***
― А вот и он, вот он ― мой лучший друг! ― Некомата, пьяно скалясь, весело отсалютовал распахнутой двери и человеку, стоящему в её проёме, прямо под всё ещё позвякивающим колокольчиком. Сидящая рядом с ним развязно одетая девица весело захихикала, подняла свою пиалу, громко чокнулась с Некоматой и залпом уничтожила свою выпивку, весело взвизгнув от крепости алкоголя. Некомата проделал то же самое, разве что визжать не стал, зато разразился новой тирадой, как только Укай, тяжело и явно неохотно, подошёл ближе, поравнявшись с местами, где они сидели. ― Иккей, старина, сколько мы не виделись? Уже месяца два прошло? Знаешь, а я скучал… ― он быстыже улыбнулся, обернулся к девице, подтягивающей сползающий облегающий топ и неряшливо указал себе за спину: ― Мако-чан, это мой друг и соперник, мы в старшей школе знаешь как с ним отжигали? У-у-у! Кстати, присмотрись к нему: отличный парень, ну настоящее золото!.. Девица оценивающе оглядела Укая и пьяно захихикала, прикрывая рот ладошкой. Она пихнула Некомату в бок, как раз в тот момент, когда он пытался опрокинуть очередную стопку. Выпивка выплеснулась из пиалы, заляпав ему штаны некрасивыми пятнами. ― Фуми-чан, вечно ты так: сватаешь меня первому встречному! ― она снова обернулась, собираясь обворожительно стрельнуть глазками в парня-золото, но не тут-то было. Укай выглядел злым, наверное, он даже был в ярости, чего скрывать не стал. Девушка дурой явно не была, сразу поняла, что в его взгляде кроется совсем уж очевидный посыл. Она быстро собрала вещи, схватила сумочку и сползла со стула, тихо проблеяв: ― Фуми-чан… Знаешь, мне на сегодня хватит. Раз уж пришёл твой приятель то я вас, мальчики, оставлю одних, а сама домой, завтра ещё в колледж, если не появлюсь ― сенсеи меня заставят сделать сеппуку. ― Дурёха, женщины не делали сеппуку, ― фыркнул Некомата, без тени сожаления провожая её взглядом. Его сейчас куда как сильнее интересовала оставшаяся ему выпивка, владел которой он теперь безраздельно. ― Ладно, бывай, Мако-чан, позже увидимся! Девушка быстро ответила что-то насчёт того, что она будет первой в своём роде и, наскоро попрощавшись, прошмыгнула мимо закипающего Укая, быстро смывшись из бара. Некомата не удостоил её и взглядом, зато вот на старого друга уставился: пьяно смотрел на него, чему-то улыбался, не забыв подметить, что за два года после окончания старшей Укай стал ещё симпатичнее: наконец перестал стричь волосы под ноль и отрастил приличную копну чёрных, как вороново крыло, стоящих торчком, волос. Он окреп, вытянулся сильнее, раздался вширь в груди и плечах, возмужал. Его красила даже эта его всепоглощающая злость: угрожающий блеск в глазах ненормально будоражил кровь, нахмуренные брови и складка между ними почему-то веселили, а плотно сжатые губы нестерпимо хотелось лизнуть, широко провести по ним языком, раздвинуть их и как следует поцеловать его, чтобы до трясущихся ног. Некомата облизнулся, отвернулся и, чтобы хоть как-то утихомириться, залпом выпил новую пиалу. Он махнул рукой на соседний стул, хрипло попросив: ― Хватит уже сверлить меня взглядом и топтаться над душой. Садись, Иккей, давай выпьем. ― Ты не думаешь, что тебе уже достаточно? ― строго заметил Укай, присаживаясь на краешек стула. ― И какого чёрта ты вообще меня сюда приплёл? Знаешь же, что я не пью. ― Да-да, ты у нас трезвенник, я не забыл, ― нервно отмахнулся Некомата. ― Но это же не значит, что ты не можешь составить мне компанию, а? Укай снова поморщился, знаком дав понять бармену, что ему ничего не нужно. ― Может, и могу, но я не хочу. Если ты хочешь поговорить, то давай сделаем это не здесь, ― он осторожно потянул Некомату за рукав. ― Идём, я забираю тебя отсюда… ― А я не пойду! ― запротестовал Некомата, вдруг раздухарившись: он опрокинул посуду, но так на их счастье не разбилась, а выпивка практически не пролилась ― её попросту не осталось к тому моменту. Резко всплеснул руками, едва ли не завалившись на спину, и это случилось, если бы не цепкая рука друга, вцепившаяся ему за шиворот. ― Чёрт, ведёшь себя как дитё малое, самому не стыдно? ― понизил голос до хриплого шёпота Укай, опаляя дыханием чужое ухо и шею. ― Вставай, Ясуфуми, мы уходим. Извините!.. Дайте пожалуйста расчёт, я заплачу за всё, что заказывал этот пьяница… ― Не пойду! ― запротестовал Некомата, для верности вцепляясь в барную стойку. ― Не пойду-не пойду! Я не хочу, не хочу идти домой!.. Иккей… ― он тихо шмыгнул, поднимая беспомощный взгляд. ― Я… Иккей, моя девушка… Она беременна. Хватка Укая мгновенно ослабла, чужой воротник рубашки скользнул из пальцев, рука плетью повисла по швам. Слова внезапного признания прозвучали между ними как гром, оглушивший обоих разом. ― Что? ― сперва не поверил Укай. ― Беременна? Ты шутишь? ― Некомата не шутил, совершенно точно не шутил, а ещё он не знал, что делать. ― Ладно, вставай. Ясуфуми, вставай, я отведу тебя домой. Некомата испуганно уставился на него. ― К ней? Укай покачал головой. Он молча достал несколько купюр, жестом извинившись за то, что размена нет и остальное можно оставить себе. ― Нет, ко мне, ― вздохнул Укай почти в то же время, что и Некомата, явно расслабившийся от таких новостей. ― Идём, тебе нужно успокоиться и протрезветь, а потом ты мне расскажешь всё, что потребуется. Некомата на этот раз сопротивляться не стал, поднялся со стула, засеменив в сторону выхода. У самого порога он молча протянул руку, взглядом умоляя её взять. На улице было темно, а Укай не мог сопротивляться ― бояться было нечего и он мягко вплёл свои пальцы в его, на секунду ощутив как по телу расползается живое тепло его рук, грубоватых, стёсанных волейболом, никак не подходящих женским нежным ладошкам.***
В квартире было темно и тихо. Укай ещё не успел здесь обжиться, он считал, что ему это и незачем: в Токио он не задержится надолго, отучится как-нибудь, ещё пару лет пробудет тут, а если ничего не срастётся, то вернётся домой, займётся чем-нибудь на родной земле, может, наконец забудет о том, что мешает спокойно спать ночами и остепенится. Некомата двигался по его дому бесшумно, как кошачье приведение, не уронив ни одной коробки, не задев полочки для обуви, которую и сам хозяин квартиры нет-нет, да ронял, порой с пугающей частотой, даже будучи полностью трезвым. Нашарив в темноте кресло, Некомата плюхнулся в него, удобно устроился и нахохлился, всем своим видом давая знать, что настроен враждебно ко всякого рода противным расспросам. Укай нерешительно топтался рядом. Он долго думал стоит заводить разговор или нет, но в итоге всё-таки решил, что хочет всё знать, хотя его и коробило только от одной мысли, что у Ясуфуми будет ребёнок. ― Так… Получается, что это Мако-чан или как там её, та что была в баре? ― издалека начал он, присев на краешек дивана напротив. Некомата повернул голову в его сторону, громко фыркнул и махнул рукой. ― А? Да нет, она просто подруга. Укай удовлетворённо кивнул. С его девушкой он знаком не был ― сам не хотел этого и Ясуфуми почему-то не спешил их познакомить, похоже, руководствуясь тем же, чем и старый приятель. Но даже то, что он её не знал, не помешало Укаю засомневаться в том что произошло: может, это было сделано нарочно? А что? Некомата хорош собой, умён и в целом в жизни не пропадёт, а если уж и вляпается в неприятности, то у него просто отличная семья, готовая прийти на выручку своему бестолковому отпрыску ― кто откажется от возможности связать себя узами с подобным человеком? ― Ясно. И что, уже большой срок? Давно ты узнал? ― Некомата качнул головой, опуская её. Укай задумчиво хмыкнул. ― Что думаешь делать? Заскрипело кресло, послышался едкий смешок и следом за ним голос Некоматы: ― Иккей, по-твоему, я бы сидел в баре в компании разнузданной девчонки и напивался бы, если знал, что делать? ― не стесняясь капать ядом, просипел Некомата. ―Да я без понятия, что делать. Она огорошила меня сегодня, да ещё и с таким видом, мол, прими ответственность. А какая мне ответственность? Чёрт… Голова кругом от всего этого дерьма. Укай поджал губы, сдержавшись, чтобы не сказать лишнего. Вряд ли Некомате нужны поучения, по крайней мере точно не сейчас. ― Знаешь, если она тоже не хочет, то вы всегда можете обсудить с ней возможность… ― он сделал пас рукой в районе живота, почему-то смутившись. ― Ну, ты понял о чём я. Некомата решительно качнул головой. ― Нет, это исключено. К тому же, она ясно дала знать, что избавляться от него не собирается: она молода, и прерывать всё это в таком возрасте чревато для здоровья в будущем. ― Ну, а для того, чтобы трахаться она явно в том возрасте, ― неожиданно съязвил Укай, всё-таки не сумев сдержаться. Некомата удивлённо на него уставился, кажется, слегка улыбнувшись. ― Да и ты чем думал, Ясуфуми? Не знаешь, как это бывает? Дьявол, ну и как теперь быть? Чего ты смеёшься, бестолковый? Некомата отсмеялся и покрутил головой. ― Ничего, просто ты озабочен этим больше меня, как так вышло? ― Так же, как и у тебя заделать ребёнка ― просто случайность, ― огрызнулся Укай, тяжело вздыхая. И чего он, правда? Это ведь даже не его дело, а распекать кого-то он и вовсе права не имеет. ― Чёрт, прости, я не хотел… Некомата пожал плечами, сел ровнее и качнул головой, тяжело вздохнув. ― Да нет, ты прав: я виноват, что не подумал о последствиях, она, может, тоже в какой-то степени. В любом случае, что произошло, то произошло, теперь уже ничего не изменишь. Просто всё это так неожиданно. ― Такие вещи всегда случаются неожиданно, ― хмыкнул Укай, поднимаясь на ноги. Он всмотрелся в лицо Некоматы, попытавшись оценить его состояние. Он всё ещё был слегка пьян, если верить румянцу и немного расфокусированному взгляду. ― Оставайся на ночь у меня, похоже, что идти куда-либо ты сейчас не в состоянии. В спальне есть кровать, можешь лечь там, а я перекантуюсь тут, на диване. ― Иккей, ― после недолгого молчания позвал Некомата, ― ты делаешь для меня слишком много. Знаешь, я много раз думал… Укай подошёл ближе, быстро накрыв его губы ладонью, заставляя замолчать. Сейчас, после того, что они обсуждали, говорить о чём-то, касающимся их двоих, было больно и в какой-то степени неприятно. Зачем говорить о не сложившихся отношениях с тем, кто был их инициатором? Это жестоко. ― Не говори ничего, ладно? ― с мягкой улыбкой попросил он, убирая руку от лица Некоматы, не удержавшись от того, чтобы провести кончиками пальцев по его подбородку. ― Просто не говори. Мы ведь решили остаться друзьями, а значит должны помогать друг другу, и то, что ты здесь, это не более, чем помощь другу. Некомата понятливо улыбнулся и кивнул. ― Хорошо, спасибо. Могу я тогда ополоснуться? Кажется, меня начинает понемногу отпускать, и я прямо-таки чувствую на коже запах того бара, ― поморщился он, медленно и довольно неловко выбираясь из кресла. Укай согласно покивал и взялся хлопотать со сменной одеждой, подготовкой спального комплекта для Некоматы и себя заодно. Как только дверь маленькой уборной захлопнулась и послышался шум воды, Укай смог ненадолго вздохнуть с облегчением и расслабиться. Находиться рядом в качестве друга оказалось не так просто, как он думал. После отказа, они с Некоматой решили оставить всё как есть, прошлое оставить в прошлом и двигаться дальше. Улыбаясь друг другу, они жали руки, поздравляя с выпуском, прощаясь со школой в последнем товарищеском матче Некомы и Карасуно. Почти на год их разлучили обстоятельства, столкнув снова в Токио, куда Укай приехал для поступления, как и говорил. В тайне он надеялся, что не всё потеряно, что ещё можно попытать счастья, и в конце концов или добиться своего или выкинуть Ясуфуми из головы насовсем, когда он откажет ему снова, не найдёт и слова против, но не сумеет отыскать в себе сил на то, чтобы согласиться. Некомата чувствовал что-то, отшучивался, улыбался, но не говорил ни слова. Украдкой он касался его: кончиками пальцев подцеплял ладонь, выводя завитушки скрытых признаний на коже; шепча на ухо, не оставлял и миллиметра между ними, лишь на миг позволяя себе замереть и оставить крошечный поцелуй. Он говорил, что не готов встречаться, говорил, что окружающие не поймут и не одобрят, а на все предложения Иккея сбежать вместе, отвечал только тоскливым взглядом, влажно идущим рябью сожаления. Теперь ждать чего-то было бессмысленно. У него есть девушка, у него будет ребёнок, возможно, он создаст свою семью, заведёт кучу так обожаемых им котов и будет счастлив. Вряд ли в этой идеалистической картине найдётся место для него, завистливо смотрящего, пытающегося улыбаться искренно, когда на душе извечная тоска. Пока Укай думал об этом, он незаметно успел задремать, не услышав, как вернулся в комнату Некомата. ― Иккей? ― он присел на край дивана, разгорячённый после душа, влажно пахнущий душистым мылом, и осторожно тронул за плечо. Укай встрепенулся, пару раз моргнул, сосредотачивая на нём взгляд. ― Прости, что-то меня сморило… ― Некомата умилённо улыбнулся, разглядывая как он позёвывает и потягивается. ― Ты быстро… Укай осёкся, слегка нахмурившись. Сонливость слетела с него в ту же секунду ― что-то было не так. Глаза Некоматы бегали, с кончиков волос капала вода, словно бы он специально не вытерся, и кроме белья на нём ничего не было. Укай ненароком скользнул взглядом по его плечам, груди и животу, задерживая взгляд ниже, на выпуклости в области паха. Некомата проследил за ним, широко улыбнувшись. ― Ты не дал мне договорить тогда: я много раз думал, могу ли я сделать для тебя что-то взамен за твою доброту и внимание? ― он взглянул исподлобья, выждал секунду, проверяя какой будет его реакция, и проворно забрался на диван, осёдлывая бёдра Укая. Он приподнялся на локтях, вопросительно уставился на Некомату, но сбрасывать его на пол или ещё как-то выказывать своё недовольство не спешил. Ответ на немой вопрос нашёлся незамедлительно: Некомата наклонился, с секунду любовался чужим удивлением, утёкшим сквозь их переплетённые пальцы, когда Укай вытянул шею и первым потянулся за поцелуем. Некомата тихо охнул, коротко замычал что-то в его губы, но сдался быстро, млея от того, как свободная рука Иккея гуляет по его спине, скользит вдоль позвоночника к пояснице и ниже. Его пальцы сжали ягодицу, ладонь скользнула к внутренней стороне бедра, ногти царапнули чувствительный участок кожи, нагоняя мурашек. Некомата тихо застонал в рот Укая, не прекращая целовать его, в исступлении посасывать его язык, кусать губы и слизывать с них солоноватую кровь, словно этот поцелуй будет у них последним. ― Иккей… ― Мы совершаем ошибку, ― горячо и хрипло выдохнул Укай, тяжело дыша. Некомата смотрел на него с мольбой и, чёрт бы его побрал, если бы это случилось на несколько лет раньше, никаких раздумий даже бы и не было. ― В тебе просто говорят остатки выпивки и то, что случилось… ― К чёрту то, что случилось! ― практически прорычал Некомата. Он нахмурился, по лицу было видно, что он всё ещё сомневается, но длилось это недолго: он двинул бёдрами, пахом потеревшись об Укая. ― Ты чувствуешь? У меня стоит. На тебя, чёртов ты Укай! Да и ты сам не хуже, ― его ладонь скользнула между ними, пальцы в уверенном жесте очертили сквозь ткань домашних штанов его возбуждение. Некомата довольно усмехнулся. ― Стоит колом из-за поцелуя? Молодец какой, от девчонок отбоя бы не было, если бы ты хотел кого-то кроме меня. Укай зло заскрежетал зубами, попытался подняться, но упёртая ему в грудь рука Некоматы сделать этого не давала. ― Да что ты можешь знать? ― Что ты хочешь меня и любишь, ― спокойно ответил Некомата, смещая ладонь к левой стороне его груди. ― У тебя сердце вот-вот выскочит, не хочу его ловить по всему дому в темноте, поэтому, Иккей… Не отталкивай меня сейчас. Он смотрел долго, тяжело и на секунду Укаю показалось, что он видит нечто знакомое в его глаза, что-то такое, что замечал в своих, когда было совсем уж невмоготу. ― Ясуфуми, я… ― Некомата наклонился к нему, нежно накрывая его губы поцелуем. Он целовал долго, бережно, будто бы Укай был его драгоценностью, тем единственным, что по-настоящему дорого. ― Разве ты не пожалеешь?.. Некомата облизнул губы и мягко улыбнулся. ― Я пожалею, если не сделаю этого. Укай жестом велел ему слезть. Он сел, опустил ноги на пол, поморщившись от гуляющего по дому сквозняка, кусающего ночным холодом ступни. Некомата молча ждал, но ничуть не удивился, когда ему подали руку, потянув в сторону спальни.***
Укай сбежал из дома не вовремя: солнце всё ещё светило, но облака, светлые у кромки и пугающе серые в сердцевине, надвигались всё быстрее, а стихнувшее стрекотание цикад и щебет птиц говорили о том, что вот-вот пойдёт дождь. Он залез в карман, достал пачку сигарет, со странным удовольствием, присущим только хулиганистым школьникам, прикоснувшимся к запретному, прикурил первую. Горчащий дым заполнил его, волной тепла объяло возникнувшее в вуали сизого дыма спокойствие, которого последнее время заметно не хватало. Всё случилось слишком быстро: омиай, знакомство сперва с будущей невестой, а потом с её родителями, и, как апофеоз, сама свадьба ― за какой-то вшивый месяц он стал семьянином, сменил суетливый Токио на Мияги и родную деревеньку, забыл прошлое и дал себе обещание жить только будущим. Хватит с него, больше ждать нельзя. Укай курил и думал о том, как бы сбежать, чтобы не обиделась новоиспечённая жена, и все остальные, заявившиеся поздравить молодожёнов ― от их преувеличенно любезных и счастливых рож становилось тошно, а взгляд жены, её круглые чёрные глаза, смотрящие, кажется, в саму душу, были и вовсе невыносимы. Она знала всё: он рассказал ей сразу же, на первом свидании, думал что так отпугнёт, но всё оказалось куда как хуже ― она давно была влюблена в него, ещё с тех лет, когда он учился в Карасуно на два класса старше неё, и ей было плевать, что её будущий муж влюблён в другого мужчину, лишь бы быть с ним, жить, ублажать и заиметь от него ребёнка. Эта девочка верила, что справится, сможет совладать со всем сама, и Укай не стал ей препятствовать. Всё равно другой Судьбы ему не предначертано. Со стороны дома послышался шум, и Укай быстро потушил остаток сигареты о подошву ботинка, ладонью разогнал остатки дыма, когда услышал чьи-то лёгкие шаги, прислонился к стене дома и сделал вид, что просто наслаждается солнышком. ― Ага, вот ты где! Наконец-то я тебя нашёл!.. Из-за угла высунулась знакомая белобрысая лохматая голова. Лукавый прищур глаз, плутоватая улыбка и звонкий, всё ещё мальчишеский смех ― Некомата был всё так же прекрасен и точно так же ужасно жесток к нему. Укай сильнее вжался в стену, коленям приказал не трястись, а губам сложиться в приличную улыбку. ― Ну надо же, кого я вижу? Из самого Токио к нам заглянул сам Некомата-сан! ― преувеличенно весело сказал Укай, складывая руки на груди. ― Не ожидал, что ты приедешь. Что ты тут делаешь? ― И вот так ты встречаешь старого друга? ― надулся Некомата, но тут же рассмеялся, протянув Укаю поздравительный пакет с нацепленным на ручку красным бантиком. ― Не мог же я оставить молодожёнов без свадебного дара? Держи, там отличное сакэ, достал с огромным трудом, поэтому насладись им сполна. Укай вежливо кивнул и принял пакет, осторожно пристроив его на земле рядом с собой. ― Ну, вообще мог бы и оставить, это было не обязательно, ― холодно протянул он, с болью в груди заметив, что лицо старого друга исказилось от вины. ― Хотя ладно, спасибо за подарок, не стоило так хлопотать. ― Да что там, ― отмахнулся Некомата, возвращаясь к своему благодушному настрою. Он немного потоптался на месте, а потом удобно пристроился рядом, спиной прижимаясь к нагретой солнцем стене. ― Да уж, кто бы мог подумать, что ты женишься, Иккей. Ещё и вперёд меня! Из нас двоих я всегда был любимчиком девушек. Укай тихо хмыкнул и снова полез за пачкой, не утруждая себя разрешением, закуривая. ― Ну, если говорить о том, кто что вперёд сделал, ― он прищурился, стрельнув глазами в сторону навострившего уши Некоматы, ― то твоему ребёнку скоро два года. ― Ах ты мерзавец, грязно играешь! ― Некомата возмущённо ткнул его пальцем в бок, ни без удовольствия слушая, как Иккей закашлялся, подавившись дымом, пока смеялся. ― Я не живу с ними, у меня ведь даже и девушки сейчас нет… ― На твоё счастье, ― фыркнул Укай, ― этому миру достаточно одного твоего отпрыска. Некомата грозно прищурился, задирая нос. ― Поговори мне, злодей! ― тихо рассмеялся он, затылком прислоняясь к стене. Они молчали, смотрели как голубое безмятежное небо затягивает пуховое покрывало облаков, несущее с собой дождь и холод. Укай докуривал вторую, Некомата кусал губы, не зная, что сказать. ― Знаешь, Иккей, я рад за тебя, ― наконец выдавил он, глотая вставший в горле ком, заставляющий его говорить хрипло и глухо. ― Правда рад, что у тебя будет семья, жена, дети. Ты заслуживаешь всего этого: счастья и любви, больше, чем кто-либо, так что я рад. ― Ага, спасибо, ― сухо выдавил Укай, не решаясь смотреть на друга. Прямо сейчас ему захотелось врезать, разбить в кровь его чёртовы губы и заставить проглотить это дурацкое «Я рад», чтобы больше его никогда не слышать. Некомата нахмурился, учуяв подвох. ― Тебе что-то не нравится? Укай пожал плечами и едко фыркнул. ― Да нет, что ты, я ведь так счастлив: у меня теперь жена, которую мне навязали родители и которую я не люблю; у меня есть этот дом, старая рухлядь ― я согласился жить в нём только потому что надеюсь, что крыша провалится внутрь в один из дней и похоронит меня там. Просто предел мечтаний. Некомата удивлённо вытаращился на него. Кажется, он не мог поверить своим ушам и прямо на его глазах, будто мыльный пузырь, лопнула завеса иллюзии, которую вокруг себя выстроил Укай. ― Тогда зачем ты женился? ― Ты это серьёзно? ― усмехнувшись горько, болезненно, спросил, не скрывая надрыва в голосе Укай. ― Ты правда не понимаешь? Не издевайся надо мной, Ясуфуми. Я достаточно натерпелся. Некомата одним плавным движением оторвался от стенки и оказался перед Укаем. Глаза его горели огнём злобы. ― Ты? Ты «натерпелся»? Да что ты, Укай! ― резко выкрикнул он. ― Живёшь припеваючи, как нормальный человек, семьёй обзавёлся! Что ещё тебе нужно? Укай низко опустил голову, нахмурился, резко выдохнул и тихо сказал: ― Ты. Ты мне нужен. Некомата медленно сделал шаг назад, под подошвами его ботинок захрустели камешки, налетевший ветер растрепал волосы, упавшие на глаза. Он убрал их, резко всплеснул руками и покачал головой. ― Прекрати это, уже не смешно. Мы с тобой не в том возрасте, чтобы заниматься подобной… ― он осёкся, быстро прикусывая язык. Укай поднял глаза, нехорошо прищурившись. ― Договаривай, ― холодно приказал он. Некомата стоически снёс укол и снова качнул головой. ― Забудь. Я просто к тому, что это не серьёзно, Иккей. Мы были молоды, мы творили, что хотели, не задумываясь о будущем, но теперь нельзя так просто делать всё, что вздумается, понимаешь? Укай тихо хмыкнул, подступил ближе. ― «Не серьёзно»? Хочешь сказать, ― он протянул руку, крепко вцепившись в его запястье, ― что мои чувства ― это просто юношеское увлечение? «Ерунда»? Некомата поморщился. ― Ничего такого, просто… Иккей, больно, отпусти, ― он неудобно выгнулся, подстраиваясь так, чтобы боль от запястья не растекалась по всей конечности. ― Ты мне руку сломаешь, придурок!.. Укай быстро разжал пальцы. На коже Некоматы ярким пятном оставался след его злости. ― Я терпел, ― не в силах смотреть на Ясуфуми, он опусти голову, задышал часто, наконец, отпуская всё то, что так долго копилось внутри. ― Я терпел и ждал, давал тебе столько времени, сколько ты хотел, но на мои вопросы и признания ты всегда улыбался, отшучивался или замалчивал. Я готов был отдать тебе всё, что имел, всего себя посвятить тебе, да что там ― я готов прямо сейчас сбежать с тобой, только скажи и протяни руку!.. Это… Это помешательство, ― признался Укай, тяжело выдыхая. ― Я двинулся на тебе, Ясуфуми, но больше я не могу. Я устал ждать, устал верить и оправдывать твою трусость тем, что ты ждёшь нужного момента, чтобы мы могли быть вместе. Я люблю тебя, и буду любить, пожалуй, до самой старости, но видеть тебя не хочу. Не могу. Некомата молча смотрел на него. Он изгрыз губы в кровь, часто облизывал их, ногтями располосовал ладони, болью удерживая себя от того, чтобы рухнуть в водоворот чувств и эмоций, возникших в нём после услышанного. Он хотел бы сделать многое, но сейчас мог только одно. ― Иккей, ― Некомата протянул свою дрожащую руку, жалобно указав на неё взглядом. ― Только на секунду. Укай нехотя подошёл ближе, кончиками пальцев в жесте извинения прошёлся по красному пятну на запястье, дотронулся до перекрёстков линий жизни, сердца и судьбы, бездумно читая чужое будущее. Некомата улыбнулся, приподнялся на цыпочки, на мгновение коснулся его губ и быстро отошёл в сторону, сразу опуская глаза. ― Я хочу, чтобы ты был счастлив. Хорошо? ― Хорошо, ― согласился Укай, повернувшись лицом в сторону дома. Он сделал шаг, потом второй, остановился и, не оборачиваясь, бесцветно произнёс: ― Рад был увидеть тебя… Некомата.***
― Тебе всего лишь сорок три, а ты уже дедушка! ― весело расхохотался Некомата, поддевая его локтем. ― Ну надо же, внучок родился, ну какая прелесть! ― Смотри не расплачься на радостях, чёртов Некомата, ― усмехнулся Укай, закуривая и подставляя свою пиалу поближе. ― Так и знай, я тебя к нему и на шаг не подпущу, твоё влияние ему точно не нужно. ― Да ну брось, мы столько лет знакомы, а ты всё меня попрекаешь тем, что я творил в молодости, ― фыркнул в пену Некомата. ― Ну, давай, рассказывай: как себя чувствует твоя невестка? Как малыш? Назвали-то хоть как? ― Кейшин, ― улыбнулся Укай, припоминая фото розовощёкого малыша, которое ему показывал сын. ― Хороший мальчишка, крепенький, наша порода. А невестка в порядке, скоро обещали приехать, как она отойдёт от родов. Жена никак не нарадуется, ходит по дому, руки потирает. А я ей сразу сказал, что в гробу видал пелёнки эти и прочее. Пусть сама возится, мне в своё время хватило. Некомата весело захихикал, хитро прищурившись. ― К тому же тебе и без этого есть за кем приглядеть, а? ― Укай довольно оскалился и кивнул. ― Так ты и правда решил взяться за ребятишек из Карасуно? Укай утёр губы от сакэ и кивнул. ― Да, мне давно предлагали, и теперь вот я решил, что самое время заняться этим. Здорово же, если получится вырастить достойную смену, а? Своё я уже отработал, теперь можно сделать что-нибудь для души. Некомата согласно закивал. Хитрец улыбался, видимо, было что-то, что и он мог рассказать. ― Это очень хорошая новость, ― нараспев протянул он. ― А знаешь, что сделает её ещё лучше? Я теперь курирую Некому. Укай удивлённо вскинул брови. Губы сами по себе расплылись в улыбке, а сердце, сделав радостный кульбит в груди, забилось быстрее. ― Да иди ты! Правда, что ли? Некомата надулся от гордости и ненадолго припал к своей кружке пива. Практически ополовинив стакан, он заговорил снова, кажется, уже слегка навеселе: ― Да-а-а, так что мы снова будем соперниками, как в старые добрые времена, здорово же, Иккей? Он прикрыл глаза, явно наслаждаясь моментом. Укай долго смотрел на него, любовался, пока он не видел, наконец тихо хмыкнул, кивнул и подал голос: ― Да, ещё бы. Как в старые добрые… Некомата заинтересованно приоткрыл один глаз. ― А? Что за тон, дедуля? Ты не рад? ― Рад, что ты, ― покачал головой Укай, ― я уверен, что под твоим началом Некома станет ещё сильнее и мы сможем много раз сыграть друг с другом. Вот будет потеха… Некомата недоверчиво прищурился. ― «Но»? ― протянул он, ткнув его локтем в бок. ― Я же вижу, что тебя что-то гложет! Давай, раскалывайся, старикан! Укай присмотрелся к его лицу, заметил тонкую наметившуюся сеточку морщин, а в белоснежной шевелюре блеск серебра седины. Они оба успели постареть; много воды утекло, и пусть он и говорил, что всё кончено, закончилось тогда, двадцать лет назад, чувства не успели утихнуть и потускнеть. Он точно так же любил его, готов был отправиться на край света, сбежать от всех, только бы их и видели. Он готов был на всё это, а Некомата всё ещё нет. Не было смысла лгать, что новость о том, что они снова будут связаны друг с другом волейболом, всколыхнула что-то в его сердце, разбередила старые раны. Повеяло знакомой сладкой горечью, давно позабытой, но странно желанной. Он скучал, долгое время тосковал, в какие-то моменты даже думал, что он свободен, но всё снова начиналось, бежало по уже знакомому кругу, в очередной раз пустившись на новый виток. И испортить его было бы непозволительной роскошью. Укай широко улыбнулся, качнул головой и панибратски облапил плечи Некоматы, чуть было не стащив его со стула. ― Да не обращай внимания, всё отлично, просто отлично! Ну давай ещё выпьем за моего внучка, драный кошак, и за наше триумфальное воссоединение! Некомата весело рассмеялся, сделав вид, что ничего не заметил.***
― Вот ты где. Укай обернулся, удивлённо уставившись на стоящего на пороге Некомату с накинутым на плечи белоснежным халатом. Он медленно моргнул, перевёл взгляд на точно такого же Некомату на экране планшета, где смотрел матч с участием рыжего Коротышки и парней Ясуфуми, тихо усмехнулся и ворчливо обругал себя старым идиотом ― смотрел-то он запись, а подумать успел, что старый друг телепортировался к нему прямо с матча. Об обратном говорили хотя бы обычная одежда и гостинец в руках. ― Как ты нашёл меня? ― спросил Укай, указывая на стул возле своей койки. Некомата быстро пересёк палату и уселся рядом, на кровать кинув пакет с яблоками. От них дивно пахло и Иккей не отказался бы, чтобы ему наделали яблочных зайчиков ― привилегия всех больных, как-никак, но что-то подсказывало, что Ясуфуми пришёл сюда не за этим. ― Кейшин рассказал, ― всё ещё встревоженный, Некомата цепко оглядывал его, только после детального осмотра, удостоверившись, что всё в порядке, улыбнувшись старому другу. ― Пришлось немного попытать его. Укай сварливо проворчал что-то себе под нос. ― Вот ведь сопляк, сдал деда не раздумывая, а я ведь просил никому не говорить... ― Он и не говорил никому, только мне, ― озорно улыбнулся Некомата. ― Как ты, Иккей? Что-то ты зачастил по больницам… Укай нервно потёр шею и отвёл глаза в сторону. ― И не говори, раньше хоть бы хны, а сейчас с кровати не встанешь, чтобы колено не щёлкнуло, сердце не прихватило. Старость ― дрянная штука, ― он улыбнулся и Некомата ответил ему тем же, вроде немного успокоившись. ― Так зачем ты пришёл? Я смотрел, как сыграли твои парни: они молодцы, держались хорошо, очень достойно. Ты отличный учитель, Ясуфуми. Некомата вздрогнул, удивлённо моргнул и сдержанно покивал в благодарность. Он уставился на свои руки, помедлил с секунду, наконец решив, что тянуть больше нет смысла. ― Я зашёл в гости, ― с тёплой улыбкой признался он, ― а ещё, чтобы предложить тебе кое-что. Я… У меня есть дом. Невесть какой и далеко от этого места: в деревеньке на берегу океана, неподалёку от Кагосимы. Там хорошо: много зелени, всегда свежие морепродукты, чистый воздух и шум волн. Укай улыбнулся краешком губ, не понимая к чему он клонит. ― Судя по всему достойное место для того, чтобы встретить старость, ― покивал он, не понимая к чему эти неоднозначные взгляды Некоматы и слишком уж взволнованный вид. ― Так что, ты собираешься переезжать? Пришёл за моим благословением? ― Да, собираюсь, ― согласился Некомата. ― Одна беда: дом слегка не достроен, буквально пары мелочей не хватает… ― Укай оторопело уставился на него, кажется, догадавшись о чём речь. Некомата тихо фыркнул. ― Всегда был такой догадливый, а теперь что? Не говори только, что это старость, Иккей!.. ― Ты это серьёзно? ― Укай нервно придвинулся ближе, даже не зная, что ему теперь со всем этим делать. Некомата опустил голову и быстро кивнул. ― Ты говорил, что построишь для нас дом, помнишь? ― он с надеждой взглянул на Укая, пытаясь различить хоть тень того, кем он был прежде. ― Иккей, мы оба готовы уйти на покой, оба вырастили детей, добились если уж не всего, то многого. Мы оба достойны провести старость рядом друг с другом, разве нет? Сейчас мы можем пожить для себя. Хоть год, хоть два ― на сколько нас хватит. Укай молчал. Судя по его растерянному виду, он просто не знал, что сказать. Столько лет добиваясь своего и наконец получив ― он не знал, что с этим делать. Некомата придвинулся ближе, нашёл его руку, покоящуюся на постели, накрыл ладонью ладонь, осторожно сжимая. ― Прошло больше пятидесяти лет, Ясуфуми, ― наконец откликнулся Иккей, с трудом проглатывая комок, вставший в горле. Он рвано вздохнул, усмехнулся и поднял глаза, всматриваясь во влажно блестящие глаза Некоматы. ― Столько лет, а я по-прежнему, как дурак, готов рвануть за тобой, сломя голову, в любое пекло… Стул с грохотом завалился на пол; больничная койка под весом двух мужчин тихонько скрипнула. ― Прости, Иккей, прости меня, ― беспокойно шептал Некомата, лицом утыкаясь в грудь Укая, цепляясь пальцами за одежду, насквозь пропахшую лекарствами. ― Ты был прав, я трус, просто ужасный. Из-за меня мы потеряли столько лет… Я… Укай осторожно погладил его по спине, мелко задрожавшей от прикосновений. ― Ничего, ничего страшного, просто на всё нужно время, ― говоря с трудом, заставляя себя, рассудил он, одной рукой прижимая его к себе, другой стискивая сухую горячую ладонь. ― У нас ещё немного останется, но теперь понапрасну тратить его мы не будем.***
Пушистые барашки волн приносят на своих спинах перламутровые осколки ракушек, усыпающих морское побережье. Чёрные прожилки вулканического песка путаются с обычным, оставляя забавные разводы и рисунки, которые интересно разглядывать и изучать. Вокруг никого нет, пляж почти пуст, и единственными постоянными обитателями остаются крикливые чайки, жадно поглядывающие на блеск перламутра в песчинках. Но иногда на песке, нестройно петляя, появляются следы человеческих ступней, две пары, слишком большие и тяжёлые, чтобы принадлежать безбашенным подросткам, лезущим в воду при любой возможности. В дни, когда появляются следы, слышен смех, хрипловатый и резкий ― его обладатели гуляют по пляжу, подкармливая вечно голодных чаек, собирают ракушки, что-то обсуждают и трогательно держатся за руки, поддерживая друг друга при ходьбе по зыбкой поверхности. Они доходят до старого обглоданного морем ствола дерева, служащего им знаком, что лучше повернуть назад, и бредут обратно, к своему дому, любуясь быстро пробегающими над головой облаками, белыми стрелками острых чаячьих крыльев, камешками под ногами и друг другом. Они постарели; Некомата растерял свою кошачью грацию, а Укай уже не такой проворный, как раньше. Они оба прекрасны, как никогда: руки Ясуфуми всегда тёплые, ласковые, с лица не сходит улыбка; Иккей будит поцелуем каждое утро, смущается как мальчишка, крепко обнимает и обещает, что они будут вместе ещё очень-очень долго, как и хотели, как и заслуживали. Они любят друг друга, как и пятьдесят лет назад, упоительно нежно, трепетнее, чем кто-либо и когда-либо. И они, наконец, счастливы.