Счастливая жизнь.

Глава 7. Ладно, как хочешь. При оформлении главы использована картина Michael Breyett. Наконец, Ду Яньмо финализировался, слава всем Богам! Подросток извлёк из него член, и обессиленный Ань Жюле распластался на кровати, переводя дух. Заднее отверстие обессиленно дрожало, из него через край изливалась какая-то жидкость, пачкая кровать. Ду Яньмо сорвал с члена презерватив, он был тяжёлым от скопившегося внутри эякулята. Прежде он не рассматривал подробно, теперь с любопытством перевернул изделие, изнутри потекла густая сперма прямо на ягодицы Ань Жюле. Он с интересом посмотрел на это и принялся втирать свою сперму в раскрытое очко, похожий на дикого зверя, который метит своим запахом захваченную территорию. У Ань Жюле не было сил ругаться с ним, он просто оглянулся на свой измазанный спермой зад и пошутил: — Ты только что позволил мне забеременеть. Мальчик поднял на него изумлённый взгляд, не зная, верить или не верить: — Разве это возможно? — … Искренне ставя под сомнение современное санитарное просвещение, Ань Жюле перевернулся и с издёвкой произнёс: — Идиот, хоть ты меня и трахаешь, но я всё-таки самец. — Ну… — ответил Ду Яньмо, — Я тоже помню, что это невозможно, но я в Гугл читал, что многие гомосексуальные пары заводят детей… — … — Ань Жюле закрыл лицо ладонью, — Ты перепутал, то, что ты читал в Гугл… это мужчины, скрещенные с курами, новый вид, согласно новейшим исследованиям учёных, детёныши у них рождаются через кишечный канал… Ладно, забудь, я немного приврал, пожалуйста, не верь мне. Подросток смотрел на него с таким доверием, что пришлось признать: он перегнул палку. Вязкая субстанция Ду Яньмо постепенно соединилась с кишечными соками и полилась из организма Ань Жюле. Он дал юноше знак намочить полотенце и вытереть его. Сейчас Ду Яньмо слушался его беспрекословно, он вытер промежность Ань Жюле и увидев, что его багрово-красный зев всё ещё непроизвольно пульсирует, открываясь и закрываясь, вдруг спросил: — Можно мне облизать? — А? Ошеломлённый Ань Жюле проследил за его взглядом и понял, что подросток рассматривает его «хризантему». Он не мог видеть, что там происходит, только чувствовал боль и жжение. — Можно? — совершенно серьёзно повторил вопрос Ду Яньмо. В душе́ Ань Жюле проклинал его показную вежливость, только что драл его, вертел на хую и так, и этак, какого хрена он теперь спрашивает у него разрешения? Но во всяком случае, если он оближет, это не будет больно. — Хорошо. Ду Яньмо согнулся и зарылся лицом между ног Ань Жюле, там всё ещё сохранялась смазка и запах похоти. Он высунул язык и обвёл им вокруг воспалённого, опухшего отверстия, всё ещё открытого, багровые края которого набрякли и торчали, похожие на призывно распахнутую женскую вульву. У Ань Жюле там всё было раздолбано до онемения, но после манипуляций Ду Яньмо его поясница расслабилась и в чреслах снова начал разгораться необъяснимый жар желания. — А-ааах…. Анальное отверстие — самая большая слабость Ань Жюле, а уж когда его начали облизывать, стонам и похотливым вздохам не было конца, чего, собственно, и добивался Ду Яньмо, вылизывая тщательно и кропотливо; он вылизал практически досуха солоноватые выделения и теперь уже увлажнял отверстие своей слюной. Движения языка были столь деликатны, чувственны и нежны, что Ань Жюле чувствовал себя так, словно эти уста целуют его в самое сердце, судя по тому, как покрылась испариной его грудь; а немного изменив направление взгляда, он мог видеть, что не только член, но и его соски пришли в состояние эрекции. Лицо горело, сердце выскакивало из груди. Без слов поняв его, Ду Яньмо поднял взгляд на окрепший задранный член Ань Жюле. Облизав размякшую промежность, он захватил губами мошонку, желая втянуть её в рот. На прошлом свидании при попытке оказать оральные ласки Ду Яньмо царапнул его зубами, но Ань Жюле был так занят его членом, что совершенно упустил из внимания его обучение в этом плане, теперь же… А-аа, техника просто отстой, особенно после того, как он недавно кончил, члену требовалась бо́льшая стимуляция. Он хотел сказать, что лучше бы просто подрочить. — Не надо там трогать. — Я хочу облизать. Он смотрел на Ань Жюле своим прямым взглядом, в нём была и мольба, и обречённость, это странно, когда на тебя так смотрят. — Хорошо. Только сначала я научу тебя… Он вытер влажным полотенцем член Ду Яньмо. Половой аппарат обмяк и немного висел, но по-прежнему выглядел тяжёлым. Ань Жюле взял обеими руками мошонку с двумя ядрами, словно прикидывая их вес. На картофельном заводе «Асан» в Хоккайдо клубни можно взвешивать голыми руками; по мнению Ань Жюле эти яйца нисколько не уступали тем клубням, оценивая про себя цифру их веса, Ань Жюле невольно прищёлкнул языком. Ду Яньмо: -? — Твои одноклассники не спрашивали, почему у тебя такой большой агрегат? Такого рода вопросы для мальчиков в юности, должно быть, очень чувствительны. Ду Яньмо ответил: — Да. — И что ты отвечал? «Ну, не говорил же он, «Я с таким родился», в самом деле? Жизнь такова, что люди завидуют и ненавидят того, кто чрезмерно одарён от природы хорошим инструментом!» Ду Яньмо: — Я занимался спортом. — И пил обезжиренное сухое молоко? — улыбнулся Ань Жюле. -? — … Тоже верно, разве мог современный школьник слышать классический рекламный слоган его поколения? В эпоху расцвета всемогущего Гугла его уже никто не помнит. Немного огорчённый осознанием разобщённости их поколений, Ань Жюле между тем погрузил в рот половину крупного ствола своего юного партнёра. Он сомкнул губы на члене и одновременно изогнул язык, лизнув отверстие уретры. Ду Яньмо недавно кончил, однако, его орган тут же затвердел и заполнил собой весь рот Ань Жюле, перекрыв ему дыхание. Он крепко сжал основание члена и медленно извлёк его изо рта, а потом так же медленно заглотнул снова. — Ах-хаа… Ань Жюле проделал так несколько раз и поднял глаза на подростка, словно мысленно спрашивая, понял ли тот, как надо делать. Неожиданно их взгляды встретились, и в ту же секунду юноша… кончил. Заполнив весь рот Ань Жюле. В гло́тке булькнуло, и Ань Жюле машинально отодвинул рот. — … Ду Яньмо: — … «У-уум-мм», только что извергнутый эякулят оказался желеобразной субстанцией молочно-белого цвета, припахивающей козлятиной, липкой, вязкой, совершенно не приемлемой для глотания. С переполненным ртом и словно заклеенной глоткой, Ань Жюле вскочил с кровати и устремился в туалет, а там согнулся над унитазом, придерживая крышку: — Кхе-кхе-кхе, тьфуй, блядь! Хорошенько проплевавшись, Ань Жюле прополоскал рот водой и вышел из ванной: — На будущее… Если чувствуешь, что кончаешь, будь добр, предупреждай. Остаточный привкус ещё бил в нос. Сбоку от окна стояли небольшой чайный столик и пара кресел, на столике имелся электрический чайник и несколько пакетиков заварки. Ань Жюле вскипятил чайник, заварил себе чай и выпил несколько глотков, стало получше. — На самом деле, я уже сто лет не глотал мужскую сперму. Даже не думал, что меня так обломает твой глупый хер. Мальчик подошёл к нему и крепко обнял: — Прости. — О, — Ань Жюле и не думал винить его, наоборот, подавленный вид подростка заставил его раскаяться и обвинить себя самого за то, что он издевается над ребёнком. Всё, проглотил и проглотил, тем более, это явно получилось не нарочно, что мальчик мог поделать? — Ладно, хватит об этом… — Угу. Ду Яньмо ласково и заискивающе поцеловал его в губы, но так и не смог сказать, что на самом деле он умеет себя контролировать. Он с детства занимался спортом, систематические тренировки выработали в нём характер, да и природные волевые качества способствовали умению владеть собой, вот только… Один взгляд глаза в глаза, и мощная мысль о немедленной эякуляции затмила мозг Ду Яньмо, и он отпустил себя. Он знал, что этот человек простит его. Ещё в тот первый вечер, когда они столкнулись возле ночного клуба, он понял это. Мужчина был облит рисовой водой, но ничуть не злился, на его губах играла улыбка, в которой была даже доля насмешки над самим собой, попавшим в нелепую ситуацию, он был спокоен и не показывал ни гнева, ни раздражения; открытый, правдивый, искренний. Он похож на грациозного, ленивого кота, которого достаточно только хорошенько погладить, и можно тискать и мять, даже если ему будет не слишком приятно, он будет улыбаться и терпеть. Потому что он очень красивый и любит свою красоту, а Ду Яньмо нуждается именно в красоте партнёра. Шикарная внешность, прекрасное телосложение, красивое лицо и речь… Незачем углубляться в нравственные дебри, чтобы почувствовать себя рядом с ним безгрешным, естественным и непринуждённым. Взгляд мальчишки ласково прошёлся по белой, тёплой коже мужчины, затем он медленно присел и снова взял в рот его член. И принялся сосать именно так, как только что показывал Ань Жюле. — О, Боже… «Действительно, талант, дарованный свыше, как он быстро учится». Сразу всё встало, мурашки толпой побежали вдоль позвоночника до самой макушки, поясница обмякла, колени подогнулись от слабости. Ду Яньмо старательно заглатывал ствол и в то же время, аккуратно придерживая за талию, усадил Ань Жюле в кресло, при этом даже не выпуская член изо рта и продолжая сосательные движения. Ань Жюле раздвинул ноги и поставил их на плечи юноши, его пальцы ласково перебирали волосы на голове парня, иногда надавливая на голову и задавая нужный темп и интенсивность; он уже чувствовал, то вот-вот «приплывёт»: — Нет… Я сейчас кончу… Из глотки Ду Яньмо донеслось сдавленное: — Угу. Ань Жюле хотел оттолкнуть его, но юноша упрямо не расставался с членом. — Я кончаю! — М-гм. — Хули ты улыбаешься! Ань Жюле матерился, но остановиться уже не мог и всё-таки кончил в рот подростка. Теперь уже Ду Яньмо, не отводя от него взгляда, с громким бульком проглотил сперму. Тяжело дыша, Ань Жюле расхохотался и неожиданно резко выдернул член изо рта Ду Яньмо; ствол всё ещё вздрагивал в заключительных спазмах оргазма и исторгал белёсую жидкость. Ду Яньмо поймал её на язык и слизал всё до капли. Ань Жюле зло рассмеялся: — Ну, как тебе вкус? Ду Яньмо прищёлкнул языком: — Горьковато. К тому же ещё и воняет. «Так тебе и надо», подумал Ань Жюле, а вслух сказал: — Хорошее лекарство всегда горчит, одна капля спермы равна десяти каплям крови, слыхал? — Угу, — кивнул головой Ду Яньмо. Всё, что мог сделать для него Ань Жюле, это потянуться к чайному столику, чтобы заварить подростку чашку чая. При перемещении его поясница оторвалась от кресла и ягодицы слегка раздвинулись, открывая взору Ду Яньмо недавно облизанное им и всё ещё влажно блестящее очко. — Ты будешь чай или… «Сoffee, tea or…me?» Он не успел закончить фразу, а вопрос уже утратил актуальность, партнёр молниеносно встал с колен, развёл полушария в стороны и засунул свой далеко не опавший член во влажную, горячую дырку. — Ах! — Ань Жюле опрокинул чашку и подавился собственным дыханием. Ду Яньмо уже полностью ворвался в глубину, считая, что как только он вставит, это бесчувственное отверстие снова оживёт и затрепещет в ответ. Ань Жюле был бы счастлив умереть, но делать нечего, пришлось принимать его бесподобный хер. Осталось только смириться: «ладно, как хочешь». — Тише-тише, полегче… Эх… Ду Яньмо внял просьбе, сделал на самом деле «полегче». Этой ночью они занимались сексом всего трижды: первый раз на кровати, а потом один раз в кресле и потом сразу ещё раз у окна. Когда возле окна его пользовали сзади, Ань Жюле всем лицом впечатался в холодное стекло, и от его горячего дыхания оно покрылось радужным ореолом; рассеянным взглядом сквозь отражение в стекле Ань Жюле смутно видел, как мальчишка на полусогнутых ногах энергично входит и выходит из него. Он всегда считал, что мужчины в такие моменты выглядят по-звериному отвратительно, ужасно не эстетично, однако от подростка исходило ощущение необычайной сексуальности. Пока ещё не зрелой сексуальности. — Да-а… Да-а… Ань Жюле уже перестал сдерживать свои стоны. Как только он замолкал, рука партнёра настырно хватала его за подбородок, пальцы проникали в рот, давили на язык и теребили его. Рот вынужденно раскрывался, потом Ань Жюле перестал сопротивляться, предоставив ему забавляться, как хочется. — А-аах, ты там… порвёшь мне всё… порвёшь… В него вонзались со страшной силой, так и правда можно порвать. Ань Жюле царапал ногтями стекло, его задница была прочно схвачена крепкими руками и не могла никуда увильнуть… пока раздувшийся фаллос юноши не эякулировал в одно прекрасное мгновение. Ань Жюле резко опомнился: — Ты же не надел презерватив! «Чтоб ты сдох!» Он с силой оттолкнул пацана — в момент эякуляции мужчины наиболее расслаблены — и крупное орудие выскользнуло из задницы Ань Жюле, и тут же вторая и третья порции жидкой спермы брызнули на его отверстие и промежность, изнутри тоже потекло… Ань Жюле побледнел, не зная, что сказать. — А ну, сядь! Юноша сразу скромно уселся на кровать, послушно опустив руки на колени. Его влажный член бодро топырился между ног, явно не собираясь терять крепость, тёмная кожа юноши так блестела от пота, что в ней отражался свет люминесцентных ламп, он сидел весь гладкий, блестящий, красивый. Но даже восхищённо любуясь им, Ань Жюле не перестал ругаться: — Впредь, с кем бы ты это ни делал, как бы ни делал, никогда не делай это без презерватива, это главное правило этикета! Он воспитывал подростка, а из задницы по-прежнему текло, текло по ногам и капало на пятки, щекочущие тёплые струйки заставляли Ань Жюле дрожать, лицо пылало от стыда, как в огне, крайне неприятное чувство: — Через три месяца сдашь анализы и принесёшь мне результаты. На этот раз Ду Яньмо осмелился возразить, его красивое лицо стало суровым, в голосе появились грозные нотки: — Я не болен. Ань Жюле оборвал его: — Но я могу быть болен. — … — Ты понял? Нельзя слишком доверять людям, защищай себя сам, тем более, вращаясь в кругу подобных нам. Нет, во всём мире это самое важное звено — защита. Не смей об этом забывать. Ань Жюле закончил, посмотрел на задумчивое лицо подростка и невольно улыбнулся: — Успокойся, я проверялся в прошлом месяце, у меня нет проблем. В общем-то я тоже не прав, в следующий раз я не буду так потворствовать тебе. — В следующий раз… — Ду Яньмо услышал самые главные для него слова, — Значит, будет следующий раз, да? — … — Ань Жюле дотронулся до его носа, — Мне надо в душ. Какой стыд, использовать такой способ, чтобы скрыться. Ду Яньмо встал и обнял его: — Я хочу в душ с тобой. Ань Жюле готов был лопнуть от злости, «опять он ластится, как верный пёсик, ненавижу!» Он сердито глянул на подростка и строго предупредил: — На сегодня лавочка закрыта, «о-ля-ля» больше не делаем. — Хорошо. Ань Жюле не слишком доверял его покладистости, но в любом случае всё будет зависеть от его согласия. Предыдущие два раза он не особо хотел, но и не возражал. Он был уверен, что если он по-настоящему не захочет, Ду Яньмо не будет принуждать его силой. Двое мужчин взаимно потёрли друг другу спинку, Ду Яньмо был выше ростом и для этого ему пришлось наклониться вперёд, чтобы Ань Жюле было удобнее; у того было полное впечатление, что он моет большую собаку. — Надо смыть водой. Он смыл пену с головы и тела Ду Яньмо. Все мокрые мужчины — хорошие парни. Ду Яньмо был очень хорошо сложен и под бегущими струями воды выглядел особенно соблазнительно. Разумеется, Ань Жюле сдерживал себя и любовался им чисто эстетически, не заигрывая. Он позволил Ду Яньмо вымыть ему голову; движения его рук были лёгкими, пальцы упруго массировали кожу, с умеренной силой и в то же время бережно и нежно; очень приятно. Ань Жюле похвалил его: — Ты делаешь это намного лучше, чем мастера в парикмахерских салонах. — Я постоянно мою свою младшую сестру. — Младшую сестру? Ань Жюле вдруг вспомнил ту его неожиданную фразу «моя сестра не придёт», неужели он сказал это на полном серьёзе? — И какая у вас разница в возрасте? — Тринадцать лет. Ань Жюле присвистнул. Ду Яньмо: -? — … Да так, ничего. Юноша не поднимал эту тему, а сам он и правда забыл, что между ними тоже разница в тринадцать лет, это то же самое, как если бы Ду Яньмо в своём возрасте отшпилил-чпокнул свою трёхлетнюю сестрёнку, а потом сделал ручкой «бай-бай». Ничего удивительного, что Цяо Кенан проклял его сгнившим хером и рваным анусом, он и сам себя бы проклял: «да, ты подонок!» После мытья силы Ань Жюле окончательно иссякли, растянувшись на кровати, он вздыхал: он действительно состарился. Двадцать восемь лет, по сути ещё молодой, но в глазах человека, моложе на тринадцать лет… чувствуешь себя полной скотиной. Нет, даже хуже скотины, какое животное в мире может совершить подобное преступление с неразвитым детёнышем? Сознание Ань Жюле как будто раздвоилось, и некий другой человек немедленно возразил: «нет, нет, нет, это разные вещи, то зверь среди зверей, не ведающий понятий о нравственности, как можно себя с ним сравнивать? Ты слишком предаёшься самоуничижению!» Пока Ань Жюле предавался жгучему самобичеванию, готовый плюнуть самому себе в морду, как последнему подонку, с другого конца кровати подкатился Ду Яньмо, похожий на большого осьминога со щупальцами: обеими руками и ногами он зажал Ань Жюле, обнял крепко всеми конечностями, а главное, прижался мягким, но по-прежнему увесистым JJ к его промежности и начал тереться изо всех сил; он тёрся, и тёрся, и тёрся… Ань Жюле подозревал, что у него там скоро кожа протрётся до дыр. Мальчишка был до ненормального прилипчив, говорят, что таким образом у человека проявляется недостаток чувства безопасности. Ань Жюле не любил, когда после секса к нему начинали липнуть, он предпочитал, как говорится, «на раз хлопнуть, на два развести ладони», и больше никогда не повторять на бис, но то было раньше… Он не мог так поступить с подростком, а тот тем более не собирался отставать. Он трижды отделал его! Трижды! Вся накопленная за месяц сперма израсходована полностью. Вдруг Ань Жюле кое-что вспомнил: — Кстати, тебе шестнадцать лет, почему ты учишься только в восьмом классе? «Он ведь должен быть в первом классе старшей школы (т.е., в 10-м*)?» Ду Яньмо прикрыл глаза: — Я поздно поступил в школу. Заметив, что он не собирается вдаваться в подробности, Ань Жюле не стал дальше спрашивать, отделавшись междометием: — Угу. Ду Яньмо снова крепко обнял его сзади, прижимая к себе и тихо вымолвил: — Спасибо, что побыл со мной на мой день рождения. — … Да пожалуйста. Пожалуй, самый большой именинник здесь — большой член этого юного именинника, ладно, что тут обсуждать. — Надеюсь, тебе понравилось. Кажется, Ду Яньмо уловил недовольство в его тоне, он приподнялся и навис над Ань Жюле, обеспокоенно спрашивая: — А тебе разве не понравилось? — Э-э… Нет. — Ты можешь сказать правду, как есть. Правду? Какую правду? Правда в том, что всё было великолепно, что он прекрасный любовник; хотя выносливость мальчишки пугает, но в любом случае лучше, когда партнёр долго держится, чем не долго, тем более, что пацан очень восприимчивый, хотите его к чему-то подтолкнуть — подтолкните, он сделает, и слушается беспрекословно. Степень самоотдачи в сексе и способность к обучению очень высоки, человека, подобного ему, Ань Жюле ещё в жизни не встречал. Теперь он внезапно понял Лу Синьчжи, встретившего Цяо Кенана, видимо он испытал к нему такие чувства, от которых невозможно отказаться. Потому что невозможно отпустить от себя единственного человека, твоего человека, к которому ты прикипел всем сердцем, неважно, на чём это основывается, на влечении духовном или плотском. Более того, плоть и дух изначально едины, пытаться разделить их невозможно, да и бессмысленно. Но Ань Жюле верен себе, если его задница зудит, это всего лишь зуд, никогда в жизни он не страдал высоконравственным лицемерием и не лгал сам себе. Поэтому, когда подросток спросил его: «Я могу ещё раз с тобой встретиться?», он не стал устраивать в своей душе избитый спектакль на тему «Ангелы и Демоны» и ответил прямо: «Хорошо». («Ангелы и демоны», роман американского писателя Дэна Брауна). *** В отеле имелось автономное отопление. Выйдя на улицу навстречу холодному зимнему ветру, Ду Яньмо, обычно стойкий к холоду, почувствовал, что замёрз. Он поёжился и затянул молнию на куртке до самого верха. В теле, только что избавившемся от сперматоксикоза, чувствовалась лёгкость. Такая лёгкость, что ему казалось, что он вот-вот полетит вместе с ветром. В четыре часа утра вокруг было ещё темно, тем не менее неоновое освещение погасили раньше обычного. Вокруг сплошное безмолвие, словно даже уличные огни тоже погрузились в безмятежный сон. Он вздохнул полной грудью, вынул мобильный телефон и какое-то время колебался, прежде чем нажать на меню сообщений. В отделении переписки новых сообщений не было… Не удивительно, он просто случайно обронил одну фразу, надеясь, что в этот предрассветный час он первым получит наилучшие пожелания в день рождения от того мужчины. Но хотя тот и дал обещание, но, видимо, для него это такой пустяк, что вполне ожидаемо, если он забыл об этом. Ничего страшного. Как минимум он только что получил от этого человека намного больше, так много, просто очень-очень много. Словно в каком-то месте потерял, а сюда пришёл за компенсацией и в итоге просто обожрался — так по-детски. Отныне всё так и будет. Думая об этом, Ду Яньмо убрал телефон в карман и тут дотронулся до какой-то удивительно мягкой вещи. Вытащил, посмотрел — пирог «Красная черепаха». Кажется, это его подарок на день рождения. Ду Яньмо не стал долго рассматривать, развернул упаковку и откусил кусочек. Корочка у пирога липкая, мягкая, внутри он наполнен начинкой из мелко нарезанной моркови, солоновато-сладкий вкус самый обыкновенный, однако после интенсивных физических «упражнений» он очень проголодался, так что пирог пришёлся кстати, чтобы заморить червячка. Он ел, а перед глазами стоял человек, давший ему этот пирог, он словно ощущал его присутствие. Маленький пирожок быстро притупил чувство голода, но не потому, что он наелся, а потому, что он только что утолил гораздо бо́льший голод. В этот час он был благодарен этому мужчине. Но он до сих пор не знал его имени… В следующий раз надо будет спросить. Съев «Красную черепаху», он подумал, что неплохо бы разогреться, сделал шаг и побежал. В предрассветных сумерках улица выглядела, как дорога в преисподнюю. *** После этого между ними установились «особые» отношения, они договорились встречаться раз в одну-две недели. Ду Яньмо благозвучно назывался «другом для секса», а попросту говоря «ёбарем», но поскольку «друг» был очень молод, Ань Жюле боялся употреблять это неприличное слово, чувствуя себя крайне виноватым, хотя, в реальности это ничего не меняло… Как там говорится? Правиль-но, шлюхи всегда имитируют чувства, поэтому называя партнёра «другом», Ань Жюле поступал, как шлюха. Они договаривались о встречах простым способом: с помощью сообщений, но зашифровывая ключевую фразу. Шутка ли, сколько известных личностей были пойманы на этом с поличным, хоть и говорится, что все мы живые люди, нет никаких гарантий, что сообщение не попадёт на глаза излишне любопытным; можно осторожно плавать на корабле целую вечность и напороться на айсберг, в итоге все погибнут. Ань Жюле тысячи раз наставлял, десятки тысяч раз наказывал: — Если в один прекрасный день ты потеряешь мобильный, и он попадётся на глаза учителю или твоим одноклассникам, ты погиб. «А я тем более погиб, тогда я точно отправлюсь в тюрьму забавляться со своими яйцами». Ду Яньмо со своей стороны тоже понимал, чем это чревато, ещё тогда, в первый раз, погуглив, он знал, что Ань Жюле нарушил закон, поэтому послушно повиновался. Для обозначения своих свиданий они придумали кодовое название «учёба». «Сегодня займёмся учёбой?» «Хорошо, встретимся у входа в библиотеку». Видите, как целомудренно и красиво? Ань Жюле как-то раз даже пошутил в постели: — Ты можешь называть меня учителем. В некотором смысле он действительно учитель. Он и предположить не мог, что подросток резко и строго оборвёт его: — Нет. Ду Яньмо обычно не очень умел выражать чувства, но его взгляд всегда был очень тёплым, серьёзным и спокойным. Ань Жюле впервые наблюдал проявление такого грубого поведения, как будто мальчишка наступил на подушечку с иголками и подскочил от боли. Ань Жюле был в замешательстве: — Что с тобой? Не хочешь, не надо. Всё пошло наперекосяк, настроение упало, он повернулся спиной, решив встать, и начал одеваться. Но Ду Яньмо обнял его: — Я не могу тебя так называть, прости. Жаркое дыхание юноши обдувало его поясницу, и Ань Жюле сразу обмяк: — Не можешь, так не можешь, я не настаиваю… Ради забавы Ань Жюле был бы не прочь сам изобразить ученика, но хоть он и бесстыдник, он не смог бы назвать какого-то мальца учителем. Его снова обнажили, Ду Яньмо опрокинул его на кровать, расцеловал, потом отсосал и проглотил всё, чем Ань Жюле его наградил. Похоже, подростку это… нравится. Ань Жюле сам не знал, но когда он видел его заботливое поведение, у него отпадала охота сопротивляться. Он вытер Ду Яньмо рот, посмотрел в его добрые чёрные глаза и невольно вздохнул про себя: «что ж ты со мной делаешь?» Он никогда не расспрашивал Ду Яньмо о его личной жизни. Это означало, что он не хочет входить в его мир, жизнь мальчика ему не принадлежит, это его жизнь, а он сам только короткая строчка в длинной повести его жизни… Он для него аппендикс, ничего не значащий отросток, как только он начнёт мешать, его в любой момент можно вырезать. Они трахнулись ещё раз, и после этого Ду Яньмо спросил: — Как тебя зовут? Ань Жюле всё ещё находился в забытьи после кульминации и не сразу понял вопрос: — Что? Ду Яньмо повторил: — Я не знаю твоего имени. — … А ведь верно! По скромным подсчётам, они уже третий или четвёртый раз оказываются в постели, но так и не удосужились познакомиться. Потому что они просто два человека, а кроме того, у Ань Жюле серьёзная работа, он не видел необходимости называть своё имя. Что касается Ду Яньмо, никого не интересует ни его имя, ни фамилия, ни в каком году и в каком месяце он родился, ни в какой школе учится… Ань Жюле известен, и ему не хотелось бы, чтобы хоть где-то, как-то возникло упоминание о нём. Он подумал, что не обязательно раскрывать все свои карты, но настоящее имя назвать всё-таки можно. — Ань Жюле. — Как? — Ань — это спокойно жить и с удовольствием работать, Жю — это черпать пригоршнями… черпать воду, черпать удовольствия, Ле — это радость, счастье. Ну, зачерпнуть пригоршню печенья, как в этом… «Станция снабжения ням-ням», ** ты в детстве не ел? Нечего пялиться на мои соски, я тебе сейчас напишу. После этих слов Ань Жюле взял на прикроватной тумбочке бумагу и ручку и написал своё имя. Ду Яньмо какое-то время рассматривал написанное, иероглиф «пригоршня» (掬 — jū) не употреблялся в именах. Его рука погладила голову. Увидев этот жест, Ань Жюле сразу приободрился, вспоминая толкования в словаре «Происхождение китайских иероглифов». — Жю… Точно, именно такое движение имелось в виду. Он сдвинул вместе обе ладони и подогнув пальцы, сделал ковшик: — Брать обеими руками, держать в руках блаженство… Держать в ладонях счастье, так мне объясняли люди, давшее это имя. При этом движении запястья рук открылись взгляду юноши, и в этот момент шрам на левом запястье стал особенно заметен при свете ламп. Ду Яньмо уже много раз видел этот шрам, но никогда не спрашивал, откуда он взялся, а Ань Жюле широко улыбался, показывая, что он не боится вопросов. Если бы Ду Яньмо спросил, он бы сам ответил: он не собирался скрывать, наоборот, он бы специально показал и объяснил скорее всего с самым весёлым видом. Обычные люди всегда скрывают совершённые ими в прошлом глупости и даже при воспоминании о них чувствуют стыд и думают: «хватит, забудь, не вспоминай». Они не понимают, что если не говорить о постыдном, то это не отпустит. Но Ань Жюле был не таков. Он сам себя казнил. И это был его способ борьбы с болезненными воспоминаниями. Ду Яньмо похлопал своими красивыми ресницами и больше не стал рассматривать шрам, он посмотрел прямо в глаза Ань Жюле и громко произнёс: — Жюле. Ань Жюле замер. Этот голос, этот взгляд заставили его сердце дрогнуть, как будто это слово пронзило его до глубины души. Очень немногие называли его по имени, всё больше величали «хризантемой». (菊花 –júhuā, цзухуа хризантема, первый иероглиф созвучен первому иероглифу в имени Жюле — Цзуле). Говорят, что если позволить злым духам завладеть полным именем человека, они завладеют им самим. Ань Жюле истово верил в это, поэтому настаивал, чтобы его называли прозвищем, и это продолжалось так долго, что он почти забыл своё настоящее имя, забыл, что люди, давшие ему имя при рождении, искренне желали ему счастья. — Жюле, — снова громко произнёс юноша и крепко обнял его. Ань Жюле, наконец, опомнился: — Никакого уважения к старшим. (В странах дальнего Востока не принято называть людей по имени, без фамилии, особенно старших по возрасту). Строгим упрёком он хотел оттолкнуть его, но Ду Яньмо прижал его к себе с такой силой, что поясница Ань Жюле чуть не переломилась, он едва мог дышать: — Зови меня… Зови меня… Короче, не называй меня по имени. Он еле терпел. Ду Яньмо задумался: — Господин… Ань? — Пф-фф. «Опять эта чрезмерная прямота. Неужели позволить ему называть меня «Анусом», я же старше юноши больше, чем на один цикл. Может, назвать старшим братом? Ань-гэ? Это слишком сокращённо…» — Господин Хризантема. — Как? — Называй меня «господин Хризантема». (Господин Анус. Мой консультант сказал, что это ироничное имя в сленговом варианте переводилось бы как «очё́чко»). Ему как-то попалось одно старинное сочинение под названием «Жизнеописание господина Вью Лю» (五柳 — wǔ liǔ, Пять ив — дерево ива). Следуя этому примеру, он решил назваться «господин Хризантема»; господин «никто и звать никак». У него отличный анус, поэтому он так себя и назвал. — … Похоже, подростку было трудно произнести это имя, но видя, что Ань Жюле совершенно серьёзен, он не стал протестовать и послушно выговорил: — Господин Хризантема. Хотя он сам подсказал ему это имя, но когда он действительно назвал его так, Ань Жюле неудержимо рассмеялся: — П-ха, ха-ха-ха, ха-ха-ха, только не вздумай так меня называть в постели, ха-ха-ха, «господин Хризантема», ха-ха-ха, «господин Хризантема», а в серединку воткнута флейта, ха-ха-ха… «В мясную серединку воткнута мясная флейта, в заднем проходе так приятно играть на флейте». — … Ань Жюле веселился, а Ду Яньмо не понимал, что его так рассмешило, он морщил лоб и шевелил бровями; потом вдруг вспомнил ещё кое-что и спросил: — Господин Хризантема, а сколько тебе лет? Ань Жюле подавился смехом. «Блядь, вот теперь уже не смешно». Ду Яньмо попытался угадать: — Ты похож на студента… тебе двадцать один? «Ха-ха». Ровно на семь лет меньше его реального возраста. Ань Жюле не знал, следует ли ему быть искренним и… насколько? Сказать правду или это ни к чему? Но как может отреагировать юноша, узнав, что он старше его на целый цикл? *** Возможно, почувствует себя обманутым? «Фигня, кто его обманывал? Мне вечно будет восемнадцать лет, я как в сказке, никогда не состарюсь!» Сердце Ань Жюле совершало взлёты и падения, он колебался. Так или иначе, он уже многих обманывал, обманывать дорогих тебе людей больно, но в конце концов он подумал: «ладно, хватит, всё равно эти отношения долго не продлятся, не обязательно слишком откровенничать». И он выпалил: — Верно, мне двадцать один. Выслушав ответ, Ду Яньмо приподнял бровь, его глаза неясно мерцали: — Между нами разница четыре… пять лет? «Нет, тринадцать». Ань Жюле улыбнулся и не ответил, только крепко обнял подростка и поцеловал в макушку, больше не возвращаясь к этому разговору. «Ты обрадовался, что мне почти столько же лет, сколько и тебе; ради того, чтобы ты в будущем вспоминал это прекрасное время, я не могу позволить тебе узнать низкую правду» — молча поклялся Ань Жюле. *Китайское школьное образование подразделяется на три этапа: 1-й этап — начальная школа, с 1 по 6 классы; в 1-й класс дети идут в 6 лет. 2-й этап — средняя школа, с 7 по 9 классы. 3-й этап — старшая школа, с 10 по 12 классы; старшая школа не считается обязательной, и не во всех ш/колах есть этот этап. В конечном итоге полное среднее образование юный китаец получает в 18 лет. **“Станция снабжения ням-ням» — разновидность молочного печенья, на китайском выглядит так: ㄋㄟㄋㄟ补给站. Здесь ㄋㄟㄋㄟэто общее название для «груди» на Тайване, произносится «ней-ней» («ням-ням» — звукоподражание на русском). Поэтому Ду Яньмо за-смотрелся на соски Ань Жюле. Там плавают эти иероглифыㄋㄟㄋㄟ, а на коробочке печенья изображена корова. А ещё есть коктейль «Станция снабжения витамином С» на основе молочного продукта типа йогурта. Рецепт из baidu (Байду — китайская поисковая система): Хотите улучшить красоту и здоровье — пейте соки. Яблоко — 1 шт. Киви — 3 шт. Yakult (японский бренд кисломолочного продукта, типа простокваши или йогурта) — 2 бутылочки по 150 мл. Приготовление: 1) Собрать все ингредиенты; 2) Порежьте всё на кусочки; 3) Фрукты и йогурт влить в чашу и взбить блендером! 4) Станция снабжения витамином С готова!!! ***Восточный цикл 12 лет, каждый год соответствует определённому животному.