Фальшивый аккорд

      Пошел обратный отсчет. У Данилы было меньше минуты, да что там, у него едва ли было двадцать секунд. Кровь стала гнать с такой скоростью по сосудам, что от гипервентиляции потемнело в глазах. У него просто не было выбора, он бы просто не смог выкинуть одних и спасти других, не смог бы потерять Лизу, не смог бы предать Руслана и остальных. Решение пришло само собой, можно сказать, от инстинктивного желания. За спиной послышались шаги нескольких человек. — ХОВАНСКИЙ ЗДЕСЬ!!!       Срывающийся крик Кашина был слышен не только на всем этаже, но и на улице, он отдался эхом, отражаясь от стен таких же небольших домиков и затих где-то в темных уголках холодных переулков. Шаги за ним тут же прекратились, а потом послышались быстрые скачки по ступеням. Юра был явно не один. Не оборачиваясь, Даня рванул к их с Неред номеру: проверять, разбудил ли он своим криком хоть кого-то из второй комнаты, не было времени; помедлил бы он еще несколько секунд — сам не дошел бы ни до одной. — В ванную. Живо, — Руслан не отводил взгляда от двери и уже держал в руках готовый к использованию револьвер. Юлик позади него, настолько же сильно подкинутый с кровати выбросом адреналина в кровь, оказался за его спиной и судорожно перекидывал вещи у кровати с одного места на другое.       Даша, перепуганная до дрожащих губ, схватила Кузьму и потащила его к двери. На секунду она посмотрела на Онешко, хотела беззвучно спросить, пойдет ли он, но, заметив и в его руках пистолет, кивнула и тихо закрыла дверь. Щелкнул замок и шум в комнате окончательно прекратился. Только тяжелое, взволнованное дыхание обоих парней казалось сейчас среди этой тиши настолько громким, будто его было слышно даже в коридоре. Руслан обернулся на Онешко: он был явно недоволен тем, что он не пошел со своими друзьями, но сказать уже ничего не мог. Свободной рукой он дотянулся до холодных мокрых рук Юлика и переплел его пальцы со своими. В замочной скважине стали ковыряться ключом.       Тушенцов поднял револьвер и прицелился на уровень головы обычного человека. Онешко был готов поклясться, что этот момент стал целой вечностью для него. Будто все — совершенно все, сосредоточилось здесь, в одной точке, в этой комнате, в его голове, и сжало паренька в себе, намереваясь истереть в атомы. Отчего-то стало больно, захотелось вернуться на несколько часов назад и уговорить Руслана ехать прямо тогда, не медля, не рискуя. Юлик сжал руку Тушенцова в тот момент, когда дверь медленно открылась.       Онешко поражался выдержке Тушенцова. Он не дрогнул, когда перед ними не оказалось ничего, кроме пустого дверного проема, не стал стрелять сразу же, не глядя. Руслан подозрительно прищурился и Юлик ощутил знакомое чувство немеющих конечностей, точно такое же он чувствовал, когда Тушенцов его чуть не убил. Он попытался выпутаться из замерзающего, густеющего пространства, но движения стали даваться только хуже. — Терпи, — почти одними губами прошептал Руслан. Он что-то выглядывал в полумраке комнаты, кажется, ловил движение каждой пылинки и не поворачивался к Онешко.       В углу номера, недалеко от входа, Юлик заметил странное движение в воздухе, будто в густой жидкости перегнали ложкой пузырьки. Парень мог поклясться, что никогда не встречался с подобным эффектом, но подумал, что это может быть и от того, что онемение уже достигло живота и стало ощущаться в плечах, опасно близко подбираясь к груди и голове. Руслан среагировал по-другому. Рука с револьвером взметнулась к этому углу и он выстрелил, оглушая и ослепляя всех, кто был рядом с ним. От, казалось бы, пустого места, разлетелись капли крови и Юлик увидел полноватую фигуру Хованского, занесшего руку для выстрела — только Руслан опередил его, и парень, вместо того, чтобы атаковать, свалился на пол, держась за плечо.       Онешко облегченно вздохнул и размял ноги с руками. Тушенцов подошел к хрипящему от боли Ховану и, грубо взяв за кудри, одним размашистым движением приложил его об колено. Юлик поежился от звука удара и опасливо проследил, как тело Юры безвольной куклой свалилось на бок, подбежал к нему и выхватил из ослабшей руки пистолет. У них, кажется, скоро будет целая коллекция одинаковых огнестрелов от ордена. Задумавшись всего на секунду, парень залез в карманы черной куртки Хованского, обыскивая их на предмет чего-то полезного. Он выудил свернутые вчетверо деньги и небольшую коробочку, на разглядывания которой совсем не было времени, поэтому все найденное он сунул в свой рюкзак: решил приберечь до более спокойных времен.       В коридоре раздались выстрелы. Руслан метнулся к двери, выбежал, а затем с силой захлопнул ее, чтобы Онешко точно не увязался за ним. Юлик подбежал к ванной и сказал Даше и Никите, что они могут выйти. Они точно и безоговорочно должны были уезжать, поэтому он быстро проинструктировал ребят на этот счет и снова посмотрел на дверь, готовясь, если что, стрелять. Сердце выпрыгивало из груди от звуков, которые доносились из-за нее, но выйти он не мог — он бы подвел Руслана, может, стал бы путаться под ногами и все испортил. Около их второго номера была борьба: Онешко почти чувствовал вибрацию стены от некоторых ударов, а от криков Лизы становилось плохо. Юлик не мог разобрать, что именно хотела сказать девушка, но она твердила что-то без остановок, надрывным голосом, почти плача.       И вдруг осталась только тишина. Гнетущая, убивающая напряжением изнутри, от нее хотелось быстрее избавиться, скинуть с себя и больше никогда не ощущать, забыть, как страшный сон. Юлик напрягся каждой клеточкой тела, не зная, что делать дальше; Никита и Даша, суетившиеся над вещами, тоже. В голову лезло все самое плохое, что только могло подуматься. — Онешко, ко мне! — зов Руслана стал единственным, что слышал парень за последнюю минуту, и прозвучал слишком громко.       Юлик, получив зеленый свет, тут же выбежал в коридор. Пол у номера Дани и Лизы был почти сплошь залит кровью, у стены лежало обмякшее тело лысого высокого мужчины, через ноги которого Онешко пришлось перешагнуть, а в самой комнате над Кашиным склонилась рыдающая Лиза и нервничающий Руслан: руки парня крупно дрожали, выдавали всё, что происходило внутри него. Юлик остановился в дверном проеме.       Данила лежал неподвижно, а прямо под ним уродливой черной дырой расползалось по ковру пятно крови. Онешко заметил, насколько бледную кисть руки сжимала Неред, безостановочно моля о том, чтобы Руслан что-то сделал, хоть как-нибудь исправил то, что случилось. Юлик стоял в нескольких шагах от него и ничем не мог помочь. На глаза навернулись слезы и несколько крупных капель тут же скатились по щекам.       Нет. Даня не мог умереть. Не сейчас, не на руках у Лизы, не от пулевого ранения какого-то ублюдка. Он ведь… ему только двадцать. Всего лишь двадцать лет, какого черта?! Внутри все начало разъедать от черного, ядовитого и вязкого отчаяния, а в ребрах зашевелилось такое по-мерзкому родное чувство потери. Больно. Боль пульсировала во всем теле, текла по венам, спирала дыхание, и хотелось завыть от нее.       Вышло только жалкое сдавленное сипение. — Че встал, сюда иди! Держи вот здесь, так сильно, как только можешь, — Тушенцов заставил Юлика вынырнуть из собственного страха, который ведь почти сожрал его и заставил потерять рассудок, и немного отодвинулся со своего места, чтобы парень увидел, как он передавливает предплечье друга.       Через пелену слез Онешко заметил, как Даня, закрыв глаза, очень слабо дышит через рот — экономит силы любым способом, как подрагивают его ресницы, и подбежал к ним. Он больно упал на колени, но обращать сейчас на это внимание было бы издевательством, и сменил руки Руслана, зажимая предплечье Данилы чуть выше ранения, из которого все равно обильно текла кровь. Тушенцов метнулся к пакету, который они привезли совсем недавно, и стал рыться в нем, вытряхивать все вещи на пол. Как только в его руках оказались бинты, пинцет, антисептик и фонарик, Руслан подбежал обратно к Юлику.       Онешко прекрасно понимал, что сейчас будет происходить, и от этого у него неприятно засосало под ложечкой. Тушенцов уже обработал руки и пинцет, приготовил бинты и осматривал рану. Осторожно подцепив рукав Даниной кофты за дырку от пули, он рвет ткань и снимает рукав, отбрасывая его в сторону. К огромному общему счастью, пули были самыми обычными, и теперь вероятность, что пуля просто сломала кость и расплющилась о нее же, возрастала. Руслану откровенно не симпатизировала мысль, что ему бы потребовалось доставать ее оттуда по осколкам. — Дань, прошу тебя, держи себя в руках так долго, сколько можешь. Сейчас ты пройдешь через ад, — тихо, почти успокаивающе, сказал Тушенцов и посмотрел на Юлика. — А ты возьми в зубы фонарик, надави на локоть коленом и не позволяй ему двигаться. Если артерия не задета или повреждена несильно, я могу ухудшить ситуацию из-за любых резких движений.       Онешко сглотнул и сделал все, о чем его попросили. Он понимал, что это просто надо было сделать: заражение крови было куда страшнее, чем эта полевая операция. Он надавил на руку Дани, наверное, почти перекрывая ему кровоток, когда Руслан прикоснулся к ранению. В следующий момент Юлик хотел закрыть уши и никогда не слышать этого крика, пробирающего до самых костей, который хотелось подхватить от переживания и сочувствия, но руки и рот были заняты, и двинуться было страшно. — Черт, слишком много крови, — пробормотал Тушенцов и за волосы придвинул Юлика немного ближе, чтобы свет от фонаря попадал туда, куда ему нужно. — Но пуля застряла не так глубоко — повезло.       Руслан, черт возьми, слишком слаженно действовал для того, чтобы не иметь опыта в таких делах. Эта мысль волновала Онешко всего секунду, а потом Кашин под ним дернулся и попытался выбраться, и вся концентрация ушла на то, чтобы удержать его на месте: именно в этот момент Тушенцов залез в рану пинцетом и сильно сдавил пулю в ней, чтобы вытащить. Лиза рядом с ними заглушала собственные всхлипы, целовала бледное лицо своего парня и повторяла что-то утешительное, крепко держа его за руку. Юлик сам начал про себя успокаивать Данилу, моля Руслана, чтобы это закончилось как можно скорее. — Юль, ближе ко мне, — Тушенцов снова направил голову Онешко и сам пригляделся к ране. — Я сейчас вытащу еще ткань, которую зацепила пуля, и придется прижечь. — Зачем?! — Лиза вскрикнула и потянулась к рукам Руслана. — Если не прижжем — не успеем даже довезти до больницы, — парень повысил голос. — Ты хочешь сохранить ему конечность или жизнь?       Лиза замолчала, отвернулась. Решила не лезть. Юлик с ужасом смотрел на лицо Дани, выражающее такое страдание, при котором, кажется, находиться в сознании просто невозможно. Руслан действовал дальше — доставал мусор, который мог вызвать инфекцию, настолько холодно, будто Даня и не был его лучшим другом, не умирал перед ним от кровопотери. — Лиз, быстро, воду, любую, — пробормотал Тушенцов, кладя кусочек ткани рядом с пулей.       Сам он потянулся к Юлику и достал у него из кармана зажигалку, пару раз щелкнул ей на пробу и положил рядом с собой. Из ванной вышла Неред со стаканом воды и подала его Руслану, но не села обратно — знала, что понадобится еще бегать. Тушенцов тщательно промыл рану под вялое шипение Кашина на несколько раз и взял в руки пинцет с зажигалкой. Данила повернулся к нему и нахмурился. — Прижигаете? — он будто и не слышал их слов до этого. — Да, — коротко пояснил Руслан и внутренне пожалел, что Даня все еще в сознании. — Давай я сам, — просипел Кашин и, почти не двигая телом, поднес дрожащую от слабости руку к ранению. — В обморок же свалишься, — Тушенцов покачал головой, но не стал препятствовать, а помог обработать здоровую руку и начал для перестраховки нагревать пинцет. — Да куда уж валиться, — слабо отшутился парень и протолкнул один палец в дыру от пули.       Юлик закрыл глаза. Это было выше его сил, ему было достаточно слышать сдавленный крик Кашина, чтобы чувствовать все на себе и сходить с ума от этих ощущений. Его было безумно жалко, он этого не заслужил. Мышцы под его руками подозрительно расслабились и Онешко просто пришлось снова распахнуть глаза, испугавшись, и обнаружить перед собой вяло улыбающегося друга. Он положил руку себе на грудь и тяжело дышал от облегчения: кровь перестала течь с такой скоростью, и осталось только сильно ноющее чувство в руке, которое можно и пережить. Юлик посветил на лицо Дани и, взяв кусочек бинта, вытер холодный пот со лба, откинув назад мокрые рыжие волосы. — Я ведь знал, что ты живучий, — Руслан начал понемногу осознавать, что все закончилось и теперь он не рискует потерять друга от кровопотери. — Не только выберешься из любого пиздеца, но на тебе еще и заживет все как на собаке. — Надеюсь, что ты прав, — Данила попытался сесть, но был остановлен сразу и Лизой, и Тушенцовым, который только начал заматывать рану. — Юлик, ты уже можешь отпустить, — Руслан посмотрел на парня. — Принеси еще воды, надо восстановить организм от большой потери крови.       Еще минут двадцать Онешко таскал туда-сюда небольшой стакан из-под щеток для Дани и все время спрашивал его состояние. Он был потрясающе бледным, почти белым, но живым. Мысль о том, что Кашин чуть не умер, заставляла дрожать и к горлу снова начинали подступать слезы. Лиза теперь от него не отлипала: постоянно сидела рядом, хваталась за здоровую руку и шептала что-то очень теплое, благодарное. Даня ей слабо улыбался и целовал ее лицо, так же как она, позабыв, что для таких нежностей сейчас не то время.       Никита и Даша, все это время сидевшие в комнате и терпеливо ждавшие, пока их позовут, в конце концов не выдержали и пришли сами, перетащили все вещи в один номер, и сели в углу, ошарашенно рассматривая издалека Данилу. Им не требовалось объяснений того, что происходило до их прихода, да и по взгляду Юлика и Руслана было понятно, что лучше даже не пытаться спрашивать. — Так, Лиза, Кузьма и Даша, берите вещи, несите их к машине. Онешко, ты берешь пистолет и идешь впереди, — распорядился Тушенцов и подхватил Кашина под здоровую руку, чтобы вывести из номера.       Юлик подошел к двери и осторожно ее открыл. Несмотря на тот погром, что они устроили, на этаже было все еще тихо. Им повезло, и заведение, в котором они остановились, почти не имело постояльцев, а даже если и были люди — то за все время друзья слышали только два хлопка двери на втором этаже. Владелец гостиницы куда-то исчез, но Онешко он и не сдался нахер: парень дал знать всем остальным, что в коридоре все тихо, и пошел дальше, к лестнице.       Руслан осторожно вывел Кашина, помог переступить ему через растянувшееся в коридоре тело, и они стали медленно спускаться. Время снова замедлилось, Юлику все время казалось, что они непозволительно медленно идут, слишком громко ступают по мягкому ковру. Ему первому пришлось выйти на первый этаж, к ресепшену. Там никого не было. Онешко в замешательстве оглянулся и опустил пистолет: по его ожиданиям, их должен был ждать весь отдел полиции или хотя бы владелец гостиницы, перепуганный или вооруженный. — Всё, идем, тут чисто, — Юлик мотнул головой ко входу и придержал дверь ускорившимся Руслану и Дане.       Тушенцов достал ключи от машины и кинул их Онешко. Тот почти бегом побежал к парковке, разблокировал двери машины и помог Даше загрузить все сумки. Данилу усадили на заднее сидение вместе с Каплан, прижавшейся к Неред, чтобы освободить Кашину больше места, и Гридиным. Юлик залез на переднее сидение и передал ключи обратно Руслану, чтобы тот завел автомобиль, и, практически сразу набирая скорость, выехал из подвала этого чертового здания.       Они снова бежали, чудом оставшись в полном составе, и куда им теперь деваться, не знал никто.       Онешко закрыл глаза и пересилил в себе желание взять все тот же пистолет, чтобы направить его себе в висок, и выстрелить. Не сейчас, не здесь, не рядом с Русланом, Дашей и Кузьмой. Он был еще здесь нужен, и прекрасно знал, что если наложит на себя руки сам — будет жалеть всю свою смерть. — Умереть — легче, молодой человек, жить тяжелее, — задумчиво сказал Руслан и свернул на большую дорогу, которая вела прямо к выезду из этого поселка.       Юлик хмыкнул и позволил себе маленькую слабость: он сильно наклонился в бок и уткнулся лбом в руку Тушенцова, думая о том, что, насколько бы не была тяжелой жизнь, проживать ее бок о бок с кем-то намного легче.