Серия «М»

      Эбигейл родилась в неблагополучной семье: и мать, и отец пили, но работать работали, один охранником, вторая в ларьке. Несмотря на это всю жизнь малышку окружал запах сигарет, пустые гремящие бутылки, страшные в определённые дни родители и уставшие от всего соседи.       Ей почти исполнилось девять лет, когда девочка сбежала из дому, испугавшись собственных родителей. Эбигейл не понимала их злости, ведь она всего лишь разбила бутылки! Попытка убрать разлитую жидкость закончилась сильным ударом по лицу. Упав на пол, девочка привычно сжалась, закрываясь от гнева разозлившегося отца и безразличия родной матери. Их отвлёк звонок в дверь — соседи в который раз требовали тишины. Воспользовавшись этим моментом, в особенности открытой дверью, Эбигейл вскочила на ноги и бросилась на улицу.       Бежала долго, до тех пор, пока силы не покинули окончательно. Упала, разбив коленки, но быстро поднялась, оглядываясь и пытаясь понять, где она находится. Сзади раздались шаги. Испугавшись, что это отец решил найти своего ребёнка, девочка быстро спряталась за одним из мусорных баков.       — Эбигейл, не бойся, это всего лишь я.       Голос сбежавшая узнала, Это был Говард, один из соседей, тех, кто имеет деньги, но не имеет работу, про кого шепчутся соседки, и кто всегда весел и всегда готов улыбнуться собеседнику почти настоящей улыбкой. Эбигейл не боялась его, мужчина никогда не пытался навредить малышке и иногда даже подкармливал чем-то вкусным. Именно он познакомил не имеющую доступа к вкусностям девочку с апельсиновой пастилой, которая теперь была её самым любимым лакомством. В последние дни, правда, мужчина ходил хмурый, даже злой, и девочка не рисковала к нему подходить.       — Я не вернусь домой! — сразу предупредила Эби, вылезая из своего убежища. Говард понимающе усмехнулся, но кивнул. Присел на скамеечку и постучал ладошкой по соседнему месту. Дождавшись, пока юная собеседница уместится рядом, кивнул.       — Я так и понял, малышка, — пожал он плечами. — Потому и пошёл следом. У меня к тебе есть предложение, которое спасёт и тебя, и меня. Выслушаешь?       Через восемь часов Эбигейл выходила из самолёта, крепко держась за руку Говарда и восторженно оглядываясь по сторонам. В Чикаго, городе, который находился за ужасающе много километров от её родного, было красиво, ярко и шумно. Зато теперь ей стало понятно, откуда у мужчины такие классные вещи, деньги и пастила. Он продавал детей людям, имеющим деньги, но не имеющим возможности. Эбигейл не слишком поняла и половины сказанного, но, честно говоря, её и не волновала эта часть. Всё, что казалось важным — она получила шанс на новую жизнь.       Эти люди желали девочку, похожу на неё: тёмную, с особым разрезом глаз, который получается только у метисов, обязательно с веснушками и стройную. Желательно сильную и смелую. И у Говарда была такая девочка на примете в одном из детских домов, но, к сожалению, с ней не получилось. Почему не вышло, Эби интуитивно не стала интересоваться. Но на счёт продажи органов всё-таки уточнила. Новости она слушала часто просто потому что иные каналы родители не включали.       — Умная девочка, — усмехнулся тогда мужчина. — Только поэтому ты едешь к новым родителям и по договорённости. Обычно в самолёте со мной летят спящие дети.       «Умная девочка» кивнула и больше неудобных вопросов не задавала. Фотографии новых родителей были предоставлены заранее, а потому к высокой и несколько суховатой женщине, скупо улыбнувшейся ребёнку, Эби подошла сама. Попрощалась с Говардом, обняв и поблагодарив за шанс. И забыла его, по указке самого продавца. Его, всех родных и знакомых, старую жизнь и своё имя. Теперь она — Лина. Просто Лина, дочка молчаливой воспитанной женщины и солидного мужчины.       — Тебе сказали, что надо делать? — на родном для Эби языке спросила ещё одна женщина, чуть старше. Девочка покачала головой, чуть нахмурилась. Слова «новая семья» означали, что она просто будет жить и воспитываться в семье, которая не может иметь детей? Женщина на предположение приезжей тоже покачала головой, взяла нехитрые пожитки, купленные Говардом накануне и умещённые в небольшой рюкзачок, и протянула руку. Эби послушно взялась за предложенную ладонь и пошла следом за парой, которая будет её родителями.       Вечером эта же женщина отпаивала плачущую девочку чаем, с успокоительными каплями. Нет бесплатного сыра в мышеловке, теперь Эбигейл это точно знала. На Говарда не злилась, смысла не было, он своё обещание выполнил, помог и ей сбежать от пьющих родителей, и себе избежать сорванной сделки. Вот только он не сказал ей ни слова о том, чем именно должна заниматься Эбигейл.       — Господин желает знать, как ребёнок? — с сильным акцентом спросили по ту сторону двери.       — Плачет, — коротко ответила женщина.       — Если и она будет такой же тихоней, как та, то господин может сильно разозлиться, — судя по голосу, говоривший хмурился. — Смерть ещё одного ребёнка будет сложно скрыть.       — Этой девочке ничего не сказали, — ответила женщина. — Дайте ей прийти в себя, а там и посмотрим.       Умирать не хотелось.       Бежать — глупо.       Эбигейл «умная девочка», правда, Говард?       Через несколько дней, которые ей дали на то, чтобы прийти в себя после ошеломляющей новости, Эбигейл, теперь именующуюся Линой, привели к главе этого дома. Мужчине, которого она не видела с самого аэропорта. Рядом сидела его жена. Эби ещё не знала всех правил приличия, потому сделала неуклюжий реверанс, заставив мужчину чуть усмехнуться, а женщину — скрыть улыбку в платочке.       — Привыкла? — спросил мужчина. Он тоже говорил на родном языке Эби, но ещё хуже, чем тот, кого девочка слышала в первую ночь. Девочка кивнула. — Согласна?       Правила игры были просты и рассказаны в первую очередь. Эта семья даёт ей всё: кров, пищу, воспитание, образование, возможность отличного будущего, возможно даже вовлечение в их бизнес, если Эби зарекомендует себя. В ответ же девочка должна играть простую роль приманки, помощника, шпиона и доносчика. Опасная роль, на которую не каждый взрослый согласится, но в этой семье это используется давно и очень даже успешно. Нет, подростков не посылали в первые ряды битвы, не использовали в качестве пушечного мяса, но если в миссии нужна «дочь», которая незаметно может прихватить нужную вещь, или необходимо зайти в здание и посчитать количество охраны — лучше неё и не найти. Идея взять ребёнка её возраста появилась недавно и сейчас проверялась на возможность действия.       Опасно, но и оплачивается вполне хорошо.       Эбигейл согласилась и с этого момента стала Линой уже официально. Единственное условие, поставленное ей — оставить женщину, говорившую на родном языке, поняли и приняли. Она же получила задание научить ребёнка, чтобы Глава не «ломал себе язык акцентами».       Жилось неплохо, Эбигейл быстро привыкла к новому плотному графику учёбы и жизни, так же быстро поняла, что жить в богатых семьях очень сложно. На себя времени практически не оставалось. Лишь когда уровень её знаний, наконец, стал удовлетворять главу, жена которого лично проверяла «дочку», у Эбигейл стало больше свободного времени, которое она предпочла занять самообороной. Одобрение в глазах «отца» считала уже легко. Психолог, занимающийся с ней, постарался на славу, и эмоции девочка считывала отлично. Это помогало сбежать в нужную секунду, чтобы не попасть под пули или не оказаться в гуще битвы.       Новая жизнь её устраивала. С приехавшей через некоторое время «сестрой» она подружилась достаточно быстро, у той было мало подруг из-за профессии отца. С сыном было сложнее, но убедив его, что кресло наследника её не волнует, Эби добилась взаимного игнорирования.       Да и на миссиях её берегли, насколько позволяла ситуация, был даже специально обученный паренёк, который всегда спасал людей, и её в первую очередь. Но чаще всего она справлялась и сама. К счастью, её присутствие требовалось крайне редко, и за все два года в подобном девочка участвовала лишь несколько раз. Всё остальное время Эбигейл находилась около своей сестры, самолично беря на себя роль телохранителя, чтобы хоть как-то отблагодарить новых родителей за всё, что они ей дали.       А на столе со временем стала появляться апельсиновая пастила. Эби знала, что кроме неё никто не ест такое лакомство, потому удивилась наличию оной. Ситуацию разъяснила сестра: они узнали, что Лина любит пастилу, а потому стали покупать для неё.       В тот день она как раз работала в одной из подобных встреч. Не обращая внимания на начавших стрелять мужчин, выхватила флэшку из компьютера и выбежала из здания. Приметив мотоцикл, бросилась к нему. Водить эту машину она уже умела, да и доехать надо было немного — чтобы добраться до поджидающих её охранников отца.       — О, а вот и ты, милая.       Эби вздрогнула и оглянулась, быстро оценивая ситуацию. На улице не было никого, кроме неё и высокого симпатичного блондина.       — Здравствуйте?       Мужчина выглядел слишком презентабельно для тех, кто может охотиться за флэшкой, сжатой в кулаке, поэтому девочка бросила кодовую фразу, чтобы понять, свой или чужой?       — О, нет, не надо этих интонаций. Я не из охраны твоего опекуна, — засмеялся Юрий. — Мне интересна именно ты. Давай, пошли.       Возможно, её спутали с дочерью «отца», поэтому Эби отвернулась к мотоциклу, укладывая обратно шлем и заодно пряча флэшку в потайном месте, и повернулась обратно. Если это так, то опасаться ей нечего. С неё и волоска не сбросят, скорее всего, просто дождутся выкупа или она дождётся вооружённой охраны отца. Не зря же он искал ребёнка, похожего на свою дочь, её уже похищали вместо истинной цели.       Если нет — нужная им флэшка будет уже в руках главы, о чём она спокойно и расскажет, допроса не потребуется. Подобное тоже уже было, но тогда она сильно опозорилась, рыдая и заикаясь, но так и не выдав местонахождение нужной вещи никому, кроме отца. Почему-то никто не стал её ругать за столь бурное проявление эмоций, а названная мать даже обняла её, пытаясь успокоить, но лишь напугав сильнее неожиданным проявлением заботы от обычно сдержанной женщины. Однако с тех пор её практически не брали на задания, сегодня — первый раз, когда испуганная Эбигейл почти на коленях молила отца простить её и не отказываться от неё. Девочка испугалась, что из-за её действий в плену, отец решил, что она не пригодна для дальнейших заданий и вскоре отправит её обратно, а потому во что бы то ни встало решила добиться своего участия. Мужчина тогда тяжело вздохнул, но кивнул, и через несколько дней Эбигейл снова вышла на задания.       Поэтому девочка не переживала. Знала, что справится, она уже взрослая! И умеет учиться на своих ошибках.       Кто же знал, что этот странный мужчина вообще не интересовался её новой семьёй?       А вот здоровая, крепкая, да к тому же ещё и тренированная девочка-сирота двенадцати лет, которую легко заменить на другую такую же, очень даже.       Она уже не узнает, как горько будет плакать родная дочь этой семьи, как вздохнёт наследник. Не увидит новых седых волос в причёске матери, её чуть опухших глаз и ругательств отца, сжимающего в руке ненавистную флэшку. Не узнает, что её помощницу оставят в особняке, позволив дожить в достатке в благодарность за работу. Не узнает, что нового ребёнка в эту семью больше не возьмут, а слуги немедленно уберут из дома всю пастилу.       Впрочем, она ничего и не вспомнит про любимое лакомство.       Кромвель желал создать ещё одну сотню, состоящую из детей, но начав, быстро закрыл этот проект. Слишком много надо было сделать ради этого. Со взрослыми проще, детей ищут тщательнее.       Поэтому ребёнок из неудавшегося проекта стал семнадцатым номером серии «М».

***

      М-21 вздохнул. Жаль, что новая жизнь этой девочки, пусть и такая, но закончилась ещё хуже, чем это могло бы быть, если бы она осталась.       Кто знает, как сложилась бы жизнь этой девочки?       Эбигейл, ребёнок, которому всего лишь двенадцать лет. Самая маленькая из всей серии. Оказывается, она была такой сильной в прошлой жизни. И очень смелой.       Спускаться мужчина не спешил. Эта история была одной из тех, которой делиться не хотелось. Но почему-то М-21 просто не мог пропустить её биографию и просто перейти к восемнадцатому. Это было бы несправедливо по отношению к юной Эбигейл. Вздохнув, мужчина поднялся и отложил папку на подставленный рядом со столом стул. Он хотел бы купить шкаф, но быстро передумал. Франкенштейн мог разозлиться, приобрети М-21 его самовольно и отказать, посмей он просить.       Ничего страшного, он может после сотой папки сложить всё обратно в сумку и хранить там.       Присев на диван, мужчина честно пытался вспомнить что-то светлое из истории этого ребёнка. Почему-то говорить об её мучениях не хотелось.       — Эбигейл, — чуть улыбнулся он. — Её звали Эбигейл. Девочка из неблагополучной семьи, которую продали в другую. Нет-нет, — тут же поднял руки мужчина, увидев осуждение и жалость в глазах товарищей. — Это, конечно, ужасно, но именно ей повезло, и, несмотря на то, что её туда взяли не просто так, малышке всё-таки жилось лучше, чем у пьющих родителей.       Объяснить подобное оказалось сложнее, но вскоре М-21 справился и теперь обдумывал, что рассказать о М-17.       — В лаборатории она, конечно, не помнила, откуда в её руках есть сила, а тело настолько тренировано, но мы никогда не задумывались об этом. Ведь никто не знал, что было до белых стен.       — Белых, — Тао чуть склонил голову, — стен?       — А? — М-21 поднял голову, пытаясь понять, что в его фразе заставило задуматься хакера. — А! «Белые стены» — так мы называли лаборатории. Просто так звучало несколько… размыто, и мы часто пользовались этой фразой. Семнадцатая придумала, я уже и забыл, если честно, о ней. Видимо после промывки мозгов у Франкенштейна, память, наконец, восстановилась.       Учёный хмыкнул, сложил руки на груди, но ничего не сказал.       — Прошу, продолжай, — тихо произнёс Кадис Этрама ди Рейзел. Ноблесс совсем незаметно хмурился, глядя на товарища. Сейчас М-21 выглядел так, словно цеплялся за любые слова, лишь бы не начинать рассказ.       Но ему же это надо было больше, чем им всем.       — Да, точно, отвлёкся, — чуть нервно улыбнулся мужчина. Тао и Такео переглянулись, так же заметив изменения в характере друга. Словно и сама манера речи поменялась. Никто ничего не сказал.       — Она была тихой, послушной и никуда не влипающей девочкой. Шла, куда прикажут, делала, что велят, но всё же дети есть дети. Ей всегда было сложнее всех. Мы старались помочь, чем могли, а вот только немного мы и могли. Особенно ретиво её охранял М-40. Он даже сделал попытку сбежать вместе с ней и ещё несколькими подопытными из серии. Их поймали, конечно, но М-17 удалось вернуться обратно. Конечно, об этом стало известно, и её хотели утилизировать, но… — М-21 чуть запнулся, — она умерла раньше.       Помолчав некоторое время, мужчина тяжело вздохнул.       — Знаете, у каждого подопытного из серии «М» был тот самый момент, когда он ломался, менялся навсегда. М-17 стала моим таким моментом. Поэтому я бы… не хотел рассказывать о её жизни в лаборатории. Пусть хотя бы в вашей памяти она останется только как Эбигейл.       Не услышав и слова протеста, М-21 поднялся и ушёл на балкон. Ужинали в тишине, а после каждый ушёл в свою комнату. Напряжение, создавшееся во время рассказа, не развеялось и сейчас. Когда погас последний огонёк — в комнате Тао — Кадис Этрама ди Рейзел отложил распечатанные листы и поднялся.       М-21 всё ещё находился на балконе. Молчал, глядя вдаль.       — Ты вернул её, правда? — тихо спросил ноблесс, встав рядом с модифицированным и изящно облокотившись на перила.       Мужчина некоторое время молча, но потом коротко кивнул.       — Я знал, что им не удастся сбежать, а потому последовал за ними, — всё так же не повышая голоса проговорил он. — Семнадцатая не выделялась ничем среди нас, но всё-таки она была и оставалась лишь ребёнком. Девочкой, которой не место среди нас, которой не должно было там вообще быть. Поэтому я пошёл следом за ними и, когда нас обнаружили, просто схватил её и побежал обратно. Охрана бросилась на вызов, чтобы разобраться с посмевшими сбежать, поэтому вернуться труда не составило. Просто, когда я видел кого-то, прятался, потом бежал дальше. Эби действительно умная девочка, она молчала и не мешала. Мы успели забежать в лабораторию до того, как пришли проверять оставшихся. Тогда погибли пятеро из семи дерзнувших — Пятьдесят восьмой, Сорок вторая, Двадцать шестой, Семьдесят пятый и Сороковой. Но, правда, несколько раз я пожалел, что не остался тогда с ними. Мы думали, что нам повезло, нас не заметили, решили не трогать или просто подумали: раз вернулись, то зачем лишаться ещё одних единиц подопытных? Потому через несколько дней немного успокоились, и Семнадцатую перестали прятать, едва кто-то заходил. Но…       М-21 снова замолчал. Честно говоря, он не понимал, зачем вообще рассказывает то, что хотел скрыть вот так, добровольно. Франкенштейн, стоя за стеной, около приоткрытой балконной двери чуть сжал кулаки, мысленно моля Мастера дожать товарища и выдавить и эту, семнадцатую, гнойную рану.       — Продолжай, никто, кроме тех, кто находится рядом, не узнает, — подтолкнул Кадис Этрама ли Рейзел. И М-21, словно под гипнозом, кивнул. Заговорил. И голос его подозрительно дрожал.       — Я до сих пор не могу понять, почему из всех остался именно я, — хрипло проговорил он. — Я ведь столько всего вытворял: подменял данные, воровал, убивал. Но единственное, что я никогда не смогу себе простить своё падение, минутная слабость, которая стоила слишком дорогого. Я даже не помню, как тогда упал, но точно знаю, что это был последний раз в той жизни. Я шёл последний, никто не смог помочь. Они, конечно, заметили. И наказали. Не только меня, но и Семнадцатую тоже, напомнив ей неудачную попытку побега. Сказали, что не трогали просто потому, что одна она им была ни к чему, сравнивать не с кем, а теперь, когда появился ещё и я… — М-21 замолчал и довольно долго ничего не говорил. Рейзел тоже не говорил ни слова, он знал, что рассказ будет продолжен, мужчина просто не сможет остановиться.       — Мы провели в одной комнате почти месяц, — глухо, почти не слышно, заговорил М-21. — А потом они сказали, что она больше не нужна. Приказали убить. И это сделать должен был я. Иначе они будут резать её так живьём. Нужно только тело. Я знал, что Семнадцатая не вернётся в Белые стены в любом случае, ей грозила утилизация и только. Потому выбор невелик: или я сделаю это, или она пройдёт через все муки ада прежде, чем всё равно умрёт. Я выбрал себя, думал, что мне уже не страшно, я ведь уже был в такой ситуации, а она нет. Но они не стали меня утилизировать. Просто вернули обратно. Точно знали, что для меня хуже, Рейзел-ним. Абсолютно точно знали.       М-21 прошёл сразу к стене, дальше ото всех. Сел, опустив голову в руки, и замер, не шевелясь до тех пор, пока не услышал тихое: «Эмка». Оказывается, уже отбой, и Трёшка легла спать специально рядом.       — Эмка?       — Я ненавижу себя, Трёшка… — тихо прошептал М-21. Он не повышал голоса, но этот шёпот был громче крика. — Я ненавижу себя, ненавижу себя! Ненавижу, слышишь?       Прохладные пальцы легко коснулись ступни и сразу же исчезли. М-21 не шевелился, до скрипа стискивая зубы, до боли сжимая кулаки. Всё потому что он слишком слаб, потому что упал. Он сам виноват в том, что случилось. Знал же, что здесь надо держать себя в руках.       Они не должны знать твоих чувств.       Никто и не узнает.       Они не должны догадаться, что это лишь маска.       М-21 чуть расслабился. Он сможет доказать иное.       За каждым падением будут последствия.       — На операцию, ублюдки!       М-21 поднялся, мрачно глядя вперёд.       Ты не имеешь права падать, если хочешь выжить.       И он больше не упадёт.       — Эм…ка? — Трёшка вздрогнула, глядя в глаза товарища. В стальные, словно живьём режущие глаза. Мужчина тяжело посмотрел на неё, но не ничего не сказал, первым двинувшись к выходу. Третья растерянно перевела взгляд на М-Первого, хмуро смотревшего вслед товарищу.       — Первый, скажи, когда он придёт в себя?       Мужчина глубоко вздохнул и покачал головой:       — Боюсь, что уже никогда, Трёшка.       М-21 всё так же не шевелился, словно статуя сидит, только по щекам слёзы. Он похоронил это так глубоко, что забыл даже сам, и сейчас чувствовал себя так, словно вывернулся наизнанку, вынул душу, раскрылся полностью. Он не мог молчать и в то же время отчаянно хотел замолкнуть.       — Я недостоин того, чтобы остаться, — немного успокоившись, проговорил М-21. — Но поклялся, что раз такой, как я остался, то сделаю всё, чтобы искупить их жизни.       Франкенштейн неслышно вздохнул и ушёл, оставив Мастера наедине с Двадцать Первым. Его присутствие не понадобится, всё, что необходимо, он уже узнал. И не будь он Франкенштейном, если М-21 догадается о своевольно подслушавшем рассказ учёном!       Кадис Этрама ди Рейзел неслышно выдохнул и подошёл к модифицированному, осторожно положив ладонь тому на плечо.       — И ты сделал всё, что в твоих силах.       — Не я нашёл их имена, Рейзел-ним, — покачал головой Двадцать Первый.       — Не ты, но благодаря тебе у Франкенштейна появилось такое желание. Поверь, если бы это не было так важно, он бы даже не подумал пойти на такой шаг. Не всё в мире мы можем сделать своими руками, не на всё хватает твоих или даже моих сил, но всегда есть кто-то, кто желает помочь. И то, что ты нашёл таких людей, уже большой шаг к твоей мечте.       Мужчина знал, что ноблесс прав. И почему-то после этого разговора стало действительно легче. Ему всё ещё больно думать о том, что случилось с юной Семнадцатой, но теперь, когда его боль разделилась на двоих, когда он стал не единственным, кто знает эту тайну, стало свободнее дышать.       Он не знал почему, силы ноблесс?       — Я не использовал на тебе свои способности, — правильно истолковал косой взгляд ноблесс. — Порой, обычный разговор помогает гораздо лучше.       — Вы говорите, что не на всё хватает ваших сил, — попробовал свернуть с темы М-21. — Но ведь вы же ноблесс? Как у вас может не хватать на что-то сил или способностей?       — Ноблесс, — тяжело вздохнул Рейзел, с такой тоской глядя на далёкий фонарь, что у М-21 защемило сердце. — А кофе себе сделать не могу.       И ушёл, оставив мужчину сидеть.       М-21 неожиданно усмехнулся, коротко рассмеялся и тут же оборвал сам себя. Как он может смеяться, когда…       Когда что?       Мужчина снова посмотрел на медленно светлеющее небо.       Действительно, что?       Сколько он ещё должен жить прошлым? Вряд ли кто-то из серии желал бы для своего товарища такого.       Определённые из них ещё бы и надавали за отсутствие улыбки.       Снова вздохнув, М-21 поднялся и зашёл в дом. Он справится, обязательно. Он уже встал на этот путь. Надо только чуть больше времени, чтобы начать идти дальше.       — Рейзел-ним, я умею делать кофе. Если вы желаете, могу научить.