***
— Эй, Стивен, — Стив дернулся и уронил свой альбом с набросками, заслышав мелодичный женский голос, — Стивен, как дела? Эмили, красотка Эмили с легкой улыбкой и ямочками на круглых щеках, с мягким взглядом голубых глаз и светлыми кудрями волос, собранных в два низких хвостика. Стив сглотнул и начал нервно собирать листы, изрисованные простым карандашом. Ему очень нравилась Эмили, и от этого он робел еще больше. За окнами художественной студии Стива шел 1943 год. Уже два года Баки стаптывал сапоги в армии, служа на благо страны, а этой зимой получил звание сержанта. Он был горд и статен, армейская форма на нем великолепно сидела, да еще и эта лихо сбитая на бок фуражка... Он раздался в плечах, а мышцы теперь тугими жгутами перекатывались под кожей, когда он ополаскивался в тазу с нагретой водой, рельефно проступали на спине и пояснице, а Стив по-доброму ему завидовал и любовался другом. Ему исполнилось 26, а по ощущениям — будто 16. Он до сих пор был угловатым и тощим, нескладным и некрасивым, как он сам считал; на нем были надеты старые черные брюки, подхваченные на впалом животе потрескавшимся кожаным ремнем, и вылинявшая клетчатая рубашка, которая раньше была смешного канареечного цвета. Песочный пиджак, отданный ему Баки, неуклюже сползал с костлявого плеча, а стоптанные ботинки выглядели и того позорнее. И Стиву было стыдно, румянец заливал его щеки от того, какой он. — Привет, Эмили, — тем не менее ответил Стив и сжал своими тонкими пальцами альбом, глядя из-под растрепанной светлой челки прямо в ее глаза, — все как у всех. Пытаюсь быть полезным. Эмили рассмеялась, прикрывая хрупкой ладошкой рот. — Неловкое сегодня занятие было, — она покраснела и опустила взгляд, — никак не привыкну к обнаженным натурщикам. Стив только неопределенно пожал плечами. Мужское тело, хоть и не скрытое под слоями одежд, его совсем не смущало. Да и женское, в принципе, тоже, если это была натурщица. Он сотни раз видел свое в отражении полноростового зеркала, стоящего посреди их небольшой с Баки спальни; видел парней и мужчин в общей бане; видел самого Баки, который иногда ему позировал раньше, если не сильно уставал после смены в доках. Тот сидел на стуле так, как усаживал его Стив: обнаженный, горячий, жилистый, с волевым лицом и дурманящей улыбкой; зажимал зубами сигарету, хитро щурясь и пытаясь не шевелиться. Хотя, откровенно говоря, выходило у него это плохо: он то выхватывал сигарету пальцами, выпуская из губ едкий дым, то сползал на стуле ниже, когда начинала затекать спина, то со смешным шуршащим звуком почесывал волосатую икру голой ступней, отчего Стив хмурился, сжимая губы в тонкую полоску, и сурово просил не шевелиться. Баки смеялся, салютовал двумя пальцами, говорил: «Есть, капитан!» — и еще некоторое время пытался сидеть недвижимой статуей. А потом они ужинали на крошечной кухне, освещенной мигающей блеклой лампочкой, свисающей прямо из дырки в потолке, с пошарпанными засаленными стенами и чугунной ванной, укрытой фанерой, вместо стола. Ели то, что приготовил Стив из скудных запасов продуктов. Баки рассказывал смешные истории, подслушанные у моряков, или восхищался очередными дамскими ножками, что так очаровывали молодого повесу, а Стив слушал, слушал, слушал, доводя сделанные наброски с натуры Баки до ума и не замечая того, что улыбается. — Ну, это просто натура, ее не стоит воспринимать как человека, так проще, — Стив ободряюще улыбнулся Эмили, и та кивнула. — Стивен, вечером в баре в доках будут танцы, ты не хотел бы сходить со мной? Альбомы снова посыпались на пол. Стив удивленно посмотрел на девушку, а та смотрела куда-то в сторону, алея щеками. — Ты милый и умный, — тихо проговорила она, — я была бы не против с тобой потанцевать. Но если ты не хочешь... — Нет, нет, Эмили, просто ты очень красивая, а я... ну это же я! — Стив сказал это так, будто все объяснялось одной только фразой. Когда дело доходило до общения с девушками, его язык, казалось, превращался в кость. — Ох, Эмили, разреши пригласить тебя на танцы! Стив старался быть галантным. Это ведь парни приглашают девушек, а девушки только кокетливо намекают. Эмили кивнула и расплылась в улыбке. — Тогда до вечера, Стивен! Позже Стив суетился и метался по квартире, не зная, что надеть. Все его вещи имели такой же жалкий вид, как и он сам. Баки, недавно приехавший в увольнительную, вышел из ванной, где полоскал белье, вытирая мокрые покрасневшие руки стареньким полотенцем, и теперь с порога наблюдал за метаниями друга. — Стив, в чем дело? Ты так носишься, будто на свидание собрался, — хмыкнул Баки. — Д… да, собрался, — Стив почувствовал, как лицо предательски пошло пятнами. — Ого, мелкий, а почему я об этом не знаю? И кто же эта счастливица? — Эмили Маккой, она ходит со мной на занятия и пригласила на танцы, а потом я пригласил ее, и вот… — тараторил Стив и дрожащими от волнения пальцами застегивал пуговицы на рубашке. Он глядел на петли и пластмассовые кругляши и не видел, как темнеет лицо Баки, но спиной чувствовал, что что-то не так. — Баки? Тот стоял и смотрел на него тяжелым взглядом, поджав губы и сжимая полотенце с такой силой, что костяшки побелели. — Бак, что не так? — Ничего. Эта Маккой блондинка, да? — Ага. Красивая, — губы Стива тронула мечтательная улыбка. Он был ослеплен эмоциями и сладостным предвкушением и игнорировал неясную тревогу, сворачивающуюся внутри него. — Да, слишком красивая, — подтвердил Баки и отвернулся, уходя обратно в ванну. — Эй, Бак, а ты со мной не пойдешь? Одевайся, ты же любишь танцы! Для тебя определенно там найдется девчонка, и не одна! — Нет, мелкий, давай сегодня без меня, с ног валюсь, изображая из себя твою женушку, а ты отдохни там за нас двоих. Осознать, что произошло, Стив не успел. Вот он встретился с Эмили, подарил ей букет из ромашек, вот они свернули в какой-то переулок... Только горячим обожгло затылок, и наступила густая болезненная темнота. — Отдерите его, отдерите этого чертового педика! Стив поморщился, пытаясь разлепить веки и дергаясь. Господи, что за ужасный визжащий голос. Неужели девушки могут быть такими неприятными? Он и не думал о таком. Но эта дама орала на ультразвуке, и из ушей, казалось, вот-вот кровь потечет. Стив застонал и снова дернулся, но ничего не произошло. Кто-то крепко держал его руки и пыхтел сзади в шею, обдавая несвежим дыханием и запахом кислого пота. — Что? — начал Стив, едва ворочая языком, и вскрикнул, ощутив, как его щекой вдавили в кирпичную стену, царапая тонкую кожу острыми краями кладки. Грубые руки легли на пах и сжали. Стив распахнул глаза и снова дернулся. Тщетно. Отовсюду послышались смешки, похабные и самодовольные. Голоса: один, два, три... шесть. Их было шестеро, не считая девушки. Двое держали руки Стива над головой, а третий сопел сзади, противно ведя мокрым языком по тонкой шее. Девушка громко смеялась неприятным смехом и, казалось, получала удовольствие от происходящего. — Ну что, педик, ты рад? Сейчас эти морячки натянут твою тощую задницу на свои члены! — обладательница голоса наконец-то показалась прямо перед его лицом. — Эмили, — прохрипел Стив, пораженно рассматривая ее и абсолютно не веря, — Эмили, но… Стив снова хрипло вскрикнул и забился в держащих руках под грязные смешки, когда сзади стоящий дернул ремень на его брюках, вырывая пряжку и запуская руку прямо в трусы, сминая вялый член и грубо дергая, видимо, надеясь возбудить. Тошнота подкатила к горлу. — Из-за тебя, педик, Джеймс меня продинамил! Он так сильно волновался о тебе, о том, что ты опять заболел, бедняжка Стиви, и отвлекался, так что как я ни старалась, у него не встал! Подумать только! Ты вечно таскаешься за ним, как репейник, прилипший к заднице! Небось сам хочешь поскакать на его члене, да? Вот оно что. Внутри Стива все болезненно сжалось, он даже не обратил внимания на последнюю мерзкую фразу. Он ведь на какой-то момент подумал и поверил, что и правда кто-то кроме Баки за его тощим болезненным телом рассмотрел то, что было внутри. Как же он жалок. Но он был ослеплен восхищением к Эмили, чтобы обратить внимание на это. Ему так хотелось, чтобы все было правдой, так хотелось ей понравиться, что он совершенно забыл, что он — Стивен Роджерс, тощий, нелепый доходяга со слишком умными словами и абсолютно никому не нужными принципами. Что он некрасивый художник-недоучка, портящий личную жизнь лучшему другу. Он обуза для Баки. Зашуршала ткань брюк, спадая к ногам, сзади смачно сплюнули и оттянули бледную ягодицу, с тяжелым пыхтением наблюдая, как слюна стекает с копчика ниже, в расселину, и останавливается на плотно сжатой дырке. — Розовая дырочка, — ноготь с острым краем царапнул анус болезненно и неприятно, и Стив снова забился, дергая руками, вжимаясь грудью в стену под похабный смех насильников, — небось никто еще тебе туда не вставлял. Что ж, детка моя, приятно быть первым. Постараюсь не сильно тебя порвать. Стив взвыл и часто и поверхностно задышал, чувствуя, как подступает приступ астмы. Он ощутил, как что-то мокрое и горячее пытается втиснуться между ягодиц, и в очередной раз дернул руками. Такой паники и отчаяния он не ощущал никогда в жизни. Чувство полной беспомощности захлестнуло его с головой. Стив зажмурился, молясь про себя, чтобы это просто было кошмаром и быстрее закончилось. Чтобы он проснулся в своей маленькой нищей комнатке, а напротив сидел Баки и протягивал ему стакан с водой. Все, что было дальше, ощущалось, как через толщу воды — тяжело и нечетко. Руки, держащие и пытающие раздвинуть каменно-сжатые бедра, исчезли. До него донесся громкий мат мужчин и испуганный крик Эмили, глухие удары и голос Баки («Откуда он тут?»), знакомый и такой чужой одновременно. Яростный, взбешенный, дикий. Стив сидел на холодной земле подворотни и опирался лопатками о кирпичную стену, отчаянно хватая воздух побледневшими губами, судорожно сжимая пальцами пояс непонятно как натянутых брюк. Он не ощущал времени, только в какой-то момент все затихло. — Стиви, эй, мелкий, посмотри на меня, — его подбородка коснулись мозолистые, пахнущие табаком, металлом и кровью пальцы, и Стив распахнул глаза, глядя мимо, невидяще. — Вот так, молодец. Это шок. Все хорошо, мелкий, я здесь. Стиви, встать сможешь? Стив лишь судорожно кивнул и впился пальцами в плечи Баки, стиснул со всей силой, на которую был способен, и наконец-то посмотрел, отчаянно и загнанно. Баки что-то шептал, успокаивающе поглаживая по слипшимся от крови волосам, но слов было не разобрать. А дома Стива накрыла истерика. Они сидели на полу, холодном от сквозняков и твердом без ковра, Стив цеплялся за Баки и ревел, не стесняясь, сбрасывая все страхи и панику, всю боль, обиду, все, что кислотой жгло его душу, размазывая соленые капли по серым от пыли щекам. Кричал сухим горлом, и ему в этот момент не стыдно было быть слабым перед Баки — это пришло позже. А тот аккуратно придерживал дрожащее тощее тело между своих расставленных ног и гладил по голове, прижимаясь потрескавшимися губами к макушке. Это был второй раз, когда Баки видел плачущего Стива. — Что ты с ними сделал? — тихо спросил Стив уже ночью, грея пальцы, все еще мелко дрожащие, о горячую чашку чая и сидя на своем краю кровати. Он смотрел внимательно, отчего Баки, лежавший на своей стороне и закинувший руки за голову, дернул плечом под этим взглядом. — Они живы. Не волнуйся, Стиви. — А Эмили? Баки посмотрел на него, и Стиву стало не по себе под его взглядом — у Баки, которого Стив знал, взгляд был ясным, смешливым и нахальным, этот же Баки смотрел тяжело, темно и льдисто. Он очень хотел услышать, что Баки не ударил девушку. Ее поступок был низким и подлым, но бить девушек нельзя. — Я с ней просто поговорил, — наконец сказал Баки, и Стив не сразу понял, что испустил вздох облегчения. — Ты добросердечный и великодушный, — слабо улыбнулся Стив и сделал небольшой глоток чая, — ты поступил правильно. — Добросердечный? Ну и слово ты подобрал, мелкий. Да, наверное, если ты так говоришь, — тихо согласился Баки и отвернулся к стене.***
За что Стив уважал Сэма, так это за то, что тот никогда не лез в душу без разрешения. Он был психологом и помогал людям, оказавшимся в трудной ситуации, людям, страдающим ПТСР, людям, которые даже на гражданке жили как на войне. Сэм считал, что это важно, потому что сам прошел через подобное. А еще потому, что он просто славный малый и любит людей, черт возьми. Конечно же, Сэм своим профессиональным взглядом видел, что со Стивом что-то не то, когда они вечером ехали в закусочную после изматывающей тренировки на базе, но молчал. В машине играло ненавязчивое рэгги Джимми Клиффа, Сэм выстукивал ладонями на руле мотив и подпевал, а Стив просто пялился в окно на бесконечный поток машин. В закусочной было шумно и людно, и Стив с Сэмом с трудом нашли пустующий столик у окна. Полноватая темнокожая официантка с яркими тенями на веках и красными губами приняла у них заказ и удалилась с невероятной грацией, качая бедрами под розовой тканью. А через четверть часа на их столе источали невероятные ароматы пицца, картошка фри, парочка сочных бургеров и две чашки кофе — американо без сахара для Сэма и приторный латте с медом и лимоном для Стива. — Видел бы тебя Тони, — покачал головой Уилсон, и Стив улыбнулся на это. — Сэм, — Стив сделал небольшой глоток, наслаждаясь сладостью и приятной цитрусовой кислотой на языке, — Баки нашелся. У меня дома. — Я почему-то не удивлен. И как он? — Сэм откусил внушительный кусок пиццы и облизал соус с нижней губы, абсолютно довольно жмурясь. — Это самая шикарная пицца, которую я ел! — Не знаю. Честно, не знаю. Но определенно лучше, чем после нашей последней встречи. По крайней мере, он ведет себя как мыслящий человек, а не… — Стив на несколько секунд замолк, явно подбирая слова, — не как запрограммированная на убийство машина. И мне немного не по себе. Он вспомнил некоторые события, но не меня. Хотя девушку из нашего общего прошлого он назвал по имени. При этом, когда я вернулся домой, он сидел на моей кухне и пил кофе. Три дня. И если я хоть что-то понимаю в людях, он доверяет, насколько может доверять Зимний Солдат. Я смотрю на него и вижу Баки, он смотрит в ответ — и там Зимний. Я понимаю, что все то, через что он прошел, не могло не изменить его, но все равно. Я чувствую себя виноватым и ответственным, Сэм. Что не дотянулся, не нашел, что поверил в его смерть и «Гидра» сделала из него Солдата. Стив пространно обвел руками воздух перед собой, пытаясь передать степень своего смятения. — Но я все равно хочу помочь ему, быть рядом так, как он всегда это делал. В каком бы я ни был состоянии, прав или нет, Бак всегда оставался на моей стороне. И я буду на его стороне сейчас и до самого конца. — Это комплекс вины, друг. Ты слишком многое на себя взвалил и за слишком многое пытаешься нести ответственность, — Сэм сделал глоток кофе, постучал пальцем себя по виску, мол, тут проблема-то, и откинулся на спинку дивана. — Хочешь, чтобы я высказал свое мнение на ситуацию? — Что-то вроде того, — ответил Стив и тоже потянулся за пиццей, когда у него заурчал желудок, напоминая о сожженных на тренировке калориях. — Как друг или как психолог? — уточнил Сэм. — Как друг-психолог, — хмыкнул Стив. — Ну, если как друг-психолог... — Сэм сделал акцент на этих словах и продолжил, — то нужно время. Отсутствие стрессов и ощущение безопасности. А в идеале терапия. Тебе в том числе. Если он сам пришел к тебе, то это хороший знак, Стив, тут ты прав. Инстинкты, выработанные за все то время, что вы провели вместе, пересиливают то, что вбивала в его мозги «Гидра». Ну или выбивала из них. — Но он все равно не помнит меня. — Это даже лучше, чем ты думаешь. Стив, семьдесят лет воздействия на мозг. Черт, чудо, что он не превратился в овощ и не размазывает сопли по морде где-нибудь в психушке, в лучшем случае. В худшем он мог вернуться к остаткам «Гидры» как к единственно возможному варианту. Манипулирование психикой несет непредсказуемые и тяжелые последствия. При этом происходит воздействие с целью провокации невротической зависимости. У людей, подвергшихся такому воздействию, развивается невроз, и это, пожалуй, один из самых печальных аспектов манипуляции. Хрень в том, что у кого-то невротическая зависимость проявляется в меньшей степени и он может с ней бороться, а у кого-то невроз вызывает пограничные состояния — и на таких мы смотрим и думаем: «Шизик!». Опять же, все зависит от того, как именно оказывалось влияние, какие факторы и точки давления прикладывались. И есть те, кто вынужден подстраиваться под это состояние, и чаще всего такие люди не находят ничего лучше, чем вернуться к тем, кто на них воздействовал и контролировал. Ощущение контроля для них — это как укрыться с головой одеялом и спрятаться от грозы. И ведь логично было бы, если бы Баки так и сделал. Ведь если придет чувство вины, это выведет его из хрупкого равновесия, которого, как я понимаю, он все же достиг, — Сэм говорил на одном дыхании и при этом пристально смотрел на Стива, который как-то отрешенно уставился в окно. Но по лицу было видно — слушает, — и именно поэтому хорошо, что воспоминания возвращаются медленно и фрагментарно. Меньше вероятность шока. По крайней мере такого, который он не сможет перенести. — Да уж, психолог-друг включился незаметно, и ты переобщался с доктором Беннером, понял тебя через слово, — хмыкнул Стив и перевел взгляд на Сэма. — Кажется, проблема не в Баки, а во мне, да? Я слишком нетерпелив. Но ведь почти год прошел. — Лучше бы ты свое нетерпение проявлял в других местах и при выключенном свете, — Сэм громко рассмеялся, видя, как лицо и шея Стива пошли красными пятнами от смущения. — Люди могут десятилетиями лечиться и не иметь откровенных успехов. Мозг — штука хитрая. — Я услышал тебя, а еще Наташу, что говорит твоим ртом, — проворчал Стив и залпом допил кофе, — терпение и время. — Ага. Терпение и время, друг. И, Стив, не дави на него. Возможно, то, что он до сих пор тебя не помнит, как-то связано с тем, что сломало его. По твоим рассказам у сержанта внутренний стержень был что надо. Стив посмотрел на него тяжелым взглядом — к похожей мысли он и сам пришел. Когда он почти в полночь вернулся домой, то не нашел ни Баки, ни его рюкзака. Только мягко сверкали на столе около разобранного дивана отполированные ножи. Это давало надежду.***
— Принцесса Эльза оказалась права, — Тони устало потер переносицу, откинувшись в мягкое кожаное кресло в конференц-зале, и закинул ноги на стол. Он выглядел измотанным. — Тони, — предупреждающе прорычал Стив. Но тот лишь отмахнулся: — Имею право звать эту Спящую Красавицу как захочу. Он не слышит, и это уж точно не травмирует его нежную психику, а мне хоть какое-то моральное удовлетворение, раз уж морду набить ему не могу. Не хочется сдохнуть, знаешь ли, в самом расцвете сил. Над столом висел развернутый экран, разделенный на две части. На одной была база «Гидры» в промышленной зоне, там красными точками внутри перемещалось не более десятка человек. На второй — склады и никакого движения. Уже добрый час их команда, состоящая из Тони, Стива, Сэма, Наташи, Клинта и Ванды, приехавшей вечером вместе с Наташей, спорила на тему того, каким из объектов заняться первым. Оружие, которым владела «Гидра», было крайне опасно, и неизвестно, какие еще новые разработки прятались у них в рукаве. И Тони настаивал на том, чтобы начать со складов. Стив был не согласен. Люди. Это его гребаный пунктик на людях. Вера и разочарование в них — основа его принципов и убеждений. Он настаивал на том, что если захватить ученых, то у них можно раздобыть информацию не только об оружии, но и, если повезет, о других базах. Не то чтобы Мстители и сами не справлялись: планомерные зачистки «Гидры» шли полным ходом, но ведь они могли идти еще быстрее и эффективнее. — Блядь, Роджерс! — не выдержал Старк и хлопнул ладонью по столу, — что должно случиться, чтобы ты снял свои розовые очки?! Ни один из их фанатиков не сдался живым. Ни один! Они слишком верят в свою систему, чтобы допустить ее окончательный крах. Все эти солдаты и лабораторные крысы просто пушечное мясо, и самое страшное, они осознают это и все равно следуют за ней. Вспомни девушку из Хемпстеда, Монро Гейбл. Ей было всего двадцать. Двадцать, Роджерс! Она была чертовски умной и перспективной, она была вдохновлена медициной. Поступила в университет Хопкинса, а это тяжело, скажу я тебе. Хотела спасать людей, а потом на нее вышла «Гидра». Эти уроды знали, как применить ее наметки разработок в своих целях, они оценили ее талант, и я боюсь представить, что пообещали, раз она согласилась. Когда я ее нашел там, в стерильном подвале ее личной лаборатории — черт, я был впечатлен, технологии охренеть даже для меня! — на столе все еще лежало теплое тело ее «неудачного эксперимента», а она воткнула себе под ребра нож и провернула. Ты представляешь, что это такое?! Она сказала: «Хайль, Гидра!» — и при этом улыбалась. Блядь, ей было всего двадцать, Стив, и в «Гидре» она была чуть больше четырех месяцев. Запал Тони схлынул так же быстро, как и проявившаяся вспышка гнева. Он снова потер переносицу и прикрыл глаза. — Но это не значит, что я не должен пытаться их спасти, — тихо ответил Стив и опустил взгляд на свои крепко сжатые кулаки, лежащие на столе. Перед глазами было слишком яркое воспоминание, ведь он стоял за плечом Тони в тот момент. — У тебя есть кого спасать, перенаправь свою энергию в нужное русло, — огрызнулся Старк. Стив громко втянул носом воздух, но промолчал. — Почему бы нам не разделиться? — вставила Наташа, листая что-то на планшете, — если верить записям с камер дронов Тони, то склады действительно не охраняются. Зарегистрированы на подставное лицо, оплата аренды регулярная, поэтому никаких вопросов не возникает. Черт, это даже смешно, что «Гидра» так нагло решила прятать свое оружие почти на виду. Ну или гениально. Тони с Вандой и Сэмом, например, возьмут на себя склады, а я, Клинт и Стив отправимся спасать этих лабораторных смертников. Стив, меня такие взгляды не берут, пора было уже запомнить, а по-другому я этих людей не могу назвать. Тут Тони прав, они ни за что не сдадутся. Да и по сравнению со всеми предыдущими, которые мы зачистили, эти объекты слишком мелкие. — Может, ты и права, — сказал Стив и пальцами подтянул к себе голографический экран с заводом, увеличил, наблюдая за перемещением точек. В них была видна некоторая закономерность. Тепловые сигнатуры плотно рассредоточились только на одном из четырех этажей — третьем. Удобная позиция, если задуматься. С крыши не застать врасплох, а если верить плану здания, то этажи частично открыты. С лестницы тоже просто так не подобраться, тем более по датчикам видно, что две точки замерли на пролете третьего этажа и еще две расположились на пролете четвертого — все как на ладони. Вариант только один — идти напролом. — Итого четверо охранников и шестеро, предположительно, лаборантов, — Стив теперь развернул экран с местностью вокруг и указал пальцем на небольшое хозяйственное пятиэтажное здание в паре сотен метров от основного корпуса, — Клинт, твоя позиция. Других точек обзора не нахожу. Клинт подтянул экран к себе и начал рассматривать, лишь иногда листая то вправо, то влево, затем смахнул вообще, переходя на изображение в реальном времени от одного из кружащих неподалеку дронов. — Я смогу снять двоих с четвертого, — он указал на окно с потрескавшимися стеклами в пролете между этажами, где до этого были видны две тепловые точки, — остальные на вас с Нат. — Как два пальца обоссать, — ответила Наташа по-русски, глядя на Клинта и зная, что он поймет — и он, конечно, понял и заржал, — и невинно оскалилась в улыбке Стиву, который как раз не понял ни слова, но был уверен, что это что-то неприличное. Тони в это же время оттянул к себе вторую часть голограммы и делал пометки, обозначая позиции для Ванды и Сэма. По всему выходило, что они на прикрытии: Ванда должна была отвлечь охранников, если те вдруг появятся на территории склада, а Сэм — оказать поддержку с воздуха. На себя Старк взял вскрытие контейнеров и осмотр. Если же оружия будет много, Тони вызовет парочку автономных костюмов. Выступать решили ночью ближе к утру. Стив порывался уехать домой: его тянуло проверить, вернулся ли Баки, хотя он и ловил себя на мысли, что на данном этапе это неуместно, но Наташа отговорила. Все-таки с общей точки выдвигаться было удобнее, чем каждому из своей норы. Тем более Тони хотел проверить все костюмы перед вылазкой. Поэтому Стив спустился на несколько этажей в свои личные апартаменты на своем личном этаже. Каждый из Мстителей имел «личный этаж». Это было немного смешно и неловко — Стив никогда не жил в роскоши, он привык довольствоваться малым. Во времена Великой депрессии, когда Сара Роджерс работала на двух работах, у них была небольшая квартира, скудно обставленная, но все равно уютная. В ней пахло лекарствами: горький ментоловый запах мази для растирания, приторный — микстуры для легких Стива во время болезней, пряный запах горчицы и сладкий — малинового чая; запах духов матери, легкий и свежий, едва уловимо витал в ее спальне и оседал на домашнем шерстяном платке. Его мать могла лишь изредка по вечерам приложить смоченные ароматом пальцы в ямочки за ушами и несколько минут сидеть, наслаждаясь, затем закрывала флакон, прятала его обратно в полку секретера и ложилась на жесткую, неудобную койку, отдав Стиву и его постоянно простреленной болями спине более мягкий матрас. В ванной неуловимо витал запах антисептика и мятного масла, которым Сара мазала пересохшую кожу рук; в кухне пахло теплыми пирогами, жидким картофельным супом, тушенкой и цикорием, а изредка, когда Сара получала чуть больше денег, чем рассчитывала, пахло кофе — настоящим, перепаленным, кислым и не очень хорошего качества, но кофе. Из-за астмы и болезненности Стива в квартире было почти стерильно — каждый вечер Сара вытирала пыль серой тряпкой, смоченной водой и нашатырем. А еще квартира была светлой, с большими окнами и почти под самой крышей: иногда они с Баки забирались туда по пожарной лестнице и подолгу сидели там, любуясь рассветом или закатом, суетой людей, спешащих по улицам внизу, или просто пустотой этих самых улиц и умиротворением ночи, возбужденные разговорами-спорами или приятным молчанием о своем. И Стив был абсолютно счастлив в такие моменты. После смерти матери была квартира с Баки, которую они снимали недалеко от доков, где тот работал. Она тоже была откровенно маленькой, в ней было мало мебели. В единственной спальне, площадью три на четыре широких шага, стояла узкая кровать с жестким матрасом в пятнах, о природе которых не хотелось задумываться, рассохшийся шкаф с покосившимися створками и наполовину пустой из-за скудных запасов одежды, стол, накрытый выцветшей клеенкой, пара скрипучих стульев на шатающихся ножках и мольберт прямо у окна. Когда Стив и Баки только съехались, Баки категорично отдал Стиву кровать, а сам устроился на вылинявших покрывалах и стоптанном ковре прямо на полу с проплешинами стертой и отходящей чешуйками краски. Ровно до середины первой ночи, пока Стива не начало трясти от холода. Он тянул на острые плечи тонкое шерстяное одеяло и так стучал зубами, что Баки не выдержал и забрался к нему, аккуратно обнял, уткнул лицом себе в грудь, прижался к ледяным узким ступням своими, грея собственным теплом и легко поглаживая между лопаток. Ванны как таковой не было — только поддон с потрескавшейся эмалью, старый душ и туалет за тонкой шторкой. Стив и Баки быстро преодолели стеснение утренних совместных ритуалов. «Это же Стиви! Это же Баки!» — думал каждый из них, или подставляясь слабому напору прохладных струй, отдающих ржавчиной, или справляя нужду. Кухня. Кухня просто была, и главное, что там все же можно было готовить и есть. Молча сидеть, слушать шипящее радио и радоваться прошедшему дню. Потом была война и брезентовые палатки, пахнущие сыростью, землей, хвоей, прелыми листьями и невыветривающимся запахом крови и пороха, в этом аромате все было пропитано агонией, болью и отчаянием, накрывающим солдат. Были комнаты в барах деревушек и небольших городов, в которых Ревущие и солдаты останавливались: они пахли несвежим постельным бельем — даже несмотря на то, что оно всегда было чистым, запах этой несвежести буквально въелся в серую ткань, — пахли похотью, спермой, дешевым алкоголем, потом и удушливым сладким запахом страха. В таких комнатах люди отчаянно старались забыть и забыться, отдавались своим инстинктам и брали от минут спокойствия так много, как только возможно. Девушки и женщины в таких местах не были ограничены никакими моральными рамками. Они изголодались по мужчинам, по их поддержке, широким ладоням и надежности, по тому, что мужчины должны быть рядом, а не погибать на этой бессмысленной войне, поэтому отдавали то, что могли и как могли — себя и просто раздвигая ноги. Только бы хоть на время сбежать из уродливой реальности. Стив помнил один шокировавший его момент: темный коридор и ряд дверей с комнатами, прямо около одной из них солдат грубо держал девчонку лет пятнадцати за горло и втрахивал в стену, а та просто млела от столь сомнительного внимания, сжимала худые кулачки на плечах случайного партнера и так откровенно стонала, что у Стива волосы встали дыбом. Он хотел было вмешаться, но увидел, как у той закатываются от удовольствия глаза. Это было дико, грязно, это было чистым животным инстинктом. В те времена все взрослели быстро. Что парни, искалеченные непонятной войной, что девушки, искалеченные этими парнями как морально, так и физически. И самое страшное, что большинство стало считать это нормой. Он тогда влетел в их с Баки комнату и долго не мог отдышаться, хватал воздух жадно и резко, а тот, казалось, не достигал легких, скапливался в горле, сжимал фантомом несуществующей больше астмы. Друг, разбуженный шумом, сонно и непонимающе смотрел, приподнявшись на локте. «Она же совсем ребенок!» — Стив сжал пальцами свои светлые волосы и отчаянно дернул, после того как смог нормально рассказать Баки, что его так выбило из колеи. «На этой войне не осталось детей. Каждый по-своему пытается это пережить. Это ее выбор, пусть тебе и кажется, что это аморально», — ответил тогда Баки, прислоняясь спиной к металлическим прутьям спинки кровати, делая глубокие затяжки сигаретного дыма и прикрыв глаза. После лабораторий Золы он стал жестче и циничней. Стив не нашел аргументов для возражения. Потом был 2011 год и современный мир, шальной и непонятный. Когда Стив очнулся в 21-м веке и спустя почти месяц покинул больницу, Фьюри обеспечил его жильем. Однокомнатная квартира на окраине Бруклина в районе Уильямсберг с окнами на Ист-Ривер была весьма просторной, но все же удовлетворяла требованиям Стива о скромности. Аскетичная обстановка спальни вполне устраивала его: кровать, стол и стул, шкаф. Но вот в кухне было много незнакомой техники, с которой осваивался Стив аккуратно и долго, но в итоге был горд этой небольшой (большой личной) победой. Микроволновка, кофеварка и прочие прелести современной жизни поддались и перестали вызывать ощущение неловкости, граничащее с паникой. Жить в новом сумасшедшем веке стало проще. А вот с большой мраморной ванной Стив не подружился, предпочтя ей душевую кабину. Ему до сих пор казалось нерациональным так бесполезно тратить драгоценную (но не в этом веке) воду. Экономия въелась в подкорку сознания и проявлялась вот в таких мелочах: бережном отношении к воде, вещам, минимализме обстановки и скромности в одежде (стоит отметить, что от горячих взглядов на улице, откровенно оценивающих и раздевающих, эта скромность не спасала, наоборот, лишь подчеркивала внешние достоинства). В этой квартире Стив прожил три года. После встречи с Зимним не осталось не то что не пострадавшего дюйма жилья — целый дом пришлось выселить, закрыть на реконструкцию и компенсировать ущерб из кармана «Щ.И.Т.а». Тогда-то он и узнал, что в башне Старка у него целый собственный этаж еще со времен нападения читаури и Локи. Старк смотрел на него странным взглядом, когда Стив искренне этому удивился, будто само собой разумелось, что Тони обеспечил каждого аж «целым этажом, оборудованным исходя из личных нужд там живущего». Прожить там Стив смог только два дня и в срочном порядке стал искать себе новую квартиру. Сейчас, проходя в огромный холл — любая из его старых квартир поместилась бы сюда — и падая на бессовестно дорогой диван, он думал, что у Старка странное понятие о нуждах каждого из членов Мстителей. Ах да, никаких полумер, это же Тони. Никто из обитателей Башни не жаловался, а вот Стиву казалось, что он просто потеряется в своих апартаментах: огромная спальня с такой же огромной низкой кроватью, с небольшой тумбочкой в изголовье и ночником на ней; у панорамного окна массивное кресло. Просторный гардероб, завешанный брендовой одеждой и уставленный несколькими десятками пар обуви. Стив вылетел оттуда очень быстро — слишком много, слишком дорого, слишком кричаще, хотя Тони и постарался, чтобы все было «в стиле Роджерса»: полный, мать его, минимализм и лаконичность. На этаже имелся кабинет с огромным столом из массива эбенового дерева, длинным книжным шкафом, набитым разного рада литературой: от словарей и книг классиков до теорий по квантовой физике и возникновении мира. Целостности картине кабинета добавляла огромная люстра. Она сияла хрустальными каплями подвесок, переливаясь и отражая свет. Гостевая спальня была практически идентичной с его собственной, различаясь только цветовой гаммой обстановки — темное дерево и мятно-зеленые стены. Старк даже учел на этаже художественную мастерскую — светлую, просторную, с легким ароматом бумаги, деревянного мольберта, масляной краски, — хотя в новом веке Стив едва ли сделал с десяток небрежных набросков. Тренажерный зал и огромная кухня, в которой легко могли поместиться все Мстители, пристроились рядом. Ванная комната была под стать всему тут — просторно, дорого, светло. Небольшой шкаф со сменным бельем и халатами был расположен в углу, рядом с раковиной. Над ней висело зеркало и полочки с массой бутылочек сомнительного и не очень содержания. Стив не понимал, для чего такое количество уходовых средств, когда в свое время он отлично обходился одним хозяйственным мылом. Каждый из команды принял свои апартаменты легко и с благодарностью — все же Тони старался, хоть и с немного гипертрофированными понятиями о комфорте. Но Стив не смог. Слишком много, слишком ярко и дорого. Возможно, проблема была в том, что ему нужно было с кем-то делить столько свободного, нерационально используемого пространства («Это называется комфорт, Роджерс!»), но такого человека у Стива не было. Время близилось к полудню, свободного времени до назначенной операции была уйма, и его следовало куда-то деть. Стив достал из кармана куртки инструкцию и бросил ее на край дивана. — Пятница, — позвал он, глядя в потолок. — Да, сэр. — Скажи, можно ли достать русский словарь? — Вам нужен какой-то конкретный и особенный, сэр? — зачем-то уточнил искин. — Да нет, самый обычный, мне нужно перевести несколько слов. — Госпожа Романова опять ругается на родном языке? — на долю секунды Стиву показалось, что в голосе Пятницы звучит ироничное веселье, — в моих базах есть такой словарь. Если вам нужно, сэр, озвучьте, и я переведу. — Нет, Наташа ни при чем, и мне скорее подойдет бумажный вариант простого, не ТАКОГО словаря, — ответил Стив, — мне не хотелось бы, чтобы эти слова были где-то в сети. Даже в твоей памяти, Пятница. — В вашем кабинете имеется словарь, сэр. Третья снизу полка. Четвертый том. — Спасибо, Пятница. Перевод десяти несчастных слов занял несколько больше времени, чем Стив рассчитывал, но теперь они хотя бы обрели смысл. «Желание. Ржавый. Семнадцать. Рассвет. Печь. Девять. Добросердечный. Возвращение на родину. Один. Товарный вагон». Стив рассеянно водил по выписанным в столбик словам большим пальцем и задумчиво смотрел в окно — июньское солнце тепло светило сквозь стекло, зависнув высоко над горизонтом. Десять осмысленных слов. Почему-то они были смутно знакомыми, находили отклик где-то внутри, и Стиву казалось, что он что-то упускает. Слова щекотали мозг, как птичье перо голую стопу — назойливо и неприятно, дразнили своей значимостью и ускользали, как вода сквозь пальцы, оставляя лишь мутный, неясный след на краю сознания. Стиву казалось, что они откуда-то из прошлой жизни, жизни бруклинского мальчишки и Капитана из сороковых, но твердой уверенности в этом не было. Он вздрогнул, когда раздался стук в дверь. — Никогда бы не подумала, что найду тебя не в зале, — на пороге кабинета стояла Наташа с накинутым на плечи полотенцем, одетая в спортивный костюм, — как насчет разминки перед миссией? Стив посмотрел на нее долгим взглядом, отмечая в мозгу то, на что обычно не обращал внимания — Наташа не надевала вещей, открывающих живот. Раньше это не вызывало никаких вопросов, каждый волен носить то, что ему нравится, но... у Наташи была отменная фигура, Стиву нравилось на нее смотреть, это было эстетически приятно. Да и не только ему. Он видел, что другие члены команды тоже смотрели на нее с интересом. А Тор однажды вообще завернул такой комплимент, что, казалось, занялся с Романовой любовью одними лишь словами, причем прилюдно. Она тогда снисходительно улыбнулась лишь уголками губ, но смущенной не была. Но, несмотря на все это, вся одежда Наташи наглухо закрывала живот. Никаких топов, коротких маек или джинсов с заниженной талией. — Нат, откуда у тебя на животе шрам? — спросил Стив, и это застало Наташу врасплох — она едва заметно вздрогнула и чуть прищурила глаза, вздохнула и прошла в кабинет, прикрыв за собой дверь и садясь прямо на ковер. — Почему он не мог вспомнить что-то более приятное, — хмыкнула она и сняла футболку, отбросила ее рядом и чуть подалась назад, опираясь на ладони и давая Стиву хорошо себя рассмотреть. Чуть выше пупка на светлой коже виднелись два рубца от пулевых ранений: уже побледневшие, блестящие от молодой кожи. Наташа огладила их пальцами и посмотрела на Стива, чуть склонив голову к левому плечу. — 2009 год, плевая миссия по сопровождению очередного умника из Ирана, в котором трепетно нуждался «Щ.И.Т.». Все шло гладко, пока мы не выехали за пределы Одессы. Трасса шла по набережной, запах моря, соли, крик гребаных чаек и легкий налет ностальгии, солнце светило прямо в лицо, и только благодаря этому я словила блик от металла. Успела вывернуть руль, но хер это помогло. Не знаю, откуда он появился, но машину он остановил одной только рукой. Левой. Я схватила наш ценный и очень умный груз, будто его блядские мозги могли нам помочь, и мы оторвались. Насколько можно оторваться на открытом пространстве набережной. Первый выстрел пришелся в ногу умника, и я просто рухнула сверху, закрывая его собой. Я видела, как он медленно к нам идет, слышала, как стонет подо мной этот мужик, а потом — выстрелы и этот жар в животе. «Зря, Шестая. Это слишком простая смерть для лучшей», — сказал он мне, и я поняла, кого за нами послали. У меня не было шансов. А потом я отключилась. — Хочешь сказать, что ты знала Баки до этого? — Стив несколько шокированно распахнул глаза и подался вперед всем телом, всматриваясь в Наташу так, будто впервые увидел. — Нет. Баки не знала, а вот Зимний Солдат — другое дело. — Ты об этом ни разу не упоминала. И что значит «Шестая»? Наташа потянулась за футболкой и надела ее обратно, слишком аккуратно разглаживая мелкие складки ткани на животе, и молчала долгие несколько минут. Стив наблюдал за ней внимательно и мог поклясться, что Наташа нервничала. — Я все еще не доверяю своей памяти полностью, хотя и прошло уже двенадцать лет. Поэтому и не было смысла говорить, вдруг опять шутки сознания. Но раз уж сам он вспомнил. Блядь, — Наташа потерла висок пальцами и поднялась на ноги, подошла к стеллажу и остановилась, с нарочитым интересом изучая разнообразие книг, перекатываясь с пятки на носок. Стив не торопил, так как видел, что все это давалось Наташе тяжело, и ощущал, что то, что она может сказать, важно. — Когда я попала в Красную Комнату, мне было пятнадцать и это был 1999 год. По всей России они собрали двадцать восемь девочек-сирот, чтобы воспитать из них агентов, шпионов и наемных убийц по программе «Черная Вдова». Предполагалось, что после курса нам не будет равных, и это убеждение имело под собой основание. Каждой новой девочке присваивался номер вместо имени, я стала Шестой. Самой младшей из нас, Третьей, было одиннадцать. Нас учили всему: скрытности, ловкости, идеальному владению телом, боевым искусствам и тому, как правильно убивать. Правильно в зависимости от ситуации, естественно. Сбор данных, взлом серверов и систем, диверсии. Мы думали, что все это основные тренировки, но мы ошиблись. Это была прелюдия, если так можно сказать. Через полгода каждая из двадцати восьми получила экспериментальную сыворотку от генетика и биохимика Комнаты Людмилы Кудриной, разработанную из образца, полученного еще в сороковые по формулам Золы. После этого нас осталось тринадцать, остальные не выжили. Сыворотка увеличила силу и ловкость, рефлексы, укрепила тело и позволила тренироваться за пределами человеческих возможностей, а еще сделала стерильными. Чтобы не было соблазна отвлекаться на несущественное, по мнению Комнаты. Тогда нас и представили нашему наставнику на оставшиеся полтора года — Зимнему Солдату. Его лицо всегда было скрыто за очками и маской, поэтому даже спустя годы, когда я попала в «Щ.И.Т.», я все еще не знала, как он выглядит, и уж тем более не знала, что это сержант Барнс. Его инкогнито ревностно защищали. К концу первого месяца нас осталось десять, через шесть месяцев — пятеро, через семнадцать месяцев я осталась единственной, кто пережил тренировки с Зимним — лучшей, как в последний день сказал он. Если кто-то не выдерживал темп — он умирал. Солдат просто сворачивал им шеи. Всегда левой рукой. Еще месяц у них ушел на перепрограммирование моего сознания, деперсонализацию и внедрение ложных воспоминаний. Все это делалось на основе разработок и экспериментов, проведенных над самим Зимним Солдатом русскими и Золой в середине сороковых и первой половине пятидесятых. Они руководствовались какой-то инструкцией и благодаря этому быстро добились стабильности кодированного сознания. В моих ложных воспоминаниях я была балериной и разъезжала с балетом по многим странам. Только вот с каждым нашим приездом в городе, где мы останавливались, всегда происходил нихуевый пиздец: то умирал влиятельный политик, то в сети появлялись компрометирующие данные, то теракт, то массовое убийство или еще что-то. Комната заранее передавала код от меня нужным людям, и они всегда рады были использовать его. В 2004-м я окончательно заинтересовала «Щ.И.Т.». Слишком уж специфический набор навыков был в моем арсенале и полное отсутствие морали. Кодирование отлично выполняло свою задачу и служило своего рода алиби. Ведь под кодом я была оружием, а в остальное время, решись меня кто допросить, я бы не смогла быть полезной: я ничего не помнила о заданиях и навыках наемника. Комнате нужно было устроить массовый теракт в Будапеште, и для этого они выбрали частную школу, в которой было много детей политиков. «Щ.И.Т.» среагировал на это, послав агента Бартона меня ликвидировать, чтобы устранить угрозу. У нас вышла небольшая стычка, и, боже, это смешно, но его привычка пиздеть в бою по поводу и без сломала так тщательно подобранный Комнатой код. Тогда Клинт что-то и разглядел во мне и забрал в штаб. Фьюри грозился повесить его за яйца за прямое нарушение приказа, потому что я представляла опасность. На тот момент у меня уже был седьмой уровень, а ведь мне только-только стукнуло двадцать. Если опустить все подробности, то еще год я проходила терапию в «Щ.И.Т.е», пока они вычищали из моих мозгов все то дерьмо, что туда запрограммировала Комната. Как потом говорил психиатр, такое программирование сознания почти не имеет недостатков, так как все слова-триггеры — это слишком личное, чтобы кто-то извне мог повлиять на код, не зная прошлого человека. А прошлое своих экспериментов Комната защищала тщательно. Но в случае с Клинтом это можно назвать блядской случайностью и бесконечной удачей. Он случайно произнес антитриггер, и это перещелкнуло выключатель в моей голове, возвращая моральную составляющую. В итоге я стала агентом «Щ.И.Т.а» и долгое время работала в паре с Клинтом. Вплоть до активации инициативы «Мстители». В 2009-м, как я и говорила, снова пересеклась с Зимним и выжила только потому, что заказа на меня не поступало. Через год, в 2010-м, мы с Бартоном по заданию «Щ.И.Т.а» зачистили Красную Комнату, и она официально перестала существовать, так как ее влияние и угроза, которую она стала представлять, перешли все допустимые рамки. Я была первым удачным образцом программы, после этого за десять лет они запускали еще две волны, которые, если верить полученным отчетам, тоже были успешными. Но найти оставшихся двоих мы не смогли. После уничтожения Комнаты они, видимо, залегли на дно. Или же погибли. Вряд ли сейчас это удастся узнать. А я же до сих пор не уверена до конца в своих воспоминаниях. — То есть когда ты мне говорила, что знаешь по себе, что все, что делали с Солдатом, не проходит бесследно... — Стив пытался переварить то, что рассказала Наташа, но это было трудно. — Я это и имела в виду, да. Промывка мозгов для полного контроля. Это не проходит просто так, не лечится, без посторонней помощи с этим не справиться, и всегда есть вероятность, что последствия необратимы. Поэтому я в какой-то мере рада, что он сам пришел к тебе. Осознанно или нет, но в тебе он видит того, кто может помочь и не представляет угрозы. Ваша связь очень сильная, и, не знай я тебя достаточно хорошо, задумалась бы о романтической и сексуальной составляющей ваших отношений, — Наташа бросила на Стива взгляд и усмехнулась, заметив, как тот смущенно покраснел, — у меня же до Клинта ничего такого не было. Поэтому и код работал стабильно. — То есть ты и Клинт?.. — Ага, после всего этого дерьма стали любовниками, и это, пожалуй, помогло мне восстановиться достаточно быстро и смириться с тем, сколько крови на моих руках. Химия чувств, страсть — называй как хочешь, но это сработало. Мозги не имеют власти над сердцем и чувствами и всегда проигрывают. Стив со вздохом откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Мысли разбегались и никак не хотели найти себе положенное место в голове. Он примерно догадывался о том, через что Наташа прошла за свою жизнь, но ее внезапное откровение все равно повергло его в шок. Все чаще и чаще Стив ловил себя на мысли, что создание Эрскином сыворотки было фатальной ошибкой. Оригинальная, единственная доза которой досталась Стиву, была опасна в чужих руках. Но ее экспериментальные вариации от разных ученых, пытавшихся создать прототип, были еще более разрушительны. Хотя бы тем, что пытавшиеся ее воспроизвести были лишены каких-либо моральных и этических рамок. В этом плане Эрскин был выдающимся, потому что действительно старался во благо. — Но у него нет никаких романтических чувств ко мне, а влечения и подавно, — сказал Стив, рассеянно глядя в потолок и опять начиная водить пальцами по исписанному переводом листку. — У него? — Наташа хитро прищурилась и подошла к столу, оперлась ладонями о край, заглядывая в лицо. — У нас! У нас нет никаких романтических чувств, — мгновенно начал оправдываться Стив, понимая, что только что дал Наташе слишком интересную пищу для размышлений, — между нами ничего такого не было и нет. Баки мне близок как брат, только и всего. Боже, Нат... Не смей даже развивать эту мысль, слышишь? — Конечно, Стив, конечно. И не будет, да? — И не будет, — тихо повторил за ней Стив и не заметил, как на губах отвернувшейся к выходу Наташи расползлась довольная улыбка.***
Стив понимает, что все пошло не по плану в тот момент, когда в передатчике в ухе раздается пораженный выдох Хоукая. — Кэп, отходите! Он словил мою стрелу! — Клинт говорит ровно и четко, но в его голосе все равно проскакивает напряжение. Затем следует ругань, и связь прерывается. Стив едва сдерживается от того, чтобы грубо не выругаться. — Кэп, — передатчик снова оживает голосом Наташи — она тяжело дышит и порядком запыхалась, — мне кажется, эти ребята переборщили с тренажеркой. Блядь, ах ты урод стероидный! Кэп, что-то с ними не то! Мне не помешает твоя помощь! Сука, отпусти! Ай! Стив срывается с места и несется по лестнице вверх, прикрываясь щитом от выстрелов, разрезающих запыленное помещение завода. Он успевает преодолеть первый пролет и на чистом инстинкте отпрыгнуть назад, как перед ним приземляется женщина, одетая в похожий костюм: разница лишь в том, что он черный, с красной символикой «Гидры» прямо на груди. Она до хруста разминает шею, наклоняя голову вправо-влево, и криво ухмыляется. — Заблудился, звездно-полосатый? — хрипло спрашивает она и резким выпадом прыгает вперед. Стив успевает выставить щит, и женщина приземляется на него ногами, давит своей массой и заставляет сделать рефлекторный шаг назад. В ней чувствуется ненормальная сила, и Стив хмурится. Он выталкивает щит вперед предплечьем, и женщина отпрыгивает, делая сальто, цепляясь за перила руками, удерживая на них вес своего тела, и с силой бьет ногами, целясь в открывшуюся грудь. В последнюю секунду Стив успевает выставить руку, не занятую щитом, в блок и слышит противный хруст, с которым ломается локтевая кость. Конечность прошивает острой болью, и Стив шипит, крепко сжав зубы. Но тут же перегруппировывается, удобнее перехватывает щит и бьет острым краем в икры женщины. Та поджимает ноги к себе, уклоняясь от удара, и теперь стоит на лестнице, все еще сжимая ладонями перила, рассматривает Стива, склонив голову на бок и ухмыляясь. — Мы, конечно, надеялись взять Зимнего, он и так долго выгуливался без поводка и намордника, пора и меру знать. Но грохнуть тебя, звездно-полосатый, тоже в кайф, — женщина молниеносно вскидывает руку с пистолетом вперед — и когда только успела его достать? — и стреляет. Стив прячется за щитом, но одна пуля прошивает бедро навылет, заставляя припасть на колено. Женщина пользуется этими секундами заминки и снова слитным движением прыгает к Стиву. Но тут же падает перед ним, дергаясь в конвульсиях с закатившимися глазами — во лбу торчит шоковая стрела Клинта. — Присел отдохнуть, старичок? — Клинт быстро пересекает открытую площадку, крепко сжимая в руке лук. Его губы разбиты, ссадины на предплечьях, явно оставленные пулями, кровоточат, но по большому счету он цел, — понимаю, почти сотня, артрит, радикулит и полный набор пенсионерских болячек. Стив хмыкает и поднимается с колена, принимая протянутую руку и игнорируя боль, прошившую ногу. — Ребят! — раздается в передатчике запыхавшийся голос Наташи. — Заканчивайте с реверансами и давайте сюда! Стив и Клинт срываются с места и через несколько секунд оказываются на третьем этаже. Наташа сидит на полу, опустив голову и тяжело дыша, из рассеченной брови кровь стекает по лицу, правая рука недвижимой плетью висит вдоль тела, костюм в нескольких местах порван, и там уже наливаются цветом будущие синяки. Справа от нее лежит еще одна женщина в костюме как у той, с которой столкнулся Стив. Ее остекленевшие глаза смотрят куда-то в дальнюю стену, а шее вывернута под неестественным углом. — Святые твои бедра, Нат, — нервно шутит Клинт, глядя на мертвую женщину. — Они ушли. Они были готовы к тому, что за ними придут, и эта... — Наташа толкает труп в бедро носком сапога, — эта красотка по силе немногим слабее тебя, Кэп. Что это за хуйня? — Если бы я знал. Вторую Клинт оглушил, пакуем ее и возвращаемся, — командует Стив, лишь смутно догадываясь о том, что же за последнее слово сказала Наташа. — Пара минут, скачиваю данные, — Наташа кивает на компьютер, стоящий на столе за ней, и морщится от прошившей затылок боли, — хотя если судить по теплому приему, что нам оказали, вряд ли мы обнаружим что-то ценное. Подозреваю, что это была ловушка.***
Врач в медблоке Башни как раз закончил накладывать швы Наташе на бровь, когда туда ввалились не менее потрепанные Тони, Ванда и Сэм. По их мрачным лицам Стив понял, что хороших новостей ждать не стоило. Тони молча упал в кресло, откидывая голову назад и прикрыв глаза ладонью, Сэм сел на свободную кушетку — идти ему было тяжело, он аккуратно придерживал ребра ладонью и подтягивал левую ногу, а Ванда тенью присела на край кровати, опустив голову и засунув ладони между колен, ее мелко трясло от шока. — Тони, что у вас произошло? — поинтересовался Стив, затягивая узел повязки на бедре. Хотя с его регенерацией она, по сути, была ни к чему. Разве что рана болела ощутимо. — Взрыв. Склады были приманкой и ловушкой, а если учесть, что информацию передал Барнс, есть вероятность, что для него, — Тони отнял ладонь от лица и посмотрел на Стива, — Ванда смогла экранировать большую часть волны, но это была не просто взрывчатка. Скорее всего, что-то из разработок на основе энергии тессеракта, потому что даже того малого, что она не смогла подавить, хватило, чтобы разнести половину порта. Ванда всхлипнула и ссутулилась, но тут же затихла, с силой кусая губу, стараясь взять себя в руки, отчего колотить ее начало сильнее. Подошедшая к ней Наташа приобняла за плечи здоровой, не спрятанной в гипс рукой и прижала к себе. — На заводе его тоже ждали. Что по жертвам? — сказал Стив, поднимаясь на ноги. — Есть, к сожалению. Значит, «Гидра» решила его вернуть, живым или мертвым, — Старк скривился и тяжело вздохнул, — чем все это время занимался Барнс? Неспроста же они устроили ловушки. Знать, что именно и когда он вспомнит, вряд ли они могли, значит, скорее всего, Барнс крупно их достал и они надеялись, что рано или поздно он явится в одно из этих мест. — Я не знаю, чем он занимался, — отрицательно покачал головой Стив и получил выразительный взгляд от Тони, — хотя, с учетом того, что он с собой притащил небольшой арсенал, я догадываюсь, что это были не медитативные поездки на природу. — А если сюда добавить ту замечательную книжку, что ты любезно дал мне почитать, то в принципе можно точно в этом быть уверенным. Я более чем убежден, что он достал ее на одной из зачищенных баз. В помещении повисло молчание. Каждый ловил себя на мысли о том, что они крупно облажались. — Мы взяли одну из охранниц благодаря Клинту живьем, второй Наташа свернула шею, — сказал Стив, когда врач закончила осматривать Сэма и Ванду и ушла. Уилсону наложили повязку с обезболивающей мазью на сломанные ребра и вывихнутую лодыжку, а Ванде налили успокоительного, от которого девушка заклевала носом на плече Наташи, — с ними что-то не то, Старк. Нужно взять анализы. — Думаешь, это связано с сывороткой? — уточнил Тони и достал свой телефон, что-то в нем набрал и отложил на подлокотник. — Скорее всего. У них какой-то пунктик на этом, — Стив потер лицо и направился на выход. Запиликал телефон Старка, оповещая о пришедшем сообщении. Тони быстро его прочитал и снова отложил телефон. — Брюс уже отправился в лабораторию, где держат эту красотку. Узнает все, что сможет. И, Роджерс, я не знаю, во что мы ввязываемся на сей раз, но вам с Барнсом стоит перебраться в Башню. Если «Гидра» и правда начала на него охоту, разнести твою квартиру во второй раз — вопрос времени. — Я попробую, но если не удастся уговорить Баки, останусь с ним. Держи меня в курсе дел, Тони. — Как и всегда, Стив, — Тони что-то выудил из кармана брюк, бросил Стиву, и тот поймал рефлекторно — это оказались ключи от его «Ауди», стоявшей в подземном гараже, — расслабься, и Пятница доставит тебя домой. Вряд ли уж тебя можно уговорить остаться в Башне. Стив неопределенно пожал плечами, благодарно кивнул и вышел, сжимая связку в руке. Пятница и правда доставила Стива домой: включила в автомобиле автопилот, позволяя несостоявшемуся водителю откинуться на спинку кресла и дремать всю дорогу, в то время как сама мягко лавировала в утреннем потоке машин, еще не успевшем создать пробки. Солнце только-только занималось над горизонтом, а большинство людей еще нежились в мягких постелях. Стив привычно вошел в квартиру, сбросил обувь и, прихрамывая на весьма болезненно ноющую ногу, прошел в спальню. Прошел и замер на пороге. Баки лежал на его кровати, закинув руки за голову и рассматривал потолок. Темные волосы, рассыпавшиеся по мягкому пледу, все еще были влажными после душа, а белая футболка, видимо, позаимствованная из вещей Стива, кое-где мокрыми пятнами прилипла к груди и задралась над поясом джинсов, низко сидевших на бедрах, оголяя тонкую полоску смуглой кожи и жесткую дорожку волос, тянущуюся от пупка вниз. Стив залип, ведь за последние дни, что Солдат находился в его доме, это было самым доверительным жестом по отношению к нему. Это было настолько естественно для довоенного Баки Барнса — вот так лежать при нем на кровати, рассматривать потолок и говорить о девочках, улыбаясь во весь рот, что сердце предательски сорвалось с нормального ритма, зачастило, забилось с удвоенной скоростью о грудную клетку. Но Солдат молчал. И одно только это молчание разрушало иллюзию умиротворения прошлого и возвращало к тому, что Солдат это не Баки. Стив на секунду прикрыл глаза, вздохнул и прошел в спальню, скинул куртку на спинку стула, расстегнул рубашку, разводя полы в стороны и обнажая торс (благо кость в руке оказалась не сломана, а лишь слегка треснула, и гипс накладывать не пришлось, а легкий дискомфорт в регенерирующей конечности Стиву не мешал); расстегнул ремень и пуговицу на джинсах и подошел к шкафу, доставая из него полотенце, сменное белье, спортивные штаны и футболку. — Эмили Маккой, — тихо и хрипло произнес Баки, и Стив вздрогнул, вцепился в створку шкафа, ощущая тяжелый взгляд между лопаток и не в силах повернуться туда лицом, — она ведь и правда была красивой, даже несмотря на свои пустые глаза. Она определенно была в моем вкусе, и, наверное, именно поэтому я не сдержался. Баки замолчал, но его взгляд все еще ощущался на коже, обжигал и придавливал. Стив затаил дыхание и прикрыл глаза, ожидая продолжения. — Повернись ко мне, — попросил Баки, поняв, что Стив не собирается оборачиваться, — хочу видеть твое лицо. Мне нужно видеть его. И Стив обернулся, встретился с серыми глазами напротив и утонул в тяжелом, вязком и каком-то отчаянно-неверящем взгляде Баки. — Ведь если это и правда произошло, ты должен помнить. Я не мог не рассказать лучшему другу, кто, как не он, понял бы. — Что именно я должен помнить? — шепотом спросил Стив пересохшими губами и испытывая иррациональный страх от того, что было связано с этим именем в его жизни, какие картинки прошлого вспыхивали перед глазами. — Я был в ярости, у меня саднило сбитые костяшки, и адреналин просто бурлил в крови — видимо, я с кем-то хорошенько подрался. Я тащил ее за локоть, а из разбитой губы у нее сочилась кровь. Капля застыла на подбородке, а я никак не мог оторвать от нее взгляда и отделаться от мысли, что это я ее разбил. Она кричала и хныкала, ее хвостики растрепались. Она пыталась вырываться, пока я вталкивал ее в подворотню, плакала, пока я задирал ее юбку, и тихо скулила, когда я брал ее, грубо и зло, и знаешь, не как берут девчонок, в вагину, а как если бы я хотел, чтобы она не залетела потом, в анал. Хотя мне кажется, что у меня были другие причины для этого. Она была против, сопротивлялась, сдирала руки о стену, но я не мог остановиться. Мне казалось, что она это заслужила, что я даю ей то, что она так хотела. Я даже не кончил, ведь стояло не от желания, а на чистом адреналине. Оставил ее в той подворотне, с задранной юбкой, заплаканным лицом и кровью на бедрах, и почему-то испытывал злое удовлетворение оттого, что так поступил. До-бро-сер-деч-но, — последнее слово Баки произнес по слогам, а Стив съехал на пол на подкосившихся ногах, шокировано глядя на него, — добросердечно и великодушно. Это было, или это одно из ложных воспоминаний? — Баки приподнялся на локтях и нахмурился, пристальнее рассматривая Стива. — Просто поговорил, — Стив криво и вымученно усмехнулся, — черт, я же должен был догадаться. А я еще и сказал, что это... это добросердечно. — Значит, было? — Баки нахмурился сильнее, все его мышцы в момент закаменели. — В свете предшествующих этому событий, скорее всего, да, — тихо сказал Стив и прикрыл глаза. Мысли стали расползаться, а в груди разлилось раздирающее противоречие. Баки изнасиловал девушку. Это плохо, аморально и жестоко, если верить тому, каким способом он это сделал. Но с другой стороны — это он, Стив, был причиной такой ярости. Баки так стремился наказать тех, кто чуть не сломал Стива — а Стив точно бы сломался, поимей его шестеро пьяных мужиков, — что все моральные рамки и установки отошли на задний план. «Как и у Зимнего», — пронеслась мысль в голове, и Стив резко открыл глаза обратно, посмотрел в нечитаемое лицо Баки и понял, что не чувствует осуждения за то, что он сделал с Эмили Маккой. Лишь какое-то злорадное удовлетворение, ведь она и правда получила по заслугам. Такие мысли оставляли липкий холодный пот на спине, они противоречили морали идеального Капитана Америка. «Но они не противоречат морали неидеального Стивена Роджерса». — Предшествующих событий? — глаза Баки сузились, кажется, ему не совсем нравилось то, что сознание подкинуло не полную картинку. Стив с силой надавил на глаза ладонями и сделал глубокий вдох. По-хорошему, он ведь хотел, чтобы Баки не вспомнил, что именно произошло — Баки не вспомнил. Вернее, вспомнил, но как-то странно, выборочно. То, чего не знал Стив. Спалился спустя восемь десятков лет. И это смешно в некотором роде. Права была Наташа, когда говорила, что Стив наивен. Он видел, в каком состоянии Баки разметал тогда всех, видел, что он не контролирует себя, и поверил, что для Эмили — зачинщицы этого сумасшествия — все закончилось разговором по душам. Потому что Стив хотел верить именно в это. — Из-за нее меня пытались изнасиловать, — Стив все еще давил на глаза, видеть лицо Баки совершенно не хотелось. — Видимо, я в очередной раз заболел, а ты променял секс с девчонкой на меня. Ей это не понравилось, слишком уж лично она это восприняла. Каким-то образом уговорила шестерых пьяных, не скованных рамками морали, морячков оприходовать меня в подворотне. Считала, что это будет хорошей местью. Сыграла на том, что нравилась мне, а я как полный придурок повелся. Один из них почти дошел до конца, когда ты появился в той подворотне. Даже не знаю, как ты меня нашел, но это было чертовски вовремя. Потом все как в тумане. Помню только, что мы оказались дома и меня колотило, а ты пытался не дать мне совсем расклеиться. — Я должен сожалеть о том, что сделал, но не сожалею, — Баки встал, расправив широкие плечи и сунув руки в карманы джинсов. Он смотрел на Стива, сидящего на полу у шкафа, серыми глазами с почему-то широко расплывшимися, закрывшими почти всю радужку зрачками и ухмылялся, — потому что она посмела позариться на то, что было важно сержанту Барнсу… важно мне. — Ты так говоришь, будто вы разные люди, но ведь это не так. Ты все равно остаешься Баки, — Стив шумно выдохнул и все же осмелился посмотреть на Баки. — Нет, это именно так. Даже если я вспомню все что было, я не смогу быть тем, кем был для тебя сержант Барнс. Тех кусочков, что уже есть в моей голове, хватает, чтобы быть в этом уверенным. Сержант мучился от содеянного, я — нет. Баки вышел из спальни, оставив Стива наедине с самом собой. В голове был полный сумбур, мозг напоминал подтопленное желе, а ноющая рана в ноге не способствовала тому, чтобы собрать разрозненные мысли в кучу. «С этими мыслями нужно переспать», — внезапно вспомнились слова Сары Роджерс, и Стив с ними был сейчас абсолютно согласен. Поэтому он поднялся с пола и скрылся в ванной. Наспех принял душ, смыв с себя пот, пыль и запах крови, даже не дав натруженным мышцам как следует расслабиться под горячими струями, натянул на влажные бедра трусы, оставив чистые майку и штаны лежать на стиральной машине, и рухнул на кровать. Та все еще сохраняла запах Баки, и это странным образом умиротворяло и убаюкивало, обволакивало внутренним теплом и странным трепетом, о природе которого Стив задуматься не успел, провалившись в глубокий крепкий сон.