Счастливая жизнь.

Глава 1. My Love Life. (Ю Юй — Шу Ци, актриса, Тайвань) После тяжёлого более, чем десятичасового перелёта, он наконец, смог покинуть железную птицу. Ань Жюле глубоко вдохнул прекрасный, свежий воздух. По пути к таможне повсюду встречаешь Тайваньскую рекламу, каждый раз, возвращаясь из-за границы, увидев её и подумав: «О, наконец-то я дома», можно сразу почувствовать себя в безопасности. Проходя паспортный контроль, наши сограждане тоже могут услышать весьма безразличное: «Добро пожаловать, с возвращением» — и получить назад свой паспорт. — Спасибо, — улыбнулся Ань Жюле, убирая паспорт. У него удлинённый разрез глаз, белая кожа, когда уголки его губ слегка приподнимаются в улыбке, на левой щеке появляется еле заметная ямочка, мешающая определить его возраст. Слегка обомлевший таможенник, припомнивший только что виденную дату рождения в его паспорте, не успел как следует уложить в голове сей факт, а следом уже подошёл другой пассажир. Ань Жюле получил багаж и вышел из зоны таможенного контроля. В этой части аэропорта, заполненной иностранцами, его тёмно-каштановые волосы не выглядели слишком необычно, однако, кое-кто вскоре узнал его: — Хризантема! Сюда! «Вау», присвистнул Ань Жюле, увидев в толпе своего лучшего интернетского друга, стройного и приметного парня. Он держал на руках девочку, ребёнок поднимал над головой плакат с надписью: «Ваше величество Хризантема, милости просим вновь погубить Тайвань!» Плакат по краю был обклеен чёрными маргаритками… Подойдя поближе, он пощупал цветочки — искусственные. — Ого, как грандиозно, — с неподдельной радостью сказал Ань Жюле, снял с плаката два цветочка и приложив их к своему лицу, игриво подмигнул девочке: — Дядя же гораздо красивее, чем эти цветочки, правда? Цяо Кенан: — … Возвращаясь домой, порой сходишь с ума, чувствуя ностальгию… — Пошли, я на машине, сядешь сзади вместе с Коко. Ань Жюле всю жизнь любил заигрывать с красивыми женщинами. По дороге он шутливо приставал к шестилетней Коко, не забывая то и дело преподносить себя: — Коко, как тебе дядя, нравится? Ты наверно, хочешь стать моей женой… «Ах ты, педик, не смей приставать к моей девочке!» — Цяо Кенан уже готов был разразиться бранью вслух, как вдруг услышал твёрдый и бесповоротный ответ, озвученный звонким детским голоском Коко: — Нет! У меня есть жених, я хочу выйти замуж за Шань Юаня! — Ого, — Ань Жюле поднял брови и взглянул на сидящего впереди друга, — И как давно ты занимаешься устройством судьбы этой юной особы? С этим мальчиком Шань Юанем? Ни хрена себе, занимаешься воспитанием, ещё и по плану Гэндзи… А у этой пары разница в возрасте тоже двенадцать лет? Цяо Кенан закатил глаза: — Ты старше! «Сколько можно давить на больную мозоль!» Ань Жюле задохнулся от обиды и посмотрел на прелестное личико девочки с задатками совершенной красавицы, которая определённо вырастет стервой. — Лучше молись, чтобы это дитя не было настроено серьёзно… Цяо Кенан философски заметил: — С неба идёт дождь, девушка хочет выйти замуж, кто может этому помешать? Ань Жюле улыбнулся: — Какие, однако, у тебя широкие взгляды. Цяо Кенан вздохнул: — Я не нуждаюсь в одобрении персоны, сидящей сзади. Ань Жюле посмеялся, но не стал оспаривать. Белый автомобиль мчался по скоростному шоссе, он какое-то время играл с Коко, пока девочка не заснула. Ань Жюле потрогал пальцем толстенькие, розовые щёчки ребёнка и со вздохом сказал: — Хорошо вам, брак заключили, даже ребёнка завели. Цяо Кенан: — Ты тоже можешь выбрать любого в детском доме. Лу Синьчжи уже много лет спонсировал детский дом, Коко и упоминавшийся ею Шань Юань были оттуда. Когда Ань Жюле жил в Тайване, он тоже помогал и своих родителей агитировал пожертвовать немного денег на детский приют. Порой он невольно задумывался: в чём смысл продолжения рода? Все эти дети, рождённые в так называемых нормальных семьях, тем не менее не получили любви и заботы и оказались брошенными. Если бы геи знали, сколько подкидышей бывает в Тайване ежегодно, они бы не сожалели о том, что не могут рожать детей, им вполне хватило бы тех, от кого избавились их собственные родители. Цяо Кенан: — Сегодня вечером поужинаешь у нас? — Я хочу горячего жарко́го! То, что он ел в течение года в Штатах — это еда никакая, Ань Жюле очень тосковал по горячим лакомствам, что готовят на ночных рынках Тайваня. Он спросил: — Багаж весь отправили? Я помню, кровать вроде есть, ночевать буду дома, как раз с утра пораньше начну наводить порядок. Хотя в доме, кажется, всё есть, но это новая квартира, и конечно, порядок там далеко не идеальный. Цяо Кенан возразил: — Ночуй у нас, ты же только что прилетел, ты ещё не привык к разнице во времени, к тому же ты устал, а мы тебя разместим с комфортом и мешать не будем. А к тебе домой ещё добираться, зачем тратить лишнее время? Ань Жюле проворчал: — Вот именно, я устал и не хочу смотреть, как два бесстыжих гомика будут устраивать в моём присутствии любовное шоу, это слишком мучительно для такого одинокого мужчины, как я! Проснулась Коко и хлопая заспанными глазками, спросила: — Дядя Хризантема, а кто такие бесстыжие гомики? Ань Жюле: — Ну-у, это я так сказал, это как бы… — Хватит тебе! — оборвал его покрасневший Цяо Кенан. Те, кто занимаются публичным освещением чьих-то личных отношений, считают это чем-то обыденным, но для тех, чью жизнь выносят напоказ, смотреть на это больно. Цяо Кенан невольно вспомнил, сколько пришлось вытерпеть им с Лу Синьчжи за последние пять лет от людского любопытства к их паре. Он немного расстроился, но не знал, как сказать об этом. Подумав, он решил не касаться этой темы, а вслух сказал: — Я завтра отпрошусь с работы и помогу тебе с уборкой. — Ладно. Ань Жюле тоже подумал, что помощь ему не помешает. Он взглянул в окно автомобиля: он пробыл вдали от родины ровно год, и за это время здесь почти ничего не изменилось, особенно некоторые необыкновенно прочные вещи. Ну и на том спасибо. После совершенно безумного ужина с ребёнком на ночном рынке, довольный Ань Жюле наконец, прибыл на новую квартиру. Багаж был уже доставлен, включая и ранее отправленные вещи; картонные коробки громоздились, как горы, по всему дому. Квартиру ему помог подобрать Цяо Кенан, Ань Жюле только по фоткам через интернет утвердил планировку, а когда увидел всё воочию, ему понравилось ещё больше. Наконец-то он дома. Он потрогал стены. Несмотря на то, что это был старый дом, в целом это было вполне опрятное помещение, ничего лишнего, можно легко переделать всё так, как ему нравится. Ань Жюле усердно взялся за дело, обследовал жилище и наконец, на одной из стен вчерне набросал план. Эта стена — главная причина, почему он выбрал именно эту квартиру. Она была расположена точно так же, как и та стена в его старой квартире, и точно такой же площади. И он решил относиться к ней точно так же, как к той стене, как будто начав всё заново. Он хотел покрасить её в глубокий, синий, как небо, цвет, а ярко-розовой пастелью нарисовать любящие сердца. Очень много любви и очень много сердец. Определившись с идеей, он перерыл все завалы и нашёл коробку с надписью «LOVE». Под толстой пузырчатой упаковкой лежало несколько коробочек поменьше, и среди них он безошибочно нашёл и открыл одну, наполненную множеством фотографий. Он просмотрел их, улыбнулся и принялся за работу. И только на рассвете, в четыре утра его срубил сон. …… В феврале не жарко и не холодно, температура подходящая, поэтому он поленился искать одеяло и предпочёл лечь просто в штанах и рубашке с длинным рукавом. За год в Нью-Йорке он измучился, каждый раз ложился в постель и как будто выключался, и до рассвета был словно без сознания; а если удавалось расслабиться, то наоборот, ворочался с боку на бок в полусне и вставал не выспавшийся. Сейчас, дома, он заснул легко и быстро. У него пониженная температура тела, ложился он разгорячённым после работы, а во сне постепенно замёрз. Ань Жюле свился в клубочек, то и дело растирая руки и ноги, и смутно думал сквозь сон: «холодно… как же холодно, и почему весна на Тайване холоднее, чем в Нью-Йорке?» Холодно до ломоты в глазах, холодно до слёз. Прежде был такой период в его жизни, независимо от того, какие холодные потоки вторгались на остров, сколько градусов выпадет на термометре, он никогда не чувствовал холода, потому что один человек обнимал его, согревал, ежеминутно даруя тепло… Если считать удельный вес счастья, отмеренного человеку на всю жизнь, чётко зафиксированным, то, видимо, в то время он насладился счастьем сполна, израсходовав всё, что ему причиталось. В жизни человека бывают взлёты и падения, у каждого есть совершенства и изъяны, это нормально, и ему было грех жаловаться на судьбу. Только иногда, вот как сегодня, приходилось дрожать от холода. Неизвестно, сколько времени он мёрз, когда вдруг нахлынуло приятное ощущение уюта, словно кто-то накрыл его тёплым одеялом. Ань Жюле ухватился за край, укутываясь плотнее, ему стало так хорошо, что он не удержался и произнёс заветное имя, но никто не откликнулся, только чей-то голос беспомощно констатировал: — Эх ты, идиотина. Да… Это просто тоска, разве здесь кто-то есть? Окутанный теплом и мягкостью, Ань Жюле не успел додумать эту мысль и уснул. — Эй, просыпайся. Ровно в полдень он был разбужен Цяо Кенаном и тревожащим обоняние знакомым ароматом лука. Цяо Кенан стоял перед кроватью в джинсах и рубашке-поло, покачивая коробочкой лапши, взятой на вынос, рядом стояли несколько вскрытых коробок с вещами. Ань Жюле растерянно уткнулся мутным взглядом в одеяло, зажатое в руках, тщетно пытаясь припомнить, когда он успел его откопать и укрыться. — Слишком холодно, чтобы спать без одеяла, ты хочешь простудиться в первый же день, как приехал в Тайвань? — строго спросил Цяо Кенан. — … Прости, побеспокоил тебя, — Ань Жюле почесал взлохмаченную голову, поднялся с постели, распаковал чемодан, нашёл зубную пасту и щётку, очищающее молочко для лица и пошёл в ванную. Пока он умывался, Цяо Кенан расстелил на полу газету с рекламными объявлениями и расставил на ней горячую лапшу с луком, жареный рис, закуски, суп с мясными шариками, варёные с приправами яйца. Вышедший из ванной Ань Жюле, увидев всё это изобилие, не удержался от улыбки: — Ты вроде говорил, что больше не ешь лапшу? Типа это к неприятностям. Цяо Кенан пренебрежительно отмахнулся: — Пустые суеверия! Ань Жюле весело рассмеялся. Крутится-вертится карусель судьбы, вот уже и Цяо Кенан не заботится об этой ерунде — не верит в приметы, не интересуется гороскопами, значит, он сумел взять свою жизнь под контроль. Впрочем, было время, когда он не смел даже переступить порог лапшичной. Стола в доме не было, и они ели лапшу, сидя на полу скрестив ноги. Цяо Кенан шумно втянул лапшу, потом указал на стену, заклеенную фотографиями, и неодобрительно поцокал языком: — Меня чуть не стошнило от этого. Ань Жюле невозмутимо отозвался: — Поздравляю, ты оказался крепким парнем. Стена, в которую ткнул палец Цяо Кенана — это его «шедевр», созданный перед сном: последние несколько лет он коллекционировал всё, что касалось одного человека, газетные вырезки, фотографии; как страстная фанатка, он собирал всё о своём кумире. Всё, что печаталось в журналах, газетах, спортивных альманахах он вырезал и тщательно сохранял в течение вот уже трёх лет; ради него он пересёк океан и переехал в Нью-Йорк, а теперь вот вернулся в родной город. Вчерашней ночью он с любовью наклеил свою драгоценную коллекцию на стену, оформив всё в девичьем стиле, в рамочках в виде сердечек, а всю композицию в целом обрамляло одно большое сердце. Когда Цяо Кенан с утра пораньше вошёл в дом и увидел пламенеющий на стене результат этой ночной битвы, ему стало по-настоящему страшно. — Хризантема, я думал, что ты только слегка повёрнутый, но не ожидал, что всё настолько отвратительно, просто нечеловечески! — Угу… — Ань Жюле с громким хлюпаньем втянул в рот лапшу, а потом как ни в чём не бывало последовал вопрос, — Как ты думаешь, как мне её назвать? — My Spoony Life? (англ. Моя глупая жизнь) Ань Жюле, разумеется, понял, что он имеет в виду. Spoony означает глупый, наивный простак, влюблённый идиот, сентиментальный кретин и хотя это соответствует истине, в его душе рождались совсем другие ассоциации. Посмотрев на заклеенную фотографиями стену, отражающую всю глубину его одержимости, его неизлечимого отравления этим парнем, он не долго думая, выпалил: — My Love Life. (моя любовная жизнь) — Как-как? — Цяо Кенан чуть не подавился лапшой. — Love, — Ань Жюле улыбнулся и снова повторил, — My Love Life. *** Поскольку Ань Жюле только что вернулся из долгосрочной командировки, у него был примерно месяц отпуска, первую половину которого он посвятил разборке контейнеров с багажом. В простой рубахе, старых штанах и наброшенном на плечи грязном махровом полотенце он вкалывал целыми днями, как простой рабочий. Всего несколько раз в жизни он позволял себе быть некрасивым, в эти периоды он занимался обустройством своего жилища. Уже давно в тайниках сердца он вынашивал этот замысел, опиравшийся на полученные им жизненные накопления, талант и богатые внутренние качества, поэтому только когда кривая, уродливая чашка заняла, наконец, своё место на полке, Ань Жюле смог по-настоящему расслабиться. Встретился и пообедал с друзьями, которых сто лет не видел, сходил в любимый когда-то бар, в котором давненько не охотился; каждый день совершал пробежки по излюбленному маршруту до ночного рынка, где наблюдал за парочками парней… Даже спас кого-то, приняв один проект как арт-директор и всю ночь прокорпев над ним. И несмотря на все усилия он всё равно чувствовал постоянную нервозность. Он считал себя настоящим трудоголиком. Оставалось всего несколько дней до выхода на работу, Ань Жюле даже наметил примерную дату: конец месяца, как раз основной жёсткий узел в этой ужасной бойне под названием «сдача очередного номера в печать» развяжется, отличный момент, чтобы потихоньку втянуться в рабочий ритм. Время бежит быстро, а редакционный отдел «Flawless» всё в том же виде, над дверью всё тот же лозунг «Winter is coming!». Несколько сотрудников уволились, пришли несколько новых, и постер с красавицей на стене поменялся… Жэнь Ий едва не пустилась в пляс от радости, увидев его, и насмешливо сказала Ю Юй: — Вернулся живым! Вернулся живым! Ха-ха, я выиграла, оу Yes! Ю Юй недовольно цокнула, вытащила из кошелька сто юаней и отдала ей. Глядя на эту сцену, Ань Жюле едва не расплакался. Жэнь Ий, единственный белый и чистый цветок в их редакции теперь испачкан всеми красками порока, подумать только, набралась плохого от Ю Юй и зарабатывает себе карму в следующей жизни, играя в азартные игры. Ю Юй скептически осмотрела его с ног до головы: — Я надеялась, что ты приедешь назад без руки или без ноги, не думала, что ты вернёшься целеньким… Что, Дьяволица предпочитает мальчиков? Под Дьяволицей подразумевалась главный редактор Нью-Йоркского отдела «Flawless», всемирно признанная королева мира моды, богиня… Сатана в юбке. (Журнал «Flawless» отпочковался от «Vogue», прообразом «Дьяволицы» явилась известная британская журналистка, главный редактор американского издания Анна Винтур, также бывшая прототипом главной героини фильма «Дьявол носит Prada». Признана одной из самых влиятельных фигур в мире современной моды, особенно в Америке. Кроме перфекционизма и высокого профессионализма, Анна Винтур также прославилась жёстким и требовательным стилем руководства, за что ей дали прозвище «Ядерная зима»). Ань Жюле тряхнул чёлкой: — Перед моим беспредельным очарованием не устоит ни стар, ни млад, я покоряю и мужчин, и женщин. Ю Юй продолжала язвить: — Дерьмо собачье, я слышала, кое-кто первую неделю каждый день приползал домой на карачках? Ань Жюле в долгу не остался: — Это лучше, чем таскать всех подряд мужиков к себе на ночь, чтобы утешиться, как некоторые. Какое-то время они пристально смотрели друг на друга, неизвестно, кто первый расхохотался, но Ю Юй со смехом бросилась ему на шею: — Дорогой, я так соскучилась по тебе, по твоему маленькому, грязному ротику! Ань Жюле кивнул, похлопал её по спине и сочувственно вздохнул: — Да, через Skype это ощущается не так захватывающе. Согласно установившейся традиции каждые два-три года по всему миру во «Flawless» набирали кандидатов в сотрудники для головного офиса в Нью-Йорке. Говоря вежливо, это были стажёры, а если уж откровенно, то рабы. Ю Юй попала в первую партию таких «рабов» и отлично себя зарекомендовала, поэтому директор лично потребовала, чтобы из Тайваня прислали ещё партию стажёров. Хотя это было прекрасным шансом, тем не менее, как только подошло окончание второго года, желающих ехать на стажировку не оказалось; не говоря о колоссальных нагрузках, многие замужние и женатые сотрудники не хотели покидать семьи, отказывались и всячески привередничали. В итоге самым подходящим человеком оказался Ань Жюле. И получил жесточайшее наказание. Ань Жюле: — В работе придраться было не к чему, так дьяволица вызывала меня глубоко за полночь готовить для неё ужины! Да ещё нужно было следить за калориями, столько-то и столько, а больше нельзя, ни-ни… Ю Юй: — О, это ещё что, а тебе не приходилось искать на чёрном шерстяном пледе рассыпанный обсидиан? (Обсидиан — чёрное вулканическое стекло, застывшая лава. Используется в ювелирных украшениях, а также в микрохирургии: сколы обсидиана очень острые и вполне могут конкурировать с алмазными лезвиями, хотя и дешевле). Жэнь Ий: — Ва-а… Как бесчеловечно. — … Оба, и Ань Жюле, и Ю Юй, обернулись к ней и практически в один голос заявили: — Следующей жертвой, сто пудов, будешь ты. Жэнь Ий в крайнем удивлении воскликнула: — Что?! Первые два года перед отправкой в Америку, Ань Жюле тоже очень хвалили, зато потом и отозвали раньше срока, потому что в Тайване не хватало опытных работников. Судя по этой ситуации, непременно настанет время, когда придётся снова отлавливать очередную жертву. Ещё год назад квалификация Жень Ий была недостаточно хороша для того, чтобы отправить её в Нью-Йорк, теперь в самый раз. Ань Жюле молитвенно сложил ладони и поклонился Жэнь Ий: — В добрый путь. У Жэнь Ий внутри всё оборвалось, она только и смогла, что пискнуть что-то неразборчивое. Ю Юй кинула взгляд на часы: — Плохо дело… Ай-я-яй, мне пора в съёмочный павильон… Кстати, ты на машине, отвези меня. — Поехали, — не стал возражать Ань Жюле. Обычно поездка в съёмочный павильон означала встречу с кем-то особенным, и чтобы сэкономить время, всегда совмещали интервью и фотосессию. Ю Юй не хотелось вызывать такси, она предпочла воспользоваться служебной машиной Ань Жюле и заодно по дороге просмотреть материалы для интервью. Ань Жюле полюбопытствовал: — У кого ты будешь брать интервью? Ю Юй самодовольно ухмыльнулась: — Он знатный красавчик. Когда автомобиль остановился на красном светофоре, Ань Жюле достал из бардачка гигиеническую бумагу, оторвал кусок и протянул ей со словами: — Не забывай, ты замужем, поэтому успокойся и вытри слюни. На что Ю Юй презрительно ответила, что ещё неизвестно, у кого будут слюни длиннее и ещё с одного места закапает: — Сначала сходи в универмаг. Ань Жюле: — Зачем? — Слюнявчик себе купи. — … Ань Жюле: — Что, реально такой красавчик? Ю Юй таинственно улыбнулась: — Увидишь. *** Они всё-таки зашли в универмаг — не для того, чтобы купить слюнявчик, а для того, чтобы купить подарок. Ань Жюле очень мало интересовался Тайваньской индустрией развлечений, то же самое касалось и других стран. Смотреть на это увлекательно, но большинство из этих звёздных мотыльков мелькают на небосклоне славы и падают в неизвестность, оставляя после себя лишь звёздную пыль, в памяти остаются единицы. Не было у него интереса и к этому знатному красавчику, которого превозносила Ю Юй, но так он думал только до того момента, как вошёл в студию. Ю Юй приехала заранее, но не ожидала, что объект появится раньше неё. Высокий, прекрасно сложенный молодой человек сидел в павильоне на раскладном стульчике и одет был очень просто: светлая хлопковая футболка и джинсы. О его причёске уже позаботился стилист, высоко зачесав чёлку на правую сторону, очень красиво. Чёткие черты лица, глубокие глаза удлинённой формы, в этот момент они были опущены и сосредоточенно изучали конспект предстоящего интервью. Круглолицый мужчина рядом с ним, похожий на агента, шагнул навстречу, приветствуя прибывших: — Простите, побеспокоили вас сегодня. — Ничего, это наша работа, — Ю Юй пожала ему руку и толкнула в бок застывшего в неподвижности Ань Жюле, — Ну чего вытаращился, я же говорила, красавчик? Ань Жюле потерял дар речи от изумления. В это время молодой человек тоже поднял взгляд и увидел их. Первоначальное безразличие на его лице сменилось удивлением, а затем улыбкой — эти ямочки на щеках… Тот же чистый восторг, как у ребёнка, распаковавшего рождественский подарок и обнаружившего долгожданного робота. Чистая, без примесей радость, от которой невозможно отвести взгляд. Молодой человек торопливо поднялся навстречу, стул позади него с грохотом опрокинулся, но Ань Жюле, собравшись с мыслями, опередил его и представился: — Здравствуйте, господин Ду. Рад познакомиться, я арт-директор журнала «Flawless» и я участвую в этом интервью. Подросток… Нет, уже молодой мужчина, слегка притормозил. Судя по расширившимся глазам, он был несколько озадачен и недоверчиво уставился на Ань Жюле. И пока Ю Юй удивлённо хлопала глазами, Ань Жюле с улыбкой схватил её за плечо, притянул к себе и представил: — Это редактор, она отвечает за содержание интервью. — … Если будут замечания… — Ю Юй пришлось следовать тексту. Ду Яньмо молчал, его чёрные глаза смотрели спокойно и чуть лукаво, он явно притворился, что не знаком с Ань Жюле, и помолчав, ответил: — Я буду следовать вашим указаниям. Ань Жюле вздохнул с облегчением: — Я пойду поищу стилиста. — Ох, — выдохнула Ю Юй. Ань Жюле очень больно прихватил её за плечо, хорошо, хоть быстро отпустил. Растирая больное место, она обратилась к Ду Яньмо: — Тогда начнём, пожалуй? Ду Яньмо проводил взглядом спину мужчины, подошедшего к служащему павильона, и медленно произнёс: — Хорошо. Конечно, Ань Жюле не раз представлял, как они встретятся с Ду Яньмо. Представлял всякое: как они молча вспоминают прошлое, вздыхают о быстро пролетевшей юности, сменившейся взрослением, возможно, даже обнимаются и плачут. Но происходящее в реальности здесь и сейчас укладывалось в его сознании только в одно слово: 靠. 靠靠靠. Кода дело касалось работы, Ань Жюле не позволял себе бездельничать, и как добросовестный арт-директор, он действительно обсуждал со стилистом предоставленное резюме. В резюме указывался опыт Ду Яньмо: он участвовал в соревнованиях по ультрамарафону, *а это значит, он занимался одним из экстремальных видов спорта. (*Ультрамарафон — забег на сверхдлинные дистанции от 50 до 100 км, превышающие обычное расстояние для простого марафона — 42 км. 195 м. Такие забеги обычно проходят в местностях со сложными природными условиями, это соревнования не только на скорость, но и на выносливость). В Тайване не особо уделяли внимание спортивным соревнованиям, и Ду Яньмо поначалу просто бегал в безвестности, и только после того, как в прошлом году принял участие в соревнованиях в Сахаре, заняв прекрасное четвёртое место и добившись внимания международных СМИ, он стал известен и в Тайване. После этого парень получил несколько предложений сняться в рекламе, иногда у него брали интервью некоторые издания. Он выиграл несколько соревнований внутри страны, и поскольку частота упоминаний о нём в прессе поддерживалась в оптимальном режиме, он не только не утомил народные массы, но даже приобрёл некоторую популярность. Сообщалось также, что он собирается представлять Нью-Йоркские торговые марки галантереи в крупных Тайваньских магазинах. Как только Ю Юй получила эту новость, она сразу устроила это интервью. За исключением последнего пункта, всё остальное Ань Жюле прекрасно знал: до Сахары он бегал в пустыне Такла-Макан, **после этого, получив инвестиции, принимал участие в забегах на длинные дистанции в Центральной Азии… Только за год бегал в трёх крупных соревнованиях, работал без остановки, осуществив в юном возрасте мечту, которая многим казалась недостижимой. (**Такла-Макан — песчаная пустыня на северо-западе Китая, на границе с Киргизией, не путать с пустыней Гоби, большая часть которой находится в Монголии). Ань Жюле отложил резюме и вновь обратился к беседе со стилистом, чувствуя непрерывный зуд в спине, словно её ковырял чей-то взгляд… похожий на острый нож. Сцепив пальцы, Ань Жюле думал: «только бы никто не заметил, что у меня даже ноги дрожат». …… Закончив интервью, Ю Юй воспользовалась паузой, пока Ду Яньмо уходил поправить причёску и переодеться, и подошла с вопросом: — Ну как? Ты сегодня странный, у тебя не рабочий день, с чего это ты вдруг работаешь бесплатно? Ань Жюле: — Я такой трудолюбивый, разве ты не знаешь? Ю Юй рассмеялась: — Как тебе впечатления от настоящего мужчины? «Хочется тебя убить». — Почему ты мне не сказала? Если бы он знал, кто́ является объектом интервью, он сразу уехал бы, как только доставил Ю Юй в павильон. Ю Юй похлопала его по плечу: — Он тебе не понравился. А другим не хватает популярных газет, чтобы заполнить ящики вырезками о нём… некоторые фанатки даже приходили к нам в редакционный отдел. Сегодня просто так совпало, это мой подарок тебе по случаю возвращения на Родину, не надо меня благодарить, ладно? — … Какая благодарность… — секунду спустя Ань Жюле испугался, — Ты же не скажешь ему об этом?! — Что? — Ю Юй напугала его слишком бурная реакция, — Быть одержимым тридцатилетним дядькой ужасно, ты же не считаешь, что это хорошо? «Что за женщина…» — Какая ты жестокая. Тридцатилетний дядька… Нет, Ань Жюле не отрицал, в этом году ему уже далеко за тридцать. Но хотя он и в зрелом возрасте, всё-таки слово «дядька» ему не очень шло. Однако, молодому человеку всего двадцать три, и разница в возрасте между ними ни через пять лет, ни через десять — никогда не сотрётся. Поэтому именно сейчас между ними наилучшая дистанция. «Я могу смотреть на тебя и не бояться быть брошенным». Ю Юй: — Ты посмотрел план съёмки? — Угу. Она усмехнулась: — Я договорилась с американской редакторшей, что сделаю фотографии по той концепции, которую предложишь ты, и посмотрю, проявит ли Дьяволица милосердие к тебе? Ань Жюле: — У меня этих концепций возникает сотни тысяч в минуту, по ходу дела решу, какая выскочит первой, ту и возьму. «Значит, сейчас улизнуть не получится, и сколько ещё времени ждать подходящего момента?» Ю Юй отвернулась от него: — Поменьше болтай, что-то ты не очень стараешься! Ань Жюле: — … Он колебался. Здравый смысл говорил ему, что нужно удирать, это будет наилучшим решением, но уверенность в том, что снятые сегодня фотографии впоследствии станут «жемчужиной» в его коллекции, подпитывала его искушение, и он не смог устоять. Вышел Ду Яньмо, одетый по последнему слову моды, привлекательный и стильный. Молодой человек уже хорошо умел управлять своим настроением — «повзрослел», подумал Ань Жюле. Его агент, по слухам, считался неплохим, особенно в плане правильного продвижения новичков. Его руководство совсем не повредит Ду Яньмо. Ань Жюле подумал: «Да, красота превыше всего, остальное дым». Он подошёл к фотографу и взял в свои руки руководство процессом. Взгляд Ду Яньмо неотрывно следовал за ним; лицо молодого человека было спокойно и неподвижно, но в его глазах, прикованных к Ань Жюле, сквозило волнение и ещё… много всего. Даже ненависть и бесчисленные вопросы: «Почему? Зачем мне притворяться, что я тебя не знаю? Почему ты покинул меня? Почему…» Ань Жюле горько улыбнулся, «откуда в жизни берётся столько «почему»?» Избегая прямого взгляда, он приник к объективу фотокамеры и через него посмотрел на юношу. Сначала он сделал несколько пробных снимков. Результаты были вполне удовлетворительными, из них можно без проблем выбрать то, что нужно. Основное требование было простым: сделать фотографии, которые сочетают в себе моду и стиль. Фото-граф — настоящий эксперт в области портретной съёмки, они давно сотрудничают, и никогда не возникало проблем… Всегда без проблем — вот, в чём главная проблема. Неожиданно Ань Жюле воскликнул: — Стоп! Все замерли, а он вздохнул и подошёл к Ду Яньмо. Подняв голову, встретил удивлённый взгляд и коротко бросил: — Сними. Очень… знакомая команда. В других условиях Ду Яньмо расценил бы это, как приказ и в одну секунду снял бы с себя всё. Все присутствующие остолбенели, особенно агент: — Мы сегодня не договаривались обнажаться… — Кто собирается его обнажать? Сними куртку и то, что под ней, тоже всё сними, оставь только белую футболку. Туфли, носки тоже не нужны… Цепочку оставь. Это не было чрезмерным требованием, тем не менее агент ревностно чтил букву контракта: — В плане съёмки об этом не сказано… Ань Жюле осадил его: — Человек живой, а план — всего лишь мёртвый шаблон. Когда здесь был сам Тони Люн Чу Вай, я потребовал от него того же. Он прищурился, окинул ду Яньмо взглядом и совсем другим тоном обратился к нему: — Малыш чувствует, что не выдержит сравнения с таким классным мужчиной… М-мм? Провокационный тон, устремлённые на него карие глаза и этот его характерный носовой полустон-полувздох «м-мм» искушали и едва не заставили Ду Яньмо потерять самообладание, если бы не нарочито выраженное восхищение другим мужчиной. Ду Яньмо: — Я сниму. Агент: — Эй… Протест запоздал. Ду Яньмо без возражений скинул куртку, снял навороченные аксессуары, разулся и встал босыми ногами на ковровое покрытие подиума. Размер ступни практически не изменился, это были ноги, привыкшие много ходить. Он твёрдо расставил их чуть в стороны, оставшись только в джинсах и белой футболке, плотно облепившей тонким хлопковым полотном его крепкий торс, не скрывая волнующего рельефа мышц, пробуждая сладкие воспоминания. Превосходная высокая фигура, особенно линии груди и живота. Среди засилья чересчур изнеженных, утончённых красавцев в мире моды его ярко выраженная мужественность не казалась громоздкой и несомненно являла совершенно другую разновидность блестящей мужской красоты. Ань Жюле одобрительно кивнул: — Прекрасно. Фотограф снова начал снимать. Молодой человек стоял перед камерой, такой самодостаточный и непринуждённый, что никто и представить не мог, что у него нет никакого опыта профессиональных съёмок. Ю Юй прошептала: — Ты и Тони Люн Чу Вая снимал так же? Ты дерзкий, но я не такая. Ань Жюле поджал губы: — Хороший блеф всегда срабатывает. — … — Ю Юй скривила рот, — Теперь я верю, что ты там спелся с Дьяволицей. — Спасибо за комплимент. Первый этап съёмок закончился. Ань Жюле отобрал фотографии: получилось очень хорошо, юноша без смущения смотрел в объектив красивыми чёрными глазами, смело, многообещающе, если такие фото напечатать в модном журнале, они несомненно понравятся читательницам, но… этого не достаточно. Далеко не достаточно. Он слишком хорошо знал, как притягательно может выглядеть этот парень, совершенно не так, как он был запечатлён в эти моменты. Конечно, он принадлежал только ему одному, а может быть, вполне возможно, таким его узнали многие люди в этот год… Ань Жюле сжал губы и решился наконец сказать фотографу: — Извини, остановись на секунду. Фотограф прекратил снимать, а Ань Жюле попросил служащего павильона принести ножницы. Затем подошёл к Ду Яньмо и сказав: — Прости за грубость, — схватил его за ворот футболки, надрезал немного… и надорвал. Стилист переполошился: — Эй, эй-е-ей, а-аа! Это плагиат! Плагиат! Плагиат! Ду Яньмо скосил на него глаза. Ань Жюле шевельнул губами и очень тихо произнёс что-то, продолжая рвать, широко открывая всю левую сторону груди парня, ровно до того места, где располагалось сердце. Народ ахал в изумлении, лишь Ань Жюле был исключительно спокоен: — Вот так, теперь продолжайте снимать. Агент очень разозлился, однако материал был уже отснят наполовину, к тому же, без оголённой груди, следовательно, не было и основания для скандала. В чёрных глазах Ду Яньмо было намного больше изумления, нежели у прочих, потому что разрывая на нём футболку, Ань Жюле прошептал: — От тебя так прёт сексом, что у меня уже встал. Вместо того, чтобы стать для кого-то 100%-ным сексуальным домогательством, эта реплика на самом деле породила такой неприкрытый флирт, что эротика стала просто убийственной. Ду Яньмо было не трудно вспомнить те славные годы, когда этому мужчине стоило только захотеть, как он уподоблялся мартовскому коту, и не имело значения время и место, где он мог сесть на его затвердевший член, выгибаясь, развратно дыша и царапая ногтями его грудь… Когда бы он ни сталкивался с этим человеком, чтобы не стать посмешищем, ему всегда требовалось больше выдержки и самообладания, чем у трёх поколений его предков. Его изменившийся взгляд доставил большое удовлетворение Ань Жюле, точнее сказать, на самом деле он был доволен тем, что до сих пор способен возбудить юношу… Он вернулся на своё место позади фотографа, пожираемый жаркими взглядами парня. По правде говоря, ноги у него подкашивались. Щёлкнул затвор. Больше Ань Жюле не прерывал съёмку. Он чувствовал странное оцепенение, грудь словно охватил огонь, сухой и болезненный. Он не сдержался и разорвал футболку, чтобы смягчить своё беспокойство, но вдруг увидел, как вспыхнул взгляд парня, как мгновенно напряглись его мышцы, как у зверя, готового к прыжку; как медленно, но верно окружающие начинают улавливать изменение атмосферы в павильоне и не сговариваясь прекращают свои занятия. И даже лицо такой многоопытной и закалённой женщины, как Ю Юй, непроизвольно заливается пунцовой краской. Она прошептала: — Умереть можно, какая харизма… Просто бьёт наповал. Я должна подать заявку на дополнительную смету, объём продаж определённо увеличится. Ань Жюле: — … Мой. — Что? — не расслышала Ю Юй. — Ничего, — сухо ответил Ань Жюле. «Он мой. От ноготка на мизинце до последнего волоска на голове, весь мой». С шестнадцати лет и до девятнадцати, три года он оберегал его и души не чаял, вкладывал все свои силы, всю боль и любовь, чтобы вырастить такого мужчину. Он не хотел, чтобы на него смотрели другие, не хотел отдавать его чужим… Но это не ему решать. Единственное, что он может, это любить его на расстоянии. Как любил вблизи, так любить и вдали. Всегда любить, всегда… очень любить.