***
В итоге они разделились на традиционные две группы. Бьянки предупредила, что ночью не вернётся и упорхнула к Хару, Киоко и Хане, прихватив с собой несколько бутылок красного вина и дорогого шампанского — для особых случаев. Выбор парней наполовину предопределил напор Хибари, который желал пойти в сэнто и расслабиться без шума и алкоголя, а потом, после закрытия бани, Тсуна, Рёхей, Такеши и Хаято могут отправляться на все четыре стороны. Хибари же пойдёт спать. Рёхей согласился, подмигнув Такеши: ночью — гуляй душа — сориентируются по настроению и пойдут в кафе или караоке. Перед уходом Такеши выпускает из коробочки Джиро и, присев на корточки, ласково чешет друга за светящимся голубым пламенем ухом: — Поиграй с детьми и проследи, чтобы ночью чужаки не вошли в дом. Акита-ину лизнул хозяина в ладонь, щуря от удовольствия голубые глаза. — Реборн, а ты идёшь? — Такеши оборачивается и охает, когда пёс игриво бодает его в бок. — Я, пожалуй, присоединюсь к компании девушек, — улыбается аркобалено. — Как знаешь. Нана вручает Хаято сумку с полотенцами и мылом на всех, не слушая препираний, что там всё продаётся на месте. — Нам будет неудобно таскаться с сумкой после бани, — пытается отбиться он. Она делает вид, что не слышит: — Тсунаёши-кун, а ты взял все банные принадлежности? — Да, мам, что не взяли мы и правда купим. — Тсуна хватает Хаято за руку. — Пошли быстрее, пока она ещё что-то не вспомнила. Они выбегают в залитый солнечным светом двор, где Рёхей ждёт их, болтая с И-Пин. Китаянка доверительно шепнула ему, что побудет тут час или два, чтобы не расстраивать Ламбо, а потом, ссылаясь на домашнее задание, пойдёт к старшим девочкам — они её позвали. Рёхей сначала хотел посмеяться над их коварным планом, но сдержался из-за мужской солидарности к хранителю грозы. Ну ничего, ещё пару лет, и тот погуляет на другой помолвке или свадьбе. Рёхей просит ответственную девочку следить, чтобы все закусывали и не сильно перетирали ему кости. И-Пин смущённо поклонилась, впрочем, не давая словесного обещания. — Вы готовы? — Да! — вразнобой отвечают парни. — На самом деле Хибари подал неплохую идею. — Такеши отбирает у Хаято огромную сумку и закидывает себе на плечо. — Эта баня открылась всего месяц назад после капитального ремонта, и я там ещё ни разу не был. — Да, я что-то такое слышал, — поддерживает Тсуна. Они выходят на нужную дорогу, и дом скрывается за рядом других зданий. — Надеюсь, ажиотаж после открытия уже немного спал. — Да ладно, сегодня будний день, какой ажиотаж? А даже если так, Хибари враз распугает всех своей миной. — Рёхей видит в сегодняшнем вечере только плюсы и ничто не сможет его омрачить. Даже если на месте бани обнаружат зияющую дыру от упавшего метеорита. Хаято фыркает. Хибари действительно может обеспечить им VIP обстановку без доплаты за отдельный зал. Они разуваются в прихожей сэнто и проходят внутрь, где на расстоянии от других посетителей их уже ждёт Хибари. Хаято немного нервничает: он был в японской бане всего один раз и будет бросаться в глаза, что он гайдзин, не знающий многих тонкостей неписанных правил поведения. Самое базовое он прочитал в интернете, но как было принято вести себя конкретно тут — он не знал. Какое тут деление купален — одна общая или для альф, омег и бет отдельно? Он забыл спросить даже это. Пока Рёхей всё оплачивает и забирает для них браслеты-пропуски, Хаято изучает вывески с правилами и предупреждениями. — Осьминожка, пойдём, выключай режим ботана. — Рёхей подхватывает его под локоть и тянет к раздевалкам. Всё оказывается просто: есть раздевалки отдельно для омег, отдельно для альф и общие, куда может пойти, кто захочет. Хаято скидывает вещи в большую плетёную деревянную корзину, берёт мыло с едва уловимым запахом ванили, два белоснежных полотенца и бредёт в помывочную: там по всей длине боковых стен вмонтированы краны. Он усаживается на одну из низких скамеек перед краном, радуясь перегородкам и подобию уединения, если оно вообще может быть в таких местах. Высокие своды зала отражают целую симфонию звуков: откуда-то слышатся довольные возгласы и даже тихое вдохновенное пение других посетителей. Он не успевает опустить руку с мылом в таз с водой, как его окликает Рёхей: — Вот это ты быстрый! — Я не быстрый. — Хаято закручивает кран, решая, что температура подходит и сильнее разбавлять воду не стоит. — Ты же разговаривал по телефону. Из соседней перегородки доносится плеск: — А, точно, я сказал Хане, где мы, и предупредил, что не буду отвечать на звонки какое-то время. — Я слышу твой голос, семпай. — Из ниоткуда появляется Такеши, мокрый и взъерошенный, машет им рукой. — Вся баня слышит, эхо будь здоров. — Хаято ворчит и с силой трёт себя, будто хочет содрать кожу. — Да, классно, — кивает Такеши, — мне нравится, тут такая живая атмосфера. А мы ведь ещё не зашли в баню. Этот улыбчивый дьявол залазит к нему за перегородку и выхватывает полный таз с водой. — Уже нормально, чистый-чистый. — И окатывает Хаято с головы до ног. — Я тебя сейчас придушу. — Тазик перекочёвывает в руки Хаято, и он даёт им другу под зад. Такеши закрывает ягодицы руками и смеётся, уворачиваясь от очередного шлепка. — Эта возня оскорбляет мой взор… — Хибари стоит в паре метре от них с убийственным выражением лица. Его фигуру не делает менее угрожающей даже то, что на нём лишь полотенце вокруг бёдер. — Ладно, ребят, пойдёмте. — Присоединившийся к ним Тсуна выжимает своё мокрое полотенце. — А то чую, Хибари сейчас передумает и голыми руками устроит камикорос всем, кто собирается в кучи даже в ванной. В последний раз Хаято щипает Такеши за бок и отпускает его. Такеши зажимает рот рукой, чтобы заглушить ржач. Почти успокоились. У купален деление оказывается таким же, как и в помывочных, поэтому Хаято расслабляется — им не придётся разделяться. Рёхей сначала пытается притормозить возле бань для альф, но Тсуна толкает его дальше. Хаято останавливается перед входом в общие бани. Был лишь один момент, который они не предусмотрели. — Я не могу туда войти. Такеши и Рёхей удивленно оборачиваются на него. Тсуна и Кёя замыкают, поэтому останавливаются за его спиной. — Можем договориться о времени встречи на выходе. Присоединюсь к вам во второй части вечера. — Ты чего, она же для всех? — вскидывает брови Такеши. — Или ты боишься? Не дури, осьминожка, в нашем присутствии никто твою честь не осквернит. Хаято жалеет, что рядом нет ещё одного таза для применения к новой заднице. — Не в том дело! Читай! — Он тычет пальцем в надпись на стене. Рёхей прищуривается, вглядываясь в иероглифы. Без татуировок. Детям в сопровождении родителей. Взрослым альфам и бетам без ограничения. Омегам только с метками или в сопровождении пары. Тсуна подходит к служащей на входе и вежливо здоровается. Та объясняет: сопровождающий омеги несёт ответственность за его безопасность и подтверждает это письменно, после чего им на браслеты наклеивают одинаковый штрихкод. — Клей. — Хибари протягивает ей своё запястье с браслетом. — И вот этому. В Хаято грубо показывают пальцем. Девушка быстро кивает и разрывает стик с кодом на две половинки. Хаято смотрит, как Хибари ставит размашистую подпись на бумажке и отбрасывает её побелевшей от испуга сотруднице. — Ненавижу толпы. — Он входит в зал, не дожидаясь остальных. Хаято ужасно неловко, но ему ничего не остаётся, кроме как протянуть собственную руку. — У вас такой пугающий жених… — Боже, так у него уже второй жених за день, мелькает в голове Хаято. — Пожалуйста, заполните поля, которые он оставил пустыми. Хаято вписывает имя и дату рождения Хибари над его подписью, потом добавляет свои данные и расписывается рядом. Девушка извиняется и немного скомкано оправдывается: — Но вы поймите, такие правила безопасности, хозяин не хочет брать ответственность за несчастные случаи. Такое бывает очень редко, мы наблюдаем за любым подозрительным поведением посетителей. Но мало ли. Хаято всё равно, он только хочет, чтобы она заткнулась, впустила его в зал и он забыл об этом моменте как можно быстрее. — Я правильно понимаю, сопровождающему не обязательно быть мужем или женихом? Внимание служащей переключается обратно на Тсуну. — Конечно. Отцы, братья, старшие сёстры, иногда начальники могут выступить гарантом — всё это подходит, если омега так же даёт согласие, что этот человек представляет его интересы. — Вот видишь, — натягивает улыбку Такеши. — Ты и с Тсуной мог пройти. Это его никак не подбадривает, и Хаято просто толкает дверь. Он благодарен Хибари за то, что тот выполнил формальности молниеносно быстро. И совсем немного за то, что согласился зайти в общую баню с кучей людей вместо более уединённой бани для альф. — С меня причитается. — Хаято заходит в обжигающе горячую воду и позволяет себе на секунду прикрыть глаза от удовольствия. — Правила есть правила, — коротко, но уже более расслабленно, чем минуту назад, бросает Кёя. Он сидит в паре метров от него, погрузившись в воду по подбородок, и Хаято знает, отдать долг нужно, чтобы самому не чувствовать себя обязанным. Остальные присоединяются к ним и заинтересованно оглядывают открывшийся вид: повезло, свободного пространства много, а людей наоборот — не настолько, как могло бы быть. Хаято не знает, каким сэнто было до ремонта, но сейчас здесь красиво. Множество подвесных и настенных светильников рассеивают мягкий жёлтый свет, не оставляя ни одного тёмного угла даже между массивными, обложенными мелкой плиткой колонами. В зале их шесть: три золотистого цвета и три насыщенного тёмно-гранатового. Пол выложен крупными квадратами молочно-персикового цвета. На стенах плитка такая же мелкая, как на колоннах. Её монотонное полотно разбавляют причудливые вставки-паззлы голубых гор, утопающих в золотистом закате, и мифических сцен, отражающихся в ровной глади воды. Хаято подслеповато щурится — без очков не рассмотреть, что выложено на дальних картинах. — Потрясающе, — выдыхает Тсуна. Его скулы и уши покраснели от тепла и искреннего восхищения. Все с ним молчаливо соглашаются. Они даже не отплывают вглубь сэнто, оставаясь близко к бортам — как вошли, так и подкосились коленки. — Надо будет прийти сюда всей семьёй, — ставит себе пометку Рёхей. — Позову и родителей, и Хану. — Кстати, расскажи, как ты сделал предложение. — Такеши подплывает к нему. — Это было сегодня? — Нет, на самом деле два дня назад, — влюблённо улыбается Рёхей. — Но я не хотел говорить раньше времени. Сначала сам не мог в это поверить и не до разговоров было. А потом надо было сообщить родителям. Поэтому позавчера поужинали с моими, а вчера — с её семьёй. — Твои ведь хорошо отреагировали? — предполагает Тсуна. — Хана же часто бывала у Киоко, да и потом они знали о ваших свиданиях. — Да, они полностью приняли её, поэтому у меня не было волнений на этот счёт. Я больше думал о родителях Ханы, потому что плохо их знаю. — И как? — не удерживается Хаято. — Мне кажется, они знают, что Хана очень рассудительная, и доверяют ей больше, чем мне. Хаято смешливо прищуривается и рубит правду-матку: — Выглядишь пока недостаточно представительно. Ты хоть бинты и пластырь снял с лица, когда к ним шёл? — Конечно! — На носу Рёхея и сейчас красуется белый пластырь. — Я и пиджак надел, не школьный! Такеши прыскает, но помалкивает, щадя его чувства. Деликатность — наше всё. — Я завидую тебе, большой брат, — признается Тсуна, смущённо ёрзая у борта: он ведь тоже мог однажды сесть за один обеденный стол с родителями Киоко. — Сам себе завидую! Думал, потрачу годы, чтобы убедить её, а тут с первой попытки вышло. Удивила она меня. — Кто знает этих женщин. Говорят одно, делают другое. Хаято отвлекается, когда Хибари отталкивается от бортика и переплывает на место справа и чуть позади него, отрезая его этим от большей части купальни. Назойливое щекочущее затылок чувство исчезает. На него кто-то смотрел? За пару лет жизни в Японии Хаято научился не обращать внимания — слишком многие глазели на европейскую внешность. Даже в школе некоторые не могли унять любопытство, граничащее с хамством. Сейчас разговор его увлёк и Хаято не сразу почувствовал чужое внимание. Он незаметно оглядывает зал. И удивлённо застывает — здесь странно много альф. Хаято погружается в воду почти до кончика носа и принюхивается. Запахов нет, он вообще не чувствовал их, пока специально не сосредоточился и не включил режим наблюдения уровня киллера. Это, должно быть, специальный состав воды. Он проводит ладонью по глади, зачерпывая её — похоже, работники в целях безопасности добавляют подавляющие ингредиенты, которые сбивает запах и очищают тело. Почти стерильно. Если такой состав только в общей купальне, то нетрудно догадаться о причинах, приводящих альф именно сюда. Для изменщиков это хороший способ замести следы и прийти домой чистенькими. В буквальном смысле. Его успокаивает, что причина, по которой он ловит на себе взгляды — явно не в том, что он пахнет. Хаято отворачивается, размышляя, нет ли тут кого-то, кто знает его как мафиози. — Хочешь поплыть, рассмотреть сэнто получше? — Такеши неправильно истолковывает его зырканье по сторонам. В глубине души ему не очень-то хочется, но особых причин отказываться Хаято не находит. — Можно. — Хаято слегка пожимает плечами в воде. Это повод присмотреться к посетителям. — Глянем на картины в том конце. Он отталкивается ступнями ото дна и проплывает мимо настороженного Хибари. Такеши следует за ним, про себя отмечая, что почти не чувствует его запах и не видит шею за пепельными мокрыми волосами. Это тревожит и раздражает одновременно. Умом понятно, завяжи Хаято хвост — это выглядело бы неуместно. Если бы у него была чистая шея, это бы расценили как приглашение к знакомству. Но закрытая шея вызывала сомнение… очень глупое. Просто на свой нос и глаза Такеши ориентировался больше, чем на признание от самого Хаято, что у него появилась пара. Черты картин вырисовываются чётче — Такеши отгоняет лишние мысли и любуется изгибом тонких ветвей вишен. Они изображены не цветущими, как по обыкновению предпочитают мастера, а куда более открытыми и уязвимыми — с первыми робкими листочками, напоминая о ранней весне. В углах картин чёрные профили птиц, а под ветвями деревьев силуэты двух самураев: на кафеле переплетаются грубые мазки их тел с тонкими штрихами развивающихся кимоно. Он поворачивается к Хаято, чтобы узнать, нравится ли ему так же, как и ему. Но Хаято смотрит ниже, на одного из посетителей. Такеши видит его впервые в жизни — темноволосый иностранец с правильными чертами лица старше их лет на семь-десять. Он спокойно смотрит на Хаято в ответ, не улыбаясь, но и не выглядит сколь-либо смущённым или раздражённым из-за оказанного внимания. Он прикрывает глаза и слегка кланяется Гокудере — достаточно уважительно, несмотря на то, что мужчина делает это нагим и в воде. Хаято колеблется, не зная, как реагировать. В конце концов, отплывает в часть сэнто, где нет других посетителей. — Ты его знаешь? — Такеши произносит вопрос тихо, чтобы расслышал только Хаято. — Я до конца не уверен, не путаю ли. Было бы странно, если бы начал расспрашивать. Если он не тот, за кого Хаято его принял, то этот альфа подумал бы, что к нему клеятся. — Забудь, — коротко бросает Хаято, и они возвращаются к своей компании. Там беседа приняла интересный поворот — Рёхей рассказывает о своей первой любви в детском саду. Такеши включается в их с Тсуной милый разговор, но время от времени поглядывает на странного альфу, который никуда не уходит и даже не меняет место, где сидит. Иногда Такеши ловит его на том, как тот смотрит на Хаято. Кем бы ни был тот человек, вряд ли Хаято спутал его с кем-то незнакомым.***
Они топчутся у выхода из сэнто, когда уже смеркается, и прощаются с Хибари. Тот молча уходит без вежливых реверансов в ответ. — Кажется, его запас общественно-социальной терпимости исчерпан, — замечает Такеши. Тсуна вздыхает с едва заметным облегчением. Их вылазка прошла без кровопролития и неприятных происшествий. — Вечер не закончен! — неправильно истолковав его вздох, провозглашает Рёхей и повисает у него на плече. — Куда пойдём? — Ну, раз наша очередь выбирать, предлагаю куда-нибудь с живой музыкой. И вкусной едой. Я проголодался, — признаётся Такеши. — Я тоже, — поддерживает Тсуна. — Можем пойти в кафешку, где я раньше подрабатывал, — предлагает Хаято. — По крайней мере я знаю, там нормальная еда и в тарелки не плюют. Такеши воодушевляется: — Как думаешь, у нас есть шанс получить коктейль за счёт заведения? — Ты там со всеми остался в нормальных отношениях? — с сомнением уточняет Тсуна. — С барменами — вполне. Если они не уволились, то шансы на бонусы есть. — Тогда решено! — подводит итог Рёхей. — Веди нас. В кафе оказывается около десяти столов, четверо из которых — свободны. На правах виновника торжества выбор делает Рёхей, и они садятся подальше от небольшой низкой сцены, но поближе к стойке бара. Они разгорячённые после бани и очень голодные, поэтому Хаято рассудительно просит принести им четыре безалкогольных мохито. Официантка ему незнакома, но вежлива, и у неё красивая правильная осанка. — Я Чиюки, буду рада вам помочь, — представляется она и, оставив меню для выбора блюд, на время уходит. Хаято пролистывает страницы быстро, как колоду карт, и откладывает — меню ни капли не изменилось, и он может по памяти сделать заказ хоть сейчас. — Порекомендуешь что-то? — Такеши сидит напротив Хаято, пропустив Рёхея под стенку. Тсуна тоже сел к стенке, справа от Хаято, чтобы дать тому возможность беспрепятственно выходить к стойке, если тот захочет поболтать со знакомыми. Плюс с их мест лучше видно пустую сцену. На ней стоит одинокий микрофон и ждёт своего часа лакированное чёрное пианино. — Гокудера-кун, давай возьмём всякого разного на всю компанию. Хаято кивает и предлагает несколько вариантов, кратко описав, как это будет выглядеть и чем отличаются мясные тарелки. Через пять минут, когда Чиюки приносит напитки, они уже готовы сделать заказ. — За счёт заведения, — немного скованно, но гостеприимно улыбается она и придвигает к каждому по мохито. — Спасибо. — Было приятно. Он, на самом деле, не ждал этого. Хаято перечисляет блюда, на которых они с парнями сошлись, и встаёт из-за стола. — Отойду ненадолго. Расскажи им пока, пожалуйста, будет ли какая-то программа вечером и во сколько. — Конечно. Он оставляет их. От бармена как раз отходит очередной посетитель с хайболом в руках. — Привет, Дэким. — Хаято протягивает руку для пожатия. — Как жизнь? — Тот откладывает полотенце и крепко жмёт ладонь в ответ. Присев на высокий стул, Хаято облокачивается о стойку. — Привёл своих отмечать помолвку друга. — Отличный повод, — одобряет высокий блондин в белоснежной рубашке. — Который из них жених? Один или тут оба? — Один. Тот, с белыми волосами. Дэким вылавливает нужного гостя взглядом. — Почему ты не дал поздравить его по-человечески? Мохито — это издевательство над жаждущим посетителем и насмешка над моими умениями как бармена. Хаято с ним абсолютно согласен. — Предлагаю тебе применить мастерство и изготовить любые вкусные, но безалкогольные напитки — полностью на твоё усмотрение. — И затем, встретив недоверие на лице бармена, поясняет: — Безалкогольные на, допустим, первые полтора часа, пока не охладимся и не наедимся. Мы были в сэнто. — Понял, — коротко кивает Дэким. — Доверься мне. — Сегодня никто не будет играть на фортепиано, зато с восьми до десяти выступает певица. — Когда он возвращается, Тсуна пересказывает, что узнал от официантки. — Можно заказывать песни и петь самим в перерывах. Но Чиюки предупредила, если будем совсем уж фальшивить, она попросит нас вернуться за столик… — Чтобы мы не пугали других посетителей, — весело заканчивает Такеши. Рёхей смеётся: — Да, так и сказала. Строго у них. — Зато справедливо. Так всегда было. — Хаято пожимает плечами. — Кажется, только форма персонала поменялась. Чёрные туфли, чёрная прямая юбка выше колен, укороченный строгий пиджак поверх топа. Намного лучше, чем было, — приятно осознавать, что они выдерживают стиль и поднимают планку. Блюда им приносят быстро, и запах жареного мяса подстёгивает аппетит. — Налетай! Особое приглашение и не требуется. Хаято жуёт, видя, как жмурится от наслаждения его неудавшийся диетолог. Вот его расхваленный белок такой, каким и должен быть, — сочным, нежным и не нуждающимся в дополнительных соусах. Это он и сообщает Такеши. — Не буду спорить, повару зачёт, — хвалит друг и вытирает рот салфеткой. Такеши умолкает, заметив за стойкой бара нового посетителя. Того самого альфу из сэнто, который кланялся Хаято. — Ещё один твой знакомый тут, — удивлённо бросает он. Хаято оборачивается и глядит на мужчину в пиджаке. Он ничего не отвечает на замечание Такеши и предпочитает возобновить их прерванный в сэнто разговор. — Рёхей, так ты рассказывал про влюблённости в детском саду, а потом про Колонелло и Лар. — Ах, да. Это было забавно: Колонелло давал уроки, как начать ухаживать за упрямыми самодостаточными девушками и не потерпеть фиаско. — Опыт подсказывает, методика работает, — улыбается Тсуна. Они все сегодня много улыбаются. — Да. Я уже знаю, какой тост посвящу ему на свадьбе. — Семпай, вы должны поделиться со мной этими тайными знаниями, — то ли в шутку, то ли всерьёз просит Такеши. — Что он там такого рассказывал, кроме как валуны кулаками разбивать? — А какие такие самодостаточные девушки у тебя завелись? Их затягивает невинная болтовня, когда незаметно бьёт восемь. На сцену выходит стройная женщина в облегающем чёрном платье и приветствует посетителей. Получив аплодисменты в ответ, она начинает петь глубоким голосом. Ей больше тридцати, и звучание проникновенное и зрелое, негромкое — не мешает им общаться дальше. У Хаято вибрирует телефон — входящее сообщение в лайне от Шамала. Сообщение приобретает статус «прочитано», и доктор это видит. Настроение дёргается в сторону минуса. Ему не хочется идти на улицу и вызывать взволнованные взгляды — курить он бросил, а ещё зачем? Хаято поворачивается к стойке бара — альфа смотрит на него и губами спрашивает: «Можно?» Удивительно, его мнением интересуются. Хаято колеблется и этим даёт мужчине возможность подойти к столику и спросить в голос. Приглашает Хаято на танец и галантно подаёт руку. Хаято физически ощущает шок, который обрушивается на друзей, когда он встаёт и идёт танцевать. Потом с ними поговорит, танец не займёт больше пяти минут. Чужие руки сухие и невесомо придерживает Хаято за спину. — Извините, господин, я не планировал вам мешать. — Он прижимает Хаято ближе и начинает неспеша вести. — Так какого чёрта? — Я хотел прилететь к вам на семнадцатилетие и передать подарок, но в итоге отправился в Японию немного раньше. — Он заглядывает в лицо Хаято и перемещается левее, чтобы дальше говорить ему в ухо. — Хотел и отдохнуть немного, и за вами понаблюдать. Хаято ловит взгляд Дэкима из-за стойки: «Всё в порядке?». Он едва заметно кивает. На свой столик старается не смотреть и вслушивается в то, что ему говорят. — Я не ожидал, что вы меня узнаете. Вы ведь узнали? — Не сразу, — признаёт Хаято. — Так ты прилетел не по делам к Бьянки? — И это тоже, но госпожа пожелала встретиться завтра вечером. — Она могла бы и передать подарок, — замечает Хаято. — Вместо тебя. — Нет. — Слова песни затихают, сменяясь стонами скрипки и клавишных. — Ваш отец хотел, чтобы передал его я и проследил — она не исказит то, что должно быть сказано. — Он опережает мысль Хаято: — Письмо вы могли бы и порвать. Мог бы. В этом отец не ошибся. — Дон и семья Гокудера желают, чтобы у вас были ценности вашей первой семьи и атрибуты, которые защитят вас и придадут сил. Поскольку это не могут быть кольца или любые предметы, предназначенные для прямых наследников, мы не могли выбрать, что для вас будет не только символичным, но истинно полезным и долговечным. Мужчина сжимает его ладонь чуть сильнее в своей, словно хочет удержать от побега. Вторую руку убирает со спины Хаято и залазит в карман, чтобы достать маленькую обитую тёмно-синим бархатом коробочку и незаметно переложить в боковой карман брюк Хаято. Ладонь возвращается на спину, и альфа опять прижимает подростка к себе: — Это серьги. Нам понадобилось время на изготовление согласно описанию доктора Шамала и господина Реборна. — Они… зажигаются? — Да, там два атрибута — Дождь и Облако. Если у вас всё получится и это поможет, мы постараемся в следующий раз достать остальные. Хаято не отказывается. Но и не утверждает, что станет просить большего. — Вы стали прекрасным хранителем. Но моя работа также быть вашим хранителем и вашей сестры. — Только моей сестры. — Таких приказов не было, господин. Песня заканчивается, но его не отпускают. Хаято не знает, должны ли ему ещё что-то сказать, поэтому ждёт. В зале аплодируют. Певица, глядя, как они не расцепляют рук, говорит что-то сотруднику за оборудованием, поэтому следующая песня тоже медленная. Всё для посетителей. Они продолжают танцевать. — Даже если так, — говорит Хаято. — Ты перестал появляться в толпе, когда я надел кольцо Вонголы. Всё это перестало быть частью твоих обязанностей. — Кольца накладывают новые обязательства, но не отменяют старые. Причина не в том, что на вас надето. А в том, что мы уже не можем повлиять на вашу жизнь и позаботиться о вас лучше, чем это делает Вонгола. Достаточно честно. Хаято нравится, что они не пытаются быть теми, кем не являются и кем стать для него не смогут. Вели бы себя иначе — Хаято бы закончил этот разговор. — Мы останемся её союзниками и поможем вам другим способом. Вы примите это? Перед ним один человек — но «мы» и «вы». В головах образы сотен людей, и они говорят за них всех, будто имеют право нести ответственность или принимать такие предложения. Хаято серьёзно смотрит в глаза человека, который в параллельной реальности мог бы быть его хранителем. Зелёные. Как у него самого и у Бьянки, совпало же… Хаято кивает, скользя щекой по его подбородку. Хранитель отступает, подносит обе руки Хаято к губам. — Благодарю вас. И отпускает из танца, хотя песня не закончена. Хаято провожает его взглядом и сжимает коробочку сквозь ткань брюк. — Новый коктейль от Дэкима. Без названия, можете придумать сами. — Темноволосая Чиюки ставит высокие стаканы на стол, пододвигая каждому, кроме Хаято, аккурат под правую руку. Хаято обхватывает его левой и припадает к трубочке. — Ну как вам? — интересуется девушка. — Умереть можно. — Хаято присасывается к коктейлю, показывая, что это был комплимент. Она коротко смеётся: — Наш бармен падок на лесть. Я передам. Играет новая песня, более быстрая — и в центр зала выходят потанцевать несколько одиночек. — Мне нравится, что ты уже начал думать, с кем придёшь на мою свадьбу. Так держать, мужик. — Рёхей показывает большой палец. — Ты от безалкогольных коктейлей пьянеешь, что ли? Я не приду с ним. — Ну как знаешь, — легко соглашается семпай. — Но, если что, держи в голове «+1». Тсуна ничего не комментирует, вслушиваясь в приятный голос певицы. Его интуиция спокойна, и он позволяет себе не паниковать без её прямого пинка. Такеши ломает трубочку в пальцах, сгибая её в разных местах, потом распрямляет и ломает заново — по новым сгибам. — Любишь танцевать? — спрашивает он, глядя мимо Хаято, на стакан с трубочками на барной стойке. — Иногда, — осторожно отвечает Хаято. — Мне нравится многое, что связано с музыкой, но не всегда хочется этим заниматься. — А сейчас хочешь? — Он глядит на него неожиданно серьёзно и зло. Хаято на мгновение теряется. — Играть или танцевать? Зал заполняется аплодисментами, и исполнительница объявляет о десятиминутном перерыве. — Что-либо? — Нет, — произносит Хаято, не понимая, почему злость в чёрных глазах Такеши сгущается, будто это «нет» предназначено лично ему. Ладно, за ним действительно есть грешок, если учесть, где они сейчас сидят и при каких обстоятельствах Хаято впервые оказался в этом баре. Если Такеши что-то понял, то его поведению есть оправдание. — Тогда не будем просить тебя на сцену. Тсуна, давай закажем песню? — А какую? — Тсуна заинтересованно отрывается от бокала. — Пообщаемся с ребятами и спросим, что они могут спеть. Там и выберем. Такеши и Хаято встают из-за стола, выпуская их. Хаято ловит падающие вилки за неуклюжим боссом и бессознательно поправляет криво сдвинутую квадратную тарелку. — Хочешь поговорить? — Теперь их не слышат, и Хаято не ходит вокруг да около. — А ты снизойдёшь до этого? — Такеши садится обратно на диван, который кажется ему невероятно жёстким. — Ты что-то слышал или видел, пока я танцевал? Такеши ничего не слышал. И видел лишь его — странного, ушедшего. Чудящего непонятно что с чужаком. — Дэким — один из судей Вендиче. — Дэким? Этот танцор? — Так… — Хаято сжимает рукой пучок своих волос и немного тянет. Надо бы сначала. — Нет, я о бармене. Его зовут Дэким. Ямамото, соберись. Просьба немного отрезвляет. Такеши переспрашивает: — Ты сказал, судья?***
На следующий день Тсуна расхваливает и без зазрения совести перечисляет все коктейли, которые успел перепробовать за вечер. Он понятия не имеет, который по счёту перестал быть безалкогольным и плохо помнит конец мальчишника, но та часть, которая закрепилась в памяти, была прекрасна от и до. Рёхей его поддерживает, потому что в нужную кондицию они уходили поразительно согласованно. Дэким прикинул соотношение масс тел и делал градус в коктейлях разным, а официантка ставила бокалы исключительно в правильном порядке для тех клиентов, которым они предназначались. Для Такеши и Хаято напитки сменяли редко, потому что парни к ним почти не прикасались. Им единственным конец вечеринки не казался радужным. Когда Рёхей оплатил заказ и щедро отсыпал чаевых, они разошлись: Такеши потащил Рёхея домой, Хаято отнёс Десятого и остался у того с ночёвкой. Такеши, изменив привычке, не отписался в лайне, когда дошёл домой сам, и не спросил, всё ли «ок» у них. А Хаято был слишком вымотан насыщенным событиями днём и долгими недавними объяснениями. Он уже не мог беспокоиться ещё и об отсутствии каких-то эсэмэсок. Хаято с нетерпением ждёт конца занятий, когда сможет пойти в торговый центр проколоть уши. Делать сразу две дырки не хочется, кто знает, как тело воспримет металл. Но делать одну — несерьёзно. Утром он рассматривал их под лупой. Серёжки с виду абсолютно одинаковые, поэтому пришлось зажать их между пальцами и зажечь пламя предсмертной воли. Они горели ярко и чисто — голубым и фиолетовым. Было так красиво… Щёки потеплели от воспоминаний. Он действительно любит такие штуки. Такеши смотрит на витающего в облаках и всего красного Хаято, который то и дело поглядывает на часы. Жажда убийства крепнет с каждым перемещением секундной стрелки. Похоже, тот альфа назначил им свидание. Будто в подтверждение этих мыслей, Хаято достаёт телефон и начинает что-то строчить. «Какой пиздец», — проносится в голове Такеши под аккомпанемент ярких видений об отсечённых катаной, летящих в воздухе руках и головах. Об альфе они вчера не говорили совсем. Зато Хаято вывалил кучу информации о Вендиче — в целом, малоприятной — и о том, как Вонгола попала под суд после фееричного трешака с использованием базуки десятилетия. И с применением несуществующих в этом мире лекарств для выздоровления Такеши. Тсуна, конечно, не знает. Такеши даже не понимает, за что именно он хочет придушить Хаято сильнее. Им придётся вернуться к этому разговору при нормальных обстоятельствах — не на территории судей, не пьяными, не когда Такеши зол как чёрт. В конце концов, не когда у старшего брата столь значимое событие — такое раз в жизнь. Он вытянет из Хаято всё до единой капли. Эта мысль успокаивает достаточно сильно, чтобы Такеши взял себя в руки и оторвал взгляд от спины друга.***
«Есть пара мыслей, как вернуть тебе должок за вчера. Это может помочь с самоконтролем». Кёя хмыкает, глядя на сообщение от Гокудеры, но приходит на базу вовремя — в семь. Реборна нет. Состояние Гокудеры пока стабильно, и они не планировали тренироваться. Тем более интересно, какие идеи его посетили, раз он предложил встретиться здесь вместо крыши школы или гостиной в доме Кёи. — Зацени. — Хранитель урагана не удерживается и, заправив пепельную прядь, демонстрирует ухо с двумя проколами. Кёя смотрит на него, как на говно, безрассудно тратящее его, Кёи, время. А потом Гокудера зажигает сразу два пламени. Ладно, не такое уж и говно. — Где ты их взял? Вопрос немного сбивает с Гокудеры спесь. — Шамал и Реборн напрягли нужных людей, — уклончиво отзывается он. — Не суть. — Хочешь их испытать прямо сейчас? — Нет, подождём три недели, как и договаривались. Моё предложение серёжек не касается. — Да, он немного выпендрёжник, но Хибари тоже такой, поэтому потерпит. Хаято выкладывает из карманов мобильный телефон и ключи и отходит от скромного стола у входа. — Я долго думал над тем, как ты справляешься со сложными для тебя вещами. Я об иллюзиях. — Глаза Кёи настороженно сощуриваются, но Хаято заставляет себя продолжить: — Суть в следующем. Ты не признаёшь реальность, в которую погружается мозг, и повторяешь себе: то, что воспринимают органы чувств, не существует. И искренне им не веришь. — Хаято с сомнением добавляет: — По крайней мере, я представляю это так. Кёя сдержанно кивает. Он представлял немного иначе, но, по сути, обрисовано похоже. — Я предлагаю отрицание реальности, даже если ты знаешь, что она не иллюзия конкретного человека. — Представить, будто само твоё существование — очередной обман и игра разума? — Кёя скептичен. — Нет, это сложно. — Хаято не пытается сказать ему делать невозможное. — Не весь я, а лишь часть. Нужно верить в реальность, где моя притягательность не существует. Я не могу быть привлекательным на самом деле. Это и была реальность Кёи до того момента, пока Гокудере не исполнилось шестнадцать. И не пришлось в первый раз тащить его домой, сорвав с занятий, ведь запах был такой, будто Гокудеру окунули в ванную с его личным — Кёи — афродизиаком. — Это не сработает. — Уже не сработало, свершившийся факт. — С иллюзиями работает, почему тут — нет? — не унимается Гокудера. — Для победы над иллюзией нужно быть на уровне создателя-иллюзиониста или выше. — Ну? — А у твоих инстинктов и влияния уровень самой природы. — Кёя разжёвывает: — Это не уровень лично твоей решимости и умений. Гокудера кусает губу, обдумывая его слова. И чертыхается. — У тебя тоже есть уровень, заложенный природой. Противопоставляй его. — И с сомнением добавляет: — Так же можно? — Моя природа — не противопоставление твоей. Не противник, как решимость. — Чётко, как больному, объясняет Кёя. — Они с твоей — союзники. Это как сражаться против двоих. — Давай, чтобы наши решимости, а не инстинкты, были союзниками. У Кёи начинает болеть голова от этого пустого разговора. — Так мы это и делаем на тренировках, нет? — Нет. — Гокудера машет головой. — Там мы их опять противопоставляем или друг другу, или своим собственным инстинктам. И это работает плохо. Поэтому… — Гокудера садится задницей прямо на бетонный пол, будто ему тоже стало невыносимо тяжело от этого разговора. — Нам надо подумать, когда и что мы делаем так, что одновременно легко и естественно совпадает в наших интересах? И для инстинктов, и для решимости? Это простой вопрос, и Кёя долго не раздумывает: — Когда твоё поведение не нарушает дисциплину и спокойствие других. Хаято видит уже привычную картину: его, как маленького, тащат домой перед течкой. Подальше от беды. — То есть, когда ты как альфа защищаешь меня от других альф. — Хаято переводит его ответ на человеческий язык. — Похоже… Да, это единственная точка пересечения интересов. Он шкрябает ногтем каменную поверхность пола, заставляя мозги работать. В них слишком много всего сплелось: услышанное от Реборна, услышанное от Шамала. И он пытается связать их опыты вместе, но одному сложно. Пусть Хибари хотя бы покритикует со стороны или даст по голове за совсем бредовые идеи. Это лучше, чем ничего. — Тогда представь, будто во время гона твоё тело пытается захватить иллюзионист и через тебя напасть меня. Тогда защищай меня от него любой ценой, будто я твоя омега. Это знакомый вид борьбы для Хибари: защищать своё. И всеми силами противостоять тому, что контролирует его разум. Если он не может бороться против своей природы, то пусть перенаправит её силы да и собственные не на борьбу друг с другом и не на покорение или обладание омегой, а на защиту своей омеги от чего-либо, что будет ей неприятно. Иллюзионисты — то, что Кёя ненавидит. Представить, что именно они причина потери контроля над собой, — проще всего. Кёя пару раз прокручивает в голове его слова. — Если я смогу себя убедить в этом, то это… может сработать. — Кёя не выглядит убеждённым. — Но это будет работать только с тобой. Хаято представляет в голове этот сценарий. Переносит на других персонажей. И не соглашается: — Не сработает с другими омегами, если не сможешь убедить себя, что каждый из них — твоя истинная собственность, так? Но как ты воспринимаешь, что вся школа — твоя собственность, и каждый из членов дисциплинарного комитета, и каждый ученик, пока носит эмблему? — Не думай, будто понимаешь, как я это воспринимаю. — Кёя скрещивает руки на груди и склоняет голову. Школу приплетать излишне. — Мне и не нужно лезть в твою голову. Сам с этим разберись и попробуй. Хаято хочет подобрать слова, чтобы Хибари понял. Они все хотели помочь Хаято. Историями и живыми примерами, лекарствами, серьгами, тренировками. Но они не рассказывали то же самое Хибари, а ведь ему тоже надо было. Хаято не мастак объясняться, но он чувствует: между ним и Хибари уже была пропасть в головах и понимании, что делать и кто они есть. Эту пропасть нужно сокращать, если они хотят быть опорой, а не костылями Вонголы. Хибари может быть альфой-защитником для всех омег Вонголы. Но ему придётся быть им даже для Мукуро. Даже когда сам Мукуро будет нападать на него. — Сегодня была самая лучшая наша тренировка, — говорит Хибари. — Но всё равно бесполезная. Стать таким — этого Кёя не может себе представить. Это за гранью не только его сил, но и желаний. Он не хочет, не хочет так. Кёя разворачивается на каблуках. И уходит.***
Кёя вынашивает свои мысли три недели, которые остались до течки Гокудеры. В плане было хорошо всё, кроме Мукуро, поэтому его он просто выбрасывает, как мешающую деталь. Он попробует представить часть себя как противника — это ему уже знакомо. Но, если такой подход даст трещину в решающий момент, хорошо бы позаботиться о подстраховке. Не той, которая его остановит, как Реборн. А той, которая воплотит в себе внешнюю угрозу и на которую можно скинуть всех собак вместо внутреннего врага. Кёя предлагает пригласить на тренировку Ямамото. Реборн не соглашается. Тогда Кёя озвучивает альтернативу — провести тренировку без него, без Реборна. — Дурак, — аркобалено усмехается без обиды. — Как бы не было прискорбно, но сейчас мы с Леоном — единственные, кто могут спасти психику Ямамото от созерцания ваших звериных совокуплений. Он гладит своего маленького напарника. Леон лежит рядом на нагретой крыше школы. — Или докажите мне обратное. — Я это и предложил, — сухо говорит Кёя. — Это было не согласие. — Ребёнок встаёт и протягивает ему визитку. — Начни с куклы. Кёя вертит её в руке, читая адрес и телефон «Quindecim». — Гокудера сделал заказ, когда они были там на мальчишнике. Возможно, он уже готов.***
Когда Такеши заходит в зал для тренировок, Хаято и Хибари уже там. Стоят среди четырёх марионеток до ужаса похожих на Тсуну, Рёхея, его самого и Хаято. — Зачем это? — Такеши касается гладкой пластиковой поверхности одной из жутких кукол в человеческий рост. — Нравится? — интересуется Хаято. Любые роботы, боевые звери, инженерные механизмы захватывают его без остатка. — Творчество Дэкима. Реборн поясняет: — Парень делает манекены и продаёт мафиози для их тренировок. Самое ценное в них то, что они практически неубиваемые. Такеши присматривается: даже одежда для кукол пошита в точности такой же, какая была на них в тот вечер, когда они пришли в бар. Хибари рассматривает манекен Ямамото и залазит пальцем кукле в рот — пластиковая челюсть со щелчком сдвигается вниз. Такеши не передёргивает, но было неприятненько. — Если не хочешь, чтобы твою куклу использовали, можешь забрать её в своё додзё. Подальше от всяких экзекуций. — Реборн осматривает остальные творения и решает дать хранителю дождя чуть больше привилегий. — Впрочем, можешь забрать любого из них. — Я, пожалуй, откажусь. Киллер усмехается: — Дело твоё. — Давайте начинать. — Хибари оставляет в покое манекен Ямамото и идёт в центр зала. — Да. — Такеши отходит. Как ему объяснил малыш, нужно лишь стоять на расстоянии и не вмешиваться. За пять часов до встречи на базе он выпил стакан воды с подавителями. Кёя и Хаято не пили ничего. Стена зала за напряжённой спиной кажется Такеши ледяной.