***
Последние несколько дней море было неспокойно, но Куними исправно ходил на набережную, словно мазохист просиживая по часу или два на ледяном ветру, подставляя лицо стуже с энтузиазмом смертника раз за разом вверяя себя в руки Случая, распоряжающегося раздачей всяческих несчастий вроде сезонных простуд или стаскивания с набережной случайной волной. Когда он промерзал до самого сердца, не в силах больше чувствовать жалости к чайкам, ломающим крылья от ветра, и рыбам, выброшенным на берег, Куними отправлялся домой. В лучшем случае он оттаивал до прихода Киндаичи, делал вид, что всё в полном порядке, спрашивал как прошёл его день, рассказывал про свой, похожий как две капли воды на предыдущий: уборка, зубрёжка, готовка, снова зубрёжка, прогулка в магазин или прачечную, готовка. В худшем случае, как сейчас, он нарывался на Ютаро. ― Господи, ну почему ты это делаешь? ― причитал он, практически сдирая с него куртку, шапку и ни без труда разматывая километр вязаного шарфа. ― Я ведь говорил, что это небезопасно, к тому же погода такая! Акира!.. Куними его не слушал, слышал словно сквозь слой ваты, но не слушал, просто позволяя ему усаживать себя на диван, опаивать пузырящимся чаем, обваривающим нутро и сердце, кутать в плед и прижимать к себе. Он молча проглатывал его ворчание, не обращал внимания на беспокойства, всё ещё слыша шум свинцового моря, бушующий у него в голове, бесконечно давящий на него, прожимающий с каждым днём всё сильнее и сильнее. Когда-нибудь он сдастся ему, когда-нибудь позволит себя победить и растоптать сахарную глазурь их идеальной сверкающей сказки, в которую так свято верил Киндаичи и пытался он, Куними. «Когда-нибудь» произойдёт сегодня, вырвется наружу хлёсткой фразой, кольнёт под ноготь острой иглой ледяного предательства. ― Ю, я устал. Киндаичи зашевелился, плед с его головы сполз на плечи. Он оторопело моргнул, отставил в сторону свою чашку с чаем, склонился вбок, заглянул в бледное лицо Акиры. ― Балда, ты же себя доводишь этими прогулками. Я волнуюсь за тебя, ― нежно улыбнулся он, кончиками пальцев подцепляя слипшиеся от воды и ещё не высохшие сосульки волос. ― Может, в постель, раз устал? Уже вроде и время… ― Нет, ― резко прервал его Куними. Он обернулся к нему, разрывая кольцо тёплых объятий. ―Ты не понял: я устал. Киндаичи рассеянно улыбнулся. Видимо, он и правда не понимал. ― Прости, но я не понимаю, от чего именно? ― От этого, ― махнул рукой Куними. Он показывал сразу на всё: на терзаемые ветром шатающиеся в рамах окна, на скопившиеся в углу на потолке кристаллы льда, на неработающий телевизор, на сломавшийся к чертям собачьим обогреватель, на треснутую кружку у него в руке, на своё изображение в зеркале ― бледную тень себя, исхудавшую, потерявшую цвет, объём и желания. ― Ты имеешь в виду эту комнату? ― наконец начав понимать, что происходит, заметно напрягся Ютаро. ― Именно, ― на выдохе, бесцветно подтвердил Куними. ― Комнату, дом, этот проклятый город, чёртов холод и чёртов Хоккайдо. Ю. Я больше не могу жить в этой холодине, я хочу вернуться на Хонсю. Руки Киндаичи медленно сползли с плеч Куними, повиснув безжизненными плетьми. ― Но… Как же так? ― не веря собственным ушам и словам Акиры, выдохнул он. ― Мы ведь только устроились, и полугода не прошло… Да, я понимаю, что дом не подарок, что он старый и с отоплением беда, но я починю всё в ближайшее время ― ты же знаешь, что мы готовимся к открытию сезона, сейчас так много работы. Через несколько дней я попрошу выходной у Ирихаты-сана, возьму инструменты с работы и починю всё, на что ты ткнёшь пальцем, клянусь, Акира! Послушай… Ты ведь не серьёзно это, да? Куними закусил губы, мотнув головой. Он медленно поднялся на шаткие ноги, сделал первый шаг от него, самый тяжёлый, самый болезненный, отзывающийся во всём теле ноющей болью, пронизывающий холодом. Второй шаг дался уже легче. ― Я думал, что смогу, ― тихо ответил Куними не поднимая головы. ― Думал, что справлюсь ради тебя, но не могу. Прости. Хотя бы на какое-то время мне нужно уехать. Киндаичи глухо скрипнул зубами, шумно втянул воздух носом, послышался хруст костяшек пальцев, но удара не последовало. ― Ты уверен? Уже точно это решил? ― Да, я купил билеты в Токио, ― выталкивая из себя слова так, словно это был приговор, кивнул Куними. ― Там у меня кузина, какое-то время перекантуюсь у неё. За спиной послышались какие-то звуки ― скрип пола, шорох пледа, скатившегося на пол, звук шагов, прервавшийся через несколько секунд. Обернуться было страшно. Куними трусливо бежал от мысли, что может увидеть, если повернётся и посмотрит в глаза Ютаро. Решать ему не пришлось ― Киндаичи потянул его за плечо. ― Только вот что скажи, ― тихо попросил он, заглядывая в глаза Куними. Сердце сжалось, запутавшись в дрожащей пелене боли, плещущейся в глазах напротив. ― Что-то ещё изменилось? Кроме твоего желания жить в одном доме со мной? ― Куними отрицательно помотал головой. ― Тогда почему, Акира? Почему ты?.. На большее слов у него не хватило. Киндаичи опустил голову, отошёл к окну, уставившись в бушующую серость за окном. Прежде, чем остаться в одиночестве, разобрать за насмешками ветра хлопок и такой знакомый, уютный, скрип пола у самой двери, он услышал: ― Прости, Ю.***
Променять бодрящий белоснежный холод на унылую серую промозглость оказалось нетрудно. Принять эти перемены оказалось практически невозможно. Куними приняли тепло, рассказали, что и как, сходу навязав пяток знакомых, которые могут помочь с работой, подсунув несколько папок с омиай, мягко намекнув, что долго гостить не получится. Согласно приняв всё, что ему предложили, он вышвырнул все предложения о женитьбе, быстро съехал, всё чаще выходя на улицы ― следить как тлеют его дни, разлетаются, оставляя на пальцах чёрные следы того, что не вернуть. Серый бетон бесконечных «колодцев» многоэтажек меняли дорогие стеклянные игрушки, блестящие неоном вывесок будто под Рождество. Мутную воду, выплёскивающуюся из стакана, сменяла острая волна горечи, взрывающаяся на кончике языка кислинкой и фейерверками крупиц соли. Нервный смех, всё чаще походящий на истерический, сменял тихий жалобный вой, царапание пола ногтями и нескончаемая боль в груди. Он звал Киндаичи в бреду, просил вернуться ― просил прощения. Он говорил себе, что нужно вернуться ― без конца уверял, что его не простят. Не простят, ни за что, нет.***
Холод стоял просто собачий, а Обира, словно назло погоде, только хорошела. На облетевших к зиме деревьях появилась нарядная бахрома, тоненько звенящая во время ветра и с хрустом скатывающаяся с веточек в сугробы. На набережной расцветали целые поля ледяных кристаллов, поджидающих охотников за ними. Чайки орали вдвое противнее и громче, чем обычно, лишившись привычной плотной кормёжки. Солёный ветер обжигал лицо, и дышалось легко. Куними не был уверен, что Киндаичи живёт всё там же, всё-таки времени прошло немало, но надежда всё ещё теплилась, к тому же, у него был запасной план, хотя тащиться в горы хотелось едва ли. Дом щедро засыпало снегом, но подъездная дорожка расчищена, видны следы шин. К двери криво прибит рождественский венок, хотя до Рождества ещё целый месяц. Из дома тянуло чем-то тёплым, хорошо знакомым, и Куними невольно втянул запах, едва не прослезившись. Внезапную мокроту, конечно, можно было бы списать на слепящий глаза снег, но это слишком просто. Долго ждать и топтаться на пороге он не стал, постучал в дверь с замиранием сердца вслушиваясь в шаги за ней. Тихий скрип двери, позвякивание колокольчиков на венке, удивлённый возглас, вдруг раздавшийся грохот мусорного бачка, поваленного внезапным порывом ветра ― такой была их первая встреча после долгой разлуки. ― Зайдёшь? На Ютаро фартук, смешной, полосатый, такого раньше у них не было, в руке деревянная лопатка, изгвазданная в чем-то, похожем на бобовую пасту. Он сразу же подвинулся с прохода, пропуская молча юркнувшего в дом Куними. Внутри всё по старому: тот же промятый диван, подушки и пара пледов ― его в клетку и Киндаичи, однотонный; книжная полка обзавелась, кажется, парой новых экземпляров; телевизор всё так же, судя по внушительной трещине на экране, не работает. Всё такое же, кроме них самих. Киндаичи долго разглядывал его, сжимал лопатку в руках, перекладывал её, наконец не выдержал и быстро спросил: ― Насовсем? Куними нерешительно кивнул. ― Если выбирать из холода, боли и одиночества, то я выберу холод. Вместе с тобой, ― он поднял глаза, пытаясь прочесть хоть что-то на лице Ютаро, слепо смотрящего куда-то сквозь него. Неужели за это время он разучился понимать его?.. ― Киндаичи, я пойму, если ты… ― С каких это пор ты зовёшь меня по фамилии? ― раздражённо фыркнув, прищурился Киндаичи. Куними почувствовал, что глаза снова начало предательски щипать, ― и в этот раз так просто на снег всё не спишешь ― понимать его он не разучился. ― С недавних, ― сухо выдавил из себя Куними. ― Не нравится? ― Нет, «Ю» мне нравилось больше, ― честно признался Киндаичи, робко улыбнувшись. Раздумывал он недолго, ― не раздумывал вообще, наверное, ― скорее уж любовался чуть-чуть сменившимся и всё ещё непривычным глазу имиджем Акиры, и наконец позвал: ― Проходи, я сварил суп. Правда он не такой вкусный, как обычно у тебя получается, но за это время я вроде бы поднаторел немного… Акира? Куними в одно мгновение отпихнул от себя все те немногочисленные вещи, что у него были, стянул ботинки и ринулся вперёд, набрасываясь на Киндаичи и прижимаясь к нему всем телом. Тёплый, знакомый, уютный, но колеблющийся, боящийся, отказывающийся доверять снова. Куними вжался лицом в него, вцепился в одежду, лишая даже шанса на то, чтобы его оттолкнули. ― Прости, ― не дрогнув голосом, глухо сказал он. ― Прости, что бросил одного в этом чёртовом морозильнике. Я не должен был, не должен… Его трясло от холода внутри, ледяной пурги, воющей в груди, крупно колотило от обжигающего тепла Киндаичи, который всё-таки обнял в ответ, прижал к себе, не словами, а жестами клянясь больше не отпускать. ― Это я должен извиняться, поступил эгоистично: притащил чёрте куда, поставил перед фактом, даже не спросил чего хочешь ты, хочешь ли со мной на Хоккайдо. ― Если бы не хотел, то не поехал, ― помотал головой Куними. ― Если бы хотел ― не уехал. ― В его голос скользнула обида, чёрная, мутная, как вода беснующегося в расселине моря, всё никак не утихающая и точащая где-то глубоко внутри. Это не отпускало и не отпустит ещё очень долго. Киндаичи тяжело вздохнул, отстранился, взглянул в лицо Куними, осторожно коснулся его щёк, бережно вытирая. ― Я больше не дам тебе уехать. Бросить работу сейчас я не смогу, потребуется немного времени, так что если ты согласен подождать, позже мы могли бы перебраться на Хонсю, куда-нибудь в Аомори или Гифу. Я бы смог найти, что подойдёт нам обоим, в крайнем слу… Куними не дал ему договорить: подтянул к себе, обнял за шею и смущённо, будто в первый раз, поцеловал, каждую секунду боясь, что оттолкнут или прогонят. ― Ты сказал, ― горячо дыша в губы Киндаичи и не думавшего отталкивать, вцепляющегося только сильнее в него, ― что это место ― наш дом, и мы должны обжить его. Пока что получается вроде неплохо. Тебе не любопытно, что будет через лет пять? Ютаро тихо усмехнулся, наклоняясь вперёд, лбом касаясь его оба. ― Через пять лет, я надеюсь, мы переедем поближе к морю. Куними предсказуемо поморщился, но смешка удержать не смог ― его поймали на крючок, но какая теперь разница? ― Всё, что захочешь. Если ты будешь рядом, мне ничего не страшно.