Счастливая жизнь.

Батюшки-светы, ты только глянь на это чудовище! Цяо Кенан познакомился с Ань Жюле в тот период, когда он уже год жил с Су Пэем. Да, Су Пэй — это его бывший бой-френд, пассив, но это не важно. Поначалу между ними не было никакой дружбы, просто каждый пользовался ID-профилем (аккаунтом) другого на гей-форуме BBS, чтобы твитнуть себе какую-нибудь статью или пост. В конце концов, встретив знакомые ники на других форумах, они поняли, что уже как бы старые гей-приятели. Цяо Кенан всегда чувствовал, что они с Ань Жюле разные люди и не строил совместных планов. Он стремился прожить всю жизнь вдвоём с одним человеком, Ань Жюле — с кучей людей. Всего один иероглиф, и какая большая разница. (…一生一世一双人 — вся жизнь пара человек: …一生一世一堆人 — вся жизнь куча людей). Ань Жюле был взбалмошным и отвязным парнем, на всём форуме это было известно, вплоть до того, что однажды даже Цяо Кенан, то ли в шутку, то ли всерьёз, получил от него приглашение на одноразовый перепих. Однако, в жизни сложно загадывать наперёд. Ань Жюле стал его лучшим другом, но сначала они сошлись во мнениях, обсуждая несколько серьёзных социальных идей. Цяо Кенан в беседах не мог избежать привычки цитировать классиков, а Ань Жюле просто переводил их цитаты на простой язык… так сказать, переводил с человеческого языка на обезьяний, помогая понять высокие премудрости всем живым существам. Эти двое никогда не могли договориться, однако, похоже, составили неплохой тандем в духе «шуанхуан»; по-видимому, это точно сама судьба хотела привлечь их обоих для истолкования её смутных предопределений. (шуанхуан — китайский эстрадный аттракцион, в котором один артист жестами и мимикой передает то, что говорит другой артист, спрятавшийся за его спиной). И волею этой судьбы им было предначертано встретиться и начать отношения. Ань Жюле казался человеком с «крышей слегка набекрень», совершенно не имевшим никаких моральных ценностей, кроме его собственных тонких суждений и немного сложных для понимания принципов. Цяо Кенан предполагал, что это, вероятно, связано с травмой его левого запястья. На левом запястье Ань Жюле был шрам, хоть и заросший, но по характеру ранения можно было видеть, насколько ужасной тогда была картина распоротой и вывернутой чуть ли не вместе с костями кожи. Видимо, он искренне желал смерти от безжалостной руки. Цяо Кенан никогда не спрашивал его об этом. Как-то раз они сидели вдвоём за чаем, и Ань Жюле заметил, как друг косится на его рану. Он усмехнулся: — Если хочешь, давай поболтаем об этом… Цяо Кенан закатил глаза и закрыл уши ладонью: — Не надо, не надо… Обоим уже шло к тридцати, у обоих наивность молодости уже переходила в занудство зрелости, однако, Цяо Кенан был совершенно серьёзен: — Прошу тебя, мне неинтересно слушать, как люди бередят свои раны, мне этого хватает выше крыши в общении по работе. Он юрист, мелкий адвокат, большая часть случаев, которыми ему приходится заниматься, это споры враждующих соседей, семейные дрязги на уровне свекровь-невестка, да глупые сплетни, набившие оскомину. — Если бы ты действительно хотел рассказать, ты давно бы это сделал, но я предполагаю, что ты не можешь, поэтому не надо рассказывать. Ань Жюле надолго замолк… и молчал до тех пор, пока не растаяли кусочки льда в его стакане. Застенчиво кашлянув, он улыбнулся: — Ты меня насквозь видишь, всё, кроме тела, прощупал, понял и разложил по полочкам. Цяо Кенан хмыкнул и притворно-спокойным тоном сказал: — Всегда надо иметь рядом такого мужчину, как я, который именно так тебя прощупает. (В разговоре употребляется глагол摸透, mōtòu — 1) нащупывать, прощупывать; 2) разбираться, понимать). — П-ха-ха, — Ань Жюле хлопнул ладонью по столу и рассмеялся, но вдруг прервал смех, — Откуда эта реплика? — Из BL-новеллы, которую ты расщедрился мне прислать. Ань Жюле припомнил и глубокомысленно изрёк: — А, это про Гонджуна-параноика. — Ай, очень многословно, читать тоскливо. Вместо этой тягомотины всё время хотелось чего-нибудь действенного. Если не мордобоя, то хотя бы чего-то более жизненного. …… Как всегда, они посмеялись и больше не касались этой темы. Однако, шила в мешке не утаишь, особенно в гейской тусовке. Цяо Кенан, конечно, не сплетник, но это не значит, что другие не догадаются. У Ань Жюле тоже рот не на цепочке, так что из уст в уста передавались естественные подробности, ещё более запутанные и странные. Цяо Кенан слышал как минимум три разных версии этой истории, от ABC до СBA. Кто-то говорил, что он был на содержании у главаря преступной группировки, так-сяк-наперекосяк, короче, в итоге главарь подарил его своему деловому партнёру-извращенцу, который широко практиковал садо-мазо; парень мучился-мучился и уже на последнем издыхании решил покончить с собой. Что ещё? Познакомился в сети с парнем, влюбился, признался, партнёр договорился встретиться с ним в качалке, тот воспринял это как приглашение на свидание; не ожидал, что придёт, а там целая компания, и по очереди все его отымели… В итоге сердце выгорело дотла, надежды никакой, лучше ударом ножа положить конец всему. Ну, это прямо сюжет яойной манги, Ань Жюле охотно читал такие. Словом, смесь правды и выдумки, где сложно отделить одно от другого, а правда никого не заботит, всё, что людям нужно, это очередная доза сплетен. Человеческая жизнь слишком пуста, и такие пересуды о чужих скандалах поднимают людей в своих глазах. Отслеживать, подслушивать, обсуждать и не задумываться о том, что возможно, в собственной жизни полная разруха и собственная репутация не выдерживает никакой критики. Но как минимум, Ань Жюле получил ясное представление о том, что он хочет и чего он не хочет. Пытаясь подобрать для Ань Жюле парня, Цяо Кенан руководствовался своей старой идеей, он надеялся, что только встретив своего человека, его друг будет доволен жизнью. Несколько раз Хризантема соглашался на свидания с выбранными для него партнёрами, а потом предпочёл открыто заявить: — Сяо Цяо, как ты можешь знакомить меня с парнями, которых ты сам не проверил? Не хватало ещё тебе здесь разыгрывать из себя Шэнь Чуньхуа с лозунгом «Я люблю сватать». (Шэнь Чуньхуа — пресс-секретарь Тайваня, известная телеведущая, у неё есть ток-шоу «Shen Chunhua LIFE SHOW», типа, «поговорим за жизнь»). Он сделал разделяющий жест: — Тем более, что один как мышьяк, а второй как медвежья лапа (деликатес китайской кухни, подушечки медвежьих лап), икра — это ещё не рыба, и откуда ты знаешь, что рыба этой икре обрадуется? Цяо Кенан погладил нос и по зрелом размышлении пришёл к выводу, что в этих метафорах есть некая доля истины. Он признал, что его личная модель счастья для кого-то, возможно, будет своего рода кабалой. Ань Жюле — это беспомощный, безрассудный и запутавшийся человек. Разговаривать с ним бесполезно, постоянно быть рядом нет возможности. После той неудавшейся попытки «тройничка» в начале прошлого года Цяо Кенан постоянно переживал за него, он даже боялся перед сном переводить телефон на беззвучный режим, боясь пропустить призыв о помощи… Он весь год был начеку, необъяснимая тишь да гладь, да Божья благодать на время успокоили манию преследования Цяо Кенана, он и вправду увидел «штиль на море». Кроме того, некий цветок многократно подчёркивал своё стремление к совершенствованию, и он расслабился, перестал думать, чего ещё ожидать… «Совершенствование? Твою мать, это ты так исправился, что теперь исправляешь девственника!» — Любимый, что случилось? Цяо Кенан сходил на кухню за водой, вернулся, только что был расслаблен и спокоен, и вдруг, взглянув на экран компьютера, перепугался, словно увидел дьявола. Увидев его испуг, Лу Синьчжи отложил в сторону свод законов Китайской Республики и в недоумении уставился на него. — … Цяо Кенан беззвучно открывал и закрывал рот и указывал пальцем то на себя, то на монитор, то на Лу Синьчжи, и в конце с трудом выдавил фразу: — Батюшки-светы, вы только гляньте… нет, ты только глянь на это чудовище! Лу Синьчжи удивлённо поднял брови, однако, без возражений поднялся с кровати и подошёл к столу. В компьютере сияло открытое окно Skype, а в нём длинное, превосходно изложенное сообщение. Лу Синьчжи взял мышку, положив свою руку поверх руки любовника, подтянул курсор наверх, и медленно начал водить по строчкам. Как-то раз Лу Синьчжи по небрежности облился кофе, примерно так же он сейчас испугался. — Не исполнилось шестнадцати… Цяо Кенан всё ещё тревожился: — Как за это наказывают? Лу Синьчжи пожал плечами: — Но сейчас-то ему уже исполнилось? Значит, всё хорошо, нарушения закона нет. Ведь раньше партнёр не говорил «не хочу»? Тогда, за отсутствием убедительных доказательств, нет оснований говорить, что это был насильственный половой акт. Кроме того, следует обратить больше внимания на обстановку в семье подростка, до того, как ему исполнится двадцать, нужно постараться, чтобы его родители ни о чём не узнали, иначе может возникнуть подозрение в соблазнении, а это очень затруднит положение. Он говорил монотонно и тихо, как будто консультировал клиента, и постепенно широко открытый рот Цяо Кенана вернулся в исходное положение: — Но… Несовершеннолетний… — Небо хочет пролиться дождём, девушка хочет выйти замуж, ты хочешь любить меня, кого это, по большому счёту, интересует? Впрочем, в глубине души он весьма поддерживал того, кто сорвал этот цветок, как ни крути, не тот, так другой бы это сделал. — В первый раз я трахнулся примерно в этом возрасте. — … Как выяснилось, в этом вопросе Лу Синьчжи и Ань Жюле были родственными душами, значит, Цяо Кенану больше не придётся отслеживать эту ситуацию. В конце концов, его старик знает, что говорит. Лу Синьчжи похлопал любимого по плечу: — Я так понял, что наш «цветок» настроен весьма серьёзно. Хотя, с другой стороны, пацан ещё в таком возрасте, кто знает, как долго у него это продлится, кто тут выиграет, а кто потерпит крах, трудно сказать. Но если это делает его счастливым, если он с радостью принимает всё, я в любом случае вытащу его, что бы ни случилось. Так что, не беспокойся. Закончив, он отошёл и снова улёгся на расстеленную кровать, углубившись в чтение. Слова маэстро Лу просты и доходчивы, он гарантировал Ань Жюле юридическую поддержку и заверил, что всё обойдётся без особых неприятностей. Вопрос в другом, что скажет закон? Цяо Кенан по-прежнему тупо сидел перед компьютером, а Ань Жюле продолжал свои рискованные откровения: «Я сомневаюсь, что он до сих пор торчит там, внизу. Который час уже, всё-таки, не настолько же он влюблён, зачем ему я, одинокое, поломанное бревно? Когда он пялит меня, я чувствую себя редкой драгоценностью. Я всего лишь хотел кусочек счастья в жизни, больше ничего…» Больше ничего? Цяо Кенан читал многочисленные приходящие сообщения, в которых его друг писал, что вступил в связь с юношей, не зная, что ему 15 лет, что об этом он узнал уже после того, как всё свершилось, и как развивались события после этого до настоящего момента. Как взрослый и здравомыслящий человек, Цяо Кенан задницей чувствовал, что просто обязан убедить своего друга, что пора решиться и прекратить эти отношения, однако, все предупреждения, вертевшиеся у него на языке, перетекали в кончики пальцев, которые отстукивали законченные фразы, а их хозяин раз за разом стирал их, не находя нужных слов. Наверное, перед лицом настоящих чувств никто не смог бы найти подходящие слова. Это как вода, которую пьёт другой человек. Он подумал, что Ань Жюле знает её вкус лучше, чем он, потому что разобрался в себе и только тогда написал ему исповедь в Skype, зная, что его будут обвинять и твердить: «нельзя, нельзя, нельзя». Но почему нельзя? Да, большая разница в возрасте, но подросток рано или поздно станет взрослым, и даже в этом возрасте нельзя считать, что он не способен рассуждать. Что же касается самого Цяо Кенана, с его стороны будет не слишком порядочно оказывать давление на Ань Жюле, ссылаясь на факты, которые уже канули в прошлое. Его сердце как-то сразу склонилось к Хризантеме, и раздумывая, как сказать об этом любимому, он повернулся к кровати, где Лу Синьчжи как раз перевёл взгляд с книги на него. Одним этим взглядом он передал ему сразу столько всего, что Цяо Кенан мгновенно понял, что сейчас чувствует его друг на том конце интернета. Сначала Ань Жюле тоже убеждал его, пока не поздно, расстаться с Лу Синчжи, но он не слушал; в итоге он упал в яму и едва не умер, но никогда не сожалел. Он не сожалел, что прошёл через эти испытания не потому, что результаты были сладкими и обильными, а потому, что только это заставляло его чувствовать себя живым. Он хотел любви, а кто не хочет любви? И всё великое множество мыслей и аргументов свелось к единственной фразе: «Если любишь, прими всем сердцем». Он действительно отбросил все свои этические принципы и моральные ценности, которых придерживался в свои тридцать лет, ради друга, когда вдруг эта сволочь прислала беспрецедентный ответ: «Я всегда любил это делать, и хочу принимать». Цяо Кенан не знал, смеяться или плакать. «Ты знаешь, я не это имел в виду». Чёрная Хризантема: «Думаешь, я умру?» Увидев эту фразу, Цяо Кенан вдруг почувствовал учащённое сердцебиение, он внезапно понял, что его друг только внешне казался взбалмошным придурком, но на самом деле он просто избегал чувств, потому что в прошлом пережил слишком много тяжёлого. А теперь вода уже кипит, и извлекать его из этого котла поздно, остаётся только медленно доваривать. Кто осмелится разговаривать о совместной жизни с 16-летним подростком? Если сам юноша согласится, могут возразить родители, если родители согласятся, то не позволит 13-летняя разница в возрасте. На пути может встретиться столько колдобин, столько препятствий, даже если преодолеть их все, само время жестоко, и оно не позволит. У них нет ничего общего. Если не умрёт, то обречён стать наполовину калекой. Цяо Кенан вздохнул и уверенно напечатал ответ: «Если что, я подниму твой труп и провожу в последний путь». Он не сказал правды: «Если ты станешь калекой, я буду заботиться о тебе до конца жизни». …… Экран показал, что Ань Жюле offline, Цяо Кенан тоже выключил компьютер и лёг в кровать. Любовник сразу горячо прижал его к себе, заботливо оглаживая плечи. Только сейчас Цяо Кенан осознал, насколько он напуган и замёрз. Он поднял голову и принял от своего мужчины самый сочувственный и самый сладкий поцелуй. Успокоенный поцелуем, Цяо Кенан вдруг спросил его: — Если бы между нами была разница в тринадцать лет, ты бы начал со мной отношения? — Кхе-кхе, — Лу Синьчжи закашлялся. Он старше Цяо Кенана на восемь лет, не больше и не меньше; этого более, чем достаточно, чтобы занимать покровительственную позицию в отношениях с партнёром. Он подумал и ответил более конкретно: — Если бы ты был моложе на 13 лет, в тот день, когда ты вошёл в офис, меня там уже не было бы. По его изначальному жизненному плану в тридцать пять лет он собирался полностью уйти в политику, но как нарочно в этот момент времени возник Цяо Кенан, и все его планы пошли лесом. Цяо Кенан посчитал на пальцах, ого! При такой разнице в возрасте они могли вообще никогда не встретиться. Он почесал голову, значит, встреча Ань Жюле и Ду Яньмо не что иное, как судьба. Хорошая причина заявить сторонам, что они с Лу Синьчжи считают эту пару свободными, независимыми людьми, и больше не беспокоиться о них. Они со своей стороны могут обеспечить только помощь и защиту. Он снова поцеловал Лу Синьчжи, думая о том, что некогда сказала шанхайская писательница Чжан Айлин, которая всю свою жизнь переезжала с места на место, живя, как вольный ветер: «прежде, чем среди миллионов людей вы встретите своего человека, могут пройти миллионы лет, но в безлюдных пустынях время не имеет предела, и вы встретите его ни на шаг раньше, ни на шаг позже, а именно тогда, когда надо; к этому больше нечего добавить». Да, к этому нечего добавить. Правильный человек встречается тебе именно в правильное время. Цяо Кенан от всей души возблагодарил своё время за правильного человека. *** Нарезать лук. Тын-дын-дын, стучит нож по доске, мелькая вверх и вниз. На Ань Жюле лёгкая рубашка от Givenchy (марка одежды, обуви, аксессуаров и парфюмерии), большие солнцезащитные очки от Ray Ban (известная марка солнцезащитных очков), он уже порезал мелко-мелко одну половину луковицы, другую нарезал кубиками, обжарил, затем добавил предварительно охлаждённые взбитые сливки и переложил в блендер. Следом добавил купленный в супермаркете говяжий и свиной фарш, по памяти заложил нужное количество соли, крахмал, чёрный перец, сушёный базилик, сырой желток, муку, смешанную с молоком в мягкую массу; внёс всё, до последнего ингредиента — и нажал на пуск. Пока в блендере вращалась неповоротливая масса, Ань Жюле снял очки и перевёл взгляд на гостиную, где над журнальным столиком возвышалась согнутая фигура Ду Яньмо — он делал уроки. Каждый раз, видя эту картину, он не знал, что должен чувствовать, ужас или тепло. Он «встречается» с учеником девятого класса. После летних каникул Ду Яньмо перешёл в девятый класс и открыто столкнулся с нагрузками высшей школы. Он делал математику, упражнение на разложение произведения на простые множители. Ань Жюле уже видел тетрадки Ду Яньмо, юноша записывал всё очень тщательно, добросовестно решая каждый этап задания. Он говорил: «Я ничего не пропускаю». Подросток не зубрил материал, однако, побеждал серьёзностью и вниманием, никогда ничего не делал спустя рукава. Ань Жюле не отрицал, что очень любит его, даже в свои шестнадцать лет этот ребёнок был уже взрослым и обещал стать ещё лучше. Расплывшись в улыбке, он остановил блендер и убедившись, что все продукты смешались в однородную массу, надел латексные перчатки и начал лепить из фарша плоские котлетки-бургеры. На сковороде уже ждало растопленное сливочное масло, источавшее насыщенный аромат, котлетки опускались в него с аппетитным шкворчанием. Он накрыл сковороду крышкой и пока котлетки жарятся, порезал овощи. Большой дядя и маленький школьник хорошо потрудились, разве это не приятно? Закончив готовку, Ань Жюле помыл и вытер руки, перешёл в зону гостиной и увидел, что Ду Яньмо закончил задание. С одобрительной улыбкой он сообщил: — Сегодня у нас мясные бургеры и запечённые овощи. — … Угу. Ду Яньмо специально не показывал, но Ань Жюле знал, что ему нравится: у мальчишки была очень милая склонность к сладкому вкусу. Незадолго до этого Ань Жюле готовил свиные ножки в бульоне и забыл добавить сахар. Хотя Ду Яньмо их съел, но отреагировал довольно безразлично, а когда Ань Жюле выпытал у него причину недовольства, он сказал: — Мне нравится… послаще. — Понял. Сам Ань Жюле сладкое не любил, но с тех пор привык все блюда делать сладкими, мальчику это нравилось, и ему тоже стало нравиться. Он вернулся на кухню, перевернул бургеры и оставил их дожариваться. Незадолго до окончания жарки он взял чашку томатного соуса, сахар, соевый соус, добавил оставшуюся половину взбитых сливок и всё смешал. Он готовил интуитивно и никогда не пользовался мерной посудой; соль, перец, сладкое и горькое он определял на вкус, опытным путём. Иногда портил, иногда нет, но всегда запоминал наилучшие варианты. Он выключил огонь, чтобы блюдо дошло до готовности на остаточном тепле, влил соус, осторожно перемешал и сверху на бургеры положил ещё порезанные помидоры, чтобы те пропитались их соком. Котлетки сразу ответили вкусным кисло-сладким ароматом. «Дзинь», звякнула духовка, значит, и овощи готовы. Ду Яньмо прибрал журнальный столик и пришёл на помощь, Ань Жюле дал ему знак, чтобы ставил посуду на барную стойку. В его доме не было обеденного стола. Раньше он жил один и решал дизайнерские задачи либо на журнальном столике, либо на рабочем столе за компьютером. Теперь у него периодически появляется новый человек, журнальный столик маловат, и Ань Жюле уже начал подумывать, не купить ли что-нибудь побольше или… просто купить обеденный стол? Он окинул взглядом высокую фигуру подростка и подумал, что ему не слишком удобно каждый раз делать уроки, согнувшись в три погибели. Но сначала неплохо бы продумать планировку, где поставить новую мебель, здесь, или там, всё-таки квартирка сама по себе маленькая, если только не поменять её на что-то побольше… — … Господин Хризантема? — Да? Ань Жюле захлопал глазами, глядя, как Ду Яньмо смущённо смотрит на него. Он понял, что слишком задумался, а подросток между тем уже съел половину еды и положил палочки. — Ага. Он подцепил брокколи и поднёс ко рту Ду Яньмо, тот растерянно открыл рот и съел. Вид у него был беспомощный: — Ты же её не любишь, зачем кладёшь каждый раз… Ань Жюле ненавидел брокколи и вообще зелёные овощи, однако, в приготовлении пищи придерживался твёрдого мнения: — Если мало зелени, еда будет несбалансированной, это не способствует красоте. Ду Яньмо не поддерживал его теорию красоты, тем не менее, всегда помогал ликвидировать её последствия, послушно поедая всю зелень. Возвращаясь к тому, о чём только что думал, Ань Жюле вдруг смутился, он никогда прежде не предполагал, что ему придётся обедать в этой комнате с кем-то, не говоря о том, что ради этого кого-то он задумается о том, чтобы сменить обстановку в квартире и вообще… поменять жильё. Когда-то давно он очень долго искал эту квартиру, искал для себя одного. Изначально это была обычная коробка из цементного камня, ничего примечательного. Это уже потом он сделал перепланировку, добавил кирпичные колонны, обложил их керамической плиткой, наполнил всё своей энергетикой. Если внимательно присмотреться, в швах между плиткой можно заметить обломки его сорванных ногтей и пятна крови. Здесь его окончательная крепость, где он укрыт от непогоды, где он защищён, где никто не причинит ему боли; он никого сюда не приводил, единственный, кто нарушил эту традицию, был Цяо Кенан. Но Ду Яньмо со своей чистотой и невинностью, свойственной только его возрасту, вошёл сюда, сломав все принятые им меры предосторожности; когда он ходил по этому дому, Ань Жюле казалось, что он каждым шагом наступает на него самого, на его рёбра, на его сердце и лёгкие. Единственная сила, сломившая все его защитные рубежи. Но он принимал эту силу. Он хотел быть растоптанным этой силой, пусть она изменит его всего и вылепит из него тот вид, который требуется ей. Наевшись, Ду Яньмо занялся мытьём посуды. Ань Жюле принял душ и вернувшись в кухню, застал юношу, перекладывающим тарелки из мойки в сушилку для посуды. Ду Яньмо очень высокий, для того, чтобы положить посуду в сушилку, ему даже не надо поднимать голову. Выпуклые мышцы его левой руки плавно и легко перекатываются под кожей, выполняя простые движения, крохотные капельки воды с кончиков пальцев стекают к локтю. Ду Яньмо подошёл к Ань Жюле, взял полотенце, наброшенное на его плечи и начал вытирать ему волосы. Ань Жюле со вздохом прижался к нему. Ду Яньмо знает, что он любит быть красивым, поэтому специально изучил в Гугле способы укладки волос феном и неплохо овладел этой техникой. У Ань Жюле очень тонкие и ломкие волосы, даже хороший стилист, которого Ань Жюле посещал уже много лет, подчас по небрежности вырывал у него немало волос. Но Ду Яньмо был очень осторожен, он берёг шевелюру своего мужчины. Вытирая его голову, Ду Яньмо внезапно спросил: — Господин Хризантема, а учиться в университете весело? Ань Жюле долго собирался с мыслями, прежде чем ответить: — …Э-э, более-менее. Мальчик ведь сам определил, что ему двадцать один год, что он студент, развивая эту легенду, Ань Жюле рассказывал, что учится дизайну и иногда от случая к случаю подрабатывает разными случайными рекламными проектами. Исключая последний пункт, всё остальное не соответствовало истине — на самом деле Ань Жюле никогда не учился в университете. Он окончил специальный курс в колледже и больше не думал о получении высшего образования, однако очень много учился самостоятельно. Он человек крайностей, если предмет ему не интересен, он не станет забивать им ни глаза, ни голову, предпочитая изучать то, что нравится. В то издательство, где он сейчас работает, он устроился по чистой случайности. Руководство компаний и фирм, особенно иностранное, относится предвзято к недоучкам и всегда ущемляет их, человек, не имеющий диплома об образовании, никогда не займёт приличную должность. Поначалу Ань Жюле был только внештатным сотрудником, но однажды его работа попалась на глаза главному редактору «Безупречного», и она пригласила его на работу в отдел. Спроси́те, что можно было делать с его начальной зарплатой? Если ответить серьёзно — только плакать и тихо материться. Но ему нравился мир моды, поэтому он согласился, и в молодости нисколько не страдал от этого, в конце концов, он получал от работы удовольствие. Учёба в университете для Ань Жюле была не больше, чем выбор действий, заставляющий задуматься, должен ли он поступать в соответствии со своими предпочтениями? Или же сдаться, пойти на компромисс и потонуть в бесчисленной толпе тех, кто расталкивая других плечами, кое-как пробивается наверх. Ду Яньмо вытер его волосы, потом принёс фен и проронил: — Я… — Что? Произнесённая подростком за его спиной фраза была перекрыта шумом фена, он не расслышал. Ду Яньмо, продолжая укладывать его волосы, наклонился к его уху и повторил: — Я не хочу учиться в университете. Ань Жюле слегка вздрогнул, то ли от горячей струи воздуха из фена, то ли от близкого дыхания подростка. Однако, слова Ду Яньмо напугали его. Мальчик выглядел очень серьёзным: — Мне даже думать об этом не хочется. У Ань Жюле сразу разболелась голова, он не думал и не хотел думать об этом, он хотел бы сказать, что такому человеку, как он, нельзя доверять воспитание детей, потому что он убеждён, если ребёнок не хочет что-то делать, зачем его принуждать? У детей и внуков свои понятия о счастье. Всё, что он может сказать, это «не хочешь — не надо». Но прежде чем вылетят такие безответственные слова, он должен осознать всю серьёзность риска. Ду Яньмо очень прислушивается к нему, именно поэтому внутри Ань Жюле всё разрывалось от боли. Он уже и так достаточно виноват перед родителями этого ребёнка, разве он может одним словом решить его будущее? На самом деле, чем сильнее чувства, тем больше ответственность. Осталось только задать стандартный вопрос: — Если ты не хочешь учиться в университете, тогда чего ты хочешь? Ду Яньмо быстро ответил: — Бегать. «Всю жизнь бегать? Ты хочешь невозможного, и как это будет выглядеть в реальности?» Ду Яньмо продолжал: — Есть такой вид спорта, он называется ультрамарафон, я гуглил… Опять этот Гугл? Можно ли принимать в расчёт всё, что выдаёт Гугл? Ань Жюле понимал, что лучше ничего не говорить, и всё равно слова нетерпеливо вертелись на языке; в конце концов он пустил в ход старое, как мир, утешение, погладил паренька по голове и сказал: — Не загружайся пока, учись в старшей школе, а там видно будет. — … Угу. Ду Яньмо продолжил укладку, потом отключил фен и пошёл убрать его на место. Ань Жюле со вздохом свернулся на диване калачиком и принялся загибать пальцы: до конца старшей школы ещё три года, будет ли он присутствовать в жизни подростка всё это время? Он сомневался, но думать над этим было лень. Вернулся Ду Яньмо, развернул его, принялся целовать кончики бровей, уши… добрался до губ. Ань Жюле раскрыл объятия, обхватив обеими руками крепкую спину, и припал к губам мальчика, чувствуя привычный аромат мятной зубной пасты, только без вкуса. Ань Жюле ощутил тяжесть в груди. После того, как он признал свои чувства, поцелуи и объятия приносили ему боль, но в этой боли была удивительная сладость. Он открыл рот и глубоко вздохнул. В прекрасных чёрных глазах парня он видел своё крохотное отражение, и ему было любопытно, каким он ему кажется? Это важно для него, очень важно, бесконечно важно, он говорит с мальчиком, улыбается, и всё время боится, что вот-вот перестанет быть для него привлекательным. Мучительно до смерти. — Тот человек, которого ты любишь, какой он? Этот вопрос занозой сидел в сердце Ань Жюле. Ду Яньмо не хотел говорить о нём, словно прятал сокровище, принадлежащее только ему, но загнанный в угол нескончаемыми расспросами Ань Жюле, сдался и начал рассказывать: — Он хороший человек. Ань Жюле тут же возразил: — Это слишком неопределённо. Ду Яньмо напряг мозги, привлекая весь свой скудный словарный запас: — Глаза… круглые, как каштаны, не очень красивые, но очень ласковые, рост… повыше тебя, но ниже меня. Он не слишком модно одевается, у него приятный голос, а ещё он любит приговаривать: «Эх ты, гуава»… — П-ф-фф, — Ань Жюле залился смехом, — Гуава, эх ты, гуава, ха-ха-ха… (Фрукт гуава на разрезе напоминает по виду женскую вагину, так же, как и папайя, поэтому эти два фрукта имеют второе значение «пизда», папайя — в креольском диалекте стран Южной Америки, а гуава, видимо, в Китае. Если принять во внимание, что это словечко употребляет школьный учитель, то ситуация возникает пикантная, т.к. по всей вероятности, ученики не понимают двойного смысла этого слова. А вот Ань Жюле отлично понимает, поэтому ему и смешно). Ду Яньмо тоже было весело воскрешать в памяти отчётливый образ того человека, вполне достаточный, чтобы удовлетворить уродливое любопытство Ань Жюле. Ань Жюле испытывал особое удовольствие от этих расспросов, а Ду Яньмо, подбирая слова для ответа, иногда невольно вкладывал в него чуть больше чувств; Ань Жюле криво улыбался и делал вид, что его это не задевает. — Здорово, звучит неплохо. Он даже не ревновал… Наверно, ещё не дошёл до такой степени сумасшествия. Потом Ань Жюле ещё не раз его расспрашивал, и Ду Яньмо всегда отвечал. Ань Жюле не знал, как к этому относиться, возможно, мальчик был прав, когда назвал его мазохистом. Он и есть мазохист, которому нравится слушать, как его любовник вспоминает о чувствах к другому человеку, сравнивать этого неизвестного соперника с собой и получать странное удовольствие от такого самоистязания. Ласково поглаживая мальчика, он улыбался и слушал, лёжа в его объятиях, он отдыхал и чувствовал себя в безопасности. Да, именно в безопасности. «Я люблю тебя, а ты меня не любишь, но если нет надежды, то безопасность не принесёт разочарования». Этого барьера вполне достаточно, чтобы напоминать себе: «Не теряй самообладания». Таким образом, они могут прекрасно и радостно проводить время, пока не настанет день неизбежной разлуки. В целом всё безукоризненно красиво. *** В одиннадцать вечера Ань Жюле велел Ду Яньмо собираться домой. В этом плане Ду Яньмо беспрекословно слушался Ань Жюле, если тот велел уйти, он уходил. За исключением того дня, когда они едва не рассорились, Ань Жюле больше не оставлял подростка на ночь, а Ду Яньмо не настаивал. Он только смотрел на часы на стене и мысленно умолял: «помедленнее, не спешите…» Он обнимал этого мужчину, но только до одиннадцати часов и знал, что бесполезно обнимать его ещё крепче, Ань Жюле всё равно отправит его домой. Прежде у него не было такого опыта выкатываться из постели в столь поздний час, теперь всё изменилось. Ду Яньмо многого не понимал, и Ань Жюле не уставал с большой серьёзностью внушать ему: — Теперь всё по-другому, теперь я рискую ещё больше, ты же не хочешь, чтобы я отправился в тюрьму обслуживать тамошнюю братву? Ду Яньмо уже есть полных шестнадцать лет, он обладает личностным суверенитетом, т.е., может распоряжаться своим телом (в России это называется «достигнуть возраста согласия»), но пока ему не исполнится двадцать, над Ань Жюле ещё висит дамоклов меч обвинения в соблазнении. На рабочем столе компьютера Ань Жюле есть свод правил, составленный для него Цяо Кенаном, под названием «Меры предосторожности в общении с несовершеннолетними», он уже выучил их наизусть. Как только наступает одиннадцать часов, кинжальным звоном звучит команда «домой!» — Иди домой… Домой… Возвращайся… Немедленно. — … Ду Яньмо не сопротивляется. И не может отрицать, что эта разница в возрасте твёрдой стеной пролегла между ними, как бы ему ни хотелось, одним махом её не преодолеть. Ничего, утешал он сам себя, он умеет бегать, он хорошо бегает, он будет догонять, пока мужчина впереди него не устанет и не остановится на отдых. Ему хватит выносливости. Дойдя до двери, Ду Яньмо повернулся и обнял Ань Жюле. Ань Жюле всегда позволял ему обниматься, и объятия подростка день ото дня становились всё более зрелыми. В начале он, подобно ребёнку, любил зарываться лицом в его грудь и мягко тереться; теперь он забирал в охапку всего Ань Жюле, целиком. Ду Яньмо выше на целую голову, и Ань Жюле, вжимаясь лицом прямо в его грудь, мог слышать, как бьётся его сердце. Дыхание не лжёт, сердце не обманывает. Ань Жюле поднял голову и увидел ровные линии его прямой шеи. В скором времени кожа мальчишки станет ещё темнее, черты лица станут резче. Он не удержался и лизнул его щёку. Ду Яньмо вздрогнул. Боковым зрением Ань Жюле заметил, как его уши постепенно наливаются кроваво-красным пламенем. Он ещё так молод и так неискушён. Дядя Ань Жюле порочно усмехнулся и потрепал пылающие уши подростка: — Будь осторожен по дороге. Ду Яньмо больше не посмел лезть с обнимашками и поспешно скрылся за дверью. В доме сразу стало пусто. Всё хорошее заканчивается, принося за собой опустошённость. Перед уходом подросток всегда наводил чистоту и порядок, это было правило, заведённое Ань Жюле. Он не хотел в одиночку убирать разбросанные вещи. Всё было прибрано, но на этот раз на журнальном столике кое-что осталось забыто, при ближайшем рассмотрении это оказалась тетрадь для домашних заданий Ду Яньмо. Ань Жюле машинально пролистал её, все страницы были плотно исписаны математическими формулами. Это выглядело скучно, способы решения задач подростка были действительно довольно тупыми, шаблонными и записаны тяжёлым почерком, с сильным нажимом. Местами его почерк отчётливо сливался с почерком другого человека, мягким и лёгким, попутно дополняющим почти все задачи; этот лёгкий след карандаша сопровождал почти все задания. От самых давних… до последних. Вероятно, это писал учитель? Не особо задумываясь, он перевернул очередную страницу, и тут из тетради выпал листок бумаги. Он поднял его, прочитал содержание и невольно расширил глаза. Это же… Это, это, это… Он перечитал трижды, подскочил к компьютеру, открыл окно сообщений в Skype и лихорадочно застрочил вызов лучшему другу: «Дочка, дочка, доч-ка!» Joke nán: «Матушка, матушка, матушка». Чёрная Хризантема: «Я нашёл тетрадь». Joke nán: «С чёрной обложкой? И сверху надпись «DEATH NOTE» <i>(тетрадь смерти, запись о смерти). Если да, поздравляю, иди запасай яблоки, а если нет, воспользуйся Гуглом и проверь знаки препинания…</i>» (Пояснение от читателя Tatakaramel22, wattpad: «Я думаю здесь отсылка к манге Тетрадь смерти, там бог смерти Рюк (который как бы случайно «обронил» эту тетрадь на землю) очень любил есть яблоки»). Ань Жюле сокрушённо покачал головой, чем старше становится дочь, тем меньше в ней остаётся мягкости, вот уж действительно, около чего потрёшься, тем и запачкаешься, если долго следовать за дьяволом, не останешься белоснежным и незапятнанным. «Как ты разговариваешь со своей матушкой? Я мучился, страдал девять месяцев, вынашивая тебя, как жемчужину, в своём чреве…» — … Joke nán: «Ты повторяешься». Чёрная Хризантема: «Тут написано, что на этой неделе в его школе проводятся спортивные соревнования». В окне Skype воцарилось молчание, потом пришёл ответ: «Спортивные соревнования…» Чёрная Хризантема: «Ну…» Обоим уже около тридцати, как старики, давным-давно расставшиеся со школьной порой, они привыкли взаимно обмениваться охами и вздохами, особенно Цяо Кенан, единственное дупло, в которое Ань Жюле мог выговориться и которое терпеливо выслушивало все перипетии его любви с малолеткой, как на сеансах психотерапии. Чёрная Хризантема: «Как ты считаешь, я должен присутствовать?» «Естественно… не должен! Сначала сохраняли всё в строжайшей тайне, теперь ты заявишься на школьные соревнования, и как будешь объяснять, кто ты такой и откуда взялся? Старший двоюродный брат? А если столкнёшься с родителями пацана, тогда точно не оправдаешься». Цяо Кенан дал ему беспощадный анализ ситуации, всё правильно, Ань Жюле только успевал вставлять короткие реплики «угу», «угу», «угу», пока собеседник выкладывал все свои резоны. Ровно минуту окно Skype было спокойным. Чёрная Хризантема: «Я хочу пойти». «Х!» Joke nán: «Не лучше ли поговорить об этом утром?» Это избавило бы его от пустой траты времени и излишних пыток для его мягкосердечия. Чёрная Хризантема: «Хотелось бы посмотреть, как ты беспокоишься обо мне». Joke nán: «Моё сердце даже в следующей жизни будет страдать из-за твоего поведения». Чёрная Хризантема: «Замётано!» В действительности Ань Жюле только увидев записку, ни секунды не колебался. Если серьёзно, он хотел сказать, что ребёнок вырастает только один раз, а тут ему впервые в жизни представилась возможность поддержать своего парня в спортивных соревнованиях… Это такая малость, что ничто не помешает ему пойти и посмотреть. Конечно, Цяо Кенан прав, говоря, что лучше не нарываться, да и Ду Яньмо изначально ничего не сказал ему, наверняка он не хотел, чтобы Ань Жюле там появлялся. Сжав зубы, Ань Жюле ещё раз прочитал записку и нахмурился. Он пребывал в растерянности: в момент их первой встречи для подростка было всё равно, что хризантема, что цветок сливы, что гибискус. В конце концов, в этом мире никем не определено, кто кому нужен. Он печально вздохнул, открыл какой-то файл и долго стучал по клавиатуре, внося в него поправки. Затем обратился к Цяо Кенану: «Вот, я подготовил сегодняшнюю версию». Joke nán: «…» Последнее время Ань Жюле всерьёз увлёкся расспросами об объекте первой любви Ду Яньмо, а потом тайком записывал всё, составляя своеобразную таблицу результатов. Упиваться счастьем в одиночку ему было мало, хотелось открыто поделиться своими достижениями, пусть дочка посмотрит. Ань Жюле отправил свой опус другу, и когда Цяо Кенан ознакомился с тайными подробностями, его едва не стошнило кровью: «Ты не мог бы хоть чуть-чуть повзрослеть!» Чёрная Хризантема: «Ай, я вполне взрослый, вот посмотри по этому пункту, этому и этому, я уже выиграл…» Цяо Кенан смотрел на открытую перед ним составленную в подражание «Apple» таблицу побед и поражений и молча обращался к небесам: «Какое счастье, что мой актив старше, и мне не приходится, живя с ним, постепенно деградировать, впадая в детство, Амитабха…»