Natsukashi

      Звенящий электронный бит, пульсируя, бился комком где-то в горле, мешая читать. И не удивительно ― на вечеринки ведь для того и приходят, чтобы прыгать под дёрганую музыку до дрожи в коленях, пить до потери сознания и лапать всё что движется, а никак не для чтения заунывной книжки по истории Эдо.       Акааши попал сюда случайно. Бокуто-сан притащил его на эту попойку в качестве «второго пилота». На сомнительную должность он согласился только потому, что знал, что это проще, чем слушать потом всю следующую неделю, как он жалобно скулит и причитает, что пропустил «тусовку тысячелетия» по его, между прочим, Акааши, вине! Отбиваться от подобных обвинений, слушать тяжёлые вздохи и иметь под боком обиженного соседа не хотелось. С Бокуто проще (и приятнее) соглашаться, грозясь после всего нарваться на его непомерно огромную благодарность. Это Кейджи успел уяснить в самом начале их знакомства и просто так упускать шанса воспользоваться благодушием Бокуто он не собирался.       Так вышло и в этот раз: поведясь на уговоры, щенячьи глазки и обещания, Акааши был вынужден глотать незамысловатую однотипную музыку, вязко оседающую горечью сигаретного дыма на языке. Он сидел на подлокотнике дивана, старательно игнорируя лижущуюся парочку, и делал вид, что ему, в общем-то, ничего так ― весело. Попыткам проскользнуть в чужой мир и вникнуть в суть игр сёгуната мешали выкрики пьяных студентов, пролетающие над головой пластиковые стаканчики и мелькающие в толпе полуобнажённые тела веселящихся. Нехотя Акааши пришлось смириться со своим положением. Поверх книги он взялся исследовать обстановку, глядя на волнующуюся в ритме очередного танца толпу.       Людей было много, Бокуто говорил, что будет добрая половина их университета, ребята с разных факультетов, объединённые живым желанием как следует «надраться» и устроить бедлам в чужом доме. Акааши видел многих знакомых. Слишком часто мелькали лица заядлых тусовщиков вроде Конохи и Ханамаки. Не отставал Терушима, вооружённый початой бутылкой виски. Акааши пару раз видел, скорее слышал, Бокуто-сана, гоготавшего громче и довольнее остальных. Он коротко улыбнулся, старательно пряча лицо за замусоленными страницами учебника. Встретившись взглядами, он сухо кивнул Тсукишиме и Кагеяме, когда они протискивались мимо дивана, прижимаясь друг к другу не по-дружески тесно. Акааши видел Ойкаву и Иваизуми, старшекурсников, «отматывающих» свой последний год, а потому веселящихся напропалую. Ойкава шумно выяснял с кем-то отношения, Иваизуми в свою очередь пытался осадить его и заставить заткнуться ― всё, как всегда. К удивлению, здесь был даже Козуме. Скорее всего его тоже занесло по чьей-то чужой воле, хотя он, в отличие от Акааши, вроде бы не чувствовал себя лишним. Проходя мимо, он на секунду оторвал взгляд от смартфона, рассеянно уставился на знакомого, кивнул ему и, пошатываясь, побрёл дальше. Руки ушлых парней не дрогнули над стаканом Козуме и, похоже, что ему в содовую кто-то подмешал выпивку.       Акааши закрыл книгу, сложил руки на коленях. Он заинтересованно проследил взглядом за Козуме, потеряв его из вида, когда кто-то из танцующих загородил выход из большой гостиной. За всё время они пересекались не больше пары раз, но подвыпивший Кенма и нежелание увидеть его впутавшимся в неприятности, вполне могли стать неплохой причиной для побега. Кейджи соскользнул с подлокотника дивана, который уже стал полноправно считать своим, огляделся в поисках Бокуто, не нашёл его и вздохнул с облегчением ― хотя бы сейчас не придётся объясняться.       За дверью оказалась очередная локация со студентами, на этот раз «уровнем выше», как мог бы сказать Кенма ― тут было душно, едко пахло сигаретным дымом и тонко тянуло травкой. Танцы были откровеннее, уровень шума практически запредельный: девчонки верещали, парни громко гоготали, скандируя «Тяни!». Кого или что нужно было тянуть, Акааши так и не понял, вместо этого взялся протискиваться сквозь толпу к выходу на улицу. Голова от смеси запахов кружилась, а в горле першило. Он не пил, но от дикой смеси запахов его вполне могло выполоскать. Стоило убраться отсюда поскорее.       Акааши вставал на цыпочки, вытягивал шею, пытаясь заметить крашеную макушку Кенмы. Приятелями они не были, и единственное, что они с Козуме могли поделить на двоих ― явную нелюбовь к подобным местам. Наверное, только из-за этого сердце Кейджи и дрогнуло, а в голове зародилось вполне себе благородное желание увести его отсюда, пока не случилось беды. Вокруг никого похожего не было, наверное, он уже сделал ноги. Акааши вздохнул и болезненно поморщился, кашлянув в кулак. Взорвалась волна хохота и громкий гортанный звук прокатился по комнате, вызвав новый приступ смеха студентов.       Со всех сторон жались, льнули и тёрлись, несколько раз по заднице Акааши прошлись чьи-то руки, и он не ручался утверждать, что они были женскими. Остро пахло духами и мускусным одеколоном, пряными шипами вонзался в кисельный воздух запах пота и алкоголя, который щедро лился на паркет, впитывался в одежду и кожу в огромных количествах. Акааши было дурно. Он почувствовал, что у него из рук вот-вот вывалится книга, да что там ― он и сам готов был рухнуть на липкий пол.       Нужно было уйти, срочно на воздух. Ну или отыскать более-менее спокойное место, чтобы перевести дух. Он растерянно огляделся, вдруг заметив блестящую дверную ручку в паре метров от себя. Почти сливающаяся со стеной дверь оказалась незапертой, и Кейджи с охотой нырнул внутрь, не боясь, что может стать свидетелем какой-нибудь нелицеприятной сцены.       Тут было темно и пусто. Удивительно, что никто до сих пор не занял пустую комнату для быстрого перепихона в анонимной темноте. А, может, ею уже воспользовались ― Акааши было всё равно, за закрытой дверью вводящая в транс музыка практически не была слышна и пахло здесь куда как лучше.       Томик исторической литературы всё же выскользнул из пальцев, глухо шлёпнувшись на пол. Кейджи присел на корточки, тщетно пытаясь унять головокружение. Он дышал через рот, пытался подавить подступающую к горлу тошноту, только через несколько минут почувствовав облегчение. Глаза постепенно привыкали к полумраку комнаты, выхватывая детали обстановки.       Это оказалась чья-то спальня, обставленная без особых изысков в отличие от остального дома. Наверное, комната принадлежала кому-то из прислуги. То, что в этом доме, ― огромном трёхэтажном особняке с бассейном, где собралась «вечеринка тысячелетия», ― есть прислуга, Акааши даже не сомневался, но в любом случае ни владелец комнаты, ни что-либо ещё его не волновало. Спокойствие и возможность перевести дух перед предстоящим позорным побегом в кампус было единственным, что тревожило. Ну и, наверное, что Бокуто-сан всё же расстроится. Он был из тех людей, кто может очевидного не заметить, даже если это вечно крутится у него перед носом, но на исчезновение соседа, два часа куковавшего на диване в одной и той же позе, он скорее всего внимание обратит.       Акааши поднялся на ноги, прошёлся по комнате, устроился на краю аккуратной односпалки, зажёг лампу. Тусклый лимонный свет расползся по комнате, и сразу стало как-то уютнее, спокойнее, даже музыка казалась менее слышной. Он раскрыл книгу, устроился поудобнее, с головой нырнув в эпоху самураев и гейш.       Книга захватывала, выдирала из настоящего и бросала в незнакомый для него мир. Это было почти так же, как когда-то с ним поступила реальность, вытянув из привычного течения и отобрав всё, к чему он привык за половину своей жизни. Его ожидания от учёбы отличались от того, на что он рассчитывал. Учиться на историческом, оказалось не так уж скучно и уныло, как думалось в первые несколько месяцев учёбы, но вот сама студенческая жизнь ― это просто что-то с чем-то.       Он выбрал университет, в котором учился Бокуто-сан. В первую очередь из-за того, что надеялся на прекращение вечного нытья, которое одолевало его на протяжении всего прошлого года. Весомым плюсом стало ещё и то, что это место было максимально далеко от родительского дома, а значит, контроля не было никакого ― свобода, история, Бокуто Котаро.       Они жили в одной комнате и временами это было чертовски сложно, но оказалось именно тем, чего ему хотелось и чего не хватало целый год, проведённый порознь. Снова соседи, только теперь по комнате. Снова вечера на двоих, позабытые за год темы разговоров, горячие споры о лучшем супергерое, смех и короткие тоскливые взгляды Акааши, пока Бокуто не смотрит ― всё было как прежде. Может, лишь за одним маленьким исключением.       Акааши вздрогнул, когда тишину в комнате прервал внезапный всплеск музыки, потоком хлынувший из приоткрывшейся двери. Он оторвал взгляд от страниц, уставившись на тёмную фигуру, замершую в дверном проёме. Секунду незнакомец приглядывался, потом удовлетворённо хмыкнул и сделал шаг вперёд, прикрывая за собой дверь.       ― Вот так сюрприз… Кто это тут у нас? ― тёмная фигура мурлыкнула до боли знакомым голосом, слышать который Акааши сейчас хотел меньше всего. Помяни чёрта!..       Он вздохнул и захлопнул книгу.       ― Добрый вечер, Куроо-сан.       ― И тебе добрый, ― усмехнулся Куроо, в несколько тягучих шагов добравшись до Акааши. Он встал напротив, взявшись осматривать его с интересом учёного, дорвавшегося до самой любопытной в его жизни находки. ― Почему ты не со всеми?       ― Там довольно шумно, ― не скрывая язвительности в голосе, поморщился Кейджи.       ― На вечеринках так обычно и бывает, глупенький, ― снисходительно улыбнулся Куроо. Его глаза, сейчас казавшиеся тёмными, внимательно ощупывали Акааши, и он чувствовал себя голым под этим требовательным взглядом. ― Разве ты приходил не для этого? Не для вечеринки? Хотя… постой-ка, я угадаю ― Бокуто?       Акааши не смог сдержать улыбки. Эти двое были закадычными друзьями с первого курса, понимали друг друга чуть ли ни с полуслова. Даже Акааши, зная Бокуто намного дольше, не смог расположить его к себе так, как это сделал Куроо за какие-то два года. Их дружба ― Акааши и Бокуто, и Куроо с ним же, ― разительно отличались друг от друга, так что когда Бокуто-сан впервые притащил его на встречу со своим «драгоценным бро», о котором прожужжал все уши, отношения как-то сами собой не заладились. Сказать по правде, он малодушно завидовал. Его отношениям с Бокуто. За срок во много раз меньший, что они были знакомы, Куроо смог продвинуться дальше Акааши, в то время как он сам целую вечность варился в роли старого друга и соседа по району. Иногда Кейджи даже думал о том, что им с Куроо было бы неплохо найти общий язык. Попытаться хотя бы. Но всё «вот это вот», ― как он одним движением руки указывал на Тетсуро в целом и на все эти его дурацкие ужимки-ухмылочки-шуточки-подмигивания, ― жутко раздражало.       В телефонной книжке он значился как «Заноза», правда только первое время. Потом был переименован из-за вопроса Бокуто-сана ― его расстраивать Акааши не любил. Когда их впервые представили друг другу, Кейджи подумал, что перед ним человек совершенно «проблемный» ― так мысленно он окрестил его для себя, вежливо улыбаясь и нехотя отвечая на вопросы с подковыркой. После нескольких совместных гулянок, являться на которые совсем не хотелось, мнение Акааши лишь укрепилось, одновременно с этим неожиданно заиграв новыми красками.       Этот тип был из тех, кто мог за час спланировать и безбоязненно устроить вылазку в деканат в поисках каких-нибудь интересных вещиц, типа итоговых тестов по высшей математике. И всё это только из-за того, что Бокуто весь вечер плакался у него на плече, воя о том, что не выживет после следующего теста. Казалось, что он не боится вообще ничего, а ради друзей готов на всё без исключений. Он был умён, хорош в своей сфере, но в то же время был таким же разгильдяем, как и Бокуто. Разве что в его случае разгильдяйство могло стоить университету половины крыла, принадлежащего химическому факультету. При наличии ветра в голове и парочки реактивов, протащенных из лаборатории в кармане халата, можно было сделать хороший «бум», если захотеть. С всё тем же Бокуто было куда как проще: его потребность к разрушениям ограничивалась только чужими сердцами и собственной комнатой.       Акааши его не понимал. Не понимал, как он, зная столько всего, учась практически идеально, вляпывался в такую прорву скверных историй, при этом не обращая на всё происходящее ни малейшего внимания. Немногим позже он всё-таки догадался, что Куроо относится к той породе, что просто живут и достают всех, кто не имеет иммунитета к любого рода идиотам. Куроо Тетсуро был, наверное, самым странным человеком, которого Акааши когда-либо знал.       ― Вы правы, ― кивнул наконец Кейджи. ― Подозреваю, что он позвал меня для того, чтобы потом было кому тащить его до кампуса. Он говорил, что это вечеринка всех времён и народов, и что не «надраться» будет преступлением.       ― Похоже на правду, но должен разочаровать: тебя с собой он взял для того, чтобы ты отвлёкся от своих книжек хотя бы на минуту, ― весело рассмеялся Куроо, без разрешения присаживаясь рядом. Кровать под весом двоих человек тихо скрипнула, матрас прогнулся, покрывало предательски поползло, неизбежно подтаскивая к нему поближе. Куроо заинтересованно взглянул на Акааши, потянулся вперёд, кончиками пальцев подцепив одну из стоящих торчком прядей волос. ― Но ты даже на вечеринку притащил какой-то скучный талмуд. Зануда, ― беззаботно фыркнул он, старательно игнорируя, что Акааши пытается отодвинуться. То, что этот тип находится сейчас так близко, причиняло ему почти ощутимый дискомфорт. ― Может, тебе стоит пропустить стаканчик, м?       ― В отличие от вас, я в самом деле заинтересован в учёбе, ― ответно кольнул Кейджи. Куроо поднял руки в воздух, одними губами шепнув «Туше!». В его случае, при всём уме и активной жизни практика и завсегдатая химической лаборатории, с отчётностью по теоретическим и непрофильным дисциплинам бывали проблемы. Акааши сам не раз видел, как уже на пару выли Бокуто и Куроо, жалуясь на какую-нибудь внезапно вылезшую ерунду в учебном плане, вроде психологии или культуры речи. Предложение выпить так и осталось без внимания. ― Я собирался уходить, скоро зачёт, нужно подготовиться. Осталось только понять, что делать с…       ― Бокуто? ― понял Куроо без лишних слов. ― Могу присмотреть за ним. Если ты просишь.       Акааши с большой неохотой кивнул.       Как сильно бы ему не хотелось свалить отсюда, а оставить Бокуто-сана на попечение этого человека означало лишь то, что они вдвоём заявятся в их комнату под самое утро, всклокоченные и едва держащиеся на ногах. Это означало лишь то, что Бокуто-сан найдёт на свою непоседливую задницу административно-наказуемых приключений, последствия которых расхлёбывать придётся потом его дорогому соседушке. Такое уже было один раз, но знать об этом кому-то кроме него самого и ректората не следовало.       ― Хорошо, полагаюсь на вас, ― он быстро поднялся с чужой кровати, одёрнул одежду и поудобнее перехватил книгу.       ― Эй, погоди-ка, Акааши, ну ты чего? Правда собираешься уходить? Это всё-таки вечеринка, ― Акааши не успел сделать и пары шагов, застыв на месте. В его голосе был сладкий яд, вязко оседающий на коже и где-то внутри, выдавая побочные эффекты в виде комка в горле и учащённого сердцебиения. Заскрипела кровать; Куроо поднялся на ноги и подошёл ближе, коснулся ладони. Шершавая подушечка большого пальца, перечёркнутая недавним порезом о разбитую мензурку, очертила по кругу косточку на запястье, мягко надавив, как на кнопку. Кейджи дёрнулся; Куроо довольно фыркнул, потянув его за руку обратно к кровати. ― Куда ты так торопишься? Никуда твой зачёт не денется, можешь мне поверить. А вот вечеринка всех «времён и народов» — это да, это уже серьёзно. Останься. Знаешь, мне тут в голову пришло, что мы с тобой чертовски мало общаемся, а ведь у нас общий друг. Мы частенько тусуемся вместе, но совсем не общаемся, ты замечал? Интересно, почему так?       Акааши тяжело вздохнул и попытался сделать вид, что ему всё равно. От заданного направления разговора становилось неуютно, а в комнате стало жарче.       ― Случай не представился, ― пожал плечами он. Куроо заинтересованно хмыкнул.       — Это да. Зато сейчас самое подходящее время. Самый настоящий счастливый случай ― Судьба нас так удачно свела вместе. Слушай, может… Поболтаем, узнаем друг друга получше? Здесь, там так шумно… Ты пьёшь?       ― Нет, ― без заминки отозвался Акааши, безуспешно пытаясь избавиться от крепкой хватки Куроо. ― Давайте в другой раз? Сейчас я бы хотел уйти.       ― Если выпьешь со мной ― отпущу, ― в тёмных глазах, янтарно поблёскивающих в свете тусклой лампы, плескалось безумие. Акааши в нём тонул, захлёбывался, пропуская в лёгкие глотки чужого, непонятного ему, помешательства. Куроо напирал, чертил пальцами на коже завитушки заклятья, которое должно было заставить Кейджи дрогнуть и остаться. ― Давай, что тебе стоит? Всего по рюмке. Ты когда-нибудь пробовал текилу? Нет? Попробуешь, тебе понравится. Хотя это не точно… Но ты оставайся. Представь, как обрадуется Бокуто, когда узнает, что мы подружились? Он будет очень рад. Так ты пробовал текилу, а?       Акааши тяжело втянул носом воздух. Это был запрещённый приём, и он не сомневался, что Куроо был в курсе, что с большой вероятностью это на него подействует. Такое случалось раньше — это странное манипулирование им при упоминании Бокуто-сана. Он был его слабостью, пагубной привычкой, от которой лучше бы избавиться, но так сладко каждый раз отдавать всего себя в её руки.       ― Нет, не пробовал, ― сухо отозвался Акааши, шумно сглотнув, когда заметил, как заблестели нехорошие искорки в глубине глаз Куроо. Он болтал без умолку, и было ясно, что он пьян. От него волнами шёл жар, но выпивкой не пахло, не удивительно, что не получилось сразу же прознать в чём дело. ― Вы правда думаете, что Бокуто-сан будет рад?       ― Ещё бы не будет, ― не дав вставить и слова, Куроо хищно оскалил клыки и облизал пересохшие губы. ― Присядь-ка сюда, я вернусь через минуту.       Он потянул Акааши на себя, отпустил его руку, подтолкнул в спину, взглядом указав на кровать со сбитым покрывалом.       ― Не думаю, что это хорошая идея, ― шепнул Кейджи. Он говорил это скорее для себя, Куроо всё равно не собирался его слушать.       ― А я думаю, что идея отличная, ― нахально заявил Тетсуро, сумев различить его бормотания. Он потоптался у двери с секунду, а потом рывком скользнул обратно в комнату. Его пальцы затеплели на щеках Акааши, вздрогнувшего от обжигающего шёпота на ухо: ― Не вздумай сбежать от меня. Я мигом.       И, прошептав это, он моментально выскочил из комнаты, оставляя Акааши наедине с всё увеличивающимся чувством практически физического дискомфорта. В тех местах, где его касались пальцы Куроо, кожа горела и хотелось со всей силы растереть лицо рукавом, так чтобы свалить румянец можно было на это. На что спихнуть взявшуюся из ниоткуда в здоровом теле тахикардию, Кейджи не знал.       Он растерянно уселся на край кровати, уставившись в пол перед собой. Складывалось такое чувство, что это не Куроо был пьян, а он сам ― в висках стучало, дыхание потяжелело, а голова шла кругом, может, надышался дыма и до сих пор его не отпустило?..       Акааши потёр лицо руками, сжал между ладоней, пытаясь прислушаться к собственным ощущениям. Хотелось сбежать вопреки наказу, но делать этого он не собирался. Всё его естество сигналило об угрозе, тревожные кнопки вжаты до основания ― он прекрасно знал, что Куроо не только самый «непонятный» для него человек, но и самый опасный. Было в нём что-то такое, что заставляло внутренние радары вопить на все лады, предупреждая о том, что стоит быть как никогда осторожным. На границе сознания на цыпочках бродило понимание того, что Куроо кое-что знает о нём, и именно поэтому Кейджи так часто сдавался перед ним, уступал, малодушно боясь быть раскрытым перед Бокуто-саном. Куроо не казался стукачом, не создавал ощущение человека ненадёжного, но если он в курсе того, что Акааши безнадёжно влюблён в Бокуто-сана на протяжении десяти лет, ничем хорошим это закончиться не могло.       Может, сейчас получится узнать что-то? Врагов лучше знать в лицо и держать к себе поближе. Кейджи уставился на свою книгу, раздражённо фыркнул, откинул учебник в сторону ― ну о чём таком он думает? Не всё, что годилось для разборок в Эдо, подходило в наше время. К тому же какой Куроо ему «враг»? Он просто надоедливый выскочка. И кладезь дурацких шуток. Акааши позволил себе коротко улыбнуться, кусая изнутри щёку.       Чёрт побери, ему было интересно, и он готов был поспорить, что это вовсе не из-за слов о том, что Бокуто будет рад такому стечению обстоятельств. В конце-то концов разве он сам всё время не думал о том, что неплохо пообщаться с Куроо? Или, всё же сбежать? Кто знает, что может случиться. Наверное, всё же, да ― стоит. И плевать, что Бокуто-сан узнает об этом и расстроится. Плевать на косые взгляды Куроо при следующей встрече и его «Трусишка», которое он обязательно ввернёт в контекст, выцепив момент, когда можно будет шепнуть это ему на ухо. Акааши уже представлял, что будет готов провалиться под землю от его слов, отдающих обидой и ехидством. Чёрт, ему стоит сбежать. Стоит; но он не успевает этого сделать.       Куроо вернулся менее, чем через пять минут, впустив в комнату очередную звуковую волну раздражающих битов. Акааши сморщился, но промолчал, поймав себя на мысли, что он, даже несмотря на нехилую внутреннюю борьбу, действительно не смел ослушаться, так и остался в комнате, даже не предприняв попытки побега. Куроо выглядел довольным как никогда.       ― Извини, что заставил ждать, ― небрежно отозвался он, поднимая руки вверх и демонстрируя початую бутылку и пару высоких стопок. ― Вечеринка в самом разгаре, и теперь найти в этом доме хоть одну целую бутылку стало сложно. Эту я отобрал у Ойкавы, пока тот лизался со своим парнем. Знаешь их?       Акааши коротко кивнул, старательно следя за Куроо и слушая, как он о чём-то беззаботно болтает, попутно усаживаясь на кровати рядом. Он устроился с удобством, закинув ногу на ногу, вытащил из заднего кармана маленький лайм, подкинул и ловко поймал, убрал себе за спину рядом с зачем-то притащенной солонкой.       Он молчал, внимательно разглядывая Акааши. На губах Куроо играла заинтересованная улыбка. Чёрт, он был прилично пьян.       ― Куроо-сан, я… ― смутившись под внимательным взглядом, Кейджи набрал в лёгкие побольше воздуха, собираясь всё-таки сказать, что он планирует уйти, но не тут-то было.       Куроо потянулся вперёд и приложил указательный палец правой к губам Акааши, заставляя его замолчать.       ― Тс-с-с. ― Его руки пахли цитрусом; бархат голоса сошёл в мягкий шёпот, кроме которого не было ничего. ― Куда ты так торопишься? Вечеринка в самом разгаре. Я обещал, что научу тебя пить текилу, а после мы сможем нормально поговорить, развлечёмся. Это, если мне не изменяет память, первый раз, когда мы вот так вот остаёмся один на один, да?       ― Вам не изменяет память.       — Вот и отлично! ― обрадовался Куроо, откуда-то вытащив складной нож. Акааши вздрогнул, когда нож с щелчком выбросил блестящее короткое лезвие и Куроо медленно потянулся к лайму, быстро разрезав его на четыре части. По его рукам потёк сок; комната наполнилась свежим цитрусовым духом. ― Давай выпьем и пообщаемся без этого надоедливого филина!..       ― Я не пью, ― сухо возразил Акааши. На последнюю фразу у него внутри что-то отозвалось неодобрительным клокотанием. Куроо усмехнулся и слизнул с кисти капли лаймового сока, морщась от кислинки.       — Это я уже слышал. Но я настаиваю. На вечеринках следует веселиться, Кейджи, ― сладко мурлыкнул Куроо; Акааши дёрнулся от звуков его голоса и собственного имени, произнесённого ужасно приторно. Он наблюдал за тем, как чужие руки проворно расправляются с крышкой бутылки, как по очереди наполняются стопки алкоголем, и в бодрящий аромат лайма примешивается резкий запах спиртовых паров. ― Ну, вот и готово.       Куроо закрутил бутылку, отбросив её себе за спину, одну из стопок он протянул Акааши.       ― Я не…       ― Бери. И пей. Иначе я возьму это в рот и заставлю тебя выпить её уже из моего рта. ― Акааши быстро протянул руку к стопке. Куроо весело расхохотался, ни без удовольствия наблюдая за смущённым приятелем своего лучшего друга. Он держал стопку так аккуратно, будто та была по меньшей мере бомбой замедленного действия и могла вот-вот рвануть. В чём-то он был прав. — Ну, хорошо. Объясняю правила: эта штука довольно крепкая, а коктейли из неё дерьмо, поэтому её пьют с солью и лаймом. Вот лайм, ― Куроо кивнул на четыре кусочка, которые разместил на собственной коленке, ― а вот соль. Теперь давай свою руку.       Он протянул ладонь, дожидаясь, когда Акааши даст ему руку.       ― Зачем?       ― Да давай! Не трусь, не укушу я тебя… ― Кейджи с явным недоверием поднял незанятую левую руку. — Вот так, молодец. А теперь смотри, как я делаю и запоминай.       ― Куроо-сан?..       Глаза Акааши расшились от удивления, и он безмолвно наблюдал за тем, как он медленно переворачивает его ладонь тыльной стороной к себе, держит крепко, будто боясь, что Кейджи вот-вот вырвется и даст дёру. На место сочленения большого пальца с указательным Куроо насыпал немного соли и наклонился и широким, уверенным движением, так что он не успел среагировать, слизнул с руки Акааши крупинки соли. Кончиком языка он провёл до конца указательного пальца, хитро ухмыльнувшись в ответ на возмущение, возникшее на лице Кейджи. Так и не выпустив из своей ладони его руки, Куроо быстро опрокинул в себя стопку с выпивкой, поморщился и безжалостно впился зубами в лайм, засовывая четвертинку в рот, начиная жевать и морщиться. Акааши тоже сморщился, почувствовал фантомный привкус кислинки на своём языке и слюну, выделившуюся против его воли. Его рука, сжимаемая пальцами Куроо, горела. Горели щёки, голова шла кругом, а сердце билось слишком часто.       Куроо дожевал лайм и выразительно покосился на непочатую стопку в руках Акааши.       ― Вы хотите, чтобы я сделал так же? ― растерянно моргнув, пробормотал он, не узнавая своего голоса. Куроо одобрительно улыбнулся, облизнув кисло-солёные губы.       ― Если не струсишь.       Он улыбался пьяняще, дерзко и с явным вызовом, затаившимся в глазах и нагловатой полуулыбочке.       Акааши не пришлось просить дважды. Его руки дрожали, не чета уверенным движениям Куроо, но он старался держаться, не пролить выпивки и не рассыпать соли, не дрогнуть духом прежде, чем напоследок сможет взглянуть в глаза Куроо и поднести к себе стопку с едко пахнущей текилой.       Его руки сжали ладонь Куроо, на которой высилась горка соли, он склонился, кончиком языка коснулся чужой горячей кожи и соли, загорчившей на языке странным послевкусием. Качнув головой, Акааши быстро слизнул всё, делая это как можно аккуратнее. Бестолку было пытаться совладать с волнением, льющимися слюнями, но он честно старался не сделать больше, чем хотел. Кристаллики соли, попадая на язык, стали взрываться крошечными фейерверками горечи. Акааши потянулся к выпивке, пригубил и тут же позорно поперхнулся; Куроо указательным пальцем свободной руки поддержал стопку за донышко, жестом показывая, что выпить нужно всё сразу. Акааши зажмурился и быстро опрокинул выпивку в себя, мигом проглатывая жидкость, превратившуюся в огонь, острой волной прокатившийся по языку; Куроо услужливо протянул четвертинку лайма, сочувственно улыбнувшись, когда он запихнул фрукт себе в рот, жалобно крякнув от невыносимой кислятины.       ― И как тебе? ― заинтересованно спросил этот изверг, немного расфокусировано смотря на Акааши, который дожёвывал лайм и всё кривился от кислоты. Он ласково погладил запястье большим пальцем, выводя круги и завитушки вокруг точки пульса.       ― Будто лавы глотнул… ― хрипло признался Акааши, тяжело выдыхая.       ― Ты не пьёшь?       ― Вы спрашиваете в третий раз, а я в третий раз отвечаю, что нет, ― коротко усмехнувшись, ответил Кейджи, старательно делая вид, что не замечает движений руки Куроо. ― Теперь я могу идти?       Куроо будто бы всерьёз задумался над вопросом и ненадолго замолчал. По истечении минуты, показавшейся Акааши целой вечностью, он улыбнулся и качнул головой.       ― Пока нет. Мы только начали.       ― Но вы сказали… ― нахмурился Акааши в попытке возразить; Куроо от него отмахнулся и принялся наполнять стопки по новой.       ― Я помню, что я сказал, ― стараясь не пролить ни капли, мягко ворковал он, всовывая в свободную руку Кейджи стопку, наполненную практически под завязку, ― а ещё я говорил, что мы поболтаем. Да? Скажи-ка, вы же с Бо давние приятели? Он говорил ― он каждый раз говорит об этом, по правде говоря, ― что как-то спас тебя от собаки. Рассказывал, что там был настоящий монстр.       Акааши нежно улыбнулся, опуская глаза. Тот случай стал началом их дружбы, и в тот день он понял, что готов отдать всего себя этому мальчишке, защитившему его от соседского бульдога.       ― Он преувеличил, как всегда: собака была небольшой, но очень вредной.       — Вот как? ― Куроо делал вид, что ему чертовски интересно. Он деловито сыпал соль на запястье Акааши, предусмотрительно воспользовавшись заминкой. ― А мы с ним познакомились в душевой после того, как местный препод устроил нам Ад на Земле, выдав просто нечеловеческие нормативы. Я честно думал, что у меня отвалится всё, что на это способно, но нет, высшие силы миловали. Того препода, кстати, уволили. Говорят, он задрючил каких-то девчонок до обморока, и те накатали на него жалобу, заручившись поддержкой почти всего универа.       Куроо потянул Акааши за руку; к сгибу локтя заскользили осыпающиеся белые крупинки соли, Куроо поймал их губами, слизнул, языком прочертил линию до запястья, кончиком считая дребезжание чужого пульса. На мгновение он задержал губы на его коже, оторвался от неё, влил в себя текилу и тут же запихнул в рот кусок лайма, морщась от кислоты.       ― Б-Бокуто-сан как-то рассказывал, ― кивнул Акааши, ловя лукавый прищур Куроо, вгрызающегося в зелёную корочку. Он кивнул на полную текилы стопку. ― Я не…       ― Пей, ― шепнул он, бросая на него долгий взгляд, — это наш последний кусок. Без него будет уже не так вкусно. Лучше насладиться моментом, пока можно, ты так не считаешь?       Акааши перевёл взгляд на выпивку, в свете торшера пускающую золотистые искорки, кружащие по тонкому стеклянному ободку. Он уставился на руку Куроо, дотянулся до солонки, в пару резких движений вытряхнул целую гору соли. Мысли уже бродили в тумане, и Акааши понимал, что второй порции ему вполне хватит, чтобы всё ещё связно мыслить и попытаться сделать то, зачем он вообще всё это начал ― поговорить с Куроо, попробовать понять, что он вообще за человек и за каким, собственно говоря, чёртом, налетел на него с этим внезапным предложением «пообщаться», хотя раньше за ним таких позывов не особо наблюдалось.       Кейджи склонился над ладонью Куроо, подцепил на язык соль и, подбадриваемый чужим восторженным взглядом, одним махом опрокинул в себя выпивку. Крепко зажмурившись, он потянулся к последнему кусочку лайма, гордо высившемуся на коленке Куроо.       ― Чёрт… ― он раздражённо цокнул языком, когда скользкая от сока кожура фрукта заскользила из пальцев, выскочив и шлёпнувшись на покрывало между ними. Акааши потянулся, чтобы поднять и избавить себя от невыносимого пожара во рту, но сделать ничего не успел.       ― Не трогай.       Акааши поднял на Куроо глаза, успев выцепить в череде замедленных кадров-движений то, как он приближается к нему, касается щеки, тянет губы в улыбке, втягивая в горько-кислый после лайма поцелуй.       Первую секунду Кейджи пытался выдираться, думал зарядить этому ублюдку в нос, а потом свалить куда подальше и все оставшиеся годы учёбы игнорировать его. Он даже честно предпринял попытку, но руки Куроо касались убийственно нежно — это был тот случай, когда одним касанием удержать было куда как проще, чем любыми путами. К тому же он не лез дальше, просто целовал, осторожно прихватывал его губы, будто проверял и ждал, можно ли двинуться дальше. На второй секунде Акааши повело. Запах Куроо, лайма и текилы дурманили голову, жар внутри и снаружи сжигал его, заставлял тяжелее дышать, приоткрыть рот в попытке хапнуть немного драгоценного воздуха. Не воспользоваться ситуацией Куроо не смог. Он прижался к нему, кислящим после цитруса кончиком языка обвёл горчащие губы Акааши, собирая его дрожь и жар. Ладонь с щеки скользнула на шею, удерживая крепко, не давая отстраниться. Куроо лизнул его губы, откровенно кайфуя от вкуса Акааши, дождался, пока он расслабится хоть немного и подпустит ближе.       Акааши колебался, нервничал, не решаясь или ему вырваться, или остаться на месте. Третья секунда, мучительно долгая, и он решил, что спустит все тормоза. Кейджи закинул руки на плечи Тетсуро, позволяя ему делать с собой практически всё, что захочется.       Куроо прижимал его к себе, целовал так, словно нуждался в нём больше, чем в воздухе. Он быстро расстегнул рубашку Акааши, спустился к шее, выжигая на ней метки, зацеловывал его кожу, спускаясь, ведомый руками Кейджи, направляющего его ниже. Он добрался до его груди, языком обвёл сосок, прикусил, выбивая из Кейджи дрожь и тихий вздох. Куроо усмехнулся, поднял голову, впился в губы Акааши, пропихнув в его рот язык. Они столкнулись, беспорядочно трогая, изучая, лаская, ища слабые места друг друга.       Когда воздуха стало не хватать, они отодвинулись так, словно их окатили водой. Куроо смотрел туманно, Акааши затравленно и испуганно, но сбегать не собирался.       ― У вас десять секунд, чтобы объясниться, ― шепнул Кейджи, неотрывно наблюдая за Куроо, расплывшемся в довольной ухмылке.       ― Тут нечего объяснять, ― оскалился он. ― Когда мне хочется сделать что-то, я это делаю. Сейчас мне захотелось тебя поцеловать. И по-моему, тебе всё понравилось.       — Это не так, ― нахмурился Акааши.       Комната кружилась, он чувствовал, что реальность медленно уплывает, растекается, от неё не остаётся ничего, кроме голоса Куроо, ненавязчивых тёплых касаний его рук, его запаха. Весь мир сузился до этой комнаты, далёкого грохота музыки Кейджи уже не слышал, вместо неё вслушиваясь в громыхание своего быстро колотящегося сердца. У него горело лицо, горели внутренности, кончики пальцев покалывало, а в голове творился какой-то бедлам.       ― Так. Ты всё ещё сидишь здесь, а я не держусь за разбитый нос, ― мурлыкнул Куроо, принимаясь за разливание текилы. Выпивки осталось немного, как раз должно было хватить только на эти порции. ― Не нужно делать трагедию из-за поцелуя, Кейджи. Всё, что происходит на вечеринке, остаётся на вечеринке. Так что расслабься. Последний я отдаю тебе, держи, ― с видом, что совершенно ничего необычного не произошло, он пихнул в руки Акааши четвертинку лайма и наполненную до краёв стопку. ― Допивай и пойдёшь, если действительно этого хочешь. Если не захочешь, то мы можем посидеть ещё немного.       Куроо лукаво улыбнулся, пододвинулся ближе, устроил свою ладонь на колене Акааши, взглянул на него, протянул руку в знакомом жесте. Кейджи медлил. Он смотрел на него не то с ненавистью, не то с восхищением, он и сам не мог, был не в силах понять до конца, что чувствует к этому человеку. Поцеловать другого парня, а потом вести себя так, словно ничего не случилось ― удивительное самообладание. Акааши медленно протянул ладонь, с замиранием сердца наблюдая за тем, как Куроо, опаляя его дыханием, широко лижет его запястье, трётся носом, втягивает запах кожи, бормоча что-то неразборчивое в его пятерню. Он щедро насыпал соли на влажное место, быстро слизнул, игриво прикусив зубами кожу. Кейджи задержал дыхание, закусил губы, смотрел на него, не моргая, боялся, что пропустит хоть что-то. Теперь весь его мир сузился до одного Куроо Тетсуро.       Он быстро выпил текилу, сморщился и резко выдохнул. Выпивка дала по мозгам, пожар внутри разлился, и кислятины сейчас не хватало как никогда…       ― Куроо-сан, ― позвал его Акааши. Ему хватило мгновения, чтобы понять, чего он хочет, что нужно сделать. Он прикусил кусочек лайма, повернулся к нему и закрыл глаза.       Кислый сок тёк по губам, попадал на язык, остро кололся, заставляя морщиться. Лайм пропал из его рта внезапно, Акааши распахнул глаза, но смог поймать лишь тень улыбки Куроо, прижавшегося к нему и втянувшего в следующий поцелуй. На его губах неприятно перекатывались крупинки соли, язык горчил, но вместе с лаймом, оставившим после себя слишком кислый вкус, выходило отлично. Акааши смутно отвечал за свои действия, видел себя будто издалека, не сразу сумев разобрать того, что он сам хочет касаться его, сам желает почувствовать на себе его руки, пальцы, вплетающиеся в волосы, сам хочет целовать его, постыдно прикрываясь негласным законом о конфиденциальности студенческих вечеринок.       Куроо зеркально отражал Кейджи, не решившись спешить, касался осторожно, боязливо, следя за его реакцией. Он против не был, подставлялся под руки, пьяно тёрся и ластился к нему, тихо застонал в рот, когда руки Куроо, пройдясь по бёдрам, скользнули на их внутреннюю сторону. По одной Тетсуро перетащил ноги Акааши на кровать, заставляя его сесть к себе лицом и придвинуться ближе. Со звоном и плеском на пол шлёпнулась нетронутая стопка с текилой, укатившаяся куда-то под кровать.       ― Ты её пролил, ― фыркнул Куроо, дурея от того, что Акааши переключился на его шею, увлечённо взявшись покрывать её поцелуями.       ― Всё равно, ― неожиданно резко бросил Кейджи. Он остановился, сел ровнее, смущённо уставился на него, словно бы в его голове мелькнула запоздавшая мысль о том, что всё, что они делали ― неправильно. ― Куроо-сан, я…       ― Эй, всё в полном порядке, ― улыбнулся Куроо, погладив его по щеке. ― Тебе хорошо? Мне да. Я мечтал об этом столько времени, ты и представить себе не можешь.       ― Мы знакомы чуть меньше года, ― фыркнул, слегка покачнувшись Акааши. Он не отдавал себя отчёта в том, что только что услышал, предпочтя проигнорировать почти прозвучавшее признание.       ― Ты не ответил на вопрос, ― настаивал Куроо.       ― Мне… ― поморщился он, старательно пытаясь бороться со своим нежеланием признавать, что всё происходящее ему нравилось. Куроо тихо фыркнул, притянул к себе, вцепляясь в его губы с кусачим поцелуем.       ― Ладно, не вымучивай, ― шепнул он в губы Кейджи. ― Если ты не пытаешься удрать от меня, то уже хорошо. А ещё вот это говорит само за себя, ― он опустил ладонь ниже, коснувшись заметной выпуклости в области паха. Акааши шумно втянул носом, попытался отползти от него подальше, но не тут-то было: Куроо держал крепко, подхватил его под ягодицы и не дал и шанса на то, чтобы сдвинуться дальше. ― Тише-тише, я ничего не сделаю. Хотя мог бы отсосать тебе. Хочешь?       Глаза Акааши испуганно округлились, к щекам, и без того румяным, прилила краска.       ― Куроо-сан, ты…       Тетсуро усмехнулся, потянулся вперёд, чмокнув Кейджи в уголок рта.       ― Я знаю, что ты влюблён в Бокуто, ― без тени улыбки, произнёс он, мягким жестом заправляя за его ухо волосы. ― Я знаю, что это тянется уже очень давно, сколько лет вы там знакомы? Неважно. Я знаю это, и я никогда не выдавал тебя. А ещё то, что всем девушкам, которые предлагают тебе встречаться, ты отказываешь. Мне не сложно было сложить два плюс два. Знаешь, Кейджи, ты понравился мне с самого начала. Такой правильный, такой зажатый, сдержанный, тебя хотелось развратить, хотелось испортить, заставить делать грязные вещи. Но я видел, как ты смотришь на Бокуто и понимал, что у меня нет ни шанса. Я понимал, что ты согласен жить с ним, не иметь возможности касаться его в том самом плане, и что этому ты предпочтёшь меня, даже если я соглашусь лечь под тебя. Я понимал всё это, но всё равно хотел тебя. Ты классный. Ты красивый. Ты сексуальный…       ― Хватит, ― задохнувшись, выпалил Акааши, закрывая пылающее лицо ладонями. Куроо рассмеялся, прижимая его к себе крепче. ― Зачем ты рассказываешь это мне?       ― Потому что пьян. Я пьян, ты пьян ― ты не вспомнишь это на утро, а если и вспомнишь, то спиши это на текилу. Плевать, просто плевать. Давай делать то, что хочется, а не то, что правильно. Так что, ты хочешь этого? У меня не то чтобы большой опыт, но я буду стараться, ― пообещал Куроо, кончиком пальца чертя завитушки на шее Акааши. ― Что скажешь, Кейджи?       Акааши отнял руки от лица. Его капитально развезло, он практически не понимал, что происходит, и лучше всего было бы отвезти его домой, уложить в постель и укутать одеялом, а не предлагать всякие непотребства. Но сам Кейджи считал иначе.       Он потянулся к нему, прижался к губам, пропуская язык в рот Куроо. Они целовались долго, тёрлись друг об друга, прижимались теснее, выдыхая жарко, прерывались на доли секунды, чтобы снова прикоснуться, снова задушить желанием, от которого тесно в области паха.       ― Хочу, ― горячечно шепнул на ухо Кейджи. ― Хочу, сделай это.       Куроо не нужно было просить дважды. Он сполз с кровати, подхватил Акааши под бёдра, подтащил ближе к её краю. Какое-то время Акааши покачивался, нависал над ним, пока Куроо разбирался с его джинсами и бельём, а потом всё же не удержался, рухнул на покрывало, раскинув руки в стороны. Так было даже лучше, удобнее.       ― Тебе когда-нибудь делали минет? ― Куроо стянул с Акааши джинсы, пошире разводя его ноги в стороны. Он не удержался от того, чтобы укусить его, сжать зубами нежную кожу, отодвинуться и полюбоваться следом, который он оставил на бедре. Кейджи задрожал, всхлипнул, закрутил головой. ― Ты девственник, Кейджи?       Акааши снова закрутил головой. Куроо заинтересованно хмыкнул. Вопросов он больше задавать не стал.       ― Куроо-сан… ― тихо позвал он.       ― Что? ― откликнулся Тетсуро, склоняясь над Акааши. У него почти встал член, и это от одних только поцелуев. Наверное, много ему не потребуется, чтобы кончить. ― Плохо чувствуешь себя?       ― Нет… Потом ты… Ты меня… ― он низко застонал, забыв обо всём, что хотел сказать. Куроо вобрал в рот плоть, несколько раз двинув головой вверх и вниз. Реакция тела Кейджи не заставила себя долго ждать: он стал твёрже, на языке загорчило от предсемени, а сам он задрожал, заёрзав на месте. ― Ты…       ― Тише… Тише, Кейджи, ― зашептал Куроо, языком вылизывая его, припухшими после бессчётных поцелуев губами, целуя и лаская в самых чувствительных местах. ― Я сделаю всё, что ты захочешь. Всё, что попросишь. Ты чертовски мне нравишься, я…       Он закусил щёку изнутри, тряхнул головой и замолчал, предпочтя лишней, явно ненужной Акааши информации, остаться не озвученной.       Как Куроо и предположил, ему не потребовалось много: от выпивки, отсутствия толкового опыта и возбуждения он быстро достиг пика, стал метаться под ним, громко и без стеснения стонать, так что потяжелело уже в паху Куроо. Приходилось держаться, терпеть и делать всё так, чтобы в первую очередь хорошо было Акааши, а он сам, как-нибудь потом справится со своим стояком.       После очередного движения, когда Куроо вобрал член в рот больше, чем до середины, лаская его языком, Акааши низко застонал, выгнулся так, что стало страшно, не одержим ли он демоном. Куроо вовремя успел почувствовать вибрацию и волну тепла, выпустив изо рта Акааши с чмокающим звуком как раз в тот момент, когда он, задрожав всем телом, кончил себе на живот.       Куроо смотрел на капли спермы, порываясь в каком-то дурацком, подцепленном из порнушки жесте растереть её по его животу, пальцами очерчивая границы напрягшихся мышц пресса. Он знал это и раньше, замечал во время жарких дней, что у Акааши было отличное телосложение, и Куроо готов был дорого дать, чтобы увидеть его полностью раздетым. Он потянулся к лицу, в защитном жесте пряча неприлично довольную улыбку. Губ коснулось что-то тёплое, терпкое ― Куроо усмехнулся, лизнул ребро своей ладони, испачканной в сперме. Теперь и у него кружилась голова, комната плыла, колени ныли и мышцы просили пощады, в паху неприятно тянуло.       ― Чёрт, ― Куроо лизнул верхнюю губу, довольно усмехнувшись. Он и подумать не мог, что этот занудный парень может быть таким. В какой-то момент он просто отключился и отдался на откуп ощущениям, извивался под ним и ничуть не стеснялся. Не нужно быть гением, чтобы понять, что Акааши понравилось, что бы он после всего этого ни говорил. Если вспомнит, конечно. Куроо ещё раз утёр губы ладонью, с трудом поднялся с колен, огляделся и, не найдя ничего приличнее угла покрывала, быстро разобрался со своими испачканными руками и спермой на животе Акааши. Он взглянул на него и тихо усмехнулся. ― И что прикажешь теперь думать?.. Неужели я был настолько хорош, что ты решил, что можно вот так просто взять и отрубиться после того, как тебе отсосали?       Он спал. Раскрасневшийся, со спутанными волосами и не сошедшей испариной на лбу. Он громко дышал через рот, грудь всё ещё ходила ходуном. Сейчас он был так беззащитен, Куроо мог бы сделать с ним всё, что угодно, и Акааши бы даже не узнал об этом. Он мог бы, но не стал, вместо этого сделав приличную ставку на будущее, когда Кейджи будет в состоянии продолжить начатое, когда он сам будет этого хотеть не потому, что пьян и сбит с толка, а потому что действительно хочет сделать это.       Куроо внимательно осмотрел распластанное перед ним тело, рассеянно растормошил волосы, вытянул из кармана мобильник. Нужно было закончить тут, отвезти его домой, в кампус, всё-таки укутать и быть рядом столько, сколько потребуется.       Вызов такси в одночасье превратил Тетсуро в бедняка, но оно того стоило хотя бы потому, что сидеть рядом с мирно сопящим на плече Акааши было до странного приятно. Куроо то и дело скашивал глаза, смотрел на него, убирал со лба щекочущие его пряди волос, всё ещё влажные после минувших развлечений. Укутывал его, оберегая от холода, защищал от кошмаров, сжимая его руку и прижимая к себе крепче, когда Кейджи во сне начинал хмуриться, видя дурной сон.       До конца «сегодня», ознаменовавшегося самой странной в жизни попойкой оставалось всего два этажа и добрый десяток шагов.       В общежитии было тихо, так что Куроо, несмотря на свою шаткую и не совсем бесшумную походку, смог дотащить Акааши без всяких проблем. Иногда он крепко сочувствовал сам себе из-за того, что родители сколотили-таки из него джентльмена, тем самым с самого начала направив корабль безнравственности на скалы порядочности. К тому же, что-то Куроо подсказывало, что это далеко не конец.       В комнате было тихо, Бокуто всё ещё не вернулся. И это было к лучшему: Куроо бы не хотелось объясняться с другом насчёт того, с какой это стати он притащил пьяного в слюни Акааши, покрытого укусами и засосами, да ещё и без обуви ― ботинки он всё же забыл в той комнате.       Утруждать себя переодеваниями и ворошением чужой кровати Куроо не стал. Он бережно сгрузил сопящего Акааши, откопал в завалах вещей на половине, принадлежащей Бокуто, плед, укутал спящего в мягкий кокон, не устояв от того, чтобы полюбоваться им.       ― В следующий раз мы с тобой попробуем что-нибудь другое, ― потягиваясь вперёд за поцелуем, на прощание мягко прихватывая губы Акааши, пообещал Куроо. Он коснулся его волос, подпихнул одеяло под щёку, бросил короткий взгляд и быстро выскользнул из комнаты, затрусив в сторону своего кампуса.