Natsukashi

      — Спасибо, дружище, выручил! — Куроо щедро кинул в подставленные ладони два золотых и лихо улыбнулся, поправляя свою щегольскую шляпу со страусиными перьями, ровно уложенными на тулью. — А не подскажешь, где здесь можно найти какую-нибудь не самую паршивую забегаловку или ночлежку?       — Что, ты даже и этого не знаешь? — удивлённо вскидывая кустистые брови, рассмеялся седой старик.       Он с пыхтением вылезал из своего баркаса, который и доставил Куроо Тетсуро в небольшой городок, расположившийся в солнечной бухте на материке. Старик отёр руки о замусоленные штаны, грязные настолько, что проще было их выкинуть, чем попытаться отстирать. От его рук отваливались большие рыбные чешуйки, искрами осыпаясь к ногам. Куроо брезгливо поморщился и осторожно отошёл на шаг, надеясь, что этого не заметят. Он приехал покорять этот город и если от него будет только вонять рыбой — это ещё ничего, полбеды, а если с одежды начнёт сыпаться чешуя или рыбья требуха, которой в хлипкой развалюхе старика было полно, то вместо гулянок и приключений он разживётся только предложением подвезти к утру свежей ставриды. Старик тихо крякнул, выпрямляя спину, и уставился на Тетсуро, внимательно оглядывая его наряд, смотрящийся нелепо в декорациях нищего серого порта. Он откашлялся, прочищая горло, раскурил старую, видавшую виды трубку, и спросил:       — Какого дьявола тебя вообще сюда занесло, сынок? Этот городок не для таких, как ты…       — Откуда тебе знать — какой я? — фыркнув, огрызнулся Куроо, отходя ещё дальше. Старик со знанием дела пожал плечами, по-кошачьи прищуриваясь. Этот взгляд Куроо не понравился, как и с каждой минутой всё меньше нравился его извозчик. — Так где здесь можно устроиться на ночь, не боясь быть съеденным клопами?       Старик шелестяще рассмеялся.       — С гонором. Съедят быстро, — протягивая слова, промурлыкал он, щуря белёсые глаза. Мальчишка, стоящий перед ним, сразу же ощетинился, раскрыл рот, собираясь вылить на него ушат ругательств, подцепленных от пьяной матросни в порту, но старый рыбак оказался проворнее, заговорив снова: — Прямо по дороге иди, потом налево, пару кварталов пройдёшь и попадёшь в одно недурное местечко. Там и ночуй. Почти в каждом доме за золотой дадут приют.       — Правда? — сразу же воодушевился Куроо, махом позабыв свой дурной настрой и обиду. — Что ж, спасибо, старик!       Куроо Тетсуро в изящном жесте снял шляпу и, смешливо фыркнув, расшаркался перед рыбаком, занявшимся своим грузом. Тот махнул ему в ответ, всё так же неприятно посмеиваясь.       Больше этого смешного паренька старый рыбак никогда не видел ни на пристани этого города, ни в том квартале, куда его отправил, ни на том острове, откуда его подобрал, пообещав помочь в поиске лучшей жизни.

***

      — Катись отсюда, шваль!       За этой фразой обычно следовал звон зелёного бутылочного стекла, визг сломанных деревяшек, будь то перила у бара, столешницы или ноги местных флибустьеров, решивших дать своим чреслам как следует отдохнуть. За этой фразой обычно следовал звук рвущейся ткани, острый пинок тупоносого сапога в живот или что хуже — в пах. И океаны боли, самой разной: пульсирующей от врезавшегося в кожу осколка стекла, ноющей от удара, острой от вновь сломанного ребра. Смешно, но Куроо привык, хотя к подобному обращению не стоит привыкать ни одному человеку.       Старик смеялся не зря тогда, два года назад. Тогда, первые несколько дней, все смеялись, когда зелёный юнец заявился в квартал проституток и стал просить жилья и работы. Тогда Куроо предложили только приспустить штаны да встать раком — единственная доступная вакансия на то время, как ему чуть позже объяснили, пьяно гогоча в лицо. Тогда Куроо впервые узнал, что ночевать на улице в сырой и пропахшей нечистотами подворотне оказывается не только холодно и мерзко до тошноты, но ещё и по-настоящему страшно. Сколько раз его пытались изнасиловать — он сбился со счёта. Сколько раз его насиловали было и есть строжайшим секретом, потому что каждый за это после поплатился жизнью.       Куроо ненавидел город всей душой. Грязный, смердящий рыбой и гнилью зубов пьяной матросни, вонючими духами немытых проституток, помоями и подтухающими на солнце бананами. Куроо всей душой ненавидел этот город, но уйти не мог. Он пытался, но обратной дороги не было — его родной остров смыло в одну из беспокойных штормовых ночей. Поговаривали, что это всё проделки Морской Богини, но Куроо не верил во всю эту чушь и принял весть с достоинством, провалявшись в полубессознательном бреду всего три дня, вместо обычных четырёх или пяти, которые следовали за очередным неудачным поворотом судьбы в его жизни.       У него не было выбора ровно до того дня, когда он встретил его.       Было жарко. Чертовски жарко: солнце палило просто нещадно, хотя не было ещё и полудня. Куроо проснулся от сосущего чувства под ложечкой и урчания собственного желудка. Он сонно огляделся, ядовито хмыкнув: ну конечно, где же ещё ему быть?       Ещё год назад он набрёл на чей-то добротно сложенный шалаш невдалеке от города в небольшой песчаной бухточке. Здесь практически никого не бывало из-за острого каменного гребня, пересекающего поперёк берег и ограждающего город от нетронутой природы. Для Куроо это место было идеальным убежищем — в городе он каждый день мог нарваться на неприятности, побои, хотя у него всё чаще получалось как следует давать сдачи; его могли обворовать, украв последние жалкие монеты, да и много чего ещё могло случиться с ним, но в этом месте было куда как спокойнее. Тихо, целая бухта в его распоряжении, птички поют, кокосы ломятся с пальм — красота, хоть и карабкаться по этому самому гребню каждый раз такая мука, но всё же плюсов в проживании «за городом» было намного больше, чем минусов.       Куроо потянулся и огляделся, усаживаясь на своей постели: лежанке из высушенных листьев и трав, примятых по форме его тела. Он поворачивался и прогибался в спине, морщась от удовольствия. В глаза светило яркое солнце, проникавшее и поднимавшее температуру в его жилище через маленькое оконце, которое образовалось из-за невнимательности самого Куроо: пару дней назад он забыл сменить пожухлые листья — так в его доме появилось окно.       Из-за жары к телу прилипла рубашка, и Куроо решил, что неплохо было бы искупаться, а заодно устроить себе грандиозную стирку — его вещи дошли до такой кондиции, что местами на ткани образовалась плотная корка грязи, и при сильном желании, штаны скоро можно будет оставлять просто стоять в углу. Окончательно проснувшись и всё-таки сочтя нужным побарахтаться в океане, несмотря на толком незажившие порезы, Куроо наскоро скинул вещи, перекинув их через руку, и голышом выбрался на берег, для начала решив заняться собой, а потом одеждой.       Воровато оглядевшись по сторонам и по привычке не найдя никого, кроме ленивых чаек, топчущих кромку воды, Куроо полез в океан. Не то чтобы он стеснялся, наоборот — увидь его кто без одежды, так он бы приосанился и выпятил грудь, да только вот в нездоровой худобе хорошего ничего не было. Как и в бесчисленных шрамах, точках ожогов от толстых сигар, вьющихся по позвоночнику от шеи до самого копчика— в первый месяц его пребывания на материке его выловила шайка пиратов, когда он пытался стащить у них еду, и за эту промашку он сильно поплатился. Какое-то время спустя поплатились и они, за то, что сделали, по крайней мере какая-то их часть, но вспоминать об этом Куроо не любил.       Вода была очень тёплой, отражающееся от неё солнце обжигало кожу. Под ногами юркали донные рыбки, перекатывались от волн ракушки и отшельники, относимые на берег только-только начинающимся приливом. Куроо расслабился, зашёл поглубже, лёг на воду, жмурясь от припекающего солнца, и позволил волнам мягко выталкивать себя на берег, ласкать уставшее и ослабленное голодом тело, пока он отдыхал и собирался с мыслями, решая, где сегодня попытать счастья и найти немного еды. Обоюдоострым палашом над его шеей весел долг для одного ублюдка, немалая сумма, настоящая головная боль — уже который месяц он пытался расплатиться, собирал по крохам нужную сумму, прямо как какой-то дикарь, взявшись продавать жемчуг и всякие редкие вещицы, но долг, казалось бы, не уменьшился ни на каплю.       Пока Куроо думал стошнит ли его от очередной связки бананов на завтрак и стоит ли совать свою задницу в затопленную пещеру к востоку от его лагеря, на горизонте, появилось что-то тёмное. Сперва лишь пятнышко вдалеке — Куроо заметил нечто многим позже, когда оно было не так уж и далеко от берега и стало крупнее и отчётливее. Он нахмурился, прищурился и попытался хоть как-то распознать приближающийся к его берегу «подарочек» океана.       — Рыба, что ли, дохлая? — пробубнил он себе под нос, ополоснув лицо противной тёплой солёной водой. — Или обломок шлюпки? Кусок паруса? Хрень какая-то.       Объект медленно приближался. В конце-то концов его бы всё равно выбросило на берег, прилив медленно, но упорно делал своё дело, и можно было подождать или поплыть навстречу. Что Куроо и сделал, трезво рассудив, что он человек свободный, торопиться ему некуда, потихоньку доплывёт, к тому же, с самого детства ему было присуще истинно кошачье любопытство — а ну как это что-то полезное? Где уж тут устоишь. Он продвигался вперёд уверенными ровными гребками — Куроо вырос на маленьком острове и плавать выучился ещё сопливым юнцом, так что даже отсутствие сил и изрядная худоба не мешали ему оставаться прекрасным пловцом. Постепенно приближаясь, Куроо стал уставать: его дыхание сбивалось, и он в какой-то момент замер, решив передохнуть и приглядеться — расстояние прилично сократилось и неведомое нечто, зашедшее в бухту, вполне можно было разглядеть.       Предмет покачивался на волнах и неумолимо приближался, и в какой-то момент Куроо почуял неладное. Он резко рванул вперёд, продвигаясь бросками. Сопротивляясь воде, уверенно работая ногами, вымотанным практически полностью, он наконец смог добраться до плывущего предмета.       Глаза не подвели — человек. Парень, молодой, вроде даже одного с ним возраста. Поперёк груди его стискивал толстый просоленный канат, привязывающий его к наполовину заполненной чем-то бочке: кто-то приговорил бедолагу к медленной и мучительной смерти. Куроо быстро дотронулся до его шеи, нащупывая пульс и проверяя, бьётся ли сердце — его собственное радостно всколыхнулось, как только под пальцами слабо завибрировала чужая ещё не угасшая жизнь. Куроо громко окликнул парня, похлопал по щекам — ноль реакции. Громко выругавшись, он обплыл это жалкое подобие плота, принявшись помогать волнам и выталкивать его на берег.       — И кто это с тобой сделал? — шумно дыша, плюясь и фыркая, рычал сквозь зубы он, рассматривая незнакомца.       Красивый, даже несмотря на то, что его лицо по цвету стало походить на задницу макаки. Куроо усмехнулся, подумав, что такого бы в квартале проституток посчитали бы самой доходной шлюхой, когда с него сошёл бы его нездоровый загар. Тряхнув головой и попытавшись выбить из неё эти идиотские мысли, он заработал ногами активнее, зажмурился крепче, искренне надеясь на то, что выберется на берег раньше, чем потеряет сознание с голодухи или от бессилия. Пока этот тип дышал, — Бог знает кто он, да и какая разница, если человек в беде? — Куроо собирался бороться. Не то чтобы он был закоренелым альтруистом, но что-то подсказывало, чутьё какое-то, что помочь стоит, к тому же шанс на счастливое избавление от окончательного и бесповоротного утопления более, чем велик.       У самого берега тело незнакомца и бочка внезапно обрели вес. С большим трудом вытолкнув груз на отмель, Куроо обессиленно плюхнулся в воду, сразу же нахлебавшись. От рыбного привкуса и соли на языке сразу затошнило, желудок, намертво прилипший к позвоночнику, напомнил о себе жалобным китовьим воем. Куроо зашипел на него и заставил себя подняться, ползком, на четвереньках выбраться на берег и добраться до своей «постели», под которой он хранил зазубренный мачете — своё оружие и источник пропитания. Обратно к берегу добирался он так же ползком. Здравый смысл говорил, что неплохо было бы натянуть штаны, но времени не было, к тому же, пока Куроо добывал то, чем можно было перерезать канат, бочку приливными волнами перевернуло, и незнакомец вот-вот должен был окунуть свою несчастную рожу в океан, а там и захлебнуться.       — Чёрт-чёрт-чёрт! Дерьмо, только не помри тут, — рычал сквозь зубы Куроо, откидывая с лица мокрую чёлку, попутно пытаясь перерезать канат и коленом подпереть бочку, постоянно двигающуюся в воде.       После пяти минут яростной борьбы, громкого бульканья и грязной ругани, после которой послышался радостный всплеск, Куроо наконец смог освободить парня и из последних сил вытянуть его ближе к берегу. Как только его голова затылком стала собирать в кучку мокрый песок, а каштановые слипшиеся вихры превратились в сущий кошмар, обзаведясь водорослями, веточками и ракушками в качестве украшения, Куроо упал на спину, судорожно дыша. Слепо нашарив чужое запястье и убедившись, что пульс ещё есть, он дал себе несколько мгновений, чтобы отдышаться, слегка накопить сил и попытаться оживить свою находку.       Почерк был явный: к подобным наказаниям прибегают чаще прочих пираты, но каким чудом этот парень смог оказаться над водой, а не под ней, как задумывалось изначально — тот ещё вопрос. Он мог, конечно, вырубиться и после солнечного удара, припекало так, что мама не горюй, а мог и воды наглотаться, что уже было совсем не хорошо.       Куроо с трудом сел, устало уставился на так и лежащего без сознания парня рядом, подполз к нему, приложил ухо к груди — сердце медленно билось и похоже собиралось останавливаться. Помедлив с секунду и прогнав от себя цветных мушек, пляшущих перед глазами, он рассеянно мазнул взглядом перед собой, звонко шлёпнул себя по щеке, приводя в порядок.       Искусственное дыхание Куроо делал особо не задумываясь. Этому, как и плаванию, он обучился в детстве и ни тогда, ни теперь для него касания своим ртом чужого и ровные толчки в грудную клетку не вызывали ничего, кроме странного щекочущего где-то внутри желания услышать чужой влажный кашель и судорожный вздох. Бормоча себе под нос, Куроо считал толчки своих сложенных рук, мысленно прося всех сильных мира не дать этому парню умереть, только не у него на руках.       Наконец послышался глухой булькающий звук, и Куроо одним резким движением, немало удивившись тому, откуда взялись силы, перевернул незнакомца на бок, давая ему спокойно выпустить из себя воду, откашляться и подышать как следует.       — Давай, приятель, дыши, дыши, приходи в себя, — Куроо похлопал его по спине, тяжело вздыхая. Он плюхнулся с ним рядом, переводя дыхание, хрипло рассмеялся, разглядывая всё ещё кашляющего парня.       Незнакомец хрипел и отплёвывался, цепляясь пальцами за песок, ускользающий от него с новым колыханием наползающей волны. Вода всё прибывала и стоило бы переместиться в другое место, пока не пришлось ещё раз заниматься спасением утопающих.       Куроо с трудом перевернулся, заставил себя сперва встать на четыре конечности, потом обойтись двумя, а после помочь своей находке более-менее принять приличное положение. Поднырнув под его руку и попробовав поднять, он обнаружил, что паршивец больно уж тяжёлый, но отступать уже было поздно. С горем пополам, дважды плюхнувшись на мелководье и трижды распластавшись на песке, они многоруким и многоногим покачивающимся нечто наконец добрались до лачуги Куроо в тени пальмовых деревьев.       Сгрузив парня, Куроо уселся рядом, устало уперев дрожащие руки в колени. Он отфыркивался от катящегося по лицу не то пота, не то остатков воды, скрипел оставшимся на губах песком, и во все глаза осматривал свою «добычу». Он действительно был хорош собой, и не портил вид ни жуткий загар, ни водоросли в волосах, ни ошалелый взгляд, мечущийся с одного места на другое. Судя по одежде и ткани, из которой она была изготовлена, у паренька в карманах водились золотые — вещички добротные, даже не выцвели и не разъелись солью, хотя, судя по всему, купался этот бедолага, не так уж и долго, часа три или четыре, и выкинули его за борт намеренно недалеко от берега. «Добрые» пираты? Это что-то новенькое.       Пока парень приходил в себя, что-то хрипел и булькал, Куроо успел доползти до фляг с запасом питьевой воды, вдоволь напиться, наконец ополоснуть рот и лицо, набрать немного воды в чашку из половинки кокосовой скорлупы и облагодетельствовать спасённого.       — Ты… — Он всё ещё хрипел, но потревоженные морской солью голосовые связки постепенно приходили в норму после того, как почти-утопленник попил, охладился и наконец смог совладать с собой окончательно. Он с трудом сел, осмотрел своего спасителя и, сипя, спросил: — Ты почему голый?       Куроо удивлённо вскинул брови и прыснул. И это именно то, что волнует людей, которые чуть было не отдали богу душу? А где слова благодарности и целование рук? Не то, чтобы этого ему так уж и недоставало, но было бы приятно услышать хоть одно доброе слово в свой адрес. Он поджал губы и скрестил руки на голой груди.       — У нас тут так принято, — не моргнув и глазом, соврал Куроо деловито пожимая плечами. — Стаскивай свои тряпки покуда я тебя не поколотил: своей одетостью ты оскорбляешь мои нудисткие чувства.       Парень опешил. С каждой секундой взгляд его становился осмысленнее, и он стал недоверчиво коситься на Куроо, время от времени рвано хватая горячий воздух. В какой-то момент его рука даже потянулась к причудливому костюму, нерешительно дёрнув одну из пуговиц на жилете, послушно расстегнувшуюся под натиском дрожащих пальцев.       — А ты… Ты это серьёзно? — нерешительно переспросил он, кривовато улыбнувшись и тут же зашипев — сгоревшее лицо давало о себе знать, видимо, боль была крайне неприятная.       Куроо скорбно молчал, но долго терпеть не смог и рассмеялся. Парень удивлённо пялился на него, с затаённым сомнением наблюдая, как его спаситель ползком добирается до пары тюков, валяющихся у входа в жилище, достаёт из них обрезанные до колена линялые штаны и льняную рубаху со шнуровкой на груди. Куроо быстро оделся, потуже затянул завязки на поясе, в очередной раз посетовав на то, что всего пару лет назад эти вещи были ему впору, а теперь, если не уследишь, спадут и не заметишь, как перешагнёшь через собственные штаны.       — Да нет же, болван, шучу просто. Я вышел чтобы искупаться, а тут твоя туша к берегу прибилась, не облачаться же мне специально ради такого дела? — усаживаясь обратно на песок, объяснялся Куроо, с интересом разглядывая парня. Хотелось задать ему целую кучу вопросов и, раз уж он стал приходить в себя и более-менее начал ворочать языком, отказывать себе в этом Куроо не стал: — Ты, кстати, откуда взялся-то? И кто тебе так помог? — он кивнул на лениво покачивающуюся на волнах бочку. — По виду вроде дворянина, одежда у тебя такая… слишком уж хорошая: и пуговиц полный набор, и чистенькая. Была. В таком виде в город лучше не соваться — обдерут до нитки, и пискнуть не успеешь.       — А здесь есть город? — сразу же оживился незнакомец, заинтересованно сверкнув глазами. Почему-то огонёк в его карих глазах Куроо ничуть не понравился.       — Есть. И порт, и рынок, и квартал проституток — всё есть.       — Порт? А порт официальный?       Куроо поморщился.       — Нет, пираты здесь тоже швартуются. Спасу от этих тварей нет, — поёжился он, расчёсывая своими растопыренными пальцами чёлку, завешивая правый глаз посильнее. — А что у тебя за интерес? И ты так и не сказал кто ты и…       Куроо договорить не дали. Незнакомец надулся, ни без труда, но всё же поднялся на ноги, едва сумев устоять на ногах. Его глаза заполыхали огнём, а лицо, распухшее и скорее всего жутко болящее, исказила не то гримаса боли, ни то воинственности — в любом случае эффект получился незабываемый.       — Я — Ойкава Тоору, капитан пиратского корабля!       Куроо с секунду смотрел на этого болвана и, не выдержав, громко заржал, на секунду подумав, что смеётся за сегодня слишком уж часто.       — И где же ваш корабль, капитан? — отсмеявшись, хрипло поинтересовался он, лукаво улыбаясь. — Только не говори, что ты его себе тут присматриваешь, а твоя бочка — это просто такое весьма экстравагантное средство передвижения. А канат тогда что же? Для безопасности? Пф-ф! Да и ты погляди на себя — какой из тебя пират? Ты такой чистенький, будто только из утробы матери, — фыркнул Куроо, щуря глаза, цепко осматривая заляпанные мокрым песком колени, пятерни и лицо грозного пирата. — И где твоя команда? Оружие?.. Не дури мне голову. Пират он, как же, ха…       Ойкава Тоору тут же побагровел, нахмурился, болезненно ойкнул и надулся, грозно выставив вперёд руку, пальцем ткнув Куроо в грудь.       — Да как ты?.. Ты!.. Сам-то ты кто такой?       — Куроо Тетсуро, — галантно поклонившись, представился он, кусая себя изнутри за щёку — его рот опять расплывался в улыбке. Этот несчастный малый был забавным. Кажется, что жутко проблемным, но всё же забавным. Не зря чутьё ему шептало на ухо, что стоит спасти этого беднягу — похоже, что ближайшие пару дней веселье ему точно обеспечено. — Не знаю огорчит тебя это или нет, но я, в отличие от тебя, не пират. И у меня кроме этой развалюхи ничего нет. А ещё я тебя спас и откачал, так что будь добр успокойся и сядь обратно, тебя же покачивает. Если хлопнешься, я опять суетиться не стану, сил уже никаких нет.       Ойкава, если его и правда так звали, обиженно поджал губы, и послушно опустился на место, упираясь ладонями в песок. Он устало вздохнул и как-то слишком быстро притих, понурив голову.       — Это ничего не меняет, — буркнул он, одарив своего спасителя острым взглядом, — то, что ты спас мне жизнь ещё не даёт тебе права смеяться надо мной.       — С гонором, таких… М-да, ну как скажешь, капитан Ойкава, — усмехнулся Куроо. В воздухе повисла тишина, нарушаемая шумом прибрежных волн, шелестом листьев пальмы и жутковатым урчанием сразу двух голодных желудков. Парни переглянулись; Ойкава опустил голову ещё ниже, а Куроо задумчиво растормошил подсыхающие волосы на затылке и как-то на удивление смущённо потянул: — Может, позавтракаем?       В глазах Ойкавы Тоору промелькнул огонёк искренней благодарности и полного одобрения такой идеи.