***
Он лежит, прижавшись щекой к липкой обивке. Кожа на месте соприкосновения влажная, и хочется перевернуться, но рука нащупывает край и проваливается вниз. Тело инстинктивно замирает на середине разворота, а он распахивает глаза. В незнакомом месте царит полумрак и тишина. Голова тяжёлая ото сна, и тело ноет от неестественной позы, но он мгновенно забывает об этом. Судя по бутылкам на полках и по одиноким пустым столам, он в опустевшем баре. Пять чёрных светильников бросают узкие полоски света на барную стойку. — Приветствую. — Высокий мужчина огибает стойку и неспешно направляется к нему. — Как вы себя чувствуете? Во рту сухо. Но он не ощущает горечи перегара и похмелья. — Я заснул? Давно я тут? — Пару часов. Налить вам воды? Он настороженно изучает склонившегося к нему бармена: белая рубашка; чёрная элегантная жилетка сливается с фартуком из такой же ткани. На горле повязана бабочка цвета запёкшейся крови. Его мучает жажда, но он предпочитает ничего в этом месте не брать. Купит бутылку воды в первом же круглосуточном магазине. — Нет… Сейчас ночь? Который час? — Около двух дня, — говорит бармен. — Мы не работаем в это время, а окон нет, поэтому вы немного дезориентированы из-за темноты. — И как я попал сюда, раз вы закрыты? — Мы сейчас не принимаем случайных посетителей. А вас ждали. Позвольте представиться, я Дэким. Вы находитесь в моём баре «Quindecim». Он ничего не может ответить на приветствие, поскольку собственное имя ускользает из сознания. Телефон и кошелёк хоть при нём? Он осматривает диван, на котором сидит, — ничего нет. — У меня были с собой вещи? — Я вам верну их позже, не беспокойтесь. В груди постепенно зарождаются первые намёки на панику. Имя. Его имя… — Скажите, вы что-нибудь помните? — Бармен участливо наклоняется к нему. Парень неуверенно качает головой. — Где у вас туалет? — По коридору направо. — Дэким указывает рукой направление. В туалете он осматривает себя. На нём школьные брюки и рубашка. Одежда кажется относительно чистой, пусть и помятой. По ту сторону зеркала смотрит обеспокоенное лицо худого светловолосого подростка, и это кажется самым странным за этот вечер. Он не ощущает себя таким юным. Он заходит в кабинку, щёлкает замком и расстёгивает пуговицы рубашки, манжет, брюк. Закатывает рукава и смотрит на полоски вен. Руки чистые. По крайней мере он не потерявший память торчок. Уже что-то. На животе нет синяков, и нижнее бельё самое обычное — однотонно-серое. Его не били. Пока всё нормально. Он попросит свои вещи и уйдёт. Пока не знает куда, но в школьной сумке найдёт подсказки: название школы, пропуск с именем, дневник, телефон. Он собирается с духом и уверенной походкой возвращается в зал, где с удивлением замечает ещё одного человека. — Привет. — Мужчина сидит к нему в пол-оборота. Он тоже в белой рубашке, поэтому трудно понять, сотрудник или такой же чужак. Дэким ставит перед мужчиной широкий стакан с янтарной жидкостью. — Похоже, мне предстоит пить в одиночку? — Подростка сканируют оценивающим взглядом. — Ты вроде мал для виски. — Я уже ухожу. Дай мои вещи, — обращается подросток к бармену, напрочь забыв его имя. Ах да, бейджик. Приходится подслеповато прищуриться. На нём были очки до отключки? — Я пока не могу их отдать. Пожалуйста, присядьте, и я вам всё объясню. Школьник остаётся стоять. — А ты кто? — Он переводит взгляд на мужчину, который пока не представился. Должен же он знать, рядом с кем ему предлагают садиться. — Называй меня Джи. — Мужчина поворачивается, протягивая руку для пожатия. Его правую половину лица обрамляет татуировка красных языков пламени. В полумраке они почти сливаются с длинными бледно-красными волосами. — Ты якудза? — Ты так решил из-за татуировки? Подросток пожимает плечами и протягивает руку в ответ. Его подобная профессия не смущает. — Может быть, ты и прав. — Джи улыбается уголками губ. — Итак… что ты хотел нам сказать, Дэким? — Я предлагаю вам сыграть в игру, — невозмутимо произносит бармен. Его заведение явно посещали люди совершенно разных профессий. — Пока будете играть, у вас будет время вспомнить, что с вами произошло и почему. А я прослежу, чтобы сюда никто не вошёл и не отвлёк вас. — Разве за пределами бара нам угрожает опасность? — Она угрожает вам везде. Дэким ставит перед ними красную кнопку на стальной подставке. Она аккурат размером с его ладонь. — Вид игры мы выберем с помощью рулетки. — За его спиной, как гильотина, свистит падающий экран, и подросток подскакивает от неожиданности. Экран разбит на квадраты с мозаичным рисунком различных зелёных оттенков. — Ставкой в игре будут ваши жизни. Подросток оборачивается к Джи. Жизни? То есть их обоих? — Пока игра не закончится, вы не сможете покинуть бар. Джи цокает языком и тянется в карман. Пустой. Рука возвращается обратно на стойку. — Если нажмёте на эту кнопку, запустится рулетка и будет выбрана игра. Они молчат, рассматривая кнопку. Какой несусветный бред. Подросток думает, что Джи выглядит достаточно сильным и, если они по одну сторону баррикад, то вполне могут скрутить Дэкима и впечатать его надменной мордой в пол. — Дашь мне сигару? — Якудза, как его мысленно прозвал школьник, на готового к нападению не походил. — Конечно. Дэким достаёт из ящика толстую сигару и протягивает посетителю вместе с пепельницей. Джи облизывает шапочку. — Позвольте, я обрежу её сам. — Дэким забирает сигару назад. — Какой стиль курения вам ближе? Школьник следит за разворачивающейся сценой, пытаясь уловить смысл. Бармен не дал бы им ничего колющего-режущего даже для сигары. Какая глупость. — Сделай надрез узким, но не слишком. — Хорошо. — Дэким вместо ножниц подносит кончик сигары к маленькой гильотине с двумя лезвиями. Затем с помощью длинной спички начинает медленно разжигать срез от центра. Джи раскуривает сигару долгую минуту, ожидая, пока она начнёт гореть равномерно. Затем снимает и кладёт бант в пепельницу. Все ритуалы соблюдены. — Видишь, какой вежливый джентльмен. С ним можно играть. — Джи подмигивает подростку, и, не дожидаясь пререканий, нажимает на кнопку. Экран с девятью квадратами поочерёдно подсвечивает каждый из них. Дэким отходит в сторону, чтобы посетителям был лучше виден окончательный выбор рулетки. Крайний правый квадрат во втором ряду переворачивается, оголяя изнанку: — Нарды. — Пфф. — Подросток морщится. Игра для старпёров. Перед ними ставят деревянную игральную доску с причудливой неглубокой резьбой по бокам. Доска совсем новая на вид. — Вы знаете правила классической короткой версии? — Оба кивают Дэкиму. — Тогда объясню только базовые вещи и некоторые отличия. Выбирайте цвета. Джи тянется к чёрным шашкам, но те ускользают из-под пальцев и выстраиваются на позиции самостоятельно. Дом чёрных подсвечивается мягким сиянием и гаснет. Белые шашки выстраиваются следом. Дом белых загорается, как и база их противников мгновение назад. — Цель игры — переместить все шашки своего цвета в свой дом и затем выбросить их с доски. Кто первым снимет все свои шашки, тот и победитель в партии. — Дэким протягивает каждому из них по игральной кости. — Право первого хода разыгрывается броском костей. У подростка выпадает пять. У Джи — единица. — Начинайте ход. — Дэким кивает школьнику, который был вынужден наконец сесть рядом с Джи за стойку. Но с ходом он медлит. — И я таки дам вам воду, раз теперь вы почувствовали себя увереннее. Подростку кажется, что над ним издеваются. Ведь в реальности всё наоборот: маломальская уверенность его покинула. Он начинает побег своей самой дальней шашки из вражеского чёрного дома. Воспоминания простреливают затылок. Ему восемь, он в выглаженном тёмно-синем костюмчике скользит ногами по натёртому до блеска полу. Его окликают слуги и просят не убегать. — Меня зовут Хаято, — с удивлением произносит подросток. Джи кивает и берёт кости в руки. С силой трясёт их и бросает на доску: шесть-один. Белая фишка подростка выбивается чёрной и возвращается обратно в чужой дом. Джи накрывает напавшую фишку сверху второй, защищая от ударов и блокируя выход из дома. На доске три ряда чёрных солдат. Хаято начинает сначала. Бросок: четыре-пять. Побег белых. Одна уходит, одна остаётся в доме неприкрытой. …У его сестры тоже красные волосы, но темнее, чем у Джи. Она плачет, но не хочет убегать с ним. Обе белые фишки оголены и могут попасть под удар на разных половинках поля, отгороженных баром. Джи видит картину иначе. В его доме пять чёрных фигур — своих. И одна белая — предатель. Деймон сидит в самом углу комнаты и, потягивая из бокала вино, никуда не спешит. У Джи выпадает пять-пять. Везение, он может напасть на белую шашку и выбить из дома, при этом нигде не оголив тылы. Но ход будет бессмысленным, потому что это лишь заставит белого противника зашевелиться и сменить позицию внутри дома. …Деймон в красивой красной рубашке под военным мундиром. Раздумывает, взять ли под свой контроль новый район в городе или оставить его на попечение Шимон. Джи не бьёт фишку. И Деймона злит его мягкость. Джи переводит четырёх своих людей в чёрном ближе к дому. Шимон — надёжные союзники. Он с силой втягивает едкий дым сигары и в перерывах между затяжками поднимает её пепельным концом вверх. Вспоминает. Судья следит за бросками костей и перемещением шашек по полю. Перебирает чужие воспоминания и терпеливо ждёт, когда они откроют ему самые последние. Белая фишка открывается и подставляется под удар. Другая спешит ей на помощь, чтобы закрыть собой сверху. Хаято вскрикивает, и его кости падают на пол. …Гокудера бьёт кулаком в приоткрытую дверь раздевалки. Та с грохотом впечатывается в стену, но адреналин захлёстывает через край, и Хаято не слышит этого. Как глухой и полуслепой влетает внутрь. Рёхей на полу на коленях: — Я позвонил в скорую, едут. Да, он именно это Хаято и сказал, когда звонил. Одежда Ямамото в крови, руки Сасагавы тоже — зажимают раны на животе и боках. Коленные чашечки пробивает болью, когда Хаято падает рядом и хватает Ямамото за череп. Быстро: макушка, за ушами, бровные дуги, мозги на месте? Запускает руку под затылок — там мокро и вязко, пальцы чёрные, и Хаято не понимает: это кровь Ямамото или чужая, с головы или натекло из живота и добралось до волос. Пальцами надавливать на череп пипец как страшно, потому что, если там мягко… Он не готов соскребать из-под ногтей мозги. Пальцы упирается в твёрдую кость и шишку. Это ничего не значит. Может быть внутреннее кровоизлияние, но поделать больше нечего. Он скользит дальше. Руки надавливают на челюсти Ямамото и открывают рот. Хаято засовывает палец внутрь и проводит по языку и дёснам, пока вторая рука держит челюсть и шею. Пульс есть. Кусков зубов и кляпов во рту — нет. Дальше ключицы и ребра. Хаято отдёргивает руки. Однозначно сломаны. — Раны от чего? Ножевые? Пули? — спрашивает у семпая. У Рёхея безумные глаза и отчаянно неловкое: — Я совсем не шарю. Там фонтаны бьют. Я даже края ран не стал рассматривать. Заткнул, а то он и так много потерял. — Он сбивчиво рассказывает, пока Хаято быстро ведёт руками по бёдрам Ямамото. Бедренная артерия, кости таза. Ему кажется, что он тратит слишком много времени. Хочется хаотично забегать руками по всему телу, охватывая сразу всё, но он усилием воли выполняет алгоритм, как молитву. Единственную и непоколебимую. Сверху вниз. Тщательно. Как Шамал учил. На самом деле он делает проверку быстро, но страх играет с его сознанием и чувством времени. Он не должен поддаваться панике. Следующими идут коленные чашечки. Руки перебирают косточки. Голеностоп. Если они не найдут все дырки, а будут затыкать только две самые броские — проиграют. Самые опасные — не обязательно самые кровавые и заметные. Он закончил и возвращается по телу вверх. Всё пипец как хреново, потому что пульс пропадает. А ещё ноги Ямамото тоже изранены, и их надо перетянуть жгутом. Сердце надо качать, но тогда кровь под давлением хлынет на пол в разы сильнее. Что бы Хаято ни сделал, будет плохо. Лучше бы врачам сразу ехать с баллонами крови, потому что Хаято принимает стойку над грудью. — Звони Реборну, пусть везут донорскую кровь. Потом пережмём ноги, обвяжи у паха чем-то типа жгута. Я — левую, ты — правую. Он наматывает на бедро импровизированный жгут из чужой спортивной футболки. Рёхей повторяет все движения за ним, но проделывает это с рубашкой. — Теперь опять держи бок и живот. Хаято выдыхает. Теперь можно качать. Рёбра Ямамото хрустят под скрещёнными ладонями, и от этого Хаято самому становится больно. Будто это его кости разламываются под толчками. Он представляет, как осколки впиваются в лёгкие Ямамото, и замирает в нерешительности. Он его спасает? — Гокудера, давай! Что застыл? «Давай», — шепчет Асари. Или убивает? Хаято не уверен. Пульса под руками нет. «Давай», — за спиной голоса мёртвых. Он наваливается всей тяжестью тела на вытянутые прямые руки. Если он сейчас убивает ими лучшего друга, то пусть потом отсохнут. Хаято не хочет навредить, правда. Новый толчок не во всю силу. Заткните ему уши кто-нибудь. Это хруст рёбер или позвонков? «Давай», — Джи дышит в ухо. Хаято давит на грудь и выталкивает кровь из тела Ямамото. Спасать мозги и калечить всё остальное. Лёгкие… Точно, надо ещё дышать в рот. Хаято пятнадцать, а он должен решать, какой будет жизнь Ямамото, если тот выживет. Каждым движением выносить ему приговор. Жизнь, но искалеченная или… Помощь тут. Они с Рёхеем отшатываются к шкафчикам, чтобы не мешать профессионалам. Четверо медиков окружают тело их друга. У Хаято в глазах щиплет от стекающего со лба солёного пота и немного от подступающих злых слёз. — Пойду на уроки к Шамалу сразу, как разгребём это дерьмо, — шепчет Рёхей, стеклянными глазами уставившись на слаженную, чёткую работу врачей. Те напряжены, но спокойны. У них свой алгоритм и своя молитва. — Не знаю, как ты, а я записывался в киллеры, — хрипит Хаято сквозь пересохшие губы. — Убийцей быть проще, чем таким вот хреновым спасителем. Рёхей ничего не отвечает. Дэким поднимает с пола кости и с силой вкладывает их в руки подростка: — Вы не можете остановиться. Что было дальше? Хаято шатается на высоком барном стуле, норовя сползти с него вниз. Джи подтягивает его за локоть. — Что было дальше? — снова вопрошает судья. Его зрачки мечутся из стороны в сторону, хотя лицо остаётся бесстрастным. …Ямамото в больнице. А Хаято с тяжёлым сердцем уже оттуда звонит Десятому. Они исследуют раздевалку. Бьются с противниками и за жизнь Ямамото тоже. За искалеченную жизнь, потому что со сломанным позвоночником он никогда не будет ходить. Шансов нет, медицина пока не шагнула так далеко. Тогда Хаято думает, в их мире нет ничего невозможного. Прыжки в будущее. Изменение реальностей. Связь с мёртвыми предшественниками. Они могут многое, почему бы вконец не обнаглеть и не пожелать ещё большего? Его съедает ощущение бессилия, хотя голова помнит, через какое нереальное дерьмо они уже прошли. И справились же. Он смотрит на свои оцарапанные, опухшие пальцы. — Джи, случившееся будет записано в воспоминания? — Кольцо алеет, как кусок угасающего уголька, из которого пытаются вновь разжечь костёр. — Это увидит следующее поколение? — Да, — доносится из кольца. Вот же самое сильное и надёжное оружие в его, Хаято, арсенале. — Понятно. — Не будешь просить сделать эти события конфиденциальными? — интересуется хранитель первого Вонголы. — Нет. Я попрошу не делать запись другой аферы. Джи внимательно слушает. — Ты можешь по пламени предсмертной воли найти или позвать человека, который держал твоё кольцо? Все кольца Вонголы. — Обладал Тринисете, — уточняет Джи, угадывая его мысль. — Да, ты понял. — У каждого кольца и пустышки осталась с ним связь во всех мирах. — Судя по голосу, Джи этот факт явно неприятен. — Он оставил неизгладимый отпечаток на атрибутах. — Позови его. — Хаято понимает, что это шанс. Бьякуран задолжал им по-крупному. Только Джи не спешит разделять его надежду и слать сигналы бедствия в космос. Предупреждает: — Ты пойдёшь под трибунал Вендиче, глупый ребёнок. Все вы под их пристальным вниманием, и они только ждут, кого бы усадить на цепь следующим. — У них не будет достаточного повода, потому что я ничего не буду делать. — Хаято даёт своему предку чуть больше пламени, чтобы выпустить того на волю. — С Бьякураном на связи будешь ты. И что тюремщики сделают мёртвому? Джи материализуется над ним с грозно сведёнными бровями. — Не недооценивай их. Мукуро недостаточно хороший пример? И толку, что преступления совершали другие тела, ведь главное — по его указке. Хаято ничего не остаётся, кроме как использовать против Джи его же доводы и надавить на их общие ценности: — Разве мы не должны защитить семью? Как иначе ты предлагаешь это сделать? Им ничего не надо говорить друг другу, Джи и так видит, что у Хаято на сердце. А Хаято знает, что Джи уже видел, как после смерти кого-то близкого хранители сходили с ума и нарушали законы мира мафии. История пойдёт по кругу, хочет того Джи или нет, ведь яблоки от яблони… Первый хранитель взвешивает их шансы воплотить план в жизнь, но при этом оставить свою задницу прикрытой. Даже если они это сделают, Бьякуран сам по себе остаётся тёмной лошадкой. — Ему надо будет сделать предложение в обмен на эту услугу. — Если откинуть эмоции в сторону, то «ты нам должен» и «будь хорошим мальчиком» не сработает. — Бьякурана надо убедить исцелить Ямамото. — Спросим, в чём он заинтересован. — Хаято закидывает ноющие ноги на соседний стул в пустом коридоре больницы. Он не чувствует конечностей от усталости, но заставил себя подняться на другой этаж — подальше от палаты Ямамото. Сил не было видеть зарёванные лица девчонок. — Но, конечно, не факт, что мы сойдёмся в цене, — мрачно озвучивает свои страхи Хаято. — Что значит «спросим»? «Мы»? Надеюсь, ты понимаешь, что станешь соучастником и подсудимым, если будешь вовлечён в переговоры. Джи делает пару задумчивых шагов по коридору. Стука каблуков нет, он совсем невесомый. — Если их буду вести только я, как мёртвый, которого не жалко, — он ловит слабую улыбку Хаято, — то я заранее должен знать, на что мы не пойдём. Не хочу принимать решения о цене, которую платить только вам. Хаято понимает его. Нести ответственность — не то, чего он сам желал ещё вчера, стоя над бессознательным Ямамото. — Итак, предложения должны сначала исходить от вас, а не от Бьякурана, — говорит Джи. — Давай подготовим и дадим ему хотя бы три варианта на выбор. В животе Хаято скребут кошки. Это опасная игра. Они должны провернуть её вдвоём? — Я посоветуюсь с Асари, если тебе нужно благословение хотя бы двух хранителей. — Джи читает его даже не как открытую книгу, а как мысли автора до того, как он начал печатать ту самую страницу. — Ты всё-таки пока слишком мал, чтобы встревать в дела такой величины в одиночку. Хаято скрипнул зубами. Кто тут слишком мал? По сравнению с этим сто сорокалетним духом — может быть, зато голова у Хаято варит получше многих. — Я уже знаю пару вариантов. — Хаято тянется поправить очки на переносице, забыв, что их там сейчас нет (чем немного веселит Джи). И в конце концов просто чешет нос. — Со своими двойниками в других мирах Бьякуран может обмениваться только собственными знаниями. Мы можем предложить обмен знаний, которые есть только у нашей семьи и только в этом мире. — Пусть этот вариант будет нашей отправной точкой. Но пока он сырой, мы ведь не знаем, есть ли у нас такие. — Красный свет Джи начинает рассеиваться. — Подумай ещё, а я пока навещу Асари. Он тоже может подкинуть пару идей. Хаято остаётся один под жёстким голубым светом ламп. Теперь — без тёплого красного пламени — больничный коридор выглядит ещё холоднее и ужаснее.***
— Ты ошибся на одну позицию. — Судья видит малейшие огрехи. Намеренные и случайные. Джи пересчитывает и с удивлением вынужденно соглашается. Он сдвигает свою фишку на один пункт вперёд и возвращает ошибочно выбитую белую фигуру на место. «Ямамото открыл глаза. Он был жив. Он мог ходить». Теперь белая фишка остаётся позади и не может ударить чёрную. Они больше не пересекутся, и в бою всё начинает решать чистая удача. Хаято обессилено кладёт голову на руки. Положение его фигур было совсем печальным. — Я хочу спросить тебя. — Джи затягивается сигарой и вежливо выпускает дым в сторону. — Ты и есть судья Вендиче? — Да. — Что? — Хаято вскидывает взлохмаченную белобрысую голову. — А разве ты не должен быть весь в бинтах, заковать нас в цепи и утащить в прекрасный водный мир? Дэким моргнул. Это был максимум спектра его эмоций. — То есть почему нас? Что я вообще тут делаю? — Хаято подпитывает решимость собственным раздражением. Тут должен отдуваться только Джи. Потому что даже Асари не поддержал их план и собирался, как благородный самурай, принять свою участь вместе с преемником. — У Вендиче несколько отделов, которые занимаются делами разной специфики. Вы не убийцы, и ваша вина не до конца доказана. К тому же, оплата Бьякурану пока не произведена. Он прав. Босс семьи Джессо пообещал, что попросит об услуге как-нибудь потом. Со стороны всё выглядело как акт альтруизма. — И тем не менее ваши действия подпадают под разряд опасных и могут нарушить равновесие в мире. На это нельзя закрывать глаза. — Судья подливает Джи виски. — Я должен решить, какое наказание вам предстоит понести за проступки менее серьёзные, чем те, за которые попадают в Вендикаре. Вот почему мы играем. — А это ничего, что мы не закончили, а ты нам уже всё рассказал? — Джи делает обжигающий глоток алкоголя. — А мы закончили. — Дэким заставляет их посмотреть на доску. — Белым не выпутаться из этой ситуации, разве что сейчас трижды выпадут шестерные дубли. Но вы можете попробовать. — Нет, я понял. — Хаято знает, это бессмысленно, ведь судья уже всё решил. Даже если Хаято повезёт, тот заставит высшие силы вмешаться и перевернуть кубик. — Итак, мой вердикт. — Дэким сметает рукой ряд выбитых фишек на середину поля и, захлопнув крышку, забирает доску. — Волю первого хранителя я отпускаю. Джи в шутку чокается с невидимым бокалом в воздухе. — Десятый хранитель отработает свою вину на службе в этом баре. Работа тут и встречи с другими подсудимыми покажут ему, что мир справедлив по-своему и каждое действие имеет цену. Тебе этот урок поможет в будущем. Хаято сглатывает: — А долго я должен отрабатывать? — Год. Что ж… могло быть хуже. — Налей мне тоже, что ли, — скисает Хаято. — Безалкогольный мохито? — голос Дэкима становится немного мягче.