Can you lie next to her And give her your heart As well as your body? And can you lie next to her And confess your love As well as your folly? Mumford & Sons «White Blank Page»
Орсино валялся с книжкой на диване в гостиной и задумчиво пинал ногой деревянный подлокотник. Программа для внеклассного чтения оказалась смертельно скучной, у него слипались глаза, но он твёрдо решил дочитать начатую главу и только потом отправиться спать. Бабушка уже давно ушла наверх, пожелав ему спокойной ночи и прихватив с собой корзинку с рукоделием. Мальчик зевнул, потёр глаза и, сдавшись, отложил книгу на журнальный столик. Мельком бросив взгляд в окно, за которым сгустились сумерки, он заметил свет в комнате Федерики Микеле. Орсино не видел её несколько дней. При мысли о том, что наверняка она всё свободное время гуляет с Джакомо, у него защемило сердце. Он вздохнул и насупился, собираясь встать. Неожиданно послышались торопливые шаги. Мальчик едва успел привстать с дивана, как мимо него вверх по лестнице пронеслась Гермиона. Она ворвалась в свою комнату и с грохотом захлопнула за собой дверь. — Что это с ней? — с недоумением пробурчал Орсино. — Живот, что ли, прихватило… Он снова отчаянно зевнул и погасил лампу. Через десять минут в маленьком коттедже воцарилась сонная тишина.***
Гермиона бегала по комнате совсем как белка в пресловутом колесе. Стоило ей остановиться хоть на секунду, как она вспоминала, что произошло парой часов ранее, и снова принималась носиться из угла в угол. Наконец она с размаху ударилась мизинцем о ножку кровати, громко выругалась и упала навзничь на стёганое покрывало. Прежде с ней никогда не случалось ничего подобного. Всю свою сознательную жизнь Гермиона Грейнджер была уверена, что секс сильно переоценён. Она могла с ходу назвать кучу занятий, которые нравились ей существенно больше: например, открыть новую книгу, похрустеть её нетронутыми страницами и, налив себе внушительную чашку какао, углубиться в чтение на несколько приятнейших часов; потанцевать под забавные магловские песни перед равнодушным Живоглотом, представляя на его месте восторженный стадион скандирующих поклонников; в начале осени, на свой день рождения, надеть любимые удобные кроссовки и уйти гулять по утреннему парку. Всё это вдохновляло и радовало, чего она не могла сказать о своей интимной жизни. Какое-то время Гермиона считала, что дело в неудачном выборе партнёра, но после появления в её жизни Терренса Хиггса — обладателя прекрасного тела и неиссякаемого сексуального энтузиазма — решила, что проблема кроется в ней самой. Надо отдать Терренсу должное — он очень старался, поэтому Гермиона, тяжко вздохнув про себя, сделала то, что и многие другие девушки в подобной ситуации. Она симулировала. Изучив достаточное количество теории, Грейнджер научилась получать удовольствие самостоятельно, но адаптировать приобретённые знания в собственную постель так и не сумела. Она всегда трезво смотрела на вещи, не теряла головы и… не была влюблена. Что может быть хуже для пугливого женского оргазма?.. Поэтому, не найдя иного решения, Грейнджер приспособилась весьма убедительно стонать, грациозно извиваться и сжимать нужные мышцы в момент предполагаемой партнёром кульминации. Но то, что случилось сегодня, не поддавалось никакому описанию. Мало того, что её поцеловал Драко Малфой. Благодаря ему она испытала первый в своей жизни оргазм с мужчиной. И всё это в один день. «Ну, немудрено, что он знает всякие такие штуки, — обкусывая ноготь, думала Гермиона. — Успел отточить технику во время учёбы в Хогвартсе. А сегодня… просто сыграл знакомые аккорды. Ведь так?..» Гермиона схватилась за горящие щёки, словно силой пытаясь заставить кровь от них отхлынуть. Остатки рационализма отступали под натиском сумасшедших воспоминаний. Он не делал ничего сверхъестественного. В этом и не было нужды. Но его поцелуи, его руки, нетерпеливо сжимающие её спину, его сбивчивое горячее дыхание начисто стёрли у Гермионы способность соображать. От прикосновений Драко её охватывало жгучее томление, а тело рефлекторно подавалось ему навстречу, словно находясь под неким эротическим Империусом. И вот к чему это привело. — Мерлин, он же священник! — выпалила она вслух севшим голосом и замерла, уставившись на небольшую репродукцию Венеры на стене. «На сегодня это всё, Гермиона». …Дрожащая и нагая, полностью обезоруженная, она восприняла его слова как ушат ледяной воды. Осознание полного бесстыдства случившегося хлынуло в мозг, и она вскинула голову, округляя рот в немой панике. — О… О… Это… Драко наклонился и подхватил с пола её юбку. Затем, не сводя с неё глаз, медленно положил влажный комок рядом с её рукой. Пальцы испуганно нашарили ткань, и Гермиона вцепилась в юбку, как утопающий в спасательный круг. — Дай руку, я помогу тебе встать. Задыхаясь, она соскочила с тумбы самостоятельно и тут же чуть не упала как подкошенная. — Грейнджер… Она неистово замотала головой и, едва попав ступнями в пояс, натянула юбку на бёдра. Малфой сказал ей что-то ещё, но она не разобрала ни слова из-за дикого волнения и, протиснувшись мимо него, бросилась в коридор, на ходу засовывая ноги в валяющиеся там шлёпанцы. Драко не последовал за ней. Гермиона опрометью выскочила из его сада, помчалась к машине и, как во сне, доехала до своего коттеджа. Пожалуйста, можно она больше ни за что не увидится с ним, даже под страхом смерти?.. Как теперь смотреть ему в глаза, спокойно разговаривать, зная, где побывали его язык и пальцы?! Все ещё слыша отзвук тех слов, которые он ей шептал… Грейнджер обессиленно вытянула ноги и внезапно поняла, что трусики, в отличие от юбки, она надеть забыла. Они остались скромным бирюзовым трофеем на кухонном полу Драко Малфоя.***
За завтраком синьора Корелли с сочувствием поглядывала на вяло жующую Гермиону. — Дорогая, вы не заболели? У вас немного усталый вид. — Всё в порядке, Луиза, я просто плохо спала. — Гермиона слегка натянуто улыбнулась и отпила кофе из чашки. — Проедусь до пляжа, и мешки под глазами растают без следа. — Отдыхайте как следует, тем более ваш отпуск не вечен, как ни прискорбно мне об этом думать. Будет очень жаль прощаться с такой замечательной постоялицей. В словах старой женщины было столько искреннего, доброго сожаления, что Гермиона растроганно улыбнулась и накрыла её руку своей ладонью. — Ох, Луиза, я бы с удовольствием приехала к вам ещё не раз! Мне кажется, я столько всего здесь уже посмотрела, но вместе с тем толком ничего и не видела. Время летит слишком быстро. — Это точно, дорогая. Тем паче мне хочется побаловать вас до отьезда чем-нибудь особенно вкусным. Как вы относитесь к мидиям? — Скорее положительно, — осторожно ответила Гермиона. — К моллюскам нужно привыкнуть. Как-то я ходила с родителями во французский ресторан, и они заказали виноградных улиток, запечённых с пряным маслом. Я не пробовала в своей жизни ничего хуже. — Я приготовлю для вас zuppa di cozze, наваристый, густой и ароматный. В этот раз всё необходимое можно купить и на рынке, у однорукого Пильежи всегда свежайшие морепродукты. Обычно Орсино собирает мидий в одном, хорошо известном ему месте, и улов всегда отменный. Как-то они вместе с падре приволокли целую сетку, набитую ракушками. Ох, и повозилась я тогда. Причем даже не столько с мидиями, сколько с изрезанными пятками пастора Дарио! Он сильно поранил ноги о волнорез, облепленный острыми створками, а заметил это, как водится, только оказавшись на берегу. — Луиза к сожалением покачала головой и усмехнулась. — Мужчина остаётся мальчишкой до глубокой старости, и это справедливо даже для вежливого англичанина в сутане. Гермиона с силой стиснула чашку в пальцах. Разговаривать про Малфоя сейчас было выше её сил. Она встала из-за стола и как можно беспечнее предложила: — Перед тем как поехать на пляж, я могу подбросить вас до рынка, Луиза. — Тогда нам стоит поспешить до обеденного зноя. Одну минуту, я только возьму корзину и шляпу. Утренний рынок Таормины гудел как потревоженный улей. Домохозяйки с колясками, туристы, степенные пожилые дамы в панамках, шумная и толкающаяся молодёжь, — публика поражала своим разнообразием. Ещё больше чем люди, внимание привлекали выложенные на витринах товары. Чего тут только не было: глянцевые фиолетовые баклажаны, резные чешуйчатые артишоки, разлапистый ароматный фенхель, тонкий молодой горошек, аккуратные горки лилового инжира и огненных апельсинов. В огромных корзинах красовались томаты — всех видов и расцветок, от светло-желтых, почти белых, до чернильных; пахучие и мясистые; маленькие, словно вишни, и огромные, как грейпфруты. Гермиона медленно шла через толпу из галдящих покупателей и продавцов, любуясь разноцветным многообразием. Ей невольно вспомнился церковный сад с его обилием фруктов и овощей. Как она ни старалась, все мысли неуклонно возвращались во вчерашний день, перемешиваясь в голове и лишая её возможности сосредоточиться. Тем временем Луиза остановилась у прилавка с сырами и принялась бойко болтать по-итальянски с полной розовощёкой продавщицей. «Как нарочно, всё напоминает мне о том, о чём я думать не желаю». — Гермиона засмотрелась на переплетённые нити белоснежной страчателлы, представляя мягкие серебристые пряди под своими пальцами. — Чёрт возьми! — рявкнула она вслух. Две старушки под кружевными накрахмаленными зонтиками в испуге оглянулись на неё и прибавили шагу. Она подошла к Луизе и, наклонившись к её уху, шепнула извиняющимся тоном: — Синьора Корелли, я пройду вперёд, туда, где поменьше народу, если вы не возражаете. — Гермиона, не ждите меня, милая, я прекрасно доберусь назад сама. Грейнджер не стала спорить, кивнула и пошла в сторону от высившихся вокруг торговых рядов. Почему он вчера остановился? Ведь он же явно хотел её, не меньше, чем она хотела его. Загвоздка в том, что он священник? Но вряд ли церковный устав одобряет альтернативные методы ублажения женщин. Почему тогда было не пойти ва-банк?.. Она поняла, чем вызвана её досада. Он удерживал контроль над этой ситуацией в своих руках. Для равновесия Гермионе хотелось смутить его, увидеть взволнованность и замешательство, но в тот момент, когда она максимально приближалась к этому, заставляя его отбросить личину и обнажить свои чувства, — он ловко перехватывал инициативу и переключал внимание на неё. Это игра окончательно вышла вчера из-под контроля, поэтому разумнее всего было бы её прекратить. Раз и навсегда. Погрузившись в раздумья, Грейнджер не сразу поняла, что её кто-то окликает. — Мисс? Мисс, простите?.. Гермиона вскинула голову и наткнулась взглядом на худощавого смуглого мужчину, которого она вчера мельком видела в доме у винодела. В руках мужчина держал солидный вилок капусты, но её внимание сразу же привлёк ослепительно-белый воротничок вокруг загорелой шеи. — Прошу прощения, ваше лицо показалось мне знакомым, и я припомнил, что мы встречались не далее как вчера. Не имею удовольствия быть вам представленным, мисс… — Гермиона, падре. Меня зовут Гермиона Грейнджер. Священник прижал ладонь к груди и скромно улыбнулся. — Я — дон Франческо, настоятель церкви в Таормине. Простите мне моё любопытство, но, насколько я понял, вы с моим другом, падре Дарио из прихода святого Николая, неплохо друг друга знаете. Это поистине удивительно, ведь он, как мне известно, родом из Британии. Встретить в таком отдалении от родных мест знакомого человека… — Умоляю, падре, хоть вы не говорите про Божий промысел, — Гермиона раздражённо отмахнулась. — Извините за резкость, просто я слышу это уже не впервые. Я не предполагала, что настолько тесно соприкоснусь с религией в своём очень коротеньком отпуске. Франческо иронично приподнял брови, с улыбкой глядя на недовольную девушку. — У вас сложные отношения с Богом, мисс Грейнджер, или же с падре Дарио? — У меня нет совершенно никаких отношений ни с одним, ни с другим, — отрезала Гермиона. — Не хотите прогуляться? Может, позволите угостить вас чашечкой кофе? — По правде говоря, падре, я собираюсь на пляж. Вроде бы в отпуске нужно заниматься чем-то подобным, не так ли? Франческо усмехнулся и покачал головой: — У вас с Драко похожая манера отвечать на надоедливые вопросы. — Вы знаете его настоящее имя? — Я знаю больше, чем может показаться на первый взгляд, Гермиона. — Священник задумчиво повертел в руках кочан капусты. — Покойный дон Витторио был моим хорошим другом и духовником, поэтому про историю Драко я наслышан. Старый пастор был непоколебимо уверен, что он обладает чуть ли сверхъестественными способностями. Насчёт этого мне трудно судить, но в одном я уверен, — священничество не его путь. Он оправдывает свои сомнения кризисом веры, слабостью духа, и, конечно же, я его всячески поддерживаю, но тем не менее я по-прежнему убеждён, что это бремя не для него. Вчера, наблюдая за вами изо окна господина Фортанези, — простите мне мою дерзость, — я видел, как вы коснулись его щеки, как смотрели на него. И каким взглядом он провожал вас, когда вы направились к машине. Скажите мне, мисс, вы приехали сюда, чтобы возобновить с ним отношения? Он покинул Британию из-за вас? Гермиона оторопело заморгала, открывая рот, но падре предупредительно поднял ладонь: — Потому что если это так, мисс Грейнджер, то вам стоит приложить все усилия, чтобы он вернулся. Вероятно, мои слова покажутся вам святотатством, но любовь Господа не заменит объятий любимого человека. Посвятить свою жизнь служению Богу в католичестве — это отдать всего себя без остатка, отринув возможность вести простую жизнь, столь милую сердцу большинства людей. Не думайте, что сбиваете его с пути, — он сошёл с него уже давно. Гермиона собиралась разразиться потоком возражений, но что-то в грустных глазах смуглого священника заставило её промолчать. Вместо этого она коснулась предплечья Франческо и тихо произнесла: — Поверьте, падре, моя причастность к судьбе Драко вами сильно преувеличена. Да, мы действительно знали друг друга раньше, так как вместе учились в одной школе. То, что происходит сейчас, совершенно не укладывается в рамки наших прежних взаимоотношений. — А что происходит сейчас, Гермиона? — Франческо снова улыбнулся и похлопал её по руке, всё ещё лежащей на его предплечье. Она не нашлась что ответить, понимая, что сболтнула лишнее. Он ответил вместо неё: — Если я хоть немного разбираюсь в людях, — а я смею надеяться, что это так, — вы друг другу не безразличны. Драко не интересуют побочные интрижки, иначе он бы уже поддался на многочисленные провокации прихожанок, которые в понятном восторге от привлекательного и неприступного молодого священника. Осмелюсь предположить, что его отношение к вам гораздо глубже, Гермиона. Подумайте о моих словах, это всё, о чём я прошу. Падре сжал напоследок её похолодевшие пальцы и медленно побрёл прочь, кивая знакомым направо и налево и поднимая за собой на песчаной дороге крошечное облачко пыли. Гермиона смотрела на него, пока он не скрылся за поворотом. Затем вернулась на рынок и сразу же отыскала Луизу, в корзине которой уже виднелись большие мидии, пахнущие морской солью, и блестящие бока налитых соком томатов. — Дорогая, я думала, вы уже давно загораете, — удивлённо воскликнула старушка, завидев раскрасневшуюся Гермиону. — Синьора Корелли, — девушка пристально осмотрела её покупки, — а вы могли бы приготовить чуть больше вашего чудесного супа, чем планировали, и какой-нибудь салат в качестве закуски. А ещё, может быть, десерт… Я куплю всё необходимое. — Вы хотите устроить званый ужин? — догадалась Луиза. — Что-то вроде того. Вы не против, если я приглашу на него падре Дарио? — Прекрасная идея! Так я смогу хоть немного отблагодарить его за велосипед для Орсино, да и потом — я обожаю принимать гостей! — Луиза не на шутку воодушевилась. — Я помогу вам! Мы сможем управиться к вечеру? — Придётся потрудиться, но … — Отлично! Луиза, изумлённо улыбаясь, поспешила за Гермионой, которая помчалась назад к прилавку с сырами.***
Драко чувствовал себя великолепно. Перед началом утренней службы он извинился перед прихожанами за закрытие собора на время месс и постарался в этот раз выложиться по полной. Хоть речь Малфоя была весьма вдохновенной, мысли блуждали очень далеко. И всякий раз, когда он задерживался на них, его губы трогала едва заметная полуулыбка. Оказавшись в прохладе своего домика, он с удовольствием растянулся на кровати и принялся думать о Грейнджер. Потрясающие эмоции, незабываемый вкус. Каких же титанических усилий ему стоило остановиться! Это решение пришло к нему спонтанно и отнюдь не из-за этических соображений. Он уже переступил черту, и, даже если ему за это был уготован ад, в данный момент Драко был совершенно не против там очутиться, особенно если бы вратами туда служили раздвинутые бёдра Гермионы Грейнджер. Малфой понятия не имел, как всё сложится дальше. Грейнджер испугалась, но по её реакции на его ласки он окончательно убедился в том, что ничего подобного с ней никогда не происходило. Теперь был её ход, и она сделает его, если не струсит. Она может вернуться и попросить о бо́льшем. Драко хмыкнул при мысли об этом и отрицательно покачал головой. Нет, скорее всего, Грейнджер будет изображать оскорблённую невинность и станет его избегать. Когда мнимое ханжество ей наскучит, а горячие образы нарушат привычный спокойный сон, вот тогда она и придёт. Вероятно, перед самым отъездом, чтобы была возможность потом поспешно ретироваться. И позволить им обоим скорее позабыть о случившемся. Малфой повернулся на бок, глядя как солнечные зайчики танцуют на дощатом крашеном полу. Внезапно его пронзило осознание того, что Гермиона в ближайшее время уедет назад в Лондон. А он останется тут, в другой реальности, с обрывками томительных воспоминаний и смазанным ощущением веры в Бога. Кому и что он доказывает? Прежний юношеский максимализм порядком угас, оставив после себя горькое послевкусие. Люди в Кастельмоле стали ему очень близки, но, в целом, весь их мир был несоизмеримо от него далёк. Особенно этот контраст проявился, когда сюда приехала Грейнджер. Он сбежал от прошлой жизни в надежде обрести свободу, а вместо этого, по сути, сменил одно на другое. Может, настало время вспомнить о том, кем он являлся на самом деле?.. А если вернуться назад, домой, в Англию? Гнев Люциуса уже не внушал Драко опасений, — годы самостоятельной жизни и ответственности за свои поступки прилично притупили страх перед влиянием отца. Но есть ли в этом смысл… В Британии у него не осталось друзей. Да и раньше были только «нужные» люди и кучка прихлебателей. При мысли о своём прошлом окружении Малфою стало противно. Придётся искать жильё и работу и поначалу как-то справляться с неизбежным общественным шоком, когда он восстанет из мёртвых. Можно будет не скрывать магические способности и не опасаться выдать себя ненароком. Можно будет обнять маму и попросить у неё прощения. Можно будет вернуться к прежней жизни, но при этом начать её сначала по-настоящему… Можно будет пригласить Грейнджер на свидание. Драко перевернулся на живот и уткнулся носом в сгиб локтя. «Дело не в ней… Не только в ней. Это назревало давно. Мне нужно освободиться от лишней шелухи, от того, кто я есть, чтобы наконец-то стать тем, кем я могу и, главное, хочу быть». Послышался громкий стук в дверь, и вслед за ним сразу же раздался приглушённый голос Орсино: — Падре, вы дома? Дон Дарио? — Сейчас, Орсино, подожди минуту. — Драко вскочил с постели и вышел в коридор. Отперев дверь, он увидел довольную физиономию мальчишки, который сжимал в руке запечатанный конвертик. — У нас тут это… Приглашение для вас. К ужину, сегодня вечером! — утерев нос кулаком, Орсино хитро подмигнул Малфою. — Э-э, я не уверен, что смогу прийти… Месса, и потом у меня много дел в саду… Передай бабушке… — Так это не она вас приглашает, падре! — возразил мальчик, разводя руками. — Вы записку-то прочтите! Драко, нахмурившись, надорвал конверт, вытащил сложенный листок, развернул его и увидел аккуратные мелкие буквы, складывающиеся в ровные, короткие строчки. «Приходи сегодня на ужин в дом Корелли, часам к семи. Мне кажется, нам всё же нужно многое прояснить. P.S. На десерт предполагается тирамису, Луиза уверяла, что против этого ты не сможешь устоять». Улыбаясь, Драко сложил записку и сунул её в карман. — Орсино, передай мисс Грейнджер, что я буду вовремя.***
Последние хлопоты были окончены. Луиза накрыла крышкой булькающий горшочек с супом и повернулась к Гермионе, усердно натирающей ломтики хлеба долькой чеснока. — Прекрасно! Мы успели. Орсино уже почистил нам апельсины, — а вы запомните, дорогая, что для insalata di arance требуются только настоящие сицилийские «кровавые» апельсины, — но ингредиенты я смешаю непосредственно перед подачей, чтобы в салате не было лишней жидкости. Суп из мидий, немного утиной грудки с правильным гарниром и тирамису на десерт… Полагаю, в грязь лицом перед нашим гостем мы не ударим. Хорошо, что я испекла хлеб накануне вечером, из него получатся превосходные гренки. Смелее, синьорина, надрежьте дольку, чтобы сок выступил сильнее! Полчаса спустя все втроём, отдуваясь и пыхтя, подтащили длинный стол под навес на заднем дворе дома. Орсино тщательно его обмахнул и приволок следом пару скамеек без спинок. Потертую столешницу элегантно задрапировали кремовой полотняной скатертью с вышивкой «ришелье», придавив ткань со всех сторон тарелками, столовыми приборами и бокалами. Закат обещал был живописным, по двору гулял бодрящий ветерок, приподнимая полосатую ткань навеса, поэтому предложение Луизы поужинать на воздухе было воспринято с большим энтузиазмом. Порывшись в буфете, синьора Корелли извлекла из его недр пару внушительных бутылок. — Такое бардолино отлично подойдёт и к супу, и к утке. — Женщина обтёрла тёмное горлышко сухой салфеткой. — А это что за напиток? — полюбопытствовала Гермиона, указывая на высокую объёмную бутылку с ярко-жёлтым содержимым. — О, это strega, или «ведьма»! Его придумали в городке Беневенто, там в своё время шла настоящая охота на ведьм, ещё века с тринадцатого. По легендам, колдуньи устраивали там масштабные шабаши, варили зелья, чем, естественно, пугали местных жителей. Понюхайте, дорогая. — Синьора Корелли не без труда открутила блестящую крышечку. — Чувствуете аромат мяты и фенхеля? Этот ликёр приготовлен на основе трав, а жёлтый цвет ему придаёт шафран. Держу пари, вы его раньше не пробовали. Strega изрядной крепости, обычно я добавляю немного в тесто для моего любимого торта, но, думаю, вы не откажетесь его попробовать, так сказать, и в чистом виде. Гермиона, еле сдерживая смех, с готовностью закивала. — У нас тут свои зелья, синьорина, — зловеще шепнул ей на ухо Орсино, и девушка заливисто расхохоталась. — Молодой человек, вы воткнули в дыню шпажки? Разложили прошутто? — Луиза укоризненно упёрла руки в бока. — Три секунды, и всё готово! — крикнул ей внук, исчезая за дверью. — Вы проделали славную работу, Гермиона, теперь можно и отдохнуть. У нас остался целый час, чтобы причесаться и смыть с щеки томатный соус. — Луиза выразительно посмотрела на Грейнджер и, перекинув полотенце через плечо, засеменила вслед за внуком. С лица Гермионы весь день не сходила довольная улыбка. Она поднялась в свою комнату, распахнула балконные двери и с удовольствием достала из шкафа приготовленное на вечер платье. Нежно-золотистый оттенок тонкого, как вторая кожа, атласа радовал глаз. Гермиона подхватила вешалку с платьем и прижала к себе прохладную блестящую ткань. Платье скользнуло по её телу, вызывая приятные мурашки. Грейнджер подошла к зеркалу и придирчиво себя осмотрела. «Я заметно загорела… и даже поправилась немного». — Она смущённо покосилась на округлую грудь, натянувшую шёлк. Спина у платья была открыта до самой поясницы, но поперёк лопаток пробегала еле заметная цепочка из крошечных страз, удерживая капризный атлас на плечах. Откровенно и весьма сексуально. Несколько взмахов расчёской, капля блеска для губ, век и скул. Мазок духами по ключицам. Надевая обувь и застёгивая ремешок вокруг щиколотки, она услышала голоса внизу в прихожей и, оставив босоножку болтаться на ноге, потихоньку вышла из комнаты, чтобы на цыпочках прокрасться к верхней ступеньке лестницы. Гермиона увидела Драко. Он вежливо улыбался, демонстрируя синьоре Корелли две увесистые корзины для покупок. — Приходить с пустыми руками мне не хотелось, а заявиться с вином я счёл неуместным. Позвольте унести это на кухню? — Ах, падре, ну когда же вы поделитесь со мной секретом ваших прекрасных овощей! Как ни стараюсь, но до вашего шалота моему ещё очень далеко. — Никакого секрета нет, Луиза, я всего-навсего везунчик. Здесь есть немного садовой земляники и малины, на десерт, надеюсь, придётся кстати. Грейнджер поджала пальцы на ногах, слушая неторопливый, спокойный голос и пропуская его сквозь себя. В животе приятно потеплело, и она чуть сильнее выглянула из-за угла, чтобы лучше его рассмотреть. Он был одет в простую летнюю светло-серую пару с белой рубашкой. Гермиона подумала, что в школе его лицо практически всегда сливалось по цвету с белой манишкой, виднеющейся из-под мантии. Теперь его волосы, как и рубашка, выглядели ещё cветлее из-за тёплого оттенка кожи. Слова священника из Таормины не выходили у неё из головы. Гермионе было немного страшно от собственной смелости, но прятаться и отступать ей определённо перехотелось. — Орсино, милый, забери у пастора корзины и отнеси в кладовую. Проходите в гостиную, дон Дарио, а я пока заправлю салат. Синьорина Гермиона спустится с минуты на минуту. — Послышались лёгкие шаги Луизы, удаляющиеся по направлению к столовой. Грейнджер отступила назад и наклонилась, чтобы наконец застегнуть обувь. — Так и будешь прятаться, Гермиона? Или, может, поздороваемся, как подобает цивилизованным людям? «Заметил...» Стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, она распрямилась и, цокая каблуками по деревянным ступенькам, медленно пошла по лестнице вниз. — Неплохо бы, наконец, убедиться, что мы сходимся во мнениях касательно того, что считать цивилизованным. — Ты пригласила меня на ужин. Я весьма тронут. Это благодарность за прошлый приятный вечер или…? — Вот об этом я и говорю. Думаю, стоит прояснить неловкую ситуацию, случившуюся накануне. И чтобы диалог не скатился в обмен колкостями, ты можешь хоть немного побыть милым, а не таким вопиюще неприличным? — Да я просто обожаю быть милым. А тебе, сдаётся мне, как раз нравится моё вопиющее неприличие. Ну же, Гермиона, ты не должна меня стесняться. Я считаю, что мы в равной степени, хоть и по-разному, открылись друг другу. Ты же сама этого так хотела, вспомни. Из твоего приглашения я сделал самоуверенный вывод, что ты не против продолжить… наше общение. — Смотря что ты под этим подразумеваешь. — А ты? — Драко очаровательно улыбнулся и облокотился на перила. — Малфой… Ты ведь не можешь заигрывать со мной и делать намёки подобного рода. Ты же священник… Драко внимательно посмотрел ей в глаза. — Разве тебе не льстит мысль о том, что ты настолько вскружила мне голову, что я в два счёта сбился с праведного пути? Гермиона обошла его, слегка задев плечом, и саркастично поинтересовалась: — Хочешь переложить ответственность за случившееся на меня? — Если я чего-то и хочу сейчас, так это тебя поцеловать. Ты нравишься мне, Грейнджер, меня к тебе прямо-таки неудержимо влечёт. И желание сопротивляться этому тускнеет с каждым днём, а когда ты стоишь так близко ко мне, нарядная и благоухающая, как майская роза, — с каждой секундой. — Сколько поэтики… Не знала, что в тебе это есть. Получается, ты готов пренебречь своими обетами, — она шагнула ближе и провела пальцем по лацкану его пиджака, — и всё ради меня? Драко поймал её руку и аккуратно отвёл в сторону. — Предлагаю для начала укрепить моё грехопадение кусочком домашнего тирамису. Я слаб, Грейнджер. Ничто магловское мне не чуждо. Он усмехнулся и прошёл мимо неё в гостиную. Ужин удался на славу. Тёплая атмосфера и чудесная еда сделали своё дело, — Гермиона расслабилась и свободно рассматривала Малфоя, который сидел прямо напротив неё. Он уместно и забавно подшучивал над синьорой Корелли и Орсино, отвешивал искренние комплименты и даже умело изобразил удивление, когда Луиза с гордостью сказала, что Гермиона не только придумала организовать этот ужин, но и активно помогала его готовить. Драко смиренно заявил, что его очень успокаивает то, что процессом всецело руководила Луиза, и незамедлительно получил от Грейнджер пинок под столом. Все, включая Орсино, выпили немного вина, воздав должное густому супу с мидиями и утке с апельсиновым салатом. Чуть позже Луиза спохватилась: — Дорогая, вы непременно должны отведать «ведьмы»! Я чуть не позабыла про него… Для дижестива это идеальный выбор. Драко озадаченно посмотрел на женщин. Гермиона задорно причмокнула и с вызовом спросила: — Слышали о таком, падре? Говорят, это колдовской ликёр. — Она сделала страшные глаза. — Итальянцы, очевидно, знают толк в зельях. Но если я вдруг превращусь в ведьму, сжигать меня на костре необязательно. Орсино хихикнул и, прихватив со стола хрустящую гренку, побежал к автоматическому поливу, чтобы его отключить. Малфой проводил взглядом синьору Корелли, которая ушла в дом, чтобы принести чистый фужер, убедился, что за столом они остались вдвоём, наклонился к Гермионе и многозначительно прошептал: — Ты знала, что у инквизиции не всегда были лишь жестокие способы вернуть женщину на путь истинный. Некоторые инквизиторы заботились о том, чтобы спасти не только душу, но и тело. Нужно было провести пару любопытных обрядов… — То есть я могу рассчитывать, что ты меня спасёшь, если что, — и духовно, и физически? — Её ступня совершила небольшое путешествие вверх по голени Драко, едва задевая брючную ткань. — Если мне придёт охота взять на себя сей труд. — Он снял пиджак и положил его на скамейку рядом с собой. — Хотя, как показывает практика, твоё присутствие, Грейнджер, провоцирует меня на неожиданные действия. Она прикусила губу, выдерживая его взгляд. Он помолчал и затем мягко спросил: — Чего ты добиваешься, Гермиона? Грейнджер не успела ответить, так как из кухни вернулась Луиза, которая торжественно поставила на стол маленькую хрустальную рюмочку. Осторожно придерживая бутыль обеими руками, старушка налила в рюмку немного ядовито-жёлтой жидкости, и Гермиона поднесла её к лицу, вдыхая терпкий запах. Она сделала маленький глоток и почувствовала, как по венам разлилось ощутимое тепло. Вкус оказался острым, сладким, но не приторным, и очень необычным. Девушка облизнула губы и подняла на Драко глаза. — И впрямь похоже на зелье, — медленно проговорил он. — У тебя мгновенно порозовели щеки. Страшно представить, что случилось бы, отведай ты миндального вина из той подарочной бутылки. Гермиона закатила глаза. — Восхитительно, синьора Корелли. Думаю, я просто обязана купить этот ликёр и увезти немного волшебства с собой в Англию. — Падре, а вы будете скучать по синьорине Грейнджер, когда она уедет домой? — вдруг спросил Орсино, вернувшийся к столу. Малфой усмехнулся и скомкал длинными пальцами бумажную салфетку. — Ну разумеется, Орсино. Разве возможно не грустить без общества такой прекрасной девушки? — Классно, что всё меняется, дон Дарио. — Орсино с удовольствием подставил бабушке тарелку, чтобы та положила ему тирамису. Ему опять нужно было вставать ни свет ни заря, поэтому, умяв щедрую порцию десерта и со всеми попрощавшись, он ушёл в свою комнату. Остаток вечера Драко был на удивление молчалив. Разговор не клеился и постепенно затих, и, когда на столе остались только кофе, сыр и ягоды, а часы в столовой пробили десять часов, Луиза собралась идти спать. Малфой и Гермиона с чувством поблагодарили её за ужин, клятвенно пообещав убрать за собой остатки посуды. Воздух посвежел и обволакивал деликатной прохладой, ночь обступала со всех сторон, уклоняясь от пламени небольших свечей, уютно расставленных на столе. Молодые люди сидели друг напротив друга, изредка обмениваясь быстрыми взглядами. Наконец Гермиона заговорила: — Знаешь, я пригласила и отца Франческо на наш ужин, но он отказался, сославшись на занятость. — Вот как. Странно, Франческо относится к Луизе с большим почтением… Хм, постой-ка, ты успела с ним познакомиться? Вчера я даже не смог представить вас друг другу. — Это не помешало ему узнать меня сегодня на рынке и подойти. Он хотел поговорить… о тебе. Драко скрестил руки на груди и вопросительно воззрился на Гермиону. — Дон Франческо считает, что тебе не стоит посвящать свою жизнь католической церкви. Что… что ты мог бы жить как обычный человек. — Он не сказал, с чего вдруг сделал такие выводы? — Он уверен, что в твоём сердце есть место не только для любви к Богу… — И об этом он говорил с тобой? О моём сердце, о моей жизни?.. — Пастор решил, что между нами… что-то есть. Поначалу он даже полагал, что из-за меня ты оставил Англию в своё время. Непросто поверить в нашу случайную встречу здесь… Это и в самом деле невероятное стечение обстоятельств! Драко молчал. Гермиона так нервничала, что взяла из креманки пару ягод земляники и принялась катать пахучие шарики по чайному блюдцу. — Почему ты молчишь, Малфой? — А почему у тебя так дрожит голос? — Не отвечай мне вопросом на вопрос, — вспыхнула девушка и отодвинула от себя тарелочку. — Не знаю, что именно между нами происходит, но я… постоянно о тебе думаю. Я хочу, чтобы ты… чтобы мы... Но это неправильно! Ты был честен со мной, столько мне рассказал… Я и не подозревала раньше, каким ты можешь быть. Ты, наверное, и сам толком не понимал, что ты за человек. — А что я за человек, Гермиона? — Ты… умён, мне нравятся твои ирония и наблюдательность. Ты тонко чувствуешь, иногда мне кажется, что ты смог бы понять меня и без слов… Рядом с тобой я нервничаю, да, я постоянно нервничаю, но когда ты прикасаешься ко мне, возникает ощущение, что всё так и должно быть… Я хочу, чтобы ты прикасался ко мне, Драко, чтобы смотрел на меня, как вчера… как сегодня. Ты… очень привлекаешь меня… как мужчина. И если есть какой-то реальный шанс, — Гермиона вцепилась пальцами в свисающую со стола скатерть, — что ты чувствуешь ко мне то же самое, то тебе лучше сказать об этом сейчас. — Знаешь, о чём я размышлял последние дни и даже последний час? О том, что ты уедешь. Будешь снова ходить на свою скучную министерскую работу, пить сливочное пиво с неизменными друзьями, читать по вечерам, как, вероятно, обычно это и делаешь. Вернёшься в свой привычный мир. В тот мир, из которого я сбежал. Да, я скучаю: по матери, по возможности свободно заниматься магией. Ты, наверное, скажешь — по возможности быть собой. Но кто я там? Драко Малфой, Пожиратель смерти, трусливый неудачник, совершивший покушение на Дамблдора… Хочешь с ним встречаться, Грейнджер? Его ты тоже считаешь умным и тонко чувствующим? — Он горько усмехнулся и взъерошил волосы. Гермиона выпрямилась. — Я знаю, что ты хотел заниматься благим делом. Ты много лет так жил, и это изменило тебя, позволив всему хорошему, что раньше затмевалось властью твоего отца и вседозволенностью, наконец себя проявить. Означает ли наличие в жизни человека тёмных событий то, что его можно оценивать именно через призму этих фактов, видеть и считать его ничтожеством? Отчасти это, может, и так, но человек многосоставен по своей внешней и внутренней биографии, Драко. И целостность его личной истории складывается как из эпизодов постыдных, так и светлых, даже возвышенных, если брать крайности. Человек — это нечто неизмеримо большее, чем совокупность его пороков, грехов и недостатков. Всё то скверное, что есть в тебе, — это всего лишь часть, в большей или меньшей степени влияющая на целое, но ни в коем случае не способная поглотить тебя окончательно, пока ты ещё жив. Драко слушал её, опустив взгляд на свои руки, сцепленные в замок. — Годрик Гриффиндор гордился бы тобой. — Его слова прозвучали глухо. — Не смей насмехаться! Я уверена, что по-настоящему знает человека только любовь, потому что она одна видит его особенным образом, видит таким, каким он может быть, и… верит в эту возможность. Малфой поднял голову и встретился с Гермионой взглядом. Она тяжело дышала, тонкие ноздри раздувались от волнения. — Ты хочешь любить меня, Гермиона? Вместо ответа она встала и подошла к нему вплотную. Он развернулся на лавке ей навстречу, облокотившись на стол. Гермиона шагнула между его коленей, наклонилась к застывшему лицу и прошептала, практически касаясь Драко губами: — В жизни есть неизбежные обстоятельства, которые рано или поздно придётся пережить и осознать… как бы ты ни пытался их обойти. Просто так должно быть. И именно тогда захочется чего-то настоящего, естественного, которое не покупается и не продаётся, не дарится и не передаётся по наследству. Это то, к чему человек идёт сам. И приобретая… начинает жить по-настоящему. Я верю в это, Драко… Мне ещё никогда не хотелось так в это верить, как теперь. Неровные блики от свечей плясали на её коже, добавляя глазам глубины и блеска. Малфой заворожённо поднял руку, коснувшись её щеки. Затем запустил пальцы в копну густых локонов и притянул девушку к себе. Она почти беззвучно всхлипнула, когда он усадил её на колени и крепко прижал к себе за талию. Его руки блуждали по оголённым ногам, плечам, чувствуя под воздушной тканью каждый изгиб податливого тела. Губы нестерпимо жгло, рот наполнился слюной, словно он собирался попробовать что-то фантастически вкусное. Он чувствовал, что она возбуждена до предела. Каждое движение вызывало её прерывистый вздох. Гермиона буквально таяла в его руках, как кусочек масла, и сдерживать свои прикосновения было всё труднее. Стараясь отвлечься, он приподнял руку и, коротко взмахнув, левитировал к себе несколько ягод земляники. Удерживая одну на кончике пальца, он поднёс её к приоткрытому рту Грейнджер и, слегка надавливая, провёл спелой земляникой по пухлой нижней губе. Гермиона медленно слизала с губы выделившуюся каплю алого сока и поймала ягодку кончиком языка. Затем она прикоснулась к его пальцам губами и проскользила ими до самой ладони, не сводя с него горящих глаз. — Гермиона… — Пожалуйста, молчи… Она села на него верхом, прижимаясь к нему ещё плотнее, вплетая руки в серебро его растрёпанных волос. — Я хочу… хочу жить по-настоящему, — Она прикусывала его губы, жадно целовала их, с голодным вожделением подставляла свою шею под ласки его языка. — Да, я хочу любить тебя, Драко. И хочу, чтобы ты любил меня, всю целиком, понимаешь? Мне нет никакого дела, кто и что подумает, я не могу больше откладывать свою жизнь. Она обхватила его лицо ладонями и едва слышно вымолвила сквозь поцелуй: — И тебе… не позволю. Ещё минута, и Малфой потерял бы чувство времени и пространства, но внезапно на улице послышались голоса случайных прохожих. — Гермиона, подожди… — Он задыхался, гладя трепетную спину. — Мы сидим во дворе чужого дома, а я, мантикора меня раздери, пока ещё священник. — И что ты предлагаешь?! Остановиться?! Сейчас?! — Нам нужно отсюда уйти… И включить голову. Гермиона не поверила своим ушам. Она слезла с него, одёргивая задравшееся платье, и побежала в дом. — Твою мать… Грейнджер, постой! Пылая от негодования и обиды, Гермиона кинулась через гостиную к лестнице, чтобы укрыться в своей комнате. Но Малфой сразу же догнал её и, повернув к себе лицом, прижал к стене. В тусклом свете лампы он заметил, что на её глазах блеснули слезы. — Дурочка! Я не отказываюсь от тебя, я хочу тебя больше, чем ты можешь себе представить… Я всего лишь думал сделать всё правильно. — Правильно?! — еле выговорила Гермиона. — Правильно?! Ты, засранец, заставил меня чувствовать то, чего со мной никогда прежде не было! Я не хотела так за всю свою жизнь ни одного мужчину, понимаешь?! А ты думаешь сделать всё правильно… Да что со мной не так, раз даже Драко Малфой теперь самый правильный в мире слизеринец! — Ах, даже Драко Малфой… — процедил он сквозь зубы. Больше не было никаких прелюдий. Его губы встретились с губами Гермионы, язык скользнул внутрь, а руки смяли тонкую ткань, проникая между сдвинутых бёдер. Звякнула пряжка ремня. Он приподнял Грейнджер, прислонив спиной к стене и нетерпеливо раздвигая её внезапно ослабевшие ноги. Полоска страз впилась ей между лопаток, но она вряд ли это поняла, так как Малфой тихо выдохнул, войдя до упора в дрожащее влажное тепло, и сразу же начал двигаться. Гермиона застонала ему в шею, чувствуя, как с каждым толчком поднимающаяся эйфория затапливает её сознание. Ей было плевать, что их кто-нибудь услышит. Одной рукой она цеплялась за маленький швейный столик, а другой прижимала к себе его голову, страстно облизывая и посасывая закушенные губы, отрываясь, чтобы вдохнуть или выдохнуть. Неважно. Неважно было всё, кроме ошеломительного, пронизывающего удовольствия. Драко глухо постанывал, крепко держа её на весу и заглушая короткие и сладкие вскрики поцелуями. Внезапно он замедлился и вышел из неё. С ленивой, до боли знакомой кривой усмешкой он провёл по её груди, стянув с неё платье, и вдруг резко развернул Гермиону лицом к стене, прижав щекой к прохладной штукатурке. Она почувствовала, как он подтолкнул её вправо, и её нога взлетела на краешек столика. Через секунду она судорожно ахнула, ощутив, как он входит в неё настолько глубоко, что раньше она бы подумала, что такое в принципе невозможно. Намотав её волосы на руку, он заставил Грейнджер поднять голову, и она встретилась с собственным отражением в зеркале, которое висело над столиком прямо перед ними. Она зачарованно следила за его пальцами, которые очертили контуры её обнаженной груди и поочередно пощекотали напрягшиеся соски. Именно так, как хотелось ему. Он не останавливался, и грудь вздрагивала в его руке в такт резким рывкам. Серые глаза казались почти чёрными в свете единственной в комнате лампы, и Гермиона, млея и выгибаясь ему навстречу, словно это движение могло загнать его член ещё глубже, откинула голову ему на плечо, прикрывая веки. Настойчивая ладонь надавила ей на подбородок, заставляя рот приоткрыться. Она облизнула его палец и медленно втянула в себя, слегка прикусывая. Он со свистом втянул воздух сквозь зубы, ускоряясь сильнее, прижимаясь теснее. С каждым новым движением по её телу пробегала лихорадочная дрожь, и Гермиона невольно привставала на цыпочки, чувствуя, словно вот-вот оторвётся от пола и взлетит. Когда оргазм обрушился на неё яростной волной, она вцепилась ногтями в его окаменевшую руку и замерла, изнывая от безумных мышечных сокращений, с невероятной силой сжимая Драко в себе. Не выдержав больше ни секунды, он протяжно застонал в её спутанные волосы на затылке, кончая в горячее пульсирующее лоно и не чувствуя собственных онемевших ног. Некоторое время они не двигались, просто стояли, закрыв глаза, позволяя мыслям вернуться в голову, а сердцу — начать биться ровнее. — Нам… — голос подвёл Гермиону, и она, глубоко вдохнув, с усилием повторила: — Нам ещё нужно убрать со стола, Драко… Вдруг он задрожал. Гермиона испуганно повернулась к нему и увидела, что Малфой смеётся.