Счастливая жизнь.

Глава 2. Сходили в туалет вместе. Съёмки закончились. Агент медленно расхаживал туда-сюда по зоне отдыха и недовольно бормотал: — Это совсем не то, о чём договаривались, и кто ты такой, чтобы нагло дурачить людей… Ну хорошо, даже если ты первый профи в этой сфере, но нельзя же так… Он брюзжал в точности как старая нянька, замолкал и снова начинал бубнить. Ду Яньмо уже давно привык к этому. Запрокинув голову, он пил воду из бутылки и вдруг краем глаза ухватил Ань Жюле, идущего к выходу… Не сказав ни слова, он отбросил бутылку, недопитая вода брызнула прямо в лицо агенту. — %#@#$%! — Виноват! Даже не посмотрев на него, Ду Яньмо кинулся вдогонку. Агент окончательно вышел из себя: — 靠тебя, Ду Яньмо, клянусь, в следующий раз я впихну тебя в проект с максимальной обнажёнкой, и пусть тебя сделают разнорабочим на строительстве дорог Тайваня! «Впихивай, куда хочешь», мелькнуло на краю сознания Ду Яньмо, он уже увидел, как мужчина входит в туалет и направился туда же. Хлопок двери застал Ань Жюле перед писсуаром с наполовину расстёгнутой молнией на брюках. В его взгляде на вошедшего отразились смешанные чувства: — Привет… Надо же, как удачно, тоже решил облегчиться? Пустые слова. Но сейчас только и оставалось, что цепляться за ничего не значащие слова, словно они могли быть неким компромиссом. Ань Жюле как никогда осознавал свою полную беспомощность перед молодым человеком. Полуобнажённый, тот стоял перед дверью в порванной футболке — только что созданном «шедевре» от Ань Жюле. Ду Яньмо стоял слегка ссутулившись, спрятанная в тени грудная клетка неразличимо поднималась и опускалась, острый, немигающий взгляд вперился в Ань Жюле, словно парень размышлял, что́ сначала, объясниться или просто прижать к раковине и как следует наказать. Оттрахать так, чтобы ходить не смог, чтобы никуда больше не делся… А тогда уже и «поговорить» хорошенько. Чувствуя, что приближается критический момент, Ань Жюле вздрогнул и поднял руку в примирительном жесте: — Стой, стой, успокойся… До сегодняшнего дня Ду Яньмо умел сдерживаться, он чувствовал себя достаточно спокойным. Глубоко вздохнув, он задал давно интересовавший его вопрос: — Куда ты уехал в прошлом году? Так или иначе, вопросов не избежать. Ань Жюле неопределённо покрутил рукой: — В Нью-Йорк. Ду Яньмо: — Почему… Ань Жюле понимал, что его настоящее «почему» не об этом, тем не менее предпочёл лёгкий, уклончивый ответ: — Я уезжал временно, в командировку, помнится, я отправил тебе письмо… О, неужели ты ничего не получил? — Получил. Какую-то коробку, наполненную оставленными им в доме этого человека вещами, когда-то считавшимися накоплениями всей его жизни, а теперь поместившимися в одну небольшую коробку. Даже не полную. На лице молодого человека отразилась вся та боль, что он испытал, открыв коробку. Если бы Ань Жюле увидел это собственными глазами, он бы не выдержал. Ань Жюле вздохнул: — Не надо на меня так смотреть. Я тогда испробовал все способы, чтобы связаться с тобой, включая e-mail, но ты не отвечал. Я мог бы написать обычное письмо, но не говоря о том, что я не знал, где ты находишься, к тому времени, как ты получил бы его, прошло бы много месяцев. — … Ду Яньмо прекрасно понимал, что ему нечего возразить. Все его оправдания будут неубедительны. Сначала он просто хотел порадовать мужчину своими успехами и добиться его уважения. Но когда он стал выезжать на соревнования, он с удивлением понял, что мир такой огромный, есть так много мест, куда можно поехать, так много мест, где можно бегать; и одновременно с этим он вдруг осознал, насколько он сам ещё маленький и ничтожный. И ждущий его где-то вдали возлюбленный постепенно стал казаться чем-то незначительным. Он хотел бегать, и все его мысли и желания сосредоточились только на беге. Поэтому, начиная с третьего класса старшей школы каждые каникулы он отправлялся в путешествие и посетил много разных мест. В тех местах не было мобильной связи, телефон то и дело разряжался, а однажды его рюкзак упал в реку… После этого он только иногда мог одолжить телефон для звонка в какой-нибудь деревне, к тому же, из-за разницы во времени бывало трудно определить подходящее время для звонка. При любой возможности он отправлял электронные письма или же писал обычные, однако, невозможность немедленного соединения порождала небрежность, позволяющую думать «в следующий раз», «вот дойду до следующего пункта, ещё раз попробую…» Но если смотреть в корень, это были просто отговорки. Как бы там ни было, но в команде были люди, которые поддерживали связь со своими жёнами, мобильный телефон был упакован в герметичный чехол, в наручных часах имелся встроенный будильник, который включался в настроенное время, строго фиксируя десять минут разговора, пусть даже это будут невыразительные и равнодушные приветствия. Над ним посмеивались, а он только беспомощно улыбался: — Всё не так, я просто боюсь, что она сбежит! Кто-то посочувствовал: — Вот именно! Я в прошлой экспедиции пробыл полгода вдали от дома, и моя жена… маленькая поправочка, бывшая жена прислала заявление на развод, собрала вещи и уехала к родителям. В этой команде собрались опытные путешественники, Ду Яньмо принимал участие в походе как носильщик и помощник, зарабатывая скудные средства, чтобы достигнуть следующего пункта, где можно будет бегать. Все эти люди увлечённые и свободные, но стремление принадлежать кому-то, быть связанным с кем-то — это врождённое человеческое стремление на уровне инстинкта. Вся компания сочувственно вздыхала, а один взрослый мужчина заметил странное молчание Ду Яньмо и спросил: — Ну, а ты? Не поверю, что у такого красивого парня и нет девушки! Что она тебе сказала? Ду Яньмо долго раздумывал, потом сдержанно улыбнулся и ответил: — Он сказал, что будет ждать меня. (Напоминаю, в китайском языке он и она обозначаются одним местоимением –他, tā — тха; и отдельное местоимение женского рода她 (tā) тоже звучит так же). В его улыбке таилась такая сладость, о которой он сам даже не подозревал. Мужчина с завистью вздохнул: — Ай, молодец, вот и хорошо… Но тот, кого бросила жена, возразил: — Забудь, её слова не заслуживают доверия. Жизнь очень коротка, настолько коротка, что невозможно представить, что кто-то будет растрачивать её попусту на ожидание другого человека. Он пыхнул сигаретой и тихо добавил: — Тем более, когда это касается женщин, для них молодость важнее всего на свете… Ду Яньмо хотел возразить, что его любимый человек не такой, к тому же, он не женщина… но этого говорить было нельзя, пришлось промолчать. Взрослый мужчина истолковал по-своему его молчаливую задумчивость и сразу выступил с советом: — Парень, вот что я скажу, хотя ты, конечно, можешь и обидеться на мои слова, вот только, если ты на самом деле очень любишь свою жену и не хочешь, чтобы она от тебя ушла, тогда найди способ сделать её беременной! Из-за детей женщины становятся намного уступчивее… На что от других посыпались возмущённые возгласы: — Это слишком подло! — Да! Ду Яньмо молчал. Для начала, двое мужчин просто не могут забеременеть, и им не нужно заходить так далеко, чтобы уладить проблему. Он вспомнил тот первый день рождения Ань Жюле, когда тот попросил купить ему чашку. Тогда Ду Яньмо понял, что любимый на самом деле хочет не чашку, у него достаточно чашек. Он хочет другого, «самого лучшего, самого ценного и дорогого…» После этого он сделал чашку своими руками и вырезал на ней те слова. Он хотел донести до мужчины свою мысль: «единственное моё желание в этой жизни — это чтобы ты был счастлив». И передавая ему эту чашку, он вместе с ней как бы передал в его руки свою жизнь. Партнёр был очень счастлив и сказал ему: — Именно такую чашку я хотел больше всего. В тот момент Ду Яньмо поклялся, что даст ему всё самое лучшее, в том числе, конечно же, и самого себя, но для этого он должен стать достойным его, а он пока ещё не вышел на самое лучшее место: пока у него только седьмое, восьмое, пятнадцатое место… Он всё оценил и взвесил про себя, и только взятое в прошлый раз пятое место посчитал достаточным для того, чтобы вернуться. Ничего, это не важно, у них двоих ещё вполне достаточно времени, как минимум, вся жизнь. Он верил, что этот человек его дождётся. И он непременно вернётся, когда станет самым лучшим, самым достойным. ……. Теперь он понял, что слишком заблуждался. Не говоря о том, что он хотел этого ради Ань Жюле, но он не мог определить даже свои истинные, внутренние потребности, сосредоточившись целиком и полностью только на беге. Пробежав по всему миру и выйдя наконец на четвёртое место в Сахаре, он искренне возгордился этим прекрасным результатом, он вернулся, чтобы наслаждаться жизнью, но этот человек ушёл. Ушёл совершенно, даже ни единого волоска не осталось. Ань Жюле смотрел на него: — Ещё есть вопросы? «Есть, конечно есть, их даже слишком много». Стоило только посмотреть на этого возмутительно спокойного мужчину, и он не знал, как произнести те слова, которые накопились за эти годы. Особенно после того, как при встрече ему сделали вид, что знать его не знают, совершенно отрицая какую-либо связь между ними. Не важно, по какой причине это было сделано, но такое поведение не могло не ранить: в конце концов, что у него на уме? Ду Яньмо считал себя закалённым прошлым опытом настолько, что это его не заденет, но оказалось, что это не так. Стоявший молча напротив него Ань Жюле почесал нос: — Эй, я бы хотел сходить в туалет. — Да. «Что да?! Под таким лютым взглядом разве что чёрт поссать сможет!» Мир тесен, уклоняться от встречи с юношей не имело смысла. Ань Жюле сокрушённо вздохнул и предпочёл направиться в отдельную кабинку, но не ожидал, что Ду Яньмо войдёт следом за ним. — Что ты… Протест не дошёл до цели, его сразу крепко обняли сзади. Юноша был выше, и ему пришлось наклониться, чтобы поцеловать Ань Жюле. В ответ на его неосознанную попытку увернуться было укушено ухо… Ань Жюле зашипел от боли. Слегка заострённые клыки парня застряли в мягкой плоти. Всосав выступившую кровь, Ду Яньмо нежно облизал мочку и втянул в рот. Жаркое дыхание юноши опаляло кожу и щекотно колыхало волосы вокруг лица, было больно, пронзительно… и сладко. Ань Жюле почувствовал такое опьянение, что ноги перестали держать его, не успел он протянуть руку к стене, чтобы опереться, как его притянули к себе и глубоко поцеловали. — М-мм… Их тела понимали друг друга без слов, ка́к воспламеняется взрыватель страсти — это на уровне инстинкта. Губы Ань Жюле расслабились, позволяя языку юноши беспрепятственно вторгнуться и перепробовать каждый дюйм его рта. Проникновение языка в рот и вылизывание слизистой вполне может классифицироваться, как бесцеремонное поведение, но из-за разного душевного состояния оно определялось ими не одинаково. Ань Жюле не сопротивлялся, зачем сопротивляться? Ему нравился юноша, ему нравилось всё, что бы он ни делал. Он не видел смысла идти против истины, так же, как не имеет смысла муравью трясти дерево. Если плоть человека так же, как и его душа, имеет память, то так же, как его память чиста, так и плоть его давно очищена от прошлого, и давно принадлежит юноше. В этой жизни у него больше никого не будет, только он… Только он, и больше никого. Их рты бесстыдно совокуплялись, звонкие, слюнявые чмоки отражались эхом от стен пустого туалета, и опомнились они только когда у обоих встало. Фактически похоть охватила их ещё в съёмочном павильоне, когда они оказались друг перед другом, им оставалось только сожалеть, что нельзя моментально соединиться, пренебрегая праздными зрителями. Орудие парня дерзко упёрлось в его поясничные позвонки. Ань Жюле резко развернули и прижали к себе. Теперь они стояли лицом к лицу, глаза Ань Жюле увлажнились, щёки пылали от желания, из прокушенного уха ещё капала кровь. Ду Яньмо остановился ровно на три секунды, вглядываясь в глаза Ань Жюле, словно спрашивая разрешения. Хотя юноша до сих пор по-прежнему стремился доминировать, если мужчина не захочет, он ничего не будет делать. Но если только согласится… Вряд ли Ань Жюле мог управлять последующей ситуацией. Взгляд юноши сказал ему: «возможно, я буду немного грубым». Во всяком случае, умереть от этого Ань Жюле не боялся. Он рассматривал лицо Ду Яньмо, наконец поднял руку, осторожно лаская кончиками пальцев его брови, глаза, щёки. Черты его лица раскрылись ещё глубже. Во взрослом возрасте изменения за один-два года не бросаются в глаза, но в юном возрасте производят потрясающий эффект. Ань Жюле признавал, что у него не хватило мужества принимать в этом непосредственное участие, наблюдение издалека приносило больше счастья, чем переживаний. Его ласковые прикосновения так тронули Ду Яньмо, что его глаза загорелись, в этот момент ему хотелось только обнять мужчину покрепче и излить ему душу, но он сдержался. Даже безразличные слова его письма не причинили ему такой боли… Если это всего лишь дешёвое сочувствие, он в нём не нуждается. Семь лет назад ему было достаточно такого сочувствия, достаточно простой симпатии, лишь бы быть рядом с ним. Но теперь, семь лет спустя, Ду Яньмо уже знает, что стремится к гораздо большему, чем это. Он перехватил запястье мужчины, давая понять, что не хочет. Губы ошеломлённого Ань Жюле дёрнулись: — Прости. Я потрогал не то место. Его другая рука метнулась вниз, и сжала это место. Там, под толстой джинсой топорщился налившийся бугор, но он был не в том положении, чтобы что-то говорить, его собственное состояние было едва ли не таким же. Сейчас он очень торопился, не было времени разводить канитель, и он мысленно представил… ладно, пусть это будут пустые промежутки между белыми облаками, такой отвлечённый образ не позволит случиться слишком быстрой «доставке товара». (Ценный товар — аллегорическое название спермы; речь идёт о преждевременном семяизвержении). Собираясь заняться таким делом, в котором рот не используется как орган речи, Ань Жюле без колебаний опустился на колени, одновременно стягивая с парня джинсы и вспоминая его крупный аппарат. Нос уловил знакомый, козлиный запах, сразу вступивший в гармонию со специфической смесью туалетной вони и дезинфицирующих средств — труднообъяснимый афродизиак. Парень в этом месте по-прежнему очень большой, к тому же… кажется ещё подрос? Да нет, не кажется. Ань Жюле натягивал рот на член, а в мозгу словно мелькал счётчик с цифрами параметров и в конце одно слово — «靠! Этого просто не может быть, это противоречит науке!» Его рот безотчётно сделал глотательное движение, и Ду Яньмо тихонько ахнул и застонал, закрыл глаза, а его руки медленно погладили голову Ань Жюле, зарываясь пальцами в волосы; это означало, что ему очень хорошо. Такой же, как в прошлом, отклик юноши возбуждал Ань Жюле. Стоило только вообразить, как этот предмет вторгается в него, как пах охватило жаром, а усердие рта и языка увеличилось в геометрической прогрессии. Он сжал в ладони член юноши и неторопливо провёл языком от яичек до устья головки, всосал уздечку — там у Ду Яньмо очень чувствительное местечко, уретра сразу отозвалась дрожью и выделила прозрачную «слюну». Ань Жюле снова широко открыл рот и припал к крупной головке, чтобы медленно выпить эти соки. Они похожи на обильный пот, солоноватые, с лёгкой горчинкой. Они принадлежат юноше. От этой мысли Ань Жюле почувствовал, насколько ему мало только съесть это. Он постарался расслабить рот, чтобы заглотнуть ещё больше, ещё глубже, он хотел дать ему небывалое, ни с чем не сравнимое удовольствие: «такое, чтобы у тебя потом вставало только от одного воспоминания об этом минете, даже когда ты после моей смерти будешь стоять на моей могиле». Ради этого стоит умереть. Прямой, как стрела, член юноши имел значительную длину, к тому же, от резкого прилива крови вены на нём вздулись, при любом неосторожном движении он вполне мог перекрыть дыхание. Ань Жюле с большим трудом вобрал в рот две трети и как раз терзался сомнениями: остановиться на достигнутом или продолжать заглатывать дальше, и тут… — Ай, какая тяжкая получилась фотосессия, — пожаловался какой-то мужчина, открывая дверь в соседнюю кабинку и входя внутрь. Ему ответил другой: — Жаль, что это мужчина, в прошлый раз моделью была женщина, сначала договорились, что попозже сделаем фотошоп, в результате, как только прибыли на место, сразу раздели… Ай, индустрия моды так жестока, говорят потом, в какое бы издательство она ни пришла, хозяин сразу утаскивал её в укромный уголок… хе-хе, чтобы нырнуть в глубину. Двое мужчин гнусно захихикали и сразу послышался шум воды. Ань Жюле замер с членом во рту, лихорадочно соображая, «интересно, кто в чью глубину нырял?» и одновременно прислушивался к движениям снаружи, не смея пошевелиться… — М-м! Один из мужчин: — Какой-то звук? Второй мужчина: — Вроде да, ты не ослышался? Оба замолчали и долго слушали, не раздастся ли снова этот звук. Потом кто-то из них засмеялся: — Ничего, наверное, послышалось. Они вышли, в туалете стало тихо, и тишина держалась достаточно долго. — Ох… Кха! Ань Жюле отодвинулся и прямо на пол из его переполненного рта вылетела слюна, смешанная с выделениями юноши. Пока несчастный мужчина собирал глаза в кучу, парень неожиданно для такой ситуации схватил его за волосы и двинув бёдрами, снова вторгся в его рот. Ань Жюле был вынужден проглотить до конца, так что головка упёрлась в горло, а нос зарылся в жёсткие волосы партнёра. От невозможности дышать его глаза закатились, но он не посмел воспротивиться и издать хоть малейший подозрительный звук. Теперь кольцо его рта очень расслабилось, он совершенно не хотел стать в дальнейшем темой для разговоров этих людей, мол такой-то и там-то нырнул в унитаз… или его окунули. А главное, для юноши это будет скандал, который его уничтожит. — Кха… Кха… Ань Жюле медленно превозмогал удушье, невольные слёзы потекли по раздутым щекам. Ду Яньмо сверху-вниз смотрел на его жалкий вид, думая, как было бы хорошо прямо здесь взять этого испорченного человека, заставить его открыть другой «рот» и не закрывать до тех пор, пока он не наполнит его до краёв, и как было бы хорошо, если бы он забеременел, тогда он не смог бы уйти от него, не смог бы покинуть… Тогда он принадлежал бы только ему одному. Он наклонился, сжал мокрый подбородок Ань Жюле и спросил: — Ты можешь встать? Если можешь, повернись и обопрись руками о сливной бачок… Я буду лизать тебя, ты станешь влажным, очень влажным и очень-очень мягким, и тогда я войду в тебя. Ань Жюле поднял на него растерянный взгляд, это было слишком заманчивое предложение. Ему и хотелось, и кололось… и он не смог отказаться. Он с трудом поднялся на дрожащих, обмякших ногах, покорно повернулся к бачку, оперся на него… и выставил зад. Ду Яньмо огладил его круп сначала через брюки, дошёл до переда, расстегнул пуговицу на поясе и потянул молнию вниз… Каждое движение медленное и уверенное, он использовал одинаково правильные приёмы, вызывающие томление, предвкушение. Одна рука играла со стоявшим навытяжку членом, другая, отодвинув одежду, погладила живот, поймала пока ещё мягкий и нежный сосок, потёрла. — Да… — едва слышно простонал Ань Жюле, краем глаза подмечая, какие короткие, красиво подстриженные ногти на пальцах руки, ласкающей его член. Возможно, этого требует его нынешняя работа, но если есть хотя бы сотая доля процента, что мальчик помнит его давние наставления, думать так ему было бесконечно приятно. Так приятно, что Ань Жюле поймал руку, теребившую его сосок, притянул к губам, втянул в рот и мягко прикусил подушечки пальцев. Совсем как котёнок, играющий с ласкающим его человеком. Потрясённый Ду Яньмо отчётливо вздрогнул и невольно сильнее сжал член Ань Жюле. Последний тихо вскрикнул, выражая обиду: положим, он мазохист, и ему нравится немного боли и грубого обращения, тем не менее, излишнее применение силы заставляет его чувствовать страх, что его по-настоящему поранят… и приводит в растерянность. Этого человека никогда невозможно поймать. Стянув с Ань Жюле брюки, юноша присел на корточки, развёл в стороны ягодицы и припал языком к анусу. Когда влажный и сильный язык начал интенсивно вылизывать чувствительную область, Ань Жюле не смог сдержать стонов, почти два года его не открывали, и внутри сразу всё задрожало, кишка пришла в движение, автоматически выделяя скользкий кишечный сок. Даже если в момент проникновения будет небольшая боль, она не повредит, но Ду Яньмо продолжал действовать языком и пальцами, и вот уже влажные выделения потекли из промежности Ань Жюле, вдоль по бёдрам до самых голеней. В следующую секунду подключился третий палец, и теперь все три свободно входили и выходили. — Ах! Глаза Ань Жюле широко распахнулись — задетая простата послала мощный импульс, и головка члена сразу заныла, мгновенно выбросив несколько капель густой белой жидкости. — М-мм… Дрогнувший член ясно сигнализировал об оргазме, однако в яйцах по-прежнему сохранялся большой запас спермы, а заднее отверстие страдало от зуда, вынуждая его просить: — Хватит… Парень, словно не слыша, гладил туда-обратно напряжённый член Ань Жюле, ласково, медленно, ровно с такой силой, чтобы он не кончил опять, и чтобы не было больно. Ань Жюле было жарко до головокружения, он не понимал, чего добивается юноша. Его ущипнули за левый сосок, вызывая громкий стон, в этот момент Ду Яньмо склонился над ним и что-то прошептал на ухо. Ань Жюле широко распахнул глаза и покачал головой: — Не надо… Парень ничего не ответил, лишь стал интенсивнее тереть член Ань Жюле, тот всхлипнул: — Нет… Сейчас… у меня не получится помочиться… — он хотел только эякулировать. — Расслабься, ты слишком напряжён… Ду Яньмо нажал на низ живота Ань Жюле, который был твёрже, чем обычно: — Здесь кажется много накопилось… Давай? Я разрешаю. «Раскомандовался! Разрешает он!» — очень захотелось возразить Ань Жюле, но самое страшное, что Ань Жюле и сам понимал, что еле терпит… У юноши была потрясающая способность подавлять, раньше он иногда заставлял его помочиться, чтобы кончить попозже и даже носил его в туалет. Пальцы Ду Яньмо шевельнулись внутри Ань Жюле и с усилием надавили через кишку на мочевой пузырь. Ань Жюле вскрикнул и почувствовал, что выделения мгновенно стали интенсивнее. Ду Яньмо отодвинул крайнюю плоть, обнажая головку члена, и одновременно согнутым указательным пальцем ткнул в уретру, заставляя её раскрыться растирающими движениями. Ань Жюле не выдержал: — Пошло́… Пошло́… Ду Яньмо притворился, что не понимает: — Что пошло́? Сперма?.. Или моча? Ань Жюле не смог ответить, и светло-жёлтая жидкость хлынула из уретры. Ду Яньмо поддерживал ствол и направлял, чтобы брызги не полетели мимо унитаза. К таким вещам привыкнуть невозможно. Ань Жюле заливался стыдливым румянцем, между тем моча вытекала прерывистыми толчками; наконец, Ду Яньмо заботливо стряхнул последнюю каплю, затем оторвал кусок туалетной бумаги, промокнул конец и совершенно довольный, поцеловал багровое ухо любовника. Не успел Ань Жюле перевести дух, как пальцы покинули анус и вместо них нечто огромное и горячее стало протискиваться в его зад, с хорошо знакомым напором пробивая дорогу во внутреннем канале. Даже после долгого перерыва в сексе тело не забыло этот счастливый путь к удовольствию, тугая тропинка раскрывалась и жадно присасывалась к горячей мужской плоти, не собираясь расставаться с ней даже под страхом смерти. Ду Яньмо нахмурился, обильный пот капал с кончиков его волос: — Какой же ты узкий… Он слегка сдал назад, потом снова вторгся, но внутри по-прежнему было настолько тесно, что член сдавило до боли. Парень опустил крышку унитаза, поднял левую ногу Ань Жюле, высвободив её из брючины, и поставил сверху, заставляя очко раскрыться ещё больше. — Ах! — вскрикнул Ань Жюле. Когда большая часть орудия вошла в него, его плечи невольно приподнялись, голова повисла, нежная белая шея при этом выглядела особо соблазнительно на взгляд Ду Яньмо. Вероятно, по причине смешения рас пропорции тела Ань Жюле были немного длиннее, чем у обычных людей. И шея, и руки, и стан, и ноги, и габариты члена в том числе. И конечно нельзя не упомянуть белую, как фарфор и гладкую, как превосходный шёлк кожу — на этого мужчину невозможно было налюбоваться. Под настойчивыми ласками партнёра ствол, немного размякший после мочеиспускания, постепенно восстанавливал твёрдость и непрерывно дрожал. Если до этого Ду Яньмо сомневался и был не уверен, то теперь убедился окончательно: с этим человеком не сравнится никто другой. Когда он качнул бёдрами, Ань Жюле двинул поясницей навстречу, по инерции направляя его в своё самое чувствительное место. Во всём теле отзывались все эрогенные зоны, которые они оба развивали все те годы, что притирались друг к другу. Безупречно. Его внутренняя жадность была больше похожа на признание: как он соскучился, как страстно любит. Но сам отпустил мальчика и оставался один, так долго, так долго. По прошествии двух лет такие мысли были немного обидными, и чтобы рассеять их Ду Яньмо поцеловал шею мужчины, потом притянул его за затылок и поцеловал. — Да… М-мм… — Ань Жюле как в тумане автоматически откликнулся на его язык, подставляясь под сладкие поцелуи. Поцелуи в ритме совокупления, совокупление в ритме поцелуев, плоть сплавилась воедино во всех самых тонких и чувствительных местах. Ду Яньмо не понимал, он был рядом с мужчиной так много лет, и чем же всё закончилось? Зачем он уехал? В какой-то момент у него возникла иллюзия, что он стремится за своей мечтой, он открывал для себя этот огромный, необъятный мир, но как только этот человек перестал ждать его, он почувствовал, что все красивые места в мире утратили свою привлекательность, и ему захотелось остановиться. Ду Яньмо обнял его и взмолился про себя: «я всё понял, правда. Прошу тебя, обернись, посмотри на меня…» Но Ань Жюле отвернул голову. Его рот источал стоны, он извивался, развратно распахнув посреди общественного туалета голую задницу, он снова и снова вбирал в себя и выпускал горячую палку парня, но не хотел поворачиваться к нему лицом. «Я сам виноват… Я имел неосторожность уйти слишком далеко, а в итоге заблудился и забыл обратный путь. Я всё понял, я очень раскаялся, поэтому… прошу тебя, позволь мне вернуться. Вернуться к тебе». — Господин Хризантема… — Ах! Как только раненое ухо было нежно втянуто в рот, Ань Жюле кончил. Первоначально он кончил только наполовину, потом из-за того, что он сдерживал мочу, член охватило болезненным жаром, и окончательная кульминация получилась довольно жёсткой, понадобилось время, чтобы почувствовать облегчение. Всё это время юноша размеренно двигался внутри него и массировал пальцем копчик, чтобы помочь расслабиться. Он слишком долго не испытывал такого острого наслаждения, и это вызвало слабость и головокружение. Парень воспользовался моментом, извлёк член и развернул мужчину лицом к себе, задрал ему одно бедро и снова вошёл… Их лица так невыносимо близко, что смешивалось жаркое дыхание, и Ань Жюле невольно отвёл взгляд. — Посмотри на меня. Ду Яньмо поднял его подбородок и настойчиво повторил: — Посмотри на меня. — … Его тон был настолько серьёзен, что игнорировать просьбу было невозможно, и Ань Жюле пришлось посмотреть в глаза молодому человеку. К следующему сильному и глубокому удару внизу Ань Жюле оказался не готов, он жалобно всхлипнул. И каждый раз, стоило только ему отвести взгляд, он получал очень болезненный удар. Ань Жюле ничего не оставалось, как только послушно смотреть в глаза любовнику. — Ах! Ах! А-аах! Полегче, полегче… Так нельзя… Глаза партнёра горели, он так неистово и свирепо вгонял в него орудие любви, как будто хотел разорвать его плоть, перебить кости и достать до самого важного внутреннего органа — сердца. Под этим нарастающим мощным потоком желания Ань Жюле перестал уклоняться от болезненных толчков. Он обнял парня за плечи и крепко прижался к нему, думая: «По крайней мере, в эти минуты наша шкала времени совпала, и разрыв в возрасте пришёл к нулю».