Natsukashi

      Алые брызги хлестнули по подолу, расшитому перламутровыми бусинами. Ткань со стоном надорвалась, расходясь по шву — корсет расползся на две половинки безжизненно повиснув на остатках шнуровки и пуговиц. Белоснежные чулки, символизирующие чистоту и невинность, изодрались в хлам, выставляя напоказ стёсанные, крупные, явно не девичьи, колени. Отломился низенький каблук — слава всевышнему, пытка закончена! — вторая туфля канула в лету, огромной белоснежной лодочкой тридцатого размера умчавшись по волнам из блёсток и конфетти прямёхонько в канализацию.       Тсукишима страдальчески вздохнул, скинул обувь, что от неё осталось, под разодранную по бедру кремово-белую юбку подсунул руку, с плотной подвязки-ремешка срывая кобуру. Пяткой он наступил на подол, с содроганием слушая, как под весёлый треск атласа на него навешивается одна за одной объяснительные: за порчу, за пренебрежение и превышение полномочий. Юбка оторвалась, остался лишь развевающийся на ветру подклад, кое-как прикрывающий стыдную наготу чем-то в качестве набедренной повязки — Мива-сан точно его убьёт. На асфальт упал белобрысый парик, по лицу боевым раскрасом расползлась помада и тени, щёлкнул предохранитель пистолета — шутки кончились, господа.

***

      Укай и Некомата молчали подозрительнее обычного. У личного состава, собравшегося перед начальством и на своём веку повидавшего уже немало, вызывая лёгкую дрожь предвкушения перед крупным делом.       — Итак, не стану скрывать, — вздохнул Укай, приподнимаясь со своего места. — Мы в дерьме.       По кабинету пролетел шумок и два одновременных смешка-кряканья — агенты с кодовыми именами «Кошак драный» и «Сова бешеная» оценили отсылку к любимому фильму. Те, кто поприличнее и понормальней, прильнули к столу начальства, одному на двоих, длинному, как барная стойка.       — Что-то стряслось, Укай-сан?       Агент «Король Рязани» более известный как Ойкава-почему-вы-вечно-придумываете-только-мне-дурацкие-прозвища-Тоору, выступил вперёд, выдавливая из себя милейшую из фальшивых улыбочек. Он как никто другой знал: чем дольше все они тут расшаркиваются перед боссами, тем сильнее вероятность того, что над ним опять будут ржать Бокуто и Куроо, нацеливая свои прицелы на его задницу, так и приманивающую приключения разного толка и размера.       — К нам обратились известные в городе учредители с просьбой о помощи, — кашлянул Укай, выходя к своим — их с Ясуфуми, — людям. — Поступила информация, что одно городское мероприятие может подвергнуться нападению. Террористический акт, митинг несанкционированный — любая буча при большой толпе может стать фатальной, сами знаете. Наши внутренние проверки никаких результатов не дали, след сообщения теряется и подтвердить мы ничего не смогли, но проигнорировать подобное нельзя. На кону жизни людей. Сами знаете. Скажу сразу: полиция не возьмётся, дело довольно деликатное, и парни в форме всё только усугубят. Так что возьмёмся мы, проникнем, так сказать, в проблему изнутри.       Некомата довольно фыркнул, скосив глаза на напарника — похоже, что Укай опять продул в покер, раз снова его очередь вываливать на подчинённых хреновые новости.       — Работа под прикрытием? — догадался Тсукишима ака «Тсукки». Постоянные расшаркивания, ужимки и обмен дежурными шуточками на планёрках доканывали его почти так же сильно, как их источник — ржущие в уголке Бокуто и Куроо. Дьявол, почему на работе хотя бы нельзя быть серьёзным?! — И о каком мероприятии идёт речь?       Некомата нехорошо усмехнулся, Укай зло запыхтел. Вопрос Тсукишимы он проигнорировал, заложил руки за спину, взявшись ходить взад-вперёд, вслух проговаривая план действий:       — Именно, работа под прикрытием. Для вас не впервой, так что отставить всякого рода нытьё и жалобы, — колкий взгляд пришёлся на Коганегаву, только было открывшего и тут же захлопнувшего рот. Отставить так отставить, что бубнить-то? Укай прочистил горло, снова взявшись ходить. — Всего в операции будет участвовать девять человек, собственно говоря, все присутствующие. Разобьётесь на три группы, в каждой по человеку на подхвате, по одному для исключения опасности изнутри, оставшиеся будут в штатском в непосредственной близости с главными действующими лицами, прикрывая их вблизи. Ничего сложного или из того, что вы не делали ранее. Вопросы?       Все присутствующие переглянулись. Обычно всё было куда как прозрачнее и прозаичнее, обычно Некомата не давился беззвучным хохотом, а Укай не пытался спрятать от подчинённых глаза, лишь бы те не спросили главного — в честь чего, собственно, гулянка? И кто платит? В прошлый раз после их маленьких «шалостей» в Наре, оленям из местного парка пришлось выписывать психотерапевтов — оленям! Психотерапевтов! — а суммы в чековых книжках каждого причастного лишились по парочке нолей.       — Укай-сан, так что за мероприятие? Как-то непохоже на вас — раздать указания, продумать стратегию, но так и не сказать главного, — пожурив старика, поинтересовался Яку, цепко разглядывая начальство, заговорщически перекидывающееся взглядами. Куроо и Бокуто между собой звали его «Гремлин», любя, конечно, а потом удирали от точно таких же, наполненных любовью Яккуна, пинков, а то и пальбы холостыми.       Укай умоляюще уставился на Некомату и тот великодушно даровал свободу старому приятелю, беря на себя ответственность за дурные новости и шквал недовольства, который со стопроцентной гарантией польётся на их седины — Ясуфуми в этом плане был покрепче, так что не гнушался прикрывать нежные тылы напарника. Он поднялся с места, неторопливо обошёл стол, лихо запрыгнул на край столешницы, оценивающе оглядел столпившихся перед ним мужчин, радостно объявив:       — Ничего особого. Обыкновенный парад невест, — сощурился старик, гадая, как быстро они сообразят. — У нас в городе это едва ли не самое красочное шествие. Только представьте: толпа прекрасных леди в красивых платьях; цветы, музыка, улыбки, все счастливые, юные…       Первым, отряхнувшись от наваждения, стал Иваизуми — один из самых перспективных среди этих великовозрастных болванов и лоботрясов, даром что лучшие из лучших на их поприще. На Некомату он вытаращился с недоверием, потом посмотрел на Укая, словно спрашивая, серьёзно он это или просто шутка вышла из-под контроля. Укай поджал губы, дёрнул плечами, дескать, какие тут шутки, и Иваизуми мигом помрачнел, обалделый взгляд уткнув себе под ноги. Вторым, что ни удивительно, стал Тсукишима. Но в отличие от старшего товарища, он молча принимать положение вещей не собирался и сразу, как учуял неладное, с возмущением выпалил:       — «Парад невест»? Но разве миссия не под прикрытием? Вы что, хотите, чтобы мы?..       О да, они хотели. Ещё и как — Некомата довольно щерил зубы, Укай состроил скорбную физиономию, мысленно пожелав своим ребяткам счастья-здоровья, терпения и сил, ибо дело предстояло не из лёгких.       Расплескавшийся на разные голоса гвалт прервал всё тот же возмутитель спокойствия: Некомата поднял руки, призывая к тишине. Голос его был спокойным, вкрадчивым, лился как мелодия заклинателя змей, взаправду понемногу успокаивая этот взбунтовавшийся вдруг серпентарий.       — Да, миссия под прикрытием, и мы действительно хотим, чтобы в каждой группе была «невеста». Скажите спасибо, что не все девятеро должны в этом участвовать! Остальные будут всячески содействовать «ей», оказывать поддержку и, в случае чего, быть готовы прийти на выручку, попутно защищая гражданских, — подтверждая неизбежное, сказал Некомата, внимательно обводя взглядом своих ребят.       Куроо с Бокуто едва ли не лопались от восторга — они-то любители подобных вещей, ещё и передерутся за право напялить чулки, туфли и подефелировать по этажу их ведомства; Иваизуми и молчавший всё это время Ушиджима единодушно были мрачнее тучи — они единственные понимали, что их ждёт. Ну, может, ещё Тсукишима и Яку — оба заметно нервничали, не зная куда деть себя и как реагировать на такие новости, чуяли, поди, приближающийся трындец, у них обоих на это нюх, как у поисковых собак. Ойкава и внезапно срезонировавший с ним Коганегава сохраняли спокойствие, и не удивительно — что Тоору, что Канджи уже по разу примеряли на себя чужие личины, так что этап с гневом благополучно проскочили, двинувшись дальше. Оставался ещё Кагеяма, последний в их бодрой компании и наверняка успевший уже не раз пожалеть о том, что отказался от миссии в России, куда отправился Лев в компании Хинаты, подоспевшего ему на замену. Теперь он просто крутил головой, хлопал глазами, всем своим видом так и спрашивая: «А я точно по адресу? Это здесь мир спасают?». Некомата умилённо усмехнулся — ну до чего приятно глянуть, орлы! Почти не поддались панике, ну разве что совсем немного, но с кем ни бывает, ведь правда? Старик откашлялся, привлекая рассеянное внимание подопечных:       — Не нужно так бурно реагировать, в конце-то концов, это обычная миссия, у нас случались и сложнее. Ну придётся принарядиться, — развёл руками Некомата, игриво подмигивая Тсукишиме, нехорошо побледневшему от такого внимания. — Ну пошляетесь среди девиц, последите за порядком. В лучшем случае — поучаствуете в карнавале, в худшем… — он помолчал, задумчиво пожевав губу. Взгляды собравшихся стали жёстче — что делать в «худшем» случае они знали, пожалуй, даже слишком хорошо. — Я уверен, что всё будет отлично, и вы поведёте себя как профессионалы.       Укай рискнул вклиниться в разговор:       — Ясуфуми прав — у нас случались вещи и похлеще, вспомнить хотя бы ту вылазку в Рязань, наша группа отлично справилась в кхм… Довольно «непривычных» для неё условиях… — Куроо и Бокуто гадко захихикали, Ойкава отчаянно взвыл — ну вот, опять!..       — О да, особенно наш Тоору «отличился», — елейно протянул Куроо, скаля зубы.       — Это была необходимость, я шкуры наши спасал! Уже сто раз говорил! — прорычал красный до корней волос Ойкава. — И почему Мори-чану вы ничего такого не припоминаете, мы вообще-то вместе там были!       — Яккун нам шары поотрывает и в боулинг партейку сыгранёт, упомяни при нём подобное, — гыгыкнул Бокуто. Яку, стоявший тут же, у него под боком, пожал плечами, кивнул, дескать, да, ещё как открутит, но потом, попозже, пока есть вопросы поинтереснее.       — А я не смогу, что ли? — взвился Ойкава. — Попробуйте ещё раз и узнаете, что будет!..       — Тише, Некомата-сан ещё говорить будет, — приструнил его Иваизуми, целебным наложением рук на плечо этого визгливого чудовища, заставляя замолчать. Это подействовало, и Ойкава сразу сдулся и обмяк в руках Иваизуми, жалобно притеревшись к его груди. Все предпочли сделать вид, что не заметили, но рука Хаджиме пару раз ласково прошлась по волосам Ойкавы, и правда успокоив его разбережённое, хрупкое не по годам и роду занятий сердечко.       Некомата благодарно кивнул — надёжный он парень этот Иваизуми, отличная смена ему и Иккею, как только они замаются окончательно с этим детским садом тридцати-сорокалетней выдержки и решат уйти на покой.       — Надеюсь, что мы с этим решили. Как сказал Иккей — просто проигнорировать сообщение мы не можем, на кону честь и жизни сотни ни в чём не повинных невест…       — Кому вообще нужно нападать на невест? — густо пробасил Ушиджима.       Все даже подпрыгнули от неожиданности — привыкли, что он не хуже ростовой картонки с рисованным человеком: стоит, молчит, не отсвечивает, а становится настоящим мальчиком только когда дело начинает пахнуть жареным. Ответа на его вопрос не нашлось ни у Укая, ни у Некоматы. Похоже, старики задавались тем же, другое дело, что времени на вдавание в подробности поджимало, а потому причины игнорировались, и во внимание принималось только последствие — вероятность девятибалльных пробок из-за скопления окровавленных невест на главных артериях их славного города.       — Может, злым бывшим? — в шутку предположил Куроо. — У невесток-то и женихи должны иметься? А у тех — бывшие, злобные стервы, желающие отмщения за поруганную честь и выплаканные глаза.       Бокуто встрепенулся, загудел, уже проникнувшись ситуацией — весь его вид, решительный и суровый, так и говорил, что он грудью ляжет, но защитит всех и каждую. Отлично, один уже есть.       Некомата удовлетворённо кивнул. Похоже, их парни уже стали свыкаться с мыслью, что следующие пару дней их ведомство превратится в чёрт-те что, а если кто не согласен — у них и козырь есть!       — В любом случае, в известность мы вас поставили, — взяв деловой тон, напомнил о себе Укай. Старик тоже взгромоздился на стол, но с другого края, и теперь они с Некоматой, как причудливые горгульи, зыркали на подопечных с каменными физиономиями. — На группы разобьёмся следующим образом: Бокуто, Куроо и Яку в первой; Иваизуми, Ушиджима и Ойкава во второй, третья группа — Коганегава, Кагеяма и Тсукишима. Нам нужна чёткая, слаженная командная работа, в лучших традициях, как умеете.       Личный состав снова недовольно зашептался, хотя с чего бы им? Разброс сил был идеальным: мускулы, стратег и кавайный элемент, тьфу ты — снайпер, короче, тот кто тылы издалека прикроет. К тому же члены каждой из команд ладили друг с другом лучше всего: поставь в одну команду Ойкаву с Кагеямой, так те передерутся, припомнив прошлые обиды, когда Кагеяме уходили все самые жирные задания, а Ойкава с этого бесился и отказывался сотрудничать с Кагеямой, один раз чуть было не доведя до не самых радужных последствий, к счастью, вовремя устранённых чутким Иваизуми. Так что команды собрались отличные, гармоничные, а главное — способные выскрести из лап неприятностей положительный исход миссии.       — Прежде, чем мы продолжим, я хочу ещё раз напомнить, что приказы не осуждаются, — нехорошо прищурился Некомата, мигом прерывая гомон.       — «Не обсуждаются»? — педантично поправил Тсукишима. Укай усмехнулся.       — И это тоже, мой мальчик, — усмехнулся Некомата по-отечески заботливо. — Ну что ж, идём дальше.       — Подождите, — руку поднял Кагеяма, привлекая внимание, — а кто из нас будет, ну…       Он зарделся, поджал губы, смущённо шаркнул ногой. Очаровательный ребёнок, и что пацану под тридцатник и в своём деле он ас — для Укая и Некоматы они все дети, с разной тяжестью детства, засевшего в одном месте. Кагеяма вот, например, вечно смущался любого рода щекотливых тем, хотя, стоит быть честным, и все остальные выглядели плюс-минус похоже: взгляды бегают, ладони мнутся, на лицах немой вопрос и капелька страха. Некомата усмехнулся.       — На этот счёт не переживайте, в беде не бросим — у вас будет куратор, он-то и займётся дальнейшей подготовкой. Парад через три дня, времени должно хватить.       — И кто же это? — нахмурился Тсукишима. Мысленно он уже наверняка перебрал всех, кого знал в ведомстве, и кто мог бы взять шефство над подобной миссией. Обычно на эту роль назначали кого-то из их же состава, Иваизуми-сана или Куроо, когда тот всерьёз интересовался делом и больше приносил пользы, чем дурил и вёл себя как болван. Но в этот раз задание действительно было «деликатным», как кружевные трусы, думая о которых, как о части «обмундирования», Тсукишима заходился в румянце. Когда в деле замешаны женщины, целая толпа девиц, тут ни одна привычная тактика не сработает, стало быть, на роль куратора ни один из них не подойдёт.       — Терпение — благодетель, Кей-кун, — хмыкнул Укай, поднимаясь со своего места. — Хотя что тянуть, сейчас я вас познакомлю.       Он пересёк их с Ясуфуми кабинет, ловко лавируя между стоящих истуканами подопечных, подошёл к двери, распахнул, в приглашающем жесте рукой указал вглубь комнаты. Все, как один, вытянули шеи, чтобы увидеть их будущего куратора.       На пороге кабинета стояла темноволосая молодая женщина, улыбающаяся как-то до боли знакомо и слегка пугающе. Женщина была в положении — приятно округлая, готовая вот-вот стать матерью, она прямо-таки светилась от счастья, увлечённо крутила головой, оглядывая всё вокруг так, словно вернулась туда, где не была уже очень давно.       — М-Мива?! Ты почему здесь?       Кагеяма вышел из задеревеневшей толпы агентов, пялящихся на даму все как один ошарашено. Он подошёл ближе, бережно — у Тсукишимы сердце защемило, — принимая протянутую ладонь женщины, помогая ей пройти дальше и присесть на мгновенно возникший из ниоткуда стул.       Некомата и Укай, по-отечески переглядываясь, нет-нет да скашивали взгляды на живот Кагеямы Мивы — старшей сестры их Кагеямы, теперь сидящего на корточках у её ног и заискивающе пялящегося на довольную своей выходкой сестрицу.       — Как вы, должно быть, уже поняли — это Кагеяма Мива, наш едва ли не лучший агент, сейчас находящийся в отставке по определённым обстоятельствам.       Все присутствующие пялились на эти самые обстоятельства с опаской, боясь даже дыхнуть в сторону — беременная женщина непредсказуема, чем вообще думали эти двое, приглашая её сюда? Некомата, боясь зарождения бунта, быстро пояснил за их выбор:       — В нашем ведомстве на данный момент женщин нет: Саеко на миссии в Корее, вызывать её мы бы не стали ни под каким предлогом. Киёко и Хитока-чан так же отсутствуют. Сами мы, увы, в подобных вопросах не сведущи, и даже наши специалисты из других команд не смогут сделать то, что сможет Мива. Как женщина… — Некомата замолчал, на секунду задумался не является ли это ущемлением какого-либо толка — сейчас с этим строго. Он глянул на Миву — ей, кажется, было вообще до лампочки как её представят: глаза уже горели, руки чесались от предвкушения, а чёртов Тобио жался к ноге, как щенок, обеспокоенно ворча что-то о том, что ей здесь не место. Некомата усмехнулся — нет, они с Иккеем не ошиблись, когда решили пригласить Кагеяму-старшую, она всё такая же, и ни замужество, ни ребёнок её пыла не усмирят и не изменят. — Как опытный агент, поучаствовавший в многих миссиях, в том числе и под прикрытием, она сможет подготовить вас самым лучшим образом. Так что прошу любить, жаловать и не обижать.       Все разом уставились на Тобио, так и говорящего своим видом, что будет с тем, кто хотя бы рискнёт подумать о том, чтобы обидеть Миву. Спорить со злым, превращающимся кровожадную в росомаху Кагеямой никому не хотелось, ровно как и причинять какой-либо вред этой милой даме. На повестке дня оставался только один вопрос, неловкий, задать который никто не решался.       — А ну как она родит?       Куроо звучно пристыковал свою ладонь к лицу. Бокуто, стоявший по правую руку от него недоумённо хлопал глазами, крутя головой по сторонам — чё пялятся-то? Сами ведь о том же думали, а спросить боялись!..       Иваизуми коротко кашлянул, вежливо улыбнулся, взглянув на невозмутимую Кагеяму-сан.       — Меня тоже волнует ваша безопасность. Не затруднит ли вас подобная работа?       — Согласен с Ива-чаном, это всё-таки стресс. — Ойкава выступил вперёд. И он выглядел взволновано, потому что отлично понимал, что это значит — когда его старшая сестра вынашивала Такеру, вся семья с неё пылинки сдувала, а тут миссия, волнения, оружие, куча мужиков… — Тобио-чан, ты-то чего примолк? Скажи что-нибудь!       Кагеяма вжал голову в плечи, зыркнул на сестру — понятно кто кого в детстве шпынял. Мива медленно поднялась со стула, выпрямилась, обвела взглядом переминающихся с ноги на ногу мужчин. Улыбнулась. Те вздрогнули.       — Я рада, что на смену подросло такое сопереживающее поколение, — хмыкнула она, крадучись кошкой, загоняющей свою добычу, обходя притихших агентов. — Но как вы считаете, стала бы я рисковать положением, какими-никакими остатками репутации в ведомстве и своим ребёнком, если бы не была уверена в успехе операции? — Мужчины дружно замотали головами. Мива довольно оскалилась. — Вот вам и ответ. Со мной всё будет в порядке, нет нужды беспокоиться. К тому же, моё дело маленькое — сделать так, чтобы никто не пострадал, в том числе и от насмешек за неверно подобранный тон помады или платье из старой коллекции. Женщины — страшная сила, особенно в таких количествах.       В кабинете царила мёртвая тишина, нарушить которую решился Укай.       — Ну, на этом наши полномочия оканчиваются, оставим вас наедине, — двигаясь бочком, он подобрался к упивающемуся происходящим Некомате, аккуратно подцепляя его под локоть. С края стола Укай взял какую-то папку, вручив её в руки Миве. — Здесь маршрут, совсем короткий. Карта города с отметками для расположения прикрытия дальнего действия, сама знаешь и разберёшься. А вы, пока, ну… Определитесь…       Единодушный громкий «глоть» разлетелся по кабинету — во они попали. Некомата злодейски прищурился, нагнулся к Миве, шепнув достаточно громко, чтобы все услышали.       — На твоём месте, дорогая, я бы присмотрелся к Ойкаве, Тсукишиме и Яку. Они подошли бы лучше всего, — старик по очереди указал на названных, наслаждаясь их постепенно удлиняющимися лицами и округляющимися глазами. — Хотя знаешь… Я бы попробовал всех.       Мива рассмеялась легко и приятно, руку прижала к пояснице, сразу же храбро отмахнувшись от подлетевшего к ней брата, снова заворчавшего что-то о том, что замужним дамам в положении лучше сидеть дома, а не пытаться ввести в шок лучших из лучших их ведомства. Кагеяма-старшая только фыркнула на это. Её глаза, пронзительно-синие, как и у Тобио, обвели взглядом вытянувшихся по струнке мужчин — во они попали, чёрт возьми! Можно «не надо», а? Мива широко улыбнулась, как-то пугающе хищно и очень похоже на одну из тех жутковатых улыбочек, что выдавал её братец.       — Конечно, я посмотрю всех! Спасибо вам, Некомата-сан, Укай-сан, если мне потребуется помощь — позову. — Старики, расшаркавшись, быстренько удалились. Снова стало тихо, неловко. Мива расслабленно выдохнула, упёрла руки в бока, взявшись закатывать рукава блузки. — Ну что, мальчики, как насчёт примерить пару платьев?

***

      Им потребовался перерыв почти сразу: кому-то успокоиться и попить водички, кому-то проржаться и попытаться соорудить на физиономии приличное выражение — они взрослые как-никак, да и дело серьёзное. А Миве-сан перерыв потребовался, чтобы прикатить длинную вешалку, плотно набитую чёрными пухлыми футлярами для одежды. На неё «избранные» смотрели волком, тремя волками, если быть точнее.       Выбор всё-таки пал на тех, кого назвал Некомата — у старика глаз-алмаз, Мива поняла это сразу, как только обошла парней и лишь поверхностно изучила их телосложение и лица. Хотя и с этими тремя, Ойкавой, Яку и Тсукишимой, попотеть придётся, с кем-то в большей степени, с кем-то в меньшей. Был, конечно, соблазн взглянуть как будет выглядеть затянутый корсет на этом вертлявом Куроо Тетсуро, как будут смотреться накаченные ноги Ушиджимы, обтянутые расшитым пайетками платьем, но лишний раз подвергать риску быть разодранными на куски взятые взаймы у приятеля-дизайнера платья не хотелось. Мива сдалась, и приступила к делу.       — Ты, ты и ты — за мной, — скомандовала она, оттесняя от общей «стаи» трёх жертв, подводя их к вешалке.       Мужчины стояли молча, высились (ну, кроме Яку), за её спиной, хмурились, изображая недовольство. Хотя, по правде сказать, недовольными были лишь двое из трёх — в глазах Ойкавы, когда Мива назвала его имя, вспыхнул какой-то озорной огонёк, а потом он быстро взглянул на Иваизуми. Хех, понятно. С этим трудностей не возникнет. А вот те другие…       — Почему именно я?       Тсукишима Кей, высоченный очкарик с хмурой миной. Умник и умница — судя по статистике, миссии с его участием в девяносто шести процентах оканчивались успехом. Вредина и язва. Это если верить Тобио, но ему Мива не верила, хотя бы потому, что говорил он о Тсукишиме так часто, как только мог, и в голосе его вовсе не было презрения или ненависти, наоборот, слишком уж часто сквозило что-то тёплое и тоскливо-тягучее. Да и тот момент, когда он сидел возле неё, шепча не только о том, что дома с мамой было бы лучше, говорил о многом. Мива резко крутанулась на пятках, задрала голову, улыбнулась — мило и очаровательно. Тсукишима нахмурился, но всё-таки поплыл — вон как щёчки заалели, прелесть.       — Ты единственный из своей группы подходишь на эту роль.       — Я выше Кагеямы, — с готовностью отбил Тсукишима, — ширина плеч у нас практически одинаковая, и он бы подошёл…       — Тобио шире тебя вот здесь, — Мива уперла маленький кулачок ему в грудь, задумчиво хмыкнула, безошибочно определяя наличие неплохой мускулатуры и, наверняка, весьма рельефного тела — а очкарик-то с сюрпризом, да ещё и каким. Тсукишима сделал короткий шаг назад, снова запунцовел, но взгляда отводить не стал. — Высокие девушки это ещё ничего, широкоплечие тоже — при должном умении это можно замаскировать, но развитая, широкая грудная клетка смотрится уже подозрительно и нелепо, подобные вещи женщины замечают с первого взгляда, а вам нужно не выделяться, а влиться в их группу. У тебя есть хоть какое-то подобие фигуры, не сочти за дерзость, хотя Когане тебя милее, — Мива высунулась из-за спины оскорблённо открывавшего и закрывавшего рот Тсукишимы, быстро махнув рукой солнышку-Коганегаве, который сразу ей понравился из-за своего лёгкого, добродушного нрава. — Но лучше мне работать с тобой. Немного косметики, линзы…       Тсукишима сдавленно крякнул.       — Косметики? — подал голос уже Яку. Мива медленно, как башня сносящего всё на своём пути танка, повернулась к нему — вот и ещё один нехочуха.       Яку Мориске был самым «мелким» в компании этих бугаёв и самым, прости господи, изящным и наиболее подходящим для переодевания. Другое дело, что его смурную недовольную физиономию исправить не смогла бы ни косметика, ни укол какой-нибудь жижи, способной расслабить лицевые мышцы. Да и поддаваться её женским чарам Мориске не собирался — опытный, не то что Кей, распалившийся от одной улыбки и случайного прикосновения. Он так и стоял, напряжённый, скрестивший на груди руки, так и нарывающийся на то, чтобы его осадили. И способ у Мивы был.       — Да, Яку-сан, косметики, — она заложила руки за спину, ладонь к ладони, покачнулась взад-вперёд, глубокомысленно заявив: — Просто подумайте о том, какую суматоху и подозрение вызовет кто-то вроде вас, заявившись полностью неподготовленным? Вы как никто другой — я читала вашу характеристику, — знаете, как важно прикрытие. Та миссия в России… Немало мужества нужно, чтобы не выдать маскировку, даже если ради этого придётся поставить под сомнение ориентацию свою и напарника. Вы с Ойкавой-саном…       — Довольно, я понял. Прикрытие — главное.       Яку был красный до корней волос, смотрел в пол и скрежетал зубами от досады, молясь лишь о том, чтобы Бокуто и Куроо не увидели этого. К их подколам, кружащим вокруг да около, он уже привык, а вот Мива, в лоб заявившая, что не видит ничего такого в их с Ойкавой жарком поцелуе в рязанском гей-клубе, совершённом ради прикрытия, умудрилась довести его до ручки в секунду. Сволота Куроо — это он составлял рапорт, ушедший в подшивку архивов, — как заправский писака, на чёртовых пять страниц, не жалея сил, метафор и эпитетов, расписал увиденное, и теперь все, кто только мог, ознакомились с его творением. Мива-сан тоже, и даже успешно разыграла карту.       — Вот и ладно. Вы отлично подойдёте, Яку-сан. А если сомневаетесь… просто представьте, как нелепо будет смотреться Котаро в платье, — она весело хихикнула. Улыбнулся и Яку, шаткий мир был восстановлен. Мива обвела взглядом своих подопечных, доверительно кивнув: — Не волнуйтесь вы так, просто воспринимайте это как карнавал, проще будет и вам и мне. Каждому за время службы приходится пройти через подобное, мне доводилось наряжаться в мужской костюм, да даже наша форма, — она кивнула на тёмно-синюю, подогнанную по размеру, штатную одежду, — явно для мужчин, и девушки носят такую — ничего такого в этом нет. А почему обратное считается чем-то позорным — понятия не имею, двойные стандарты какие-то. Что ж, а теперь… — Мива снова обернулась к вешалке, безошибочно выцепив нужные футляры. — Это для вас, Яку-сан. Это вам, Ойкава-сан, и это ваше, Тсукишима-сан — можете пойти и примерить. Пока без париков, косметики и прочего, просто примерка, мне нужно понять подходят ли вам фасоны и нужно ли что-то менять.       Мужчины затравленно уставились на Миву, та вопросительно захлопала глазами, дескать, ну чего, только же всё решили, опять вас уговаривать. Они мялись и молчали ещё с минуту, пока Ойкава, в целом довольный происходящим, не вступился за приунывших братьев по несчастью:       — Все остальные тоже это увидят?       Мива нахмурилась. И правда, а стоит ли сейчас им показывать? Да, конечно, присказка про рассматривание невест до свадьбы не из воздуха выдумана — примета плохая, но и у них не свадьба, а «женихов» среди остальных нет. Вроде как. Хотя риск всё же был. Например, вывести из строя целиком группу Яку — Бокуто хохотал всякий раз, как смотрел на пылающего от неловкости Мориске, а что будет, когда он его в платье увидит? Околеет от смеха? Мива задумчиво погладила живот, словно это помогало ей собраться с мыслями.       — Знаете, наверное, стоит повременить, хотя бы сегодня, — сказала она, с немалым удовольствием замечая, как расслабились эти трое, Яку даже заулыбался с плохо скрытой благодарностью. — В таком случае, пойдите переоденьтесь в другом месте, как закончите — наберите меня, приду посмотрю. А пока что мы с остальными разберём план досконально, обсудим кодовые имена, установим канал для связи и прочее. Ну, идите. Думаю, Укай-сан и Некомата-сан посодействуют вам с поиском комнаты, где никто не потревожит.       Яку, Ойкава и Тсукишима согласно покивали и, стараясь не привлекать внимания, незаметно ускользнули, не забыв прихватить с собой выданные футляры с платьями.       Мива устало вздохнула, утёрла со лба испарину и вразвалку направилась к оставшимся.       Над распластанной по столу картой корпели Иваизуми и Ушиджима, молча корректирующий решения Хаджиме, взявшего на себя роль временного лидера. Коганегава, радостно встрепенувшийся при виде Мивы, любезно придвинул стул, Тобио помог присесть, заботливо коснулся плеча, словно спрашивал в порядке ли она. Куроо и Бокуто держались поодаль, словно всё ещё побаивались её саму и внушительную округлость, время от времени возмущённо шевелящуюся.       — Ну, что у нас есть? — деловито спросила Мива, заглядывая в карту, удовлетворённо хмыкая — да всё уже сделано, ей тут даже делать нечего.       — Мы решили кто из нас останется в непосредственной близости, а кто будет прикрывать сверху, — подал голос Тобио, по очереди указывая на кусочки стикеров, налепленные на карту. — Коганегава, Ушиджима-сан и Бокуто-сан прикроют с крыш здесь, здесь и здесь. — Он по очереди указал на нужные точки. Выходило так, что края радиуса поражения соприкасались друг с другом, аккурат покрывая путь шествия, благо он совсем короткий — далеко ли по жаре в платьях в пол да на шпильках процокаешь? Вот-вот. — Я, Иваизуми-сан и Куроо-сан будем рядом с нашими в штатском. А… — он замялся, не зная, как поудачнее спросить.       Проворнее Тобио оказался Куроо, вдруг посерьёзневший ни с того ни с сего, может, беспокоился за друга?       — Почему им приходится выряжаться в платья? Нет, я, конечно, не дурак поржать над Яккуном, да и Ойкава в белом будет чудо как хорош — тише, Хаджиме, тише! — но это усложнит миссию. Случись что изнутри, как им в таком виде, без оружия бросаться на задержание?       Все уставились на Миву. Своя доля правды в этом есть, да и опасения не совсем безосновательны, наоборот — Куроо сделал верные выводы и тревожился не на пустом месте.       — Потому что мы не знаем, откуда ждать угрозы, — быстро пояснила Мива, тяжело вздыхая. — Я понимаю все риски, но, как уже сказала — не ввязалась бы в это, не будь уверена в вас. Укай-сан и Некомата-сан по той же причине согласились на миссию — они верят в ваши силы.       Мужчины польщённо зарделись, распушились от гордости. Рановато, конечно, радоваться, но пускай, не жалко. Мива продолжила:       — Ойкава, Тсукишима и Яку тренированные бойцы, опытные агенты. Находясь в гуще событий, они увидят и услышат вдвое больше, чем если бы вы в штатском прикрывали со стороны, и смогут принять меры на своё усмотрение. К тому же в колонну людей не в белом не пускают, — усмехнулась она. — Я уверена, что всё кончится хорошо, и если информация была ложной — что ж, пусть так. Наша совесть, репутация и руки останутся чисты, а девушки будут под надёжной охраной. К тому же, безоружными я их не выпущу. Табельное оружие положено иметь при себе, воспользуются они им или нет — дело десятое, но операция будет проходить строго по регламенту. Рапорты, собрания, занесение в личные дела — всё как полагается. Думаю, вы, Куроо-сан, с рапортом справитесь на ура.       Куроо тихо прыснул, с обожанием уставившись на эту дамочку, перевернувшую их привычный мир с ног на голову за каких-то пару часов. Показав Кагеяме «класс», он выдохнул уже спокойнее.       — Хорошо, вверим себя вам, Мива-сан. Наши тоже не пальцем деланные, так что доверимся и им.       — Вот и ладно. О! Прошу прощения, мне нужно бежать… — Мива поднялась на ноги, одёрнула блузку, бодро зашагав на выход. Телефон в её руке сердито вибрировал, вызывая на «смотр».       — Куда вы? — крикнул её вслед Когане.       Уже у самой двери Мива замерла, обернулась, восторженно сверкнув глазами.       — Они уже готовы, — едва ли не попискивая от предвкушения, сообщила она, вдруг грозно добавив: — За мной не ходить, понятно? Разбирайтесь тут с остальным. А я пока…       Она коварно совсем не по-девичьи гоготнула и, не договорив, скрылась из вида, оставляя недоумённых агентов наедине с кучей вопросов.       — Женщины, — качнув головой, со знанием дела выдохнул Ушиджима.       Из кабинета донёсся взрыв хохота, присоединился к которому даже хмурый Иваизуми.

***

      Они были прекрасны. Всё ещё слегка угловаты, но уже хороши настолько, что можно влюбиться без памяти. Кто-то, наверное, даже успел, если судить по одухотворённым рожам присутствующих.       — Ну как? Хороши? — Мива, запыхавшаяся после беготни по этажам и продолжительной борьбы с Тсукишимой, всё не желавшим выходить в люди, с энтузиазмом продавца из телемагазина по очереди подпихивала вперёд наряженных Яку, Ойкаву и Тсукишиму, заставляя их крутиться в разные стороны, показывая себя со всех ракурсов.       Собравшиеся смущённо молчали, пялились, не зная, что и сказать. Но каждый явно был очарован.       Платья Мива подобрала точнёхонько по размеру для каждого, в первый раз, когда её вчера вызвонил Ойкава, даже удивившись, что получилось так хорошо.       — Не зажимайся, — зашипела она на Тсукишиму, шлёпнув его по рукам, когда тот снова стал мять струящуюся бежево-кремовую юбку, украшенную тончайшей вышивкой и перламутровыми бусинками, будто брызгами.       Вопреки своей первоначальной задумке закутать Кея во что-то полупрозрачное и летящее, с высоким горлом и максимально закрытое, Мива выбрала наряд с корсетом, подчеркнувшим ту самую «фигуру», о которой шла вчера столь пылкая дискуссия. Кто его затягивал — Ойкава, наверное, что-то подсказывало, что он в таких штуках разбирается, — бог его знает, но получилось просто гениально! На прозрачность не осталось и намёка, ткань была насыщенного цвета, приятно, но ненавязчиво блестела, а плечи и шея остались открытыми. Мива натурально облизывалась на эту шею и светлый, аристократически-фарфоровый тон кожи — выглядело чудесно. Подобранный парик, был чуть темнее натурального цвета волос Тсукишимы, и удачно дополнял образ. Упругие завитки ложились на голые плечи, скрывая их громоздкость. Очки с него Мива тоже сняла, выдала контактные линзы, лишь слегка поколдовала с макияжем — всё-таки у них репетиция, даже не генеральная, незачем портить кожу тонной косметики. И в итоге получилась очень застенчивая, невинная и робкая невестушка. Почти под два метра, но это так — мелочи. Судя по раскрасневшимся физиономиям членов его группы, результат устроил и Тобио, и Канджи.       Прекрасен был и Яку — Мива считала всех троих своим восхитительным творением, но любимчика всё-таки выделила, только тс-с-с. Мориске, в отличие от Тсукишимы, платье досталось короткое, чуть ниже колена спереди, сзади тянущееся воздушным плавным шлейфом практически до пят. Немного портили вид ботинки, грубые высокие берцы — по размеру пока не нашлось, а босым Яку ходить отказался, — хотя, стоило признать, что в образ «пай-девочки» это приносило немало хулиганистости и огонька. Яку шёл яркий молочно-белый цвет, полупрозрачные объёмные рукава-кружево, простой незамысловатый фасон платья, не нагруженный лишними деталями и не отвлекающий от лица и новой причёски — тоже локоны, но уже пудрово-персиковые, обманчиво нежные и хрупкие. Каким-то чудом — два шота для храбрости, не иначе! — а расслабиться перед выходом к остальным ему всё же удалось. И теперь Мориске улыбался, легко и слегка игриво, кося накрашенными глазами с хищными стрелками и дымкой теней на веках на своих напарников, любуясь их реакцией. Куроо и Бокуто в кои-то веки заткнулись, только рты открыли, разглядывая доставшуюся им конфетку с явно перчёной начинкой.       Единственным, кто чувствовал себя уверенно и на самом деле расслабленно, был Ойкава. Краса и гордость, ему только дай — он бы шлялся в таком виде, блистая, каждый день. Как Мива и думала, а с ним оказалось проще всего, но от того не менее интересно. Тоору тоже не мог не похвастать широкими плечами, но в отличие от всё того же застенчиво мнущегося Кея, он, не стесняясь, распрямил свои, мягко обхваченные фигурным кружевом, сотканным из сотни крошечных листочков. Шифоновая юбка в пол с разрезом до бедра спереди — все заинтересованные и ошеломлённые могли видеть его колено, кокетливо выставленную вперёд без единого волоска ногу. И отсутствие белья заодно — ни краешка, ни намёка на удобные боксеры, чудеса какие-то… Обуви на нём не было, и Ойкава, как Венера, был бос и прекрасен в своём каштановом длинном парике, с минимумом косметики на лице. Больше даже добавить нечего, кроме как то, что он наслаждался, упивался собственным внезапным «могуществом» и не скупился на хищные взгляды, адресуемые одному лишь Иваизуми, уже не знающему куда деваться от такой убийственной во всех смыслах красоты.       — Ну чего вы молчите? — обиделась Мива, за добрых десять минут так и не сумев выдавить и слова с подопечных, только таращившихся да рты открывавших, как рыбы. — Ещё будут аксессуары, обувь подберём удобную. Для Кея я найду бархотку под платье, а то… — она неопределённо махнула рукой в области шеи, имея в виду его выступающий кадык, скрыть который тоже бы не помешало. У Яку и Ойкавы эта проблема была менее весомой, так что можно было не заморачиваться особо. — Ну чего? Плохо, что ли?       Мужчины неловко переглянулись между собой.       — Ойкава, выглядишь потрясающе, — отмер первым прямолинейный и честный дальше некуда Ушиджима. Он помолчал и смущённо добавил. — Но я чувствую… М-м-м, как же это? Неконтролируемую мексиканскую неловкость от этого вида.       Иваизуми удивлённо моргнул, нехотя переводя взгляд с приворожившего его Ойкавы на Вакатоши.       — Что?       Куроо тихо хрюкнул, быстро пояснив — не зря же он слыл между них знатоком всяческих шифров и лингвистических извращений:       — «Испанский стыд», — перевёл он, прикрывая глаза. — Я тоже, Вакатоши, я тоже. Но должен сказать, Мива-сан, вы постарались на славу. Наш Яккун никогда ещё не выглядел так миленько. Даже жаль, что Лев этого не увидит.       — Уви-и-идит, ещё как, — гаденько хихикая, протянул Бокуто. Не посодействовать отсутствующему другу он не мог, так что контрабандой протащенный телефон уже успел отснять пару сочных кадров и отправить прямиком в заснеженные просторы России.       — Придушу гадов, — зашипел змеюкой Яку, выходя из своего алкогольного (вероятно) транса и становясь самим собой — злобным гремлином, способным перекусить шею недруга на раз-два. Бокуто его уже не слушал, только хихикал, нет-нет да возвращаясь взглядом к волнующим воображение и либидо маленьким аккуратным коленкам, выглядывающим из-под подола платья.       Пока вокруг Яку скачкообразно возрастала температура и накалялись страсти, Мива бочком подобралась к брату, пихнув его локтем в бок.       — Ну, а тебе как?       Чертовка выглядела сыто, как напакостивший всласть демонёнок, теперь отдыхающий от трудов праведных. Кагеяма буркнул что-то нечленораздельное, снова взглянул на Тсукишиму, возле которого, ахая и охая, вертелся Коганегава, разглядывая все эти бусинки, вышитые цветочки-листочки, вопрошая, как ему вообще, удобно или нет. Тобио смущённо отвёл глаза в сторону, как только случайно столкнулся с незамутнённым линзами очков взглядом Тсукишимы. Красиво, чёрт бы его побрал, кто спорит вообще. Хотя и раньше было здорово. Сестрица, будто нюхом учуяв его мысли, подбадривающе обняла, обхватив его плечи, так и говоря горящими глазами: «Дело теперь за тобой, дурень!».       Суета, ворчание, смущение и волнение наполняли отданный под свадебные непотребства кабинет Некоматы и Укая. До начала парада оставалось чуть меньше сорока восьми часов.

***

      — Некомата-сан, у нас к вам дело есть.       Ясуфуми оторвался от писанины, поднял голову, мягко улыбнувшись стоявшим перед ним Ойкаве, Тсукишиме и Яку. Все трое выглядели сконфуженно, хмурились. В руках Кея, всё время поправлявшего сползающие на кончик носа очки, была какая-то бумага, уже прилично изжёванная.       — Что стряслось?       Тсукишима прикусил губу, наклонился ближе, шепнув так, чтобы не слышали остальные, занятые с Укаем подготовкой оружия и оборудования.       — Наедине можно поговорить?       Некомата удивлённо вскинул редкие брови, выпрямился, покачнулся взад-вперёд, и откинулся на спинку стула, на животе складывая руки в замок.       — Тсукишима-кун, — начал он вкрадчиво, выбрав самый поучительный из всех тон, — мы прямо сейчас готовимся к серьёзной операции. И как никогда важна командная работа, слаженность всех нас, чтобы вылазка прошла успешно. И когда среди личного состава вдруг появляются какие-то недомолвки или секреты, как думаешь, сослужит ли это хорошую службу? — прищурился старик, расплываясь в хитрющей ухмылке. Ойкава с сомнением хмыкнул. Тсукишима и Яку одновременно поморщились. Выпендривается. А ещё, наверное, понял по какому они вопросу, а потому и не подумает о сохранении тайны, вот же старый проныра!..       — Хорошо. Тогда, — Тсукишима бросил быстрый взгляд себе за спину, сразу же отвернувшись, как только поймал адресованный ему немой вопрос в исполнении Кагеямы. Он шумно сглотнул, протянул мятую бумагу, разглаживая складки. — Это наше ходатайство. Просим принять меры. Мива-сан отказывается нас слушать, и раз вы её непосредственное начальство, значит, можете воздействовать, ведь так?..       Некомата с интересом потянулся к листку, взял в руки, бегло изучил содержимое, что удивительно — ни разу не улыбнувшись. Закончив, он задумчиво оглядел подчинённых, как-то нехорошо сощурился, вдруг крикнув:       — Иккей, иди-ка глянь. И вы все тоже, думаю, это должно быть выдвинуто на общее обсуждение.       — Некомата-сан! — не своим голосом заверещал Ойкава. — Не надо на общее!..       Он попытался залезть на стол, чтобы вырвать листок, даже колено на край столешницы поставил, но уже было поздно. Укай забрал чёртово ходатайство, удивлённо поглядывая поверх него на пунцовых от стыда Тсукишиму, Ойкаву и Яку.       — «Ходатайство о запрете кружевных трусиков»? — вслух прочёл заглянувший из-за плеча Укая Куроо. Он поднял глаза на парней, прыснул, не в силах больше терпеть, и звонко расхохотался. Его смех, как обычно, подхватил Бокуто и присоединившийся к нему Когане, тихо хрюкавший на плече старшего. Куроо утёр несуществующие слёзы, сквозь смех спросив: — Кто это составлял?       — Тсукишима, — проскрипел Яку, взглядом надеясь подорвать дурную башку этого идиота, которого по нелепой случайности считал другом. — И все мы.       — Да ведь это просто невозможно! — взбеленился Ойкава. Похоже, он долго терпел и теперь, избавившись от завесы тайны, из него прямо-таки зафонтанировало: — Ты бы сам попробовал, Куроо-чан, это настоящая пытка. Чёртовы рюши впиваются… Да буквально во все места! И это я уже не говорю о «вместимости»!       Тут не выдержали Некомата и Укай — совсем не профессионально, но блин, смешно же, правда. Куроо уже натурально задыхался.       — Мы просим вас содействовать. Под платья никто заглядывать всё равно не станет, а эти трусы… — Яку сморщился, старательно держа лицо и пытаясь сохранять если уж не спокойствие и невозмутимость, то хотя бы остатки чести и мужского достоинства. Тсукишима как в рот воды набрал — молча расчленял взглядом ржущих напарников. Можно его понять, своих Яку при случае вообще бы удушил чулками, благо Мива-сан им по десять пар про запас выдала. — Они реально только мешают.       — Хотите вообще без них? — серьёзно спросил Ушиджима, видимо, не понимая, почему все опять хохочут.       — Так, ну хватит!.. Мы и так согласились на чёрт-те что, а вы ещё и издеваетесь? — рассвирепел Ойкава. — Они на самом деле трут, я сейчас покажу даже!.. — Он решительно потянулся к ремню брюк.       — Не смей снимать штанов, Ойкава! — взревел Иваизуми, вовремя успех ухватиться за его руки. Он умоляюще уставился на начальство. — Некомата-сан, Укай-сан, просто… Пожалуйста. Поговорите с ней. Я всё понимаю, конечно, но этого я не понимаю.       Иваизуми говорил запально, выглядел взволновано — представил, поди, какое зрелище могло открыться всем, и теперь так просто отделаться от назойливых горячих мыслишек не мог. Укай снова пробежался взглядом по бумаге, нахмурился.       — А вообще, странно, Мива бы сама не стала… Кто надоумил её? — растерянно и слегка сердито спросил он, удивлённо охнув, когда Некомата злодейски усмехнулся. Вот же засранец! И кто тут ещё великовозрастный болван? Яблоня от яблока, как говорится. Или наоборот. — Тц, Ясуфуми, старый ты дурак. Прекращай это, повеселился и хватит. Парни и так себя не своей тарелке чувствуют, а ты тут ещё подливаешь масла в огонь.       Некомата, сдаваясь, примирительно поднял руки. Испепеляющего взгляда Тсукишимы, Яку и Ойкавы он будто бы не замечал.       — Ладно-ладно, я прощу прощения, — коротко поклонился он. — Можете сказать Миве, что я дал добро на замену… Эх, и что за молодёжь пошла? Мы были как-то пораскрепощённее, да, Иккей? — он пихнул локтем Укая, прикрыл глаза и мечтательно протянул, погружаясь в далёкие воспоминания: — Помнишь ту вылазку в Стамбуле? Ох и оторвались мы тогда. Я в себя трое суток прийти не мог, а всё ты, дурень, как обычно — переборщил.       — Молчи уж, — беззлобно огрызнулся Укай. И он улыбнулся, мечтательно и как-то таинственно-нежно, успев спрятать лицо и отвернуться, однако все успели заметить лёгкие пятна румянца и порозовевшие кончики ушей.       Гомон прекратился, набежавшая на дармовое представление толпа, рассосалась. У стола остались только всё те же трое, обиженные и требующие объяснений чуть более конкретных, чем «Я решил, что будет весело, заставить вас носить девичье бельё».       — И зачем вы так? — буркнул Тсукишима.       Его всё никак не отпускало, ровно с того момента, когда Мива-сан, сверкая глазами как полоумная, всучила ему в руки бумажный конверт, из которого нечто белоснежное, с кокетливыми кружевами, шелковисто стекло между дрогнувших, тут же разжавшихся пальцев. А когда он услышал, что это предстоит ещё и надеть… Ух. Яку-сан насилу его успокоил.       — Да, это довольно стыдно, знаете ли, — проворчал Яку.       Некомата усмехнулся. Он поманил их к себе, доверительно шепнув:       — Стыдно или нет, Мориске, но они должны знать, на что вы идёте и чем жертвуете ради успеха операции, — серьёзно пояснил он, кивком указав на вернувшихся к работе напарников. — Посмотри на них. Они подготовятся в три, в десять раз лучше, чтобы не дать тебе пострадать. Это и есть командная работа, когда вы прикрываете друг другу спины. Ну… или перед, даже если он сплошь в кружевах и рюшках.       — Некомата-сан!       Старик Ясуфуми довольно расхохотался — а неплохо у них на три голоса получилось, ему даже понравилось. Теперь главное, чтобы после всего он услышал это снова. В том же составе.       До начала парада оставалось восемнадцать часов.

***

      — Дамы, и все, кто рожей не вышел! Попрошу построиться.       Куроо широким жестом указал на свободное пространство между столом начальства и огромной кучей всевозможного барахла, горой заслоняющего выход из кабинета. Вперёд шагнули сперва «дамы» — аккуратно причёсанные, напомаженные, обвешанные браслетами-цепочками, благоухающие тропическими цветами, стреляющие по сторонам накрашенными глазами.       Девочек-мальчиков осторожно по очереди приобнял Некомата: старикан едва ли скупую слезу ни утирал, глядя на это восхитительное непотребство.       — Ну вот вы и готовы. Выглядите прекрасно, горжусь вами, — заквохтал он, вдруг нахмурившись. — Вооружены?       — И очень опасны, — оскалился Яку. Можно было бы предположить, что он снова дорвался до шотов, судя по его широкой ухмылке, но Мориске слыл поборником правил, и на работе ни-ни, только если это не празднование юбилея одного из их стариков, случившееся на ночь глядя. — Взяли всё, Некомата-сан, не волнуйтесь.       Тсукишима и Ойкава согласно затрясли головами, взявшись лениво отбрыкиваться от рассеянной болтовни Некоматы.       К тем, кто «рожей не вышел», подступил Укай. Старик глядел грозно, хмурился, тонко сжимал губы, словно пытался сдержать подступающий смех, но нет — нервничал, как и каждый раз, когда отправлял своих парней на задание. Но по сравнению с другими миссиями, тут они шли на удачу, даже и не зная кто их враг — злые бывшие, как теперь истово верил Бокуто, или кто пострашнее.       — Если с этих клоунов упадёт хоть один волосок — сгною за писаниной. Понятно? — строго отрезал Укай. Группа поддержки — как ласково назвал это Куроо «подружки невесты» — согласно закивала вразнобой. Укай удовлетворённо хмыкнул, продолжил: — Наша цель — избежать жертв, любых. И было бы хорошо, если это просто превратилось в небольшой карнавал. Пусть наши «невесты» и при оружии, но мне бы не хотелось посеять панику среди гражданских, особенно учитывая, что там будут практически одни девушки.       — Поняли вас, Укай-сан, — козырнул Иваизуми, всё-таки принявший на себя всё командование.       Они все уже были при параде, каждый при своём: группа, прикрывающая тылы в одинаковых неприметных костюмах, обвешанные с ног до головы всем, что может быть полезным на крыше здания под палящим июльским солнцем — от солнцезащитного крема до ореховых батончиков, чтобы откупаться от крыс и подступающего голода. Ну и оружие, конечно, тоже. Огнестрельное, холодное, светопоражающее — чем чёрт не шутит, готовым нужно быть ко всему. Парни в штатском напоследок ощупывали спрятанные под пиджаками портупеи с оружием, проверяли всё ли на месте.       Дело оставалось за малым: выдвинуться на точку и приготовиться. Нервничали все, и сейчас бы не помешало немного позитива, подбадривающего похлопывания маленькой ладошкой по затянутому вуалью с блёстками плечу.       — А где Мива-сан? — растерянно огляделся Коганегава, сперва решивший, что их почётная куратор просто затерялась среди них. — Я думал, что она придёт проститься.       На вопрос, опередив переглянувшихся стариков, ответил Тсукишима, в сотый раз поправляя бархотку с кулоном в виде красивого кабошона из лунного камня.       — Она отдыхает. Просила извиниться перед всеми за отсутствие, — Тсукишима фыркнул, нахмурился, — но я не стану.       Шелестя юбкой, то и дело демонстрируя пугающего размера туфли-лодочки, подошёл Ойкава, панибратски набросив руки на Когане. Тот зарделся, вытянулся, что-то забормотал; Иваизуми тихо загудел — заразе-Тоору доставляло огромное удовольствие дразнить его, и пользовался он любым возможным моментом, вот как сейчас.       — Ага, Мива-чан устала. Намаялась с нами, одного накрась, друго-о-го, — крутя на пальце каштановый локон, Ойкава соблазнительно захлопал ресницами.       Ох и достанется же трёпка твоей заднице, Ойкава-сан, ох и достанется! Иваизуми шагнул ближе, решительно стискивая его запястье.       — А ну-ка пошли поговорим! — зашипел он сквозь зубы, утаскивая за собой довольного дальше некуда Тоору.       — Платье только не помните, любовнички хреновы! До свадьбы так-то нельзя!.. — крикнул Куроо им вслед, понятливо усмехнувшись.       Все они, даже вредина Тсукки, были чудо как хороши в этом своём боевом раскрасе, ну как тут устоишь? Ему самому нет-нет, да хотелось подцепить под локоток Мориске, отвести в архив и в пару нехитрых телодвижений напомнить, чем они с ним по юности занимались. Останавливало только то, что Яку отобьёт ему за такое яйца с вероятностью в девяносто девять и девять процентов, Лев надуется, а Бокуто объявит бойкот по такому случаю — желания желаниями, а приличия и дружба всё же дороже. Так что приходилось держаться, что было сил, хотя соблазн прямо сейчас нервно семенил перед ним, покачиваясь на высоченной шпильке — и как умница-Мива уговорила Яку на такую обувку? Чудеса.       — За ходом операции она обещала следить, — нервно жуя прядку парика, сказал Яку, вдруг возмущённо запыхтев. — Ну скоро они там? Нам уже ехать нужно… Некомата-сан!       Старики не вмешивались, хотя стоило бы построить их всех, как пластырь рывком содрать напряжение, парой слов, как обычно, убедив, что всё будет в полном порядке.       Ойкава и Иваизуми вернулись через мгновение, шли держась за руку, Ойкава — довольный, а Иваизуми какой-то лохматый и злой. Чей-нибудь зоркий глаз даже сумел бы разглядеть след помады на его щеке, но Хаджиме быстро отвернулся, взявшись тереть лицо. Ушиджима уважительно кивнул, молча забирая свои вещи.       Вот теперь всё. Нужно ехать.       Собрались на удивление быстро, распихав себя и вещи по машинам, как и планировали. До начала оставалось часа три, самое оно, чтобы добраться спокойно до места: Коганегаве, Ушиджиме и Бокуто занять оборонительные позиции; Кагеяме, Иваизуми и Куроо быстро осмотреть периметр, а испереживавшимся «невестам» немного унять волнение, нацепить наушники и микрофоны, проверить и подготовить оружие. Лишь позже стало ясно, что сколько бы они ни готовились, ни пытались взять себя в руки, в очередной раз убеждая друг друга, что это самая обычная миссия, проще, легче, понятнее — нужное подчеркнуть, — не становилось.       На площади, считавшейся отправной точкой, стали собираться девушки. Как и обещал Некомата: все как одна красавицы, с букетами цветов, щедро обсыпанные блёстками и пайетками, украшенные наподобие праздничных тортов белыми пышными бантами, лентами и прочей ерундой, приносящей девчонкам искреннюю радость. Их становилось всё больше, и в момент, когда до праздничного отправления шествия осталось совсем немного, Иваизуми скомандовал на выход.       Было страшно; даже Ойкава, чувствовавший себя королём мира, — королевой, пардон — вдруг сдрейфил и стал едва заметно трястись. Только рука Иваизуми, сидящего подле него, не давала расклеиться окончательно. От предложенной культи Куроо Яку сразу же отказался, хотя и тот не особо-то горел желанием держать Мориске за ручку — оторвёт, как пить дать оторвёт, а ему потом что? В пираты подаваться? Нет уж, спасибо. Тсукишима же и вовсе дышал через раз, вспоминая об очередном вдохе, только когда Кагеяма аккуратно задевал шуршащий подол юбки своим коленом, напоминая ему о дыхании.       — Пора! Давайте, на выход, мне вас уговаривать, что ли? — снова повторил Иваизуми, уже жёстче. Выбора не оставалось.       С коротким интервалом попарно они выходили наружу, пытаясь раствориться в толпе. И если у сопровождающих это получалось, то «девушкам» удавалось с трудом, особенно Тсукишиме, будто околевшему под добрым десятком заинтересованных и недоумённых девичьих взглядов.       — Двигайся давай, Тсукки, столбом не стой, — горячечно шипел ему в ухо Бокуто, наблюдая за внедрением с ближайшей крыши. — Ты — девчонка, шикарная цыпа, ты всё можешь! Ты — королева этого чёртового бала. Давай-давай, покажи им всем тут, какой ты красавчик… ца!       — Убирайтесь из моего уха, Бокуто-сан, — забывшись, прорычал Тсукишима, прижимая пальцы к спрятанному под локонами наушнику, будто это могло его избавить от совеня.       Однако, это вроде бы подействовало — он и правда пошёл вперёд. Сделал один нерешительный шаг, второй, — извините, девушка, дайте пройти, — третий, четвёртый. На него смотрели уже меньше, ну, подумаешь, высокая девица, что тут такого? Зато платье красивое, вон какие бусинки по подолу, милота. Тсукишима судорожно выдохнул, наконец разжимая пальцы и стиснутую в них юбку. Отлично, один вписался.       Судя по скрежетанию злого, как тысяча чертей, Яку, влиться в девчачью компанию у него получилось даже слишком легко. И что, что лицо перекосило? Может, туфли жмут — дамочки по соседству смотрели на него с пониманием, так и говоря: «Аминь, сестра», мысленно перекрещивая на удачу, лишь бы это рыжее чудо не бахнулось со своих ходуль. Куроо и Бокуто не упустили своего шанса подтрунить над этим, беззлобно закидав Мориске шуточками.       Оставался только Ойкава. Как только он выбрался наружу, выглянул из-под крылышка оберегавшего его Иваизуми и отпустил его руку — сразу же пропал: перед не успевшим сделать ноги Хаджиме стоял кто-то совсем незнакомый. Страх испарился, плечи распрямились, подбородок величественно вздёрнулся вверх, глаза воинственно сверкали. Ойкава поплыл среди невест царственным лебедем, собирая на себе внимательные и завистливые взгляды окружающих. Больше о нём можно было не переживать.       На площадь въехала увитая цветами, шарами, пластиковыми лебедями-гусями платформа, с которой громогласно пиликал тот самый вальс — протяжно, противно, слегка фальшиво. Тсукишима, считавший свой слух почти идеальным, неприятно поморщился, гадость какая! Ещё больше гадостью оказался выскочивший из цветов на импровизированную сцену ведущий — дюжий, румяный мужичок в белом с явно накрученными кудрями, торчащими как попало. Под последний стон праздничного марша, ведущий громогласно выпалил приветствие, а собравшиеся девушки, будто свора дошкольников, увидевших живого Микки Мауса, визгливо заулюлюкала ему в ответ. В наушнике послышалось потрескивание: Иваизуми был готов отдать первый приказ.       — У нас всё чисто, никаких подозрительных личностей на горизонте. Ойкава, тебе будет проще всего поддерживать темп шествия — продвинься к началу колонны.       Она, колонна-то, уже успела выстроиться: кудрявый живчик умудрился отвесить миллион комплиментов прелестницам-красавицам и напомнить маршрут, заверив девушек, что с пути они ни в коем случае не собьются, нужно только следовать за их машиной и трескотнёй, льющейся из дрянных колонок. Так что невесты дружно сформировали белоснежную блестящую змею, послушно поползшую вперёд после звукового сигнала — очередного фальшивого разлива какой-то праздничной мелодии.       — Я на месте, — коротко отозвался Ойкава.       — Яку?       — По правому флангу, как и обсуждали, — отрапортовал Мориске, вдруг громко выругавшись: — Долбаные каблуки, как они это делают? Я в решётке ливнёвки застрял! Блядство!..       — Не ругайся, этим ртом ты целуешь Хайбу, — пожурил его Бокуто. Яку снова выдавил нечто неприличное. — Не дёргай ногу, аккуратно подними под прямым углом.       — Не засоряйте эфир, — одёрнул их Хаджиме, обратившись на этот раз к Тсукишиме. — У тебя всё в норме, Кей?       — Да, — шумно дыша, пропыхтел Тсукишима, — левый фланг, как обсуждали.       — Добро, — невидимый Иваизуми кивнул. — Мы прямо за вами, если заметите что-то подозрительное — сообщайте сразу же.       И на этом связь на время прервалась.       Колонна ползла вперёд и ничего не происходило, конечно, если под гребёнку «подозрительного» не подгребать дурацкие речевки ведущего и галдёж невест, хуже чем на птичьем рынке.       Тсукишиме было страшно жарко. Корсет, затянутый с лёгкой руки Ойкавы, натурально душил — и вздоха толком не сделать. Платье казалось ненормально тяжёлым, и даже низкий каблук — на его ботинках и то больше, — вызывал явный дискомфорт. Страшно было подумать, как Яку-сан справляется со своими дополнительными семью сантиметрами, толщиной с палочку для еды — герой, честное слово. Но в целом, если не обращать внимания на неудобства, всё было прилично и спокойно.       Девушки, как озорные галчата, всё стрекотали, переговаривались, обменивались какими-то новостями, словно все друг друга знали уже очень давно. Блеск украшений и белизна платьев слепили, каким-то странным трепетом отдаваясь в груди, да даже музыка уже не казалась такой уж дурацкой — Тсукишима больше вслушивался в болтовню невест, попутно прислушиваясь к трескотне в своём наушнике. У остальных, похоже, всё тоже было в полном порядке.       — Тут какая-то Аса-чан сказала, что Такугаву-сан жених бросил прямо у алтаря при всех, — хмуро поделился наблюдением Яку.       — Вот козлина, — посочувствовал Куроо, чья макушка нет-нет да мелькала перед глазами. Их группа под видом праздных зевак следовала за колонной, и вроде внимания особо не привлекала.       — Не думаю, что это стоит брать во внимание, — отрезал Иваизуми. — Продолжайте наблюдение.       А наблюдать, собственно говоря, было и не за чем, и уже через пять минут непрерывной болтовни и тишины в эфире, агенты заскучали. Нет, операция, конечно, только начата, расслабляться нельзя ни в коем случае — знали они как это бывает, потом плавали по колено в крови, своей, чужой, из-за опрометчивых решений. Но атмосфера настолько была пропитана эндорфинами и блёстками с конфетти, выстреливающими с хлопушек на платформе, что нехотя все участвовавшие ослабили бдительность.       — Ну что, злые бывшие на горизонте не появлялись?       В тишину эфира прокрался шёпот Бокуто, заставив Тсукишиму усмехнуться. Ему вторили, если, конечно, не ошибся, и Ойкава, и Яку — так же нервно. Они пусть и освоились, и расслабились, но всё равно привлекали слишком много внимания.       — Никого, Бокуто-чан, только девчонки-девчонки-девчонки, — практически пропел Ойкава, слышимый как издалека — его микрофон спрятали в накладной груди, так что его самого слышно было едва ли, зато как шуршат в лифчике подушечки из поролона — очень даже. — Знаете, не хочу загадывать наперёд, прошло всего минут двадцать, наверное, но мне кажется, что всё пройдёт гладко. Тишь да благодать, ну парочка подвыпивших леди есть, но кто из нас ни без греха? Я бы и сам не отказался.       — Ты на работе. И не ослабляй бдительности, — строго заметил Иваизуми. Похоже, что он один остался сидеть на иголках, когда как остальные ловко вспорхнули с неудобного места.       — Как скажешь, Ива-чан, — покорно отозвался Ойкава. В голосе его слышалось явное удовольствие и наслаждение: — Тут не так уж и плохо, мне это даже нравится.       — Да кто бы сомневался, — вклинился в разговор Куроо, вдруг залебезив: — Яккун, а тебе нравится?       — Отвратительно, — выплюнул Яку, всё ещё ворчащий из-за недавнего происшествия с ливнёвкой. — Я бы лучше ещё раз с рязанскими геями закусился…       — Мори-чан! Ну ты-то куда!?..       — Мне тоже не нравится, — прерывая поднявшийся гомон, поддакнул Тсукишима, тяжело пыхтя. — Очень жарко, ноги вспотели из-за этих чулок, бельё трёт…       Издалека послышался сдавленный звук, будто кто-то поперхнулся. Тсукишиме показалось, что это был Кагеяма.       — Попридержи подробности до приват-канала, Тсукки, это же все слышат, — горячо, растягивая гласные, зашептал Куроо. Кто-то снова поперхнулся.       — Хорош уже дурью маяться, — рявкнул Иваизуми. — Вот именно, не забывайте, что это слышат ещё и Укай-сан с Некоматой-саном. И Мива-сан.       — Мива-сан, привет! — радостно заголосил Коганегава, наверняка даже замахав своей лапой.       Снова посыпались смешки.       — Когане, ты такой душка, — фыркнул Ойкава, и со стороны Канджи раздалось довольное пыхтение. Снова всё ненадолго смолкло, пока Тоору не подал голос: — Ива-чан, когда нам меняться?       По плану, составленному под чутким руководством Мивы и Укая, «невестам» полагалось изменить своё местоположение в колонне трижды. В привычном окружении глаз, хочешь-не хочешь, а замыливается, и становящиеся почти родными лица толпящихся поблизости девушек уже не кажутся такими подозрительными, а для них это подобно провалу — не успей кто из них засечь хоть малейшее изменение в атмосфере, стоить это может очень дорого.       — Через пять минут. Ты, Ойкава, пойдёшь на место Яку, он на место Тсукишимы. Тсукишима — в начало шествия. Мы тоже перестроимся согласно плану. Закончится эта мелодия, и можете приступать. Только не спешите — Мива-сан убьёт нас, если вы изорвёте платья.       — Есть, — на три голоса раздалось на линии, и снова повисла тишина.       Гремела музыка, колонна неспешно продвигалась вперёд, а Кей изнывал от жары, искренне не понимая как девчонки могут так легко и непринуждённо чувствовать себя в подобных нарядах? Ткань в некоторых местах кололась, доводя до сумасшедшего желания расчесать кожу до крови. Чулки, казалось, вот-вот сползут — зачем вообще Мива-сан настояла на них, юбка-то в пол! Опять, поди, издевалась!.. Тсукишима вымученно застонал сквозь зубы, быстро обмахнувшись ладонью. Солнце палило безжалостно, он вот-вот сварится заживо в этих праздничных тряпках, рухнет на асфальт, а девицы на его тушке ещё и спляшут. Женщины поразительные и взаправду страшные создания.       — Жарко? Воды дать?       Тсукишима удивлённо моргнул. На его линии, личной, судя по предупреждающему писку в наушнике, висел Кагеяма. Чего ему нужно?       — Нет, это подорвать прикрытие может, — отмахнулся Тсукишима, сухо сглатывая — водичка бы, конечно, не помешала, но он подождёт, потерпит. Немного замявшись, он запоздало откликнулся: — Но спасибо.       Кагеяма молчал так, будто хотел сказать что-то ещё. Тсукишима снова потянулся к наушнику, прижал пальцы к прядям парика, делая вид, что просто поправляет волосы. Он жадно вслушивался, боясь, что что-то пропустит.       У них с «Королём» были довольно натянутые отношения. Перманентная видимость дружбы, опасно покачивающаяся на границе «враги-любовники». Как-то раз их отправили вдвоём на миссию, ничего особенного, практически дежурная поездка в Киото, но он тогда чуть коньки не отбросил, а Кагеяма его спас. Прикрыл собой, полумёртвого тащил на себе через чёртов бамбуковый лес, а когда притащил в больницу, не отступал ни на шаг до той поры, пока Тсукишима не ожил хоть немного. Тогда Кей впервые увидел, что за надменным, как ему казалось, высокомерным Кагеямой скрывается много больше. Случалось ещё не единожды, когда привычное видение кого-то из них шатко покачивалось, в итоге растворяясь дымкой, оголяя притягательную всё сильнее истину.       Тсукишима заставлял себя его ненавидеть — как ещё относиться к тому, кто переспал с тобой, а после сделал вид, что всё по-прежнему? Заставлял не обращать внимания на открытые подначки остальных и осторожные, виноватые взгляды самого Кагеямы, явно жалеющего о случившемся, но не знающего как всё исправить. Всезнающий Ойкава-сан убеждал, что им бы просто поговорить «через рот», а не терзать друг друга намёками и прочей ерундистикой. Его Тсукишима слышал, но не слушал — страшно это всё же, да и новый отказ точно не подкрепит его самолюбие.       Кагеяма коротко кашлянул, задумчиво загудел, будто думал говорить, что на душе или подождать. Музыка почти закончилась, скоро им перестраиваться, а Тсукишиме пытаться не потерять чёртово сознание — жара и его наряд всё же доканывали.       — Тебе очень идёт белый, Кей.       — Чего?..— Связь уже оборвалась, и Тсукишиму выкинуло на общий канал.       — Чего «чего», Тсукки? Ты в порядке? — Коганегава обеспокоенно завозился, щёлкая установкой со снайперкой — м-да, это теперь было даже смешно. Они-то подготовились чуть ли не интервентов отлавливать, а на деле ничего страшнее птиц, падких на блестяшки в диадемах у девушек, не было.       — Ничего, — шумно выдохнул Тсукишима, обмахиваясь ладонью. Музыка закончилась. — Перестраиваемся?..       В ответ ничего не прозвучало.       Казалось, что на секунду исчезли вообще все звуки — звонкий цокот сотни каблучков сошёл на нет, только где-то впереди тарахтела, быстро заглохнув, старая колымага, переделанная под площадку с колонками. Волной прошёлся шепоток, переросший в взволнованный гул. Похоже, что карнавала и весёлой прогулочки при параде можно больше не ждать.       — Ойкава? Почему машина остановилась? Меня оттеснили, слишком много народа собралось, не вижу.       Иваизуми, судя по звукам и сыплющимся извинениям, пытался пробраться сквозь погустевшую толпу.       — Не знаю, сейчас подойду поближе. — Послышался шорох, женский возмущённый голос. Ойкава недовольно заворчал: — Милочка, отойдите, дайте пройти! Ну же, с дороги!..       — Ойкава, ты аккуратнее, это всё же девушки, — одёрнул его Ушиджима. Похоже, что даже он успел подцепить общую тревожность, голос выдавал.       — Да я сама аккуратность, — прорычал Ойкава, судя по вздоху облегчения, наконец, выбравшийся на свободное пространство. После непродолжительного молчания, отрапортовал: — Машину, судя по всему, заглушили изнутри. Дверь открыта, кто-то вышел. Наш кудрявый живчик слез с платформы, подошёл. Они говорят. Разобрать не могу, подождите. Это женщина и… Оу.       Едва-едва различимо, но все, кто был на связи, услышали глухой презрительный шлепок кожи о кожу — так звучит только пощёчина, выданная от всего сердца.       — Ойкава! Доложи обстановку, что происходит? Тоору!..       Место, где проходила колонна, было узким, к дороге тротуар теснился так сильно, что проходная способность снизилась вдвое из-за не желавших отставать от музыки девиц. Людей было столько, что впору идти по головам, и это не было добрым знаком. Иваизуми всё пытался докричаться, попутно приказывая Кагеяме и Куроо подходить ближе. Ойкава всё молчал, но совсем недолго:       — Ну, скажу только одно: Бокуто ты, чёрт возьми, в жизни не поверишь! Эта дамочка залепила такую оплеуху этому кудрявому придурку — закачаешься! Похоже, что мысль о «злых бывших» не такая уж и неправдоподобная. — В наушниках раздался какой-то ультразвуковой восторженный визг, сразу же вызвавший лавину возмущений и шумное «Простите!» в исполнении Котаро. Снова подал голос Ойкава, прерывая взволнованный гомон, заполнивший эфир: — Но похоже, что всё в порядке, просто ссора, по крайней мере никаких подружек-сообщниц с ней нет. Но на всякий случай, Кей-чан, Мори-чан, подойдите поближе. Постарайтесь сказать всем, кто рядом с вами, чтобы вперёд не лезли, а то мало ли…       — Да! — откликнулись синхронно Мориске и Кей, сразу же став быстро пробираться сквозь плотный поток пышных платьев.       — Ива-чан, — позвал Ойкава виновато, — не суетись, вроде бы всё в порядке. Не может же быть это нашим слу…       Ойкава договорить не успел, осёкся на полуслове, громко заорав что-то.       Послышался оглушительный треск и раздался взрыв, перевернувший навзничь машину. Превращая лебедей-гусей в отменное пластиковое жаркое, площадку охватило ярким рыжим пламенем, взвившимся на несколько метров вверх вместе со столбом густого дыма.       Началась паника, поднялся визг и крик. Перепуганные, оглушённые взрывом невесты бросились наутёк, теряя свои букеты и остатки самообладания.       Тсукишиму почти сразу же сбили с ног. Вокруг творилось что-то невообразимое, в ухо, перебивая друг друга орали все разом, наперебой зовя Ойкаву, стоявшего ближе всех к чёртовой машине, взявшейся визжать хриплым клаксоном. К счастью, он откликнулся быстро, не прошло и пяти беспокойных секунд, сразу же доложив:       — Жив, не пострадал. У неё пистолет.       — Не смей геройствовать, придурок! — ревел Иваизуми, ругаясь так грязно, что становилось страшно за и без того пошатнувшуюся психику бедных невест, слушавших всё это. — Я сейчас буду!.. Куроо, Кагеяма!..       — Да некогда ждать, она нацелилась на этого кудрявого увальня! Сейчас башку ему прострелит! — огрызнулся Ойкава. Послышался треск ткани, непонятно с чьей стороны. — Яку, ты дальше всех, помогай уводить гражданских. Сюда не лезь. Тсукишима, зайди слева. Я попробую заболтать её, а ты обезоружь, как выдастся возможность. Живо давай!       — Иду.       Всё смешалось в одну бесконечную визжаще-кричащую, толкающуюся локтями, отдавливающую ноги какофонию. Прежде, чем добраться до Ойкавы-сана, бесстрашно выступившего вперёд перед навзрыд плачущей женщиной с пистолетом в трясущихся руках, Тсукишима ещё дважды умудрился завалиться. Колени и ладони он в кровь стесал об асфальт, потерял одну туфлю, разодрал платье и испачкал его в крови и грязи, в итоге решив просто избавиться от этого наряда — дёрнул чёртову юбку, содрал с головы парик и избавился от корсета, наконец, задышав по-человечески. В голове сразу прояснилось — его мутило последние минут пять, — вернулась острота зрения, дыхание выровнялось, руки, сжимающие оружие, перестали подрагивать. На него возложили сложную миссию, особенно если учесть, что у Ойкавы-сана ничего не получалось.       Женщина плакала, громко, безысходно, с надрывом. Дулом пистолета она тыкала то в своего мерзавца-бывшего, жалобно хнычущего, вымаливающего у неё прощения, то целилась в Ойкаву, в равной доле грозясь прострелить ему голову или же ногу.       — Он бросил меня! Бросил! Прямо перед алтарём! Ты хоть понимаешь, как жалко я выглядела, понимаешь ты или нет? — задыхаясь от слёз, выкрикивала женщина.       Ойкава сочувствующе улыбнулся, выставил вперёд руки, говорил ласково, спокойно, пытаясь унять её горе.       — Понимаю, я вас очень хорошо понимаю. И сожалею! Этот человек — мерзавец, он недостоин вас и вашего внимания.       Ойкава бросил короткий взгляд в сторону, заметив Тсукишиму, укрывшегося за деревом. Помогал, если можно так сказать, ещё и едкий серый дым, идущий от задающейся всё сильнее машины. По-хорошему бы увести отсюда этих двоих, пока огонь не переключился с площадки на бак, и всё это железо не рвануло повторно. Если верить встревоженным голосам, доносящимся из наушника, где-то совсем рядом были Иваизуми и Кагеяма — Куроо, Яку и остальные помогали девушкам, так или иначе пострадавшим от взрыва и неконтролируемого безумия толчеи. Где-то вдалеке пронзительно завывали пожарные машины.       — Ты права — он недостоин, и я пристрелю этого ублюдка, а потом и себя заодно! — не унималась женщина, размазывая по щекам слёзы и косметику. — Ты не убедишь меня!..       Ойкава примирительно улыбнулся, но выходило не слишком-то гладко, не в тот момент, когда в тебя тычут пистолетом.       — Он недостоин, но убивать не обязательно — кому вы что докажите? Можно наказать иначе, проучить по-другому! Прошу вас, опустите оружие, сохраните остатки своей чести, будьте выше всего этого. Вы ведь молодая, красивая девушка, мир не закончится на одном этом…       — Издеваешься?! — вдруг взвизгнула женщина. Ойкава вздрогнул от неожиданности, быстрым коротким жестом дав указание Тсукишиме опустить своё оружие — он стоял на изготовке, готовый выстрелить первым, если обстоятельства достигнут критической отметки. — Красивая? Была бы «красивая», этот ублюдок не ушёл бы к такой же длинноногой профурсетке, как ты!..       Ойкава закусил губы, вдруг разрумянился. Не будь ситуация патовой, Тсукишима решил бы, что самолюбие Тоору только что получило немалую прибавку для роста. Похоже, что градус накалялся, стоило поспешить и закончить всё быстро — подошёл он уже достаточно близко, чтобы суметь провести задержание. Ойкава, будто разобрав его намерения, едва заметно кивнул.       — Ну, может, дело не только в нём…       Глаза женщины застелила ярость, страшная, какая-то первобытная.       — Да как ты!..       Она зашипела, пронзительно вскрикнув — Тсукишима прыгнул, выкручивая руки, завизжавшей и завертевшейся женщины.       Раздался выстрел, прервавшись глухо.       Колени — в который уже раз? — соприкоснулись с раскалённым солнцем асфальтом. К окровавленным рукам сразу же налипли блёстки и конфетти в виде сердечек. Пульсирующая обжигающая боль прошила живот, застряв где-то внутри острым комком. Лоскуты бело-кремового атласа покрывались густой горячей кровью.       Тсукишима слышал голос Иваизуми, видел носки его ботинок, маячивших у него перед глазами. Слышал, как истошно кричит и ругается Ойкава-сан, веля совершенно не по-джентльменски заткнуться задержанной женщине. Он чувствовал липкие дрожащие пальцы Кагеямы в своих, его ладонь, больно прижатую к пульсирующей ране на животе. Он честно старался не отключаться, как и просил — умолял, — Тобио, судорожно хватающийся за его подбородок, пытающийся помочь хоть как-то.       Последнее, что он видел, было небо — безоблачное, жизнерадостно голубое, по-летнему прекрасное. Самое оно для парада невест.

***

      Писк прибора жизнеобеспечения раздражал. В кои-то веки выдалась возможность отоспаться, и тут на тебе! Тсукишима болезненно поморщился, с трудом заставил себя открыть глаза, почти сразу же их закрыв — больничный белый свет он ненавидел, но в этот раз чуть меньше обычного: всё-таки благодаря докторам он сумел выкарабкаться.       События, смешавшиеся в один огромный бело-шуршащий ком, распутались с отголоском внезапного взрыва — воспоминания обрели положенную им линейность, смазанными кадрами пролетев перед глазами. К горлу подступала паника: что с остальными? Ойкава-сан? Иваизуми? Кагеяма?.. Ответ на свой вопрос, один из многих, был тут же, рядом, сидел у его постели, сцепив руки в замок так, словно молился. За его жизнь? Хм, интересно.       Кагеяма Тобио выглядел подавлено. На лице ни кровинки, под глазами тёмные тени, словно у его постели он провёл ни одну бессонную ночь — может, так и было? Он заметно спал с лица, тяжело буровил безжизненным мутным взглядом бледно-голубую простыню, заменяющую одеяло. Тсукишима с трудом сглотнул, облизнул губы, собирая в себе силы, чтобы подать голос — видеть Кагеяму таким растерянным и опустошённым ему было больно практически так же, как и от ноющей раны.       — Паршиво выглядишь.       Кагеяма растерянно моргнул, вскинулся, рывком вставая на шаткие ноги. Хлипкий стульчик с грохотом завалился, грозя стать превосходной ловушкой для не смотрящего, куда он вообще прёт, Кагеямы.       — Кей!.. Ты как? Болит что-то? Позвать доктора?       — Громкость на минимум, Король, — ядовито прошипел Тсукишима, поморщившись, — это единственное, чего я сейчас хочу.       Кагеяма оторопело поморгал, шмыгнул носом, на удивление умело выгоняя из голоса и с лица беспокойство — он в порядке. Тсукишима, неловко пошевелился, охнув от боли, волной разошедшейся по всему телу. Давненько его так не прикладывали, посчитай так почти и никогда. Кагеяма пристально следил за ним, глаз не отрывал, готовый чуть что достать с неба Луну, отвоевать у всеведущих китайцев секрет эликсира бессмертия — что угодно, лишь бы Кей пришёл в себя и поправился.       С трудом усевшись чуть выше, Тсукишима сразу же потребовал очки, они лежали тут же, на тумбочке. Кагеяма безропотно вручил их, поднял стульчик и сел туда же, где протирал штаны до этого.       — Что с головой? — спросил Тсукишима, коротко кивнув на тугую повязку, перехватившую голову Кагеямы. — И с руками?       Кагеяма поджал пальцы, убрал ладони с края больничной койки, попытавшись скрыть сбитые костяшки, усеянные подсохшими корочками корост — не обязательно ему знать о чужой слабости.       — Когда машина взорвалась, и эти девчонки как сумасшедшие бросились бежать, меня просто смело. Даже самому смешно, — совершенно невесело ответил Кагеяма. — Я тогда врезался в дерево, хорошо приложился, рассёк кожу у виска, но ничего страшного, да и голова болит уже не так сильно.       Тсукишима нехорошо сощурился, силясь понять врёт он ему или же нет. Так сразу и не скажешь, но вроде и правда более-менее в порядке.       — Могу понять, — хмыкнул он. — Меня самого сбили с ног дважды или трижды. А ещё говорят, что женщины — «слабый пол». Глупость какая-то. Нынешняя ситуация наглядно показала, что это не так, и всё совсем наоборот... Как остальные? Никто не пострадал?       Кагеяма качнул головой.       — Нет, ничего страшнее синяков и ссадин. Хотя… Коганегаву на крыше укусила крыса. — Тсукишима хрипло рассмеялся, тут же пожалев об этом. Кагеяма встревоженно поднялся с места, быстро накладывая свои руки на повязку, туго перехватившую его поперёк живота. — Тише ты, дурак! Нельзя тебе так ржать.       — Так не смеши меня, — огрызнулся Тсукишима, отворачиваясь. Руки Кагеямы боли, конечно, не уменьшали, но вот приятно от его прикосновений было. — Досталось, наверное, от стариков?       Кагеяма неопределённо пожал плечами.       — Как сказать. Укай-сан не стал отменять ни совещаний, ни рапорта, ни даже объяснительных за чрезмерную расхлябанность и неосторожность во время миссии — всем досталось. Даже Некомата-сан голос повысил, но успокоился быстро. Похоже, что хмурые лица всех наших сделали своё дело — подкосило случившееся, ничего не скажешь. И смысл ругаться, если все всё и так понимают. Облажались, расслабились, а ты вот поплатился…       На лице Кагеямы проступили желваки, он снова смотрел тяжело, дышал кое-как, будто груз вины пытался расплющить его и делал это с переменным успехом. Тсукишима коротко кашлянул, как можно небрежнее отмахнулся:       — В этом нет ничьей, кроме моей, вины. Разве что на солнце, допёкшее меня в тот раз, подавать какие-то жалобы. Никто не виноват, Кагеяма, по крайней мере в том, что меня продырявили. — Тобио взглянул на него исподлобья, согласно кивнув. Выглядел он при этом всё ещё чертовски неважно, и что-то подсказывало, что ни черта-то он не согласен, и ещё очень долго будет вымаливать прощение. Тсукишима задумчиво покусал губу, быстро перебирая в голове услышанное, пытаясь переключиться на другую тему. — «Хмурые»? Бокуто и Куроо тоже? Мне казалось, что их ничто не проймёт.       Уголки губ Кагеямы дрогнули, потянувшись вверх — уже хорошо.       — Оказывается, в них сострадания больше, чем шуток, — фыркнул он, выдыхая чуть свободнее. — Они как только удостоверились, что ты не умрёшь, ушли снимать стресс, а заодно к обычному состоянию возвращаться.       Тсукишима на этот раз попытался сдержать смех, но какое там — снова сморщился.       — Поди, снова с воплями: «Ешьте, мои дорогие, ешьте!» бросились кормить уток в парке?       Кагеяма рассмеялся, улыбнулся, не как обычно жутковато, а красиво, растерянно-нежно, всё ещё слегка нервно и обеспокоенно поглядывая на него. Тсукишиме это понравилось, и он даже стал прикидывать чем бы ещё его так рассмешить: историй о Бокуто и Куроо, к огромному его сожалению, в запасе было столько, что хватило бы на десять печальных Кагеям.       — Нет, в этот раз просто устроили спарринг, часа три пропотевали форму, пока Некомата-сан не погнал их по домам.       — Понятно. Значит, всё и правда в порядке?       Кагеяма посмотрел прямо на него и кивнул, опуская взгляд. Он замолчал надолго, о чём-то размышлял, судя по постоянно съезжающимся к переносице бровям, что-то обдумывал, собираясь с храбростью, чтобы выпалить. Пропустив очередное противное «Пип», Кагеяма шумно выдохнул, подав голос:       — Тсукишима, я… — он замялся, неловко потёр шею, всячески стараясь не смотреть в глаза Кея. — Знаешь, я должен извиниться. Если бы я знал, что это зайдёт так далеко, что ты пострадаешь, то сам бы вызвался напялить это дурацкое платье, пошёл бы с остальными вместо тебя. К тому же, Мива изначально так и хотела поступить, выбрать меня, но я…       Он опустил голову ещё ниже, вдруг замолчав. Тсукишима удивлённо охнул.       — Значит, это твоих рук дело? Она сделала это по твоей просьбе? — проскрежетал он догадку. Странно, но он почти не злился. Вот только дотянется до стакана на тумбочке, запустит его в дурную головушку Кагеямы, и сразу успокоится. Вообще не злился!       Кагеяма виновато кивнул, поднимая глаза.       — Когда твоя сестра куратор операции, невольно возникнет желание воспользоваться положением… — Тсукишима едва ли не рычал. Он ведь чувствовал, ещё тогда, когда Мива улыбалась ему, доказывая, что он «тот самый», что что-то не ладно! — Но скажу сразу: напрямую я её не просил! Хотя это уже не важно, я не должен был…       Тсукишима тяжело вздохнул, прикрыл глаза, не удержавшись от смешка, колючей дрожью отдавшимся где-то внутри него. Злиться было не на что, всё уже случилось и этого не изменишь. К тому же, Кагеяму он по-своему понимал.       — Не извиняйся, — отрезал Тсукишима, прерывая чужое самобичевание. — Я бы поступил так же, будь у меня возможность. Кто бы в здравом уме отказался от подобного? Благодари всевышнего, что мой старший брат обычный клерк и к нашему делу вообще не причастен.       Кагеяма удивлённо приоткрыл рот, захлопал глазами. Он-то, поди, думал, что его сейчас покроют слоем отборных ругательств, попутно обвиняя во всех грехах, но нет — Тсукишима даже улыбался расслабленно, снова бы воспоминания о собственноручно написанном ходатайстве имени кружевных трусиков доставляло ему некое удовольствие. Кагеяма быстро облизнулся.       — Понял. Но я от своих слов не отказываюсь: белый действительно тебе к лицу.       Тсукишима вспыхнул, почувствовал расползающийся по груди жар.       — Ой, заткнись, а! Главное, чтобы теперь это всё не сказалось на Миве-сан. Она хоть и в отставке, но всегда может вернуться… — Тсукишима осёкся, заметив, как помрачнел Кагеяма. Что-то не так. — Что? Что-то случилось с Мивой?       В груди закололо, сердцебиение неприятно участилось, отразившись на чёрном экране прыгающей линией. Кагеяма, сволочь такая, молчал со скорбной рожей — зарядить в него стаканом захотелось ещё сильнее.       — Преждевременные роды, — наконец коротко пояснил он быстро добавив: — Но это не твоя вина, и вообще не наша — врачи сказали, что такое иногда случается. Главное, что сейчас всё в порядке. Она отдыхает.       Тсукишиме показалось, что его только что продырявили во второй раз. Мива нравилась ему, и не только потому что была чуть более симпатичной версией чёртового Короля — человек она хороший, понимающий, пусть и не гнушающийся немного попакостить.       — А ребёнок? Всё прошло хорошо?       Кагеяма кивнул, улыбнулся.       — Да, родилась девочка. У меня племянница, Кей. Я видел издалека, но она такая крошечная…       Тсукишима тепло улыбнулся в ответ, сердце снова знакомо потянуло от колоссальных размеров нежности, затаившейся в улыбке Кагеямы. Он усмехнулся, даже забыв отреагировать на то, что его снова назвали по имени, подмигнул:       — Стало быть, теперь ты «дядя Тобио»?       Кагеяма удивлённо вскинул брови, усмехнулся.       — Тебя, что ли, от обезболивающих так штырит? Да, так и есть, — он потянулся вперёд, беззлобно растрепав его волосы, стараясь не сделать больнее, чем было. Тсукишима перестал улыбаться. Щекой прижался к его ладони. Кагеяма снова облизнулся, первые пару секунд не зная, как реагировать на это. Решение он нашёл быстро и, как подумалось Кею, единственно верное. — Я рад, что ты в порядке. И что скоро поправишься. Я места себе не находил. И когда увидел тебя там, в крови…       Кагеяма поднялся со стула, подступил на шаг вперёд, наклонился, рукой упираясь в постель Тсукишимы. Он сомневался не больше секунды, прежде чем сократить расстояние и впиться в его губы, неторопливо сминая их в требовательном поцелуе.       Тсукишима оттолкнул его первым — воздуха не хватало. Он вцепился в его плечо, словно хватался за спасательный круг, боясь, что тот опять уйдёт, оставит висеть в воздухе вопрос без ответа.       — Кагеяма… — позвал Тсукишима, не скрывая надежды в голосе.       — Поговорим, когда ты выпишешься. Я больше прежних ошибок не повторю, клянусь тебе. — Он наклонился, нежно коснувшись губами лба Тсукишимы. — Зайдёшь познакомиться с моей племянницей? Мива будет рада знать, что мы определились между собой и вся эта дурацкая затея принесла не только проблемы.       Тсукишима, опьянённый терпкой радостью, что наконец-то они вроде бы встали на путь решения своих недомолвок, вдруг поморщился. Что только что сказал этот болван?..       — Она что, в курсе?       Толстокожести Кагеямы оставалось только завидовать: он не только не смутился, так и смотрел с таким видом, мол, чего разрумянился-то, тоже мне великая новость!       — Да все в курсе, — просто ответил он, пожимая плечами. Тсукишима жалобно застонал, прижимая к сердцу ладонь. — Ты удивлён? Как по мне, так это что-то из разряда невозможного: скрыть хоть что-то у нас в ведомстве.       Оскорблённую невинность Тсукишима корчил недолго, а потом пожал плечами — а ведь действительно, и чему он удивлён, сам добрый десяток чужих секретов носит за пазухой, так и чем другие хуже? Все про всех всё знают, но по-партизански молчат, даже делают вид, что не в курсе, например, про жутко смущающие нежные отношения Некоматы и Укая, собственно говоря, и ставшие первоисточником и распространителем этой «заразы».       — Вот, значит, как… — задумчиво протянул Тсукишима, улыбнувшись по-хищнически хитро. Глаза Кагеямы заинтересованно заблестели. — Тем и лучше. Больше не сбежишь.       — И не собирался. — Тсукишима скептически выгнул бровь, не веря этому обманщику ни на йоту. Кагеяма нахмурился. Был у него один козырь в рукаве, но сдать его правильнее и выгоднее было бы в каком-нибудь романтичном месте, а не у больничной койки, однако, что-то подсказывало, что пора. Кагеяма сжал его пальцы, привстал, потянувшись к губам Тсукишимы. — Кей, я тебя…       Дверь в палату с грохотом распахнулась. На пороге, таща огромную корзину с фруктами, появились Яку, Лев и Хината, Бокуто и Куроо. За их спинами маячил громадина Ушиджима, пихающийся локтями с Ойкавой, которого тщетно пытался угомонить Иваизуми. Где-то там ещё пищал голосок медицинской сестры, пытающейся донести, что такой толпой заходить нельзя, но суетливую дамочку взял на себя Когане, сразу же завалив миллионом вопросов обо всём на свете. Вся их команда была в сборе.       — Целуетесь? — прищурился Бокуто, довольно оскалившись. — Это вы молодцы, давно пора! А мы гостинчик принесли. Тсукки, так хорошо, что ты не помер!..       Тсукишима поморщился — Бокуто-сан как обычно, что в голове, то и на языке. Но тем и лучше, тем и проще.       — Ага, хорошо, что не помер — что бы мы делали без твоих едких комментариев и вечных: «Это противоречит уставу, Куроо-сан!» — я бы реально скучал, — заверил Куроо, заинтересованно, как кошка, дёргая бант, присобаченный к ручке корзинки.       — Зато без твоих комментариев, обошлись бы прекрасно, — огрызнулся Яку, подбираясь поближе к постели раненого. — Как себя чувствуешь, Тсукишима? Только слово скажи: выгоним всех до единого!..       — Кей-чан, ты прости меня! Я что-то ляпнул с дуру, не подумав, это по моей вине-е-е!.. — припадая к его постели, взмолился Ойкава. Глаза его влажно блестели, и Тсукишиме нестерпимо захотелось обнять его, чтобы успокоить. Благо за него среагировал Иваизуми, ласково похлопав безутешного Ойкаву по плечу.       — Чего навалились сразу, балбесы, на шаг назад от постели раненого, — скомандовал Иваизуми, отгоняя молодняк в лице Хинаты и Льва, жалобно шмыгающих носами.       — Мы переживали! — на два голоса плаксиво заявили они. Хината тёр покрасневший нос, бирюзовые глазища Льва пристально ощупывали его на предмет повреждение. — Миссию заканчивали в спешке…       — А не заканчивали ли вы её в спешке, чтобы посмотреть на Яккуна в платье, а, Лев? — гадко хихикая, спросил Куроо. Глаза Хайбы забегали, а вид он сделал такой, словно бы впервые слышал о платьях в целом, и о Яку в прекрасном белом наряде невесты, в частности. — Понятно всё с тобой!..       — Отвали от него Куроо, — зашипел Мориске, почему-то раскрасневшийся.       Снова становилось шумно, голова даже стала побаливать, но от этой боли Тсукишима бы никогда не рискнул избавиться. И правда, а не от обезболивающих ли его так кроет?..       — И всё же, как ты тут, Тсукишима?       Густой голос Ушиджимы прервал зарождающуюся склоку, которой в больничной палате точно не место.       Теперь все смотрели на него, терпеливо ждали ответа. Свои пальцы с его сплёл подсевший ближе Кагеяма, уступая шаткий стул Ойкаве. По груди, прогоняя нудящую боль, расползалось тепло.       — Лучше, — кивнул Тсукишима, не беспокоясь о сентиментальных нотках в своём хриплом голосе. — Уже гораздо лучше.