Счастливая жизнь.

Всё кончено Во второй половине дня Ду Яньмо оказался втянут в водоворот неожиданных преобразований: покончив с переодеванием, Ань Жюле потащил его в обувной отдел примерять туфли, потом ему привели в порядок волосы, сделав модельную стрижку. С рождения бережливого Ду Яньмо ещё никогда так не баловали, да ещё с такой роскошью и размахом. Чувствуя себя неловко, он упрямился, а Ань Жюле наоборот, находил в этом радость, трепал его за щёки и успокаивал: — Это только сегодня, не сопротивляйся. Ду Яньмо: — Сегодня… У тебя день рождения? Ань Жюле улыбнулся: — Нет. — А когда у тебя день рождения? Ду Яньмо вдруг осознал, что не знает этого. Он вообще об этом человеке… очень многого не знает. — Ещё рано, — небрежно сказал Ань Жюле. Он уже перешагнул тот возраст, когда этому дню придаётся особое значение, и практически его не отмечал. Самое большее, этот день был предлогом собраться в кругу приятелей и покуролесить в баре, тем более, этот год был очередной девяткой… Ай, не надо о грустном. — В конце января, он прошёл, когда мы только начали встречаться. Теперь ноябрь, впереди ещё есть пара месяцев, чтобы подумать о подарке, решил Ду Яньмо. Ань Жюле, не обратив внимания на его задумчивость, начал о чём-то шушукаться со стилистом. По одёжке, конечно, встречают, но голова с неоформленной причёской неизбежно снижает оценку внешнего вида. Ду Яньмо даже не успевал разглядеть, как мелькают ножницы в ловких руках стилиста, только видел, как вокруг него непрерывно падают волосы. Раньше он привык стричься коротко, потом Ань Жюле стал возражать и заставил немного отпустить длину. Теперь, после новой стрижки, черты лица сразу заиграли по-новому и стали более объёмными. Стилист попросил младшего помощника отвести Ду Яньмо к раковине, чтобы помыть голову, и широко улыбнулся Ань Жюле: — Ты каждый раз приводишь ко мне хороших парней. — Ага. Несмотря на то, что хвалили не его, Ань Жюле всё равно был доволен. Стилист: — Тот друг, которого ты приводил до этого, тоже хорош, однако, я чувствую, что этот человек тебе намного ближе. Он просто идеален, как манекен в витрине большого магазина. У тебя есть телефон Сяо Цая? Мне кажется, он заинтересуется. Сяо Цай, известный сотрудник одного из крупнейших модельных агентств, фирма Ань Жюле в каждом выпуске публикует сведения об их моделях, они давно и прекрасно знакомы. Сяо Цай хорошо осведомлён обо всём, что происходит в мире моды, и всегда бережёт своих людей. Он вполне может заметить Ду Яньмо, и в этом случае мальчик может не думать о куске хлеба, по крайней мере до того, как с возрастом утратит привлекательность. Но Ань Жюле никогда не задумывался о том, чтобы толкнуть подростка на этот путь. Ань Жюле улыбнулся: — Поговорим об этом попозже, он ещё слишком молод. Стилист: — Ладно, молчи, скажи уж лучше, что ты сам этого не хочешь. Ань Жюле с удивлением подумал, с чего это все сегодня стали такими прозорливыми? Он сам вряд ли осознал свои желания, а им уже всё совершенно ясно. Вслух он сказал: — Это мой племянник, я должен защищать его интересы. — Ха, значит, ты привёл племянника, чтобы приодеть его у Сяо Юэ? Того, что ты ему накупил, достаточно, чтобы ты потом три месяца сидел на одной воде. Если твой племянник так хорош, то я твой внук, батенька… Так и есть. Стоило ему сделать шаг от прилавка, как эти двое за его спиной сейчас же обменялись свежей сплетней. — И что? Теперь ты тоже будешь уговаривать меня не увлекаться? Стилист обиженно воскликнул: — Ай, как ты можешь путать меня и Сяо Юэ, который дальше носа не видит? Ты меня унижаешь! Я готов подписаться под каждым своим словом! Ань Жюле: — … Вернулся Ду Яньмо с помытой головой, и стилист принялся сушить волосы феном, формируя объём. Ду Яньмо постоянно ощущал свои волосы, словно чужие, на ощупь было похоже, словно их натёрли воском, и они стали жёсткими, слишком непривычно. Хотя внешне он не особо проявлял эмоции, однако, брови немного насупил и сразу стал похож на ребёнка. Если раньше Ань Жюле таращил на него глаза, как на незнакомца, то теперь при виде его надутого лица сразу улыбнулся: — Ну, как тебе? Ду Яньмо пожал плечами: — Странно, непривычно как-то. У стилиста вытянулась физиономия, но Ань Жюле засмеялся: — Тебе повезло, ты родился красивым. Ду Яньмо вздохнул: — Тогда ладно. — … — мастерство стилиста так и не оценили, и на его лице читались сложные чувства. Вот и ещё один расход. Даже если цена дружбы составляет сотни тысяч человек в минуту, она все равно удивительно высока. Ань Жюле как раз расплатился, пока Ду Яньмо мыли голову, и стилист ещё сделал ему скидку по дружбе. Ань Жюле: — У тебя сердце Будды? За день до грехопадения? Стилист сочувственно ответил: — Я тебе ещё дам бесплатно сумку в придачу, положишь туда его старые шмотки. — … Покидая салон, Ань Жюле нещадно растирал лицо. Заметив это, Ду Яньмо приблизился: — Что с тобой? Чешется? Ань Жюле впился в него взглядом. Эти шалавы, его приятели, могут вести себя непредсказуемо, но в сфере чувств их интуиция работает точно, как компас. Либо он попросту перестал скрывать свои чувства. Со стороны, конечно, виднее, вполне возможно, что кто-то видит всё более ясно, чем он сам. Вздохнув, Ань Жюле улыбнулся и обеими руками ухватился за шарф на шее подростка, чтобы стянуть его пониже. Переодетый в дизайнерские вещи Ду Яньмо выглядел сногсшибательно. Как сказал стилист, с его гладкой, молодой кожей без единого изъяна он действительно похож на манекен в витрине, красивый и притягательный. Стоило только Ань Жюле выйти с ним на улицу, как стремительно возрос коэффициент оборачивания голов им вслед, как мужских, так и женских. Он слепо думал про себя: «такой хороший мальчик, разве он может кому-то не нравиться?» Но к сожалению, этот мальчик так и не смог полюбить его. Если бы он не был настолько совершенным, Ань Жюле покорно смирился бы с этим, но отпускать от себя такую красоту эстет внутри Ань Жюле никак не хотел… Ань Жюле улыбнулся и лукаво прищурился: — Поцелуй меня. С его «требованием» немедленно согласились — Ду Яньмо наклонился к нему и без колебаний поцеловал. Двое мужчин целовались в сумраке уходящего дня, им повезло, что это был пустынный переулок, и поблизости не было ни одного прохожего. Ань Жюле редко выдерживал пассивную роль в поцелуе. Его полностью зависимый вид показался Ду Яньмо чем-то новым и только подстегнул его активность. Он углубил поцелуй, протолкнув язык ещё глубже. Ань Жюле сдавленно застонал, желая перенять инициативу, но в конце концов покорился его напору. От поцелуя его бросило в жар, окружающий мир утратил чёткость, расплываясь в горячем тумане, и поскольку сопротивляться было бесполезно, он предпочёл просто отдаться наслаждению. Это он научил под-ростка даже способу заканчивать поцелуй лёгким посасыванием верхней губы. Сейчас Ду Яньмо смотрел на него с таким чертовским обаянием, что Ань Жюле захотелось немедленно вернуться домой. Но они с утра договорились пойти в кино, и билеты были уже забронированы. Они крепко обнялись, постепенно сбрасывая накал страсти. — … Господин Хризантема. — М-м? — Ты сказал, что все эти вещи мы одолжили и за них не надо платить… Это правда? — с сомнением спросил Ду Яньмо. — … На мгновение сердце Ань Жюле толкнулось в горло, перекрывая дыхание. Парень был молод, но не глуп. Сейчас он был похож на мужа, поймавшего жену на измене; на поверхности спокойный, как обычно, но на самом деле допытывался до истины и надеялся на правдивый ответ. Люди не выдерживают таких проверок, и Ань Жюле был не исключение. — Да, вот смотри, это долговая расписка, — и он достал заранее подготовленную бумажку. — … Угу, — откликнулся Ду Яньмо и в конце концов сказал, — Я верю твоим словам. — … В кинотеатре они подошли к кассе, чтобы получить забронированные билеты, отстояли уже половину очереди, когда Ду Яньмо вдруг кого-то увидел и застыл на месте. Ань Жюле проследил за его взглядом и мысленно выругался: «靠靠靠, мир действительно тесен. Чертовски тесен». — Учитель… — пробормотал Ду Яньмо. Кажется, его тоже заметили, учитель поднял голову и узнал его: — Эй… Яньмо? Рядом с учителем сидела весьма приятная девушка, судя по их манере держаться, они были очень близки. Учитель что-то сказал ей, потом поднялся и направился к ним. — Вот так встреча, ты пришёл посмотреть фильм? Ду Яньмо сразу остановился и инстинктивно… совершенно инстинктивно заслонил собой Ань Жюле, но оба мужчины уже были знакомы, им было трудно не заметить друг друга. — О, ты пришёл с бьяо-гэ? Ань Жюле не стал прятаться и с улыбкой выступил вперёд: — Хай. (Привет) Он покосился на Ду Яньмо. На лице ребёнка никаких эмоций, только крепко сжатые кулаки выдавали его внутреннее напряжение… Он вдруг понял, насколько тяжело, трудно, невозможно человеку говорить о чувствах, когда они действительно есть, а самый отвратительный момент — это неизбежная неловкость в присутствии любимого человека, и поведение Ду Яньмо в полной мере отражало это. Его не волновали взгляды всех людей в мире, но перед этим единственным человеком он смущался. — Ты такой нарядный, — продолжал учитель, — Тебя не узнать, постригся? Отлично выглядишь, я постоянно вижу тебя в белых майках и джинсах, а тут такие перемены, ты влюбился? Ду Яньмо поспешно ответил: — Нет. — А-а, — учитель не стал докапываться до истины, только спросил, — Где вы будете сидеть? Посередине? У вас места гораздо лучше наших, в мы сидим чуть впереди, в углу. Времени почти не осталось, вход в кинозал открыли. Учитель помахал им рукой и вернулся к своей девушке. Ду Яньмо сказал: — Пошли. Его поведение было ровным, но Ань Жюле сразу уловил, как подросток вдруг отдалился от него, и от первоначальной тёплой близости почти ничего не осталось. Теперь они были похожи на двух друзей, или на двоюродных братьев. Однако, отношения Ань Жюле с его собственным бьяо-гэ никогда не были нормальными, они не могли служить примером, и сейчас он просто не знал, как правильно притворяться, чтобы его номинировали на Оскар. Видимо, из соображений безопасности, придётся держаться подальше от подростка. Они вошли в зал и сели на свои места. Это была экранизация какого-то классического романа с весьма тривиальным сюжетом. К счастью актёр в главной роли оказался довольно симпатичным, однако, в фильме, ориентированном на широкие массы, не обошлось без героини-женщины, и когда она начала выставлять напоказ свои прелести, не подготовленный к такому повороту Ань Жюле едва не подавился попкорном. У него была аллергия на голых баб. Многолетняя работа в модном журнале немного сгладила неприятие, но неожиданная атака обнажённой женской натуры повергла его в шок. Он отпрянул от экрана и прижался к Ду Яньмо, желая в прикосновении к нему обрести успокоение, но взглянув на юношу, заметил, что его глаза устремлены вовсе не на экран, а куда-то вбок, неизвестно на кого. Ань Жюле усмехнулся и убрал голову с плеча Ду Яньмо. А Ду Яньмо даже не заметил, что он был так близко. Между тем, героиня фильма претерпевала много невзгод: неправильно понятая и брошенная главным героем, она в конце концов заболела лейкемией и умерла в одиночестве; главный герой узнал, что он ошибался на её счёт, кинулся к ней, но красавица уже была мертва; и тогда главный герой в сумерках скорби начал рыдать и претворять в жизнь данную прежде клятву «я буду вечно носить тебя на спине»; он взвалил мёртвое тело женщины на спину и ушёл… Конец. Фу-у, как по́шло. Ань Жюле аж мурашками покрылся с головы до ног. Фильм закончился, в зале вспыхнул свет, и Ань Жюле с изумлением увидел множество влюблённых пар, которые обнявшись, плакали… Что происходит? Разве главный герой не получил по заслугам? Он не берёг то, что должен был беречь, дождался, пока человек умер и взвалил на спину труп. Даже если он будет таскать его, пока Земля не сделает сто кругов по своей орбите, женщина и тогда не воскреснет. Ну так круто, что впору обкончаться. — Я пойду куплю кофе. По правде говоря, Ань Жюле смотрел фильм невнимательно, гораздо больше его внимание привлёк тот факт, что подросток всё время не сводил глаз с другого человека. Содержание фильма было рассчитано на то, чтобы растроганный зритель уронил несколько слезинок, возможно, Ду Яньмо понял, что фильм действительно плохой и поэтому не смотрел на экран. Ань Жюле хотелось в это верить… Но нет, подросток уже не первый раз показывал свои чувства к учителю, если подсчитать, получается, эти ненормальные от-ношения тоже длятся уже скоро год. Лихорадочно перескакивая с одной мысли на другую, Ань Жюле купил кофе и вернулся назад. Все трое, Ду Яньмо и учитель со своей девушкой были уже у выхода. Покрасневшие глаза учителя говорили о том, что он был невероятно растроган. Девушка взяла его за руку, неизвестно, что такое она сказала, но у учителя снова потекли слёзы ручьём. Ань Жюле увидел, как Ду Яньмо полез в карман, но девушка его опередила, быстро достав из сумочки платок и подав его учителю. Рука Ду Яньмо неподвижно застряла в кармане, сжимая бумажный платок — Ань Жюле знал это, потому что сам его туда положил. Перед фильмом он сказал: — Я боюсь, что начну плакать, это чтобы ты вытирал мне слёзы. В результате получилась большая гуава, Ань Жюле не плакал, зато расплакался другой человек. Жаль, что платочек так и не пригодился. Учитель и его подруга с блеском демонстрировали чувства. Но что выражало лицо Ду Яньмо, Ань Жюле отсюда было не видно. Ему вдруг очень захотелось подойти и увести его от этих людей, вот только… Кто он такой и на каком основании он это будет делать? А вдруг Ду Яньмо посчитает, что он лезет не в своё дело? Он стоял как потерянный, и кофе в его руках постепенно остывал. В этот момент девушка вдруг сказала: — Ой, у тебя тут не оторвана этикетка. Ду Яньмо ошеломлённо опустил голову и посмотрел на полу своей куртки с болтающимся на ней ярлыком. Девушка сказала: — Подожди. Порылась в сумке, быстро достала из косметички маникюрные ножницы, срезала ярлык и отдала Ду Яньмо. Очень известный, крупный брэнд, но они о таком и не слыхивали, тем более о таких потрясающих ценах. Учитель вытаращил глаза: — Это… откуда ты взял? Он очень хорошо знал не только способности Ду Яньмо, но и условия жизни его семьи, трудно представить, что он может позволить себе такие дорогие вещи. Ду Яньмо не знал, что ответить, и тут вперёд выступил Ань Жюле: — Это я ему купил. Все трое замерли в оцепенении, а Ань Жюле с улыбкой продолжал: — Моя мама очень жалеет его, она заметила, что его одежда сильно износилась. Это она велела мне купить ему эти вещи. — О, — опомнился учитель и обратился к Ду Яньмо, — У тебя такие добрые бьяо-гэ и тётя. Мне тоже нравится этот брэнд, но я не могу его купить. Ду Яньмо ничего не говорил и только когда учитель и его девушка ушли, он спросил: — Ты всё-таки заплатил за эти вещи? Ань Жюле: — … — И за причёску, за обувь… за всё? — Да. На этот раз Ань Жюле признался без утайки, теперь обманывать уже не имело смысла. Между ними медленно струилось молчание. Потом Ду Яньмо, ни слова не говоря двинулся вперёд. Они долго шли по нарядной центральной улице и наконец, дошли до станции метро. Ду Яньмо, держа в руках пакет со своей старой одеждой, зашёл в туалет и снова вышел уже в прежней одежде. Простая белая футболка, джинсы… Как Золушка из сказки, час пробил, и волшебство закончилось. Он отдал сумку Ань Жюле, который тоже без возражений принял её. Как здорово, сначала обманул его, потом за целый день насмотрелся досыта, ещё и фотографировал, пожалуй, уже хватит. Ань Жюле всё-таки не выдержал: — Может… ты всё-таки возьмёшь, всё равно назад уже не вернуть. Лицо Ду Яньмо еле заметно дрогнуло, наконец он коротко бросил: — Я не хочу. — О, — только ответил Ань Жюле. Не хочу, значит не хочу, ведь это не первое «не хочу». Ду Яньмо молчал очень долго, потом спросил: — Почему ты обманул меня? Почему… Ань Жюле накрыла растерянность, где собралось множество разных «почему»: почему людям нравится вкусно поесть, тепло одеться, красиво нарядиться, это же естественные, нормальные человеческие желания? Вот только юноша спросил, почему он обманул. Обман исходил от Ань Жюле, который прекрасно знал, что ему это не понравится, и тем не менее всё равно сделал. Понимание этого угнетало Ду Яньмо, и он из последних сил сдерживался, чтобы не сказать то, что не должен говорить. Ань Жюле отлично понимал, что с ним происходит: — Если ты хочешь сказать, скажи, не держи всё в себе. Ду Яньмо: — … Ань Жюле не давил на него, и Ду Яньмо, поняв это, ответил: — Ты обещал мне, что второго раза не будет. Ань Жюле молчал. Да, он обещал. Беспристрастно и честно заглянув в свою душу, Ань Жюле признал, что на этот раз его намерения отличались от того чистого и искреннего порыва, когда он подарил подростку пару кроссовок, и теперь проистекали только из его личного желания нарядить его по своему вкусу… Не ради мальчика. Нет. Ань Жюле вдруг почувствовал ужасный стыд: одержимый желанием оставить приятные воспоминания, он совсем забыл о корректности, он ступил на минное поле партнёра и спровоцировал взрыв. Какой позор. В один миг всё пропало, и теперь ему самому хотелось исчезнуть, а ещё лучше просто умереть. Сердце Ду Яньмо летело в пропасть, но внешне это никак не выражалось, возможно, эта заторможенность и неподвижность в какой-то мере и была его реакцией. Со стороны в глазах Ду Яньмо мужчина выглядел так, будто ему всё равно… Да, этот мужчина всегда был таким, если не хочешь ему надоесть, нужно делать то, что ему нравится и не возникать… Ду Яньмо подумал, что этот человек не знает, как он готовится к каждой встрече с ним, и не важно, что тот придумает, нужно просто согласиться и сделать это не раздумывая, так будет лучше всего. Главное, чтобы Ань Жюле был счастлив, и тогда между ними не будут возникать неприятности. Но… Сегодняшний случай — это предел. Он хотел перетерпеть, он ещё не забыл, как они едва не разошлись из-за пары кроссовок. Он старался стать таким, каким его хотел видеть этот человек, и не хотел, чтобы его считали ребёнком. Как в случае с противной математической задачкой, её всё равно нужно решить, не пропустив ни одного действия. И между ними всё точно так же, не нужно торопиться, постепенно, аккуратно, шаг за шагом всё наладится… Он всегда внушал себе это, но если в обмен на своё терпение он получит неравные отношения или вообще разрыв, то тогда какой в этом смысл? Безответная любовь… Когда-то Ду Яньмо считал, что это не так уж и плохо, даже хорошо, но сейчас ему было больно. Так больно, что его трясло, и даже внутри что-то дёргалось. Если бы он был таким же взрослым, как те, что были до него, у кого было достаточно материальных возможностей, чтобы отблагодарить партнёра за «доброе отношение», наверно, он мог бы по-взрослому не загоняться по этому поводу и даже порадоваться, а не страдать так, как сейчас от чувства неполноценности из-за разницы в возрасте? Он не знал. Ему всегда хотелось задать только один вопрос, но он не решался, а сейчас, наконец, спросил: — Господин Хризантема, ты когда-нибудь хотел хоть немножко, совсем немножко… чтобы мы были равными? Ань Жюле остолбенел… Как будто его только что ущипнули, схватили и закружили, вынуждая ляпнуть бездумно: — Как мы с тобой можем быть равными? Равенство? Ду Яньмо влюбился в этого мужчину, но ему суждено только приникнув к земле, взирать на него снизу-вверх с надеждой. Их чувства непропорциональны и никогда не станут равными. Они молчали долго, за это время только дважды прозвучал шум отъезжающего поезда метро. — Ну, я так и думал, — вздохнул Ду Яньмо, — Я понял. Ань Жюле знал, что он понял неправильно, но не мог ему объяснить, что он имел в виду. Он прикрыл глаза. Что он мог объяснить? Неужели он должен со слезами объявить: «я тебя люблю, а ты меня не любишь, поэтому мы не равны?» Но в ситуации неразделённой любви такого рода поступок может вызвать только досаду у человека. Особенно с учётом того, что их отношения отличаются от обычных. Школьник и взрослый мужчина. Тринадцать лет разницы. Сегодня он действительно был счастлив, когда подросток надел ту одежду и обувь, которую он купил, нарядился в соответствии с его пониманием идеала, как будто окончательно стал его эксклюзивной вещью. В прошлый раз Ань Жюле смог понять свои чувства, потому что коснулся предела терпения мальчика. С тех пор он постоянно напоминал себе: «не лезть не в своё дело», но всё-таки не выдержал. Потому что на самом деле он надеялся. Надеялся, что мальчик, даже узнав, что его обманули, всё-таки примет его подарок и чуть-чуть поддержит тщеславный каприз взрослого человека. Но Ду Яньмо не счёл себя обязанным. Пока Ань Жюле стоял в растерянности, парень развернулся и вошёл в метро, вскоре его высокая фигура скрылась на эскалаторе. Весь дрожа, Ань Жюле сделал глоток кофе, нахмурился, подошёл к мусорному контейнеру, выплеснул кофе и выбросил пластиковую чашку. Он подумал, что больше никогда не будет пить холодный кофе. Терпкий, горький и прокисший. *** Всё кончено. Подросток не обернулся — вот и всё, так легко и просто. «Как мы с тобой можем быть равными», наверно, чтобы человек обернулся после таких слов, в нём должно быть намного больше любви? Ань Жюле не хотел, чтобы всё так закончилось, не хотел, чтобы мальчик страдал… Но ничего не поделаешь, всё шло к этому, даже он уже доведён до предела. Слишком много противоречий и сомнений накопилось, в итоге он собственными руками спровоцировал разрыв. С горькой усмешкой он посмотрел на сумку в своих руках, и на душе стало ещё тяжелее. Ведь зарекался же не тратить на мужчин ни копейки, а теперь уже дважды нарушил клятву, вот Господь и не выдержал, наказал его. Ань Жюле вышел из метро и пошёл домой. По пути остановился и позвонил Цяо Кенану: — Дорогой, поговори со мной, кажется, я опять лоханулся. Цяо Кенан отозвался сразу: — Когда и почему ты лоханулся? Ань Жюле залился смехом: — Да-а-ха-ха… И смех перешёл в рыдания. Он плакал, как ребёнок, давился слезами и ругался: — Чёртов пиздюк, мелкий засранец, скупердяй хренов, даже помечтать не дал… Он не знает, что я весь изранен, мне же так нужна мечта, чтобы исцелиться, ну что ему, жалко что ли? Цяо Кенан: — Ну так найди его отца, и пусть тебя исцелит его хер, это более реально. Ань Жюле вздохнул: — Не думаю, что это возможно, его отец давно умер. Цяо Кенан: — … «У тебя на полном серьёзе была такая мысль?» Ань Жюле, громко шмыгая носом, переложил телефон в другую руку. Он решил подробнее рассказать о сегодняшнем инциденте: — Подожди. Он присел на корточки, достал из сумки куртку Ду Яньмо, порылся в карманах и вынул бумажный носовой платок. Громко высморкался и пробормотал смятому платку: — Наконец-то ты мне пригодился. В телефоне отчётливо послышался смех Цяо Кенана: — Матушка, облик не теряй. Ань Жюле прогнусавил в трубку: — Успокойся, тут никого нет, я проверил. — … «Даже когда я страдаю, мне нужно сначала проверить, не видит ли кто-нибудь меня, может, это просто невроз навязчивых состояний?» Цяо Кенан сочувственно проговорил: — Эх ты, идиотина. Ань Жюле не стал спорить. Перестав плакать, он опять улыбался, как клоун: — Дорогой, ты так это сказал, я прямо влюбился в тебя. — Отвали, — коротко послал Цяо Кенан и сразу перевёл на другое, — Давай-ка лучше завалимся на наше старое место, выпьем с тобой. Ань Жюле шутливо: — Может, лучше мы с тобой поваляемся в койке? Цяо Кенан помолчал немного: — Если тебе удастся напоить меня до упаду, может, и поваляемся, как тебе хочется. Ань Жюле почесал нос. Цяо Кенан мог выпить целое море, хватило бы, чтобы уложить слона, и вряд ли получится напоить его до упаду. И даже если получится, у пьяного вряд ли встанет, а если и встанет… пьяный мужчина никудышный любовник, зачем это надо. Это наименее обидный отказ. Ань Жюле вздохнул. Он не ожидал, что упадёт настолько, что ему понадобится лучший друг, чтобы поплакаться в жилетку и что придётся использовать для разговора с ним способы намёков и аллегорий, поистине, в жизни всё возвращается. Ань Жюле: — Я пошутил. Цяо Кенан: — … Я знаю. Ань Жюле: — Я люблю тебя. — … Ань Жюле: — Это не шутка. Цяо Кенан грустно усмехнулся: — Я знаю. И добавил: — Хризантема, я тоже тебя люблю. Ань Жюле криво улыбнулся. Как хорошо, что они любят друг друга взаимной братской любовью. В конце концов, отрадное чувство взаимной дружеской симпатии лучше неразделённой любви. Ань Жюле решил забыть всю эту бодягу и просто весело выпить с любовью всей своей жизни. Войдя в бар, Ань Жюле героически провозгласил: — Детка, сегодня мы не уйдём отсюда трезвыми! Цяо Кенан ответил очень практично: — Я не хочу заставлять хозяина переживать за мой кошелёк… Ань Жюле согласно прикрыл глаза: — Ладно, пусть только я буду пьяным. Это условие намного проще. Ань Жюле тоже умел пить, только его мера была как у нормального человека, а вот у Цяо Кенана — как у сверхчеловека… Рюмка за рюмкой, хмель нарастал, и Ань Жюле, наконец, приступил к откровениям: — Вот скажи, почему люди не могут без любви? Вот и ты, и я натерпелись столько боли, и всё равно ничему не научились. Одна любовь, ещё одна любовь, и даже если впереди будут заросли терний, мы всё равно будем заниматься любовью… Он начал как поэт, а закончил как шлюха. Хорошо хоть Цяо Кенан, как мог, сдерживал его. Цяо Кенан ответил: — Поскольку мы хотим любить, у нас нет выбора. Это была фраза из критического трактата Сунь Цзы «Мужчина как он есть», очень красноречивая, но нельзя не признать, что она имеет смысл. Когда встретишь любовь, действительно не будет выбора. Ань Жюле улыбнулся: — Ну, тогда за любовь. — Давай, — Цяо Кенан чокнулся с ним. Ань Жюле выпил, снова налил: — За секс. — … Снова чокнулись. — За крепкий хер. Цяо Кенан: — Тебе уже хватит! За то, за другое, за третье — Ань Жюле наконец надрался. Он очень редко напивался до такого состояния. Ноги его не держали, он повис на Цяо Кенане и на весь бар горланил хиты 80-х, и даже Цяо Кенан, решивший проводить его до дома, не смог его угомонить. Он разошёлся не на шутку и всю дорогу яростно пел: — Скучаешь ли ты всё ещё по мне? Ты так мне ничего и не сказал. Любовь во сне похожа на цветок, А после пробуждения — притворство. Поэтому лучше… пусть я отдам ему всю свою любовь и сердце разделю напополам, хорошо? И половину сердца мне отдай… Мне отдай… Мне отдай, отдай… (Ань Жюле поёт известный европейский хит «Пусть я отдам ей всю свою любовь», китайский текст Хе Цихон, музыка Депардье (?) перепевает группа «半点心» — «Половина сердца», известная своими перепевками на китайском языке европейских хитов. Лидер группы — Grasshopper (Кузнечик) Видео в сноске под главой). Цяо Кенан оборвал его: — Мамочка тебе отдаст! Ань Жюле не унимался: — Отдай… отдай… отдай…любимый, оставь мне это сердце, раздели напополам, хотя бы половинку сердца оставь мне… Он пел, как одержимый, фальшиво, но с оттенком неподдельной печали. Цяо Кенан только беспомощно смотрел на него и шептал: — Наверно, я задолжал тебе в прошлой жизни. Он затащил полусонного Ань Жюле в подъезд, прислонил к стенке возле двери, нашарил в его кармане ключ. Ань Жюле заплетающимся языком манерно выговорил: — Противный… Тебе прямо не терпится… Цяо Кенан, мысленно матерясь, продолжал мужественно выполнять свой долг: — Сначала в дом войди, там разберёмся. Ань Жюле расплылся в пьяной улыбке и поцеловал Цяо Кенана: — Можешь же быть нежным, когда захочешь… «То, что я не придушил тебя, можешь считать высшим проявлением нежности», подумал Цяо Кенан. После всех изнурительных мытарств этот пьяный цветок наконец-то был доставлен домой. Каким бы пьяным Ань Жюле ни был, он всё-таки помнил, что в доме нельзя гадить, поэтому первым делом он ринулся в туалет и согнулся над унитазом в приступе рвоты. Воспользовавшись передышкой, Цяо Кенан прошёл на кухню. Он был здесь всего один раз, но планировка квартиры Ань Жюле была очень простой, поэтому он не заблудился. Он хотел налить воды, но не нашёл ни одной чашки. Он крикнул в направлении туалета: — Эй, тебя ограбили и унесли все чашки? Проблевавшись, Ань Жюле вышел из туалета. Чуть протрезвевший, но по-прежнему шатающийся: — Я их выбросил. -? Цяо Кенан не мог выразить своего удивления и только показывал на кухонный шкафчик, где и пол чашки не было: — Все выбросил? Ни одной не оставил? Ань Жюле покивал головой: — Ага, они были грязные и не отмывались, вот и не оставил. Он враскачку, зигзагами направился к дивану и рухнул на него, как подкошенный. Во всех своих делах Ань Жюле следовал велению сердца и не признавал никаких правил. Цяо Кенану пришлось перерыть весь холодильник, пока он нашёл бутылочку минеральной воды. Он подошёл к дивану: — Хризантема, попей. Ань Жюле лежал, уткнувшись лицом в диван, неподвижный, как труп. Цяо Кенан попытался его перевернуть, боясь, что друг задохнётся, но тот упрямо возвращался в прежнюю позу. После нескольких безуспешных попыток Цяо Кенан оставил его и просто сел рядом. Оглядевшись, он заметил лежащую на журнальном столике зелёную тетрадку с логотипом школы. Строка «Тайбэй, муниципальный округ Синфэй, средняя школа высшей ступени» заставила его надолго погрузиться в задумчивость. Он догадался, что именно владелец этой тетрадки и есть причина сегодняшнего безумия его друга. Он не стал перелистывать тетрадь и запрокинув голову, стал пить воду из бутылочки. Через несколько глотков его вдруг пронзила ещё одна догадка. Цяо Кенан захлебнулся, закашлялся и повернувшись к Ань Жюле, стал трясти его за плечо: — Кхе-кхе-кхе… Ты что, впустил его в свой дом? Хризантема никогда не говорил ему об этом. Ань Жюле вяло пошевелился и неразборчиво пробормотал: — Кого? Цяо Кенан не знал имени, поэтому пришлось назвать так, как обычно сам Хризантема именовал этого человека: — Твоего любовника. — Угу, раньше приходил, часто бывал, и каждый раз заполнял этот дом собой… — … Ань Жюле продолжал бормотать: — Весь этот дом, это всё он… Он постепенно затих и больше не отзывался. Цяо Кенан глубоко вздохнул: — Ладно, значит приходил. Он посмотрел на пьяного вусмерть друга, обвёл взглядом его жилище. Возможно, для обычных людей его слова не имели смысла, но Цяо Кенан прекрасно понимал, что они означают для Ань Жюле. Чем больше человек понимает, тем меньше говорит. Так же, как перед лицом великой скорби люди могут много разглагольствовать, потому что их это не коснулось, но множество фальшивых утешений отражают лишь полное равнодушие. Поэтому пусть будет молчание.