Счастливая жизнь.

Today is not my day. Ань Жюле был в полубессознательном состоянии, буквально рукой подать до трупа, перед глазами колыхался белый, как хлопковое поле, туман. Юноша помылся вместе с ним, заботливо отнеся его на руках в душ и обратно, и теперь был очень довольным, обнимал его, целовал, гладил, и судя по всему безжалостно трепать его цветок, слава Богу, больше не собирался. Обычно до сих пор Ань Жюле сразу одевался и уходил, в идеале — встретились, получили удовольствие и разбежались. Он и сейчас не собирался отступать от своих правил, жаль только… Ноги его не держали, дырочка тоже пока находилась в состоянии онемения, и его всего потряхивало мелкой дрожью, включая даже пальцы ног. С помощью партнёра он натянул нижнее бельё и остальную одежду, и пристально взглянул на юношу: — Ты уверен, что у тебя это первый раз? — Да, а что? — юноша не понимал причины подобных расспросов, он был голым, от его тела после душа поднимался пар. Только что Ань Жюле показал ему, где находится кран горячей воды. Аромат дешёвого мыла под воздействием тепла испарялся с разгорячённого тела, придавая ему терпкий, чистый запах. — Тогда откуда ты знаешь про эту штуку в заднице? — подумав, что выразился не вполне ясно, Ань Жюле решительно добавил, — Про простату. — А-а, из Гугла. — … — Я просто попробовал, я не ожидал, что там что-то есть. При воспоминании о том, как реагировал Ань Жюле, когда он пялил его и вонзался в это место, лицо юноши залилось краской стыда, а в абсолютно пустом низу живота разлилось отчётливое ощущение лёгкости и комфорта. «Он мог трахать так долго, значит, его орудие хорошо подготовлено. В нём действительно скрыта поистине божественная техника». Можно считать, что ему повезло, как слепому коту, наткнувшемуся на дохлую мышь. Ань Жюле был многоопытным воином, закалённым в подобных «сражениях», и хорошо разбирался в своих чувствительных местах. Конечно, он был не готов изменить своё тело в соответствии с сексуальным опытом юноши и его слишком напористым поведением, но было бы странно одним пинком выгнать его из своей постели, не обидев при этом. Хорошая или плохая сексуальная совместимость никогда не зависела только от индивидуальной техники. Здесь так же, как в командных боях или танцах, нужно не только запомнить свою позицию или движения, но и приноровиться к ритму партнёра, открыться, довериться друг другу. Во всяком случае, они с юношей неплохо подошли друг другу, на этот раз Ань Жюле был вполне удовлетворён. В свою очередь, юноша ластился к нему и как будто опутывал его объятиями. Они остановились в отеле на четыре часа, оставался ещё час, пора бы перестать с ним возиться. Ду Яньмо не одевался, всё так же крепко прижимая Ань Жюле к своей раскрасневшейся груди. Его подбородок опирался на плечо Ань Жюле, губы то и дело прикасались лёгкими поцелуями, не просохшие волосы щекотали щёку. После того, как получил, что хотел, это раздражало, и Ань Жюле уже подумывал, не следует ли ему пнуть его обеими ногами, встать с постели и отправиться к себе домой. Но, во-первых, очко ещё очень болело; во-вторых… Юноша выглядел настолько беззащитным и потерянным, что Ань Жюле буквально затопило редкостное материнское чувство, а в сердце пробудились терпимость и снисхождение. Всё-таки он только вступает на жизненный путь и нуждается в любви и поддержке. Первого Ань Жюле ему дать не мог, а что касалось второго… Он похлопывал юношу по плечу и раздумывал, не следует ли сказать ему: «Давай, не дрейфь, у тебя всё будет хорошо»? Ань Жюле погладил его по волосам. Юноша поднял лицо и непроглядно чёрными глазами, не мигая, вопросительно уставился на него. Он долго молчал, Ань Жюле не понимал, что он хочет выразить, однако, не мог не признать, что лицо этого ребёнка и правда красиво: чёрные бусины блестящих зрачков, продолговатый разрез непроницаемых глаз в опахалах густых, чёрных ресниц. Говорят, что в индуистской религии есть божество, во рту которого спрятана Вселенная, так вот, в глазах этого юноши тоже была целая Вселенная. С такими глазами слова уже не нужны, слова не имеют значения. Его чёрные глаза смотрят на тебя так, будто ты для него единственный… Они полны обожания. Этот взгляд затягивает, как в омут, и заставляет сердце биться сильнее, «ту-дум, ту-дум, ту-дум, ту-дум»… Внезапно на глазах юноши выступили слёзы. Их прозрачная прелесть ошеломила Ань Жюле. «Это, это, это… Это что значит? Он до такой степени растроган, о-о?» И Ань Жюле тоже расплакался… конечно, по другой причине. Он не посмеялся, а потянулся к тумбочке и оторвав от рулона остатки туалетной бумаги, вытер ему слёзы. Юноша не возражал, а Ань Жюле думал о том, что лишение невинности сопряжено с грустью, как будто в душе умерла самая чистая её частичка; особенно для геев это означает, что ты официально отклонился от того, что обычные люди называют словом «норма». И даже если впоследствии ты вернёшься на правильный путь, это частично останется в памяти твоего тела. «Прощай, невинность». Ань Жюле адресовал эти слова и своей безвозвратно ушедшей юности. Неожиданно юноша заговорил: — Мне нравится один человек. — … — Ань Жюле не успел опустить руку, застывшую в прощальном жесте Bye-bye, когда услышал эту фразу. «Мать-перемать, что же это за хрень, что же это за干干干, 靠靠靠». Ань Жюле едва не придушил его: «чтоб ты сдох, девственник, говоришь мне это после того, как переспал, у тебя пропало настроение заигрывать? Неужели я родился с лицом неудачника? А?!» Ду Яньмо ждал ответа. Ань Жюле глубоко вздохнул, в глубине души проклиная всё на свете. «Ладно, пусть». Он медлил с ответом, наконец, не выдержал и закурил. Манерно выпустил дым, всем видом живо напомнив хозяйку борделя прошлой эпохи, курящую опиум на дворе весёлого красного дома. (Образ из романа «Сон в красном тереме»). Он искоса посмотрел на юношу и спросил: — Мужчину? Ему понравился его член, поэтому душещипательную беседу можно рассматривать как дополнительное обслуживание после продажи основной услуги. По отношению к тому, кто изливал душу, его вопрос был пустыми словами, не более; юнец нуждался в этих пустых словах, они поощряли его дальнейшие излияния — Ань Жюле всегда хорошо понимал эту науку ни к чему не обязывающей любезности. Как и следовало ожидать, вначале малоразговорчивый, юноша теперь расслабился, кивнул головой и тихо продолжил: — Я считал, что мне просто нравятся мужчины, но… Мне, наверное, нравится именно он. Пройдя через постель с посторонним человеком, он тем более в состоянии понять разницу; если он любит этого человека, как ему может быть хорошо с кем-то другим? Сейчас он наверняка ощутил разницу между воображением и действительностью, поэтому и заплакал. «Эх, молодость», растроганно вздохнул Ань Жюле. Ему самому скоро перевалит за тридцать, и такие наивные страдания прямо-таки похожи на дела из прошлой жизни. Он затушил сигарету, и его лицо подобрело: — Хорошо, вот и следуй за ним. Всё равно от добрых напутствий и советов до сих пор ещё никто не умер, а самое приятное то, что не надо отвечать за свои слова. «Юноша, ты станешь пушечным мясом». Как ни крути, а смерть неизбежна. И кто из нас не возник в своём настоящем виде, собравшись по крупинке из пепла? Ань Жюле подумал об этом, но заметил, как юноша прямо и пристально смотрит на него, и от этого взгляда ему снова… стало не по себе. Он слишком чистый. Этот влажный, неиспорченный взгляд, похоже, ещё не замутнён мирской грязью. Ань Жюле замер и невольно подумал: «Сколько же ему лет?» Интуитивно он чувствовал, что юноше ещё нет двадцати, или… «Неужели всё-таки есть… Или нет… Ха-ха, не может быть?» Ань Жюле тормознул пустые мысли и отвёл взгляд. — Для начала тебе следует выяснить, является ли он геем или хотя бы би. Если нет, советую тебе трижды подумать, у меня, например, даже на самую прекрасную девушку, с тонкой талией и пышной грудью, просто не встанет. Здесь всё дело в природе половой ориентации человека, а не в желании чего-то добиться. Ты не можешь предаваться бредовым идеям изменить вкусы и природную сущность человека, а другой человек тоже не обязан меняться ради твоих желаний. Короче говоря, если натурал позволит себя нагнуть как гея, это называется не натурал, а просто бесхребетное чмо… «Куриное филе тоже без хребта». Ань Жюле нёс пургу, зная, что с парнем он всё равно сейчас расстанется, следуя своему правилу. Только его не покидало смутное ощущение, что он может по неосторожности влипнуть в какую-то неприятность, даже похоже, уже влип… Впустил в себя весь JJ, дал кончить три раза, в комнате полно неопровержимых улик, отпираться бесполезно. — Будь осторожен, даже управляя кораблём целую вечность, можно напороться на айсберг, и тогда все погибнут… Хватит, он уже сам не знает, что он несёт, но не успел он договорить, как его неожиданно схватили за подбородок и притянули к себе… И поцеловали. Мягко и нежно, обдавая лицо горячим дыханием, без малейшего намёка на похоть. Наоборот, это было похоже, будто маленький щенок сладко заискивает перед своим хозяином. Ань Жюле открыл глаза и тупо уставился на красивое лицо юноши. Его чёрные, чистые глаза смотрели на него, он крепко обнял мужчину и сказал: — Я понял. — … — Я всё понял, — добавил юноша, слегка вздрогнув. И сразу успокоившись, снова посмотрел на Ань Жюле: — Спасибо. Одно простое слово, наполненное силой и искренностью. Ань Жюле сдавило горло, словно что-то неведомое толкнуло его в грудь, всколыхнув его сердце. Тихое биение крови, если в сердце хватает объёма, его можно услышать. А Ду Яньмо, высказавшись, ещё теснее навалился на него, он весил… прилично, но Ань Жюле не оттолкнул его. Он довольно долго не двигался и наконец, отважился спросить: — Да, кстати… Сколько тебе лет? Юноша поднял на него глаза и только похлопал ресницами, но ничего не ответил. «靠靠靠», подумал Ань Жюле, «как же всё хреново, правда, хреново». — Двадцать? — желая положительного ответа и не особо надеясь на него спросил Ань Жюле. Юноша покачал головой. — Восемнадцать? Снова отрицательное качание. «Да чтоб тебя, сколько можно темнить!» — Больше? Юноша покачал головой. — Меньше? Он кивнул. — Се… Семнадцать? — лицо Ань Жюле стало серым. Дальше он гадать не осмелился. Ду Яньмо долго-долго смотрел на него и наконец, произнёс одно слово, цифру, которая с этого момента обязательно заставит Ань Жюле плакать и спасаться бегством. — Пятнадцать. — …Что-о? — Мне пятнадцать лет, — повторил Ду Яньмо, — В этом году я перешёл в восьмой класс. «Восьмой класс… Средняя школа. 靠靠靠!» Today is not my day — он уже благополучно забыл эту затасканную шутку, с которой началось это представление. *** Раннее утро в редакции «Flawless» (англ.Безупречный). На застеклённой двери офиса наклеен лозунг, неизменный вот уже добрую тысячу лет: «Зима приближается!» «Безупречный» основан в 1895 году в Нью-Йорке, сейчас издаётся в тринадцати странах, на одиннадцати языках мира, это в высшей степени популярный журнал на торговом рынке. Если вкратце, то одна только обложка оформляется так вычурно, что это похоже на позу йоги, которую не под силу выполнить обычному человеку, а цены меньше 10 тысяч на представленные внутри предметы и вещи, не удовлетворяют запросы придирчивых потребителей. («Flawless» — это международный ежемесячный журнал, посвящённый моде, который продвигает как достигших определённой позиции в отрасли, так и многообещающих модельеров). Первый модный журнал на Тайване, обладающий высокой степенью доверия читателей и тех, кто делает рекламу, люди, работающие в редакции, до сих пор думают, что на них возложена тяжёлая и долгосрочная ответственность и смысл их жизни полон чувства долга… Брехня. Смысл жизни дерьма примерно такой же. — Доброе утро. Как только наступало рабочее время, по кабинетам начинали цокать каблуки и шаркать ботинки разодетых по моде сотрудников редакции. Только что завершился выпуск, посвящённый грядущей зиме и теперь на какой-то короткий период все могли расслабиться. Некоторые сели и занялись маникюром; кое-кто, стоя перед зеркалом, принимал соблазнительные позы, проверяя, насколько хорошо подобраны цвета наряда, и вдруг с удивлением понимал, что если нацепить на себя ещё несколько предметов, то превратишься в ходячий склад мануфактуры — и отходил от зеркала, поправляя многочисленные яркие цветные браслеты на запястьях. Зима ещё не наступила, можно не суетиться, и когда ещё её дождёшься? Однако, посреди всеобщего спокойствия кое-кто прокричал: — Эй, звонили из бизнес-департамента, PR-агентство «Forever 15» интересовалось оформлением полосы следующего выпуска! «О-оо!» — На этот раз заказываем на всех 15 пакетов крекеров! Кто ещё будет брать? «А-аа!» — Быстрее, быстрее, кто поможет мне придумать концепцию к 15-летней годовщине этого бренда? «Пф-фф!» У Ань Жюле, с раннего утра подвергшегося атакам самых разных вариаций цифры «15», уже щемило сердце, а во рту ощущался железистый привкус крови, как бывает при сильном страхе. — Ты будешь кофе или чай, есть 15 сортов от разных фирм? … Э-ээ, ещё один такой удар, и Ань Жюле будет трупом. Это Жэнь Ий — одна из текстовых редакторов, на данный момент самая молодая, недавно пришедшая сотрудница редакции, пока ещё не погрязшая в интригах и не растерявшая сладкой чистоты нормального человека. По доброте душевной она не считала для себя в тягость с утра заварить для всех сотрудников кофе или чай. Сейчас она стояла перед Ань Жюле и задавала стандартный вопрос, но увидев выражение его лица, обеспокоилась: — Крис? Что с тобой? В модном журнале существовало неписаное правило: все редакторы должны брать английские псевдонимы, особенно это касалось Ань Жюле, поскольку он занимал должность арт-директора и ему постоянно приходилось поддерживать контакт с центральной редакцией в Штатах, в Нью-Йорке. Он придумал себе псевдоним «Крис», как производное от «Сhrysanthemum» (англ. хризантема) и соответствующее смыслу его прозвища. Ань Жюле со скорбным лицом распластался грудью на столе, являя собой картину полного отчаяния. — Когда по ночам слишком много гуляешь по улицам, рано или поздно повстречаешь дьявола… — Что? — Жэнь Ий ничего не поняла, — В таком случае, может тебе стоит в обед прогуляться в Небесный дворец, поклониться разок и вернуть душу на место? Их офис располагался в двух шагах от Небесного дворца, можно дойти пешком. Иногда, обнаружив в специальном разделе объявлений какого-либо другого журнала свободные ниши для рекламы, рекламодатели отзывали средства; какую-то знаменитость плохо отфотошопили; кто-то жаловался, что не идёт бизнес, у кого-то от нагрузок появились возрастные прыщи, кто-то случайно сломал акриловый ноготь; в общем, когда одолевают множество мелких неприятностей, все могут пойти на поклонение и попросить благословения. В большинстве случаев Верховный Господин-благодетель только смотрел на прихожан и закатывал глаза. Как только она это сказала, Ань Жюле тотчас вспомнил, что на позапрошлой неделе он участвовал в похоронах хорошего друга из их круга и не обтёр тело наговорённой водой. (Наговорённая (наговорная) вода — с порошком от сожжённого талисмана, оберега. В Тайване сохранились древние китайские традиции, поскольку эта провинция не была затронута реформами и катаклизмами культурной революции. По китайским древним поверьям злые духи потустороннего мира очень активизируются в связи со смертью и похоронами, буквально «слетаются на свежий труп». Чтобы уберечь себя и близких от воздействия злых сил, на похоронах выполняются различные ритуалы: дают кусочки красной материи, обереги или обмываются наговорной водой). До сих пор он довольно скептически относился к суевериям и не верил в росказни о чудовищах и оборотнях, теперь же невольно начал сомневаться в своём неверии. В этом месяце его либидо настолько упало, что впору уйти в монахи; когда он пытался найти себе партнёра, попадались одни уроды, верхняя балка кривая, значит нижняя… смотреть не на что. С таким трудом нашёл бесподобный JJ, и кто бы мог подумать… — Мне конец! — осенило его, он схватил Жэнь Ий за плечи, встряхнул и отчаянно воскликнул, — Я действительно одержим нечистой силой! — Ха, разве я раньше тебе не говорила? — ещё одна красивая женщина-редактор беззастенчиво встряла в разговор и насмешливым тоном продолжила, — Ты думаешь, если ты протрёшься полынным мылом, то всё наладится? Это всего лишь мыло! «Того, что мне надо было ЗНАТЬ заранее, теперь ни за какие деньги не купишь, а сейчас только и остаётся, что материться, мать твою!» Ань Жюле опустился на вращающееся кресло, пустыми глазами глядя вдаль, и тихо произнёс: — Не забудьте прийти навестить меня… Жэнь Ий растерянно переглянулась с Ю Юй: — Куда прийти навестить? Ань Жюле нервно усмехнулся: «в следственный изолятор…» Статья сдана в печать, очередной номер журнала только-что выпущен, и пока нет никаких важных дел, Ань Жюле мог свободно воспользоваться Skype в личных целях. Только хотел найти кого-нибудь для флирта, как вдруг увидел, что рабочий аккаунт дочки Цяо Кенана онлайн, и тут же кинул ему сообщение: «Дочка…». Через минуту пришёл ответ: «Матушка…». Ань Жюле скривил рот на эту «матушку»: «Хочу спросить тебя, как наказывают за половые сношения с несовершеннолетними?» Ань Жюле с раннего утра шарил по Гуглу, ища информацию по поводу своего «происшествия». Цяо Кенан был адвокатом, и вопрос был задан в расчёте на его профессиональную эрудицию. Цяо Кенан тут же выдал целую строку восклицательных знаков: «Ты…» Чёрная Хризантема: «Нет, не я, мой приятель». Блядь, опять этот избитый приём. К тому же, Ань Жюле сам презирал такие затёртые шутки. Тем не менее, эта старая, как мир, уловка тем и хороша, что почти всегда срабатывает, не говоря о том, что приятелей у Ань Жюле всегда было пруд пруди, мало ли кто из них вляпался в историю. Кажется, Цяо Кенан поверил: «Сколько лет другой стороне?» Чёрная Хризантема: «Пятнадцать». Цяо Кенан: «Пятнадцать? Твою мать, да твой приятель просто скотина! Сволочь, хуже свиньи! Как можно лезть к такому юному существу, не боясь возмездия? Блядь, твою мать, я проклинаю его, чтоб у него хер сгнил, чтоб ему жопу разорвало!» Чёрная Хризантема: — … Он невольно потянулся ладонями вниз, прикрывая свой хер и жопу, если первый ещё чувствовал себя так-сяк, то вторая действительно была знатно раздербанена. «Мой приятель не знал, по виду пацана он подумал, что ему как минимум восемнадцать». Это правда, вчера, когда Ань Жюле услышал цифру возраста, первой его реакцией было опустить взгляд на пах юноши и схватить его за… нет, хер у подростка, даже мягко висящий, был такой, что и половины его любому взрослому хватило бы за глаза — и Ань Жюле сразу воскликнул: — Это невозможно! Это противоречит науке! «Разве может в пятнадцать лет хер быть таким же длинным, как в двадцать пять?» Цяо Кенан прочитал его объяснения и по-видимому почувствовал небольшое облегчение: «За половые сношения, совершённые в отношении лиц мужского и женского пола, достигших 14-летнего возраста, но которым не исполнилось 16 лет, предусмотрено лишение свободы на срок до семи лет». Всего одного года не хватило, и наказание — семь лет. Сердце Ань Жюле наполнилось печалью. «А если по обоюдному согласию, всё равно то же самое?» Цяо Кенан: «Если не исполнилось 16, это противозаконно и в отношении противоположной стороны не считается добровольным». Отбив эту фразу, он добавил: «За исключением…» Чёрная Хризантема: «За исключением?» Цяо Кенан: «За исключением случаев, когда обеим сторонам не исполнилось 16, тогда остаётся только всыпать каждому по десять плетей и развести по разным учебным заведениям». Ань Жюле присвистнул. Маяк, только что было блеснувший в синем море огоньком надежды, погас. «А что, если мне в душе ещё не исполнилось шестнадцати?» Цяо Кенан: «Так это ты?» Чёрная Хризантема: «Нет, мой приятель». Цяо Кенан: — … Видя, что болтовня принимает дурной оборот, Ань Жюле очень умно переменил тему: «Ой, разве ты сегодня не взял себе выходной?» Цяо Кенан: «Зачем мне брать выходной?» Ань Жюле отбросил всякую щепетильность: «Ну, после «красной розы» твой муж вряд ли позволит тебе расхаживать с раскрытой нараспашку задницей, *разве нет?» В компьютере на минуту воцарилась тишина, затем прилетело сообщение красным полужирным капсом: «Блядь, это у тебя жопа нараспашку и у всей твоей семьи!» «Ага», подумал Ань Жюле, «значит, действительно роза распустилась. Вдобавок, её так раздолбали, что аж тычинки по краям свисают…» (*Раскрытая нараспашку задница — при многократных, подряд, друг за другом половых актах анус остаётся раскрытым и долго не сокращается; т.е. если трахать всю ночь напролёт, нарушается запирательная функция сфинктера, потом зад долго не закрывается). *** Воспользовавшись полуденным перерывом, Ань Жюле послушно отправился в Небесный Дворец. (Храм 行天宫 — Xíng tiāngōng, Синтянь Кон — храм, возведенный в честь бога Гуана, называемого в народе Богом бизнеса. Подробнее здесь — Источник: http://www.openarium.ru/Тайвань/Тайпей/Храмы/) Небесный Дворец нравился ему больше, чем храм Лонгшан, отличающийся большим столпотворением. Здесь был островок покоя посреди суеты, атмосфера пронизана безмятежностью и тишиной. Процесс поклонения простой и лёгкий, нужно поклониться, выполнив полное простирание до молитвы и после, этого довольно. Он очень редко молился Богу, считая, что если человек действительно зашёл в полный тупик, Небесный отец ему не поможет, но может передать ему часть своего духовного спокойствия, и иногда не лишне воскурить благовония и пасть ниц перед лицом Всевышнего. Закончив молитву и поднимаясь после поклона, он напугал старую монахиню в чёрных одеждах, она взмахнула рукой и курительной палочкой обвела контуры его тела. Ань Жюле отшатнулся в сторону, опасаясь, что она либо обожжёт его, либо испачкает пеплом одежду; тем не менее, матушка закончила ритуал очищения и с улыбкой обратилась к нему: — Мир тебе. Ань Жюле внутренне вздрогнул. Матушка была весьма пожилой, всё её лицо избороздили морщины, впереди недоставало нескольких зубов, но искренняя улыбка и смешные ямочки на щеках делали её красивой, сердечность и умиротворение придавали ей очарования. Ань Жюле сложил руки в молитвенном жесте и поклонился матушке: — Спасибо, и тебе мир. Не имеет значения, веришь ты или нет, но благословляя других и получая благословение от них, всегда чувствуешь в душе чудесное тепло. Он вышел из Небесного Дворца. Несмотря на приближение зимы, было тепло и безоблачно, на улице пара счастливых новобрачных делала свадебные фото. Под синим небом мужчина держал на руках женщину, крепко прижав к себе так, словно заполучил весь мир. Неизвестно, как давно они снимались в таком положении, по лбу жениха струился обильный пот, но он мужественно удерживал счастливую улыбку до тех пор, пока фотограф не сказал: — Готово! Только тогда он медленно опустил новобрачную. Невеста, крепко встав на ноги, достала платочек, утёрла пот с жениха и поощрительно поцеловала его в щёку. Стоящие сбоку в ожидании красного сигнала светофора прохожие наблюдали эту сцену. Ань Жюле от скуки принялся озвучивать тайные мысли молодожёнов: «Блядь, я от такой тяжести чуть руки не сломал!», «Слабак, тебя в детстве не кормили? Только посмей бросить меня на землю, ты со мной до смерти не рассчитаешься!» Этот язвительный внутренний голос, сделав несколько кругов в животе, наконец, рассеялся. Подобные сцены давали усталым горожанам возможность полюбоваться на красивые чувства, ведь у людей всегда есть потребность верить во что-то хорошее. Думая об этом, Ань Жюле перешёл через дорогу. Солнце слепило глаза, и он инстинктивно заслонился ладонью. Хотя левая рука находилась перед глазами против света, ему был виден давний шрам; когда-то он сам разрезал себе запястье. Мать твою, он же так боится боли, даже уколы делает с воплями, но тогда он имел такую смелость… Или глупость. Он никогда не скрывал его ни часами, ни браслетами, беззастенчиво открывая шрам посторонним взглядам, и когда его спрашивали, он так же небрежно, не избегая скользкой темы, отвечал: «в те годы у меня была безрассудная голова, безрассудные мозги, я неосторожно обращался с ножом; кровищи было, я жутко напугался… К счастью, нож был тупой и не перерезал нерв, иначе… это могло плохо кончиться». Он сделал это сам, и даже если он не справился, это не означает, что из его жизни ничего хорошего не получилось. Этот удар ножа был очень большой глупостью, но ему не было стыдно за это. Ань Жюле подошёл к лотку рядом с офисом, чтобы купить лапши. Сделав всё возможное, человеку остаётся только покорно вручить свою судьбу воле Всевышнего. Натрахался, в раскаянии накланялся, что ещё он мог сделать? Только покориться судьбе! — Хозяин, миску лапши с луком на вынос! Ожидая лапшу, он вспомнил, как Цяо Кенан говорил ему: «Знаешь, что я тебе скажу, дружище… я больше не ем лапшу». Когда Ань Жюле спросил: «Почему?», Цяо Кенан сказал: «В Тайване слишком много лапшичных лотков, они все старые, и лапша у них не настоящая, мне она уже приелась». И добавил: «К тому же, у меня после этой лапши всегда крупные неприятности!». Помнится, тогда Ань Жюле ему ответил: «Это суеверие». Зазвонил телефон. Ань Жюле опустил взгляд на дисплей, номер незнакомый. Городской, не мобильный, Ань Жюле чуть подумал и ответил: — Алло? — Здравствуйте, господин, это из гостиницы XX, — женский голос в трубке звучал исключительно любезно и предупредительно, — Мы нашли документы, удостоверение личности и… студенческий билет, он… Ваш или Вашего знакомого? В её тоне не чувствовалось ни малейшего намёка на неподобающий подтекст, пока не были произнесены два слова: «студенческий билет», затем повисла пауза. — … В это время прозвучал голос хозяина лотка: — Лапша с луком на вынос готова! «靠靠靠». Цяо Кенан был прав! *** Государственная средняя общеобразовательная школа «Синьфэн» в Тайбэе. На величественной каменной колонне, возвышающейся перед входом, золотыми иероглифами гравированы слова, вызывающие у Ань Жюле крайне гнетущее чувство: «государственная…» Ань Жюле смотрел, как сквозь сон, сколько лет прошло с тех пор, как он юношей покинул это место? В конце концов, проверить это невозможно. Он отдал документы в пропускной пункт, зарегистрировал личные данные и вступил в школьный двор, где так давно не был. Сначала он намеревался оставить документы в администрации школы, но несколько вечеров, проведённых в размышлениях, приправленных воспоминаниями о проклятиях Цяо Кенана про сгнивший хер и рваную жопу, привели его к решению… хорошенько поговорить с этим школьником Ду. Ду Яньмо. Вот это имя на удостоверении личности и в студенческом билете. Судя по дате рождения, до шестнадцатилетия ему оставался один месяц. «Ничтожное упущение приводит к ошибке в тысячи ли, маленькая оплошность может привести к непоправимой беде», золотые слова наших мудрых предков. Ань Жюле снова вытащил документы, написанные обычным стилем, безупречно чисто и очень хорошо, как будто юноша давал почувствовать другим всю свою серьёзность и ответственность. Он решил найти класс по номеру, указанному в студенческом билете. В школьных коридорах есть особая аура, спокойная и притягательная. Час урока близился к концу, и в этой атмосфере безмолвия уже таилось предчувствие грядущей шумной перемены. Он посмотрел на экран мобильного, до конца урока ещё десять минут, за это время нетрудно отыскать нужный класс. В дальнем углу школьного здания Ань Жюле мимоходом заметил низкий рукомойник, заставивший его остолбенеть. У него появилась иллюзия, что его занесло куда-то в сторону от его привычной дороги жизни. Как будто он попал в другой мир. И когда-то очень давно он уже жил в этом мире. Он остановился возле нужного класса. Заканчивался урок, судя по всему математики, потому что вся доска была исписана математическими формулами, а ученическая аудитория почти сплошь спала мёртвым сном. Один Ду Яньмо ровно и прямо сидел в самом последнем ряду и с очень добросовестным и серьёзным видом смотрел на доску. Ань Жюле невольно вспомнился тот вечер, когда они переспали. Юноша сидел на краю кровати, ожидая, пока он выйдет из душа… с таким же чинным и серьёзным видом. Как хорошо обученная немецкая овчарка. На территории учебного заведения редко появляются незнакомые лица, тем более такие, как Ань Жюле. Он мог поклясться, что всеми силами пытался быть неприметным, не надев на себя ничего яркого и вызывающего: длинное пальто на подкладке из тонкого трикотажа, ниспадающее мягкими складками, укороченный джемпер с V-образным вырезом, скомбинированный с белой майкой, подходящие синие джинсы и чёрные кроссовки «All Star». Он даже не посмел сделать настоящую причёску, просто слегка уложил волосы, но к сожалению, сияющую ауру модного стиля ладошкой не прикроешь. Учитель на кафедре прекратил объяснение, направив озадаченный взгляд в его сторону, ученики тоже почувствовали что-то из ряда вон выходящее и принялись разглядывать его. Раздался неловкий треск. Мгновенно узнав Ань Жюле, Ду Яньмо встал, опираясь на стол. От его резкого движения упал стул, привлекая к нему внимание всего класса, а молодой учитель спросил: — Ду Яньмо, это твой отец? Выражение лица школьника не изменилось, но на самом деле он, по всей видимости был очень… шокирован. Какая чепуха, подумаешь, любовник нашёл его в школе. Ань Жюле потёр нос и сразу отошёл, спрятался подальше в уголке и прислонился к стене в ожидании. Как всегда, резко и неожиданно прозвенел звонок, и радостные возгласы, шум, гам, подобно морскому приливу, затопили школьный коридор. Ань Жюле вздохнул. Он стоит здесь, и может видеть всех, кто выходит из класса. Первым вышел учитель с книгой в руках, прошёл мимо, не сводя с него вопросительного взгляда, но Ань Жюле сделал вид, что его это не касается. Следом вышли несколько учеников, чтобы взять инвентарь для уборки класса… Вскоре появился Ду Яньмо, подошёл и сказал коротко: — Подожди меня. — Что? Его голос был глубоким и спокойным, словно так и должно быть, Ань Жюле был озадачен, и не успел спросить, чего ждать? Где ждать? А Ду Яньмо уже вернулся в класс. Ань Жюле прищёлкнул языком, ему пришлось догонять его. Он остановился в дверях класса, глядя, как Ду Яньмо приводит в порядок мусорное ведро, как будто это было его работой. Сборище никчёмных детей, кто-то из них подметал пол, кто-то затеял шумную потасовку, расщепляя надвое атмосферу в классе, и только один Ду Яньмо, тихонько отрешившись от всего, молча собирал в ведро пластиковые бутылки и алюминиевые банки, сминая их в лепёшки одну за другой; обнаружив остатки напитков, невзирая на вонь, относил к рукомойнику и выливал, ничуть не отлынивая от работы. Внешне его действия выглядели чётко организованными, размеренными, пусть даже кое-кто ждал его, он намеренно не торопился. Всего лишь несколько раз совершил промах: когда он бросал скользящий взгляд на Ань Жюле и снова опускал голову к ведру, жестяная банка выпадала из его рук… — Пф-фф, — Ань Жюле слегка улыбнулся, казалось бы, снаружи не заметно, чтобы парень нервничал. Просто, когда он нервничает, он не может сосчитать деньги, не может схватить предмет, хотя выражение его лица при этом совершенно не меняется. Он помахал рукой Ду Яньмо, давая понять, что не торопит его. Кажется, Ду Яньмо его понял. Он вздохнул и принялся сортировать мусор, раскладывая по мешкам, затем, держа в одной руке сразу три мешка, вышел из класса. Он подошёл к Ань Жюле, принеся с собой неизбежную вонь отходов, однако, Ань Жюле не испытал ни малейшего отвращения. Возможно, причиной тому было его слишком спокойное лицо, возможно, его неутомимость, последовательность и аккуратность; он не брезговал своей работой, и поэтому она не вызывала брезгливости у стороннего наблюдателя. Вспоминая его серьёзное, красивое лицо и безропотный, спокойный вид за работой, Ань Жюле в глубине души немного поколебался. — Мне нужно выбросить мусор, — сказал Ду Яньмо. — А-а. — Пойдём вместе. Ань Жюле поперхнулся: согласиться странно, не согласиться ещё более странно, не может же быть, что он один здесь находится в растерянности? В конце концов, ему надоело выступать в роли педофила. Тем более, что он так и так собирался поговорить с юношей наедине. И он последовал приглашению, исключительно по привычке, что он сам себе хозяин. Ань Жюле редко позволял себе быть ведомым, редко подчинялся чужому контролю, в мыслях неизбежно поднимался дух противоречия, если он сейчас в нём пробудится, это будет совершенно некстати. Кроме того, в этом подростке чувствовалась мощная энергетика, затягивающая его своеобразной, естественной дерзостью. Они пошли вдвоём на мусорную свалку. Он действительно очень высокий, особенно на фоне своих сверстников, прямо-таки журавль, залетевший в стадо кур. Ань Жюле не переставал изумляться, как возможно так вырасти в его детском по сути возрасте? Должно быть, это какой-то… курьёз. В мешках стучали друг о друга пустые банки. В послеполуденное время дневной свет скуден, падающие лучи солнца не согревали, но воздух не был слишком холодным. Ань Жюле с рождения был избалован комфортом и совершенно не выносил холода, однако, любил воду и не боялся, что потечёт из носа. Легко одетый, он исходил дрожью; Ду Яньмо обернулся к нему и безразлично сказал: — Твоя одежда слишком тонкая, наверно, качество плохое? — … Хотя бренд не означает качество, но от сказанного стало и смешно, и грустно. — Давай, я помогу тебе нести мешки. Ему было лень объяснять подростку, что у них разные системы ценностей и разный круг общения. По-видимому, юноша очень бережно относился к своим вещам: на нём были всё те же кроссовки, что и в тот вечер, и теперь, при свете дня, на них можно было рассмотреть следы тщательного ухода. Не то, что Ань Жюле, без сожалений выбрасывавший надоевшие вещи; дома полный шкаф одежды и обуви, если вдруг ему иногда приспичит разбирать вещи, он порой не мог даже вспомнить, что и когда покупал. Ду Яньмо покачал головой: — Не надо, — и крепко перехватив мешки другой рукой, пошёл дальше. Ань Жюле всегда считал, что у него хорошо подвешен язык, но с таким столкнулся впервые… У этого юноши что, паралич лица? Если в душе есть какие-то чувства, не важно, хорошие или плохие, правильные или неправильные, они же должны как-то выражаться наружно. Но масштаб безразличия этого юнца не сравним ни с чем, он непостижим, он существует в своём собственном мире, наслаждаясь гармонией с собственным эго. Даже на пути к мусорной свалке он держался так, будто прогуливался по живописной местности, а вокруг не ветхие развалины старых домов, а блестящие озёра и прекрасные горные пейзажи. За всю дорогу не проронили ни слова. Но вопреки всему, Ань Жюле получил неожиданное удовольствие от возникшей между ними на редкость спокойной атмосферы. Ду Яньмо выбросил свой мусор и пошёл на соседнюю мусорную площадку. Там у какой-то школьницы порвался мусорный мешок, и жестяные банки со стуком вывалились из него, заливая воздух прогорклым запахом. Девчушка расплакалась, нужно было собирать, но она не решалась брать в руки вонючие банки. Ань Жюле остался безучастен к её беде, зато Ду Яньмо подошёл и начал собирать рассыпавшийся мусор. «Добряк хренов». Такую оценку подростку Ань Жюле дал в глубине души. Девочка перестала плакать, стреляла глазками, но мусор подбирать так и не стала. Ань Жюле фыркнул и не торопясь, подошёл к ним: — А ты почему не подбираешь? — Э… Сейчас буду. Вполне ясный ответ, не подтвердившийся никакими действиями. Ань Жюле с прищуром поглядел на её красивые пальчики и обиженное личико, незаметно протянул руку и дёрнул Ду Яньмо: — Пошли отсюда. — Угу. Ду Яньмо уже собрал половину банок, услышав слова Ань Жюле, он оставил это занятие и пошёл вслед за ним, не оглядываясь на девчонку. Девочка позади зло топнула ногой и даже не поблагодарила за помощь. Ань Жюле знал, что подростку и не нужна была её дешёвая, поверхностная благодарность, но ему всё равно стало неприятно. — Не вмешивайся не в свои дела, люди вряд ли будут тебе благодарны. — Да? — Ду Яньмо растерянно поморгал глазами, и немедленно выдал, — Я просто увидел и заодно помог, так, мимоходом. А что касается её неблагодарности, то это её дело, мне всё равно. Это было сказано абсолютно бесстрастным тоном, он и в самом деле считал, что нет никакой разницы в том, сделал он что-то или не сделал; он не хотел этого делать, ему это было не нужно, он просто протянул руку помощи. Ань Жюле был ошеломлён и растерян, и мысленно отметил, что на самом деле пацан вовсе не «добряк хренов», а просто был самим собой, без лицемерия и фальши. Ань Жюле подумал, что этот паренёк довольно приятен.