***
Возвращаться сюда в одиночестве оказалось страшнее, чем он думал сначала, решив проверить и узнать наверняка кто прав: Куроо или Ямамото. Стояла сухая ветреная погода, шелестела иссушенная трава, поскрипывала с лёгким треском древесина ― живая и мёртвая, сточенная термитами и жуками-короедами. Лев медленно подобрался ближе, застыл у проржавевшего почтового ящика с дырками, осмотрел его на предмет надписей, не нашёл ни одной, разочарованно вздохнул и сдвинулся в сторону, припадая к железной кованой изгороди, покрытой толстым слоем ржавчины. Из-за забора ему приветливо махали широкими зелёными листьями всё те же подсолнухи, качали жёлтыми, пахнущими мёдом головками, подбадривая и зазывая: «Зайди, посмотри, тут интересно!». Лев вжал голову в плечи, огляделся, осторожно тронул кончиками пальцев раскалённое на солнце сыпучее железо и нерешительно толкнул вперёд пронзительно взвизгнувшую дверцу изгороди. Та поддавалась неохотно, рывками, плохо идя на несмазанных петлях. Как только преграды не стало, Лев сделал первый шаг, нерешительный, на полусогнутых, готовясь рвануть с чужого двора в любой момент. После ещё двух шагов он осмелел, выпрямился, вытянул шею, сошёл с тропинки, ведущей к дому, на неухоженный заросший газон, носком кеда вдруг обнаружив в траве сдувшийся и почерневший от дождя и времени мяч. Он нагнулся, чтобы поднять и рассмотреть поближе, но в самый последний момент, когда уже хищно растопырил пальцы, готовый вцепиться в находку, почему-то передумал. Трещащая вокруг него трава предупреждала об опасности, не давала двигаться и идти дальше, пугая резкими звуками. Лев к ней прислушался, оставил старый мяч в покое и вернулся на тропинку, подбираясь ближе к чужому жилищу. Дом как дом, старый, с виду заброшенный, никаких монстров и чахлых стариков: получается, и Тора, и Куроо привирали? Лев заинтересованно прищурился, разглядывая темноту в пыльных окнах. Подойти ближе он побоялся ― вдруг внутри всё-таки кто-то есть, и что тогда будет, если его увидят? Отругают? Вызовут полицию? Или поймают и выпьют кровь в угоду вечной молодости? Узнавать это, почему-то, не хотелось. Лев привстал на цыпочки, вытянул шею, вновь попытавшись различить хоть что-нибудь внутри. В какой-то момент ему почудилось, что там что-то шевелится и от этого видения по спине пробежал неприятный холодок. Откуда-то сбоку донёсся звук шагов. Лев вытянулся, крутанулся на месте и замер, но давать дёру сразу не стал. Звуки стали ближе; его сердце испуганно зашлось, кровь застучала в висках. Он крепко стиснул кулаки, готовый в любой момент броситься или наутёк или в драку, если это и правда гоблин ― за всех съеденных детей нужно отомстить, и кто, если не он, сделает это? Шум слышался всё отчётливее, трансформировался и приобретал чёткие очертания, став шаркающими шагами. Через секунду в поле зрения появился и их источник. ― Эй, ты! Ты что тут… Лев опрометью бросился к вышедшему из-за угла дома незнакомому мальчишке и быстрее, чем тот успел среагировать, схватил его за руку, потащив к изгороди. В тот момент словно бы треснул сосуд, вместивший в себя весь его страх, скапливающийся за время разведки на опасную территорию. Он захлестнул его, повлёк за собой, мешая отличить настоящее от надуманного. ― Ты сдурел? ― выкрикнул он, теряя голос на резком выдохе. Незнакомец ошарашенно вытаращился на него, удивившись настолько, что даже не сопротивлялся. ― Ты хоть знаешь куда зашёл? Про этот дом столько всяких слухов ходит! Что раньше тут жил злобный старикашка, а потом появился гоблин, который убивает детей и пьёт их кровь! В доме кто-то есть, я видел какое-то движение, здесь нельзя быть, нужно убегать… Давай скорее, пока нас не заметили!.. Незнакомец резко застыл на месте, пятками ткнувшись в землю. Руку он выдернул, неприятно поморщился, когда она выгнулась под пугающим углом. Лев потянулся к нему снова, в этот момент наконец осознав, что перед ним был вовсе не мальчик, как ему показалось на первый взгляд. Несмотря на компактную комплекцию и довольно низкий рост, незнакомец был взрослее него: возраст выдавала пугающая недельная щетина, тёмные круги под глазами, острые черты лица и болезненный, измождённый вид ― вряд ли подростки могут так выглядеть. Он нахмурился, громко и витиевато выругался, разом развеяв все сомнения Льва насчёт того был этот человек его ровесником или же нет. ― Ты слепой или как? ― глухо прохрипел он, закашливаясь. Он приложил ладонь ко рту, и Лев заметил, что его пальцы трясутся. ― Ничего не замечаешь, каланча безмозглая? Лев криво улыбнулся, нерешительно качнул головой, не сразу обратив внимание, что выглядит этот человек странно: одежда слишком домашняя, простая и изрядно поношенная, в такой вряд ли кто-то выйдет на улицу по собственному желанию. Ну, разве что бездомные, но этот парень не пах чем-то отталкивающим, разве что немного лимоном и горячим солнцем, оставляющим отпечатки своих лап на их быстро нагревающихся макушках. Он осмотрел его ещё раз, наконец заметив тапочки на ногах. Обычные тканевые домашние тапки, грязно-розовые с прилипшим и торчащим из-под подошвы сухим листиком. ― А почему на тебе тапочки? ― всё ещё давя улыбку, но медленно отходя назад, инстинктивно принимая происходящее раньше, чем смог его понять, спросил Лев. Парень оскалил зубы, нехорошо усмехнувшись. Он закатал рукава, сжимая кулаки ― его руки были такими тонкими, того и гляди переломятся пополам. ― Может, потому что я тут живу? ― угрожающе проскрипел он. ― Ты пытался вывести меня из собственного дома, придурок. Лев удивлённо захлопал глазами, непонимающе уставившись на хмурого типа. ― А? Не может быть, ― он затравленно огляделся, попятившись назад, к тропинке. ― Ты разыгрываешь меня, да? Сколько тебе лет? Мой ровесник? Или чуть старше меня? Лет семнадцать? Ну точно ведь не больше! Парень резко усмехнулся, скривил губы в усмешке. Лев громко сглотнул, чувствуя, что на него движется опасность и её источником был этот странный тип, грозно пилящий взглядом и медленно подбирающийся к нему походкой голодного хищника. ― «Может-не может» ― факт остаётся фактом, это мой дом, ― передразнил он и быстро кивнул в сторону поскрипывающей развалюхи, ― я тут живу уже давно. А теперь… Убирайся с моей территории. Желательно поживее, пока я… Лев быстро замотал головой, крепко зажмуриваясь. Внутри него никак не могли ужиться сразу несколько вещей: во-первых, все истории действительно пустышка и не более, чем страшилка для младшеклашек; во-вторых, как в этом доме, продуваемом всеми ветрами, может действительно кто-то жить; в-третьих, неужели он правда говорит правду, этот парень? И наконец, почему он так агрессивно настроен? Может, это всё-таки шутка, дети горазды шутить друг над другом, выдумывать дурацкие задания, заставлять других их исполнять. Может, и этот парнишка попался на подобную удочку? ― Да нет, ― миролюбиво улыбнулся Лев, собирая всю свою храбрость в кулак ― он собирался во что бы то ни стало узнать, что действительно тут происходит. — Это какая-то шутка. Скажи, это тебя приятели заставили говорить такое? Ты можешь сказать мне, я бы смог им навалять и защитить тебя. Он осторожно коснулся его плеча ― худого, костлявого, быстро ушедшего из-под пальцев. Парень подобрался к нему вплотную, вцепился в футболку на груди, рывком притянул к себе, столкнувшись почти нос к носу. Лев чувствовал, как волнами от него исходит злость, негодование и растерянность, видимо, он и сам не ожидал, что сделает что-то подобное. ― Это мой дом, и если я сказал, что тебе следует убраться, значит это нужно сделать, ― прошипел он, заставляя себя выдыхать каждое новое слово с ещё большим усердием, чем предыдущее. Он задохнулся, быстро перевёл дыхание, нахмурившись сильнее. Хват пальцев медленно ослаб. Он отпустил, отошёл на шаг назад, покачнувшись. Лев испуганно моргнул, поднял руки так, словно думал его поддержать, если он потеряет равновесие. По кончикам пальцев, разнося волну боли по всему тему, пришёлся болезненный шлепок ― его оттолкнули, отмахнулись и с ненавистью, прикрывающей страх, яростно выплюнули: ― Уходи. Пошёл прочь. Убирайся и не смей меня впредь беспокоить. Если ты этого не сделаешь, то я вызову… С кем именно ему пришлось бы иметь дело, Лев так и не узнал, хотя догадывался. Его собеседник замолчал внезапно, его лицо застыло маской на долю секунд, болезненно исказилось, из груди вырвался протяжный низкий хрип, перешедший в приступ кашля. Он согнулся, схватился за горло, практически задыхаясь, не в силах вдохнуть из-за рывками выбивающегося воздуха из лёгких. ― Ты в… ― Лев испуганно прижал к груди руки, не зная, что делать и как помочь. Он быстро огляделся в поисках помощи, ― вокруг, предсказуемо, никого, ― чертыхнулся и подскочил к нему, невзирая на запрет, уложил ладонь на его спину, чувствуя злобное, болезненное клокотание, отдающее в руку сильной вибрацией. ― Что я могу сделать для тебя? Эй! Скажи, только скажи! Мне вызвать врачей? Они будут долго ехать, но я могу… ― Убир… ― он снова закашлялся, слабо пихнув надоевшего ему мальчишку в живот. Послышался странный звук, чем-то похожий на бульканье. Жара усиливалась, где-то вдалеке запели цикады. ― Это смертельно? ― оторопело шепнул Лев, испуганно закусывая губы, когда заметил на своей футболке тёмное пятно, оставшееся отпечатком точно такого же, уже смазавшегося, стекающего по чужим пальцам в смеси со слюной. Он тронул отметину на своей одежде, липкую, горячую, страшную, отнял пальцы и посмотрел на красный след, немало его испугавший. ― Чем ты болен? ― Тебя не касается. Ничем я… ― парень рвано вздохнул, заскрежетал зубами, кажется, начиная приходить в себя. Он перестал кашлять, быстро утёр губы тыльной стороной ладони, а её о выцветшие шорты, разодранные с одной стороны. ― Ничем, что может быть опасно для окружающих. А теперь уходи. ― Но… ― Пошёл прочь, я сказал! ― резко выкрикнул он, сплёвывая на траву сгусток крови. ― И не смей возвращаться. Убирайся, пока я не набил тебе морду. ― Хорошо, ― шепнул Лев, в этот самый момент принимая своё поражение. Сейчас ему и правда лучше сдаться. Он обиженно поджал губы, нахмурился, разозлившись непонятно на что, быстро крутанулся на месте, широким шагом пересёк двор и выскочил за насмешливо заскрипевшую ограду, повержено припустив по улице в сторону дома.***
Город непроницаемым куполом накрыла засуха, как стеклянной банкой отгораживает от себя арахнофоб крошечного глупышку-паука, напрочь лишая его и шанса на дальнейшую жизнь. Яку изнывал от жары, без конца обмахивался, выливал на раскалённую голову вёдра ледяной воды, уверенно превращая задний двор в болото. Привычные шорты ниже колен он безжалостно обрезал, показав всему миру свои истерзанные бесконечными падениями колени, футболку сменил на майку, шугаясь собственного костлявого тела, когда взгляд цеплялся за отражение. Казалось бы, что хуже уже и быть не может, но Судьба, как всегда, оказалась той ещё стервой, заготовив ещё щедрую горсть неприятностей. После вторжения белобрысого чудища, пытавшегося что-то ему втолковать, прошла почти неделя и больше он на горизонте не появлялся, хотя Яку особо и не приглядывался, нужно быть честным, но стоило ему расслабиться, сказать себе: «Забудь», мысленно пропев целую арию на эту тему, как за его домом развернулась целая слежка. Неделю он ходил мимо в компании других школьников, как всегда, устраивающих пылкие пересуды на тему наличия гоблинов и прочей нечисти в доме. Яку заметил это случайно, потом ещё раз и ещё, в конечном итоге поймав себя на мысли, что начал спорить с самим собой ― придёт странный парнишка в этот раз или нет. От скуки это было или от того, что этот длинноногий его чуть-чуть заинтересовал (но больше, конечно, взбесив), Яку не знал, продолжив свои наблюдения. Ещё через неделю он застукал его у почтового ящика. Мальчишка был настороже, готовый рвануть в любой момент. Что он пытался сделать, Яку так и не понял, но наблюдать продолжил, не став сразу выскакивать и раздавать пинки, как обещал во время их первой встречи. Что-то не так было с этим ребёнком, это стало понятно ещё в самый первый раз. Мало того, что он вторгся на чужую территорию, так ещё и пытался «спасти» его вместо того, чтобы дать дёру самому. А потом ещё и болтал что-то о том, что постоит за него. Вот же болван! Но болван, как ни крути, довольно необычный, стоило это признать. И что-что, а Яку умел это делать. Выйти к нему он решился только через три дня. Мальчишка к этому времени заметно осмелел, больше не выглядел неуверенно, видимо, успев отрастить себе лишней храбрости, потраченной за время первой вылазки. Теперь он тёрся у двери, то касаясь её кончиками пальцев, словно решал открывать или нет, то отходил на шаг, раздумывал над чем-то и потом снова подходил ближе. Яку подходить не стал, так и остался стоять на террасе под крышей, дожидаясь пока его заметят. Произошло это быстро и сперва его «гость» даже испугался, пригнулся, скользнув в сторону от входа. Он собирался убежать, но в последний момент передумал. Какое-то время ему потребовалось, чтобы взять себя в руки. Он выпрямился, вернулся на то место, где стоял до этого, вытаращился на него и просто ждал, что будет дальше. Яку заинтересованно прищурился. ― Эй, ― позвал он, замечая, как вздрогнул от оклика мальчишка. ― Разве я не говорил, что ты получишь по ушам, если вернёшься сюда ещё раз? ― Вы это мне? ― он ткнул себя в грудь, невинно захлопав глазами. ― А кому ещё, балда? Тут есть кто-то кроме тебя? ― усмехнулся Яку, всё-таки решив подойти. Лишний раз напрягать горло, изодранное ядовитыми когтями болезни, не хотелось, тем более, что оно только пришло в норму. Он замер в нескольких шагах от изгороди, недовольно цокнул, пожалев, что не натянул кепку ― солнце палило просто нещадно. Его гость заинтересованно пялился, не отводя необычных, ярко-бирюзовых глаз. ― Ну и, чего ты трёшься возле моего дома? Хочешь прослыть малолетним преступником? Могу вызвать копов, узнаешь какого это сидеть в тюрьме. Мальчишка нахмурился, склонил голову, но ничего не ответил на его провокации. Он молчал пару минут, наконец, вскинул взгляд, быстро спросив: ― А ты правда тут живёшь? ― А не похоже? ― снова усмехнулся Яку, разводя руками. ― Если ты постоянно торчишь здесь, то знаешь, что тут я один. ― Да, но… ― он снова нахмурился, вцепился в ржавые прутья, пачкая ладони и пальцы. ― В городе все говорят, что здесь живёт ворчливый старик, который страдает бессонницей, ненавидит людей, страшно кашляет ночами и пьёт кровь детей… ― Кажется до этого я что-то слышал про гоблинов, ― поддел его Яку. Мальчишка замотал головой и надулся. Видимо, от этой идеи он отказался в пользу более правдоподобной, но всё равно не до конца правдивой. ― В городе вечно гуляют всякие дурацкие сплетни, нельзя верить всему так бездумно. Никого здесь кроме меня нет. Только если за то время, что я торчу здесь, двадцатишестилетний возраст успел попасть под категорию «старик» ― всё правда. Мальчишка вытаращился на него, явно не веря своим ушам и глазам. Яку много кто не верил, но так просто подобный факт не замнёшь. ― Тебе… тебе двадцать шесть? Ничего себе! Да ты выглядишь младше меня! ― неподдельно удивился он, цепляясь за металл сильнее. Его всё время кидало из неформального обращения к формальному, видимо, тоже ставшему жертвой несоответствия реальности с действительностью. Яку нахмурился, раздражённо заскрипел зубами. ― А ну поди сюда и повтори-ка мне это, глядя в глаза, а заодно наклонись, чтобы я мог дать тебе подзатыльника, ― он по привычке потянулся, чтобы закатать рукава, но вместо этого провёл пальцами по тощей руке, быстро осёкшись. Яку вздохнул. ― Ну, чего стоишь? ― Ты ведь сам запретил мне ступать на свою землю, ― весело улыбнулся этот пройдоха, явно наслаждаясь запретом и тем, что им теперь можно было как-то сыграть. По виду не сказать, чтобы он сильно боялся, но всё равно оставался настороже. ― Как тебя зовут? Яку удивлённо приоткрыл рот. Его имени давно никто не спрашивал. Бывало, конечно, приносило ветром коммивояжёров, но они явно не преследовали цели дружить с ним. В отличие от этого парня, у которого всё на лице было написано. ― А тебе что до этого? ― напустив на себя незаинтересованный вид, пряча куда подальше волнение, фыркнул Яку. ― Я не собираюсь с тобой знакомства водить. ― А я Лев, ― улыбнулся мальчишка, пожав плечами. Отказ его, кажется, ничуть не смутил. Улыбаясь каким-то своим мыслям, он постоял у изгороди ещё немного, поднял глаза, расплылся шире и тихо пообещал: ― Я ещё приду. Он дружелюбно махнул рукой, тихо охнул, когда заметил, что запачкал ладони, быстро вытер их о штаны, и рванул прочь, несколько раз обернувшись, чтобы проверить смотрят ли на него. ― Тц, да больно надо, ― ворчливо буркнул себе под нос Яку, провожая взглядом долговязую фигуру этого чудика до тех пор, пока он совсем не скрылся из вида.***
Лев ― чудное-то какое имя! ― вернулся через два дня. Молча сидел «под дверью», видимо, решив дождаться, когда к нему выйдут и можно будет нормально поговорить. Высовывать нос из дома Яку не планировал: снова кружилась голова и драло горло, не способствовала этому желанию и жара на улице. И как этот пацан только терпит духоту?.. В доме так прохладно, гудит старенький вентилятор, едва-едва, но всё-таки охлаждая воздух ― вот нужно ему всё это?.. Добрых полчаса, а то и больше, Яку сражался с собственной совестью, бесконечно перекладывал с одной чаши весов на другую решение о том, стоит ли выходить и заговаривать с ним снова, так и не сумев найти оправданий для того, чтобы остаться в доме. ― Снова пришёл? Лев вздрогнул, когда услышал раздавшийся прямо над его головой голос, подпрыгнул, выронив из рук телефон. Яку тихо усмехнулся, наблюдая, как этот забавный тип поднимается с земли, выпрямляет свои длиннющие конечности — это вообще законно быть настолько высоким? ― отряхивается, прячет телефон в карман и подходит ближе, бережно прижимая свой рюкзак к животу. Теперь они стояли напротив друг друга, разделяемые изгородью, тонкой ржавой заслонкой железа и целой горой сомнения в том, стоит ли делать это. Общаться с тем, кто этого не хочет. Общаться с тем, кому это не нужно, пусть он этого пока и не понимает. ― Да, я… ― Лев заулыбался, потянулся к замку на рюкзаке, нервно начав его дёргать. ― Мне тут мама… Ну, она, понимаете… Чёртов замок! ― Он бросил бороться с заевшей молнией и решил сперва разделаться с разговором, а там как пойдёт. ― Мне мама дала с собой в школу лимонные кексы, вы хотите? Я их не очень люблю, выкидывать не хочется, да и домой не принесёшь ― мама расстроится, вот я и подумал, что можно угостить вас. Будете? Он выразительно похлопал по своему рюкзаку, словно говоря, что там есть вкусненькое. Яку удивлённо моргнул. Он думал, что его вряд ли что-то сможет озадачить, слишком много всего повидал, но теперь он даже не знал, как реагировать на подобные предложения. ― Я разве… ― начал он, нахмуриваясь. ― Я тебе что, машинка по уничтожению кексов? Скорми бездомным, я не нуждаюсь. ― Но они очень вкусные, ― настаивал Лев, снова взявшись бороться с замком. Яку недоверчиво прищурился. ― Откуда знаешь, если не любишь? ― Мама очень хорошо готовит, я в ней уверен! Эти кексы любит моя старшая сестра, они её любимые, вот мама их и печёт часто. Они правда-правда вкусные. Честно! ― С чего ты решил, что я их захочу? Сдаваться так просто Яку не собирался, к тому же с каждой минутой это становилось только интереснее. Он начал тихо посмеиваться ещё в тот момент, когда этот чудик возмутился, услышав сомнение в чужом голосе, касательное готовки его дорогой матушки. ― В прошлый раз от вас… ― Лев смутился. Говорить такое другому человеку, взрослому, было как-то не очень удобно. Он решительно стиснул кулаки, опустил голову, тихо признавшись: ― От вас пахло лимонами, вот я и подумал, что вы их любите. Яку не выдержал и рассмеялся. Горло сразу засаднило, он закашлялся, схватился за грудь, но вида старался не подавать, быстро закончив с весельем ― Лев уже успел напугаться и начал тянуться к нему, прямо как в тот раз. ― Ты ещё и обнюхать меня успел? ― хищно оскалился он, стараясь сделать вид, что ничего такого не произошло. ― Извращенец, что ли? Лев моментально раскраснелся, едва не выпустив из рук заветный рюкзак. ― Вовсе нет! Никакой я не извращенец, я нормальный! ― горячо запротестовал он, почему-то став отводить взгляд. Яку тихо хихикнул. Забавный он, совсем юный, наивный, простой. Открытый. И упёртый ― после стольких насмешек, словесных и невербальных, любой бы уже сделал ноги, а то и сказал пару ласковых, но не он. Интересно, чего он всё-таки добивается на самом деле?.. Лев опустил голову, тихо пробормотав: ― Просто… Он крепче вцепился в рюкзак, крепко зажмурился, но всё так же стоял на своём. Странный и забавный. Яку не сдержал улыбки, медленно потянулся вперёд, подцепил кованые прутья дверцы, потянув на себя. Под истошный предупреждающий скрип плохо поддающейся двери, он собирался изменить свою жизнь и взять ответственность за чужую, ненадолго, в тайне надеясь, что всё-таки сможет его прогнать, но чуть позже. Он слишком долго был один, заслуживает же он хоть чуточку человеческого внимания? ― Ладно, заходи уже, ― улыбнулся он. ― По глазами вижу, что в покое ты меня не оставишь, так что давай уж решим всё разом. Лев неверяще уставился на него. ― Что? Я могу? Правда могу? ― У тебя проблемы со слухом? Или, может, с головой, а? Заходи давай. В конце концов я виноват перед тобой… ― шепнул себе под нос Яку, но Лев, к счастью, этого не услышал. Держась друг от друга в паре метров, они дошли до террасы старого дома Яку, зашли в тень, так и держась поодаль. Лев нерешительно подошёл ближе, застыл перед ним почти двухметровым изваянием, пристально уставился, выпучив свои бирюзовые глазища. Яку взглядом указал на край террасы, находящийся в тени и, подав пример, уселся, свесив ноги, и похлопал по освободившемуся местечку рядом с собой, хрипло позвав: ― Долго будешь пялиться на меня? Садись давай. Лев удивлённо вытаращился на него, открыл рот, видимо, собираясь переспросить, но вовремя вспомнил вопрос про проблемы со слухом и говорить что-либо передумал. Он осторожно присел рядом, полез в рюкзак, на этот раз справившись с замком без каких-либо проблем, достал яркую жёлтую коробочку, всучив её Яку в руки. ― Вот, можете забрать вместе с коробочкой, ― улыбнулся он, с затаённым дыханием слушая, как с щелчком открывается крышка, и как на лице его собеседника появляется робкая улыбка. ― А мама тебя не заругает, что ты оставил свой ланчбокс где-то? Выглядит вкусно. Яку поднял глаза, встречаясь с совершенно счастливым взглядом Льва. Он живо замотал головой и потянул носом. Яку последовал его примеру ― пахло просто волшебно, да и выглядело тоже. В коробочке было десять кексов, плотно стоящих друг с другом, запиханных в такую маленькую коробчонку разве что чудом. Лимонно-жёлтые, оправдывающие свой вкус и запах, посыпанные пудрой, они выглядели и правда аппетитно и Яку с удовольствием отметил, что во рту начала скапливаться слюна, да и вообще утерянное давно желание есть хоть что-то вроде бы шевельнулось внутри, доказывая, что ещё не покинуло его. ― Заругает, наверное, ― пожал плечами Лев, вжикая замком на рюкзаке. ― Но я привык, что она ругается, я часто забываю разные вещи. Так вам и правда нравятся лимоны? Он заинтересованно придвинулся. Яку инстинктивно захотелось отодвинуться от него, но сдержаться он смог. Этот напор и буквально бьющее ключом желание пообщаться откровенно пугали его, привыкнуть к такому после долгого «воздержания» от людей будет непросто. ― Не сказал бы, но я их не ненавижу, ― пожал плечами он. ― Мне нравятся лимоны в меду ― они хорошо бодрят. Лев удивлённо распахнул глаза, качнув головой. ― Вот как, я этого не знал… ― он неловко шаркнул ногой, взял свой рюкзак и торопливо поднялся. Его миссия была закончена, оставаться здесь значило бы создавать ещё больше неловкости. ― Буду рад, если вам понравится! С вашего… ― Собрался уходить? ― спросил Яку. Мальчишка закивал, пряча глаза. ― И куда же делся весь твой боевой настрой и назойливость? Или тебе нужно в школу или вроде того? Ты так рвался сюда, приходил постоянно, добился чего хотел, а теперь сбегаешь? ― Я не сбегаю! ― решительно заявил он, хмуря тонкие брови. ― Просто… Ну… ― Ты какао любишь? ― Чего? ― не понял Лев, удивлённо склонив голову набок. Яку тихо усмехнулся ― ну что за привычка вечно переспрашивать? Он осторожно прикрыл коробку с кексами, поднялся на ноги, жестом дав указание оставаться на месте. Вернулся Яку через несколько минут; боясь запнуться о собственную ногу, он двигался по террасе очень медленно, на вытянутых руках держа перед собой большую кружку, обжигающую пальцы. ― Держи, ― он передал напиток, легко качнувшийся в тот момент, когда большие ладони Льва накрыли его, не сразу выпустив из этого необычного капкана. На немой вопрос гостя Яку ответил небрежным движением плеч и короткой фразой: ― Должен же я был как-то тебя отблагодарить. ― Спасибо вам, ― восхищённо выпалил Лев с удовольствием принюхиваясь к слабоватому шоколадному запаху. Какао было дешёвое, совсем простенький порошок, который заливают кипятком или молоком, но судя по лицу Льва, его довольному взгляду и не сползающей улыбке, складывалось впечатление, что ему досталась кружка лучшего горячего шоколада. Он осторожно пригубил, отпил немного, подцепил плавающую на поверхности зефирину ― их Яку обнаружил совершенно случайно, даже не вспомнив откуда они взялись, но честно попробовал не испорчены ли, прежде чем пихать их в какао, ― отхлебнул ещё, радостно слизнув шоколадные капли с губ. ― Да не за что, ― пробормотал Яку, быстро отводя взгляд. От такой концентрации восторга рядом с собой было как-то не по себе. ― Ты лучше пей, пока весь зефир не расплавился, тогда получится сладкая жижа и никакого удовольствия. И уже выбери что-то одно. ― У Льва над губой отпечатались шоколадные усы, от вида которых трудно было не улыбнуться. ― Я про то, как ты ко мне обращаешься: формально или нет. А то в первую встречу и за руки хватал и «тыкал», а теперь держишься холодно… ― Это всё от того, что я сперва не понял, кто вы, ― слегка расстроившись, ответил Лев. Яку наблюдал за ним краем глаза, потихоньку выковыривая из коробки кекс. ― Спутал с… кем-то не тем. Но вы правда не выглядите на свой возраст! Я старше вас выгляжу, да и рост… Он возмущённо замычал, быстро потянулся вперёд, мстительно ущипнул его за запястье. Лев тихо ойкнул, потёр кожу, но злиться не стал, наоборот заулыбался шире, наблюдая за тем, как с удовольствием жуют его угощение. ― Попрошу не затрагивать больше эту тему! Если тебе, конечно, дорога своя жизнь, ― с набитым ртом, пригрозил ему Яку, с удовольствием запихивая оставшуюся половинку кекса. Ругаться больше он не стал, щипка было более чем достаточно, да и глупо это, затевать драку с тем, кто так по-доброму к тебе отнёсся. ― А, кстати, сколько тебе? ― Пятнадцать. А вам… тебе… правда двадцать шесть? ― в ответ Лев получил короткий кивок. Он удовлетворённо покивал, вернувшись к своему какао. Что-то ещё тревожило его, и Яку готов был поспорить, что знает о чём думал этот чудик. ― Хочешь знать моё имя? ― Лев быстро поднял глаза и кивнул. Яку неловко потёр макушку. ― Яку Мориске. ― Яку…-сан? ― Если тебе так нравится. Мне, в общем-то, всё равно, ― фыркнул Яку, пожимая плечами. Слышать своё имя от кого-то нового было непривычно, но приятно. Лев повторял его, бормоча себе под нос, чему-то улыбался, крепче сжимая в пальцах вверенную ему кружку с напитком. ― Я рад, что теперь мы знакомы.***
Он стал приходить чаще. Иногда забегал, чтобы поздороваться и спросить как дела, выслушать ставшее привычным: «По-старому», и умчаться дальше, в школу или домой, если они обменивались приветствиями к вечеру. Иногда оставался на час или два, первые несколько раз с боем и словесной перепалкой отвоёвывая себе кусочек на террасе «Яку-сана» ― теперь Лев звал его так и никак иначе, повторяя его имя по сотне раз за встречу. Он приносил разные безделицы, угощение и потрёпанные комиксы, в ответ получая чашки какао, лимонада, книги, ворчливое вытирание головы полотенцем, когда по дороге заставал дождь, и миллионы коротких улыбок, за которые Лев, как малодушно казалось Яку, готов был умереть. Спустя несколько месяцев в чужой дом Лев входил без спроса и опасений, зная, что его уже ждут. Яку-сан оказался домоседом, работал из дома, изредка выбираясь на центральные улицы городка только для того, чтобы закупиться продуктами или забежать ненадолго по делам в какое-то секретное место. Что именно это было за место он не говорил, но всегда расстраивался, когда разговор заходил об этом, так что Лев старался не спрашивать, сразу уяснив, что ничего опасного в этом нет. По вечерам они долго сидели на террасе, уничтожая запасы булочек, которые притаскивал Лев, или дегустируя печенье, которое взялся печь Яку, решив немного разнообразить рутину кулинарными экспериментами. С приходом Льва в его жизнь, всё стало каким-то не таким, как прежде. Даже болезнь, привычные приступы кашля, раздирающее изнутри чувство, временами выворачивающее внутренности наизнанку, теперь хотелось не просто пережить, а избавиться от него совсем. При нём он пытался сдерживаться, когда становилось невмоготу ― сбегал, отходил в уборной минут за десять и возвращался как ни в чём не бывало. Пугать лишний раз этого мальчишку не хотелось, он дарил много света и тепла, к которому Яку с каждым днём льнул всё сильнее, с головой уходя в позабытые ощущения. ― Кстати, Яку-сан, давно хотел спросить, ― Лев обернулся, заинтересованно всматриваясь в белеющее в сумерках лицо, ― почему у тебя тут так много подсолнухов? Они сами насеялись или это ты их специально подсадил? ― Специально, ― ответил Яку, ― в первый раз сделал это лет пять назад. Думал тогда, что они вырастут снова на следующий год, но этого не произошло. Подсолнухи в большинстве своём однолетние растения, тогда я этого не знал. И много другого тоже. Тот год был очень тяжёлым. ― Потому что подсолнухи не выросли, тебя это так расстроило? Яку-сан такой чувствительный, надо же. Яку рассмеялся, пихнув его коленом в бедро. Лев, конечно, пытался пошутить ― он всегда так делал, как только замечал на его лице тревогу или печаль. Это иногда помогало: его в чём-то наивная простота прогоняла страх, запирала его глубоко внутри Яку. Его улыбка, добрая и тёплая, заставляли верить, что всё будет хорошо, по-настоящему хорошо. Хоть на секунду, на один короткий момент, но Яку был счастлив чувствовать подобное. ― Нет, конечно, дурень, не из-за них. Просто кое-что произошло. Но после того года я решил, что попробую высадить их ещё раз: особой возни с ними нет, посадил и всё, даже поливать не нужно. Теперь делаю это каждый год. ― Здорово, ― протянул Лев, зачарованно разглядывая тонконогие тёмно-серые силуэты, слегка покачивающиеся от едва ощутимого тёплого вечернего ветра. ― А почему ты выбрал именно эти цветы? Мама выращивает петунии и фиалки, такие большие ей не нравятся. ― Дело вкуса, ― с важным видом пояснил Яку, не решившись осуждать матушку Льва. Эту женщину он практически боготворил и в тайне желал с ней познакомиться, чтобы лично пожать руку и признаться в своей вечной любви к её стряпне. ― Лично мне они напоминают солнце. Его, конечно, и без того вдоволь в нашем городке, но глаз радуется, когда смотрю на них. А ещё они напоминают мне о кое-какой важной вещи. ― О какой? ― заинтересовался Лев, подползая поближе и присаживаясь рядом, подгибая под себя ноги. ― О любви, о чём же ещё? ― фыркнул Яку. Лев с готовностью открыл рот, собираясь выспросить у него всё, но Яку оказался проворнее: ― Умерь свой пыл, парень, не моей. С этими цветами связана одна легенда, может, слышал? ― Лев обиженно надулся, но головой всё-таки помотал. ― Тогда расскажу тебе. Была одна нимфа, красивая и бессмертная, и однажды она полюбила Бога Солнца, думала, что всегда будет с ним, а он с ней, что они проведут вместе целую вечность, но он должен был уйти и оставить её одну. ― Почему? ― шепнул Лев, подползая ещё ближе. ― Он её разлюбил? От него веяло теплом и сладко пахло содовой. Яку покачал головой. ― Вовсе нет, но ведь он Бог Солнца, у него полно дел! Ну, я так думаю, ― рассеянно потёр лоб он, различая в глазах Льва нетерпение. ― В конце концов он всё-таки покинул возлюбленную, отправился на своей огненной колеснице обратно на небо, а нимфа, скорбя о потере любимого, стала превращаться в подсолнух, чтобы всегда смотреть на солнце и неотрывно следить за его колесницей, надеясь, что он вернётся и она сможет снова быть с ним. На террасе воцарилась тишина. Стало темнее, в траве, немного ожившей после недавнего дождя, деловито сновали светлячки, своими огоньками подавая понятные только им одним сигналы, где-то за домом пел сверчок, шуршала трава у изгороди ― наверное, кошка забралась. Лев тяжело вздохнул. Яку подбадривающе похлопал его по колену. ― Грустная история. ― Да, ещё и рассказчик из меня хреновый, ― повинился Яку. ― А вот и нет! ― с жаром запротестовал Лев, вдруг раскрасневшись. Это было заметно даже в темноте, пока не успевшей загустеть окончательно. ― То есть, было интересно, я такого не знал. Поэтому подсолнухи всегда обращены к солнцу, да? Он тараторил так быстро, размахивал руками, что едва не спихнул Яку на землю, но успокоился быстро, взяв себя в руки. Всё чаще он замечал, что со Львом происходило что-то странное ― заболел, может? Последний раз Яку ему хорошо надрал уши за то, что он явился к нему мокрый как мышь, сбежавшая с тонущего корабля, хоть выжимай. Он и выжимал, попутно ругая за бестолковость, в который раз замечая, как на него пялятся ― не моргая, хищно ловя каждый жест и движение, словно высекая их в памяти. ― Да, считается, что поэтому. Но это только одна из версий. Если отринуть всю эту романтическую чепуху, то всё окажется гораздо проще: многие растения живут только благодаря солнцу, и гораздо приятнее купаться в его лучах, чем не делать этого. А ещё, ты знал что у почти каждой вещи и цветка в частности, есть свой скрытый смысл и не один, ― пояснил Яку, ― подсолнухи, например, символизируют рост, удачу и саму жизнь. Лев оторопело моргнул и прыснул, прикрыв рот ладонью. ― Теперь ясно почему ты их садишь ― уж что, а рост Яку-сану точно не помешает. Яку, грозно зарычав, подскочил к нему так быстро, как мог, вцепился в плечи хохочущего мальчишки, резко встряхнув. Паршивец не упускал ни одной возможности подшутить на эту тему и буквально упивался тем, как сильно это задевало Яку. Каждый новый раз, конечно, в меньшей степени, но всё равно достаточно сильно. ― Эй, не зарывайся, дылда, ― грозно прорычал он, приближая своё лицо. Лев, всё ещё хихикая, выставил вперёд ладони, сдаваясь и прося милости. ― Радуйся, что ты младше меня, так бы я тебе навалял. ― Как страшно, пощади, Яку-сан, ― закусывая губы, расплылся в совершенно счастливой улыбке Лев. Яку недовольно фыркнул, но отпустил, вернулся на своё место, успевшее остыть, нашарил в темноте куртку, вытащил пачку сигарет, отсаживаясь подальше. В присутствии Льва он старался не курить и вообще всячески прятать свою привычку, но с каждым разом становилось всё труднее и в итоге он сдался, признал свою слабость, получил короткую выволочку, не успев даже удивиться тому, что они поменялись ролями и теперь чихвостили его, пусть и за дело. Потянуло дымом; Лев громко чихнул, недовольно что-то загудев себе под нос. Он долго молчал, раздумывая над чем-то, следил за огоньком на конце сигареты, за клочками дыма, исчезающими в тёмном небе. ― Получается, что ты веришь в подобные штуки? ― Яку обернулся к нему. ― Ну, все эти скрытые значения и знаки? ― Не то чтобы, но я нахожу это занятным. А что? ― он расплылся в ехидной улыбке, сильно затягиваясь. ― Задумал что-то? Решил сообразить послание мне на языке цветов? Придётся тогда поискать для этого герань, гвоздику и немного лилий. Оранжевых. ― И что получится? ― насупился Лев, не совсем разобравшись к чему Яку клонит. Предчувствие у него было не самое лучшее. Яку отвернулся, затянулся, резко выдыхая. ― Ну, что-то вроде: «Ты меня бесишь, придурок. Ненавижу тебя». ― Но я не ненавижу тебя! ― с горячностью выкрикнул Лев, подскакивая на месте. С его плеч скатилась олимпийка, в которую он всё это время кутался. Он крепко сжал кулаки, уставившись на Яку, замершего с так и не донесённой до губ почти истлевшей до конца сигаретой. ― Ничуть не ненавижу, наоборот ты мне нравишься, я люблю проводить здесь время и… ― Спасибо, Лев. Спасибо, что ты сейчас здесь со мной. Яку затушил огонёк о доску, поднялся, поддавшись моменту и каким-то своим внутренним указаниям, выходящим за рамки того, что можно назвать «нормальным», порывисто обнял Льва, прижимаясь к нему, лицом утыкаясь в грудь. Они стояли так долго, по ощущениям целую вечность, убаюкиваемые шелестящими голосами ночи, шумами авто, проскакивающих перекрёсток вдалеке, и стуком собственных сердец, подстраивающихся друг под друга.***
Ближе к осени всегда становилось хуже. Внутренности сжимало железной когтистой лапой, раскалённой добела, сжигающей его изнутри и раздирающей всё в клочья. Ночами Яку корчился от боли, выблёвывал, как ему казалось, ошмётки собственных внутренностей, всякий раз с дрожью думая о том, что ещё рано, слишком рано, он не готов и не согласен. И каждый раз, будто в насмешку над его жалкими планами, белая раковина расцветала кровавыми цветками ликориса, напоминая о неизбежном конце. До самого утра Яку била дрожь, постоянно было холодно, не спасали ни одеяла, ни тёплые свитера, ни грелки. Лишь перед рассветом удавалось поспать, обессиленно провалиться в небытие на несколько часов и запасти хоть сколько-то сил на то, чтобы прожить день, прожить ещё немного. Ради себя, ради Льва. По выходным он приходил с самого утра и, если не был занят домашними делами, проводил с ним целый день, умудряясь и сделать уроки у него дома, всякий раз разжалобивая на помощь с домашкой, и вычитать новый рецепт печенья, упросив обязательно его испробовать, и даже поспать, устав от суетливого дня. Яку любил смотреть на него в такие моменты: он просто садился у дивана, устраивал голову на руках и смотрел, как дрожат его ресницы, как медленно вздымается грудная клетка, как морщится нос, когда на него садится какая-нибудь щекотная пылинка. Умиротворённый и спокойный, не влезающий на его диван целиком, Лев был просто очарователен. Может, он вздремнул бы и сегодня, но вот только его место уже было занято. ― Яку-сан, привет! ― он залетел в комнату, приветливо махнув рукой, с удивлением обнаруживая своего друга в постели. ― Ты всё ещё валяешься? Ну даёшь! Во взрослой жизни всё-таки есть свои плюсы. ― С самого утра шумишь, Лев, ― выдохнул Яку, прикрывая ладонями уши. Голова несмотря на то, что двигаться он старался как можно меньше, предательски гудела. ― Всё болит, просто кошмар какой-то… Лев подошёл поближе, присел на корточки перед диваном, холодными костяшками пальцев коснулся его щеки, ласково погладив и ехидно хихикнув. ― Признавайся, был на вечеринке? Яку нахмурился. ― С чего ты решил? ― Разве не все взрослые занимаются этим? ― он пожал плечами и огляделся. ― К тому же, у тебя тут как-то не прибрано, одежда как попало лежит, будто ты раздевался впопыхах. Яку с трудом поднял голову, огляделся. Прошлой ночью было паршиво, не так сильно, как обычно, но достаточно для того, чтобы по городу пошли слухи о том, что в старом доме на окраине живёт оборотень, каждую ночь воющий на звёзды ― луна, положим, есть не всегда, а вот звёзды хоть каждый день. Часть ночи он крутился в постели, часть, полосуя ногтями свою грудь и рёбра, в уборной, молясь лишь о том, чтобы дожить до утра, когда он сможет, наконец, немного поспать. Вышло точно так, как он хотел, только вот нашёл его Лев, про визит которого Яку совсем забыл. ― Все да не все, ― огрызнулся он, с трудом усаживаясь на диване, краем пледа укрывая истерзанную грудь. Если Лев заметит царапины, то точно решит, что ночка у него была горячая. ― Если тебе не сложно, принеси воды и подай вон те таблетки. Лев с готовностью поднялся на ноги, рванув на кухню. Зашуршала вода, в раковине задребезжали грязные ложки, оставшиеся со вчера. ― Тебе какие? ― спросил он, вернувшись в комнату со стаканом. ― Синенькие? ― Да, их, ― кивнул Яку, с благодарностью принимая воду и коробку с почти пустыми блистерами. Это плохо. Таблетки, позволяющие ему нормально жить, стоили чертовски дорого и, чтобы их заполучить, нужно сперва закончить с работой, к которой он даже не притрагивался в силу того, что днём обычно занят Львом, а ночью пытается не задушиться стульчаком и не размозжить собственную голову о край раковины. Яку тяжело вздохнул, выдавил одну таблетку, на этот раз решив не делить их надвое, как обычно ― сегодня ему нужна вся сила и энергия, какую он может выжать из своего тщедушного тела. Он быстро проглотил и запил лекарства, с силой потерев лицо ладонями. Пройдёт около получаса, прежде чем его ноги перестанут трястись, а кисель в голове затвердеет до обычного состояния мозга. В эти полчаса стоило бы занять Льва чем-нибудь, чтобы он не видел его таким беспомощным и жалким. ― Ты голодный? Там на плите оставалось карри, вчерашнее, конечно, но ты можешь поесть, если хочется. Мне нужно немного отойти, вчера кошмары заму… ― Яку-сан, не надо, ― Лев так и стоял поодаль, головы не поднимал и на него смотреть не решался. ― Не надо делать вид, что всё в порядке. Я знаю, что ты делаешь это, чтобы я не волновался, мы ведь стали так близки, стали друзьями, я понимаю, что ты не хочешь пугать меня, но не нужно, ладно? Ты болен. Можешь не отрицать, я знаю это, ты ведь во время нашей первой встречи кашлял, я с тех пор внимательно следил, но ты оказался хитрее меня, всё время прятался… Яку-сан, это нечестно, ― он поднял глаза, и Яку заметил, как влажно они блестят. Сердце дрогнуло и болезненно сжалось. Чтобы не тряслись губы, Яку закусил их, молча протянул руку ладонью вверх, прося его подойти. Лев подчинился, присел на корточки, а потом бухнулся на колени для удобства. Руку Яку он бережно принял, сжал пальцы, склонился над его ладонью. ― Не пойму одного: почему ты не лежишь в больнице, если тебе плохо? Тебе не хватает денег на доктора? Яку-сан, скажи честно: не хватает? Знаешь, я ведь мог бы тебе одолжить: бабули присылают немного денег мне на праздники, на дни рождения и новый год. Я привык их откладывать, делаю это лет с девяти. Сперва я копил на велик, но потом расхотел его и стал копить на поездку в Диснейленд, но как-то не задалось, а теперь делаю это просто по привычке ― всегда считал, что пригодится на какое-нибудь важное дело. Ты, Яку-сан ― важен для меня. Я могу помочь тебе, если нужно, то ты только… Договаривать Лев не стал. Он тихо шмыгнул носом и опустил голову. Яку заскрипел зубами. Дурак. Какой же он идиот. Зачем допустил, надо было прогнать его, ещё в тот раз, самый первый. Шугануть, как приблудившуюся псину, которую ты зачем-то решил погладить, подарив ложную надежду. Дурак, какой же он дурак. ― Нет. Твоей помощи я не приму, ― Яку протянул руку, кончиками пальцев смахивая с его лба чёлку. ― Как я в глаза тебе смотреть смогу, если возьму деньги? Сам-то подумай… Да и не в них дело. ― А в чём тогда? Яку плотно сжал губы. Рано или поздно ему придётся сказать, раз уж не смог уберечь от себя с самого начала. ― В том, что мне уже не помочь. Лев медленно поднял голову. По его виду было ясно, что он не верит, знает, что в словах Яку-сана только правда, неутешительная, жгучая, но верить в это не хочет. ― Что? Что ты такое говоришь, Яку-сан? ― он упрямо замотал головой, ловя его пальцы, сжимая их чуть крепче, чем следовало бы. Его слегка потряхивало, наверное, от нервов, но вида Лев старался не подавать, точно так же, как и обычно, пытался улыбаться, держался как мог, не давая истинным чувствам, своему страху и боли дрогнуть и перелиться через края горячими каплями. Он шмыгнул носом, свободной рукой вытер глаза. ― Конечно же, помочь! Что ты такое говоришь? Знаешь, даже если ты будешь против, я всё равно уведу тебя к доктору, и ты вылечишься! Пока что буду приглядывать за тобой, ясно? Вот подкоплю ещё немного и отведу тебя к лучшему доктору… Стоя на коленях перед диваном, крепко сжимая руку смертельно больного Яку Мориске, Лев бессильно лил слёзы. Ему казалось, что он понял это с самого начала, почувствовал каким-то образом, что всё не так просто, ещё даже не зная Яку-сана. Именно поэтому пришёл тогда снова, чтобы помочь и быть рядом. ― Договорились, ― тихо шепнул Яку, наклоняясь вперёд. Свободной рукой он обнял его за шею притягивая к себе. Под его ладонью Лев дрожал, понемногу начиная успокаиваться от чужого тепла и заботливых касаний. Он не хотел, чтобы всё вышло так, чтобы всё до этого дошло, и теперь придётся придумывать новый план отступления, который, наверняка, будет такой же провальный, как и первый. ― Правда? ― шмыгнул носом Лев, наконец успокоившись. ― Правда. Что за дурацкая привычка вечно переспрашивать? ― тихо рассмеялся Яку, незаметно утирая глаза о плечо. Он взял лицо Льва в свои ладони, поднял, осторожно вытер его, поправил волосы, не удержался и погладил по голове, протянув ему руку. ― Ну ладно, а теперь помоги-ка мне встать лучше. Покормлю тебя, а то пока добрался, поди успел проголодаться, да? Кстати, как прошёл твой тест по английскому? Не завалил? Не зря я тебя шпынял? Пока Яку быстро накидывал футболку, сыпля вопросами один за другим, лишь бы отойти подальше от неприятной и сложной темы, Лев стоял поодаль, всё ещё думая над его словами. Только когда пауза затянулась и его окликнули, он тихо пробормотал: ― А? Да… Я сдал, спасибо за помощь, Яку-сан. Лев нахмурился, собирался было спросить что-то ещё, вернуться к тревожащей его теме, но сделать этого не успел. Яку вцепился в его запястье, минуя разбросанные вещи на полу, повёл в кухню. ― Я устал с этим жить, ― вдруг сказал он. ― Так что давай не будем говорить об этом хотя бы в те немногие моменты, когда я счастлив, хорошо? Яку обернулся, широко улыбнувшись. Внутри всё болело, дрожало и опасно раскачивалось, таблетки всё ещё не начали действовать во всю силу, наверное, уже и не смогут полностью замаскировать боль и позволить жить обычно, но было кое-что ещё, последнее средство, гораздо сильнее горсти любых антибиотиков. ― Я понял, не будем, ― кивнул Лев, шумно выдыхая. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вернуть свой привычный благодушный настрой. ― Кстати, Яку-сан, а знаешь… Всё-таки кое-какую тему в тесте я так и не понял до конца, ты поможешь мне?.. Яку благодарно улыбнулся, потянув его вперёд. ― С удовольствием, Лев. Оставшийся день пролетел незаметно. В этот раз на ночь Лев оставаться не собирался, но сказал, что посидит допоздна ― родители отправились в гости, так что вернуться можно хоть за полночь, никто и слова не скажет. Яку был решительно против, начав выгонять его домой ещё с первыми намёками на сгущающиеся сумерки, но за час своих стараний смог выпроводить Льва разве что до порога. Погода стояла тёплая, к концу лета темнело раньше и в девятом часу вечера уже клубилась у земли густая темень, а на небе загорались первые звёзды. ― А вот ещё что!.. ― Да когда же ты уймёшься? ― в шутку вспылил Яку, спихивая его с террасы на землю. Лев тихо хихикнул, озорно высунув язык. ― Временами ты ничуть не хуже репея, Лев. Как вцепишься… Он потёр лицо, смущённо заулыбавшись. Вразрез словам, сердце радовалось ― день получился отличный. Они много болтали, разобрались с домашкой, которую Лев притащил с собой, прекрасно зная, что тут ему обязательно с ней помогут, уничтожили остатки карри и наготовили огромную кастрюлю мисо, перебрав с солью, сожгли попкорн, который собирались сделать для совместного просмотра фильма и, несмотря на это, всё-таки оценили недавнюю новинку, которую кто-то из одноклассников посоветовал Льву. Жутковатый ужастик с кучей кровищи из-за которой Лев постоянно нервничал, с каждой минутой придвигаясь всё ближе, в конце фильма уже без стеснения цепляясь за Яку, который, впрочем, против не был ― его постоянно морозило и отказываться от удовольствия посидеть с кем-то тёплым бок о бок было просто глупостью. ― Мне просто не хочется уходить, ― заулыбался Лев, пряча руки за спиной. Он задрал голову, присмотрелся к небу, подмечая первые звёзды. ― Яку-сан, скажи, почему ты всё время пытаешься держать меня на расстоянии? Почему не разрешаешь поддержать тебя? В самый первый раз ты вообще прогнал меня, был так сердит. Тогда я подумал, что ты просто не любишь гостей: это можно понять, я ведь завалился без спроса. Потом выяснилось, что ты не такой уж и нелюдимый, иначе я бы не бывал у тебя почти каждый день. И пусть мы подружились, но ты всё равно держишься в стороне. Я всё никак не пойму, почему ты… ― Потому что все, кого я встречаю, в конечном итоге уходят. Моя это вина или наша общая, но так происходило всегда. Это больно, знаешь ли. Я устал от этого, поэтому предпочитал долгое время держаться на расстоянии от людей, не подпускать к себе никого и не допускать, чтобы меня кто-то беспокоил, ― тихо ответил Яку, спускаясь с террасы на землю. Он глухо усмехнулся, спрятал лицо за ладонью, помотав головой. ― Так по-детски ― бояться, что тебе сделают больно. Но когда это происходит в двадцатый, тридцатый раз уже не смешно, уже думаешь, что проще спрятаться от всех. Под ботинками Льва заскрипели маленькие камешки. Он подошёл ближе, нависнув над Яку. ― Но ведь я не собирался, ни за что бы не покинул тебя! ― решительно заявил он, резко прикусив язык, стоило ему увидеть печальное лицо Яку, поднявшего на него глаза. Он улыбнулся, подошёл вплотную, лицом ткнулся в грудь Льва, просовывая свои руки под его, обнимая, цепляясь за футболку на спине. Лев растерянно поднял руки, не зная, что делать: отодвинуть от себя или обнять в ответ. Последнее время Яку-сан касался чаще, искал у него тепла, как-то странно улыбался, когда он не отнимал руки и не отодвигался. ― Я знаю каково это, когда вдруг исчезает человек, с которым ты виделся буквально каждый день, ― Яку говорил глухо, слова давались с трудом, но произнести их он собирался во что бы то ни стало. Вряд ли Лев поймёт и захочет понимать его опасения ― он слишком привязался. ― И я знаю, что следующим уйду я. Мне не хочется, чтобы кто-то испытал то же самое, что и я много раз. Мне не хочется, чтобы тебе было плохо. Но уже поздно. Я пытался прогнать тебя, когда ты, наслушавшись россказней, полез меня «спасать» от меня же. Я тогда думал о том, какой же ты дурень, раз так бесстрашно лезешь в логово чудища: неужели этот дом и моя ругань тебя не отпугнули? Меня это так разозлило. А когда ты сказал, что наваляешь тому, кто принуждает меня к чему-то, я понял, что дурак тут только один ― я. Дурак, который с первого раза попался на удочку. Я делал вид, что не замечаю, что не жду, но стоило увидеть твои глаза, как я понял, что ты придёшь снова и что я не смогу отказаться от кого-то настолько потрясающего. ― По… Потрясающего? ― шепнул Лев, осторожно опуская ладони на его плечи. Яку вздрогнул, прижался крепче, лицом потеревшись о его футболку. Было тепло и уютно, усталость совсем не чувствовалась. ― Ты удивительно напорист, зачастую прямолинеен, излишне любопытен, но это лучшее, что в тебе есть. Но, по правде, это лишь маленькая часть ― именно это зацепило меня лично. Ты потрясающий, Лев. Я даже подумать не мог, что бывают такие люди. Каждый раз, когда ты приходишь, мне становится лучше. Знаешь, я думал, что не доживу до осени, но погляди ― уже конец августа. Может, получится прожить до весны?.. Лев громко заскрежетал зубами, крепко стиснул Яку, носом утыкаясь в его макушку. ― Не говори так, Яку-сан, ― зашептал он, давя тихие всхлипы, прорывающиеся наружу. ― Что ещё за «может»? Конечно доживёшь! Будет зима, а потом весна, мы посадим целую кучу подсолнухов, будем поливать их, станем дурачиться, есть мороженое, загорим и починим дырявую крышу. Яку-сан. Мы с тобой будем. Яку тихо усмехнулся, отпустил его, выпутываясь из плена рук. Лев склонился над ним, снова делал вид, что вовсе не ревёт, что нет никаких проблем. Яку криво улыбнулся, протянул руки, взял его лицо в ладони, заставляя его наклониться к себе ближе. ― Знаешь, с тобой бесполезно спорить, ― он коснулся его лба своим прикрывая глаза. На спину, прогоняя страх и дрожь, легли ладони Льва, согревая своим теплом. ― Это тоже мне нравится в тебе.***
― Яку-сан? Яку-сан… Ты где? Лев просунул голову в щель между дверью и стеной, огляделся. В последнее время в доме царила тишина, слышен был лишь гул неспящего холодильника. Хозяина дома всё чаще можно было найти на диване или в кресле, свернувшегося в клубок, беспокойно спящего под двумя одеялами. Этот раз исключением не стал, и Лев бесшумно подобрался поближе, присел на корточки, бережно отогнув край одеяла, которым укрылся Яку-сан. От света он сразу же поморщился, его веки задрожали и приоткрылись. ― М-м-м… Привет, ― улыбнулся он, слегка нахмурившись, как только начал шевелиться, пытаясь вытянуться. Лев обеспокоенно оглядел его: в этот раз вроде бы всё было в порядке, конечно, если настолько разбитое состояние можно называть «порядком». Уже дважды он находил его в крайне плачевном состоянии: один раз с пугающим жаром, когда уехал на пару дней погостить у бабушки, а второй раз совсем обессилившего ― у Льва тогда как раз была неделя проверки в школе, куча работы и всяческих проектов свалилась на него, времени на хождение в гости не было и, как оказалось, Яку-сан всё это время питался как попало, просто ссылаясь на то, что нет аппетита. ― Как ты себя чувствуешь? ― Лев погладил тусклые отросшие волосы, с замиранием сердца наблюдая за тем, как Яку-сан тянется к его рукам, подставляет голову под поглаживания, с наслаждением прикрывая глаза. ― Может, всё-таки сводить тебя к доктору? Яку нахмурился и помотал головой. Это они уже проходили, умудрившись на этой теме рассориться и не разговаривать друг с другом почти пять дней. ― Не нужно, я просто устал. Утром возился в саду, срезал сухую траву, а то замучила, сил никаких нет, толком не пройдёшь, всё время за ноги цепляется, ― в доказательство он показал свои ладони, осаднённые в нескольких местах от сухой колючей травы. ― Как школа? Лев опустил голову. Ему хотелось прямо сейчас спеленать Яку-сана и утащить против его воли к кому-нибудь, кто мог ему помочь. Он похудел, стал бледнее, тени под глазами больше не исчезали, губы часто кровоточили, а дыхание стало совсем тяжёлым. Приступы кашля случались всё чаще, всякий раз заканчиваясь слабостью и каплями крови на полу и ладонях. Лев знал к чему всё шло, мужественно принимал и понимал, раскусив характер Яку-сана, его упрямое нежелание лечиться, и пытался помогать хоть как-то, просто быть рядом так часто, как это возможно. Но до чего же сильно его раздражало то, что он пытался делать вид, что всё в порядке, когда ни черта не в порядке! Он знал, что Яку-сан не хочет делать больно, крепится, хотя внутри у него сущий кавардак, хотя ему самому страшно закрывать глаза каждую ночь, прекрасно зная, что она может стать последней. Повлиять уже никак не получалось, он принял решение задолго до знакомства с ним, теперь лелея мечту остаться чуть подольше, чтобы Льву не было грустно. ― В школе всё нормально, меня опять похвалили, а всё твоя заслуга, ― криво улыбнулся Лев, помогая ему сесть. Оказавшись без одеял, Яку сразу же задрожал, и Лев быстро потянулся вперёд, взявшись его укутывать. ― Кстати, я к тебе не с пустыми руками! И с новостями. ― Оу, правда? ― Яку мысленно чертыхнулся, с удовольствием вжимая голову в плечи, прячась по самый нос в одеяльный тёплый кокон. Лев уселся рядом, обнял его и прижал к себе, школьную сумку поставив рядом. От неё шёл яркий запах шоколада, дразнящий ноздри. ― Твоя мама опять передала гостинец? Я должен познакомиться с ней, ведь именно благодаря её заботе я набрал лишние пару кило. Но это неплохо даже, неплохо. Он прикрыл глаза, приваливаясь к плечу Льва, который о чём-то раздумывал, явно нервничая. ― Да, мама кексики передала, попозже поставим чайник. Слушай, Яку-сан, ― он неловко потёр затылок, поворачивая к нему голову. ― Мне придётся на неделю уехать из города, я не смогу приходить к тебе. Ты как, справишься один? Яку недовольно нахмурился, едко протянув: ― Ты за кого меня держишь, мелочь? ― Лев тихо хихикнул, порадовавшись возвращению ворчливого и такого живого Яку-сана. ― Само собой справлюсь, мне лет-то сколько? Не помру уж до твоего возвращения. Лев неприятно поморщился, дёрнулся, но на последнюю реплику реагировать не стал. ― Просто я буду скучать, вот и волнуюсь немного, как ты тут… ― попытался выкрутиться он. ― Всё время как-то «тут» я справлялся, ― насупился, будто бы обидевшись взаправду, Яку. ― К твоему приезду успею с садом закончить, приведу двор в порядок. Ты видел, подсолнухи почти засохли? Всего пара зелёных осталась, надо убрать, семечки выковырять, чтобы на следующий год было что сажать. Хочу в следующем году засадить их по всему периметру ряда в два, чтобы как забор были. Да и сам забор тоже починить, а то он ужасно выглядит, ржавая развалюха… Ох, Лев, ты чего? Яку сдавленно крякнул, когда Лев крепко стиснул его в своих объятиях, кончиком холодного носа ткнувшись в шею. ― Ничего, просто приятно слышать, что у тебя столько планов, ― улыбнулся он, ослабляя захват. ― Когда я вернусь, то обязательно помогу с делами. ― Договорились, ― кивнул Яку, взявшись выбираться из одеял. Он медленно поднялся, поманил за собой Льва, слегка покачиваясь, пошёл в сторону кухни. ― А, кстати говоря, куда ты намылился? ― А это та самая новость, ― он перегнал Яку, остановил его, и радостно выпалил: ― На большой конкурс пригласили! Ты представляешь, это ведь всё после того сочинения, которое ты помог мне написать! Только вот он далеко проводится, в другом городе. Придётся оставаться там, учителя настояли… Не хотел бы я надолго уезжать, но ничего не поделать. ― Да брось, ничего не произойдёт, ― попытался успокоить Яку. ― Езжай спокойно, отдохнёшь от меня. ― Скажешь тоже, Яку-сан!..***
Он заметил его ещё издалека, и не мудрено ― попробуй прогляди несущуюся на всех парах белобрысую дылду, весело размахивающую оглоблей. ― С возвращением… Я ждал тебя, Лев, ― как только он ворвался во двор и с трудом затормозил, пятками дырявя подмёрзшую землю, Яку улыбнулся, склонив голову набок. ― Я… Дома… Яку-сан! Лев запыхался, согнулся пополам, уперев ладони в колени. Долгих минут пять он пытался отдышаться и прийти в себя после, судя по всему, впечатлительной пробежки прямиком от автобусной остановки до его дома. ― И какая нужда была так нестись? ― рассмеялся Яку, поднимаясь на ноги и придерживаясь за источенную термитами балку. Он подошёл ближе, ласково растрепал волосы Льва, нагнулся к нему, на пару секунд прижимаясь к растрёпанной макушке щекой, пока этот чудик всё ещё переводил дыхание. Яку потянул носом, чувствуя, как по телу расползается тепло или что-то очень на него похожее ― сразу стало так спокойно, уютно, так как раньше, когда верилось, что всё будет хорошо ещё очень-очень долго. ― Я так соскучился по тебе. Лев вздрогнул, резко выпрямился, восторженно вытаращившись на него. Говорить ничего он не стал, просто сграбастал в охапку, крепко прижимая к себе. Яку тихо крякнул, шутливо ущипнул за ухо, требуя ослабить хватку. Ему и правда было больно, сейчас особенно, а ещё он боялся, что Лев, прижимаясь слишком сильно, поймёт, что он снова сбавил в весе. Спасти должна была толстовка и несколько футболок под ней, скрывающие его пугающие торчащие рёбра и впалый живот, но у Льва обычно чуйка на подобные изменения. ― Я тоже очень соскучился, Яку-сан, ― радостно заявил мальчишка, наконец, его отпуская. Кажется, он не понял, можно вздохнуть с облегчением. ― Ты какой-то бледный или мне кажется? Как дела? У тебя всё хорошо? Яку прикусил губу, тут же пожалев, что сделал это ― на языке загорчило от крови. Он быстро облизнулся, улыбнулся и кивнул, как можно более беззаботно. ― Само собой. Ты приехал, так и вообще теперь всё отлично будет. Я редко на улицу выходил последние дни, отвык от солнца. Да и холодно было, особо не погуляешь, успел закончить с работой до дождей и то хорошо, ― он махнул на очищенный от травы двор и оставшиеся стоять неубранными засохшие подсолнухи, склонившие головки к земле. ― А как твой конкурс прошёл? Глаза Льва восторженно заблестели. ― Очень хорошо! Мне так много тебе надо рассказать. Пойдём в дом или тут посидим? ― В дом, ― кивнул Яку, зябко поёжившись. ― Тут прохладно, тебе так не кажется? Лев удивился, но ничего не сказал. Он поднял с земли свои вещи и отправился за Яку, который как-то совсем уж медленно преодолевал расстояние, что разделяло их любимый уголок на террасе и входную дверь. Перед тем как войти, Лев присмотрелся к небу ― собирались тучи и солнце постепенно пряталось за ними, но даже несмотря на это на улице было довольно тепло, с чего Яку-сан закутался так сильно, да ещё и заявил, что «прохладно»? Пока они устраивались, Яку делился последними новостями, в основном доложившись о том, как питался и спал в эти дни, сколько раз выбирался в магазин и как себя чувствовал. Вскипел чайник и в пустую плетёную корзинку было торжественно возложено печенье, которое Яку сразу же придвинул ко Льву, сам даже не притронувшись к сладкому. ― Ну а теперь твоя очередь: как всё прошло? ― он уселся напротив Льва, захрустевшего успевшим зачерстветь угощением. ― Просто отлично! ― с набитым ртом отозвался мальчишка, роняя на стол крошки. ― Раньше мне не доводилось так надолго уезжать из города, ну разве что к бабушке, но так это не считается. Нас поселили в огромной гостинице, я впервые такую видел: много-много этажей и вид хороший, на реку, мне нравилось по вечерам смотреть с балкона как садится солнце. Жаль, что тебя не было в тот момент со мной — это очень красиво! Я сделал фото, потом могу показать, если захочешь. Яку согласно покивал ― он хотел. Хотел как можно больше запечатлеть напоследок, увидеть всякого Льва: фотографа-любителя, любующегося закатом; прилежного ученика, зачитывающего своё сочинение; простачка из маленького городка, впервые увидевшего что-то отличное от его привычной действительности. Ему нужно было больше, и он с удовольствием выспрашивал у Льва разные незначительные мелочи, записывая в памяти, что яичнице лучше предпочесть омлет, а мятные конфетки помогают совладать с волнением перед выступлением на сцене. Лев всё рассказывал и рассказывал, прерываясь только для того, чтобы смочить горло и отхлебнуть чая. ― Церемония открытия была такая красивая, хотя мне обе понравились ― организаторы постарались на славу. — Значит, не жалеешь, что съездил? ― подытоживая восторженный рассказ Льва, спросил Яку. Мальчишка быстро закрутил головой и запихнул в рот печенье, довольно загудев: ― Нет, конечно! Было очень интересно, я подобного никогда не испытывал. Единственное, о чём жалею, что не смог взять тебя с собой. Знаешь, если бы ты сидел в зале, и я знал об этом, то, наверное, мне не было бы так страшно выступать на сцене. Яку грустно улыбнулся, склонил голову. Внутри всё болело, сердце стискивало и раздавливало невидимой рукой, а в голове набатом звучал приказ, свой собственный ли, чужой ли ― Яку не знал, но боялся его исполнить, малодушно надеясь, что всё ещё будет в порядке. ― Прости, что подвёл тебя. Лев замер, не донеся печенье до рта. ― Что? Глупости какие, Яку-сан! Это ведь школьное мероприятие, а ты не школьник, хотя мог бы им притвориться, и выглядишь молодо и рост подходящий, сошёл бы за младшеклашку. ― Лев тихо захихикал, увернувшись от полетевшей в него скомканной салфетки. ― Шучу-шучу. Если было бы можно, то я сразу бы предложил тебе поехать со мной, но не разрешали… К тому же, ты столько всего сделал: и во дворе порядок навёл, и дома так чисто. Остался только забор, да? Я тебе помогу, как и обещал! ― Это хорошо, спасибо, ― кивнул Яку, опуская голову. Он закусил губы, снова слегка раскровив их, облизнулся и тихо спросил: ― Ты ко мне надолго? Лев отставил чашку, задумчиво потёр подбородок и пожал плечами. ― Я только с автобуса, ещё дома не был, видишь, даже со всеми вещами, ― он махнул на оставшиеся у порога сумки и рюкзак. ― Очень хотелось сперва увидеться с тобой. Я думал, что посижу ещё немного и пойду домой, маму с сестрой навещу, отпрошусь у них и на ночь вернусь к тебе, устроим посиделки, как раньше, а вечером выберемся посмотреть на звёзды, если тучи разойдутся. Как ты на это смотришь? Яку замолчал надолго. Он хотел, чтобы Лев остался и в то же время хотел, чтобы он ушёл и не возвращался совсем. Предчувствие того, что скоро всё это закончится, появилось несколько дней назад. Вдруг стало легко: ничего не болело, словно его организм внезапно одумался и вчерашние ночные бдения в уборной были не более чем кровавым кошмарным сном, а не реальностью. Аппетит пропал и Яку обходился только водой, в какой-то момент осознав, что всё ― вот он конец. Страха не было, ― жаль было раскуроченную любимую кружку, Лев притащил как-то в подарок, ― только облегчение. Единственным желанием осталось напоследок увидеться со Львом, а потом уйти куда-нибудь, прямо как коты, чтобы никто не видел его жалкого конца. И вот теперь, они увиделись, встретились после недельной разлуки, показавшейся целой вечностью, и Яку как никогда сильно ощутил то, что он не готов, что он не хочет и не согласен принимать действительность. ― Вроде хорошая идея, ― наконец откликнулся он, пряча от Льва взгляд. Глаза ему застилала радость встречи, одолевающие его тёплые чувства, так что он не замечал странного поведения своего друга. ― Я дождусь тебя. ― Договорились, ― радостно покивал Лев, поднимаясь со стула. Он задумчиво осмотрел Яку, кажется, что-то для себя отметив, и тихо спросил: ― Точно всё хорошо? Ты сегодня какой-то совсем тихий, сам на себя не похож, Яку-сан. ― Да всё отлично, не переживай, ― натянуто улыбнулся Яку, следом за Львом поднимаясь на ноги. ― Давай, ступай, тебя уже ждут должно быть. Мальчишка недовольно нахохлился, сделал вид, что обиделся, но долго гримасничать не смог ― слишком радостно было на душе, а на все тревожные звоночки внимания он старался не обращать. ― Хорошо, тогда я быстренько. О, кстати, чуть не забыл!.. ― Он присел на корточки возле своих вещей, сунул руку в рюкзак. Рылся в вещах он долго, уже начав смущённо розоветь, когда под руку попадались, как назло, то какие-то его вещи, то бельё, то миленькая ручка с зайчиком, которую ему сунула сестра, заверив, что она счастливая. Наконец Лев нащупал что-то и с громким: «Попалась!» вытащил небольшой пакетик, протянув его Яку. — Вот, это для тебя. Это небольшой подарок в знак благодарности. Мне захотелось, чтобы это осталось у тебя. Яку осторожно принял пакетик и пока Лев взваливал на плечи свой рюкзак и подбирал сумку, открыл его, осторожно вытряхнув на руку его содержимое. Это оказалась небольшая, вырезанная из камня фигурка спящего кота, свернувшегося в клубок. Несмотря на небольшой размер, выражение умиротворения на мордашке отчётливо было видно, как и сложенные лапы, хвост и пушистый живот. Искусная работа, кропотливая и красивая, и цвет такой потрясающий… ― Этот камень точь-в-точь как ты, Лев, ― шепнул Яку, кончиком пальца погладив бирюзовую спинку кота. ― Как твои глаза. Мальчишка смутился, раскраснелся от удовольствия и с важным видом пояснил. ― Это бирюза, ― он смотрел как-то странно, будто с намёком. ― Я подбирал цвет не специально, ты не подумай, мне просто понравилась сама фигурка. А тебе… Тебе нравится? Яку улыбнулся. Бирюза, да? Признание в его стиле, ничего не скажешь. И ведь запомнил, пройдоха, что он ценит всё эти скрытые смыслы и прочее. Но уж лучше бы оранжевые лилии, чем это. ― Очень. Спасибо, ― он подошёл ближе. ― За подарок и всё остальное. ― Я рад, ― Лев наклонился, без ошибки понимая, что Яку хочет обнять его. ― Знаешь, Яку-сан, я всегда хотел сказать, что ты мне… Яку быстро накрыл его губы ладонью и качнул головой. Лев нахмурился, не сразу сообразив почему он не хочет этого слышать. ― Не нужно ничего говорить, я это и так знаю, ― пояснил он, ласково погладив по щеке. Яку отнял ладонь, потянулся вперёд, почувствовав на своих губах дыхание Льва, горячее, нетерпеливое и живое. Живое. Он тихо хмыкнул, кончиком носа потеревшись о нос Льва. ― Иди. Уходи, Лев. От отпустил, развернулся, крепче сжимая в кулаке котика из бирюзы, надеясь получить у него хоть сколько-то сил, чтобы не сорваться и не совершить ещё одну ошибку. Льву не нужны поцелуи со смертником, ему нужно жить дальше, строить по кирпичику свою судьбу, а ему, Яку, путь остался только один. ― Снова прогоняешь меня? ― тоскливо окликнул его Лев, всё ещё стоя на пороге. ― Я люблю тебя, Яку-сан, всем сердцем люблю. И буду до самой смерти любить. До встречи, Яку-сан!.. Дверь за ним пронзительно заскрипела, захлопнулась. Яку обессиленно свалился на колени, сжался в комок, впервые за последние несколько дней вновь чувствуя себя живым и способным на последнее, что он может сделать для Льва.***
Сквозь прутья проржавевшего забора высовываются засохшие шапки подсолнухов, лениво покачиваясь на ветру. Лев стоит спиной к дому, смотрит на них, не замечая, краем уха слушает, яростно прислушивается к шуму полившего внезапно дождя, к шорохам внутри. Крыша старого дома гудит, протяжно стонет, грозит развалиться и обрушиться внутрь. Лев мечтает об этом, надеется, что эта трухлявая развалюха рухнет и погребёт его под собой, но дом не сдаётся, крепится и держится, в отличие от него, жить больше не желающего. Яку-сана нет. Он ушёл, и в доме стоит мёртвая тишина. Лев не успел, вернулся слишком поздно и не смог застать его, обнаружив на столе короткую записку. Бумага тает, опадает хлопьями у него из пальцев, пачкая ладонь чернилами, въедающимися в кожу. Сохранять её он не стал, высек слова в памяти: ответное признание, написанное на волнистой бумаге дрожащей рукой, и целый океан заботы ― просьба о том, чтобы он берёг себя, хорошо питался, много спал и чтобы жил. Очень в его стиле. Дождь усилился. Земля вокруг дома моментально раскисла, смыла все следы. Лев медленно пошёл вперёд, нетвёрдо, каждый новый шаг переживая новым всплеском острой боли, полосующей его сердце. Всё это к лучшему, всё-таки к лучшему. Яку-сан остался верен себе до самого конца. Гордый маленький человек, не пожелавший показать своей слабости, не захотевший сделать ещё больнее. «Нужно было прогнать тебя ещё в тот раз», ― написал он в конце, несколько раз перечеркнув последние строчки. «Я рад что встретил тебя», ― вместо постскриптума, как ещё одно признание. У самой изгороди Лев оборачивается, глотая злые, бессильные слёзы, смешанные с дождём. ― Теперь тебя никто не побеспокоит, ― выдыхает он, с трудом заставляя себя улыбнуться. ― Я буду жить, как ты и просил. С террасы дома ему улыбается Яку-сан, сжимающий в руке спящего котёнка из бирюзы. Через мгновение он исчезает, и шелест дождя прорезает жуткий вой.