехали механики. Нет, не авиамеханики — оных было слишком мало, и все они были в горячих точках. От водителей-механиков толку, помимо доставки продовольствия и топлива, не было, но и спрашивали с них не особо много.       Механики прибыли в нелётную погоду. Рене с Лакусом терпеливо дождались, пока командование проинструктирует новоявленных солдат и предоставит их самим себе, после чего пилоты схватили одного парнишку и отвели подальше от чужих глаз и ушей.       — Джон, какого чёрта?!       — Привет, братик, я…       — Какого чёрта ты здесь делаешь?! Боже мой, тебе же всего шестнадцать? Кто тебя сюда вообще пустил?!       — Я соврал комиссии про свой возраст и пошёл добровольцем, — Джон выдавил из себя такую невинную улыбку, словно они были не на войне, а в цирке.       Борясь с желанием прописать брату профилактический подзатыльник, Рене чертыхнулся и вышел за пределы базы. Учитывая отдалённость от населённых пунктов, особого смысла в заборе или оградительной сетке не было, поэтому база заканчивалась прямо за ангарами с самолётами. Симм клацнул зажигалкой, подпаливая сигарету.       — Невесёлая ситуация.       Лакус стал рядом и тоже закурил.       — Это всё из-за меня, — выдыхая сигаретный дым, произнёс Рене.       — Ты здесь ни при чём.       — Нет. В письмах я не разу не упомянул, что мы здесь словно в мясорубке. Не хотел, чтобы семья переживала. А теперь этот малолетний дурень, насмотревшись на пропагандистские плакаты, пошёл следом за мной!       Рене вновь затянулся.       — Хорошо, что твои братья ещё слишком малы для войны.       — Думаешь, она закончится до того, как они вырастут?       — Надеюсь.       Пилотировать боевой самолёт — опасное дело. На войне нет места понятию безопасность, но на базе было легче. Они на своей земле. И их мечта дотянуться до неба наконец-то осуществилась. Рене не раз ловил себя на мысли, что он не против найти смерть в небе.       — Рене, Лакус, — их окликнул знакомый голос.       Джон мялся, нервно сжимая водительскую фуражку.       — Я знаю, как это выглядит со стороны: малолетний дурень побежал на войну, думая, что всё здесь так, как рисуют на плакатах и рассказывают агитаторы. Вы не хотели пугать нас, поэтому не говорили ни о чём таком в письмах, но я видел сводки в газетах, видел покалеченных солдат… Я знал, куда шёл.       Мы ждали вас. Но когда вы написали, что станете пилотами, я понял, что нужен не дома, а здесь. Я пошёл на войну ради вас.       Рене ничего не ответил, а лишь мягко обнял брата.       — Пообещай мне, что никуда не вляпаешься, хорошо?       — Хорошо, — кивнул Джон.       Лакус лишь хмыкнул и достал из кармана ещё одну сигарету.       — А теперь проверим, какой ты солдат. Уже пробовал курить?       Джон отрицательно покачал головой.       — Ну и что это за солдат, который не курит? Держи!       Вельд протянул новобранцу уже зажжённую сигарету. Джон затянулся и закашлялся.       — Ну всё, теперь настоящий солдат, — засмеялся Рене и похлопал брата по плечу.              Джон очень старался вести себя так, как подобает «настоящему солдату». Но помощь со стороны всё равно никогда не была лишней.       Сентябрь пилотов не жаловал, но так было даже лучше: нет боевых вылетов — нет потерь. А Рене же мог прийти брату на выручку в любое время.       — Да что не так с этим мотором?! — чертыхнулся Симм. Они уже два часа с ним возились, согнувшись в три погибели, но пока что безрезультатно.       — Стой, я там что-то вижу. Или нет… Ай!       Что-то мелкое и мохнатое прыгнула прямо на Джона. Юноша выставил руку, дабы не упасть на землю, а зверёк тем временем спокойно умчался в поле.       — И что в моторе забыла мышь?       Но братья не успели придумать внятного ответа: на них начал орать один из капитанов. Отчасти, справедливо, ибо пилоты должны выполнять свои обязанности, а механики — свои. Но на сей раз офицер просто решил придраться (наверное, встал не с той ноги).       Стоять смирно и молча выслушивать ругань офицера, периодически кивая «Да, сэр», «Так точно, сэр». Рене слегка отвёл взгляд в сторону. Тогда он впервые увидел госпожу Марию вблизи.       Она была одета в стандартную униформу медперсонала, вьющиеся волосы цвета льна были собраны в пучок на затылке, чёткие, но в тоже время мягкие черты лица и бледная кожа вместе с глазами необычного цвета делали её невероятно красивой. И очень похожей на женщину, чей портрет бабушка Кэти рисовала перед смертью.       Неизвестно, сколько бы младший офицер отчитывал их, если бы не появился майор Блэквуд. Он успокоил капитана, велел пилоту возвращаться к своим делам, а сам отвёл механика в сторону.       Рене в последний раз оглянулся на врача и отправился к ангару.       — Ну что вы так долго?       — Полевая мышь решила устроиться на ночлег прямо в моторе.       — Странные у неё представления о комфорте, — рассмеялся Лакус. — Мотор хоть починили?       — Да вроде…       — Кстати о моторах… Ты уверен, что собираешься копаться в двигателе самолёта?       — Думаешь, не сработает?       — Да я не об этом! А вдруг поймают?       — Не поймают. По выходным в ангары никто не заглядывает.       Рене пришла в голову действительно безумная идея — усовершенствовать двигатель, чтобы самолёт летал быстрее. Потом он раз сто проклянёт себя за эту глупую затею. Но сейчас она казалась ему замечательной.       — Слушай, Лакус, а ты видел нашего врача?       — Ага, — кивнул Вельд. — Обычно её трудно найти из-за хороводов, которые водят вокруг неё офицеры, но я один раз её увидел.       — Я видел её сегодня.       Лакус кивнул, но тут же резко повернулся к другу и уставился на него.       — Нет, Рене, даже не думай. Без обид, но у тебя с ней нет шансов.       — Совсем дурак? Я и не думал об этом! Мне просто показалось, что я её раньше где-то видел.       — Вряд ли, — Лакус покачал головой. — Такую красавицу ты бы точно запомнил.       — Это да, — согласился Симм. Но почему она так похожа на женщину с портрета?       — Джон, ну наконец-то!       — Извините, — механик явно бежал к ним. — Майор Блэквуд теперь знает, что я соврал про свой возраст.       — И что, тебя отправят домой?       — Да нет конечно! Я же давал присягу! Просто… Он хороший человек. Мне он нравится.       — Побольше бы таких, — согласился Лакус.              Наконец-то наступила суббота. Погода была ужасной: о боевых вылетах и речи быть не могло. Пользуясь случаем, младшие офицеры умчали в ближайший город, так что из командования на базе остался лишь майор. Отличный шанс пробраться в ангар.       — Вы можете не идти со мной, если не хотите, — в который раз напомнил Рене.       — Ну уж нет. Если уж вляпываться, так всем вместе, — произнёс Лакус.       Проникнуть в ангар не составило особого труда. И вот два пилота и механик с инструментами и чертежами наготове копошились около самолёта.       Послышался скрип металлической двери. Все трое на мгновение замерли, а после не придумали ничего лучше, кроме как спрятаться за боевой машиной. Что это было? Кто-то из пилотов, или же из командования? Ну и влетит же им! Но если это так, то смысл устраивать игру в прятки? Они же не в детском саду! Когда солдаты сошлись на том, что это, должно быть, сквозняк, кто-то негромко кашлянул.       — Вас здесь быть не должно, — прозвучал женский голос.       — Как и вас, — заметил Рене.       Эта женщина. Доктор Мария Вильсон, так ведь? Что она делает в ангаре?       Женщина перевела взгляд на чертежи.       — Откуда они у вас? Я никому не расскажу, честное словно. Мне просто любопытно, где вы добыли чертежи, которых на базе и вовсе быть не должно.       — Это самая простая модель самолёта всего лётного корпуса, — произнёс Симм. — Я летаю на нём, — он положил руку на самолёт, за которым они прятались. — Я сделал чертёж и немного его усовершенствовал, теперь хочу переделать сам самолёт.       — Боже, Рене, зачем ты всё ей… — прошептал Джон.       — Отлично, тогда я вам помогу, — перебила механика Мария.       — П-поможете?! — удивились солдаты.       — Да, — кивнула она. — Я сама здесь из-за чисто научного интереса. Так почему бы нам не помочь друг другу?       Весь день они провозились с мотором. Дождь лупил по крыше ангара, пилоты и механики отсиживались по казармам, та часть командования, которая осталась на базе — у себя по кабинетам. Как оказалось, знания госпожи Марии не ограничивались одной лишь медициной: она прекрасно разбиралась в инженерном деле. Закончив возиться с двигателем, они условились встретиться на следующий день, дабы всё ещё раз перепроверить.       Как и ожидалось, за ночь с двигателем ничего не произошло. Испытать новые возможности самолёта они, увы, не могли: кто им позволит без приказа поднять боевую единицу в воздух? А вот что будет, если всплывёт их несанкционированная переделка, юноши старались не думать. Мария же была уверенна, что всё будет в порядке. Погода была нелётная, поэтому узнать наверняка, увенчался ли эксперимент успехом, было нельзя. Зато у них появился прекрасный шанс пообщаться друг с другом.       Джон, в силу своего возраста, был самым болтливым. Примечательно, что говорили они о чём угодно, кроме войны. Вот и сейчас разговор зашёл о семьях:       — Вы бы очень понравились нашей прабабушке, доктор Вильсон…       Женщина слегка нахмурилась:       — Лучше зовите меня по имени.       — Как скажите, Мария… ай!       — Госпожа Мария, — Рене слегка ударил брата в бок, — ты не с соседкой разговариваешь.       Мария лишь улыбнулась, а Джон продолжил:       — Вы бы очень понравились нашей прабабушке, госпожа Мария. Она ещё в своё время твёрдо стояла на том, что женщина может заниматься любым делом не хуже мужчины. Прабабушка Кэти рисовала иллюстрации к детским книжкам.       Она посмотрела на них так, словно на неё сошло озарение:       — А какая у неё была девичья фамилия?       — Гордон, кажется. А что?       — Моя прабабушка рассказывала мне, что как-то встретила девочку по имени Кэти Гордон, которая отчаянно стремилась стать художницей. Мне всегда было интересно, удалось ли ей…       — Так вот в чём дело! — вдруг воскликнул Рене. — Мне казалось, что раньше уже где-то вас видел, а теперь всё стало на свои места. Незадолго до смерти, прабабушка Кэти постоянно рисовала портрет женщины, очень похожей на вас. Видимо, ваша прабабушка в своё время произвела сильное впечатление на нашу.       — Да, с неё могло статься… — улыбнулась Мария.       — Лакус, а у тебя есть братья или сёстры? — обратилась она ко второму пилоту.       — Две сестры и два брата, — кивнул юноша, — и все младшие.       — А твои братья не попытаются соврать и тоже пойти на войну добровольцами?       — Ммм… Это вряд ли. Им всего тринадцать и двенадцать лет. В комиссии не совсем слепые сидят.       — В чём я лично сомневаюсь, — вздохнул Рене.       Солдаты рассмеялись, а Мария вновь улыбнулась. До конца своего пребывания на базе она проявляла какую-то необоснованную и прочти что материнскую заботу к ним троим.              А погода стремительно ухудшалась. Дождь застал солдат прямо посреди поля, вследствие чего заболело чуть ли не треть взвода. Дороги размыло, так что до ближайшего города было ни дойти, ни доехать, а вот лекарств было критически мало. Помимо всего прочего, их ещё и не пускали в лазарет.       — Рене, Джон, ради всего святого, выметайтесь отсюда! — Мария уже перешла на крик.       — Госпожа Мария, но ведь Лакус…       — Он спит. Для его состояния это нормально. От того, что вы будете стоять рядом, ему лучше не станет, — женщина практически выпихнула солдат во двор.       Лакусу было совсем плохо. Высокая температура, красное лицо и пот, что стекал градом по неподвижному телу, которое то и дело вздрагивало от очередного приступа кашля.       Рене сел на свою кровать в казарме. Настроения на базе были весьма и весьма пессимистическими. Рене ударил кулаком по тумбочке. Нет, его лучший друг не может вот так умереть. Он должен что-нибудь сделать. Хоть что-нибудь.       Натянув плащ, который едва ли защищал от стоящего стеной дождя, Рене отправился к майору. Что он ему скажет? А, ладно, на месте придумает. Может быть, когда немного распогодится, слетать на другую базу? Да он был готов летать туда хоть под раскаты грома и вспышки молнии, лишь бы спасти Лакуса!       — Лазарет не рассчитан на двенадцать человек. И лекарств едва хватит на половину из них. Из города ждать помощи нечего, отвезти больных туда невозможно…       — Прошу прощения, майор, разрешите задать вопрос.       — Разрешаю.       — Разве Ма… эм, доктор Вильсон, не должна быть здесь?       — Отставить. Её это не касается.       Почему? Как нехватка лекарств для больных может не касаться единственного врача на базе?!       Симм вновь отправился в лазарет.       — Рене, я же ясно сказала…       — У вас нет лекарств?       — Это не должно тебя волновать… и откуда ты…       — Майор устроил собрание, я правда случайно услышал. У нас нет лекарств, дроги размыты… что с ними будет?       — Я не знаю, — честно ответила Мария.       — Неужели нельзя ничего…       — Можно, — решительно сказала она. — Лекарств действительно мало, но зато у меня есть некие препараты, из которых можно сделать новые. Вот только мне нужна будет помощь. Рене, скажи, твои познания в химии хоть немного так же хороши как в механике и физике?       Юноша неуверенно кивнул.       — Отлично, идём, буду «выпрашивать» тебя у командования. И какого чёрта они проводят собрание без меня, когда главный, а в нашем случае единственный врач на базе — первый, с кем должно обсуждаться состояние больных?       Не церемонясь Мария вломилась в кабинет к майору и втащила в него Рене.       — Майор, — обратилась она к заведующему базой, — дела очень плохи: лекарств не хватает, возможности отвезти пациентов в город тоже нет. Позвольте мне взять этого пилота в помощники, чтобы самим попытаться сделать новые лекарства.       — Майор Блэквуд, то что вы говорили… — начал один из младших офицеров.       Мария как-то переменилась в лице, но тут же вернула самообладание.       Майор жестом велел капитану помолчать.       — Почему именно Симм? — спросил он.       — Потому что у него одного мозгов больше чем у половины присутствующих вместе взятых.       — Если это поможет спасти наших солдат, то так тому и быть, — кивнул Блэквуд. — Устного разрешения вам будет достаточно, или же вам, врачам, необходимы письменное?       — Устного будет предостаточно, — кивнула Мария.       Последующие несколько дней Рене практически не выходили из кабинета Марии, стремясь как можно быстрее закончить новое лекарство. И вот оно было готово. Новое лекарство действительно помогло — солдаты пошли на поправку.              Но не успели солдаты оправиться после эпидемии, как из дома пришли письма весьма неутешительного характера. Руки дрожали, в глазах заблестели слёзы. Нет, он должен держаться. Хотя бы ради Джона, который рыдал, не стыдясь и не скрываясь, уткнувшись в плечо брату.       — Тише, тише, — как мог, Рене пытался успокоить его. — Это не твоя вина. Тише, ты не виноват.       На их город был совершен авианалёт. В дом, где жила их семья попала бомба. Родители не успели спуститься в подвал.       Так вкратце можно было передать содержимое залитого слезами письма, отправленного Эйдой.       А истерика Джона и не думала прекращаться, поэтому Рене буквально силком затащил брата в лазарет.       — Умоляю вас, дайте ему что-то, чтобы успокоить.       Мария ввела мальчишке большую дозу успокоительного, от чего тот практически сразу заснул. Уложив Джона на диван в своём кабинете, Мария обратилась к его брату:       — Как ты, Рене?       — Я в-в п-порядке, — дрожащим голосом произнёс пилот.       Он был далеко не в порядке. Поэтому, когда Мария обняла его и мягко произнесла: «Мне очень жаль», дал волю слезам.              Но череда потрясений только начиналась. На следующий день Мария куда-то исчезла, а под вечер на базу прибыл доктор Маркус Вильсон.       Что вообще происходит? Куда делась госпожа Мария? Почему все офицеры ведут себя так, словно её и вовсе не было на базе. Ответ на этот вопрос он получит только когда перестанет быть человеком.       Смерть родителей окончательно подкосила Рене. Всякий раз, когда отчаянье грозилось утопить его в пучине безысходности, когда над головой свистели пули и рвались снаряды, он думал о возвращении домой. Он не имел права опускать руки. Он жил рад них. А став пилотом, думал о том, как после окончания войны переведётся на гражданскую авиацию. И матери больше не придётся надрываться на работе, дабы купить отцу такие необходимые лекарства. Но тогда, отправляясь на войну, он видел родителей в последний раз.       Джон. Ради него. Он должен держаться ради брата. А когда они вернуться домой, будут все вместе помогать семье Лакуса. Джон с Эйдой смогут отправиться в университет, Артур с Филипом не будут носить ботинки на вырост, а Лиззи не нужно будет донашивать перешитые из рубашек братьев платья.       Самолёт же летал отменно. Жаль, что Мария этого не видела.       Увы, чувство полёта не дарило бывалого наслаждения. Потому что, преследуя мечту, он упустил шанс увидеть родителей перед смертью? Но тогда бы Джон не затесался на базу механиком и погиб бы вместе с родителями. А может быть и нет. Родители не успели спуститься в подвал, а причиной этого вероятнее всего послужили больные ноги отца. Если бы Джон бы дома, то он бы помог им, и все выжили. Или нет?       Самолёт же летал отменно. И Мария это прекрасно видела.              Погода снова была ни к чёрту: того и глядишь пойдёт дождь. Солдатам разрешили сидеть в лазарете сколько душе угодно.       — Эх, жаль, что доктор Вильсон не разрешает курить, — вздохнул Лакус.       — Ты бы для начала полностью выздоровел, — Джон слегка нахмурился. — Мне кажется, курить, когда ты и без того кашляешь — не лучшая идея. А ты что думаешь, братик?       — Я думаю, что я выиграл, — Рене побил обе карты. — А теперь я на вас посмотрю, — улыбнулся он.       Ради них. Он должен держаться, жить дальше ради них.       И тут раздался громкий пронизывающий звук. Нет, это был не раскат грома. Это был сигнал тревоги, взывающий боеспособных пилотов занять свои позиции.       — Рене!       — Я должен идти. Не переживайте. Я вернусь так быстро, как только смогу.       Всё было нормально. Самолёт летал отменно. Бой как бой. И британская авиация побеждала. И тут снаряд попал в хвост самолёта. Боевая машина начала стремительно терять высоту и практическим камнем пошла вниз. Но пилот знал своё дело: самолёт выровнялся и стал лететь вдоль земли, снижаясь с меньшей скоростью и вот ему удалось относительно плавно приземлиться посреди поля.       Тело не слушалось, а перед глазами всё плыло. Нет, оставаться в самолёте нельзя. С горем пополам, Рене начал вылезать наружу, пока не понял, что его кто-то тащит.       — Рене, ты слышишь меня? — голос брата звучал так, словно он пытался докричаться до него из какой-то железной коробки.       — Да. Спасибо. Боже, Джонни, я так рад, что ты у меня есть.       — Всё в порядке братик. Сейчас мы вернёмся на базу и всё будет в порядке.       И тут в самолёт попала ещё одна бомба.       Она попала прямо в двигатель, от чего тот взорвался, а огненная ударная волна вместе с осколками накрыла братьев.       Он ничего не видел и не чувствовал. Был лишь звон в ушах и огонь на коже. Словно его посадили в огромный церковный колокол, под которым разожгли костёр.       Чёртов двигатель. Если бы ему не приспичило его переделывать, то удар бы не был таким сильным. И Джон бы не пострадал.       Рене был ещё жив. Однако, одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что это ненадолго. Он тяжело и прерывисто дышал, глядя на брата.       — Джон? Джонни, ты меня слышишь? — прошептал он.       Только теперь Симм заметил силуэт, что склонился над его братом.       — Рене, он мёртв, — прозвучал знакомый голос.       Нет. Только не он. Пожалуйста, только не он.       — Это всё из-за меня…       — Нет, это не твоя вина…       — Если бы я не передела этот чёртов двигатель, взрыв бы не был таким сильным и… а!       Он сцепил зубы, корчась от боли. Всё вокруг пахло кровью, что стремительно покидала его тело через раны.       — Рене… тише… — Мария присела рядом и положила голову пилота себе на колени. — Тише… тс-с, — она успокаивающе поглаживала его по голове.       — Вы ангел?       — Нет, — мотнула головой Мария. — Скорее даже наоборот.       — Мне больно…       — Я могу забрать твою боль. Нужно будет немного потерпеть, и она уйдёт. И не только физическая. Оставь всё, что было, в прошлом. Стань таким же как я.       Рене почувствовал, как его ещё тёплые губы накрыли чужие холодные, а после — металлический привкус крови во рту.       Так родился ещё один вампир.                     — И ты стал вампиром, когда выпил кровь аристократки?       — Почти. Чтобы завершить превращение, нужно выпить ещё и людской крови. Тогда глаза становятся красными и в тебе умирают последние капли человечности.       — Но разве в тебе больше нет человечности?       — Я не знаю, — честно ответил Рене.       Со смертью брата он потерял смысл существования, но госпожа Мария спасла его, не только его тело, но и разум, не дав окончательно поехать крышей в чреде болезненных воспоминаний и ночных кошмаров. А ещё рядом был Лакус, который тоже вскоре стал вампиром. Потом им поручили возиться с Шахаром, затем Пятнадцатая основательница приставила к нему Юонга, и вместе с ним, Евой и Христиной они помогали госпоже Марии. А после она познакомила его со своей семьёй — мужем и дочерью полукровкой. И Рене вновь услышал, как кто-то зовёт его «братиком». Даже после апокалипсиса, когда им на голову свалились Томоэ и Микаэла, когда выживших детей загнали в стойла, а стычки с отрядами ЯИДА случались по несколько раз на дню, он помнил. Помнил, как был человеком.       Он посмотрел на Айко. Была ли он частью его человечности, если оная вообще осталась?       — Рене, — обратилась к нему девушка, как-то рассеянно смотря на него.       И тут вампир понял, что он плачет. Впервые за столько лет тонкие ручьи слёз текли по его щекам. Странно. Последний раз он плакал где-то спустя месяц после обращения, когда проснулся от очередного ночного кошмара, щедро приправленного смертями погибших близких.       Айко молча подошла к вампиру и обняла его. Немного помедлив, Рене и сам окольцевал её тело руками и произнёс тихое:       — Спасибо.