Счастливая жизнь.

Глава 4 «Как разозлить мужа» Последнее время Ань Жюле повадился на форумы с определённой тематикой, а именно, по вопросам семьи и брака. Жизнь проходила монотонно, с одной стороны это и неплохо, но Ань Жюле это почему-то необъяснимо и тихо бесило, как бесит невидимая мерзкая морось, висящая в воздухе в долгие дни зимы, или чей-то непрерывный бубнёж за спиной. Вроде бы пустяк, а настроение портит. Кто же в этом виноват? Застопорился рекламный проект? Как будто он и работодатель живут на противоположных концах Земли и Марса. Или он попал в бесконечный сериал для домохозяек «Счастливы вместе», где на протяжении двухсот серий крутятся одни и те же приколы. Похоже, всего понемногу. (Реплика от имени сериала для домохозяек: вот те на, иду себе тихо, никого не трогаю, и тут крайним оказался). Прежде, чем с головой зарыться в дела, ясно осознавая, что работать нужно честно, он не смог уследить за своим пальцем, который в 18-миллионный раз открыл браузер и заставил его войти на очередной семейный форум. А там — уже давно дошедшая до белого каления жаркая дискуссия, и в каждом отзыве на тему отражался разный жизненный опыт разных людей. Ань Жюле, поддерживая подбородок ладонью и позёвывая от скуки, читал один пост за другим, а потом от нечего делать набил сообщение дочке: «Ты со своим часто ругаешься?» Joke nán: «Ругаюсь, как не ругаться?» Ань Жюле даже вздрогнул от удивления: «И он может с тобой ругаться?» Joke nán: «А почему нет? Я тут как-то случайно сказал при нём «старый хрыч», так он неделю спал спиной ко мне». Это был редчайший случай, когда Цяо Кенан выругался, имея в виду пожилого мужчину, дело которого, поистине необъятное и невероятно затянутое, досталось ему в производство. Ань Жюле с большим интересом прочитал ответ Цяо Кенана и спросил в свою очередь: «У него так много недостатков, и ты всё ещё с ним?» Joke nán: «Ой, а куда деваться, в жизни ведь не бывает всё так, как тебе нравится. Зачем придавать значение пустякам и тратить силы на ссоры?» Чёрная Хризантема: «Разве не сказано кем-то, что если любишь человека, ты принимаешь его таким, какой он есть и не стремишься его изменить?» «Тьфу! — Цяо Кенан прислал смайлик, выражающий пренебрежение, — Всё это говорят люди, которые никогда по-настоящему не любили. Твой человек — это пазл, понимаешь? Чтобы совпасть с ним и жить в мире и согласии, нужно приспособиться друг к другу, я немного уступаю, ты немного уступаешь, и так притираемся, пока каждый выступ не попадёт в свою впадинку, разве нет?» М-да, весьма резонно. Он вспомнил, как когда-то считал, что должен ссориться с Ду Яньмо, но к сожалению, не нашёл, к чему прицепиться. Признав, что оказался не при деле только по собственному недоразумению, он вернулся на бабский форум, чтобы там почерпнуть «вдохновения». Внезапно ему на глаза попалась новая тема в обсуждениях: «поболтаем о том, что заставит вашего мужа основательно взбеситься?» В обсуждениях перечислялись всевозможные каверзы: нечаянно разбить его любимый автомобиль, поцарапать его сертификат 3С (ССС — обязательный сертификат на ввозимую в Китай продукцию для предпринимателей, занимающихся зарубежным импортом), полностью очистить слот памяти на его компьютере, сесть в автомобиль с едой… и ещё много всякого. А потом он увидел один пост, где было написано: «Однажды я воспользовалась бритвой мужа, он три дня со мной не разговаривал». Ниже были только «ха-ха-ха», никто не сочувствовал, только один отклик «вашего мужа можно только пожалеть» … Ань Жюле тоже посмеялся. Бритва — это чисто мужская вещь, но когда её использовали, чтобы побрить волосы на ногах… этот муж наверняка просто потерял дар речи. Затем он вдруг подумал, что никогда не видел, как Ду Яньмо бреется. Он пошёл в ванную. На полке над раковиной лежала бритва. Он взял её и разглядел — самый обычный станок, не какой-то там с тремя-четырьмя лезвиями. Волос на теле Ань Жюле было мало, если где-то отрастал один-другой длиннее положенного, он просто вырывал их пинцетиком, поэтому бритвам как таковым особо не уделял внимания. Наведя справки в интернете, он узнал, что мужская бритва, так же, как женские гигиенические прокладки, не должна раздражать кожу. Ань Жюле изучил вопрос и решил купить любимому бритву. Сделав заказ, Ань Жюле решил, что старый станок уже не понадобится и решил устроить розыгрыш: что, если он побреется станком парня, как тот отреагирует? Ну, может, хоть немного повозмущается? И он представил, как подождёт, пока Ду Яньмо перестанет злиться, а он потом достанет новый станок и скажет: «Я сделал это не назло, просто надоело смотреть, как ты пользуешься старой бритвой, а кроме того, прежде, чем выбросить, я хотел лично убедиться, что она уже ни на что не годится». Хмыкнув, он взял бритву и провёл по коже… «Блядь, а брить-то нечего». Волоски на ногах коротенькие, под мышками почти нет, если побрить, вообще ничего не останется, как ни крути, остаются только волосы на голове и лобок… Ладно, хрен с ним. Он снял штаны, вжик-вжик — прошёлся по самому краешку и опасаясь, что Ду Яньмо не заметит такие короткие волоски, специально поместил щепотку волос на самый центр лезвия. Порядок, осталось только дождаться возвращения любимого. В этот выходной Ду Яньмо ушёл на встречу со старыми друзьями-марафонцами, и Ань Жюле предполагал, что домой он вернётся довольно поздно. Вопреки его ожиданиям Ду Яньмо явился в восемь вечера. От парня ощутимо несло крепким алкоголем. Увидев Ань Жюле он сразу заграбастал его в объятия, а мужчина с видимым недовольством зажал нос пальцами. Ду Яньмо отпустил его: — Извини, от меня плохо пахнет, да? Ань Жюле: — Жутко воняет, — ему даже думать не хотелось, что было бы, если бы парень выпивал каждый день. Ду Яньмо: — Тогда я сначала приму душ. При его отличной физической форме опьянеть не так-то просто, однако, сегодня он явно перебрал и передвигался немного неуклюже. Ань Жюле встревоженно наблюдал за ним, и когда на одном шаге парня немного занесло, он порывисто шагнул к нему, чтобы поддержать. Ду Яньмо улыбнулся, наклонился к нему и коротко чмокнул в губы, а потом с пьяным задором воскликнул: — Жена! Ошеломлённый Ань Жюле оттолкнул его. Он, конечно, человек широких взглядов, однако, был патологически восприимчив к причислению себя к противоположному полу, если кто-то хочет его рассердить, достаточно только назвать Ань Жюле бабой. Однажды Ду Яньмо спросил его, почему ему это настолько не нравится. Ань Жюле долго колебался, а потом проворчал: — Это страшно. Ду Яньмо: — Как это? Ань Жюле: — Это ужасно! Мурашки по коже, и тошнит, просто выворачивает… Ду Яньмо: — … Значит, именоваться господином Анусом для него приемлемо, однако, озвучивать его роль в их паре нельзя. Для Ду Яньмо это не поддавалось осмыслению и пониманию. Ань Жюле скрипнул зубами: — Во всяком случае, не злоупотребляй! — … О. Имя Ань Жюле получил в честь деда. Этот почтенный человек умер много лет назад, Ань Жюле уже не помнил, как он выглядел, только вспоминал, как они на пару с тан-гэ (двоюродный брат по отцу) озорничали в детстве: разыгрывали на пальцах, кому из них выпадет подкрасться и дёрнуть дедушку за усы. Дедушка был очень стар и частенько задрёмывал посреди дня. Когда тан-гэ дёргал его за усы — ничего, но как только приходил его черёд, дедушка всегда его «рассекречивал», открывал глаза и с несвойственной его возрасту громкостью кричал: — Жюле! С тех пор, когда кто-то громко называл его по имени, это означало, что над ним нависли неприятности. Не лучше ли отказаться от имени и зваться как-то по-другому? — Жена! — упрямо произнёс Ду Яньмо, прикидываясь, что спьяну ничего не понял. Ань Жюле не хотелось с ним спорить, и он тихо спросил: — И кто же твоя жена? Ду Яньмо улыбнулся: — Ты. Ань Жюле хмыкнул, но не стал опровергать. Какой вздор, кто же ещё, как не он? Он сопроводил Ду Яньмо до ванной и уже хотел выйти, как вдруг сзади на него снова навалились с объятиями так, что он чуть не упал. Ду Яньмо удержал его и проговорил на ухо: — Помоемся вместе. Копчик Ань Жюле зачесался. Чем взрослее становится этот ребёнок, тем больше он возбуждает его. — Я уже мылся… Ай, ай! Парень открыл кран горячей воды, и прямо на Ань Жюле из крана вылилась порция холодной воды, ещё не успевшей согреться. Мужчина сразу намок сверху, вскрикнул, обернулся и с укором посмотрел на Ду Яньмо. Последний с невинным видом разделся, потом стянул одежду с Ань Жюле: — Помойся со мной. — … Парень расплылся в пьяной улыбке, его лицо под воздействием алкоголя стало таким по-детски открытым и добрым, что Ань Жюле не смог ему противиться. Придётся мыться второй раз. Вода потеплела, и внизу под струями душа потянулись друг к другу две зрелые плоти. Ду Яньмо, памятуя, что от него пахнет выпивкой, решил сначала смыть с себя этот запах. Поскольку Ань Жюле был чист, просто так стоять под водой ему было скучно, и он начал заигрывать с Ду Яньмо. Поймав два мыльных пузыря, он осторожно поднёс их к груди Ду Яньмо: — Смотри, какие большие сиськи. Ду Яньмо не обратил внимания на его шутки, продолжая послушно мыться. Он пощупал свой подбородок, уже заросший, и потянулся за кремом для бритья. Ань Жюле с затаённой радостью отметил этот момент — для того, чтобы лезвие хорошо скользило по коже, необходима пена, иначе легко пораниться. Мокнуть под душем по утрам Ду Яньмо было лениво, поэтому брился он обычно вечером, во время мытья, примерно раз в три дня. Ань Жюле считал это нормальным. Заметив взгляд Ань Жюле, Ду Яньмо спросил: — Тоже хочешь побриться? Ань Жюле: — Нет, я не зарос. Ду Яньмо провёл рукой по его скулам, ощущая кончиками пальцев идеально гладкую, без малейшего волоска кожу: — Ты такой гладкий. — Угу, — гордо улыбнулся Ань Жюле. Ду Яньмо вздохнул и потянулся за станком, собираясь бриться, но вдруг заметил что-то в промежутке между лезвием и пластиной станка. Двумя пальцами он вытащил нечто, скрученное колечком и по цвету значительно светлее его собственных волос. Он перевёл взгляд на Ань Жюле, и сердце мужчины ёкнуло, «сейчас будет ругаться?» Вау, заснять бы этот вид, да как назло в ванной слишком влажно, и нельзя пользоваться мобильным… Какая неприятность! Ду Яньмо вертел волосок перед глазами и так, и сяк, наконец, спросил: — Это… что? Ань Жюле: — Мой волос. Ду Яньмо: — Откуда? — С лобка. Ду Яньмо опустил взгляд: — Ты не всё сбрил. Чушь какая, делать что ли нечего, брить лобок налысо? Не успел он съязвить, как уже был притянут парнем, который прижал его к себе и сказал: — Я помогу тебе. — Нет! Ду Яньмо с невозмутимым лицом поиграл бритвой, в его чёрных глазах сверкнул такой же острый, как бритва, блеск: — Я побрею тебе всё. …… Ань Жюле и хотел бы сбежать, да не смог: его возлюбленный мог справиться с ним одной рукой. Будь Ду Яньмо трезвым, не составило бы труда уговорить его отпустить, но увы — не сегодня. Как никогда прежде жестоко и властно он зажал Ань Жюле так, что тот не мог пошевелиться, раздвинул его ноги и намазал лобок пеной для бритья. Какой позор, одна мысль о том, какая судьба ожидает его петуха, когда его «ощиплют» догола, бросила Ань Жюле в краску, он осмелился пошутить, и вот, что из этого вышло. Он попытался сопротивляться, но парень схватил его за яйца со словами: — Не дёргайся, а то ненароком порежу где-нибудь. И сразу начал брить. «Боже… Ах…» Ань Жюле закрыл лицо рукой, не решаясь смотреть, и только чувствуя лёгкий зуд в чреслах. Движения юноши лёгкие, умелые, рука осторожно порхает взад-вперёд, и под бритвой появляются полоски гладкой, нежной кожи. Трудно остаться равнодушным к такому обращению с самым чувствительным мужским местом. Небольшой прилив крови, и член Ань Жюле приподнялся над скошенным полем. Ду Яньмо приказал: — Раздвинь ноги пошире. Ань Жюле колебался в нерешительности. Ду Яньмо: — Если не раздвинешь, я не смогу добрить, будет некрасиво. Последнее слово было главной болевой точкой Ань Жюле, эх, была не была, уж если брить, то брить дочиста. Ань Жюле медленно раскрыл бёдра. По правде говоря, он всегда заботился об этом месте, его промежность всегда была гладкой, так что Ду Яньмо осталось только удалить совсем немного волос. Затем он снял головку душа и смыл остатки пены. — О-оо… Кожа в этом месте под волосами особенно нежная, ощущения от льющейся на неё воды неописуемы, кожа зудела и покалывала. Глаза Ань Жюле увлажнились, он посмотрел вниз: на фоне гладкой, белоснежной кожи лобка торчащий пенис казался особенно красным. Плюс только в том, что JJ казался крупнее… Ду Яньмо опустился на колени, поцеловал его подрагивающий член, затем широко раскрыл рот и погрузил ствол в глотку. Ань Жюле задрожал. Мягкие губы парня полностью накрыли его гениталии, отсутствие волосяной преграды порождало у обоих изумительные, волнующие чувства, ускоряющие сердцебиение и дыхание; казалось, вся кровь мгновенно устремилась в низ живота, и движимый её потоком, Ань Жюле невольно подался вглубь, в жарко пылающее, влажное горло. Ду Яньмо втянул щёки, с силой засасывая член. — Ах-ха… ах-ха… Дыхание перехватило, член распирало так, что даже яйца начало ломить, а тело обдало жаром, словно он попал под тугую струю кипятка. Ань Жюле схватил себя за грудь и крепко сжал оба соска, чтобы с помощью боли сбить волну стремительно накатывающего наслаждения. И в следующую секунду, даже не успев осознать, как палец юноши проник в его зад и нажал на простату, вскрикнул и выплеснулся в его рот. Ду Яньмо немного отодвинулся, покорно глотая вязкую жидкость. Беловатые потёки в уголках его рта выглядели настолько сексуально, что у мужчины подгибались ноги. Ань Жюле быстро перехватил свой горячий опадающий член и направил его на лицо парня, исторгая последние порции спермы. Эта картина горячила кровь и доставляла ему странное, извращённое удовольствие. Дав Ань Жюле насмотреться, Ду Яньмо вытер сперму с лица и той же рукой огладил внутреннюю сторону его бёдер и лобок: — Ты такой милый. — … — Там так гладко, как у ребёнка. Ань Жюле готов был покусать его за такие слова, но Ду Яньмо поднялся и как ни в чём не бывало прополоскал рот, а потом с чувством поцеловал любовника. — Господин Хризантема, скажи правду, тебе ведь понравилось? Ань Жюле что-то буркнул, как упрямый ребёнок, не желая признавать очевидного, но и возразить было нечего. Кое-что расстраивало: пусть он не так молод, но обычно он хорошо держался, а сейчас кончил как-то подозрительно быстро. Одно было ясно: вместо того, чтобы рассердить Ду Яньмо, он сам лишился волос… Теперь, даже надев пижамные штаны, он всё равно чувствовал себя голым. Расстроенный Ань Жюле улёгся на диван, но и там не обрёл покоя, обритое место зудело, беспокоило, он вертелся, то и дело оттягивал резинку штанов, заглядывал внутрь и жаловался: — Теперь ему холодно. — Угу, — Ду Яньмо сходил за пледом и попытался укутать его, — Укройся. Ань Жюле оттолкнул плед: — У меня сердце замёрзло. Он глубоко и нарочито шумно вздохнул и с затаённой обидой продолжал возмущаться: — Ты слишком жесток! Ты безжалостный! Ты совершенно бесчувственный! Ду Яньмо: — … Ань Жюле не унимался: — Ты беспощадный, бесчеловечный, ты нарочно меня обидел! Ду Яньмо кивал головой и соглашался: — Да. Я беспощадный, бесчеловечный, я нарочно тебя обидел. Ань Жюле продолжал ныть: — Всегда безжалостный, всегда жестокий… Что, разве не так? Посмотри, как ты нехорошо подшутил надо мной, ты слишком жесток! Ты слишком злой! Ты слишком… Блядь, твою мать, как больно! Ань Жюле сам не заметил, как прикусил язык и закричал от боли. Ду Яньмо безропотно сходил за аптечкой, порылся, нашёл оральную мазь * и помазал язык стонущему и всхлипывающему Ань Жюле. (*Оральная мазь триамцинолона ацетонид, используется при остром и хроническом воспалении слизистой оболочки полости рта, включая рецидивирующие язвы в полости рта, эрозивный плоский лишай полости рта; натирания зубным протезом, травматические поражения, эксфолиативный гингивит и стоматит. Травматические язвы и большинство непериодических поражений быстро заживляются после лечения. Хронические поражения и рецидивирующие язвы в полости рта… и.т.д. Информация из baidu). — Я теперь никогда не смогу разговаривать, и как это актёры могут столько говорить и не заикаются, и язык не прикусывают, блин, вот что значит профессия, — шепеляво нудил Ань Жюле. Побритый, да ещё и с прикушенным языком, Ань Жюле являл собой жалкую картину, похожий на постриженного хозяином породистого персидского кота, поникшего и обиженного; не хватало только взять мячик и повертеть перед ним, чтобы хоть как-то утешить… Как его там назвали… милым? Ду Яньмо посмотрел на него, и словно что-то кольнуло в грудь, он привлёк мужчину к себе, прижал, погладил и поцеловал. Язык болел, Ань Жюле не смог ответить на глубокий поцелуй, что повергло его в ещё большую печаль и заставило высказать совершенно нелепое предположение: — Мы с тобой совсем не ссоримся, наверное, мы скоро расстанемся? Он невольно высказал то, что постоянно и необъяснимо беспокоило его в последнее время. Довольно любопытный ход мыслей… Впрочем, для Ань Жюле ничего странного в этом не было. Ду Яньмо всё так же невозмутимо спросил: — Что хорошего в ссорах? Ань Жюле: — Ссоры — это такой способ общения! Вот представь, между супругами из-за чего-то возникает конфликт, они молча дуются, проявляют внешнее безразличие, хотя на самом деле без ума друг от друга, но ни один не хочет мириться первым… Ночью обстановка накаляется, лунный свет приводит души в смятение, наконец терпение лопается, у людей нервный срыв, истерика, а наутро в свежих новостях сообщение об убийстве… Нет, чтобы жить душа в душу, нужно вести задушевные беседы, держась за руки, вместе лить слёзы, а иногда устраивать бурные сцены, и так создавать великую гармонию жизни… Значит, всё дело только в гармонии? В голове Ду Яньмо наконец-то сошлись концы с концами, и он сделал вывод: — Так ты для этого побрился моей бритвой? — Люди говорят, что от этого муж приходит в бешенство! — ответил Ань Жюле, — Я хотел посмотреть, как ты злишься. — … Ду Яньмо не знал, должен ли он что-то сказать на это: — Я не собираюсь злиться из-за такой ерунды. — Да? Ду Яньмо: — Если ты хочешь пользоваться моей бритвой, я постараюсь лучше следить за своим здоровьем, чтобы не заболеть гепатитом В или СПИДом, а если вдруг что-то подобное случится, тебе придётся разделить это со мной. Лучше умереть вместе от одной и той же хвори, чем отпустить этого человека, этого он не переживёт. Ань Жюле уставился на него в недоумении: — В этом смысле вероятность выше у меня, поскольку я старше. Он не только старше, но ещё и знатно покуролесил в юные и молодые годы, в придачу отдал кусок печени, из-за чего потом произошли упомянутые ранее неприятности. Однако, надо признать, что мир устроен не вполне справедливо. Кто-то всю жизнь дымит, как паровоз и при этом спокойно доживает до 90 лет, а другой умирает от рака в молодом возрасте. Жизнь так изменчива и непредсказуема, им остаётся только приложить все силы, чтобы сберечь друг друга. Ань Жюле хотел понять: — Но это правда, в своё время в тех отношениях я с ним каждые три дня ругался по мелочи, а раз в десять дней затевал крупный скандал, и всё-таки не расставался с ним. — … Внезапно обнимавшая его рука утратила силу. Увидев изменившееся лицо парня, Ань Жюле воскликнул: — Я случайно вспомнил… — Угу, — помрачневший Ду Яньмо выпустил его из объятий. «О-о, угораздило же меня наступить на мину». Ань Жюле ругал себя последними словами, ну что же он за идиот такой, лепит, что попало, не чувствуя границ! Никому, ни мужчине, ни женщине не понравится слушать про своих предшественников. Парень молча поднялся с дивана и засунул тюбик с мазью обратно в аптечку. Он явно был рассержен. «Пусть это будет маленькая ссора, только не крупный скандал». Душа Ань Жюле убежала в пятки, прошло ровно три минуты, он как раз обдумывал, как успокоить парня… — Наверно, это так и есть. Ань Жюле: — Что? Ду Яньмо: — Я разозлился. — … Ань Жюле не сразу осмыслил услышанное: — Ты нарочно? Лицо Ду Яньмо было непроницаемо и абсолютно невинно: — Разве ты не этого добивался? Ань Жюле: — … Ду Яньмо скривил губы: — Теперь любуйся. В итоге Ду Яньмо не разговаривал с ним три дня. Ань Жюле думал, что воспитал преданную овчарку, а получил злого чёрного Дубермана. ** Несмотря на обнаруженные ранее различия в породе, ему не хотелось бы, чтобы чернота усиливалась и дальше. Ань Жюле получил сильный удар, а раненному в самое сердце Ду Яньмо пришлось долго выслушивать его оправдания, прежде, чем позволить уговорить себя. (**Намеренная опечатка, чтобы передать игру слов. Доберман по-китайски пишется так: 杜宾, dùbīn; в этом слове иероглиф «ду» — 杜 «груша» тот же, что и в фамилии Ду Яньмо). За такими неприятностями Ань Жюле забыл, что хотел подарить ему новую бритву. Однажды он увидел, как Ду Яньмо в ванной бреется старым станком и невольно замер: — Ты… бреешься им после меня… — М-мм, — Ду Яньмо не смутился и только холодно проговорил, — Господин Хризантема, после того, как я вылизал вдоль и поперёк твой анус… мне уже всё равно. Ань Жюле удивлённо распахнул глаза, оказывается, чем шире границы приемлемого в паре, тем меньше брезгливости, тем крепче любовь… Наконец-то он понял это.