Счастливая жизнь.

Уроки английского (В Тайване практически все знают английский. Его учат с детства, для некоторых специалистов знание английского обязательно — например, для врачей, инженеров или университетских профессоров. Примечание переводчика). Как только Ду Яньмо поступил в старшую школу, он сразу столкнулся с самой надсадной проблемой в своей жизни. Между средней и старшей школами существует большой водораздел и этот водораздел проявляется очень просто: Ду Яньмо должен быстро освоить английский язык. Да, чтобы в старшей школе пересдать этот предмет, на это нужно потратить деньги и время, как ни крути, а это не выгодно. Ду Яньмо оставалось только зарыться с головой в учебники и бросить все силы на подготовку. В каникулы он повторял пройденный материал и под предлогом того, что уходит в библиотеку, на самом деле шёл в дом к любовнику. Впрочем, он действительно приходил учиться, он вовсе не был разгильдяем, домашнюю работу всегда выполнял добросовестно и вовремя, перед занятиями повторял урок и не был в отстающих. И несмотря на это английский ему никак не давался, что ни тест, то красный. На прошлом промежуточном экзамене устно он ещё кое-как ответил, вызубрив все слова, а тест на грамматику завалил. Глядя на его экзаменационную работу, Ань Жюле вздохнул: — С таким же успехом ты мог бы угадывать ответы, бросая игральные кости, возможно, балл был бы выше. С этими словами он искренне улыбнулся и вручил Ду Яньмо простой карандаш, на четырёх боковых гранях которого были написаны четыре цифры — 1, 2, 3, 4, — а на оставшихся двух — две надписи: «попробуй ещё раз» и «доверяй своей интуиции». — Я пользовался им много лет, им меня милостиво одарил один благодетель. Чрезвычайно эффективная вещь. Сегодня мне есть, кому передать его. Ду Яньмо покивал: — Спасибо, господин Хризантема. Положив карандаш в сторону, Ду Яньмо преисполнился решимости выучить английский язык. Вообще-то, он мог говорить и даже поддерживать простую беседу; если не слишком настаивать на грамматике, то смысл понять было можно. Но на экзамене нужно было различать present tense, past tense, present continuous, past continuous — вроде одно и то же, а на самом деле разное, только посмотришь, и мозги набекрень. * (*В китайском языке времена глаголов могут не оформляться никакими дополнительными частицами, часто время узнаётся из контекста, а также на время могут указывать такие слова как 昨天 (вчера) и подобные. Поэтому дотошность английского языка в отношении времён глаголов для китайцев — и не только для них — представляет определённую трудность. Так же, как падежи и родовые окончания при изучении русского языка; по словам моего консультанта, для них это «взрыв мозга»). По роду работы Ань Жюле приходилось контактировать с иностранными бизнесменами, и его английский был неплох. Не без лёгкого смущения, Ань Жюле рассказал, что было время, когда он для дополнительных занятий специально искал англоязычного «помощника». Он утверждал, что Тайвань и США совершили дружеский обмен послами, чтобы, подобно хиппи, вместо войны заняться любовью, попутно став друг для друга бесплатными репетиторами по изучению языка. Особенно запомнились те два года в колледже, когда он после секса сразу хватался за учебники и прямо в постели «консультировался». Именно в то время кое-кто и научил его лёгкому способу запоминания, которым он решил воспользоваться сейчас. Видя страдания мальчишки, Ань Жюле подсел к нему рядышком: — Сейчас я научу тебя. Ду Яньмо: -? Ань Жюле одет просто, по-домашнему, в светлые льняные брюки и свободную белую рубашку, распахнутый ворот которой не скрывал пламенеющего на шее ярко-алого засоса — ну конечно же, ведь пару часов назад Ду Яньмо, уже практически приступив к штурму «врат, ведущих к постижению сокровенного», укусил его. Они так и не успели сделать это. В тот момент, когда ворот рубашки широко распахнулся, держась только на одной пуговке, когда по шейным позвонкам блуждали влажные, жгучие ощущения; когда шершавые кончики пальцев ритмично пощипывали и тёрли соски, и всё было хорошо — в тот момент, подумать только, внезапная помеха перебила всё настроение. Мелодичное трезвучие телефонного звонка (знаменитая мелодия Nokia), которое можно причислить едва ли не к наследию современной эпохи, заставило Ань Жюле вынырнуть в действительность: — Ай, телефон… — … Угу. Ду Яньмо не пошевелился. Его наполовину эрегированный горячий предмет уже натягивал изнутри под замысловатым углом спортивные штаны, но телефон к несчастью и не думал замолкать… Наконец, глубоко вздохнув, он сдался. Шёпотом матерясь, достал телефон и ответил: — Алло? Мама? Да, я уже здесь… Хорошо, я понял. Ань Жюле сел и замер в оцепенении. Ду Яньмо закончил разговор и невозмутимо обернулся к нему: — Что такое? Ты покраснел. «Какой облом!» Ань Жюле едва сдерживал гнев. Хорошо, хоть брюки были достаточно широкими, и юноша не заметил ничего странного… Крайне редко матерящийся Ду Яньмо показался Ань Жюле настолько необычайно сексуальным, что он неожиданно кончил в штаны. Какой позор. После этого они уже не стали рисковать. Ду Яньмо, памятуя, что он поехал учиться, прилежно погрузился в учебники, Ань Жюле тоскливо маялся от неудовлетворённости, и вскоре, не выдержав, сбежал в туалет дрочить. Кончив, он посмотрел на белёсую жидкость в своей ладони и тихо рассмеялся: он так давно не занимался самоудовлетворением, что почувствовал себя настоящим извращенцем. Если при взгляде на подростка, уткнувшегося в учебники, его охватывает неудержимая похоть, он определённо законченный извращенец. Выйдя из туалета, он подошёл к мальчику, сел рядом, взял ручку и написал: — Простое present tense (настоящее время)… I make love with you every-day. Ду Яньмо: — … Ань Жюле улыбнулся: — Это означает «я занимаюсь с тобой любовью каждый день». Ду Яньмо завёл глаза к потолку и довольно долго молчал, а потом очень дельно заметил: — Мы не делаем это каждый день. Ань Жюле: — Это просто пример! Мы же учимся, ты не понял? Будь посерьёзнее! — … «Это кто несерьёзный? Однако…» И вслух: — Главное, чтобы ты был счастлив. Довольный Ань Жюле написал дальше: — Это простое прошедшее время, past tens: I made love with you yesterday. Это значит… — Я вчера занимался с тобой любовью. — Верно… Чтобы было понятно, главное изменить вид глагола, добавить время и уяснить правило, и тогда… Он ущипнул юношу за щёку и томно прижался к нему. Ду Яньмо скосил глаза на него. Ему было отлично видно и покрасневшие уголки глаз мужчины, и еле различимый, полуприкрытый распахнувшейся рубашкой розовый сосок, и даже трепещущие ресницы — казалось, всё передавало приторный аромат похоти. Мужчина слегка улыбнулся и продолжил: — А теперь скажи, как будет в present continuous… Ду Яньмо: — I am making love… Взволнованно дыша, Ду Яньмо запнулся. Ань Жюле ободряюще подмигнул ему: — А дальше? — … making love with you… Тяжело выдыхая слова, юноша придвигался всё ближе и ближе, у него сладко перехватывало в горле. Ань Жюле любил красиво одеваться, но никогда не пользовался духами, считая, что естественный аромат тела намного соблазнительнее. Ду Яньмо, теряя голову, наклонился и приник губами к шее Ань Жюле, не сильно, на что Ань Жюле смешливо поёжился от щекотки, увернулся и нарочито строго пожурил: — Что ты делаешь? Учи хорошенько… Он делал вид, что отталкивает, но где ему против грубой силы, когда наваливаются с поцелуем, не говоря о том, что и прятаться-то не очень хочется. Ду Яньмо тяжело вздохнул и чувствуя слишком очевидную уступчивость мужчины, только усилил напор, добавляя к предыдущей метке новые следы. Ань Жюле всегда боялся боли, но внутри него прятался мазохист, достаточно проявить немного грубой силы, и он сразу становился послушным и податливым. Всё его сопротивление сразу исчезло, влажные глаза влюблённо смотрят на юношу, выражая ожидание. Ду Яньмо всего лишь семнадцатилетний подросток, в этом возрасте мозг переполнен сперматозоидами, ну как тут устоять? Впрочем, и в двадцать семь, и в тридцать семь, и в сорок семь будет то же самое. Ему никогда не справиться с этим мальчишкой. Ду Яньмо завладел его губами, и Ань Жюле ответил на поцелуй. За исключением начального периода «обучения», впоследствии он всегда следовал желаниям юноши в вопросе, как и когда целоваться. Даже в такой мелочи проявлялась его безоговорочная покорность, сломать его сопротивление не составляло труда. Язык Ду Яньмо старательно вылизывал его чувствительное нёбо, и Ань Жюле, закрыв глаза, издавал через нос еле слышные, неглубокие стоны-вздохи, которые отзывались вибрацией во всём теле юноши. Мужчина был всё в той же рубашке, застёгнутой только на одну пуговицу и почти полностью открывающей изгибы его фигуры. Рядом со светлыми ареолами сосков выделялись тёмные следы недавних щипков. Ду Яньмо не подозревал, что мужские соски могут выглядеть так непристойно. Иногда, когда мужчина разгуливал по дому с голым торсом, парень чувствовал странное волнение и заставлял его надеть рубашку, словно не хотел, чтобы кто-то посторонний его увидел. Чем больше будет спрятано от посторонних глаз, тем лучше. Рука юноши скользнула под рубашкой вдоль спины и проникла под брюки. Странное ощущение, когда ладонь скользит вдоль тела, не встречая препятствий. Ду Яньмо недоверчиво спросил: — Ты без трусов? Лицо Ань Жюле вспыхнуло, он ничего не ответил. Ду Яньмо провел ладонью вдоль ягодиц и с силой нажал пальцем на анальное отверстие. Ань Жюле тихо вскрикнул и только тогда сказал: — Я только что снял. — Когда? — Когда ты читал учебник… Во время той скоропалительной дрочки в туалете он заметил, что трусы намокли ещё от предыдущей нечаянной эякуляции. Сменить бельё возможности не было, ходить в мокром неприятно, вот он и предпочёл просто снять. Подспудно надеясь, что если парень обнаружит эту тонкую деталь, ему будет трудно удержаться и не трахнуть. Его распущенность стала такой, что даже с учёбой мальчика не считалась. Ань Жюле понимал, что он не прав, но он старался, и раз уж так получилось, этим грех не воспользоваться. Он поднял вверх указательный палец, обозначая цифру «один»: — Давай, только один разок, не больше. Ду Яньмо: — … Можно, конечно, сказать, что это не он первый начал, но с другой стороны одной рукой в ладоши не хлопнешь, в таком деле кто кого соблазняет, уже не важно. Он стянул с Ань Жюле брюки, обнажая слегка затвердевший член. Ань Жюле светлокожий, даже его член очень светлого оттенка, только головка немного темнее, впрочем, очень красивого, свежего розового цвета. Ду Яньмо наклонился и накрыл его ртом, Ань Жюле с тихим стоном подался навстречу, чувствуя удовольствие от погружения в жаркую, влажную полость. Ду Яньмо парень горячий, и во рту у него гораздо жарче, чем у обычных людей, а если к этому добавить хорошо наработанную технику и природный талант, то Ань Жюле чувствовал себя счастливчиком, к тому же… он очень любил смотреть, как юноша заглатывает его естество. В тот момент, когда нос парня зарылся в его лобковые волосы, Ань Жюле отвёл мальчишке чёлку со лба и радостно сообщил: — Ого, какие у тебя пышные усы. Ду Яньмо: — … Ничего не ответив, он втянул так, что член Ань Жюле упёрся прямо в глотку, а его хозяин выгнулся и сладко простонал: — Полегче… Ду Яньмо выпустил член и занялся яичками, втягивая их поочерёдно до основания и сжимая ртом, потом снова прошёлся языком по члену, слизал с уретры выделившийся секрет, потом заглотнул член до основания и принялся совершать головой возвратно-поступательные движения. Член Ань Жюле полностью окреп, а поскольку он уже облегчился чуть раньше, то потрепал юношу по макушке и напомнил: — У меня там не так уж много накопилось, давай я кончу попозже… Ду Яньмо непонимающе уставился на него, и Ань Жюле признался: — Я в туалете… ну… побаловался немного. «Вот это да… Хоть стой, хоть падай». Но немного подумав, Ду Яньмо пришёл к выводу, что он сам подтолкнул его к этому, слишком надолго оставив без своего внимания. Чувствуя себя немного виноватым, он поцеловал член Ань Жюле и спросил: — Почему ты мне не сказал? — Что тут говорить, — Ань Жюле взъерошил чёлку подростка. Неужели он должен открытым текстом сказать парню, что ему мало секса с ним? Ох, хотя это так и есть… А Ду Яньмо вдруг подумалось, что Ань Жюле, несмотря на всю свою незакомплексованность, бывает порой до странного сдержанным: может разгуливать по дому без трусов в ожидании секса, но даже намёком не покажет, что ему хочется; может хотеть, как даже он сам не хочет, но тем не менее он держит в себе свои желания и не хочет ими делиться. Это несколько огорчало, всё же хотелось бы хоть раз услышать, как мужчина просит его о любви, умоляет дать ему любовь. Хотя бы раз, это было бы так здорово. Но пока он не в том положении, пока он может только молча лелеять эту надежду в глубине своего сердца и ждать, что когда-нибудь его мечта осуществится. Ду Яньмо вернулся к минету, теперь он сосал не столь интенсивно, скорее нежно. Он тщательно вылизал все причиндалы мужчины, зарываясь лицом в «райские кущи» шелковистых и мягких лобковых волос, в то время как указательный палец отправился на разведку в отверстие между ягодиц. Попутно он не забывал отслеживать реакции Ань Жюле, и тот, слегка вздохнув, поманил Ду Яньмо рукой, приглашая к поцелую. — Ах… Губы двух мужчин соприкоснулись, сливаясь в затяжной поцелуй, руки Ань Жюле обхватили крепкую спину подростка, опустились к пояснице и проникли под хлопковую футболку, с наслаждением сжимая крепкие мышцы спины. Горячий и страстный отклик любовника есть лучший стимул в постельных делах. Ду Яньмо, не отрываясь от губ любимого, на ощупь протянул руку к прикроватной тумбочке и вытащил из ящика лубрикант, всё так же, не прерывая ласк, отвинтил крышечку от тюбика, выдавил смазку и сначала смазал вокруг отверстия, затем все складки сфинктера и наконец внутри. Чрезвычайно чувствительное отверстие мужчины вскоре затрепетало, прямая кишка отозвалась волнообразными сокращениями на растягивающие её движения длинных пальцев юноши. Ань Жюле в нетерпении припал губами к уху Ду Яньмо, поторапливая его: — Глубже, глубже… Давай, не тяни, входи уже… Мальчик не хотел проявлять грубость и не соглашался входить, пока слизистые оболочки не размягчатся достаточно. Ань Жюле, похожий на ненасытного котаобжору, нетерпеливо царапал его спину и скулил: — Скорее… Скорее… Он стонал с подвываниями, нетерпеливо сучил ногами, и Ду Яньмо пришлось извлечь пальцы из кишки. Он перевернул Ань Жюле, приставил член к отверстию и вошёл в него сзади. В тайном месте полыхнуло жаром, первоначальное чувство распирания заставило Ань Жюле неосознанно податься вперёд, уклоняясь от вторжения, но Ду Яньмо крепко схватил его за бёдра и вернул назад. Погрузившись наполовину, он подождал, пока партнёр привыкнет, и наконец, без долгих разговоров задвинул жёсткий инструмент полностью. — У-у-а-аа! — перед глазами Ань Жюле вспыхнул фейерверк, крик сразу перешёл во всхлипывания и стоны удовольствия, как у голодного ребёнка, которого только что приложили к долгожданной груди. Его жалкий вид вызывал острое чувство любви. Ду Яньмо сдержал свои порывы, наклонился и поцеловал его в шею: — Больно? Ань Жюле кивнул: — Немного. Обычно после пережитой недавно эякуляции другие ощущения становятся ярче, чем удовольствие: кишку жгло изнутри, словно огнём, жёсткие лобковые волосы партнёра натирали нежную кожу сфинктера при движениях, заставляя его неописуемо краснеть: — Но это не важно… — Угу, — Ду Яньмо не спешил, он наклонился и втянул в рот мочку уха, проник обеими руками под рубашку и нащупал спереди соски, сжал и начал выкручивать их вправо и влево. Твёрдые и круглые, они ощущались под пальцами как два бобовых зёрнышка, и каждый раз, как он растирал их между пальцами, Ань Жюле издавал нежные стоны, которые щекотали слух и сердце Ду Яньмо, подобно мягкой волосяной кисточке. Член Ду Яньмо раздувался и напряжённо пульсировал, требуя движения, дыхание участилось, и он попросил: — Мне можно двигаться? — Можно… А-аах! Едва получив ответ, юноша сорвался с места в карьер. От его дерзкого натиска дыхание Ань Жюле смешалось, разгорячённое тело, казалось, вот-вот воспламенится в местах трения, от жаркой похоти он весь покраснел и покрылся пеленой пота, так что всё, до чего можно было до-тронуться, было скользким, включая член, непрерывно источающий смазку, которая брызгала капля за каплей при каждом толчке. Ду Яньмо схватил его член и очертил пальцем вокруг устья, собирая в щепоть выделения. Истекающая жидкость показалась ему странно прозрачной и не такой вязкой, как обычно. Убедившись в этом, юноша поднёс ладонь с собранным секретом к лицу Ань Жюле: — Оно совсем как вода. — Ну-у… — как-то расплывчато подтвердил Ань Жюле, действительно, одна вода. Такое впечатление, что мужчина совсем пуст. Ду Яньмо снова потрогал его член и обнаружил, что он не такой уж и твёрдый, это несколько сбило его с ритма; он собрался выйти из Ань Жюле, но тот всполошился: — Нет! Ду Яньмо: -? Лицо Ань Жюле горело от стыда. Ему в самом деле было нечем кончать, однако сзади восприимчивость слизистой необычайно усилилась, кишку ломило от переполнения, каждый раз, когда член юноши зацеплял простату, ему казалось, что он задевает внутри него какую-то очень чувствительную струну, порождающую в нём трепет и негу. Тяжело дыша, он обратился к подростку: — Это не имеет значения, продолжай. — Как скажешь, — Ду Яньмо вновь стремительно атаковал и увидев, что Ань Жюле совершенно не проявляет недовольства, со всей широтой души ускорил фрикции. — Да! Так, так! Ань Жюле было так сладко, казалось, если бы его задний проход обладал сознанием, он присосался бы к снующему внутри члену и зажал так туго, как только мог. И с каждым движением втягивал бы всё глубже. Продолжая стонать, Ань Жюле даже неосознанно закусил нижнюю губу и нахмурил брови, как будто терпел боль. Ду Яньмо скользнул рукой в его рот, раскрыл губы и зацепив за подбородок, повернул лицо Ань Жюле к себе. Сейчас он видел болезненный румянец, заливавший щёки Ань Жюле, а вдоль его руки изо рта тихонько сочилась слюна, стекала и капала вниз. Судя по физиологическим реакциям, он чувствовал себя далеко не плохо. Ду Яньмо крепко зафиксировал его бёдра и несколько раз стремительно вонзился в него, и хотя член Ань Жюле был не вполне твёрдым, однако он явно… что-то чувствовал. Ду Яньмо остановился, вышел и заставил Ань Жюле перевернуться лицом к нему. Он поцеловал мужчину, язык Ань Жюле лизнул в ответ и в следующий момент бессильно обмяк. Он выглядел, как затраханный до потери сознания, взгляд был мутный, блуждающий, из открытого рта вырывалось хаотичное дыхание и громкие стоны, в которых Ду Яньмо слышалось полное безумие. Он поднял таз мужчины и его ноги, заставив того опираться только на согнутые в локтях руки и снова вставил член. Ноги Ань Жюле болтались в воздухе, белая рубашка повисла на теле, как тряпка, рукам больно и неудобно, но хуже всего чувство онемения в члене и мошонке, как будто что-то хочет излиться оттуда и не может… — А-ах! — испуганно выдохнул он, не помня, в какой момент они сменили позу. Ду Яньмо дёрнул его на себя, входя очень глубоко; его бёдра широко раскрылись, и он откинулся назад, надетый на большой член подростка. Багрово-красное отверстие полностью поглотило прямое, как штырь, орудие, казалось, оно проткнуло живот насквозь. — А-аа, нет… Больно… — так говорил верхний рот, а нижний тем не менее ещё больше обволакивал, засасывал и заглатывал «агрессора». — О-о… — стиснутый этим свирепым обручем, Ду Яньмо охнул и нахмурился, затем развёл в стороны ягодицы Ань Жюле и с чавкающим звуком извлёк член, за которым потянулась смазка. И не только смазка, а ещё кое-что, из чего он понял, что мужчина получает удовольствие. — Сейчас тебе лучше, чем обычно, верно? — спросил Ду Яньмо. Ань Жюле не ответил, тогда его схватили за соски и сжали пальцами так, что те онемели. Ду Яньмо настаивал: — Тогда почему ты не кончаешь? — Я не знаю… Не щипайся, ай, я не знаю… — ответил Ань Жюле, — Я не могу кончить… Но… Ему было хорошо. Невыразимо хорошо. Так хорошо, что мозг плавился. — И боль приятна? — спросил Ду Яньмо, вновь направляя член в отверстие. — Э-э, приятна, приятна, а-а, — ступни ног Ань Жюле обмякли, волны удовольствия накатывали непрерывно, больно, жарко… Он протянул руку к члену и сжал его, чувствуя, как невыносимо горит лоб. Под энергичными атаками Ду Яньмо в ладонь брызнуло что-то непонятное. Голова закружилась, рот открылся в немом крике; слишком острое наслаждение прошило его, как электрический ток, парализовав конечности. Ань Жюле задыхался, из глаз текли слёзы. Ду Яньмо посмотрел на прозрачную жидкость в его ладони — в основном прозрачную, лишь слегка беловатую; слишком разреженная, она выглядела, как недоделанная сперма. — А-аа… Странно, оно не останавливается… о-оо… Пережив оргазм, мужчина разбросал руки и ноги в разные стороны, но его отверстие никак не желало расслабляться, намертво присосавшись к крупному члену и категорически не соглашаясь выпускать. Ду Яньмо подёргался несколько раз в разные стороны, и Ань Жюле наконец расслабил анус, взамен он собрал ноги вместе и сомкнул колени. Пальцы на ногах поджались от напряжения, мужчина с громким стоном рванул на себе рубашку. Судя по виду, с ним было что-то не так. Ду Яньмо вновь отправил член в атаку, вбиваясь уже без всякого ритма, лишь с прежней яростью. Туго натянутая внутри Ань Жюле струна наконец разомкнулась, член слегка содрогнулся, исторгая последние капли, и наконец, измученный о́рган рухнул набок подстреленным бойцом, не в состоянии больше подняться. Ду Яньмо тоже накрыло оргазмом так внезапно, что он не успел выйти из мужчины и кончил внутри него. Минуту он тяжело дышал, затем наклонился, чтобы поцеловать мокрое от слёз лицо мужчины, но увидев его бессильно повисшие руки, съехавшую с обнажённых плеч рубашку, неподвижно, словно у мёртвого, запрокинутую голову, Ду Яньмо испуганно отшатнулся: — Господин Хризантема?! Он вытащил член и похлопал мужчину по щекам. Видя, что тот почти не дышит, Ду Яньмо обнял его, приподнял и потрепал за подбородок, помогая вздохнуть. Ань Жюле всхлипнул и вынырнул из небытия. И сразу резко покраснел, почувствовав, какое мокрое у него лицо, не зная, что это, слёзы или слюни. Увидев, что он пришёл в себя, Ду Яньмо вздохнул с облегчением и отправился на кухню, чтобы принести ему воды. Ань Жюле выпил целый стакан одним махом, он так торопился, что да-же поперхнулся и закашлялся. Ду Яньмо похлопал его по спине и недоуменно спросил: — Что с тобой? Ань Жюле молча протянул руку вниз, ощупывая покрасневшее растраханное отверстие, которое он никак не мог сомкнуть, оттуда сочилась беловатая жидкость. Он попытался пошевелить ногами, но не смог это сделать; невольно глянул на Ду Яньмо и что-то пробормотал. Ду Яньмо не расслышал: — Что? Ань Жюле: — Не могу… -? Ань Жюле выглядел огорчённым: — Ну, ты и свиреп, так старшего брата выебал… У меня поясница отнялась, пошевелиться не могу. Произнося эти слова, Ань Жюле в самом деле не знал, плакать ему или гордиться? Он отдал всё ради обучения мальчишки, самолично взрастил и взлелеял этот выдающийся «столп отечества» (имеется в виду член парня), и себя он считал выносливым и закалённым в любовных играх, но никак не ожидал, что его можно затрахать до потери сознания и паралича. Это просто-таки позор в маленьком мире пассивов, если это станет известно, как он людям в глаза смотреть будет? Да лучше умереть! Из-за этого Ань Жюле был на редкость мрачен и пока не был помыт и уложен на кровать, ни единым словом не обмолвился. Зато счастливый Ду Яньмо преспокойно обиходил его, как ребёнка, даже нанёс косметический лосьон ему на лицо и похлопал по щекам, чтобы лучше впиталось. Поморщившись, Ань Жюле повалился на кровать со стоном: — Всё, считай, что я мёртв, пора жечь жертвенные деньги. (Жертвенные деньги — фальшивые банкноты, которые китайцы сжигают на могилах усопших, подробнее в Википедии). Ду Яньмо не придал никакого значения его словам, поцеловал Ань Жюле в лоб и пошёл учить дальше. Вскоре Ань Жюле уснул. Когда он проснулся, за окном уже стемнело. Ду Яньмо всё так же сидел за столом и читал учебник. В комнате стояла тишина, лишь изредка нарушаемая шелестом страниц. Обнажённый по пояс, Ду Яньмо сидел спиной к нему, и его прекрасное, сильное тело окружал ореол яркого света от настольной лампы. Восхищённый Ань Жюле подал голос: — Ты до сих пор учишь английский? Ду Яньмо повернулся к нему и кивнул: — Да. Ань Жюле лёг на постели, подпирая рукой подбородок, и лениво поинтересовался: — Ты разобрался с временами глаголов? Ему было любопытно, можно ли рассматривать его своеобразный способ обучения как серьёзную методику. Неожиданно парнишка ответил: — Разобрался. Ань Жюле поднял брови: — Ну и?.. И Ду Яньмо со всей серьёзностью продекламировал: — I made love with you four hours ago. (Я занимался с тобой любовью четыре часа назад). Оказывается, он проспал четыре часа. Ань Жюле зевнул: — Надо же, сработало. Ду Яньмо отложил учебник, подошёл к нему, поцеловал и добавил: — I love you. Ань Жюле ошеломило это неожиданное признание на английском, он хотел рассмеяться, но вдруг отчего-то смутился. Жуткий акцент юноши, неправильное произношение наполнили сердце удивительным умилением… Когда-то давно он уже усвоил: Love есть глагол состояния, кроме прошлого и будущего, его нельзя произвольно применять в других временных формах. Я любил тебя, я люблю тебя, я буду любить тебя вечно. Словарь любви предельно прост, и поэтому все думают, что хорошо знают его, но совсем не многие умеют пользоваться им правильно. Ань Жюле улыбнулся и погладил подростка по голове: — Хорошо, тебе осталось только выдержать последний экзамен! Когда стали известны окончательные оценки за экзамен, результаты Ду Яньмо оказались на удивление высокими, и он был принят в старшую школу. Естественно, Ань Жюле не имел наглости считать, что это «заслуга» его альтернативного метода. А юноша с этих пор открыл для себя английский язык и по аналогии смог легко усвоить различные временные формы глаголов. А когда Ань Жюле поинтересовался: — А как ты вдруг понял? Ду Яньмо ответил: — А я сначала подставлял make love, а потом заменял на другие глаголы. Ань Жюле: — … Конечно, личный пример учит лучше тысячи слов, древние мудрецы были правы. К счастью, к счастью.