Natsukashi

      — Яку-сан! Приве-е-ет!       — «Яку-сан», тебя зовут, — подтрунил Куроо, локтем поддевая плечо нервно чёркающего в планшете Мориске.       Что было сил он пытался сохранять спокойствие, глазу приказывал не дёргаться, желанию воткнуть ручку Куроо под рёбра — оставаться на своём месте, а приветливой улыбке перестать превращаться в оскал маньяка-убийцы. Куроо, наблюдавший за его метаморфозами, весело рассмеялся:       — Ну ты и напрягся, того и гляди — лопнешь. Лучше бы помахал парню, он же твой постоянный клиент.       — Идиот он, а не клиент, — раздражённо огрызнулся Мориске, всё ещё продолжая игнорировать старательно машущего ему Хайбу Льва — личный кошмар и ужас, досаждающий ему последние четыре месяца. — Ну вот как можно завалить экзамен восемь раз подряд? Восемь, Куроо!       Тетсуро пожал плечами, привстал на цыпочки, вытягивая шею, чтобы разглядеть небольшую группку учеников, запускаемую на полигон. Среди прочих, конечно, выделялся почти двухметровый Хайба, все ещё пытающийся посылать невербальные знаки своему инструктору, но был в толпе и ещё кое-кто, ради кого сегодня Куроо облился почти половиной флакона жутко дорогущих духов. Он предвкушающее оскалился, скоро поправив одежду и взглянув на друга. Мориске всё ещё насиловал папку-планшет, делая пометки и внося имена тех, кого он надеялся сегодня подвергнуть пытками «Горкой» и параллельной парковкой, и всё как-то заинтересованно косился на приятеля, будто бы ждал, что тот его пожалеет, приголубит и посочувствует.       — Да-а, не везёт тебе, — не тая сарказма в тоне, всё же сдался Куроо, потягиваясь и без какого-либо священного трепета к казённым тачкам укладываясь на капоте маленькой машинки, в которую каким-то образом умудрялся втискивать мало того что себя, явно не фейских размеров, так ещё и ученика усаживал рядом крутить баранку. Яку с затаённой завистью уставился на него, пытаясь понять, как это он так расстелился. — Но знаешь, лучше этот махровый дурачок, чем такие цацы как Ойкава. Помнишь Ойкаву? По лицу вижу, что помнишь — это единственный тип во всём городе, которого я бы не захотел встретить на дороге. У него почему-то был триггер на параллельную парковку: этот одарённый не мог вписаться в карман, не сделав для этого около сотни телодвижений и не взопрев от натуги. И ладно бы всё спокойно, так нет — таких истерик даже девчонки не устраивали. Его я завалил всего раз шесть, а потом сжалился — не выдержал его концертов, наказал бросать тачку, где придётся и топать по делам, даже какое-то шуточное разрешение выписал. Где-то он там сейчас, активно спонсирует конторы эвакуаторщиков и подпирает своим драндулетом городских — я прямо-таки чувствую, что у меня иногда уши от чужих проклятий горят!       Яку, не выдержав, рассмеялся. Пожалуй, своей историей Куроо его уел.       — Ну, Лев хотя бы не настолько плох, — вдруг решил заступиться за своего ученика Яку. — По правде говоря, у него ведь даже получается, но потом в него как бес вселяется: берёт и ляпает какую-нибудь дурость, вроде проезда на красный свет. И все косяки настолько тупые, что страшно становится. В прошлый раз он наехал на Митсуко-сан. Ещё так удивился, мол, а чего это вы куклы на дороге расставляете? На пешеходном переходе в автошколе! — Куроо понимающе захохотал, живо представив себе эту картину: подпирающий коленями собственные уши здоровенный Хайба, втиснувшийся в малолитражку, заинтересованно выглядывает из-за приборной панели и пялится на растерзанную шинами фанерную Митсуко-сан. Яку недовольно цокнул языком и качнул головой. Краем уха он уже слышал приближение учеников и работы, с болтовнёй надо было заканчивать. — Кенма сказал, что если этот балбес снова снесёт что-то из тренажёров, то он его проклянёт до седьмого колена.       — Кенма может, да, — уважительно покивал Куроо. Чему-то заинтересованно хмыкнув, он вдруг соскочил с капота машины, подлетел к Яку, панибратски хватаясь за его плечи. Мориске нахмурился, грозно зыркнув на чужие, явно немытые пальцы, цепляющиеся в его только выстиранную и отглаженную рубашку. — Слушай, я понял — ты ему нравишься, и он нарочно проваливается, да ещё и так глупо, чтобы только с тобой почаще видеться! Ну как, похоже на правду? Так если подумать, то этого Шайбу…       — Хайбу, — на автомате поправил Яку, острым кончиком ручки всё же ткнув в загребущие лапищи Куроо. Он удивлённо вытаращился на обиженно зашипевшего Тетсуро. Кому в здравом уме придёт подобная идея? Это ведь деньги, время, да и очередь в конце-то концов отсиживать каждый раз совсем не сахар. Плюс теоретические тесты никто не отменял. Да нет, на подобное могли бы пойти только какие-нибудь совсем уж отбитые ребята, а Лев таким не был. Вроде как. — Его экзаменую только я, это так, но ведь это же бред! Он бестолковый, это да, но не полный же кретин. Кто на такое вообще пойдёт? Время, деньги… Да и я подобного не стою.       Мориске нахмурился и уязвлённо опустил голову. Последнее время его всё чаще посещала мысль, что с ним что-то не так: личная жизнь не клеилась от слова «совсем». В один момент прилично подвыпивший Мориске подумал даже, что раз вселенная так к нему несправедлива, то придётся взять всё в свои руки, а именно: супер-клей — одна штука, и симпатичная деваха — тоже одна штука, и с ними совершить заветный процесс «приклеивания», раз уж само, естественным путём, оно никак не сложится. От страшной участи оказаться в обезьяннике и опозоренным на всю оставшуюся жизнь, его спас Куроо, знакомым с детства и сотни раз испытанным на Кенме жестом, закрутив Мориске в рулет из пледа. Ругающегося и пытающегося драться Яку, с переменным успехом пытающегося ещё и стенать от тоски и одиночества, Тетсуро уложил спать, на утро обнаружив, что их дружеские узы приятным образом укрепились, а настроение Яку немного приподнялось.       — Не недооценивай себя, мой низкорослый друг… — Куроо поперхнулся, тихо заскулив от боли в нижней левой конечности, безжалостно растоптанной пяткой Яку. — Прости… Но… уф, Яккун, зачем же так сильно?.. Но я это к тому, что любовь — штука чертовски сложная. И без хитрости в ней так просто не проживёшь. Не ставь на парне крест — и в жизни, и в своих записях, — дай ему шанс. Ну вот что ты потеряешь? Ровным счётом ничего!..       — Я — ничего, — глухо и раздражённо проскрежетал Мориске, слегка зарозовевший от смущающих разговоров, — а вот ты вполне можешь потерять работоспособность своих почек. Кончай уже с этим, давай хотя бы не на работе обсуждать подобное.       — Да как скажешь, вредина, — обиженно насупился Куроо. Он выглянул из-за Яку, — было бы откуда, конечно!.. — чему-то вдруг радостно заулыбавшись. Крепко хлопнув друга по плечу, Тетсуро заковылял в сторону стоящей поодаль своей машины. — Похромал я, меня уже ждут. А ты не лютуй, супостат несчастный, парень-то нормальный, просто шуганный — боится тебя поди до трясучки, вот и косячит. Дай человеку хоть раз расслабить булки и нормально отработать на всех тренажёрах. А то знаю я тебя…       — Топай давай, — замахнулся на него планшетом Мориске, но всё же свой злодейский пыл поубавил. Может, и правда, его вина? Может, он слишком много от Льва требует? Наверное, стоит попробовать быть помягче, хотя бы сегодня? Поддержать его, что ли? Кивнув самому себе, так Яку и решил, бросив Куроо напоследок: — Эй, а у тебя кто сейчас?       Куроо, активно пытающийся превратить свою слегка кривоватую из-за травмы походку в рассекание брутального мачо, бросил на него из-за плеча настолько сверкающий взгляд, что даже глаза заслезились:       — Акааши.       Яку удивлённо почесал песочного цвета макушку.       — Как так вышло-то? У него же теория по баллам лучше, чем у всех остальных. Его ведь даже в город уже выпускали за такие заслуги, так чего на полигоне уже в третий раз ошивается?       — Кто знает, Яку, кто знает, — поиграл бровями Куроо, смущённо расцветая во влюблённом румянце.       Мориске тихо усмехнулся и покачал головой. Теперь понятно откуда такие предположения про бесконечные пересдачи экзаменов на вождение студентами, каким-то чудом купившимися на холеные рожи своих преподавателей.       И пока Куроо спешно отчаливал, на Яку надвигалась хорошо знакомая напасть.       Прижимая к груди документы, Хайба Лев, широко меряя шагами полигон, двигался прямо к нему, с каждым новым шагом улыбаясь всё шире. В целом, человеком он был неплохим: вежливым и честным, в чём-то даже прямолинейным, искренним, добрым и отзывчивым. Но вместе с этим, ещё и таким доставучим, что проблемы с налипшей на подошву жвачкой — ничто с «налипшим» на тебя Хайбой Львом.       После первого знакомства и первого же экзамена, проваленного с треском, Лев стал проситься, чтобы его инструктором был только Яку. В школе об этом пронюхали быстро и постоянно подтрунивали над злющим, как чёрт, Мориске, для которого подобный исход вовсе не был лестным или ещё каким, как с другими учениками, таким своим жестом обычно доказывающими полное вверение жизни выбранному инструктору. Наличие «сенсейского» титула, к несчастью, не подняло знамёна огромного уважения Хайбы, наоборот, будто только сильнее его распоясало.       — Яку-сан, здравствуй!       Лев, сверкая на него своими большими бирюзовыми глазищами, улыбался до того заразительно и добродушно, что у особо впечатлительных от умиления могло что-нибудь треснуть — лицо или сердце, тут на усмотрение каждого.       — Здравствуй-здравствуй, — покивал Мориске, усиленно делая вид, что занят своими записями. Лев подбоченился, заинтересованно поглядев из-за его плеча на планшет. — Ваши документы, пожалуйста.       Процедура была стандартной: вежливые расшаркивания или обнюхивания, если ученик только вылез из-за парты и готов впервые подступить к сияющему на солнышке чуду местного автопрома; потом передача документов из рук обучающегося в руки обучающие; записывание имени, времени, даты и программы экзекуции в особый бланк, а потом погрузка в машину и последовательное исполнение плана. В случае успешного взятия последнего левела и раскидывания по сторонам всех Боссов, испытуемый получал документы и крепкое рукопожатие своего Вергилия, готового распахнуть перед неофитом врата в прекрасный мир автолюбителей.       К сожалению или к счастью — Яку так и не понял, но до последней «базы» они со Львом всё никак не могли добраться.       — Вот, — Хайба послушно уложил на протянутую ладошку Яку-сана свои бумаги. Он что-то невнятно замычал, покивал и занялся своими делами, снова заигнорировав Льва. — Яку-сан, ты ведь мог бы и не спрашивать уже. И не говорить так формально, мы же уже так давно знакомы…       У Яку на затылке неприятно зашевелились волосы. Ручка в его пальцах опасно затрещала, обещая чуть что, развалиться на кусочки, если к ней не проявят сострадания. Мориске заскрежетал зубами, помотал головой и бросил злобный взгляд на Куроо, чтоб его, Тетсуро, проклиная и его самого и его длинный восьмиметровый язык — кто просил вообще говорить о том, что он может нравиться Льву? Какого чёрта теперь слова «Мы же так давно знакомы» воспринимаются не иначе, как приглашение сменить градус отношений до такого, чтобы заставлял хмелеть от общества друг друга и беззаботно спускать с тормозов совесть, стыд и всё остальное.       Что касается Куроо, то ему внутренние терзания приятеля были, что называется, «до задницы» — он радостно охаживал своего ученика, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не усесться за руль самому и не прокатить с ветерком заинтересованно пялящегося на него того самого мистического Акааши Кейджи, снёсшего бедовую головушку Куроо одним только волооким взглядом. Пришлось Яку справляться самому, как умел.       Он быстро помотал головой, попытался представить самый жёсткий фейл Хайбы и с позором вышвырнуть его из своей головы, но не тут-то было: Лев наклонился к нему, встревоженно вцепился в плечо, легонько потряс и тихо зашептал:       — Яку-сан, ты в порядке? Ты то бледнеешь, то розовеешь, температуры нет? Может, тебе к врачу? — он потянул вперёд руки, успев лишь кончиками пальцев коснуться лба Яку, который с проворностью ниндзя ушёл от нежеланного прикосновения.       — Я в полном порядке, в полном, — нервно повторил он, чувствуя, что рубашка странным образом стала более плотной, что ли? Иначе, чего так жарко-то? — Ты полезай в машину, время идёт.       — Тебе точно можно вести экзамен? — скептически сощурился Лев, впрочем, уже начавший выполнять указания: подошёл к маленькой машинке, открыл дверь, страдальчески осмотрел ужасающе мизерное для него пространство, снова обернулся и на удачу спросил ещё раз: — Точно-точно всё хорошо? А то я могу прийти и в другой день.       Яку раздражённо повёл плечами.       — Если бы что-то было не в порядке, то тебе дали другого инструктора. Деньги пожалей, не забесплатно тут катаешься, — он обошёл машину, остановившись у пассажирской двери. Лев всё ещё таращился на него. — Если не хочешь лезть в машину, то полезай в багажник! Считаю до двух!..       Льву в багажник явно не хотелось — места там ещё меньше, чем в салоне! Так что он послушно забрался на водительское сидение, с мученическим вздохом устроился внутри, практически так же, как и говорил Куроо, подперев коленями уши, захлопнул дверь, пристегнул ремень безопасности, сразу же получив от Яку-сана галочку-похвалу в нужной графе в его папке.       Яку удобно устроился на своём месте, чёркал в бумагах и совершенно не замечал жадного взгляда своего ученика.       — Ладно, сегодня у нас по обычному расписанию, — оторвавшись от листков, подал голос Мориске, пристёгивая и себя к креслу во имя безопасности. — Сперва проедем несколько кругов по полигону, пока Куроо-сан занимает своего ученика преодолением дорожных конусов, а потом и тебя запустим. И только посмей ещё раз сбить Мицуко-сан, понял?       Лев удивлённо склонил голову набок с большим трудом почесав макушку.       — Кто это? Людей я ещё не сбивал.       Из Яку чуть было не вырвался визг ужаса, как когда на кухне ночью вдруг встречаешь мохнатого паука. Какого чёрта он так легко об этом говорит!?       — «Ещё»? — сипло переспросил Мориске, тут же закашлявшись. — Это манекен на пешеходном переходе, ты уже один раз её переехал, и наш техник поклялся, что ты, если сделаешь это ещё раз, будешь очень сильно страдать, так что всё это полностью в твоих интересах… — недовольно прорычал Яку. И тут, будто бы наконец дойдя до готовности, в его голове кухонным таймером «дзынькнула» уже забытая мысль — он же хотел быть с ним милым. Точнее, добрым. Вежливым — да, так лучше всего. Не ругать, а поддержать, смотивировать на достижение желаемого, а то сколько можно, право слово. Но, как оказалось, сделать это было не так-то и легко. Лев смотрел на него с интересом юного натуралиста, увидевшего впервые такую диковинку — улыбающегося ему Яку-сана, в глазах которого не читалось желание убить его за тупость десятью разными способами. Хайба сильнее вдавился в водительскую дверь, а Яку ощерился ещё шире и, наконец, радостно выдал: — Давай, Лев, я верю в твои силы! Ты уже который раз приходишь сюда и всякий раз тебе не достаёт всего ничего, так что если постараешься, то сможешь сегодня закончить начатое! Ну же, покажи мне всё, что умеешь!..       Хайба предсказуемо ошарашенно хлопал глазами. Щёки его разрумянились, губы дрожали, и Яку даже показалось, что он вот-вот заплачет от счастья и осознания того, что его наконец признали равным. Лев шмыгнул носом, прикрыл на секунду глаза, откинулся на сидение, насколько ему позволяла его комплекция, и тихо шепнул:       — Спасибо, Яку-сан, я не сдамся! Приложу все усилия!       Мориске заулыбался. От этих слов на душе стало как-то спокойнее, теплее, а салон опостылевшей ему машины вдруг показался уютнейшим местом на Земле.       — Ладно уж, нечего сопли на кулак мотать, — он откинулся на спинку своего сидения, улыбнулся каким-то своим мыслям и скомандовал: — Ну и чего же ты ждёшь? Давай, Лев, трогай!

***

      Яку никогда не думал, что своим рассказом сможет довести до истерического припадка Куроо, но нет — смог, и друг бился, сотрясаемый смехом уже минут пять, кажется, и не думая прекращать, а он ведь только начал…       — Ну как так? Ну за что? За что ты его завалил? И пяти минут с начала не прошло! — хрюкал, давясь по переменке смешками и утащенными с чьего-то стола чипсами, Куроо.       У них было обеденное время, и Яку, рассеянно поедающего своё бенто, уличили в чрезмерной отстранённости. На удивление, в этот раз Мориске отмалчиваться не стал и как есть выпалил, что снова завалил Хайбу в рекордный срок. После этой новости Куроо закатился как полоумный, а Яку, скучающе тыча палочками в сосиски-осьминожки, стыдливо пялился куда угодно, но только не на него, не зная, как объяснить причину произошедшего.       — За что… — задумчиво произнёс он, резко вспыхивая и тут же теряя голову. — А я тебе расскажу сейчас. Когда этот болван уселся в машину, пристегнулся и мы должны были уже поехать, я по твоему наставлению толкнул речь, мол, надо только приложить усилия и всё получится. Лев моими словами проникся, я уже было решил, что всё у нас срастётся в этот раз, говорю ему: «Давай, Лев, трогай!». Ну и что ты думаешь? Он и «потрогал» — меня за коленку!       Куроо, не выдержав, громко и от души закатился, от усердия даже приложившись своей лохматой головой к столешнице. Яку сперва расцвёл, когда приятель застонал от боли, но тут же снова запунцовел аки маков цвет, припомнив осторожные, но достаточно откровенные и властные прикосновения к своим коленям. Он вспомнил взгляд Льва, его едва шевельнувшиеся губы, позвавшие по имени; он в какой-то момент забыл, как дышать, когда зараза Хайба потянулся в его сторону и!..       — Ой не могу, — стонал от смеха Куроо; проходящий мимо них Кенма и тот фыркнул. — Слушай, я как знал, что этот парень далеко пойдёт! Но ты скажи мне, Яккун, валить-то его зачем было? Ты, поди, ему ещё и по морде засветил, да? — Яку пристыженно опустил голову, уныло потыкав палочками несчастные сосиски, одиноко плавающие в мучном соусе. — Ай-яй-яй, как некрасиво, и это взрослый дяденька. И не стыдно тебе? Ну, подумаешь, полапал пацан за коленку, что тут такого?       Яку оскорблённо схватился за грудь. «Что такого»!? Да на его честь посягнули самым наглым образом — без спроса!.. Как тут быть спокойным?       — А куда он руки свои тянул? — огрызнулся Яку, пронзая одной из палочек осьминожку. — И какой ещё «пацан»? Ему, чёрт возьми, уже двадцать с гаком лет! Здоровый лоб, должен отвечать за свои поступки.       Куроо расплылся в нехорошей ухмылочке.       — Считай, что дитя, — отмахнулся он и прищурился. Мориске громко сглотнул, поспешив занять себя и свой рот хоть чем-то, чтобы не ляпнуть ничего, что потом Куроо сможет использовать против него очень долго. — Был бы «здоровым», то уже давно скрутил твои злодейские ручонки и вжал в сидение, а потом показал тебе, кто из вас там главный… И я готов спорить, что это не ты.       Яку стремительно раскраснелся, так, будто ему надавали по щекам.       — Куроо, ты какого чёрта городишь вообще?! — низко зашипел он, пригибаясь в сторону приятеля, лишь бы никто не слышал о чём они тут разговаривают.       Тетсуро развёл руками.       — Ну а что, неужто ты за всё это время так и не понял, чего он добивается?       — И чего же? — почти не дыша переспросил Яку, покрепче перехватывая в дрожащих пальцах коробочку с бенто.       Куроо громко хохотнул и мягко улыбнулся, потянувшись вперёд и кончиком пальца ткнув его в щёку.       — Да тебя, недотрога мелкая! Ой, молчу-молчу, не бейте только… — поднял он руки вверх, быстро откатываясь на стуле обратно к столу, на котором как попало были раскиданы выпотрошенные упаковки из-под онигири.       На Яку приятно было посмотреть. На его лице отображался по очереди целый спектр восхитительных эмоций: ужас и страх, интерес и страшное смущение, отвращение и злость — его явно заинтересовало произошедшее, но вот так просто взять и принять это, то что он может кому-то понравиться и то, что этот кто-то может быть парнем, он не мог.       — Слушай, я не увлекаюсь подобными вещами, — наконец собравшись с мыслями, прочувственно заявил он, взглядом намекая на то, что против такого рода отношений друга он ничего не имеет, а вот сам — ни-ни, это не к нему. — И мне это вообще не интересно. К тому же с учеником, ну как-то это непедагогично, неправильно. Нельзя.       Тетсуро усмехнулся и откинулся на спинку кресла, закидывая руки себе за голову.       — Нельзя — делить на ноль, Яку. Всё остальное очень даже можно. И прошу заметить, я даже рта не раскрыл на тему того «льзя» или нет, ты сам решил об этом заикнуться, а я ещё и виноват? Как грубо, Яккун, — Куроо весело оскалился, благоразумно игнорируя раскрасневшегося Мориске, который буквально не знал куда, в какую Преисподнюю, ему провалиться, чтобы не было так неловко и стыдно. — Да будет тебе. Не парься. Те учёные, что пару лет назад доказали, что человек по своей сути бисексуален, не просто так сейчас почивают на лаврах да жрут свои фейхоа с маслом, доставшиеся за выдающиеся заслуги — природа есть природа, против неё не попрёшь. К тому же, не всё ли равно, кто тебе по ночам греет ноги-ледышки? Девочка или мальчик, двухметровая дылда или темноволосый ангел во плоти? — Яку не удержался и фыркнул, без особого труда узнав в «ангеле» сегодняшнего гостя Тетсуро. — Не парься, дружище. Я тебя вообще не осуждаю.       Мориске не удержался от того, чтобы запульнуть в него косточку от съеденного персика. Не то чтобы очень по-взрослому, но зато от души и понятнее некуда.       — Вот уж ты бы меня ещё не осуждал, — поджал губы он. — Но я правду тебе говорю, он меня совсем не интересует.       — Говори себе это почаще, дорогуша, — сладко пропел Куроо, взявшись раскачиваться на стуле. — Так, а когда твоё несчастье придёт в следующий раз?       — Через неделю, — вздохнул Яку, проигнорировав приписание ему «несчастья».       — Уже даже интересно, что он в следующий раз отчебучит, — гаденько похихикал Куроо.       Яку без особой надежды поднял на него взгляд и на удачу спросил:       — Так, может, ты им и займёшься?       Куроо сделал вид, что задумался, и даже на самом деле прикинул, что мог бы стрясти с Мориске, если бы согласился, но отыскать не смог ничего желаннее того, чтобы друг наконец обрёл личное счастье.       — Не, сам со своим дылдой разбирайся, мне и Акааши хватает за глаза.       — Ты снова его завалил? — словно бы без малейшего намёка на интерес спросил Яку.       — Нет, — мечтательно улыбнулся Куроо, сцепляя пальцы в замок. — В следующие выходные я пригласил его на ужин.       — Правда?       — В музей современного искусства, а потом ужин — учись, пока я живой и денег за свою улётность не беру, Яккун.       Яку задумчиво хмыкнул и потянулся к остаткам своего обеда, палочками подцепляя оставшуюся последней осьминожку с пробитой «грудью».       Хм, может, и правда, есть чему поучиться?..