Natsukashi

      — У-у-у… Тварь, убью… Убью…       — Боже, Сакиджима, заткни пасть! — рявкнул Дайшо, грозно зыркнув в сторону воющего от боли парня, валяющегося на софе в углу комнаты. — Я сказал тебе, чтобы ты шёл к доктору, а ты что? Своими воплями ты только настроение портишь… И клиентов распугиваешь.       Сакиджима, словно в доказательство, снова протяжно завыл и тут же вскинулся, почти подскочив на ноги, но конечности его предательски подкосились, и он снова рухнул на свою лежанку, прижав к паху мокрую тряпку, порозовевшую от крови. Дайшо устало фыркнул и схватился за голову, принявшись массировать виски.       Хоть и прошло уже немало часов, было выпито пару бутылок джина и Мика отдалась ему без ненужных пререканий, но ситуация с Куроо и его дружком не шла из головы. Дайшо занимал свой «трон», задумчиво пялясь на пятно крови на ковре — несколько часов назад на этом месте Сакиджима повёл себя очень грубо по отношению к их гостю. Несколько часов назад здесь стоял Куроо Тетсуро, который сам пришёл к нему, Дайшо, сам, по своей воле — это просто неслыханно.       Сакиджима снова взвыл, начав ругаться, и Сугуру не сдержал вымученного вздоха. Господи, почему у него под рукой нет мушкета? Какой дурак придумал закон о не ношении оружия в квартале проституток?.. Он вздохнул, коротко усмехнувшись — он сам же и придумал, пару лет назад, когда одного взъерошенного мальчишку… Дайшо тряхнул головой и рывком поднялся с места. Две пары внимательных глаз тотчас же обратились к нему, но только одна тень скользнула из угла, когда Сугуру сделал шаг к выходу из комнаты.       — Эй, Дайшо… — Конечно же, это был Кугури, его правая рука и самый толковый из всех бестолковых его окружавших последние несколько лет. Он легко тронул плечо Сугуру, не сильно его сжав, почувствовав, что его Босс как-то нехорошо дрожит. — Всё в порядке? Куда ты?       Сугуру скинул его руку, раздражённо фыркнув. Он поправил одежду, стряхнув невидимые пылинки, и передёрнул плечами.       — Прогуляюсь, не могу слышать этого придурка, — не слишком понижая тона, ответил Дайшо, бросив взгляд на своего подчинённого, жалобно скулящего в спинку софы. — Сам виноват: нечего совать свой член в первую попавшуюся дырку — вот и поплатился.       Кугури коротко и, кажется, самую чуточку злорадствуя, улыбнулся, не размыкая губ.       — Сам виноват, — согласно кивнул он, рассыпая по лбу рыжую чёлку. — Кто бы знал, что этот парнишка будет с норовом. Напоминает Куроо-куна в первые годы, да?       Дайшо ничего не ответил. Он напоминал, но не более. Да, может быть, за те пять минут, что он был наедине, не слишком-то было понятно, но это было именно не более, чем напоминание — Куроо он не был… Не был… Сугуру нахмурился и уставился в пол, простояв так с пару секунд, размышляя о чём-то своём; через миг он шагнул в сторону от подчинённого. Кугури снова протянул руку, собираясь дотянуться до Дайшо, но тот остановил его жестом.       — Я… — Сугуру прокашлялся; его голос предательски дрожал. — Я прогуляюсь. Вернусь через пару часов, а ты тем делом разберись с этим идиотом: отведи его к доктору или пристрели — сделай уже хоть что-нибудь, только пусть он заткнётся.       Кугури вновь улыбнулся и склонился в почтительном поклоне, даже не пытаясь не пялиться на отчего-то взволнованного Дайшо.       — Как прикажешь, — тихо ответил он, делая шаг вперёд, вставая к Сугуру тесно-тесно, протягивая руку и касаясь дверной ручки; со скрипом дверь в тёмный коридор в курильню отворилась. Кугури поднял глаза, встретившись взглядом с Дайшо. С ним явно что-то было не так, и это немного пугало. — Будь осторожен. Таким людям как ты не стоит гулять в одиночку. Я бы мог…       — Я не маленький, не переживай за меня, — нервно рассмеялся Дайшо, напоследок махнув помощнику рукой. И пока до него вновь не донёсся раздражающий вой, или Кугури всё-таки не решил идти за ним следом, заподозрив неладное, Сугуру позволил темноте коридора поглотить его.       На улице он был уже через пару минут, щурясь от солнца и задыхаясь от зловонного жара, исходящего от земли. Это место его душило. Казалось бы, такому как он это должно нравиться — запах разгорячённого тела, его вкус на кончике языка с остринкой пота и сладостью недавно съеденных спелых фруктов, запах алкоголя и дыма, добавляющие полноты ощущений. И так оно и было, какое-то время, но последние несколько, — Дайшо задумчиво уставился на собственную пятерню, решив, что ему не хватит пальцев на обеих руках, чтобы сосчитать сколько именно, — месяцев в нём что-то переклинило. Трудно было сказать, что именно это было и что изменилось, но то, что что-то было не так — Сугуру чувствовал очень отчётливо.       Где-то слева с противным плюханьем кто-то вылил на улицу помои, Дайшо затошнило, и он быстрым шагом бросился вперёд, зигзагами скользя в узких проходах между домами, перескакивая зловонные мутные лужи и кучи мусора. Он шёл к океану, надеясь, что успеет достигнуть берега раньше, чем его начнёт полоскать прямо на его территории между этих вшивых домов.       Кстати, о территории: раньше главным развлечением было гулять по кварталу, прислушиваться к театральным стонам его разномастных шлюх, смотреть на них, размалёванных и до того мерзких, что порой было противно приближаться к ним, и играть на публику. Игра… Да, это было то ещё развлечение. Дайшо нравилось строить из себя властелина всего мира. Его мира. Его личного королевства — даром, что ли, у него был целый трон? Сакиджима как-то даже предлагал смастерить ему корону, но Дайшо на это только пообещал подложить ему в постель болотную змею, при этом не уточнив правда ли это будет ядовитая тварь или же проститутка, впрочем, не менее ядовитая — болезней у этой шлюхи было предостаточно.       Сейчас Дайшо старался быть незаметным. И чем лучше у него получалось не выделяться, тем больше он радовался, тем стремительнее был его шаг к блаженной свободе, к границе квартала, до которой ещё двадцать, десять, пять шагов, и — Сугуру шумно вздыхает, закрывая глаза.       В такой момент он жалеет о том, что эти берега обитаемы, что он не может взять, упасть на колени, прямо на песок, и зарыдать. Просто по-человечески зарыдать. Почему? Да просто так. Неужели, нельзя? Хотя, конечно, это ничуть не в духе Дайшо. Ему, само собой, нельзя. Ему не положено. А положено ему быть говнюком, уродом, насильником, человеком, — тварью, — делающей всё только ради своей прихоти и похоти. Ищущим выгоду и плюсы, идущие в зачёт лишь его и ничьих других счетов.       Иногда Дайшо думал, что корона бы всё же не помешала ему, но хотя она уже есть, только невидимая, но тем не менее щедро дарующая титул короля эгоистов.       «Люби только себя, и никого кроме», — числилось бы на щите.       «Делай всё лишь для своего блага, и никого кроме», — гордо реял бы девиз на флаге.       «Бери от жизни всё, и не страшись идти по трупам», — вилось бы змеёй-тату по запястьям, скручиваясь смертельным кольцом в петле Линча на шее.       Чувствуя соль на губах и языке, Дайшо задыхался. Вот хоть бы раз эти чёртовы берега были необитаемы.       Последнее время Сугуру много гулял. В несвойственной себе манере он прогуливался больше всего в тех местах, где не было никого, лишь редкие рыбаки и бродяги. Пару месяцев назад он сделал кое-что о чём никто не знал — он купил парусник. Всю жизнь Дайшо был сухопутной крысой, о море не знал ничего, кроме того, что оно солёное и временами довольно жуткое, например, во время шторма. Но теперь, когда что-то в его жизни сделало поворот не в том месте, интерес к неизведанной и неинтересной ранее вещи смог немного утолить глухую непонятную тоску и печаль.       Парусник был красивым. Изящный двухмачтовик, лёгкий словно сосновая щепка, но крепкий и надёжный. Человек, сделавший его на заказ, назвал его шхуной, долго расписывая ничего в этом не понимающему Сугуру преимущества штагового варианта парусного оснащения перед бермудским. По правде говоря, Дайшо на это было фиолетово. Ему просто нравилось приходить в одиночестве к старым судостроительным докам, проникать словно вору в них, прогуливаться по каменной крошащейся местами пристани, взбираться по узкой доске на борт и бродить между мачт, касаясь пальцами парусины и лаковых перил. Он знал, что этот парусник никогда не выйдет в море: не было команды и возможности плыть. Но, тем не менее, Дайшо его любил.       К тому же этот корабль составлял весомую конкуренцию тому огромному баркасу-шлюховозке, на котором обычно Сугуру катал по ближайшей бухте свору парней и девчонок, устраивая целые оргии на этом судне порока. Его всегда тошнило от этой вшивой лоханки, однажды, будучи пьяным, он пытался её поджечь, но спички тогда опалили ему ладони и прожгли дырку на рубашке, испортив труды тысячи шёлкопрядовых гусениц. С тех пор Сугуру попыток уничтожить тот корабль не предпринимал, но зато отдал указание построить этот и спустя какое-то время он смог впервые подняться на борт своего красавца, что собирался сделать и прямо сейчас.       Дверь в доки, небольшой деревянный домик с высокой-высокой крышей, была чуть приоткрыта, что несколько озадачило Дайшо. Хоть местный причал никто и не охранял, в отличие от городского, но кое-кто из людей Сугуру дежурил тут, впрочем, делал это не особенно тщательно, смываясь с поста в середине дня. Дайшо осторожно заглянул в доки, сразу же спокойно выдохнув — парусник был на месте. Пожалуй, в ином случае, он бы даже не знал, что и делать. Как ни крути, а это было его личное имущество, секрет. Его собственное тело не было вещью настолько интимной, как эта шхуна, так что то, что судно было на месте несомненно немного успокоило мечущуюся душу Сугуру, а заодно и сердце, забившееся в страхе кражи дорогой ему вещи.       Дайшо воровато огляделся и прошёл вперёд, вздрогнув, когда под порыв ветра, свободно гуляющего в доке, распахнулись ведущие из него ворота, а белоснежные холщовые брюшка парусов маняще надулись. Вода весело плюхалась, напрыгивая на борта словно игривая собачонка на пьяного бродягу; капли выбирались из колеи, устилая каменный пол и собираясь в крошечные лужицы; корабль легонько покачивался, но с места сдвигался совсем чуть-чуть — швартовы крепко держали парусник на месте. Сугуру судорожно и жадно втянул носом воздух и, дрожа от почти физического возбуждения, широко зашагал в сторону своего красавца. Но не дойдя и пары шагов, он почуял неладное. Доска, по которой он обычно добирался на борт, уже была протянута соединительным мостиком с края каменного причала. Дайшо нахмурился и весь обратился в слух: было тихо, только волны плескались внизу да скрипели ворота. Может, ему показалось? Может, он сам забыл убрать доску или, может, кто-нибудь нашёл его укрытие и решил пошарить на корабле? В любом случае стоило проверить парусник.       Сугуру полез за пояс и вытянул небольшой серебряный кинжал, тонкий, словно змеиный клык, украшенный на рукояти небольшими изумрудами. Вооружившись, он осторожно шагнул на вымокшую доску и быстро перебрался на борт, снова прислушиваясь. Под ступнями скрипели доски, внизу, в трюме, было тихо, и Сугуру успел было расслабиться, как вдруг на лестнице снизу послышались шаги и уже через секунду на обалдевшего от такой наглости и задыхающегося от возмущения Дайшо смотрели нахальные желтоватые с манящей зеленцой глазища Куроо, что б его, Тетсуро.       — К-Куроо? — Сугуру закашлялся, прогоняя из голоса эту дурацкую писклявость и дрожь. Тетсуро не моргая смотрел на него, будто соображая что стоит сделать: сигануть за борт, рискуя расшибить голову о камни старой пристани, сделать вид, что ничего не было и спокойно сойти с корабля или же, как ни в чём ни бывало, спуститься обратно в трюм и притвориться, что всё нормально, что так и надо.       — Дайшо? — преувеличенно весело спросил Куроо практически в тон с Сугуру. — Привет, как дела?       Пока Дайшо стоял с раззявленным ртом, отходя от такого приветствия, за спиной Тетсуро замаячила знакомая лохматая каштановая шевелюра и послышался недовольный голос:       — Ну и чего ты тут застыл на лестнице, а?... Ой, — Ойкава удивлённо вытаращился на Сугуру и лицо его забавно вытянулось; они с Куроо испуганно переглянулись. Ойкава нахмурил тонкие брови и недовольно вытаращился на своего приятеля. — Какого чёрта? Это же тот самый парень, Куроо-чан? Какого чёрта он тут забыл? Ты же говорил…       Что там именно говорил Тетсуро Сугуру так и не узнал — Куроо просто накрыл его болтливый рот своей ладонью, вызвав тонну негодования и осуждающего мычания. Куроо на него ядовито зашипел и что-то быстро зашептал, впрочем, взгляда с Сугуру он так и не свёл, особенно с его кинжала, который всё ещё был в полной боевой готовности.       — Да… какого чёрта, Дайшо? — невозмутимо вскинувшись, расправил плечи Куроо. Руку он отнял от лица Ойкавы и теперь вытирал о штаны, которые Дайшо казались по какой-то причине очень хорошо знакомыми. — Ты разве не должен выхаживать свою собачонку? Или кастрированные кобели в твоём заведении быстро переходят утиль?       Сказать, что Сугуру охренел от такой выходки — ничего не сказать. Его только что самым натуральным образом отчитали, унизили и погнали в шею с собственного корабля, да? Дайшо ведь не показалось? И самое что интересное: почему он не удивился тому, что это всё сделал именно долбанный Куроо Тетсуро?       — Сакиджима придёт в норму, но стараниями твоего дружка-пираньи («Эй!») это будет не скоро, — раздражённо фыркнул Дайшо, медленно начиная опускать свой кинжал. Становилось интереснее. — И раз уж на то пошло, то вообще-то, это я должен спрашивать: какого чёрта вы забыли на моём корабле?!       Куроо и Ойкава почти синхронно загалдели.       — Твой? Да ни фига. Твоя та проститутковозка у главного причала, я-то знаю! — Они говорили почти в голос, но в финале звучал только Куроо, гулко раздаваясь по докам. Сугуру убрал кинжал обратно за пояс. Он заинтересованно уставился на эту парочку и раздражённо фыркнул, пожимая плечами. И чего он только, дурак, возится с ними?..       — Тот корабль принадлежит не мне. Не только мне. Номинально, конечно, он мой, но не лично мой, он… — Сугуру замялся, почувствовав себя неловко под двумя заинтересованными взглядами. И чего он тут распинается?.. К шее и щекам прилила кровь; Дайшо вздохнул. — Ладно, это всё не так важно. Вот что действительно важно, так это то, что вы на моём корабле, прямо сейчас. Какого чёрта?       Парни молчали. Куроо специально, строя из себя оскорблённого дальше некуда, а его дружок будто бы что-то обдумывал минуту, и так оно и было: он поднял голову и с таким выражением посмотрел на Тетсуро, что тот вполне мог прямо сейчас провалиться в преисподнюю.       — Куроо-чан, так ты меня обманул? Сволочь, ты опять мне врёшь! — в его голосе была жуткая обида, но больше какая-то детская несправедливость, а значит дело было в вещи особенной. — Ты же сказал, что…       Куроо раздражённо фыркнул и отмахнулся. Он перевёл взгляд с Дайшо на своего приятеля, полностью переключившись на него.       — Слушай, Ойкава, давай только не сейчас… — горячо зашептал он, бросая косые взгляды в сторону Сугуру. — Если он узнает это от нас, то какой тогда толк в том, что мы делали?       — В смысле, «не сейчас»?! В смысле «мы»? — возмущённо вспыхнул этот лохматый тип, начиная пунцоветь; Дайшо даже наморщился — он мог представить, как болело лицо у этого парня. — Ты заставил меня… Меня… При всех!       Ойкава задохнулся от смущения и немо хватал воздух ртом, выглядя донельзя комично. Куроо усмехнулся и сочувственно похлопал его по плечу, весело затараторив:       — Да никто на тебя не смотрел кроме меня. А мне ты даром не сдался, — успокаивал приятеля Куроо. — Ну подумаешь обоссали не тот корабль…       — Пардон, я вам не мешаю? — прокашлявшись и перебив спорщиков, чей разговор становился всё более и более оживлённым и громким, вклинился Сугуру. Парни замолчали и уставились на Дайшо, до которого медленно доходил смысл всех сказанных ими слов. Его глаза округлились, а по телу прошлась дрожь, скапливаясь внутри в ком истерического смеха. — И… вы что помочились на мой корабль?       — Не на этот, на другой, — отмахнувшись, ответил Ойкава ни разу не моргнув глазом, будто бы говорил он о чём-то само собой разумеющемся. — И так мне сказал делать Куроо-чан. И вообще, что я оправдываюсь? Ты заслужил и не такое.       Он сложил руки на груди и надулся, показушно задирая нос. Тетсуро давился беззвучным смехом, смотря по очереди то на охреневшего Сугуру, то на вполне довольного собой Ойкаву, который по началу пришёл в ужас от идеи «Давай обоссым его корабль, а?» а потом сам весело поливал угол капитанской каюты.       — Я заслужил? — с удивлением переспросил Дайшо и тут же заткнулся, хорошенько раскинув мозгами. Ну вообще-то да, вполне и заслужил. И, не веря тому, что он собирается сказать, Сугуру тяжело вздохнул: — Так, ладно, опустим. Но я ещё раз повторюсь: какого дьявола вы забыли на моём корабле? Кто вам рассказал про эти доки? И вообще, Куроо, ты не думал, что вам сейчас стоит сидеть тише воды ниже травы? Мои мальчики, знаете ли, очень недовольны произошедшим. Они зубы на вас точат и прочищают свои мушкеты.       — Что-что они там друг другу прочищают? Впрочем, что бы там ни было, это они умеют, — ядовито фыркнул Куроо, закатывая глаза. Атмосфера как-то внезапно стала тяжелее. Тетсуро сложил руки на груди и спокойно, глядя в глаза Дайшо, произнёс: — Дело в том, что я не вижу смысла прятаться, твои шавки всё равно нас бы нашли, если бы ты дал команду… — Сугуру едва дёрнулся, но вида не подал. Он ведь и правда был последним барьером для головорезов, пригревшихся у него на груди. — И поэтому, пока ты не очухался и не понял, что мы нанесли тебе серьёзное оскорбление, мы решили пойти на опережение. А эту посудину мы угоняем, раз уж тебе так интересно.       Дайшо молча смотрел на Куроо и не мог поверить своим ушам. Угоняют? Вот так просто?       — И ты решил, что я возьму и позволю вам это сделать? — не сдержав смешка, с ненормальной весёлостью в голосе спросил Дайшо. — Сдаётся мне, что ты забыл с кем имеешь дело. Жаль, что ты перестал появляться у меня, а то я бы напомнил тебе, где твоё место — прямо между моих ног, на коленях. В своё время ты неплохо там смотрелся…       Торжествующая улыбка Куроо мгновенно померкла. Его глаза потемнели и нехорошо сверкнули, сам он весь напрягся и тихо прошипел:       — Это ты зря сказал, змеёныш…       — А что? Правда не в то горло попала, Куроо-кун? — провокационно промурлыкал Сугуру, слушая своё гулко бьющееся в груди сердце. Вид взбешённого Куроо его возбуждал. Именно таким он чаще всего видел у своих ног, пусть и униженного, оборванного и сломленного, но с всё тем же неизменным огнём негодования и ненависти в тёмно-зелёных от злости глазах. Дайшо переступил с ноги на ногу, вставая так, чтобы ни один из непрошенных гостей на его корабле не заметил, что у него почти встал член. — Поначалу у всех шлюх такие проблемы…       Куроо дёрнулся, но с места не сдвинулся — за запястье его держал Ойкава и смотрел прямо на Сугуру, не давая сдвинуться с места и ему, только уже пригвождая его к палубе своим ледяным взглядом.       — Куроо-чан, не надо, — предостерегающе зашептал Ойкава. — Он специально тебя провоцирует…       Тетсуро обернулся, одарив его холодным взглядом. Он выдрал из его пальцев руку, принявшись разминать запястье — силушки у Ойкавы оказалось на зависть прилично.       — Если бы только это было просто провокация, — он вздохнул и коротко улыбнулся немного напуганному Тоору. — Эй, всё в порядке, за меня не волнуйся и… тебе лучше спуститься в трюм, Ойкава, проверь запасы, я как раз планировал послать тебя сделать это. А мы тут пока по-взрослому поговорим.       — Но, Куроо-чан, я не хочу оставлять тебя наедине… — Ойкава бросил быстрый взгляд в сторону Дайшо, прислушивавшегося к их разговору. — …с этим.       Куроо весело фыркнул, с благодарностью уставившись на красную от неласкового солнца мордашку Ойкавы, полную тревоги. Пока что вряд ли их можно было назвать друзьями. Но вот компаньонами — это да, пожалуй. И Ойкава, было видно, сильно переживал за того единственного человека, на которого мог рассчитывать на этом долбанном материке. Куроо наклонился к нему, чуть ли не ткнувшись лбом в его лоб и тихо зашептал, так чтобы не слышал Сугуру.       — Дай мне побыть с ним наедине, и мы уйдём спокойно, без насилия, ненужных выяснений отношений и погони…       — Но… — предпринял последнюю попытку возразить Ойкава, снова не договорив — Куроо уложил ладонь ему на макушку, придавив топорщащиеся волосы, небрежно их растормошив.       — Не переживай, ужики не кусаются. Меня так точно не укусит. Уже нет, — как-то загадочно глянув в сторону вытягивающего шею Дайшо, ответил Куроо и, предугадав следующий вопрос обеспокоенного Ойкавы, быстро добавил: — И да, я полностью уверен. Иди уже, Ойкава, мы теряем время.       Ойкава, выслушав Куроо, молча кивнул и сделал стратегический разворот, быстро спустившись в трюм, откуда полился слабый отсвет рыжего цвета — Тоору зажёг керосинку, за которой они с Куроо и поднимались обратно на палубу, где были застуканы Дайшо.       Пока Ойкава шебуршал внизу, Куроо сделал несколько широких и осторожных шагов по направлению к Сугуру. Их разделяло достаточное расстояние, которое не дало бы ни одному из них поступить так, как велело сердце: Куроо не кинуться на него с кулаками, а Дайшо… Он бегло и жадно рассматривал Куроо, будто бы никогда до этого его не видел. Наверное, что-то в этом и было: не считая вчерашнего визита, последний раз так близко Дайшо видел Куроо больше трёх месяцев назад.       Когда играть в молчанку надоело, а в наряде Куроо были опознаны его, Дайшо, вещи, однозначно украденные с проститутскинского баркаса, он склонил голову и сощурился, тихо и медленно потянув, катая на языке чужое имя:       — И что это значит, Куроо? — урча на этой «р» в его имени, Сугуру не мог не улыбаться, хотя и понимал, что если Тетсуро отослал этого паренька, то разговор будет не самый приятный. И быстрый. — Ты решил украсть мой корабль, — не говори, что ты не знал о том, что он принадлежит мне, кто угодно, но только не ты, — раз не срослось с привычным способом оплаты?       Куроо едко фыркнул и почесал в затылке. Он пытался сохранять спокойствие, но то, что его крупно било от дрожи, ползущей по всему телу, не заметить было невозможно.       — Знал я или нет — это уже не важно. Но украсть решили именно поэтому, тут ты прав, скрывать не стану.       Дайшо попытался сделать шаг вперёд, но различив на лице Куроо угрозу и заметив «только-попробуй-подойти-придурок»-взгляд, решил пока оставить эту затею. Он пожал плечами и потянулся к чёлке, одним изящным движением зачёсывая её назад. Хитрющие глаза Сугуру возбуждённо сверкнули.       — Куроо-кун, ты ведь знаешь правила: если тебе нужны деньги, то ты идёшь ко мне, так? — Куроо наморщился и поджал губы, явно давая понять, что отвечать и подыгрывать не намерен. — Это так. К тому же мы с тобой давно знакомы, так что тебе не обязательно было бы обращаться ко мне через мальчиков, бы мог попросить, в частном порядке. Лично у меня. Без третьих лиц…       Куроо ощетинился и бросил на Сугуру злобный взгляд.       — Я прекрасно понял, на что ты намекаешь, Дайшо. Но запомни, что я больше никогда не…       — Что? — Сугуру удивлённо выгнул брови и сделал шаг вперёд, игнорируя Куроо и его взлетевшую вверх руку. — Скажешь, что не встанешь передо мной на колени? Не поставишь зад, если будет нечего есть или будешь подыхать от лихорадки? Как ни крути, Куроо-кун, а я главный в этом паршивом городке, и всё сводится ко мне, все тропинки сходятся в одну в моём квартале. Даже этот злосчастный парусник, на который вы позарились — мой. Рано или поздно, но это бы произошло. И ко всему прочему, тебе нравилось, — пальцы Дайшо коснулись подбородка Куроо, заставляя его поднять голову. В глазах Тетсуро тлела ядовитая ненависть. Сугуру удовлетворённо хмыкнул, склоняясь ближе, опаляя его кожу и губы своим дыханием. — А ты даже и не отрицаешь, какая прелесть. Ты любил трахаться со мной. Я знал, что деньги не всегда были той причиной, по какой ты приходил, не в начале, по крайней мере, но потом... Признаюсь, мне это очень даже нравилось.       — А хочешь знать, нравилось ли это мне? — с полным спокойствием в голосе тихо спросил Тетсуро, стоически перенося близость с Дайшо.       — Хочу, — облизнувшись и коснувшись кончиком языка нижней губы Куроо, шепнул Сугуру. Он почти целовал его, поджидал и выжидал, когда Куроо дрогнет и потянется навстречу за поцелуем. В тот момент Дайшо даже поклялся самому себе, что подарит этот чёртов парусник Куроо, пусть бежит на все четыре стороны, но только если он скажет то, что он всегда хотел услышать и если он его поцелует.       — Мне нравилось, — прямо и без увиливаний признался Куроо, почувствовав тихий стон, мягким облачком тепла вырвавшийся из приоткрытых губ Дайшо. Он, кажется, до последнего не ожидал, но тайно ждал и желал такого ответа. Куроо неожиданно широко осклабился; Сугуру от него сразу же отшатнулся. Дышать стало легче, а сердце забилось быстрее с притоком свежего воздуха. — Что, не ожидал, что я так просто соглашусь? Но знаешь, в чём главная загвоздка? Даже то, что я приходил к тебе сам и раздвигал ноги, что мне нравилось, когда меня трахали и спереди и сзади, ещё не значило того, что ты мне нравишься. За всё, что ты сделал, я тебя ненавижу. За всё, что ты не сделал — ненавижу ещё больше.       Дайшо отошёл ещё на шаг. Он смотрел прямо в безжалостное лицо Куроо, на его холодную и острую улыбку и чувствовал, как какой-то зазубренный крюк подцепляет его под самые рёбра и тащит сквозь пелену водной толщи, раздирая плоть и лёгкие на кусочки от быстрого подъёма с глубины на поверхность.       — Те парни? — едва шевеля губами, выдохнул Дайшо. В голове его вспышками из чужой боли, криков и жалобных стонов всплывали давно минувшие дни. Куроо, стоявший напротив, траурно молчал, крепко сжимая побелевшие губы.       — Те парни, — согласно кивнул он, говоря едва слышно. — И ещё другие парни, и ещё парни — их было слишком много, чтобы всех упомнить. И ты не остановил ни одного из них. Ты смотрел, как меня насилуют, бьют, ломают кости и заставляют выблёвывать собственные органы вперемешку с чужой спермой. Ты смотрел, как меня убивают, и не сделал ничего.       — Но ты приходил! — почти выкрикнул Дайшо, вздрагивая от собственного голоса. — Каждый раз… Ты приходил сам.       — Приходил, приползал, один раз меня даже принесли, этот, твой рыжий, самый смышлёный, прости, забыл как его зовут, — согласился Куроо, пожимая плечами. — Но я и сам не знаю почему приходил. Быть может, я мазохист. Может, мне и правда нужны были деньги. А может, я ждал, когда ты наконец остановишь их. Хотя бы кого-нибудь…       Дайшо растерянно моргнул. Что? Что он только что сказал?       — Ты это… — Сугуру не мог заставить себя произнести это. Он желал этого. Желал всеми фибрами своей души, чтобы гордый Куроо Тетсуро нуждался в нём как в воздухе, чтобы боготворил его, чтобы любил его настоящего, какой он есть, и теперь этот самый гордый мальчишка, говорит, что всё было именно так, что всё это время он был прямо в руках Дайшо, возьми только? Этого не может быть. Не может… Сугуру закусил щёку изнутри, почувствовать солоноватый привкус во рту. Внутри него медленно разгоралось пламя. — Блядь. Почему ты не?.. Нет. Не может быть. Куроо, ты врёшь. Почему ты не сказал мне?       — А ты бы послушал? — горько усмехнувшись, спросил Куроо. Он смотрел исподлобья, завешивая по привычке чёлкой ту половину лица, которую уродовал шрам. В его затравленном взгляде таилась обида, давно поутихшая и успевшая потускнеть и сойти на нет. — Нет, тебе было плевать. Ты тогда самоутверждался за мой счёт. Показывал всем послушную шлюху, которая приползёт по первому твоему зову. Демонстрировал свою власть всякому заезжему пирату, бродяге или ещё кому.       — Это неправда, — Дайшо закрутил головой, крепко сжимая зубы.       Куроо расплылся в гадкой улыбке.       — Правда, хотя это уже не так уж и важно, всё в прошлом, — Тетсуро пожал плечами. — А вот теперь мы перейдём к главной части и тому, что гораздо важнее. Ты ведь и сам в курсе, теперь вот всё встанет на свои места. Мы с тобой поменялись ролями. И сейчас, моя милая змейка, ты готов есть у меня из рук, — Куроо сделал шаг и подошёл к Сугуру вплотную, обвивая его руками. — И изо рта. Лишь бы я был рядом. Прав я или не прав?       Подушечки пальцев Куроо очертили линию скул Дайшо, коснулись губ, пробежавшись по искусанной кожице, подсушенной горячим ветром с глубины материка.       — Ты всё же дрянь, Куроо Тетсуро.       Куроо польщённо оскалился.       — Разве ты не этого добивался? По-моему, именно этого, — улыбнулся он и убрал руки, отходя на шаг. Всё его естество вопило о том, что ему сейчас было до тошноты мерзко от самого себя, но так было нужно. К тому же, они всё ещё не закончили. — А теперь вернёмся к делам насущным: мы забираем твой корабль…       — Как будто бы я позволю!..       Куроо снова подошёл и заглянул в глаза Дайшо. На этот раз в них не было ни смешинки.       — Я сломаю тебе руку в двух местах и выброшу за борт, если будешь упрямиться, — предупредил он. — Я прилично сбавил в весе, и на вид, может, и выгляжу хиляк-хиляком, но драться за это время я выучился, так что не думай, что мне не удастся намотать тебя на эту мачту. При желании я вообще могу привязать тебя к ней и отодрать хоть спереди, хоть сзади, но… — Куроо развёл руками. — На это нет времени, и твоя девственность меня не интересует. Поэтому выбирай как ты хочешь, чтобы было: просто больно или очень больно.       — А есть какая-то разница? — раздражённо фыркнул Дайшо.       — Вообще-то есть, — оскалился Куроо. — Хотя бы руки останутся целы, а тебе ими работать.       — Идиот.       Куроо рассмеялся и вздохнул. Он не хотел доводить до этого, но кажется выбора нет.       — Может, и идиот, но я не слепой. Я всё вижу и знаю, Дайшо. В последний раз я тебя поймал, помнишь? — Дайшо сощурился; он помнил, ещё как. В последний раз, много месяцев назад, они были вдвоём почти сутки. Наркотики, те, что покруче опиума, алкоголь и лихорадочный секс. Дайшо тогда много трепался, а Тетсуро молча подставлялся и исполнял все его прихоти. Уходя, он не взял ничего, но это было не совсем так. По вопросу Сугуру, тихому и расслабленному «Когда ты вернёшься?» можно было понять, что Куроо взял тогда нечто более ценное, чем золото или серебро. — С того момента всё и наперекосяк, да? Тебя вчера трясло как припадочного, как только ты увидел меня. Я боялся, что ты кинешься с поцелуями, но хорошо, что сдержался, надо отдать тебе должное — твои парни бы не поняли почему ты вгрызаешься в губы своей бывшей шлюхи. Но признайся: хотелось же?       — Не накручивай… — зашипел сквозь зубы Сугуру. У него внутри всё пылало и дробилось на мелкие кусочки. Его идеальный мир, выстраиваемый вокруг такого неидеального Куроо Тетсуро, стремительно рушился.       — Нечего уже накручивать, всё такое, какое оно есть, просто признайся. Здесь только ты и я, Ойкаве нет дела, а мне попросту некому рассказывать тайны твоей грязной душонки. Да и ты разве сможешь жить с этим, зная, что я всё равно возьму своё и сбегу? — печально улыбнулся Куроо. — Ты ведь эгоист, Дайшо, вот и подумай об этом всём как о помощи себе любимому. Ты отпустил нас раз, отпусти ещё раз, ради своего же блага. Пока я буду в этом городе, ты будешь думать о том, когда я вернусь к тебе, когда снова попрошу у тебя денег, еды, лекарств или одежду, ты будешь ждать и надеяться, что я приду, встану на колени и отсосу тебе, а потом загляну в глаза и скажу, что люблю. Ты будешь ждать этого, но ни хрена подобного не случится, — сказал Тетсуро и качнул головой. На секунду ему даже стало жаль, что он говорит это, но только на секунду. Уже после он понял, что сделать это надо было давным-давно. — Я больше не приду. Я не приду никогда. И не скажу ничего из того, что ты хочешь услышать. Хотя тогда, может, и стоило, а сейчас — нет. Поэтому не заставляй себя ждать того, что никогда не случится. Так что… — Он вздохнул и быстро добавил, пока Сугуру стоял соляным столпом, переваривая сказанное: — Тебе стоит перерезать швартовы своей рукой, и мы отплывём. Этот корабль никогда бы не увидел плаванья под твоим командованием, ты накрепко врос в этот берег…       Сугуру невесело рассмеялся, скорее истерически, и поднял руку, прекращая болтовню Куроо.       — Хватит, я услышал всё, что мне требовалось.       — Так… И какое решение ты принял? — волнительно переминаясь с ноги на ногу, тихо спросил Куроо, заглядывая Дайшо в лицо.       Сугуру выглядел странно. Впервые за долгое время его не омрачало ехидство или беспокойство, волнение или тревога и тоска. Наконец-то все кусочки паззла встали на свои места и очень многое стало ясным. Слова Куроо оказались весомым аргументом для тех самых чувств, которые Дайшо взращивал в себе, толком не понимая, что это такое и что с этим делать. Но теперь всё это было неважно. Когда-то давно он сам упустил из рук то, что теперь не мог и не хотел отпускать, но слово есть слово, хоть и данное самому себе.       Сугуру улыбнулся палубе, поднял голову и спросил, стараясь задать миролюбивый настрой, но где уж там, когда в горле встал ком, а голова идёт кругом:       — Так… и куда вы плывёте?       Куроо встрепенулся и заметно оживился.       — Понятия не имею, — он пожал плечами и непринуждённо махнул куда-то себе за спину. — Он капитан. У него и спрашивай.       Сугуру понятливо кивнул и покачал головой, бросая быстрый взгляд за спину Куроо, откуда высовывался, грозно зыркая в его сторону зубастый Ойкава. Дайшо усмехнулся и медленно крутанулся на пятках. Он снова достал свой кинжал из-за пояса, решив, что таким пилить швартовы он будет добрых минут десять каждую, но зато хотя бы на прощание сможет насладиться своим горем, щедро напитанным рассолом собственной тупости, допущенной когда-то давно, но ставшей рыбьей костью в горле сейчас.       — Ясно. Ну, тогда проваливайте, пока меня не кинулись искать парни, они настроены не так благодушно, как я…       Сугуру не успел сделать и пары шагов, как его окликнул Куроо. Дайшо развернулся, сталкиваясь с ним нос к носу, даже растерянно вздрогнув от неожиданной близости. Куроо без лишних разговоров рывком потянулся к нему, хватая за грудки и притягивая к себе. Губы коснулись губ торопливо, небрежно, но в конце, когда Тетсуро почувствовал, что его руку тронули пальцы Дайшо, он сбавил обороты, позволив своим дурацким чувствам, которых практически не осталось, и всё ещё слишком живым и болезненным чувствам Сугуру остаться запечатлёнными в этом поцелуе. Как оказалось, прощальном.       Куроо задержал свою ладонь на щеке Дайшо, пристально вглядевшись в его так непривычно блестящие глаза. Скажи кому, что самый беспардонный, наглый и мерзкий человек в городе прослезился от одного только поцелуя — никто не поверит. А оно, по правде говоря, и не было нужно.       — Спасибо, Сугуру.       Дайшо коротко кивнул и быстро развернулся, не сказав больше ни слова. Широкими шагами он пересёк палубу и быстро перебрался по доске на пристань, застыв у края на одну единственную секунду, а потом не раздумывая пихнул ногой трап, и тот с глухим бултыхом свалился между причалом и бортом парусника, сбив вниз несколько заросших мхом и водорослями камней.       Пилить швартовы, как оказалось было незачем — остался только один, все остальные похитители уже успели стянуть и к отплытию были готовы полностью. Оставался последний канат, последняя нить, связывающая и удерживающая настоящее Куроо от его будущего. Дайшо медленно подошёл, присел и не удержался от того, чтобы взглянуть на Тетсуро. Они с Ойкавой стояли у носа парусника, молча выжидая. Сугуру посмотрел на них, и тихо шепнул:       — Валите уже, болваны, — и сбросил петлю швартова. Корабль медленно заскользил вперёд.       Ветер дул с берега и ловко протискивался сквозь док насквозь, так что никаких проблем с тем, чтобы выйти в океан не возникло. Треугольные паруса, надуваемые тёплыми порывами, выгибались в сторону открытого водного пространства, медленно и постепенно унося всё дальше от берега и секретного причала небольшой парусник.       Дайшо молча стоял на краю пристани, изо всех сил прислушивался к голосам Куроо и Ойкавы и, наконец, они исчезли, оставив после себя лишь поскрипывание петель ворот доков и шелест крошечных волн, бьющихся об опустевшую пристань.       Сугуру шумно вздохнул и медленно опустился на корточки. Сейчас он почему-то совсем не знал, что ему со всем этим делать.       — Кстати, а как эта посудина называется? — Тихий усталый голос и звук чужих шагов возникли будто из небытия.       — Я так её и не назвал… — особо не задумываясь, глухо ответил Дайшо собственным коленям. Через пару секунду до него дошло, что в доках он не один. Он рывком поднял голову, и тут же его сердце замерло. Чёрт, а он уже успел испугаться. — Что? Проклятье… Кугури? И давно ты здесь?       Сугуру поднялся на ноги, слегка покачнувшись, голова от резкого подъёма кружилась. Кугури внимательно следил за ним и после того, как Дайшо гневно и требовательно уставился на него, ожидая ответа, он протянул руку вперёд и стёр тыльной стороной ладони со щеки своего Босса позорную сырость. Сугуру растерянно шмыгнул носом, губы его задрожали и выгнулись. Кугури тяжело вздохнул и подошёл ближе.       — Достаточно для того, чтобы предложить тебе со мной выпить, — он коснулся запястья Дайшо, смыкая кольцом пальцы, другой рукой обнял его вздрагивающие плечи. — Идём. Я ведь говорил, что одному тебе не следует гулять.       — Чёрт, я же не маленький… — отчаянно кусая губы и не давая себе разрешения разреветься сильнее, глухо отвечал Дайшо, держа голову опущенной. Свободной рукой он вцепился в край рубашки Кугури, и думал, что ему потребуется чертовски много времени на то, чтобы зализать раны, смириться и перестать ждать. Засранец Куроо всё же был прав. Дайшо снова шмыгнул и стёр с лица мокрую гадость рукавом. Ему было стыдно, если, конечно, такая вещь как «стыд» была ему вообще знакома, но то, что он распустил сопли перед Кугури было чем-то очень непривычным. Удивительно как это он до сих пор пребывает в таком спокойствии?.. — Извини за всё это и… Как много ты видел?       Кугури усмехнулся и подцепил пальцем подбородок Дайшо.       — Достаточно для того, чтобы сделать так.       Не говоря больше ни слова, Кугури медленно склонился к Сугуру, накрывая его губы своими.