Счастливая жизнь.

Краткое описание от автора: Оставаясь верным убеждению, что любви нет, а есть только покой, Ань Жюле, когда-то едва не умерший от любви, научился презирать чувства. С тех пор он больше не позволял влажным цветам привязанности замочить свои подошвы, предпочитая ни к чему не обязывающие, мимолётные встречи с такими же, как он одиночками: сошлись на один раз, помогли друг другу снять напряжение и разбежались в разные стороны. И этот юноша по имени Ду Яньмо — всего лишь случайная интрижка в его «Happy Life». Однако он, словно околдованный ясными глазами этого парня, раз за разом нарушал свои принципы. Он горячо отреагировал на выдающееся орудие и такое же одинокое тело юноши, он бездумно устремился к тайным и запретным плотским удовольствиям и свободно отдался своей нежности, до сих пор хранившейся в заветных уголках его сердца; он щедро питал этого жаждущего зверя в человеческом облике, которому не хватало любви, который искал, но не получал её. Кроме огня страсти, горящего, как маяк в бурном море желаний, в нём проснулись нежные, материнские чувства и ещё нечто большее, чем эгоистичная забота о себе. Почувствовав в себе это неожиданное биение сердца, Ань Жюле всеми способами ублажал Ду Яньмо. Но с самого начала Ань Жюле понимал: тот, кого юноша любит и жаждет по-настоящему — не он… Часть 1. Глава 1. Ты устроил мне запор, я устрою тебе выпадение прямой кишки. Today is not my day. Неизвестно, сколько романов, в прошлом и в настоящем, в Китае и в других странах, начинались с этой отчего-то всеми любимой, избитой фразы. Если зайти в Гугл, он сможет выдать свыше 200 тысяч подобных литературных фрагментов. Сейчас, ввернув эту фразу, мы представляем нашего главного героя, попавшего в крайне неприятную ситуацию. Во всяком случае, сам Ань Жюле считал, что влип по самое некуда. А дело было так… В баре, как в кипящем котле, гудели человеческие голоса. В настоящий момент он находился в гей-баре в районе Синьи (район в г. Тайбэй, столице острова Тайваня, КНР), куда разрешалось входить только владельцам членских карточек. Получить такую карточку можно только по заявлению, а для этого первое — нужно иметь рекомендацию от проверенного лица, второе — иметь профессию и убедительные доказательства финансовой состоятельности, третье — подписать соглашение, означающее, что за все ваши действия и поступки вы несёте личную ответственность, и они не имеют никакого отношения к данному заведению, а в случае необходимости хозяева могут послать к вам дюжих охранников, которые выкинут вас из бара в два счёта. В обмен на довольно высокие членские взносы бар предоставлял клиентам редкие вина превосходного качества, ослепительно прекрасную главную сцену и красивых, великолепно подготовленных, прошедших жёсткий отбор официантов… Само собой, и клиенты были первоклассные. Этим жирным свиньям, тощим обезьянам и алмазным Барби полагалась скидка по карте в облюбованным ими соседнем мотеле. Ань Жюле был завсегдатаем бара, а вот Цяо Кенан в отличие от него предпочитал места попроще. Он,конечно, был не враг бутылке, но здесь стакан выпивки стоит столько, сколько весь его обед в ресторане. И хотя он имел любовника, который зарабатывал как Бог Цайшень (божество богатства, бог денег), от природы трудолюбивый и бережливый Цяо Кенан никогда не любил этот бар. Однако, сегодня был день рождения его любимого человека, Лу Синьчжи, и не просто день рождения, а юбилей. Более того, в этом году на день рождения самого Цяо Кенана Лу Синьчжи неизвестно где раздобыл мобильный телефон с номером, в котором кроме первых цифр 09, все остальные были цифрами его дня рождения, абсолютно безошибочно. Конечно, телефон сам по себе был достаточно ценным подарком, однако, настоящая ценность… это тот тайный смысл, что стоял за ним. В то время Ань Жюле прокомментировал это так: «Задумка и правда превосходная, впредь, кому бы ты ни позвонил, сразу напомнишь о твоём дне рождения». Цяо Кенан тогда посмеялся. Он, конечно, принял телефон, но этот номер использовал только для связи с Лу Синьчжи и своим закадычным другом Ань Жюле, всё-таки… он не умел быть нахалом. Короче говоря, теперь подошла его очередь высоко оценить день рождения любимого человека, и естественно, Цяо Кенан готов был раскошелиться. Он пригласил своего партнёра в его любимый бар. Ань Жюле шёл небольшим довеском в качестве дополнения… Цяо Кенан воспользовался его членской картой, на этом Ань Жюле сам настоял, буквально источая бескорыстную доброжелательность. Задумав коварство, следует прикинуться добреньким, в конце концов, кто заставлял дочку всё это время вмешиваться в дела, которые её не касались, и вынуждать его постоянно жить под колпаком своей отвратительной «благотворительности»? Ань Жюле фыркнул, скользнув взглядом по взволнованному лицу своего хорошего друга. Сегодня день рождения подонка Лу, и это изрядно портило ему настроение. Но неприятный момент в том, что… Цяо Кенан: — Что с твоим лицом, у тебя запор? Ань Жюле имел прозвище «Чёрная Хризантема», и под этим ником был достаточно известен в узких кругах. С Цяо Кенаном они познакомились в интернете, и это несчастное недоразумение превратилось в близкую дружбу. С тех пор прошло больше пяти лет, вот уж точно, время летит, как стрела… «Пердячий глаз» * тоже быстро сократился, если он и дальше продолжит так опускаться, его хризантема превратится в сморщенный увядший цветочек. (*屁眼 (pìyǎn) — вульг. задний проход, анус; 屁 — испускать газы, пер-деть, 眼 — глаз. Далее в тексте это название будет интерпретироваться как «жопа»). Он посмотрел на Цяо Кенана горестным взглядом, полным кромешной безнадёги: — Это потому, что мне слишком давно не прочищали кишку. — Хо! — выдохнул Цяо Кенан, опрокинув в рот выпивку. — Ебать, а ты внутри разве не грязный? — Ань Жюле с брезгливым выражением отодвинулся от него. — Блядь, кто грязный?! Да моё отверстие уже пятьдесят раз… прочищено, как ты выражаешься. Эта фраза зажгла гнев Ань Жюле, он подбоченился, выпятил живот и выставил вторую руку с указующим перстом в сторону Цяо Кенана, став похожим на чайник: — Ха, а как ещё мне выражаться, стесняюсь спросить? Кому-то каждый день прочищают со всей приятностью, значит, большому начальству можно пожары устраивать, а простому человеку нельзя и свечу зажечь? **Не думай, что я не знаю, что вы каждую ночь, каждую ночь в очко долбитесь, а у меня, если бы я не ел каждый день, там всё давно заросло бы, как дырка от серёжки в ухе. (**州官放火 — идиома, озн. вседозволенность чиновников и бесправие народа; двойной стандарт, двойная мораль; что дозволено Юпитеру, не дозволено быку) Цяо Кенан успокоил: — Хорошо, хорошо, тише, тише, мы не долбимся каждую ночь… То есть не в этом дело, я правда хочу, чтобы ты работал над собой и совершенствовал свои моральные качества, нельзя проматывать жизнь в неумеренности и излишествах, иначе ты состаришься в одиночестве, да ещё и больным, а я как-то не готов заботиться о двоих… Цяо Кенан беспокоился, и на то была причина. Некоторое время назад среди них появился один молодой человек, весьма незаурядный и красивый, лет двадцати с небольшим. Поговаривали, что он настолько рьяно предавался удовольствиям, что его неумеренность вызвала истощение организма, и однажды он просто заснул и не проснулся, можно считать, обрёл счастливый способ умереть. Вся компания скорбела, на позапрошлой неделе Ань Жюле участвовал в церемонии похорон партнёра, и сразу там же… подцепил ещё одного. Впечатления: сплошной восторг, JJ большой и пороха достаточно, натрахался с удовольствием. Можно поблагодарить от всей души приятеля на небесах за то, что свёл их и посодействовал здоровью кишечного канала. Когда Цяо Кенан узнал об этом, он чуть не лопнул от злости: — Ты даже на похоронах и то умудрился… У тебя совсем совести нет, ты возмездия не боишься? — Я должен отчитываться? Мужчины всего лишь насладились мужской любовью, не более того. Тем более, наш друг скончался, мы оба так горевали, нам было просто необходимо почувствовать тепло и силу живого человека… Разве не говорил Гарнье «Я мыслю, значит, я существую»? Так вот, для моей хризантемы это означает только одно: «Я трахаюсь, значит, я существую». — … — У Цяо Кенана после этой «цитаты» не осталось сил даже на насмешки, всё, что он мог, это только поправить, — «Я мыслю, значит, я существую» сказал Декарт. — А-аа, свиной окорок, какая разница. (笛卡儿 (díkǎ’ér) — Декарт; 猪脚 (zhūjiǎo) — свиной окорок, транскрипция звуков на южно-фундзяньском диалекте похожа на Декарт, 笛卡 (díkǎ). Примечание автора). На этом Цяо Кенан окончательно бросил словесные убеждения. Чтобы удержать Ань Жюле от блядства, придётся показывать личный пример и обеспечить усиленный присмотр. Во всяком случае, находясь сейчас в баре, жизнерадостный и милый бывший актив Цяо Кенан не сказал бы, что моральные качества Ань Жюле, человека искусства, столь же прекрасны, как его внешность. В нём определённо преобладает сила похоти, и дай ему волю, он бесспорно способен прибрать к своим рукам весь цвет гей-бара. Ань Жюле всегда был уверен в себе, разве он мог смириться с тем, что в глазах этих людей докатился до того, что «за отсутствием рыбы и креветка сойдёт»? (по-русски «на безрыбье и рак рыба»). В этот вечер Ань Жюле был на редкость благодушно настроен, однако, никого себе не приглядел. Он уныло рассуждал: «Вот Цяо Кенан нашёл себе вечный двигатель, а мне попадаются только элементарные переключатели, нет, это несправедливо». Ань Жюле любил говорить: лучше не добрать, чем брать без разбора. Лу Синьчжи, конечно, тот ещё кобелина, но как минимум его плотские умения выше всяких похвал, такого раз в миллион лет встретишь; в их кругу все мечтают о таком и налетают, словно мухи на сладкое. А Цяо Кенан заполучил такого мужчину в единоличное владение. Их любовь едва не умерла, а теперь они любят друг друга до смерти, и кто в итоге за это поплатился? Значит, Цяо Кенан будет наслаждаться регулярным и полноценным сексом, а ему остаётся жалкое совершенствование своей нравственности? Нет уж, дудки! — Хе-хе. Ань Жюле, ревнуя, и завидуя, смял пальцами щёки Цяо Кенана, заставляя его корчить уродливые рожицы, сейчас только это доставляло ему удовольствие и хоть как-то веселило. Цяо Кенан не сопротивлялся. — Хризантема, я не против, чтобы ты кого-то нашёл, но я не хочу, чтобы ты нашёл слишком многих… — Ладно, дочка, — Ань Жюле закатил глаза, понимая, что тот имеет в виду: «Так же, как и я, поторопись найти себе постоянного партнёра, определись уже!» Найти партнёра? И как это сделать? Снять штаны и бегать! На самом деле, после того, как зарубцевались старые раны, ему даже думать не хотелось о поисках кого-то постоянного. Терпеть рядом с собой какого-то постороннего человека — это слишком жестокий процесс, смертельно тяжёлый, как работа с утра до ночи на износ. Нет, он этого не хотел, у не-го, как у каждой личности, есть личный образ жизни. Цяо Кенан понимал, что Хризантема действительно желал оставаться одиноким всю жизнь и с блеском с этим справлялся сам; он всего лишь опасался, что к нему налипнет слишком много комаров и мух, разъедая его за прошлые грехи, и добром это не кончится. Вредный, как старая нянька, он готов был раз за разом отваживать от него неподходящих «кавалеров». Лу Синьчжи задерживался на работе и пока ещё не появился, только два импозантных боттома (англ. bottom — нижний) сидели во главе празднично накрытого стола. Сегодня в баре проходила вечеринка в стиле 80-х, зал раскачивался в заводных мелодиях ретро-диско. Ань Жюле не сиделось на месте, он подшучивал, что это его стиль, ес! Не важно, что это Лесли Чун и кузнечик Алан Там… Не страшно. (Лесли Чун — актёр, певец, Алан Там — 1950 г.р. гонконгский актёр, певец, продюсер) Он выскочил на сцену, потанцевал под несколько песенок, не пропустил даже «Зелёное райское яблоко» в исполнении известного в 90-х бой-бэнда «Тигрята». (В примечании под главой ссылка на клип группы «Тигрята» — «Зелёное райское яблоко») Его танцевальные движения отдавали вульгарным кокетством, изливаясь волнами мощной сексуальности. Вволю натешившись, Ань Жюле, весь в поту, вприпрыжку вернулся назад и обнародовал свои завоевания: — Ну-ка, зацени. Вынул из кармана несколько визиток с телефонами и даже с описанием анатомических параметров JJ: длина, калибр… Ань Жюле хихикнул: — У некоторых ничего так, зачётные, йо. Цяо Кенан: — … «Этот человек прирождённое бедствие, моего морального влияния не хватает, чтобы удержать его, неужели придётся позволить ему жить в беспорядочных связях?». От этой безысходности оставалось только напиться. Немного погодя Ань Жюле протянул руку и приподнял его подбородок: — О ком мечтаешь? — А? — О своём трахале? «Вот неужели нельзя быть чуточку скромнее в названиях?» — Нет. По-моему, время вышло, он скоро придёт. «Хорошо, а то я уже переживать начал». Ань Жюле легко улыбнулся. Если Цяо Кенану нравится любиться с супругом, это его право, но он не вправе помешать Ань Жюле пойти, с кем захочется и сделать это с другими, не так ли? Хе-хе, узенькая тропка ведёт к добродетели, а дорога греха широка и полна дьявольских соблазнов; как только женщина становится тёщей, она, естественно, передаёт это знание зятю. «Послушай-ка, Лу Синьчжи, разве ты сможешь смотреть сквозь пальцы на то, как твоя жена будет во всю флиртовать с посторонним мужчиной? Конечно же, сразу пресечёшь такое безобразие и уведёшь жену домой». Ань Жюле поманил его рукой: — Дочка, поди-ка сюда. Цяо Кенан: -? Ань Жюле приблизил к нему лицо, сейчас он был серьёзен: — Как ты обычно называешь свою яму? — А? — Цяо Кенан завис и по инерции ответил, — По имени. — С фамилией? — М-м. Ань Жюле цыкнул, выражая неодобрение: — Это не интересно. Почему бы не воспользоваться уменьшительным словом «муженёк» или ласковыми прозвищами? Например, сладенький, пупсик, honey и тому подобное? Теперь, похоже, у Цяо Кенана возник запор. Ань Жюле вздохнул и покачал пальцем: — Так не годится. Отношения между супругами единственные и неповторимые, и они зачастую начинаются с обоюдного согласия называться слащавыми именами. Давай, попробуй повторить за мной: му-же-нёк. Он обеими руками сдавил своё лицо, опираясь на локти, глаза мерцают, голос приторный… Тошнотворный до бешенства, Цяо Кенан не удержался от смеха: — Ты идиот? Ань Жюле подгонял: — Давай, я серьёзно. Му-же-нёк. На слове «муженёк» интонация стала тонкой и писклявой, как будто он вдохнул гелия из воздушного шарика. Ань Жюле настолько смешно это делал, что никто бы не устоял, и Цяо Кенан, сердясь и смеясь, самоотверженно разбивая на мелкие слоги, передразнил: — Му-же-нёк. — Хорошо. Жаль только, недостаточно сладко и недостаточно громко. И Ань Жюле с надлежащей строгостью повторил, как будто давал инструкцию: — Давай ещё, попрактикуйся. Ну, ладно. Цяо Кенан скрепя сердце взял в ладони лицо Ань Жюле и воскликнул: — Му-же-нёк. Этот возглас могли слышать все в радиусе не менее квадратного метра. Хризантема заскрежетал зубами: «Вот и хорошо, выдал неповторимое; за то, что ты обламывал мои персики, я обломаю твою хризантему!» (Персики — в образном значении «ухажёры», «любовники»). — Это было здорово. А теперь повернись и немедленно объясни своё поведение! Если тебе надоело быть в пассиве, так и скажи, я готов в любое время дать тебе любовь и объятия! Услышав это, Цяо Кенан резко обернулся и сразу увидел бледного, как смерть, Лу Синьчжи, стоявшего прямо позади него. «Я погиб — определённо». — Ань-Жю-Ле. В этот момент Цяо Кенан смертельно ненавидел его. Он никогда не называл Ань Жюле по имени, он звал его «Хризантемой», а теперь прорычал всё вместе с фамилией. Очевидно, ситуация и впрямь была скверной. Его мужчина стоял позади, и он был вне себя от гнева. Ань Жюле с улыбкой принял образцовую элегантную позу, наподобие благородной дамы начального периода Китайской Республики (около 1911г.) и приветливо обратился к Лу Синьчжи: — Забери его отсюда и хорошенько проучи. Я понятия не имею, почему он так меня называл при всех, я умираю от стыда, о-ой! И чтобы это двое ничего не перепутали, добавил: — Ай-я-яй, сегодня он меня назвал мужем, нельзя поручиться, что завтра он ещё кого-то не назовёт «дарлинг», это надо пресечь на корню! Цяо Кенан прорычал: — Этого никогда не будет! — О, да неужели? Ань Жюле искоса поглядывал на Лу Синьчжи; даже при тусклом искусственном освещении по выражению его лица можно было догадаться, что Цяо Кенана в ближайшем будущем несомненно ожидают крупные неприятности. Месть порождает месть, и этому конца не будет, «Ты устроил мне запор, я устрою тебе выпадение прямой кишки». — Ладно, зять, уведи его и награди красной розой. (Наградить красной розой — это способ казни в императорском дворце, когда провинившихся наложниц били огромной палкой по спине до тех пор, пока не ломался позвоночник и плоть с кровью не вылезали наружу — распускалась красная роза. Информация от kirillasoe). Лу Синьчжи одобрил его предложение. Кто бы мог подумать, что прибыв на свой день рождения, он услышит, как его жена во всеуслышание называет постороннего человека мужем… Его Цяо Кенан ещё ни разу не назвал мужем, он не ожидал, что это звание будет задёшево присвоено чужому человеку. Никто не потерпел бы подобного, а уж он тем более не потерпит. Цяо Кенан понимал, что теперь беды не оберёшься и перед тем, как Лу Синьчжи уволок его, успел крикнуть на прощание: — Хризантема, береги свою хризантему! — Спасибо, сегодня ночью я позволю ей блистать на полную катушку! Цяо Кенан: — … «Фух, избавился от помехи». Ань Жюле с лёгкой душой сел поудобнее, стянул широкий ворот футболки на правую сторону, обнажая красивые контуры ключиц и стройную белую шею, и включил режим рокового красавчика. При невысоком росте, около ста семидесяти сантиметров, он был очень пропорционально сложен: широкие плечи, узкая талия, крепкое тело с выраженной мускулатурой. Тело, не отягощённое излишней плотью, изящное и ловкое, как у обезьянки, вдобавок, многолетние занятия йогой держат его в прекрасной форме. Особенно аппетитно выглядела пара стройных ног, обтянутых джинсами и ритмично покачивающихся в такт музыке. Пригожий лицом, изящный и весьма добродушный по характеру, когда речь не заходит о современных тенденциях в искусстве, ибо тут он в своих суждениях не признаёт никаких авторитетов; живой и жадный до развлечений. В свои двадцать восемь лет он по-прежнему похож на молодого студента, но в нём есть и некоторая надменность, присущая людям искусства. Даже если он уже много лет существовал вне этого мира, какие-то основы вещей, сформировавших его настоящую личность, так глубоко и прочно укоренились в нём, что их невозможно устранить. Он мог развлекаться, он мог шуметь, но если ему требовался полный покой и уединение, никто бы не осмелился его потревожить. Однако то, чего он сейчас хочет больше всего — это JJ. Большой, толстый и длинный, чёрный или фиолетовый… Но как назло, в последнее время ему попадались одни недомерки. Ань Жюле охватило чувство, что он подошёл к своему пределу, а жизнь совершенно безнадёжна, пожалуй, лучше просто уйти домой. Ретро-вечеринка закончилась, на смену ей в баре возобновилась обычная музыка. Раздалось «Just Dance» Леди Гага, и толпа на танцполе пришла в полное неистовство посреди ночи. Их уже не интересовали ни они сами, ни уж тем более другие; эти люди хотели всего лишь вульгарного веселья под защитой крутящихся всполохов стробоскопов… И так до скончания века. Разгул тёмных сил, раньше Ань Жюле с удовольствием присоединился бы к ним, но сейчас…靠靠靠. Ругаясь про себя, он переместился к барной стойке, где разливали пиво. Возле пивной стойки находилась общепризнанная «зона для наблюдающих», специально предназначенная для тех, кто не принимает заигрываний и пользуется этим местом просто для того, чтобы выпить и убить вечер в болтовне о разных пустяках. Печально глотая пиво, Ань Жюле краем глаза смотрел, как официант собирает «трофеи» с банкетного стола… Он так никого и не поймал. Если его воздержание затянется, у него и правда наступит запор. Ай-яй. *** Ань Жюле вышел из бара, зашёл за угол, привалился к каменной стене и закурил сигарету. Он редко курил, инстинктивно чувствуя отвращение к любой вещи, вызывающей стойкую привязанность или зависимость. Однако, в профессии дизайнера сигареты и кофе, как семена сорняков, проникают в костный мозг и уже от материнской утробы являются неотъемлемой частью существования. Но ему это не нравилось. Он сделал несколько затяжек и уже собирался потушить сигарету, как вдруг ему на голову с шумом вылился целый таз воды. — … Не находя слов, Ань Жюле посмотрел на потухший бычок, а затем поднял глаза вверх. — Ах ты ж, Божечки, чёртовы рожечки! Какая-то тётка на верхнем этаже увидела, что облила человека водой и с перепугу истошно заорала, как противопожарная сирена, оглашающая переулок высокими децибелами. — Сынок, прости тётушку, ты как там? Я тут цветы поливала и малость промахнулась… Ань Жюле принюхался к себе… Ну конечно, рис, тётка поливала цветы водой после промывания риса, экологично и безвредно, да. Конечно, Ань Жюле не сказал ничего неприемлемого, но в душе у него как всегда вертелось одно: 靠. 靠靠靠. — Ничего страшного, — ответил он, вытирая ладонью голову. Он чувствовал себя недовольным и несчастным, но не считал нужным углубляться в препирательства. «OK, today is not my day». Промокший по пояс, он выбросил недокуренную сигарету в урну и решил вернуться в бар, чтобы там вытереться полотенцем. Что же касалось того, чтобы завлечь кого-то… Об этом надо забыть, всё тело пропахло рисом, если даже кто-то и захочет удовлетворить его языком, этим он определённо не насытится ночью. Ань Жюле на ходу отжимал кончики волос и нечаянно налетел на какого-то человека. — Блядь… То есть простите, — быстро поправился Ань Жюле и поднял голову, состроив приветливое лицо: веки слегка опущены, в глазах немного смущения, губы пропитаны стыдливостью… Хотелось выглядеть как можно более приятным и доброжелательным, как можно более милым и симпатичным. Будьте добры, упражняйтесь почаще, чуть больше лести, чуть меньше грубости, и можно надеяться, что обычный человек не разозлится на вас, а не обычный, скорее всего, начнёт заигрывать. Уж кто-кто, а Ань Жюле знал, как понравиться. В не столь давнем прошлом он встречался со студентом университета, у парня ещё борода не росла, а он преподносил себя как гэ-гэ (старший брат, бой-френд). Ань Жюле с удовольствием ему подыгрывал и сладенько называл его старшим братом, пока в итоге не появилось удостоверение личности. Надо было видеть офигевшее лицо этого студента, произведённый на парня эффект был вполне эквивалентен трём тазикам рисовой воды. Однако… Стоящий перед ним человек никак не отреагировал. Он просто молчал и не мигая, смотрел на него. Ань Жюле захлопал глазами, подобно актёру на сцене, который забыл слова, застрял и не может продолжить игру, дойдя до крайней степени конфуза, в то время, как красивый мужчина несколько заторможено произнёс только одно слово: — Простите. — О, — откликнулся Ань Жюле, сменив выражение лица на «попроще». «Какой он высокий». Это было его первое впечатление о мужчине. В нём самом метр семьдесят, Цяо Кенан — около метра восьмидесяти, Лу Синьчжи — метр восемьдесят с небольшим, но этот… По меньшей мере метр девяносто, Ань Жюле лбом едва доставал ему до плеча. Волосы у мужчины были короткие, не по моде, однако, выглядел он очень сильным; телосложение крепкое, с длинными конечностями и очень хорошими пропорциями. На нём была белая майка и очень простые джинсы, даже не истёртые по моде добела, на ногах — светло-серые кроссовки NIKE… Одна поправка, они явно когда-то были белыми, но видимо, долго носились, пачкались, а потом неоднократно тщательно отчищались, приобретя в конце концов такой состаренный цвет. От Ань Жюле пахло рисом, а от этого человека — простым мылом. Как глоток чистого воздуха после всей ярмарки приторного мужского парфюма в гей-баре. — С тобой всё хорошо? — снова спросил молодой мужчина. Его голос… Низковатый, глубокий, с какой-то яркой ноткой, совсем не той природной хрипотцы, но больше похожей на ломку переходного периода. Ань Жюле смутно чувствовал что-то знакомое, но никак не мог вспомнить, что именно. Возможно, они когда-то пересекались? Однако, как следует рассмотрев его лицо, Ань Жюле отверг эту мысль. Хоть он и аморальный тип, но пройдя через множество чужих постелей, он многое помнил о внешности, размере достоинства, хорошей или плохой технике своих партнёров, и ещё много всякой всячины. Тем более, человека с таким невозмутимым и жёстким лицом, такого красивого, даже мельком увидев, не забыл бы. В мозгу Ань Жюле щёлкнули и принялись стремительно вращаться все шестерёнки. За много лет он изучил Гей-поле вдоль и поперёк, он разбирался в людях и мог с первого взгляда определить в них яд, сопоставимый с мышьяком. Только лишь посмотрев на прямой и длинный нос этого человека, Ань Жюле сразу предположил, что у него безусловно хороший JJ. Как говорится, «когда верхняя балка гнётся, нижние тоже кривые», и наоборот, если сверху всё ровно и прямо, то и внизу… обычно не бывает криво. Смотреть нужно не только на высоту переносицы, необходимо смотреть ещё на носовые кости — прямые или не прямые; на мясистость — нос не должен быть слишком толстым или слишком тонким. Сколько же бесполезных знаний сидело в его голове, но острый взгляд Ань Жюле, как обычно, выхватывал именно важные детали, а мозг делал выводы. Определённо, перед ним бесподобный хуй! Однажды попробовав его, Ань Жюле ни за что бы не забыл. До этого момента он чувствовал, что уже упал духом, но когда лично увидел мужчину с хорошим членом, вся меланхолия вмиг развеялась по ветру, и он сразу воодушевился. Он вытянул губы трубочкой, теперь уже с явным желанием обольстить, поднял взгляд на нос мужчины, на его губы, потом переместил на кадык. Хотя он и стоял прямо, его плечи по-прежнему слегка прижимались к плотной грудной клетке мужчины, не хватало только ещё прижаться пахом. — Э-ээ, я в порядке. — … — … Они обменялись растерянными взглядами. Ощутимо повеяло прохладным ветром. Обычно в такие моменты приходит понимание, что следует обнять интересующий объект и не позволить ему молча уйти, однако, мужчина оставался неподвижен… Неужели он ошибся, и это просто обычный человек? Ань Жюле пришлось собраться с духом и самому задать вопрос этому обладателю выдающегося члена, господину Тонле: (通乐 — tōng lè) весьма двусмысленное имечко, 通 имеет одно из значений пробить, прочистить, как в выражении «прочистить кишку», а 乐 — радость, наслаждение; имя Ле; эквивалентно «хороший трахаль»). — Ты хотел войти? — он указал на двери бара. Лицо мужчины выразило испуг, но в конце концов он кивнул головой: — Да. «Хорошо, если ты хочешь туда попасть, у тебя есть все шансы». — Ты пришёл впервые? Я тебя раньше не видел. Это хорошо известный закрытый бар для определённого круга. Подобно тому, как домашние мальчики-задроты собираются в виртуальные команды, чтобы в этой жизни только сражаться в Варкрафт, *** так и геи, неважно, из любопытства или нет, приведённые кем-то или пришедшие сами, набравшись более-менее мужества, все стекаются сюда, как паломники к святым местам. (***Warcraft — серия популярных компьютерных игр компании Blizzard). — У тебя есть карточка? Здесь система членства, если у тебя нет своей карточки, у тебя должен быть друг, имеющий карту, только так ты сможешь войти. Мужчина, по-прежнему стоявший, как деревянный чурбан, с совершенно невыразительным лицом, вдруг ни с того, ни с сего спросил: — Ты гей? — П-фф, — весьма прямолинейный вопрос, но Ань Жюле нисколько не обиделся, тем более, он никогда не боялся открыто сообщать о своей ориентации, — Да, а ты? Мужчина не ответил… Только его глаза неотрывно смотрели на Ань Жюле. Его прямой взгляд просто выполнял функцию «смотреть», без какого бы то ни было другого смысла. Ань Жюле неожиданно почувствовал странное удивление и принялся перебирать и примеривать к этому взгляду разные выражения, независимо от самого взгляда: изучающий, оценивающий, соблазняющий, восхищённый, пренебрежительный, отвергающий… К этому взгляду подошло бы всё, что угодно, но ему ещё никогда не встречался человек, способный смотреть чисто, без примеси какого-то выражения и смысла. А потом ты не удержишься и вложишь в его взгляд своё значение, как ты выглядишь в его глазах. Это очень страшно и очень опасно. Невинность и невежество часто являются невидимым острым оружием, способным очень сильно ранить людей. — Ладно, я проведу тебя, развлекись хорошенько. «Today is not my day», обречённо подумал Ань Жюле. Тем более, этот парень смотрел так чисто, можно предположить, что он совсем недавно вошёл в этот круг и скорее всего впервые пришёл в это место. «Всё, всё, только не позволяй ему сразу испытать на себе слишком многое на этом высоком этапе», сказал себе Ань Жюле. Как говаривал Цяо Кенан, того, кто видел моря, не удивить ручьём, кто видел облака на горе Ушань, не признаёт других облаков. Каждое дело должно развиваться постепенно и планомерно, даже не попробовав мороженное-малышку, нельзя сразу подпрыгнуть до Häagen-Dazs, так можно и навредить здоровью. Одна рука Ань Жюле до сих пор была в кармане брюк, он хотел вытащить её, но руку неожиданно крепко схватили. Он замер, неосознанно потянул руку и обнаружил, что мужчина держит его… левое запястье. Руки взаимно соприкоснулись кожей к коже. Чужая ладонь была грубой, плотной и горячей, а запястье Ань Жюле очень чувствительным, по-тому что там у него был шрам, затянувшийся тонкой, нежной кожей, и теперь, задетый шершавым прикосновением, он посылал нестерпимые сигналы в спинной мозг. Ань Жюле сглотнул и поднял голову, мужчина всё так же «смотрел» на него. Он казался наивным, но тем не менее, абсолютно не глупым. Немногие мужчины способны правильно воспринимать ощущения, находясь в мире мужчин, постоянно соблазняющих друг друга. Ань Жюле чувствовал, что всё его тело наполнено запахом похоти, за исключением той части, что была облита рисовой водой, и это немного отрезвляло его. Иначе он не выпил бы даже вина в баре, а сразу совратил этого человека, возможно даже не дотерпел бы, чтобы снять номер в мотеле, и трахнулся бы с ним прямо в туалете. От души проклиная своего лучшего друга, не знавшего, что здравый смысл, доведённый до крайности, превращается в свою противоположность, он ещё раз взглянул на мужчину… Нет, скорее юношу. Несмотря на зрелый внешний вид, Ань Жюле вполне мог отыскать в нём долю юной, простодушной наивности. Он предположил, что ему ещё нет двадцати, особенно в данную минуту, когда выражением глаз он был весьма похож на молоденького леопарда, впервые вышедшего на охоту: с одной стороны, он двигается, полагаясь на врождённые инстинкты, а с другой, тайком оглядывается на родителей, как бы спрашивая, что делать дальше; сквозь внутреннюю застенчивость смутно прорывалось нетерпеливое возбуждение. Ань Жюле был не столь глуп, чтобы заполучив тигра ошибочно принять его за котёнка Kitty, как говорится, отряд один, но в характере огромные различия. Юность источает естественный хищнический аромат, хотя сам человек, возможно, этого и не осознаёт. Ань Жюле прищурился, в то время как в низу живота разгорался тихий огонь. Мужчина — животное низменное, первым делом озабоченное, как бы трахнуться, а что дальше, там видно будет. Подумав так, Ань Жюле улыбнулся, прищурился и приняв самый соблазнительный вид, произнёс: — Э-ээ, видишь ли, я промок… Не хочешь ли вместе со мной найти местечко… где я стану ещё более влажным?