Trespass

В какой-нибудь другой вселенной Юнги бы мог быть любящим и нежным, надежным партнером и верным другом. В какой-нибудь другой, не в этой. Он думает об этом, когда мальчик под ним в очередной раз всхлипывает и бьётся головой об изголовье от быстрых и резких толчков. Его щеки все мокрые от пота и слез, а маленькое безвольное тело мечется по простыням. Юнги бы мог подумать, что Чимину до одури плохо, что на самом деле и было правдой, только вставший член младшего наталкивал на мысль о том, что ему это тоже нравилось. — Хватит плакать, — говорит он грубо, когда натягивает на себя штаны. Чимин сжавшись в комок, лежит на другой половине кровати, обняв себя руками. Мин накидывает на его тело одеяло. Перед тем, как выйти и уйти к себе. Как только он закрывает дверь, то оседает на пол и беззвучно кричит, сжав волосы в пальцах. Он так чертовски ненавидит себя. К следующему утру приезжают родители, они сообщают, что отец перевелся на местную базу и теперь не должен будет жить вдали от дома. Теперь все будет хорошо, говорит мама, Юнги ей не верит. — Нам надо поговорить, — говорит она серьезно. Юнги зависает с банкой сока в руках, невольно хмурясь от ее тона. — Прости, я буду брать стакан, — он закручивает крышку и убирает сок на полку холодильника. — Не об этом, — грустно улыбается она. Когда парень сжимает в руках горячую кружку, он знает, что этот разговор не закончится ничем хорошим, как бы мама не пыталась сделать более мягкий тон. — Отец сказал, что не потерпит этого, и мы решили, что будет лучше, если ты поедешь учиться за границу со следующего года. — Вы избавляетесь от меня, — говорит Юнги, уперевшись взглядом в свой чай. — Нет, мы просто думаем, что тебе нужно время. Ты отвлечешься, найдешь себе девушку- — Нет, — он поднимается на ноги и ставит нетронутый чай в раковину, — просто избавляетесь. Остаток учебного года проходит смазанно, Юнги топит себя в учёбе, музыке и хриплых стонах брата, что покорно разрешает творить со своим телом все, что угодно. До души Юнги уже все равно не дотянуться. В последний день перед отъездом Юнги заходит ночью, чтобы оставить поцелуй на чужой макушке и детские жёлтые кеды на тумбе. Те самые, в которых Чимин был в тот день. Юнги нравится Америка, нравится до такой степени, что он не уезжает после выпуска. Его музыку тут намного быстрее покупают, сразу несколько агентов гонятся за тем, чтобы подписать контракты. И уже через три года Мин перестает получать деньги от родителей и начинает отправлять им. И, кажется, все и правда налаживается: работа идет полным ходом, девушки пачками готовы отдаться ему прямо на том же месте, а банковские счета растут в геометрической прогрессии. И только приходя в свою квартиру, снимая с себя дорогущую одежду и часы, откидывая куда-то на тумбу ключи от новенькой иномарки, он садится и понимает, что в дерьме. С возрастом Юнги понимал все больше и больше. Он учился не только смотреть, но и анализировать. Не только говорить, но и слушать. Слушать и слышать. Ему все сложнее было вспоминать того себя. Мальчишку, хама, абьюзера и насильника. Того себя, который не знал, зачем все это делал, зачем говорил. Он много думал о том, как могла бы закончиться их история. И ни один хороший сюжет не лез в голову. Чимин не поправится чудесным образом, Юнги не станет другим, не перестанет хотеть причинять ему боль. Все это могло кончиться суицидом кого-то из них или даже обоих. Могло кончиться тотальным враньем, где Мин женится на красивой девушке и всю оставшуюся жизнь делает вид семьянина, примерного мужа и отца. Может быть, Юнги мог так и дальше: работать, спать, работать, а в свободные дни заливать себя спиртом, лишь бы не думать, не чувствовать. И иногда Юнги хотелось сорваться, кинуть все и улететь на первом же рейсе в Корею и потом бежать-бежать-бежать. Были времена, когда он чувствовал, что может потерять Чимина в любой момент, что может приехать и наткнуться на холод могильного камня и больше никогда не увидеть брата. Не услышать этот смех. Не засмотреться на эту улыбку. — Кому ты посвящаешь все эти песни? — симпатичная брюнеточка закидывает ногу на ногу и берет в рот виноградину. Юнги не кажется это привлекательным. — Одному человеку. Которого люблю так сильно, что ненавижу. До скрежета в зубах и желания избить до крови. Люблю и буду любить и в следующей жизни, и в предыдущей. Кем бы он ни был, кем бы ни был я. Я найду его в любом мире, будь он парнишкой из кофейни или моим коллегой, другом или врагом, бизнесменом или нищим, брошенным ребенком или сыном политиков. Неважно где и когда, мы найдем друг друга и пройдем свою историю, держась за руки. И, возможно, я помогу ему, стану парой в одной жизни, а в другой он выдернет меня из лап смерти. И всегда все будет по-разному, у нас будет другой цвет волос и голос, но все всегда будет иметь одно общее, что может связать братьев, коллег, бывших супругов, незнакомцев и лучших друзей. Мы будем любить друг друга. Будем любить так сильно, что никто, даже смерть, не разорвет эту связь. У Юнги трясутся руки, когда он комкает бумажку с адресом и кутается в пальто, устремляясь в подъезд. Первый снег кружится белыми хлопьями, обнимая небольшое, пошарпаное пятиэтажное здание. Он нетерпеливо ждет лифт, нажимает на кнопку несколько раз и в итоге поднимается по лестнице. И когда перед ним открывается дверь, он тяжело выдыхает и тараторит то, что крутилось на языке последние месяцы. — И пускай, пускай у нас будет много историй с плохим концом, где мы не сможем быть вместе. Но эту… Эту я хочу закончить хорошо, — и он наклоняется, чтобы подхватить Чимина на руки и прижать к себе. Короткие пальчики зарываются в его волосы и чужое тело жмётся ближе к холодному с улицы пальто. — Давай, закончим хорошим концом в этот раз, хён. И пускай так не должно быть, пускай у вселенной был другой план на двух братьев в этой жизни, они выбросят сценарий и начнут импровизировать.

Вместе.