Natsukashi

      Над замком Хогвартс медленно поднималось яркое утреннее солнышко. Капитан сборной по квиддичу команды Гриффиндор, в которого, как шутили его же игроки, вселился Легендарный Вуд, поднял своих подопечных ни свет ни заря, погнав на тренировку в единственный выходной после трудной учебной недели. Яку прекрасно знал, что где-то там, в башне, борется, отрывая от подушки второго загонщика, Савамура, умудрившийся выгнать на воздух пока что только его одного.       На улице было чудесно, несмотря на ранний час и лёгкий морозец, присущий поздней осени. Солнце золотило кусты и деревья, пылали рассветным огнём витражи Большого Зала, на ботинках и полах спортивной мантии быстро подтаивала изморось, оставляя мокрые разводы, душисто пахнущие свежестью и ускользающей ночью. Яку дышал полной грудью: недовольство из-за ранней побудки постепенно выветривалось, улыбка становилась шире ― ну а что, не самое плохое начало дня! Если Даичи не затянет с занудной теорией, а сразу приступит к полётам, то они управятся к концу завтрака и успеют сгрести с тарелок последние куски тостов. А потом можно и за учёбу взяться, времени целый вагон!       ― Везде свои плюсы, Мориске, ― буркнул он, поудобнее закидывая метлу на плечо. В нос ударил тяжёлый запах полироли для дерева, и Яку с удовольствием затянулся, резко выдохнул и пошёл в сторону поля.       Отойдя от замка на несколько шагов, он услышал какую-то возню возле двери ― похоже, Савамуре удалось растолкать кого-то ещё и выпнуть во враждебную среду, прежде чем отправиться в следующий рейд по чужие души. Яку тихо посмеивался; настроение постепенно ползло вверх, и он думал, что ничто не сможет испортить его и такое славное утро. Совершенно ничто и никто…       Нарастающий звук быстро приближающихся шагов он услышал не сразу, как и их обладателя заметил только в тот момент, когда хищной тенью на него из кустов выпрыгнул Хайба Лев, разорвав в клочки утреннюю тишину своим радостным приветствием:       ― Яку-сан, доброго утречка! Я так рад вас видеть! А куда вы так рано? На тренировку, да? А можно с вами, а? Ну пожа-а-алуйста!..       Второгодка с его родного факультета, детина под два метра ростом, без спроса и разрешения облапил Яку, бестактно оторвав от земли и прижав к своей груди, будто игрушку. Он что-то ещё щебетал, захлёбываясь от впечатлений, которыми хотел поделиться, но Яку его не слушал, бестолку пытаясь отбиться.       ― Да поставь же ты меня на землю, дурень! ― раскрасневшись от борьбы, смущения и самого Льва, подставлявшего ему свою улыбающуюся рожицу, ворчал Яку, выпустив рукоять метлы из пальцев. Метла ― умница какая! ― по всей видимости была солидарна с хозяином, и во время падения умудрилась «лягнуть» Хайбу, больно стукнув древком по ноге.       ― Ай-яй, ваша метла дерётся, Яку-сан! ― восхитился Лев, наконец, поставив на землю Яку. ― Ух, такая боевая!       Хайба заботливо одёрнул чужую красно-золотую мантию, нагнулся, потёр ушибленную конечность и поднял гневно вибрирующую драчунью-метлу, передавая её в руки законного владельца.       ― Говорил же: нечего так на меня налетать! ― недовольно нахмуривая брови, пробубнил Мориске, поправляя форму. ― Ты, вообще, чего здесь делаешь в такую рань?       Лев радостно заулыбался от уха до уха. Яку быстро оглядел его: щёки и кончик носа красные, видимо, от кусачего морозца досталось; на голове чёрт-те что ― веточки, сухие листочки и еловые иголки запутались в платинового цвета прядках, и где он только нацеплял этого добра? Его руки были грязными; Лев всё время сжимал и разжимал кулаки, согревая озябшие пальцы, и Яку заметил, что они испачканы в земле, как и его мантия, усыпанная рыжевато-коричневыми пятнами. А в его карманах, по краю покрытых такими же пятнами, что-то топорщилось.       ― Вы же знаете, Яку-сан, я всегда рано встаю, ― развёл руками Лев с таким видом, будто Яку был посвящён во все таинства его личного распорядка дня. По правде говоря, примерно так оно и было, хотя сам Мориске предпочитал думать, что он просто чуть осведомлённее о жизни других обитателей башни Гриффиндора. — Вот и сегодня встал с рассветом, а все спят ― ни поиграть, ни поболтать, заниматься, что ли? А до завтрака ещё далеко было, вот и решил прогуляться. Солнце так и звало, вы бы видели его!..       Яку улыбнулся краешком губ, тихо хмыкнув. Он привычно закинул метлу на плечо и двинулся к полю, а Лев за ним следом.       ― А я и видел ― Даичи разбудил с восходом, чтоб ему пусто было! ― ругнулся он, слушая тихое озорное хихиканье Льва. ― Ну, а грязный чего такой? Опять по кустам лазал и пытался найти лукотрусов? Говорил я тебе ― гиблое дело, а если в замке узнают, то точно наругают: держать в башне магических существ запрещено.       Лев сделал удивлённое лицо, поморгал и отвёл взгляд в сторону, делая вид, что ни о каких лукотрусах он знать не знает и ни по каким кустам не шастал, хотя листья в его волосах говорили об обратном. Яку тяжело вздохнул — вот же неугомонный ребёнок, ну точно нарвётся на неприятности!.. Он полез в карман мантии, вспомнив, что у него был платок.       ― Наклонись. ― Хайба удивлённо моргнул, но послушно подставил макушку, зажмурившись от удовольствия, пока Яку быстро вытаскивал иголки и листочки из его волос. Платком он потёр и без того красную щёку Льва, стирая разводы грязи. ― На-ка, вытри руки, и в карманы спрячь, а то пальцы, вон, красные все…       ― Спасибо, ― благодарно кивнул Хайба, припуская следом за Мориске. ― И, кстати, я не ходил к Запретному лесу, как вы подумали! Я был у озера! Видел огромного кальмара, а ещё, смотрите, нашёл вот это…       Лев убрал платок, сунул руку в карман, замедлил шаг и вытащил что-то, протянув предмет Яку. Это был грязный, весь в иле, серый камень. Мориске удивлённо хмыкнул, приблизил лицо, повернув голову ухом к камню, и услышал тоненький протяжный свист.       Лев сверкал. Такое чувство, словно это утро было лучшим в его жизни ― отличная находка и дорогой сердцу человек, что может быть лучше? Он смотрел на Яку зачаровано, украдкой, любуясь тем, как золотисто-розовые искорки вспыхивают на кончиках его слегка отросших волос, разметавшихся от ветра.       Яку поднял голову, взглянув на пристально и нетерпеливо пялящегося на него Льва. Стало неловко. Ему всегда было немного не по себе рядом с ним, но в такие моменты, когда они одни, а дылда Хайба жмётся и заглядывает в лицо с этим странным блеском в глазах, это чувствовалось особенно сильно. Яку выпрямился, отошёл и на всякий случай переложил метлу на другое плечо, словно надеялся, что возведённая преграда помешает Льву жаться к его боку.       ― Кхм… Это Поющий камень? ― Лев радостно закивал, быстро спрятав свистящий булыжник обратно в карман. Яку улыбнулся, но всё же неодобрительно качнул головой. ― Зачем он тебе? Бесполезная же вещица, они только свистеть и умеют. И да, не вздумай притащить в башню, слышишь? ― Яку пригрозил пальцем, уже понимая, что его, конечно же, не послушают. ― Ты соседей с ума сведёшь этим свистом! А если декан узнает, то штрафных очков навешает.       ― Не узнает, ― надуто буркнул Лев, низко опуская голову. ― Если только кто-нибудь не пожалуется...       Мориске поджал губы ― расстроился, чёрт. Он снова начал тереть руки платком, что-то бормоча себе под нос, на него больше не смотрел, и правда умудрившись растерять весь своей боевой настрой поводу этого булыжника. Яку поморщился, с силой потёр лицо, прекрасно зная, что крепко пожалеет об этом, но всё же спросил:       ― Ну, так, а всё-таки, зачем он тебе? Хочешь что-то сделать? ― Хайба заинтересованно повёл ухом. ― Конечно, это не такое уж и «магическое существо», так что, может, его и можно пронести в замок, а если запихнёшь поглубже в чемодан, то и соседи свиста не услышат…       Лев буквально-таки взорвался после этих слов ― у Яку глаза заслепило от того, как он засверкал от радости, услышав подобное. Нескончаемым потоком полилась счастливая болтовня о том, что на эту каменюку у него огромные планы: отмыть, натренировать петь какую-нибудь песенку и отправить сестрице в подарок. Успев посочувствовать семье Хайба и Алисе в частности, Яку с удовольствием прислушивался к его трёпу, нет-нет да кивая или поддакивая, попутно пытаясь вспомнить в какой момент вообще он умудрился вляпаться по самую макушку в эту долговязую бестолочь.       Лев прилип к нему ещё на первом курсе, как только распределяющая шляпа, коснувшись белобрысой макушки, громко заявила: «Гриффиндор!», одним своим решением наслав на Яку Мориске неснимаемое проклятье ― он готов был задушить любого галстуком, доказывая, что латаная паршивка, распределяя Льва, пялилась на него и посмеивалась, вот честное слово!       Яку стал первым, кто познакомился с Хайбой, и кто первым предложил помощь. Делалось всё это лишь по доброте душевной: он ведь знал, что это такое ― оказаться в волшебном замке, полном приведений, передвигающихся лестниц и исчезающих дверей. Первое время это было даже мило: Лев всюду шлялся за ним хвостиком, как губка впитывал новые знания, слушал наставления Яку, раз и навсегда приписав к его фамилии вежливое и загадочное «-сан», величая теперь только так и никак иначе. На факультете над ним смеялись, говорили, мол, Яку завёл себе домовика-переростка, но на это Мориске только презрительно фыркал, на практике показывая Льву как применять обезяз на слишком говорливых однокашниках. Через какое-то время болтовня утихла, и теперь уже Хайба стал помогать своему обожаемому Яку-сану.       Он освоился в замке меньше, чем за месяц, завёл друзей, умудрившись набиться в приятели даже обычно спокойным, будто удавы, когтевранцам в лице Кенмы и Акааши на курс старше него. Подружился с пуффендуйцами: вместе с третьекурсником Бокуто и своим сокурсником Хинатой почти целую неделю они терроризировали весь замок, устраивая всякие шалости. А в апогее своей деятельности по обживанию в Хогвартсе, храбро бросил вызов слизеринцу, пригрозив, что если он будет задирать его друзей ― читай, Яку, ― то он попросту упадёт на него и дело с концом. На вразумительный аргумент ржущего до колик Куроо Тетсуро, что они практически одного роста и комплекции и подобным великим падением его не испугать, Лев не отреагировал, но напомнил о возможной расправе, тем самым только закрепив за собой статус верного друга и последователя Яку, который и учил его тому, что нужно дружить со всеми.       Лев был хорошим парнем. Добрым, любознательным, даже слишком ― ему хотелось знать всё и ещё немного, он как ребёнок, дорвавшийся до умного взрослого, знающего ответы на все вопросы, спрашивал Яку обо всём, что приходило ему в голову. Какое-то время Мориске отвечал охотно, наслаждался обществом Хайбы, с которым ему и правда было интересно ― Лев был полукровкой и до определённого времени, в отличие от него, не знал о мире магии вообще ничего, так что им обоим было что обсудить, ― но в какой-то момент тиски, в которые он зажимал своим обществом, стали давить сильнее, и Яку понял, что Льва слишком много.       Он заваливал письмами на каникулах, хныча о том, что очень соскучился, а после встречи подолгу не отпускал, раздирая тёплыми объятиями. Он беспардонно валялся на его коленях, рассказывая, как натрансфигурировал целую пригоршню замечательных пуговиц из огромных чёрных жуков. Он следовал за Яку по пятам, специально или случайно касаясь его, постоянно давая знать, что он рядом.       Мориске начинал злиться. Сам не понимал почему, но его раздражало постоянное присутствие Льва, его блестящие глаза удивительного бирюзового цвета, смотрящие на него так… так… странно, что внутри него всё переворачивалось от этих взглядов. Его раздражали его касания, после которых горели щёки и в груди глухо бухало сердце. Ему не нравились вереницы писем, наполненные искренней светлой любовью к нему, на которую ответить Яку не мог. Расставаясь на длинное лето, он вздохнул с облегчением, хотя и было ужасно стыдно за такое поведение и отношение. Стыдно и страшно, потому что избавиться от этого Мориске не мог, как бы ни старался ― улыбки выходили только фальшивее, а слова так и кричали о неискренности.       Вся надежда была на летние каникулы и что новый год в школе ― его четвёртый, у Льва второй, ― что-то изменят, но пока, спустя два месяца с начала учёбы, особых различий Яку не замечал, и идущий бок о бок с ним высоченный парень, рассказывающий о свойствах Поющих камней, вызывал только необъяснимое лёгкое раздражение и мигрень.       Пока они плелись к полю, обогнув по широкой дуге озеро, мимо успели прошмыгнуть Иваизуми и Савамура, оба подленько оскалившие зубы при виде кислой физиономии Мориске и наседающего на его уши Льва. Где-то позади них, судя по сонным зевкам-рыкам, плелись девчонки-охотницы: Ринко Судо, Мое Кикучи и старшая сестрица Нишинои, учившегося на курс младше Яку, Савамуры и Иваизуми. Удалось ли Даичи растолкать ловца, Мориске так и не понял, но сейчас, по правде, было совсем не до этого ― нужно как-то отвязаться от Льва.       Они почти пришли, и реющие над трибунами флаги цветов факультетов, упирающиеся в небо разноуровневые кольца так и манили, а Хайба всё не отставал, болтал и болтал, намереваясь остаться и посмотреть тренировку, а уже после вместе с командой пойти на завтрак, а там, глядишь, и до совместного времяпрепровождения недалеко… Яку резко набрал в грудь воздуха, поднял руку, жестом прерывая речь Льва.       ― Лев, иди в замок, ― сказал он, для верности ещё и указав пальцем на просыпающийся Хогвартс. ― Меня лучше не жди, непонятно сколько это продлится, ты же знаешь, как Савамура любит все эти правила и остальное…       ― Но… ― попытался возразить Лев, заметно приуныв. Утро ведь так хорошо началось, а теперь его гонят ни с того ни с сего ― обидно!       ― Иди, ― уже мягче, но всё ещё настойчиво, велел Яку. Сокомандники, застывшие возле домика для хранения инвентаря, перетаптывались с ноги на ногу и нетерпеливо махали ему, подзывая к себе.       Лев удручённо повесил нос, весь сжался и словно бы потускнел. Он нехотя кивнул, опустил плечи и развернулся, чтобы уйти. Почему-то от этого вида у Яку защемило сердце. Он мысленно чертыхнулся, и прежде, чем понял, что хочет сделать, успел поймать его за запястье, потянув на себя. Видеть Льва подавленным Мориске не хотелось.       ― Пообедать мы можем вместе, если хочешь, ― поморщившись, кусая губы и уже предвкушая очередную порцию объятий, предложил Яку. ― А пока позанимайся лучше, хорошо?       Лев сразу же закивал и, по старой привычке, полез обниматься. Он был тёплым, даже обжигающим, у Яку сразу же запылали щёки, а сердце, бешено взревев, подскочило до самого горла, словно бы он не угодил в капкан чужих рук, а находится сейчас у колец и на него несутся все три вражеских охотника, беспрестанно перекидывающих квоффл друг другу. Странно всё это было, чертовски странно. Яку опять начал злиться.       ― Ну всё, отпусти, меня уже ждут, топай давай! ― он отпихнул Хайбу, лицо отвернув в сторону, чтобы не видеть чужой улыбки.       ― Хорошо! Увидимся позже, Яку-сан. И будьте осторожны на тренировке, ладно? ― заботливо попросил он, поворачиваясь в сторону замка. Мориске смущённо фыркнул, махнул ему рукой, какое-то время оставаясь на месте.       Он переминался с ноги на ногу, смотрел как развевается на лёгком ветру чёрная мантия Льва, слышал его тихий смех, и счастливое мурлыкание. В этот момент Яку невольно подумал, что утро выдалось по-настоящему прекрасным.

***

      Как и заведено в Хогвартсе, учебные дни, наполненные заботами и хлопотами, летят незаметно и быстро, будто осенние листья на сильном ветру ― не успеешь оглянуться, и их уже нет, а на пороге топчется зима. Дни стали короче, ночами в каминных трубах страшно хохотал, царапая дымоход изнутри, ледяной ветер. Всё чаще по утрам на стёклах можно было обнаружить узорчатую изморозь; на всех углах замка ученики, принявшие Бодроперцового зелья, дымили паром из ушей, оповещая этим побочным действием зелья всех о том, что они простужены и лучше рядом не ошиваться. Близилась пора экзаменов.       Яку заметил, что с каждым годом становилось всё сложнее. Если первый и второй курс чар и трансфигурации ему дался легко, то на четвёртом, когда формулы заклинаний стали расползаться до пугающей отметки в две четверти свитка, ошибок стало гораздо больше. Студенты путались в движениях палочки, забывали слова заклинаний, порой вытворяя что-то совсем уж неправдоподобное. Так однажды на трансфигурации, неверно произнеся заклинание, пуффендуец Асахи Азумане заколдовал Бокуто Котаро, превратив его в огромного говорящего филина. Сам Котаро был в полнейшем восторге, а вот профессор сразу же лишила Пуффендуй нескольких баллов. А на чарах заклинание Савамуры, отрикошетив, угодило в слизеринку Мику, заставив бедную девушку три часа кряду хохотать до слёз ― они проходили Веселящие чары, оказавшиеся не таким уж простым делом. Успел наделать ошибок и Яку, на зельеварении случайно расплавив котёл, будто сопливый первоклашка, перепутав очерёдность ингредиентов и помешиваний самого зелья. За это ему и Иваизуми хмурый профессор сразу же впаял два вечера отработки, ещё и не пожалев обоим влепить «О» за само задание.       Подобные неудачи, постоянный холод, тянущая свои дрожащие лапки простуда и другие неприятные вещи только подливали масла в огонь, и настроение с каждым днём становилось всё хуже и хуже.       Немного подправить его удалось, когда отменили тренировку по квиддичу ― Яку сам себя не узнавал, но как же он обрадовался, когда Савамура, собиравшийся заниматься даже в разыгравшуюся метель с мокрым снегом, пусть со скрипом, но всё-таки согласился, что для полётов время не лучшее. Выгаданные три-четыре часа Яку собирался потратить на сочинения по зельям ― так хотя бы был шанс, не погрязнуть под лавиной чёртовых эссе и разделаться с половиной долгов до начала экзаменов.       Решив с Иваизуми встретиться в библиотеке ― Хаджиме вроде как договорился с кем-то, чтобы им помогли с зельями, ― Яку первым его отправил на место, а сам забежал в комнату. У него была пара библиотечных книг, не помешало бы их сдать, раз уж он туда пойдёт. Книжек, вопреки ожиданиям, оказалась не пара, а штук десять, и все огромные, так что стопка была практически неподъёмной и застилала Яку весь обзор. Из спальни он спускался медленно, не глядя прощупывая каждую ступеньку крутой винтовой лестницы, искренне надеясь, что по пути не сверзится сам и не завалит никого из знакомых.       В узком футляре башни было ужасно холодно, пробирало до самых костей. А из-за стен был хорошо слышен яростный вой ветра, точащего столетние камни своими ледяными клыками ― и всё-таки хорошо, что они не пошли на поле, сдуло бы к чёртовой матери, потом из каких снежных заносов их выковыривали вместе с их «Чистометами»? Тихо буркнув что-то себе под нос, Яку сделал очередной шаг и во что-то мягко врезался. Он покачнулся, его башня из книг опасно накренилась, но не упала ― чьи-то тёплые руки заботливо обняли Яку, придержав за плечи, выровняв и не дав опрокинуться.       ― Привет, Яку-сан! Как дела? Ого, сколько у вас книжек! Вы в библиотеку? Можно с вами?       Этого ещё не хватало! Он и так на пределе, нервы как натянутые струны, хоть бери и гимн Хогвартса натренькивай! Сейчас совсем не до приставучего Льва, сующего свой нос и горячие руки куда не надо. Яку мучительно взвыл.       Его полный отчаяния стон Хайба интерпретировал по-своему: решил, что другу тяжело с такой-то кучей книг, так что он быстро отобрал большую половину, тихо крякнув под весом древних талмудов. Наконец Яку смог увидеть его лицо. В груди странно потеплело. Лев, как обычно, широко улыбался ему, мило щурил поразительные глаза, источал дружелюбие, всем своим видом обещая быть рядом всегда и везде. Был бы у него хвост ― Яку не сомневался, ― Лев создал бы немало ветра, так сильно бы им вилял.       Последнее время Яку казалось, что он постоянно вертится с ним рядом, будто бы дел других нет! То прижимается тесно сбоку, втискиваясь в крошечное пространство на и так занятом диване, то пытливо заглядывает в лицо, практически нос к носу сталкиваясь с ним, но снова смотрит таким взглядом, будто хочет что-то сказать, но ждёт, пока Яку сам не догадается о нужных словах. Это нервировало.       Мориске говорил себе, что он думает о чепухе, и Лев всё это делает неосознанно, просто он очень тактильный и общительный, со всеми так, ничего не изменилось с прошлого года или, положим, прошлой недели ― он относится к нему совершенно одинаково. Однако было что-то во всём этом, уже не просто раздражающее, а даже пугающее. Яку чувствовал это давление и пытался его избегать, до нынешнего момента. С дивана можно встать и уйти к себе, а встретившись в коридоре, увильнуть в сторону и сказать, что нужно на урок, но только не сейчас, нет ― сейчас сбегать было некуда.       ― Ты, как всегда, говоришь очевидные вещи, ― стараясь не огрызаться и быть дружелюбным, протянул Яку. ― В библиотеку, да. Но тебе со мной нельзя, так что верни книги и дай пройти.       Хайба удивлённо моргнул, не ожидая такого холода в голосе старшего товарища ― в этот момент его гипотетический хвост наверняка жалобно поник.       ― Почему нельзя?       Яку кисло заулыбался, теряясь в своих ощущениях. Ему хотелось уйти, прямо сейчас, убежать подальше от него, от своих дурацких мыслей, конечно же, ошибочных, но в то же время видеть его расстроенным оказалось до странного неприятно, даже больно.       ― Потому!.. Если сказано нельзя — значит нельзя! ― огрызнулся, не сумев удержать себя в руках, Мориске. Он тяжело вздохнул. Чёрт, ну почему ему сейчас так плохо?.. В этом же нет ничего такого: у него дела, Лев будет только мешаться под ногами, отказывать в таких ситуациях нормально, но… Яку качнул головой, поднимая виноватый взгляд на второкурсника. ― Извини, я не хотел повышать голос. У меня очень много домашнего задания, мы с Иваизуми идём заниматься, будем много писать, ковыряться в старых справочниках — это скучно и неинтересно. Так что не сегодня, Лев. Давай мне книги, и лучше займись чем-нибудь другим. У тебя ведь тоже скоро экзамены ― неплохо бы повторить кое-какие вещи, разве нет?       Яку попытался улыбнуться теплее, заглядывая в опущенные глаза Льва. На его вопрос он только неопределённо пожал плечами, но голову поднял, нерешительно попросив:       ― Можно я хотя бы помогу донести книги? Пожалуйста. Их и правда много, вам будет тяжело…       ― Ладно, идём, ― выдохнул уже спокойнее Мориске, решив в этот раз просто сдаться. Со своими ощущениями он разберётся позже, когда не будет настолько уставшим и занятым. ― Спасибо. Ты меня очень выручаешь, как обычно, но лучше бы ты…       Договаривать Яку не стал, просто молча протиснулся между Львом и ледяной стеной, быстро сбежал по последним ступеням в гостиную, пролез через портрет Полной дамы, двинувшись в сторону библиотеки.       Он не понимал, что с ним происходит, всё это напоминало какое-то сумасшествие ― как можно, гипотетически говоря, любить и одновременно не хотеть видеть одного и того же человека? Лев нравился ему. Приятно было сидеть вечерами у самого камина, задерживаясь перед сном за игрой в волшебные шахматы. Ему нравилось слушать его истории, взаправду удивительные, рассказывать свои и знать, что выслушают со всей внимательностью, ещё и вопросами завалят. Даже заниматься со Львом было всегда весело ― Хайба оказался на редкость талантливым волшебником, многое схватывал на лету, порой вытворяя нечто совсем поражающее, но в то же время мог совсем не понимать школьной программы. И в это же время Яку держался подальше, словно чувствовал, что может произойти что-то, что раз и навсегда изменит их жизни, какое-то необъяснимое и непонятное событие, способное разрушить их отношения. С каждым разом балансировать на тонком лезвии, пролёгшем между его желанием оставаться рядом, получать улыбки и обходить десятой дорогой Хайбу Льва, становилось всё тяжелее.       До библиотеки они добрались в рекордно короткое время, шли всё время молча, хотя Яку чувствовал на себе тоскливый взгляд Хайбы, хотевшего поболтать. Правильнее было бы что-то сказать, может, извиниться за своё странное поведение, предложить вечером поиграть вместе или отточить какое-нибудь заклинание из программы Льва. Правильнее было бы что-то сказать, но Яку промолчал, отобрал свои книги, сухо кивнул и нырнул в библиотеку, после себя оставляя только грохот тяжёлой двери и протяжный вой беснующейся за стенами замка стихии. Шаги Льва он слышал из-за двери, и прошёл вперёд только тогда, когда убедился, что они совсем стихли.       Его уже ждали: за дальним столиком, возле кованой подставки, с добрым десятком толстых свечей, сидел Иваизуми, приветливо махнувший ему рукой. Яку, нагруженный книгами, сперва поплёлся к стойке библиотекаря, размахивающей перьевой метёлочкой для смахивания пыли. Несколько минут он ждал, пока хмурая дама проверит всё на предмет повреждений с помощью заклинаний, потом взял нужные учебники и быстро скользнул меж шкафов к сокурсникам. Уже на подходе он понял, кого именно пригласил Хаджиме и пожалел, что на поле они всё-таки не вышли ― заниматься вместе со слизеринцами? Да уж лучше пусть его сдует ледяным ветром, чёрт побери!       Яку хорошо знал их обоих: Ойкава Тоору, умник и любимчик девчонок всего Хогвартса, был другом детства Иваизуми. И над этой парочкой проклятая Распределяющая шляпа умудрилась поглумиться ― разлучила друзей, не меньше чем на год вогнав обоих в тоску друг по другу, хотя позже оказалось, что всё не так уж и плохо. Своим примером Ойкава и Иваизуми зародили традицию тёплой дружбы между учениками разных факультетов, так что со временем ни для кого не было новостью увидеть за столом Слизерина, например, ученика другого факультета и наоборот. Ойкава учился исключительно на «отлично», так что видеть его в роли «репетитора» Яку было в радость ― объяснял он понятно и доходчиво, так что даже такие дубы в зельях, как они с Хаджиме, быстро схватывали суть. А вот второй… Куроо Тетсуро Яку, мягко говоря, «раздражал». Если с Ойкавой их познакомил Хаджиме, постоянно появляясь с ним вместе и «приучая» сокурсника к слизеринцу, то с Куроо Мориске познакомил бладжер. Направленный им в его голову. Прилетело тогда знатно, до цветастых мультяшных птичек перед глазами, причём это было явное нарушение правил, оставшееся, к слову, без внимания тренера ― на эту несправедливость закрыть глаза Яку не смог.       Они встретились с Куроо ночью, в одном из удалённых коридоров, сперва популяв друг в друга заклинаниями, а после просто ринувшихся друг на друга врукопашную. Яку тогда выиграл, подбил патлатой заразе глаз, хотя и сам остался с разбитой губой ― аве двум младшим братьям и вечным дракам за единственную в доме метлу! И вроде бы с того момента, как и положено после драк, они должны были признать силы друг друга и стать если уж не приятелями, то хотя бы обзавестись взаимным уважением, но с Куроо подобного фокуса не прошло ― война пролегла теперь в ментальной плоскости, и длилась уже который год. Яку, надо сказать, заметно проигрывал, и не удивительно, соперником-то был не абы кто, а парень с восьмью метрами болтливого языка, врождённой наглостью и хитрожопостью размером с гиппогрифа! Яку знал, что Куроо не плохой тип, но предпочитал держаться на расстоянии как в школе, так и на поле.       ― Ты бы мог и предупредить, Хаджиме, что позовёшь их! Я бы предпочёл отравиться, чем выслушивать то, как Куроо будет умничать, ― буркнул Яку, бухая на стол учебники.       Иваизуми поднял голову, выразительно на него уставившись «А-как-будто-ты-не-знал-что-будут-они»-взглядом. Мориске скривил губы, устало вздохнув ― ну да, по-другому и быть не могло, не знал он, что ли, в самом деле? А всё чёртов Лев, забил голову собой, теперь одна каша там, а не нормальные мысли!       ― Все твои зелья, Яккун, судя по отметкам и комментариям профессора, не хуже яда, ― не отвлекаясь от вчитывания в заплесневелый том «Магические травы и грибы», елейно пропел Куроо, радуя собеседников по-кошачьи хитрой улыбкой. — Вот и выпей что-нибудь из своего, раз так припекло!       Мориске раздражённо заскрежетал зубами, достал из сумки чернильницу, бухнув ею о стол сильнее, чем следовало бы ― по тонкому стеклу поползли трещинки, на которых мгновенно стали набухать тёмно-синие бусины чернил.       ― Осторожнее, Мори-чан, зальёшь нам все конспекты. Репаро! ― ласково улыбнулся Ойкава, взмахивая палочкой. Куроо он пихнул локтем в бок. ― А ты не груби. И вообще, за языком следи, Куроо-чан, а то опять скажут, что во всём виноваты злые слизеринцы. ― Тетсуро тихо хрюкнул, сажая в свой пергамент пару клякс. Присказки про «злых слизеринцев» были у них чем-то вроде дежурных шуток. ― Если уж кто кого и станет травить, то пусть Ива-чан делает. Он у нас самый положительный, в Запретный лес если даже сунется ― никто ему ничего не скажет.       Иваизуми, глухо гоготнув, поднял голову, весело уставившись на довольно скалящегося Ойкаву. Похоже, настроение у всех было игривым, не то, что Яку ― это успели заметить все, и смотрели на ворчащего Мориске с опаской.       ― А по шее? ― предложил Хаджиме; Ойкава быстро замотал головой. Яку наконец пристроился рядом, придвигая к себе ближе починенную чернильницу. Иваизуми повернулся к нему, почуяв неладное в слишком уж взвинченном друге. ― Что-то не так? Нарвался на завхоза? Или опять он тебя доставал?       Яку недовольно пожевал губу. Чёрт, неужели, он так легко считываем? А может, дело в том, что рычагом для смены его настроения почти во всех случаях был Лев?..       Слизеринцы на мгновение отложили перья, навострив уши.       ― Кто доставал? ― преувеличенно бодро, будто бы не нужно было ему делать пять домашек сразу, заинтересовался Куроо. ― Кто-то смеет тебя обижать, Яккун? А как же твой защитник? Тот белобрысый дылда? Я когда вспоминаю его обещание упасть на меня, всё время хохочу до слёз ― ах, были же времена!..       И он, глупо хихикнув, утёр несуществующую слезинку. Яку тихо загудел, низко опуская голову. Обсуждать что-либо с ними он не собирался. Конечно, давно ушли те времена предрассудков, дескать, тут учатся хорошие, а там плохие, давняя вражда сошла на нет, осталось лишь здоровое соперничество, но ни Куроо, ни Ойкаву Яку не мог назвать своими лучшими друзьями, хотя и знал обоих уже четыре года, несколько раз попадая в совместные передряги, выручая из них и получая помощь в ответ. С этим вопросом он хотел разобраться сам и желательно в одиночестве.       ― Как-то подозрительно молчит наш Мори-чан, ― задумчиво протянул Ойкава, водя кончиком пушистого пёрышка по своим губам. ― Уж не поссорился ли со своим дылдой? Вечно он за тобой как щеночек на привязи таскался, а теперь вас рядом и не встретишь ― надоел он тебе, что ли?..       Яку плотнее стиснул зубы. Чёрт! Что же делать? Все трое смотрели на него выжидающе, и похоже, что заниматься они не начнут, пока не выпытают у него причину его плохого настроения. Нужно что-нибудь соврать! Хотя, нет, не стоит ― сразу поймут, что дело во Льве, если он уйдёт от ответа. Говорить правду? Но он и сам её не знает…       ― Ничего подобного, думай, прежде чем говорить, ― беззлобно огрызнулся Яку, бросая на столешницу скрученный в тугую трубочку пергамент. ― Ничего он мне не надоел, просто… Много дел, некогда нам друг за другом таскаться.       ― А я думаю, что ты лжёшь, Яккун, ― хитро заулыбался Куроо. ― Птичка на хвосте принесла, что ты его сторонишься!       ― Чего?! ― взбеленился Яку, сразу же уставившись на замотавшего головой, дескать, это не я, Иваизуми. ― Тебе-то откуда знать?       Куроо задумчиво постучал пальцем по подбородку, сдувая с глаз падающую чёрную чёлку.       ― М-м-м, может, у меня есть мантия-невидимка?       ― И ты не нашёл ничего лучше, чем следить за гриффиндорцами? ― укоризненно зыркнул на него Ойкава. ― Какая растрата ресурсов, Куроо-чан, какая растрата.       ― А то ты бы, завладев такой мантией, не следил бы за грифф… Ай! ― Куроо зло зашипел, потянувшись, чтобы потереть отбитую Ойкавой коленку.       Раскрасневшийся Тоору, высокомерно вздёрнув нос, поджал губы.       ― Я бы ничем подобным не стал заниматься. И вообще, хватит собирать глупые слухи.       ― Спасибо, ― выдохнул с благодарностью Яку. Всё-таки из них двоих Ойкава нравился больше, хотя и ему, судя по заинтересованно блестящим глазам, было интересно знать, что происходит. Мориске задумчиво потёр в затылке, закусил губу, всё ещё путаясь в сомнениях, и нехотя признался: ― Я не сторонюсь его специально. Просто… Не знаю, как это объяснить: будто бы чувствую, что если не стану держаться подальше, случится что-то плохое. Ну и мы правда очень много общаемся, постоянно рядом, так что это даже пугает… Нужно же ему иметь и других друзей, кроме меня…       Он замолчал, склоняя голову. Щёки пылали, под взглядами парней было жутко неловко, но их ответа, хоть какого комментария он ждал, опасаясь, что услышит что-нибудь ужасное.       Все молчали. Иваизуми деловито скрипел пером, зарисовывая смокву и подписывая какие части растения идут в зелья. Ойкава задумчиво смотрел куда-то поверх склонённой головы Хаджиме. Куроо подозрительно скалился. Яку сидел как на иголках, не зная куда деть свои руки. Не дождавшись ответа, он принялся расправлять пергамент, всё время норовивший скрутиться обратно в трубочку и упрыгать у него из-под рук.       ― Может, глупость скажу, ― растягивая слова, произнёс Куроо, не отрывая глаз от борющегося с пергаментом Яку, ― но я думаю, что парнишка в тебя влюблён. Ну, знаешь, прямо как только вылупившиеся окками ― кого первым увидели после того, как разбили скорлупки, за тем и носятся. Так и тут: ты первый с ним заговорил, он к тебе привязался, а потом, кто знает, может, и прикипел, а? Так что ты с ним поласковее будь, что ли. Разбитое сердце волшебника не так-то легко починить.       Чёртов пергамент скрутился и укатился из-под замерших рук Яку, пружинисто упрыгав под стол. Мориске, страшно покраснев, полез за свитком. В его ушах загудело, сердце забилось слишком быстро, даже плохо стало, голова пошла кругом.       «Влюблён»? Да нет, не может быть такого! Это же… Яку почувствовал, что задыхается. Из-под стола он выбрался с трудом, вокруг себя ничего не видел, даже вопроса Хаджиме всё ли с ним в порядке не расслышал сперва. Его руки тряслись, по спине, от загривка к копчику побежали ледяные мурашки. В животе в тугую холодную спираль, уплотняясь в ком, скрутилось чувство страха, наконец, обрётшего имя. Яку снова позвали.       ― Что? ― он растерянно моргнул, бросая взгляд обеспокоенно смотрящим на него Ойкаве и Иваизуми. Даже Куроо слегка занервничал, что сломал напарника по зубоскальству. ― Ты прав, Куроо ― это глупость. И меня подобное не интересует…       ― Мы не спрашивали об этом, Мори-чан, ― лукаво улыбнувшись, сказал Ойкава.       ― Меня такое не интересует! ― повторил, уже жёстче Мориске. ― Да и вообще… Ему же едва тринадцать стукнуло! Какое там!..       ― Любви, Яккун, все возрасты покорны! ― елейно пропел Куроо, подставляя под подбородок кулак.       Глаза Яку яростно засверкали, он полез во внутренний карман мантии, явно собираясь достать палочку и укоротить восемь метров языка Куроо хотя бы до четырёх, но за руку его вовремя успел поймать Хаджиме, выразительно уставившись в сторону библиотекаря, яростно замахавшей своей метёлочкой, словно рассерженная кошка хвостом. Яку, недовольно цокнув, передёрнул плечами, возвращаясь к борьбе с пергаментом. Его всё ещё трясло, а «глупость» эхом отдавалась в его голове. Ком страха тяжелел.       ― Если ещё раз откроешь рот не по теме, Куроо, из него слизняки полезут, имей в виду, ― хмуро предупредил Яку. ― И вообще, мы заниматься пришли или обсуждать кого-то? Время идёт, а домашней работы меньше не становится!       Слизеринцы одновременно пожали плечами и согласно закивали. Иваизуми расслабленно вздохнул ― похоже, кризис миновал.       ― Яку прав, так что давайте лучше позанимаемся. Ойкава, объяснишь, что там по последнему зелью, которое давал профессор? Похоже, я вообще не понял сути.       ― Ничего удивительного, ― Тоору, угодивший под хищный взгляд Иваизуми, прикусил язык и мило заулыбался. ― Ладно, двоечники, слушайте внимательно…       После этого вопрос взаимоотношений Льва и Яку не поднимался, хотя все четверо не переставали думать об этом весь вечер.

***

      Близился канун Рождества, до экзаменов оставались считанные дни.       Хогвартс замело снегом, а в открытых галереях, в перерыве между уроками, ученики устраивали настоящие снежные баталии, как обычно оканчивающиеся пачкой штрафных баллов для озорников, пытающихся хоть как-то разогнать рутину.       Замок понемногу преображался: в Большом Зале стали появляться рождественские гирлянды из остролиста, огромные золотые и серебряные шары, блестящие в свете свечей и факелов, а с потолка стал сыпать искристый, будто блёстки, сухой тёплый снег; в коридорных арках, поджидая парочек, из воздуха возникали веточки омелы, перевязанные красными атласными лентами; приведения заунывно мурлыкали праздничные гимны, но никому не было дела до грядущего торжества и каникул, мысли всех учеников были заняты повторением формул для чар, списков ингредиентов для зелий, дат по истории магии и руководств по уходу за магическими существами.       Практически все в замке были на грани истощения, многие даже попали в больничное крыло с переутомлением, многие не высыпались и сами походили на призраков, но всё ещё держались, собираясь бороться до последнего.       В Яку уже не осталось сил. Передвигался он лишь чудом, заставляя своё тело, полегчавшее от недоедания, двигаться дальше, из класса в класс, потом в библиотеку, на тренировку, снова в библиотеку, а потом только до кровати и спать. Не хотелось ничего, кроме долгого-долгого сна или бесконечного тёплого вечера вблизи камина и живительного огня, восстанавливающего силы. Только отдых и пустота в голове ― многого ли он хотел? С последним вообще было сложно.       После того вечера в компании слизеринцев и выдвинутого предположения, Яку стал думать о Льве вдвое больше. Теперь в каждом его жесте, слове, взгляде он находил что-то ещё, что пугало его до чёртиков, и в какой-то момент, ближе к самыми экзаменами, Яку поймал себя на мысли, что стал намеренно избегать Хайбу. Он знал все его привычки, по каким коридорам он ходит, в какое время обычно завтракает или ужинает, и всячески старался не попадаться ему на глаза: ходить другими, вдвое длиннее, путями, просить соседей по комнате принести что-нибудь с ужина, хотя бы пару бутербродов, много ли ему надо? Пропадал то на тренировках, промерзая до костей и становясь фанатиком почище Даичи, то засиживался в библиотеке, дожидаясь пока его не выгонят.       И всё только ради того, чтобы не видеть его. Чтобы в тот момент, когда он улыбнётся, а сердце в очередной раз зайдётся в дрожи, не понять, что Куроо был прав. Что чёртов Куроо Тетсуро, смотрящий на него всезнающе, с хитрецой, не договорил тогда и не произнёс вслух того, чего больше всего боялся Яку ― понять и признать, что он сам уже давно влюблён в него. Что всё его раздражение ― это напускное. Что попытки дать дёру, не встречаться ― жалкое оправдание неизбежному. Яку знал, что всё сразу же рухнет ― почти два года их дружбы, доверие и то уютное тепло, связывающее их и согревающее. С этим придётся разобраться, всё равно придётся, раз уж всё вскрылось, но хотя бы пусть это случится после того, как он отдохнёт, пожалуйста!..       Яку мутило сильнее обычного. Постоянно кружилась голова, в желудке, прилипшем к спине, гудело от стабильного недоедания. Он плёлся в сторону своей башни, путаясь в складках мантии, себе под нос бормоча формулы по чарам, рукой отрабатывая движения палочки.       ― Раз, два, три ― Акцио!.. Раз, два…       Яку застыл как вкопанный ― кто-то, он уже знал кто именно, его окликнул. По спине пробежались мурашки. Он хотел дать дёру, убраться куда подальше, спрятаться да хотя бы за рыцарские доспехи, и пускай засмеют, но его уже засекли.       Широким шагом, весело махая рукой, к нему двигался Хайба Лев, прижимавший к груди пару книжек ― видимо, шёл с библиотеки. Когда между ними осталось меньше десяти метров, Лев перешёл на бег, затормозив только за шаг от Яку и почти впечатавшись в него, лишь чудом не сбив с ног.       ― Привет, Яку-сан! Так давно не виделись! Как вы? ― он наклонился, широко улыбнувшись, по привычке заглядывая в лицо. Бирюзовые глаза счастливо сверкали, чего не сказать о наверняка потемневшем взгляде Яку. ― Что это с вами? Выглядите нездорово…       Лев задумчиво хмыкнул, поднял руку, другой покрепче прижимая книжки, чтобы не растерять, осторожно положил ладонь на лоб Мориске. Яку словно током шибануло. Он резко отскочил, страшно вытаращился на него и смог только прошипеть:       ― Уйди.       Хайба недоумённо на него уставился. Он так и стоял с поднятой рукой, явно не понимая, что такого сделал, чтобы заслужить подобное.       ― Что? ― неуверенно улыбнулся он.       ― Оставь меня в покое, ― снова зашипел Яку, чувствуя, что его крупно трясёт. Сейчас нельзя разговаривать, только не сейчас, иначе он наговорит лишнего, впопыхах, не подумав, как следует, не разобравшись в своих чувствах. ― Прошу, Лев...       ― Вам плохо? Давайте отведу в больничное…       Хайба потянулся к нему снова, хотел придержать покачивающегося от недомогания Яку, но тот звонко и больно шлёпнул его по руке, отшатнувшись в сторону. Глаза застилало пеленой, Льва он больше не видел, ничего вокруг, только ощущал всем телом вращающийся вокруг него мир, готовый вот-вот рухнуть и разлететься на кусочки.       ― Не трогай! Чёрт побери! Что сложного в том, чтобы понять, что я не хочу, чтобы ты за мной таскался?! ― резко выкрикнул Яку, смотря куда-то сквозь второгодку. ― Убирайся, не хочу тебя видеть, ты… Ты!.. Чёрт…       Яку схватился за голову. Что он творит? Зачем говорить такое? И почему у него вечно так? Почему нельзя нормально?..       ― Яку-сан, простите. ― Тихий голос, будто ласковые руки душителя в бархатных перчатках стиснули шею Яку, мешая дышать. Где-то внутри стало очень больно. ― Простите, я не думал…       Колени пронзила острая боль, будто бы вдалеке послышался грохот роняемых на каменный пол книг, ехидно залязгали забралами живые доспехи в насмешку над чужой неудачей. Яку кто-то тормошил, трогал его лоб, тёр щёки, тряс, но он больше не слышал и не ощущал ничего, проваливаясь в чёрное забытьё обморока.       Просыпался Яку тяжело. Чертовски болела голова, перед глазами летали разноцветные мушки, сфокусироваться толком не удавалось, так что веки он прикрыл; во рту было сухо, и Яку потянул руку в сторону, зная, что где-то там есть тумбочка, а на ней должен оказаться стакан с водой или кувшин. Искать самому ему ничего не пришлось: чья-то тёплая заботливая рука тут же поднесла стакан с чем-то пахнущим мятой к губам. Яку сделал маленький глоток, жмурясь от удовольствия, когда по телу сразу же поползло тепло, странно контрастирующее с холодным запахом питья.       Становилось лучше, в тело по капельке проникали силы, которых хватило, чтобы попытаться сесть выше ― он уже понял, что угодил в больничное крыло, пижама тому прямое доказательство, ― но тут же в грудь уперелась всё та же рука, принадлежащая, без сомнения, школьному доктору.       ― Куда это вы собрались, мистер Яку? Я не разрешала вам вставать.       ― Просто хотел сесть повыше, ― смутившись, тихо ответил Мориске, наконец, распахивая глаза, второй раз пытаясь оглядеться нормально. Теперь мир не плыл, а обеспокоенное лицо женщины, отвечающей за здоровье каждого в школе, не казалось двоящимся. ― Что со мной случилось?       Доктор поднялась со стула, послушно отъехавшего в сторону по мановению её палочки.       ― Обморок. От переутомления, ― поджав губы, ответила она, неодобрительно покачав головой. ― Вам необходим покой, так что сегодня на ночь останетесь здесь.       Яку нервно моргнул, попытавшись ещё раз сесть на постели, а потом и встать, но на это, как оказалось, сил уже не нашлось.       ― Я не могу оставаться здесь! У меня экзамены, нужно готовиться, ― горячо запротестовал он.       ― Если вы умрёте, то и экзамены будет сдавать некому, ― резонно заявила женщина. Яку на секунду задумался и нехотя покивал, укладываясь обратно на подушки. ― Вот так, лежите, молодой человек, набирайтесь сил. Я дала вам Укрепляющее зелье, а ещё, ― она взмахнула палочкой и на прикроватной тумбочке появилась тарелка, накрытая салфеткой, и небольшая кружка, наполненная чем-то горячим, судя по поднимающемуся парку. ― Поешьте, а потом выпейте Усыпляющее зелье. Вам нужно хорошо поспать и набраться сил, сегодня останетесь здесь, это не обсуждается, а завтра утром я вас выпишу и пойдёте на свои экзамены, всё понятно? ― Мориске снова закивал. Женщина добродушно улыбнулась. Полы её мантии приятно зашуршали, лаская слух. ― Отлично. Но сперва поешьте, вы заметно осунулись, похоже, что недоедали в последнее время.       ― Спасибо, ― слабо крикнул в ответ Яку, сдёрнув с тарелки салфетку, как только доктор ушла, задёрнув за собой воздвигнутую вокруг его постели ширму.       На тарелке оказалась целая гора маленьких бутербродов, пахнущих до того аппетитно, что даже у в целом не чувствующего голода Мориске заурчало в животе. Ну и раз доктор сказала, что надо, значит надо ― он поднял тарелку с тумбочки подвинув к себе поближе. Добрых полчаса он набивал живот, медленно поглощая бутерброды и малодушно радуясь, что хотя бы сейчас его не одолевают мысли ― в голове царила блаженная пустота. Хотелось верить, что это из-за зелья и завтра всё вернётся на круги своя, иначе как ему сдавать экзамены, если в голове пусто?.. Ну а пока это было плюсом. Можно ни о чём не тревожиться, не думать, не…       Яку отложил бутерброд и отставил тарелку, роняя руки на одеяло. Нет, нельзя, не может он оставаться беззаботным ― он обидел Льва. Наговорил ему гадостей сгоряча, вышел из себя, голос повысил, вёл себя как последний засранец. Чёрт!.. Было чертовски стыдно, до того, что хотелось прямо сейчас броситься босиком и в пижаме через весь замок, в башню Гриффиндора, найти Льва и попросить прощения, сказать, что он сам не понимает, что на него нашло, что он не хочет, чтобы Лев «убирался» ― наоборот, пусть будет рядом и пусть не верит в то, что он сказал.       Яку хотелось думать, что Лев не поверил в его слова, но всё же сомнения душили. Он знал его достаточно хорошо, и раз сейчас Хайбы не было рядом, означало это лишь то, что всё сказанное он воспринял всерьёз.       На входе в больничное крыло было шумно; Мориске обратился в слух, чтобы хоть как-то понять, что происходит вокруг него, раз уж ширма задёрнута, но долго сидеть в неведение не пришлось. Послышались шаги, а потом и знакомые голоса, принадлежащие тем, с кем он точно не ожидал встретиться в такой ситуации.       ― Что вы тут делаете? ― удивлённо воскликнул Яку, рассматривая Ойкаву и Куроо, без разрешения вторгшихся в его «палату».       ― Яхо! И тебе привет, Мори-чан, ― дружелюбно махнул рукой Тоору, палочкой подманивая стул для себя. ― Скучаешь? Тетсуро без лишних церемоний прошёл вперёд и плюхнулся на край постели Яку, наклоняясь к нему.       ― Ну, и что у нас болит? ― тоном заправского доктора, спросил этот балбес, улыбаясь от уха до уха. ― Расскажите доброму дяде, мистер Яку, где бо-бо?       ― Ой, да иди ты, ― фыркнул в его сторону Яку. Куроо театрально закатил глаза и повернул голову к укоризненно глядящему на него Ойкаве.       ― Нет, ну ты глянь на него: мы, как только узнали, что сморило нашего дорогого друга, со всех ног к нему мчались, а он ещё и недоволен, видеть нас не желает! Гостинцы ему тут, видите ли, таскаем ― пф, неблагодарный! ― Тетсуро оскорблённо схватился за сердце, разом насмешив и Ойкаву, и Яку. Удивлённо охнув, будто вспомнил о чём-то, он полез за пазуху, вытаскивая тот самый «гостинец» ― небольшую коробочку, судя по тревожному кваканью, набитую шоколадными жабками. Куроо кинул коробку Яку, кивнув: ― Лопай, болезный!.. Так что с тобой?       ― Переутомление, ― передёрнул плечами Мориске.       Ему было приятно, что его пришли навестить, но как вести себя со слизеринцами Яку всё ещё не знал. Куроо неодобрительно покачал головой, Ойкава сочувствующе улыбнулся.       ― М-да, такая пора, нечему удивляться, ― Куроо махнул себе за спину. ― У нас, вон, тоже ― Дайшо слёг, представляешь? Тащили его от самой гостиной. Тц, чёртов хлюпик.       Наконец до Яку дошло: не к нему эти двое пришли, а принесли бессознательного Сугуру. Если они волокли его с самых подземелий по всем лестницам, то сколько же ему шишек успели наставить? Наверняка не один десяток. Бедняга.       ― Так вот зачем вы здесь! ― усмехнулся гриффиндорец, немного расслабившись. ― Не мы первые, не мы последние, к середине экзаменов все койки будут заняты, вот увидите.       Куроо и Ойкава нехотя покивали ― что поделать, конец семестра в Хогвартсе переживают не все.       ― Ну а сам-то ты как? ― поинтересовался Тоору, нервно заёрзав.       Яку удивился такому интересу с его стороны и неопределённо пожал плечами.       ― В порядке, выпил Укрепляющее зелье, поел, сейчас выпью Усыпляющее, а на утро буду как новенький, нужно просто отдохнуть, ― сказал он. ― Завтра уже выпишут.       Услышав такие новости, слизеринцы переглянулись, заулыбавшись. Ойкава, кажется, так и вовсе расслабился и почему-то слегка порозовел.       ― Вот и здорово, это хорошая новость, ― обрадовался он. ― А то если Ива-чан завалит зелья, придётся ему ходить на отработку, а так хоть вы вместе что-нибудь да сообразите, он так и не понял, что я ему объяснял…       Яку тихо рассмеялся. Вот и выяснилось, где гиппогриф зарыт.       ― На экзамене каждый сам за себя, ― напомнил Мориске. Ойкава на этот аргумент только плечами пожал, да руками развёл.       ― Так-то оно так, но ты добрый, Мори-чан. Вы, гриффиндорцы, как известно, своих в беде не бросаете, будь то плотоядные слизняки, или экзамен по зельеварению, ― улыбнулся Ойкава неожиданно тепло и, кажется, чуточку завистливо. ― Ты не дашь ему пропасть, я знаю.       ― Интере-е-есно, а какое тебе дело до того, завалит Иваизуми или нет? ― подозрительно сощурился Куроо, хитро переглянувшись с уже всё понявшим Яку. ― Неужто у вас совместные планы на Рождество? Признавайся, куда намылились?       Ойкава вспыхнул, заливаясь густым румянцем.       ― А вот это вас уже не касается! ― горячо заявил он, задирая нос.       Куроо и Яку одновременно прыснули. И всё же, он был рад, что к нему заглянули приятели.       ― Не волнуйся, и можешь рассчитывать на меня, ― заверил закипающего Тоору Яку. ― Ты нам хорошо помог, да и мы вроде не такие уж тупицы, так что сдадим как-нибудь.       Судя по возмущённо полыхнувшему на его «как-нибудь» взгляду Ойкавы, подобный ответ не радовал, но принимался, так что этот вопрос был исчерпан.       — Вот и чудно, ― резко поднимаясь на ноги, сказал Тоору. ― Не будем тебя больше отягощать своим вниманием, идём, Куроо-чан. А ты поправляйся, и шоколад ешь, при слабости он полезен.       Поднялся на ноги и Куроо, первым шагнув к ширме, в одно движение открывая и на секунду демонстрируя Яку происходящее снаружи. В принципе ничего интересного, но различить на кровати напротив студента Слизерина он успел, как и доктора, обратившегося к кому-то, только зашедшему в лазарет.       ― Спасибо, ― махнул рукой Мориске, провожая сокурсников взглядом.       ― Да, пошли мы, а ты давай, вставай на ноги, Яккун, ― подмигнул Тетсуро, ― а то без тебя и позубоскалить даже не с кем.       ― Иди к чёрту, Куроо, ― как-то даже ласково откликнулся Яку, чувствуя сонливость.       Раз слизеринцы ушли, наверное, пришло время пить сонное зелье? Гостей он вроде больше не ждал, так что… Яку потянулся к питью, от которой всё ещё шёл душистый пар, хотя сами стенки кружки оставались холодными. Он принюхался и тут же опустошил половину, оставшееся зелье допив маленькими глотками. Тело сразу же потяжелело, в голове приятно зашумело, на веки, словно бы кто-то надавливал, опустилась тяжесть, глаза закрывались сами собой, но прежде, чем уснуть, сквозь не задёрнутую ширму ему показалось, что он видит Льва. Он стоял рядом с Куроо и Ойкавой, что-то говорил им и смотрел в его сторону. Яку тихо хмыкнул ― может, это ему мерещится? Скорее всего. Глубоко вздохнув и шумно выдохнув, Яку прикрыл глаза, проваливаясь в глубокий сон.       Покинув Яку, Куроо и Ойкава ещё ненадолго задержались в больничном крыле, решили узнать, что там с Дайшо, долго ли ему валяться на койке. По словам доктора, диагноз был тот же, что и у Мориске ― переутомление, а значит, как минимум сутки придётся Мике поскучать.       ― Наконец-то никто храпеть не будет, ― воздев руки к небу, порадовался Куроо. Ойкава привычно пихнул его в бок ― ей-богу, к концу учёбы там дыра будет размером с ойкавий локоть, вот столько он его тыкает! Только было они собирались выйти и пройти к лестницам, как дорогу им преградили. Тетсуро удивлённо вскинул брови, широко улыбнувшись. ― Так-так, кто это тут у нас? Привет, дылда, помнишь меня?       Хайба Лев, омерзительно высокий для своих тринадцати лет, угрюмо пялился на слизеринцев, нет-нет, да переводя взгляд, выискивая своего обожаемого Яку-сана.       ― Помню, ― наконец хмуро откликнулся он, всё так же с сомнением и насторожённостью разглядывая нашивки со змейками на груди у старшекурсников. ― Что вы здесь делали? Пришли к Яку-сану?       Ойкава и Куроо заинтересованно переглянулись ― им обоим показалось или в его тоне и правда угроза?       ― Мори-чан наш друг, мы его навещали, ― сухо ответил Ойкава. ― А ты что здесь забыл?       Лев на секунду растерял весь свой уверенный вид, стушевавшись от простого, в сущности, вопроса. Куроо и Ойкава понятия не имели почему, но выглядел он очень подавленно и несчастно.       ― Я… я тоже друг Яку-сана, ― сказал он, кажется, вообще не веря в свои слова. ― И я хочу знать как он, проснулся ли, когда можно будет его забрать обратно в башню…       Куроо задумчиво хмыкнул. На мгновение он обернулся, бросив быстрый взгляд себе из-за плеча на уже спящего Мориске, и тут в его голове возникла кое-какая идея. Улыбнулся он очень нехорошо, Ойкава, если бы не знал его достаточно долго, отскочил бы в сторону, чтобы не зашибло ненароком. Лев, заметив чужой оскал, предсказуемо вздрогнул, но с места не сдвинулся ― силён!..       ― Мы слышали о тебе другое, ― ехидно протянул Тетсуро, прищуриваясь. ― Знаешь, Яку бы не захотел, чтобы этот разговор состоялся, он слишком добрый, как мы только что выяснили, но раз уж мы с ним друзья и я беспокоюсь за него, то скажу прямо: то, что он сейчас в таком состоянии ― твоя заслуга.       ― Куроо-чан! ― Ойкава больно сжал его локоть. Он поджал губы, недовольно нахмурившись. Зря они полезли в это дело, ох зря… ― Ты что творишь? Кто просил тебя вмешиваться!..       ― Не «курочанкай» мне тут, Ойкава, ― огрызнулся Тетсуро, выдирая конечность из захвата. ― Яку сам говорил, что его стало слишком много, не помнишь разве? Ты везде за ним хвостиком ходил, приставал со своими вопросами ― поначалу ему это даже нравилось, а потом стало раздражать. Теперь вот смотри до чего дошло: Яку на больничной койке. Даже сонное зелье пришлось принимать, понимаешь? Так что после того, как он проснётся, подумай десять раз, прежде чем опять начать увиваться за ним как собачонка.       Лев молча проглатывал чужие обвинения. На него было страшно взглянуть: руки тряслись, взгляд потускнел и остекленел, впившись в одну точку. Даже лицо, кажется, обескровело, ни следа былого румянца, схлынувшего с него после слов слизеринца. Какое-то время он стоял молча, смотрел в пол, и только через несколько мгновений, когда пауза затянулась, Лев нерешительно подал голос:       ― Я могу к нему подойти?       Куроо и Ойкава расступились.       ― Пожалуйста, ― хмыкнул Тетсуро, слегка забеспокоившись. Слишком уж побито выглядел этот парень, он-то думал, что в нём побольше будет упрямства и хоть одному его слову он возразит, а то и вовсе приведёт в исполнение приговор прошлогодней давности, но нет, ничего такого, удивительно даже. Лев бесшумно скользнул вперёд. Куроо недовольно хмыкнул. ― Эй. Нормально поговорите, хорошо? Скажи ему, что чувствуешь, нечего притворяться друзьями, если это не так. Понял?       Лев поднял голову, серьёзно и зло взглянув на Куроо. Он молча кивнул и пошёл к кровати Мориске, игнорируя замерших в проходе старшекурсников.       Как только слизеринцы вышли из лазарета, Ойкава тут же набросился на Куроо, сильно встряхнув его за плечи.       ― Куроо-чан! Ты что вытворяешь?! ― вопил он, не прекращая трясти его. — Это слишком жестоко, бедный парнишка даже с лица спал!.. Ой что будет, когда Мориске узнает!.. А что будет, когда Ива-чан узнает…       Ойкава схватился за голову, сдавленно застонав. Куроо, гоготнув, обнял его за плечи. Пришла его очередь трясти его.       ― Да не слишком. Не переживай так, Ойкава, гриффиндорцы народ упрямый, тебе ли не знать? ― лукаво заулыбался он, не удержавшись о недвусмысленной усмешки. ― Да и вряд ли это его на самом деле оттолкнёт, но надеюсь, что они и правда поговорят. Иначе в моём окружении станет больше на одну пару идиотов, танцующих друг возле друга.       Ойкава нахмурился, удивлённо захлопав глазами.       ― А кто ещё?.. ― Куроо выразительно уставился на Тоору. ― А-а-а, понял… Эй, и что значит «идиотов»? Вот заколдую тебя!..       Он полез за палочкой, выхватывая её и уже начиная выписывать фигуру из курса трансфигурации. Куроо развёл руки в стороны и подставился грудью под подрагивающий кончик палочки Ойкавы ― ничего плохого в том, чтобы на время превратиться в пушистого чёрного котика он не видел, за правое дело боролся же!..       ― Колдуй-не колдуй, а факт останется фактом, что вы с Иваизуми два дурня! ― показал язык Куроо, всё же увернувшись в последний момент от пролетевшего мимо луча заклинания.       Ойкава недовольно загудел, складывая руки на груди. Он снова раскраснелся ― всегда выходил из себя, когда дело касалось его гриффиндорского дружка.       ― Ой, ну какой же ты злобный! ― буркнул он обиженно.       Тетсуро расплылся в довольной улыбке, развёл руками и с наслаждением протянул:       ― Так слизеринец же, что ты хотел?..       Ойкава на это только рассмеялся.

***

      Утром, как и пообещала доктор, она выписала Яку, хоть и делала это с явной неохотой.       Выспавшегося и заметно отдохнувшего Мориске она сперва осмотрела, измерила температуру, послушала сердце, выдав заключение, что он более-менее здоров, набрался сил и какое-то время ещё потрепыхается. Яку подобные слова немало обрадовали ― настроение у него было боевое во всех смыслах, и чтобы совершить всё задуманное, нужно быть в форме.       Доктор отдала гриффиндорцу его вещи, школьную сумку и палочку, а потом, будто вспомнив что-то, ушла в свой кабинет, вернувшись с небольшой белой коробочкой, протянув её Яку. Мориске удивлённо моргнул, но взял её, сразу же сняв крышку.       ― Какой-то молодой человек принёс вам это и оставил на тумбочке, пока вы спали, ― на немой вопрос Яку ответила женщина, мягко улыбнувшись. ― Я убрала, чтобы он вам не мешал, хотя, должна сказать ― он и не думал, молчал ровно до того момента, пока вы не начали просыпаться, только потом стал издавать звуки. Впервые вижу подобный Поющий камень: он не просто издаёт однотональный свист, а что-то именно насвистывает, какую-то песенку, прислушайтесь.       Яку закусил губы и опустил голову ― не хватало ещё, чтобы она увидела, как они дрожат, а глаза начинают слезиться. В груди всё болезненно сжималось.       ― А узоры? Разве такие бывают? ― всё-таки шмыгнув носом, спросил он.       Женщина ласково потрепала его по макушке.       ― Об этом лучше спросите у профессоров, ― улыбнулась она, понимая, что сейчас юношу лучше оставить одного. ― Могу только сказать, что это магия, мистер Яку, для защиты. Похоже, что тот молодой человек ― ваш друг, верно? ― очень дорожит вами.       Мориске коротко кивнул и осторожно достал из коробочки круглую гальку, которую уже видел несколько месяцев назад. Лев хорошо постарался над ним: очистил и заклинанием немного уменьшил, так что теперь камень был аккуратным округлым серебристо-серым блинчиком, со слюдяными прожилками, светящимися бледно-голубым светом, складывающимся в замысловатые узоры. В небольшой ладони Яку он лежал до того идеально, словно бы для него и делался. Камень мелко вибрировал и, кажется, понемногу нагревался. Яку поднёс его к уху и услышал тихий мелодичный свист; его губы тронула дрожащая улыбка ― он знал эту мелодию, Лев часто мурлыкал её себе под нос, когда они вечерами сидели у камина, разделяя одно на двоих уютное молчание.       ― Да, спасибо, ― только и смог ответить Яку, крепко сжимая в пальцах камень. Его он сунул в карман, быстро подцепил сумку на плечо и с благодарностью уставился на женщину, не зная, что стоит сказать ей.       ― Не болейте и берегите себя, а если почувствуете слабость ― приходите, дам вам ещё Укрепляющего зелья, ― опередив его, сказала доктор и, развернувшись на каблуках, бодро зашагала вглубь больничного крыла.       Яку бросился прочь из лазарета. По расписанию у него сейчас должен быть урок травологии, но прежде он хотел забежать в гостиную Гриффиндора, может, застанет там Льва или кого-нибудь из его сокурсников, может, получится узнать, где он?..       Расстояние до башни он преодолел в пугающе короткий срок; на пути у Яку, несущегося по коридорам на всех парах, расступались не только ученики, но и призраки: будто позабыв о своей бестелесности, они отлетали в стороны, в спину бормоча очередному «мешку с костями» витиеватые проклятия. Мориске никого не слышал и не видел, в голове билась загнанным зверем только одна мысль: найти и поговорить со Львом. Может, не о том, что обсудить следовало, но хотя бы поздороваться, хотя бы увидеть его, на секунду поймать его взгляд, чтобы понять, что сейчас между ними происходит.       Задыхаясь, выкрикнув Полной даме пароль, Яку быстро пролез в проход, сталкиваясь нос к носу с Иваизуми.       ― О! Привет, дружище, как ты? ― заулыбался Хаджиме, посторонившись. Он, похоже, собирался на травологию и уже опаздывал, впрочем, как и сам Мориске.       ― Привет. Льва видел? ― всё ещё резко, говоря на каждом выдохе, просипел Яку, сгибаясь пополам после спринта по закоулкам Хогвартса.       ― Льва? ― Иваизуми удивлённо выгнул брови, неуверенно взглянув себе за спину. В гостиной было пусто, только какой-то угрюмый семикурсник дремал в дальнем кресле, укрывшись толстенным учебником по защите от тёмных искусств. ― Нет, не видел. Зачем он тебе?       Мориске неприятно поморщился, цокнул языком и, обогнув Хаджиме, ринулся было к доске объявлениями, на которой ещё и расписание всех курсов было, но Иваизуми тотчас же поймал его за запястье.       ― Чего?       ― Урок у нас, «чего»! ― неодобрительно хмыкнул он. ― Раз уж тебя выписали, то топай за мной. Завтра первый экзамен, Яку, я не хочу завалить эту сессию. Уверен, что и Хайба тоже ― второкурсникам, знаешь ли, тоже не сладко приходится, так что поговорите позже. Может, вечером увидитесь, да? Скажи лучше: ты в порядке?       Иваизуми пытливо заглянул в лицо друга, печально вздохнул. Яку выглядел напряжённым, взвинченным. Конечно, он не в порядке, что за вопрос? Наверняка, причина была, ровно, как и тому, что он носится как полоумный по замку в поисках Льва, но сейчас были вещи поважнее. Понимал это и Мориске, судя по его недовольному лицу, нервному перетаптыванию на месте и напряжённым движениям кисти, сжимающей какой-то маленький, едва заметно светящийся, предмет.       ― Ты прав, ― резко бросил Яку, поднимая голову. Руку он вывернул из захвата, поправил мантию и сползающую с плеча сумку. ― Сперва учёба, а потом… Я в порядке, Хаджиме, в полном порядке.       Иваизуми ему не поверил, но спорить не стал и просто вытолкнул из прохода, в очередной раз разозлив Полную даму, бурчащую им вслед какие-то колкости по поводу непостоянности гриффиндорцев.       Яку шёл молча, крутил головой по сторонам, будто надеялся увидеть Льва среди учеников, но тщетно ― почти все разбрелись по классам, и в коридорах слонялись разве что праздные первоклашки или семикурсники, которым уже ничего не было страшно. Иваизуми чуть отстал от друга, напряжённо всматриваясь в его спину. С Ойкавой они успели тишком посплетничать насчёт того, что случилось в библиотеке немногим раньше, и Хаджиме только подтвердил догадку Куроо, взяв с Дуракавы клятву не говорить ему об этом, а заодно поделился ещё и своими наблюдениями, надеясь получить от Тоору совет ― что делать с мечущимся в своих чувствах Яку он не знал, как и не знал, как ему помочь.       «Просто будь рядом. Твоя поддержка как друга ему будет очень нужна, так что можешь даже ничего не предпринимать, Ива-чан, но только не давай ему оставаться один на один с собой ― это очень страшно, я знаю о чём говорю», ― сказал тогда Ойкава, тоскливо ему улыбаясь.       Иваизуми прибавил шагу, кончиками пальцев поймав Яку за рукав мантии, осторожно потянув на себя, привлекая его внимание. Мориске вопросительно на него уставился.       ― Не волнуйся. Лев не из тех, кто легко сдаётся, знаешь же.       Глаза Яку удивлённо распахнулись, взволнованно заблестев.       ― Ты что-то знаешь? Он что-то говорил?       Иваизуми поджал губы и качнул головой.       ― Нет, но могу представить, что могло стрястись. Так что не тревожься, вы ещё поговорите. Кстати… А что это у тебя в руке? Поющий камень? ― кивнул на вещицу в пальцах Мориске Хаджиме. Яку медленно моргнул, будто вынырнул из каких-то своих мыслей, коротко кивнул и спрятал гальку, которую крутил в руках из-за нервов. Иваизуми тихо рассмеялся. ― Ну ты прямо как маленький, знаешь же, что они бесполезные?       ― Этот особенный, ― серьёзно и тихо сказал Яку, чему-то вдруг тепло заулыбавшись.       Иваизуми криво усмехнулся, понятливо кивнув.       ― Понимаю. Ойкава в детстве постоянно притаскивал мне такие же, а я их все хранил, пока мама не выбросила в сарай, так они её достали своим свистом, а мне нравилось. Кстати, ходит слух, что их вроде можно натренировать, мы пытались с Ойкавой, но ничего толком не вышло, много усердия нужно…       Иваизуми что-то ещё рассказывал, но Яку пропустил практически полностью душещипательную историю из их с Тоору детства, полностью сосредоточившись на своих мысли и тепле Поющего камня, который он сжимал в кармане, мысленно возвращаясь к образу радостно улыбающегося ему Льва. Хотелось надеяться, что прибегать к таким методам ему не придётся все оставшиеся школьные годы.

***

      Дни завертелись каруселью, и Яку не успел понять, как с момента его коротенькой «отсидки» в больничном крыле прошло уже десять дней.       На календаре, обведённая цветным маркером несколько раз, празднично красовалась цифра «двадцать четыре» ― последний день экзаменов, долгожданный Сочельник и маячащая безграничная свобода на добрую неделю с лишним.       Хогвартс накрыло безмолвием и щедро присыпало снегом, словно пуховым одеялом укутав, заботливо подтыкая пушистый искристый снег в каждую щёлочку. Последние дни всё было тихо: за завтраками, обедами и ужинами не было привычного гула, все студенты с головой погрузились в учёбу, позабыв на время о всех развлечениях, даже фанат квиддича Савамура Даичи и тот зарылся в учебники, напрочь забыв о команде и тренировках. Всё чаще можно было увидеть, как усталые ученики клюют носами, засыпая на ходу, на доли секунд приваливаясь к холодным стенам, чтобы перевести дух и поволочить себя дальше, на очередной экзамен или в факультетскую гостиную, чтобы отоспаться.       Последним экзаменом четверокурсников гриффиндорцев было зельеварение, и Яку с Иваизуми бились против профессора не на жизнь, а на смерть, не желая сдаваться так просто. Их умение смешивать ингредиенты в нужных пропорциях всегда находилось на грани фола, но в этот раз они превзошли сами себя, и только чудо уберегло их от очередного «Отвратительно» ― оба схлопотали по «Удовлетворительно» и счастливые поплелись в башню Гриффиндора, привычный путь проделав за добрых полчаса, вместо семи минут.       Гулять по пустому замку в единодушном молчании оказалось неожиданно приятно. Многие уже спали, отдыхая перед отправкой по домам; особо ретивые кутилы, вроде братьев Мия, Нишинои и Танаки, Хинаты, Куроо и каким-то чудом попавших в компанию Акааши и Козуме, возглавляемые Бокуто, протирали штаны в пустых классах, празднуя в тесном кружке победу над очередной сессией. Иваизуми и Яку, пусть их и звали пропустить по стаканчику сливочного пива, мечтали только добраться до кроватей.       ― Что ж, мы выжили, ― усталый, но счастливый, Иваизуми улыбался, плечом поддев идущего с ним бок о бок Мориске.       Яку слабо улыбнулся.       ― Я чертовски устал, думал, что зелья меня добьют окончательно и свалят на больничную койку ещё раз, ― признался он, с трудом переставляя ноги.       ― Но мы всем показали, ― тихо усмехнулся Хаджиме, подставляя кулак. Яку нехотя по нему стукнул, роняя руку будто плеть. Оставалось ещё несколько лестничных марш, и они доберутся до гостиной, а там и кровать с пологом, тёплое одеяло, подушка… Яку хотел бы сделать кое-что ещё, но не знал спит ли Лев или ещё бодрствует. Мориске прислушался к тихому бормотанию Иваизуми. ― Ты просто не представляешь, как я рад, что не придётся оставаться на отработку…       ― Планы на Рождество? ― усмехнулся Яку, припомнив предположение Куроо.       Иваизуми смущённо потёр кончик носа, заулыбался и быстро кивнул.       ― Ага, есть кое-какие, ― признался он, виновато взглянув на друга. ― Я бы и тебя позвал, но…       ― Не парься, я остаюсь в замке не потому, что дома не ждут, ― махнул рукой Яку. ― И в гости, тем более, не напрашиваюсь. А вот ты отдохни, уверен, есть кое-кто ещё, кто так же рад, что ты уезжаешь на каникулы.       Иваизуми сперва кивнул, а потом нахмурился, запоздало сообразив, что в словах Яку был скрытый подтекст.       ― Что? О чём это ты?       Мориске хитро хихикнул и только развёл руками, на этот вопрос он отвечать не собирался. По возвращению, может, спросит, как всё прошло, а то и с Куроо объявит перемирие и сколотит команду ― грех не подоставать Ойкаву и Иваизуми, тщетно пытающихся скрывать свои слегка выходящие за рамки дружеские отношения.       Ещё поворот направо, длинный коридор и они бы оказались у портрета Полной дамы в розовом платье, как вдруг Яку замер, заметив, что в противоположную от гостиной сторону скользнул знакомый силуэт. Мориске нервно сглотнул, выразительно уставился на Иваизуми, но тот только кивнул и решительно подтолкнул его в спину, шепнув что-то вроде «Иди». И Яку пошёл, бросился со всех ног следом за Львом, сам не понимая, откуда у него вдруг взялись силы.       В коридоре, куда заскочил Яку, было темно, лишь один факел горел у приоткрытой двери, ведущей в пустой старый класс. Туда он и пошёл, надеясь, что не ошибся не погнался за призраком.       Яку осторожно толкнул дверь, та едва слышно скрипнула. Он заглянул внутрь, тяжело втягивая носом спертый воздух. Лев был здесь. Он сидел у окна на одной из парт, сгорбился, смотрел в замёрзшее стекло, время от времени поднимая палочку, направляя её вверх. Из палочки сыпались серебристые искры ― заклинание не получалось.       Мориске тихо прокашлялся, пошёл вперёд, осторожно позвав:       ― Лев? Что ты тут делаешь?       Хайба вздрогнул, обернулся. На секунду его глаза восторженно блеснули и тут же огонёк в них потух.       ― Привет, Яку-сан. Я тут… колдую, ― криво улыбнулся он, оборачиваясь обратно к окну. От него тянуло холодом, и было видно, что Лев замёрз ― он тёр ладони друг о друга, согревая озябшие пальцы.       Яку огляделся по сторонам. На полу справа от него он заметил старую жестянку с мелом, который он тут же вытряхнул на пол. Шепнув заклинание, палочку направляя в жестянку, Яку зажёг маленький язычок пламени, от которого тотчас же заструилось тепло. Он быстро подошёл ближе, осторожно поставив жестянку на край парты, пододвинув её ко Льву. Хайба благодарно кивнул и взял банку, прикладывая ладони к её быстро нагревающимся бокам. На Яку он всё так же не смотрел.       Лев выглядел уставшим, слегка осунувшимся и каким-то неживым. Он словно растерял весь свой внутренний свет, и Яку хотел верить, что это была вина усталости, а не его рук дело. Без привычной улыбки, сосредоточенный и печальный, в свете золотисто-рыжего огонька он был ещё красивее, чем обычно, хотя сам Яку предпочёл бы видеть его другим. Немного подумав, Мориске забрался на парту, усаживаясь позади Льва, спиной приваливаясь к его вздрогнувшей спине.       ― Что за заклинание? ― тихо спросил Яку, думая с чего бы начать разговор. ― Я бы мог помочь.       Лев пожал плечами, тихо вздохнул.       ― Не нужно, ― холодно отрезал он, и Мориске крепче стиснул зубы, будто как-то это могло помочь ему избавиться от той боли, что колко расползалась в груди. ― Я должен сам учиться делать что-то, без вашей помощи. Хотя у меня всё равно ничего не выходит.       Ещё никогда Яку не слышал от него подобных слов. Обычно Лев был преисполнен оптимизма и даже когда после его заклинаний, что-то взрывалось, он удивлённо хихикал, предлагая повторить и никогда не прекращал верить в собственные силы. Эту его черту Яку любил особенно сильно, и теперь слышать подобное, думать, что какое-то внутреннее равновесие в нём было разрушено по его вине, было невыносимо.       ― Да ну брось, обязательно получится! Нужно просто чуть больше практики… ― наигранно бодро сказал он, толкнув Льва в спину. Тот был будто каменный и такой же неподвижный. Мориске до боли закусил щёку изнутри. Он дышал чаще, замерзал в продуваемом классе, не ощущая привычного тепла Льва. Он резко повернулся, сел боком и вцепился в плечо Льва, потянув его на себя. Лучше бы не делал так, лучше бы не видел его грустных влажно блестящих глаз, слезившихся явно не из-за неудачного заклинания. Яку глухо сглотнул вставший в горле ком. ― Прости. Прости, Лев, пожалуйста, я не…       Хайба тихо шмыгнул, попытавшись сложить губы в дрожащую улыбку.       ― Яку-сан, я и правда надоедаю вам? Вы страдаете, когда я кручусь рядом, да?       Яку как обухом по голове шибануло, в ушах сразу же загудело, во рту стало сухо и слова будто приклеивались к языку, что сказать в своё оправдание он не знал, не после того, что наговорил раньше.       ― Нет, это не так.       Мориске низко опустил голову. Он знал, что сейчас скажет Лев. Знал и понимал, что возразить не посмеет.       ― Но вы сказали в тот раз, чтобы я убирался! ― практически выкрикнул Лев, отворачиваясь в сторону. Рукавом мантии он с силой потёр лицо, пряча его от Яку. ― Сказали, что устали, что не хотите, чтобы я таскался за вами. А потом ещё и в обморок упали, а тот хохлатый слизеринец сказал, что это я вас довёл! Так это правда, Яку-сан? Всё так и есть, да?       Яку резко вскинул голову. «Хохлатый слизеринец»? Куроо, что ли? Так ему тогда не почудилось и Лев действительно приходил к нему? Именно в тот момент и принёс камень, наверное, хотел проведать, даже несмотря на то, что он, ублюдок, наговорил ему, всё равно пришёл!..       Мориске быстро сполз с парты, обошёл её, встав напротив Льва, тщетно пытающегося закрыть заплаканное лицо руками. Яку боязливо протянул руки к нему.       Внутри него бушевала буря, страшный шторм из злости на Куроо, себя-идиота, и страха. Жуткого безотчётного страха неизвестности ― что будет, когда он отнимет его руки от лица и заставит взглянуть на себя? Что будет, когда он расскажет всё как есть? Что будет, когда Лев ответит? Только одно Яку знал наверняка, что каким бы ни был огромным его страх, нежелание терять Льва оставалось в разы больше.       ― Лев, послушай меня, прошу тебя, но только очень внимательно и до самого конца, ― Яку обхватил его мокрые от слёз пальцы своими, рукавом мантии стёр с щёк горячие капли, ― то что я сказал тебе ― правда, тогда я и правда не хотел тебя видеть, но была причина. Я… Не понимаю, что чувствую. К тебе.       ― Что чувствуете? ― переспросил Лев. Яку быстро кивнул.       ― Да. Мы с тобой уже давно дружим и какое-то время всё было просто отлично, скажи же, что нам было весело? ― криво улыбнулся Яку, радуясь близняшке его улыбки, появившейся на лице чуть кивнувшего Хайбы. ― Но потом в какой-то момент… Мне стало казаться, что ты был везде. У нас два года разницы, разные лекции, но я с тобой был чаще, чем с сокурсниками! Вроде бы это здорово, мы всё так же с тобой дружили, но что-то как будто бы поменялось. Не знаю… Мне было всё так же весело и приятно рядом с тобой, но стало страшно.       Хайба непонимающе заморгал.       ― Почему?       ― Потому что я не понимал себя. Не понимал, что чувствую, почему злюсь, когда ты вертишься рядом, почему грущу, когда подолгу не вижу. Почему мне хочется быть рядом, но в то же время я словно бы чувствую, что если не остановлюсь прямо сейчас, произойдёт что-то неисправимое, что изменит всю мою жизнь и я сойду с ума от этого… ― теперь уже Яку шмыгал носом, держался из последних сил, сильнее стискивая пальцы Льва. Так честно, наверное, он не разговаривал ни с кем. ― Я без понятий что это. И что делать с этим… Но я точно не хочу, чтобы ты переставал быть рядом! И тот случай с обмороком ― не твоя вина, скорее уж я, дурак, свёл сам себя на больничную койку… А Куроо… ― Яку зло зарычал, быстро смаргивая навернувшиеся было слёзы. ― Придушу гадёныша этими же руками!       Лев задумчиво смотрел на Мориске, молчал, словно бы размышлял об услышанном. Пауза неприятно затягивалась и ожидание становилось болезненным. Яку должен был знать понят он или нет, и в этом деле он предпочитал ясный и точный ответ, быстрый и безжалостный.       ― Тот хохлатый ещё знаете, что сказал? «Нечего притворяться друзьями, если это не так», ― тихо сказал Лев, не моргая смотря прямо в глаза напротив. С секунду он мялся, раздумывал, отобрал одну руку у Яку, второй сжимая покрепче замёрзшую ладошку Мориске. Хайба поднял свою палочку, направляя кончиком вверх, и шепнул: ― Флорабеллио.       В этот раз заклинание сработало. Сноп серебристых искр осыпал их, а над головой, сотканный из воздуха, повис небольшой кривоватый венок из переплетённых тёмно-зелёных веточек омелы с ягодами. Лев плавно опустил палочку, левитируя венок прямо в подставленные руки Яку.       ― Немного неровный, ― тепло шепнул Мориске, кончиками пальцев касаясь заснеженных бледных ягод. Он поднял голову, с замиранием сердца обнаруживая, что Лев улыбается ему. Лишь тень прежней широкой улыбки, но уже гораздо лучше, чем было. ― Ты это пытался сделать? Здорово вышло и очень красиво. Это сильное волшебство, Лев, такое проходят курсе на пятом, моло…       Лев наклонился к нему, поддевая подбородок пальцем, заставляя Яку поднять голову и взглянуть на него. В бирюзовых глазах читался испуг, заминка и страх, тот самый, который, как оказывается, носил в себе не только Яку. Тёплый нерешительный поцелуй пригрелся на щеке ― Лев сразу отодвинулся, как только почувствовал, как Мориске вздрогнул и напрягся. Но вроде драться он не собирался, только удивлённо хлопал глазами, наконец, сообразив к чему были те слова по поводу притворства.       ― Вы мне нравитесь, Яку-сан, ― храбро сказал Лев, осторожно погладив костяшками замёрзших пальцев места поцелуя. ― Простите, если что не так. Наверное, нужно было сказать раньше. И… Надеюсь, что это поможет вам немного разобраться. А ещё, что вам больше не будет так страшно. ― Яку молча кивнул, дрожащими пальцами покрепче сжимая венок из омелы. Лев шумно выдохнул и сполз со столешницы, беря его за руку. ― Идёмте в гостиную, Яку-сан. Завтра Рождество, нужно выспаться перед праздничным пиром…       Яку практически не слушал его наигранно весёлую болтовню, только смотрел на лицо, которое видел сбоку, с болью в сердце заметив, как по щекам Хайбы снова поползли блестящие слёзы.

***

      За столом Гриффиндора было пустовато. Рождественские каникулы благополучно начались, и многие ученики разъехались по своим домам, праздновать вместе с семьёй и отдыхать дома от несколько поднадоевших стен замка.       В этом году Лев решил остаться в замке, ехать домой не хотелось. Он сидел над пустой тарелкой, не обращая внимания на поставленные перед ним блюда, ломящиеся от всяких вкусностей. Аппетита не было.       Он чувствовал, что внутри будто бы стал пустым, как все эти шоколадные фигурки Санты в блестящих обёртках, и что стал таким же ломким ― стоит сжать посильнее и он сломается, останутся только осколки. Прошлой ночью Яку-сан так больше не сказал ни слова, молча они дошли до гостиной, поднялись в башню и разошлись по своим этажам. Он всю ночь не мог уснуть, крутился с боку на бок, измочалил подушку, только к утру ненадолго сумев сомкнуть глаза. Это было самое паршивое утро Рождества из всех, что он помнил, не подняли настроения даже подарки, сложенные горкой у его кровати, Лев их и разворачивать не стал, сразу пошёл на завтрак, по пути больше часа слоняясь в одиночестве по замку.       Теперь ему предстояло несколько дней прожить в одиночестве, без уроков, без приятелей, без Яку-сана. Ничего другого он и не ожидал, и ещё бы ― он второкурсник, Яку-сан уже на четвёртом, какое ему дело до малолетки? Но признавшись, вроде как ненадолго стало полегче, хотя сейчас сердце болело, крошилось в пепел, и Льву казалось, что ничего ему уже не поможет. Со спины к нему кто-то подошёл.       ― Здесь не занято?       Хайба быстро поднял голову, обернулся, удивлённо захлопав глазами. Позади него стоял Яку-сан, раскрасневшийся, будто только с мороза, на шее по самый нос намотан полосатый шарф, а подол мантии в снегу, быстро подтаивающем от тепла Большого Зала.       ― К-Конечно, присаживайтесь!.. ― взволнованно бросил Лев, сдвигаясь на лавке.       Яку довольно закряхтел, уселся и только потом стал разматывать с себя шарф, бросая на свободное место рядом. Выглядел он слегка взволнованно и смущённо, а может, Льву просто показалось ― щёки-то ему накусал до этого мороз. Яку придвинул к себе появившийся на столе золотистый кубок, плюхнув туда горячего морса с корицей и ягодами.       ― Чего домой не уехал? ― спросил он, осторожно прихлёбывая ароматное питьё и отогревая такие же красные пальцы.       Лев недоумённо моргнул. Почему… Почему он ведёт себя так, будто ничего не было?       ― Не захотел, а вы?       Яку пожал плечами, как-то хитро улыбнувшись. Он отставил кубок, полез в карман ― Лев только сейчас заметил, что он топорщился и был в чём-то испачкан.       ― У меня было дело. Вот, ― на стол перед Львом посыпались аккуратные камешки, уже очищенные и уменьшенные до удобного размера и формы. Поющие камни весело посвистывали, создав целый хор, впрочем, совсем бестолковый. Яку, заметив чужое удивление, охотно пояснил: ― Ты подарил мне свой, поэтому я встал пораньше, сбегал на озеро и нашёл для тебя ещё немного. Раз уж ты смог научить тот, то и с этими справишься. Только это не подарок на Рождество, ясно тебе? ― пригрозил Яку, и Лев против воли расплылся в улыбке, быстро закивав. ― Хорошо. Я… Я подумал над твоими словами.       Лев напрягся, внимательно уставившись на Яку. Кажется, он даже перестал дышать, лишь выдавив:       ― И что?       Яку смущённо отвёл взгляд в сторону, потёр кончик носа, пряча лезущую на лицо улыбку за ладонью.       ― Ты тоже мне… ― он громко сглотнул, быстро взглянул на Льва и решительно припечатал, страшно стесняясь своих слов: ― Тоже нравишься.       Лев не поверил своим ушам. Ему показалось, что это всё какой-то чудесный сон, ведь Яку-сан вчера… Хайба тряхнул головой, пододвинулся ближе и тихо шепнул:       ― Вы точно уверены?       Яку глухо зарычал и больно ткнул его в бок, теперь уже точно раскрасневшись от смущения, даже кончики ушей порозовели.       ― Конечно, я уверен, балда! Всю ночь глаз не сомкнул, о тебе думал и о словах твоих! И что этот дурак Куроо сказал, ― вспыхнул, горячо зашептав он. ― Я похоже, что давно это понимал, просто не хотел признавать, потому что…       Он вздохнул. Лев, кусая губы, сдерживая лезущий наружу счастливый вопль и желание стиснуть в своих объятиях Яку-сана, придвинулся ближе, огляделся, чтобы проверить смотрят на них или нет, подвинул корзинку с булочками, закрывая обзор, и только тогда накрыл рукой всё ещё холодную ладошку Яку.       ― Вам не нужно бояться, ― тихо сказал он. ― Ничего не нужно. Я вас уберегу от всего на свете, никому не дам в обиду.       Яку взглянул на него, согласно кивнув.       ― Охотно верю, Лев. Но на всё нужно время, понимаешь? ― Хайба понимал. ― Ладно… Честно говоря, желания есть сейчас хоть что-то у меня нет, у тебя, судя по всему, тоже. Как насчёт вернуться в гостиную и погреться у камина? Пока ковырялся в сугробах чертовски замёрз, ― пожаловался Яку. ― Ну, если ты хочешь, конечно?..       Лев с готовностью закивал, уже представив, как сможет украдкой приобнимать Яку-сана, а тот, может, даже поспит у него на плече ― даже фантазия казалась ему восхитительной, страшно подумать, какой будет реальность и не сойдёт ли он с ума от счастья, наконец, получив взаимность.       Они выбрались из-за стола, быстро проскользив по проходу, выходя из Большого Зала. Лев снова огляделся, всё было тихо и никого из студентов, приведений или профессоров поблизости не было. Он протянул руку, с удовольствием сжимая ладонь Яку, вдруг дёрнувшего его на себя.       ― Что такое? ― захлопал глазами Лев. Яку-сан поманил его к себе, прося наклониться.       ― Да просто… ― как-то хитро улыбнулся он. ― Вспомнил, что не сказал это: с Рождеством, Лев!       Яку привстал на цыпочки, осторожно коснувшись губ Льва своими.       ― С Рождеством, Яку-сан… ― шепнул Хайба, и оба страшно смутились, одновременно отводя взгляды в разные стороны. Лев прокашлялся, разгоняя неловкость. ― Может, вечером потренируемся вместе?       ― Угу, ― кивнул Яку.       ― И в шахматы можно поиграть?       ― Поиграем, ― согласился Мориске, крепче сжимая ладонь Льва. На лице его играла спокойная довольная улыбка. ― А ещё покажешь, какие заклинания ты наложил на мой камень? Знаешь, похоже он действует ещё и как амулет ― уверен, я не завалил зелья только потому, что он был у меня в кармане всё время!..       Яку тихо рассмеялся, продолжив рассказывать что-то про то, как они с Иваизуми растёрли в пыль сушёных пиявок, а потом Хаджиме случайно чихнул в ступку, а профессор как раз проходил рядом… Лев слушал его с удовольствием, искренне радуясь, что всё вернулось на круги своя, а может, стало даже лучше.       Замок Хогвартс засыпало блестящим снегом, пуховыми шапками укладывающимся на маковке совятни и черепичных скатах крыш. В камине башни Гриффиндора ярко горело пламя. Лев и Яку мирно дремали, укрывшись одним пледом, согревая друг друга, так и не разомкнув рук.