***
В квартире после душа Хаято ищет любимую красную толстовку и не находит. Несколько найденных рубашек выглядят старыми, и он решает их вообще выбросить. Да и в целом вещей не так много, как он привык. Хаято мог сдать грязную одежду в прачечную, но теперь он не узнает в какую, потому что талончика ни в сумке, ни в кошельке нет, как и недавно созданных заметок в телефоне. Самой свежей три дня, и это напоминание купить жидкость для линз. — Я таки перебрался на базу, — заключает он, надевая свитшот с серой основой и красными рукавами. Не совсем то, что изначально хотел, но максимально близко. Джинсы, мокрые после дождя и падений на лёд, сменяются другими, более тёмными и с несколькими «модными» потёртостями на коленях. Их он тоже любил. Теперь надо позвонить Десятому, и это второе самое волнительное событие за день, если считать момент встречи с Чиюки. Какой босс в этом мире? На душе тревожно. Босс всегда всё чувствует, и ему врать тяжелее всего. А что, если его супер-интуиция нашепчет: Гокудера чужак и, не дай бог, опасен? Собравшись с духом, он зажимает кнопку быстрого набора. Хаято решает сказать, что приболел, если Десятый подумает, что он ведёт себя совсем странно. Трубку берут не сразу и спустя пару долгих секунд приветствуют. Ламбо что-то выкрикивает на фоне. — Десятый, я не вовремя? — Ну… — Ламбо пищит, и на том конце разливается протяжный плач. — Нормально, не обращай внимания. Тебя не сильно затруднит зайти по дороге в магазин и купить скотч? Или клей? — Конечно! Я куплю оба. — Спасибо, можно что-то одно, — мягко отзываются на той стороне. — Ждём тебя к ужину. Звонок обрывается, а Хаято счастливо светится после удачного разговора. Дома нет ни крошки, а после проката зверски хочется есть. Босс — самый лучший во всех мирах. У зеркала в прихожей Хаято завязывает волосы в хвостик и с грустью смотрит на пустую баночку с жидкостью для линз. Всё, баста! Он купит всё прямо сейчас: и клей, и скотч, и в аптеку зайдёт, и резинок накупит — та, что на нём, растянута, пришлось скручивать пять раз. Хаято выдвигает ящик, где обычно хранит заколки. Офигеть. Резинки, конечно… но не для волос. Он захлопывает ящик обратно и обдумывает увиденное. Поддавшись любопытству, надевает очки и берёт в дрожащую руку маленькое зеркальце. Неуверенно заводит его назад, оттянув ворот свитшота другой рукой, и ловит отражение в большом зеркале. Шея чистая. Хаято с облегчением откладывает зеркало и смущённо поправляет растянутый и примятый ладонью ворот. Берёт сумку. Проверяет кошелёк, телефон, ключи. Кольца на месте, динамит и коробочки тоже. И выходит.***
В доме Десятого уже тусят девчонки: Хару и Киоко разлеглись на полу и перебирают цветастые толстые колоды карт. И-Пин читает правила настолки и сразу сообщает ему, что он в игре, так как минимальное количество игроков — четыре, а лучше — шесть. — Не беспокойся, все играют в первый раз, — подбадривает Хару. — Мы в равных условиях. — Откуда у вас эта настолка? — Тсу-кун подарил, — улыбается Киоко. На её шее милое ожерелье из маленьких красных яблочек, и, как всегда, Хаято не может упустить из внимания чужие цацки и побрякушки. Это недешёвая бижутерия. Могла даже сделать своими руками. Хаято достаёт из сумки клей и скотч и передаёт встретившей его Нане. Та благодарно берёт и уходит на кухню. Они наверняка ей задолжали капитальный ремонт половины дома. Какое счастье, что Иемитсу-сан — обеспеченный человек. — Да, Тсуна-сан подарил две. — Хару возбуждённо достаёт ещё одну коробочку из-под складок своей пышной зелёной юбки. — Думаю, моя даже немного легче, в ней меньше правил. — Может, для разогрева начнём с неё? — предлагает Киоко. — Мне всё равно, я хочу поиграть в обе, — уверяет её подруга. — Дай мне правила вторых. — Хаято протягивает руку к Хару, и та передаёт ему сложенный в несколько раз лист. Матовая мелованная бумага приятно пахнет новизной и чернилами. Сквозняк от входной двери примешивает ещё один запах, и Хаято оборачивается до того, как Ямамото восклицает: — Всем привет! Ему отвечает недружный хор девичьих голосов. Хаято просто машет зажатым в руках листом. — О, игрушка! Прикольно. — Такеши усаживается возле Хаято, и тот понимает — вечера с настолками не миновать. Девушки нашли союзника. — Ямамото, ты шестой. — Тсуна заходит в комнату, отдирая плёнку клея со своих пальцев. — С количеством всё сходится, да? Хару и Киоко кивают, и Савада краснеет от их внимания и обожания в глазах. — Мама зовёт ужинать, — запинаясь, бормочет он. — Сыграем позже. Его голос как спусковой механизм для резкого старта голодных и несчастных. И-Пин первая вскакивает на ноги и бежит к Нане. — А кто-то ещё будет или сегодня мы таким составом? — интересуется Хаято, следуя за всеми. Ямамото достаёт из рюкзака какие-то контейнеры и передаёт Нане: — Это от отца. — Спасибо, Такеши-кун! — Да вроде не должны, — Тсуна отвечает Хаято, — но ты же знаешь, если захотят прийти — их не остановишь. Когда они садятся за стол, босс продолжает шептать ему на ухо: — Утром твоя сестра улетела с каким-то альфой в чёрном костюме. Сказала, это её хранитель. — Тсуна немного обеспокоенно ёрзает на стуле. — Я его не знаю, надеюсь, всё в порядке. — Не думайте об этом. Если это тот, о ком я думаю, переживать не о чем. Но я ей позже позвоню и переспрошу. Хаято мысленно ругает Бьянки. Она могла бы и объяснить, что за киллеры её окружают, раз те попадаются боссу на глаза. — Понимаешь, — оправдывается босс, — я бы не переживал, будь Реборн в Намимори и в курсе её отлёта. — А где малыш? — влезает в беседу Ямамото. — Сопровождает Фууту. Им поступило выгодное предложение на покупку рейтинга, только Фуута не может его составить, не понимая предмет оценки. — Тсуна запускает в рот мясную тефтельку и, пожевав, продолжает. — Наверное, что-то редкое. Посмотрят и вернутся через пару дней. — Вот и славненько, наберутся новых впечатлений. — Ямамото насыпает в свою тарелку салат с вялеными помидорами. — В последнее время Фуута, кроме школы, ничего не видит. — Я тоже так думаю, пусть развеется. Хару заботливо подкладывает Киоко булочку, но та делит её на две половинки и одну возвращает подружке в тарелку. Девочки что-то щебечут про мучное и предстоящую для них двоих битву с лишними килограммами. — Кстати про развеяться! — И-Пин вскидывает голову. Она сидит на трёх высоких подушках, чтобы дотягиваться до тарелки, и нетерпеливо сползает по ним к краю стола. — Ты ходил сегодня на каток? Как там? Ох, его маленькая соперница по льду. Хаято сжимает губы в тонкую линию. — Хорошо. — Не собирается же он признаваться, что упал шесть раз. Завтра не будет ни одного. Он слишком громко стучит вилкой по тарелке и вспоминает ещё: — Только фоновой музыки не хватало. — Хахи? Вы катались в тишине? — Хару сочувственно опускает уголки губ. — А почему? — Можно взять флешку, — подсказывает И-Пин. — И попросить дядечку-служащего подключить к колонкам. — Или подключить к ним плей-лист с телефона, — вторит Хару. — Или… — Ребят, вы совсем обнаглели: там же есть правила и катаются другие люди, — прерывает их Тсуна. — Они не захотят слушать ваши песни. — Просто девочки мыслят, как настоящие мафиози. — Ямамото подмигивает им. — Власть имеют. — Нет! — вскрикивает пристыженная Хару. Ей можно было не притворяться, что она скромная и тихая девушка. Так они ей и поверили. — На самом деле, если бы флешку вставлял Хибари, ему б и слова не сказали. — Хаято жуёт тефтельки, одобренные и похваленные боссом. — Но там были спортсмены с наушниками. Не стоит перекрывать их музыкальное сопровождение и ломать подготовку к выступлениям. — Ты был с Хибари? — уточняет Ямамото. — Да. Завтра тоже с ним иду. Ямамото одобрительно кивает: — Тогда и сами возьмите по паре наушников. — Хорошая идея, — хвалит Хаято и видит, как Ямамото отвечает ему улыбкой. — Признайся, он хоть иногда падает? Его есть, за что поддеть? — Ореховые глаза насмешливо смотрят на него. И-Пин на своих подушках как принцесса на горошине: от негодования и обиды за Хибари-сана краснеет и хмурит лобик. Сама бы многое отдала, чтобы покататься с ним, но слишком смущается. Даже на земле рядом еле стоит, не то что на льду. — Сегодня не видел, — с сожалением произносит Хаято, невольно поддерживая Ямамото в его озорстве. Они бы на пару подразнили Хибари. — Честно говоря, я был поглощён своей собственной ездой. И ещё следил за одной спортсменкой. — Да? И как она? — Хороша. — Это не то, что было самым важным, и не причина слежки. Но тоже правда — техника достойная. Ямамото толкает его коленом под столом и обнажает в оскале зубы: — Сделаю вид, что ты этого не говорил. Хару прикрывает рот ладошкой и тоже осуждающе качает Гокудере головой: — Бессовестный. Хаято настолько удивлён, что забывает пнуть соседа в ответ. Своей супер-интуицией Вонголы Тсуна чувствует его неподдельное замешательство, и Хаято окончательно теряется, когда босс начинает смеяться.***
— Ладненько, ребятки. Начнём! Это «Имаджинариум», — объявляет Хару, усаживаясь на пол между И-Пин и Тсуной, потому что справа от него уже пристроилась Киоко. Ямамото сел на прежнее место — возле Хаято, образовывая с ним маленький, но гордый мужской уголок. Уголок получается немного напряжённым, потому что Ямамото слегка насуплен после комментариев о девушке. А Хаято напрягается, потому что игра ему знакома. Он был на смене у Дэкима, когда в неё играли двое подсудимых. — Берите карточки для голосования и выберите ваших слонов, — просит И-Пин. Хаято берёт красного, Ямамото — голубого, и босс поддерживает их негласный сговор — всем будет легче не путаться, если ориентироваться на цвет пламени. Его слон — оранжевый. У И-Пин — белоснежный. Хару берёт оставшегося зелёного, а Киоко розового. — Ставим слонов на игровое поле на самое первое облачко, — маленькая китаянка рассказывает правила и показывает несколько карт как пример своим словам. Дальше задаёт ход игры: — Раздаётся по шесть карт. Ведущий первого круга — Тсуна. — Почему я? — Ты вытянул карту для голосования с номером один. — Босс, давайте, вы всегда номер один! Тсуна кисло глядит на Хаято, но не отнекивается. Он смотрит в свои карты и загадывает ассоциацию на одну из них. Затем, немного медля, выкладывает её на стол рубашкой вверх: — Это помощь. Все, как по команде, заглядывают в свои карты. Киоко хмурится: — Такие… серьёзные рисунки. — Мрачноватые, потому что взрослое дополнение, — кивает Хару. — Бьянки-сан понравится этот стиль. «Ещё бы», — думает Хаято. Ядовитые оттенки краски и очень специфичная рисовка. Рубашкой вверх он кладёт на стол подходящую карту. Под ней скрыто искажённое пугающим восторгом лицо врача. Персонаж кружит в распахнутом и далеко не самым чистом белом халате. Пусть у него будет скорая помощь. Медицины слишком много в последние годы: начиная с Шамала и Бьякурана и заканчивая Комитетом воспитания здоровья, который организовал Хибари ещё год назад. Помнится, на суде в «Имаджинариум» играли ветеринар и кинолог. Ветеринар на полставки подрабатывал в обычной городской поликлинике. Нелепая смерть из-за двух обезумевших служебных собак аэропорта. Тсуна забирает карты, выложенные остальными ребятами, тасует и раскладывает картинками вверх. Хаято вздрагивает, когда рядом с доктором раскрывается вторая карта. Будто подслушали мысль. Мужчина в чёрных круглых очках раскидывает руки в стороны и широким шагом идёт в лес. Его собака-поводырь принюхивается к следам хозяина и отправляется за ним. Третья карта — супергерой на крыше. Широкоплечий и накачанный, в обтягивающем латексе, он скользит по черепице, готовый то ли взлететь, то ли свалиться вниз. Четвёртая карта — сад плодородных яблонь, в центре которого деревце. Оно единственное без спелых налитых фруктов. Прекрасная девушка вешает на его ветви красные новогодние шарики, и они самые красивые и блестящие на фоне настоящих плодов природы. Очень тонкая ассоциация. Ещё узнаваема, но совсем не очевидна. Пятая карта. Хаято знает, насколько интересной может быть цепочка ассоциаций. В этой игре их извращённое воображение и восприятие мира как на ладони.***
— Привет. — Сегодня воскресенье, и Хибари в порядке исключения не в школьной форме. Белая рубашка при нём, зато вместо брюк более плотные чёрные облегающие штаны. Хаято устало моргает красными глазами: — И тебе. — Вечеринка у Савады затянулась? — Хибари отлипает от фонарного столба. — Да. Вечер был длинным и не шибко спокойным. Они шагают по знакомой дороге к катку, но Хаято не ощущает столь явного предвкушения, как накануне вечером. — Я и не вспомню, когда в его доме было спокойно, — безразлично роняет Хибари. — Нет, я про другое неспокойствие. — Во что-то вляпались? У Хаято трещит голова от вопросов, но он не знает, какие можно произносить вслух. Хибари мог бы что-то объяснить, но Хаято давит в себе желание начать расспросы. Это вызовет подозрения, поэтому придётся исследовать обстановку иначе. — Или ты просто так себя накрутил? — Кёя даже не смотрит на него. Дыма и взрывов ни со стороны школы, ни дома Савады нет. Значит, фигня какая-то. Хаято не отвечает. Вместо этого протягивает Хибари две голубые капельки: — Держи. Только не сломай, их надо будет вернуть. — Наушники Ямамото? — Хибари рассматривает их несколько секунд, перед тем как сцапать и вопросительно повертеть в руке. — Откуда ты знаешь? — удивляется Хаято. — Я помню, как ты покупал их ему на день рождения. Они спортивные, беспроводные. Удобные для тренировок, потому что плотно вставляются в уши. У Хаято похожие, но чуть более навороченные и дорогие. — И зачем они мне? — Я упомянул, что в прошлый раз мы катались в тишине, и вот мне вручили в довесок к собственным наушникам. — Впереди проезжает машина, и Хаято затормаживает перед светофором. — Только на этом они не успокоились. Девчонки загорелись идеей создать радиостанцию Вонголы с их подборками песен. — Хаято тяжело вздыхает и небрежно почёсывает затылок. — Мне уже неловко перед Шоичи за поздний звонок с такой мега-идеей. В его голосе слышится сарказм. Хибари засовывает наушники в карман и уточняет: — Значит, открыта новая частота для связи? — Да, на неё можно выходить через боевые наушники Джанини или через телефон с синхронизацией к любым обычным. Загорается зелёный, и они ступают на зебру, огибают людей, идущих им навстречу. — Ты не поверишь, Шоичи действительно загрузил на сервер всё, что они ему перечислили. И выпустил в эфир. Хаято думает, Шоичи наверняка тоже сегодня недоспал и устал. Хоть и сказал, что получил удовольствие от работы и даже добавил приличную по размеру подборку лично от себя. Сложно представить, что там теперь намешано. — Если там какая-то сопливая попса для школьниц, то целыми наушники не вернутся, — предупреждает Хибари. Ямамото мог бы это предвидеть, но он либо совсем отбитый оптимист, либо — Хаято заранее обидно — не сильно бережёт подарок. — Не хочешь, не подключайся. Используй как беруши, — предлагает Хаято. Хибари берёт те же коньки, что были у них вчера — видимо, их отложили отдельно. Они шнуруются. Хибари вставляет свои «беруши» и первый выезжает на лёд. Хаято отстаёт, пока копается в настройках и синхронизирует с телефоном обе пары наушников. Он нажимает «Play» и оставляет телефон на бортике, боясь убить его при падении. Чехол выткал Леон, и он пока защищал устройство от очередных издевательств вроде столкновений с бетоном, водой и взрывной волной от динамита. Но у всего есть предел прочности. В ушах разливаются вступительные аккорды. Незнакомые. На льду, кроме них, ещё три человека. Со спины в одном из них он узнает Чиюки. Хаято прикрывает глаза и скользит в другую от девушки сторону. «Golden, golden, golden as I open my eyes Holding focus, hoping, take me back to the light». На его горе песня оказывается попсовой. Хватает двух куплетов, чтобы это понять и тайком проверить выражение лица Хибари. Тот парит в собственном вакууме — подсветка на наушниках не горит. Тем лучше. Хаято расслабляется и не особо вслушивается в слова, больше обращая внимание на мелодию и представляя аранжировку, которую можно воспроизвести на пианино. Он отводит ногу назад и выгибается в пояснице, заворачивая в новый круг. Если Джи был прав, если Асари был прав, если музыка способна помочь с порывами во время течек, стоит попробовать и выбрать что-то… нелюбвеобильное, бессловесное. Гимны — самая несексуальная музыка, но их он слушать не хочет. Любитель несексуальных гимнов школ прыгает совсем рядом, впереди, и его приходится объезжать. Чуть лезвием конька не задел, говнюк. Хаято хочет забыть об этом и снова погрузиться в свои мысли и ощущения. Он вскидывает руку и разворачивает корпус, но внимание ещё чутко. Чиюки пересекает свою часть поля и набирает скорость. Чтобы выйти на безопасную дистанцию, Кёя отъезжает от них на внешний круг, и затылком ощущает позади себя неестественный манёвр — странный рывок. Улавливает пробежавший по льду импульс от падения тела. Он стремительно оборачивается и… душит в себе порыв лететь туда. На льду лежит девушка. Она как кукла со стеклянными от шокирующей боли глазами. Одна нога неестественно выгнута, и она открывает рот, не в силах кричать или хотя бы сделать вдох. Кёя вынимает из ушей наушники. — Ты жива? — Хаято опускается рядом с ней на колени. Кёя окидывает взглядом других спортсменов: одна из девушек, заметив падение коллеги, уже едет к ним. — Ками-сама, Чиюки, это выглядит серьёзно! Ты как? Скажи что-нибудь! — Её голову слегка приподнимают от холодной тверди льда и подкладывают под затылок мастерку. — Мы сейчас позовём врача. — Хаято, отойди. — Кёя берёт его за плечо и, понизив голос, спрашивает: — Вы не сталкивались? — Вообще не касались. Она просто свалилась перед моим носом. — Тогда мы тут лишние. Судя по ноге и позе девушки — там переломы, а значит, будет скорая, переполох и уже непоправимо испорченный сеанс. Они не станут кататься, пока тут находятся пострадавшая и её перепуганные друзья. И даже когда их заберут, атмосфера беззаботности не восстановится. Все они теперь скованы этим падением. Хаято удручённо бегает глазами по фигурам перед ним и, не придумав, чем может помочь, понуро следует за Кёей на выход. Он нажимает на экране мобильного «Stop». Пять песен — это всё, что они успели. Переобувались они в тишине. — Сегодня было не очень, — произносит Кёя, ощущая горький привкус от собственных слов. Снаружи всё так же торопливо снуют прохожие и солнце выкатывается из-за тучи, чтобы ярче осветить улицу. — Мы лишь потеряли настроение, зато она — минимум один спортивный сезон. Они стоят под козырьком, не решаясь быстро уйти. Для Хаято побег кажется неловким: будто скрываются с места преступления. — У нас были травмы серьёзнее этой. — В голосе Хибари ни капли сочувствия. — При этом Ямамото и Рёхей тоже спортсмены, которые пропускали соревнования. И ты месяцами не играл на пианино после того, как ломал пальцы. — Я этим не зарабатываю на жизнь… — …уже, — заканчивает Кёя. — Мы читерим, — замечает Хаято. Если сравнивать их, то по-честному. — Нас ведь ставили на ноги с помощью целительных свойств коробочек солнца, и в нашем распоряжении любое самое современное медицинское оборудование. Бесплатно. Кёя знает, к чему клонит Хаято. Но мир несправедлив, и он вынужден напомнить: — Мы не можем предложить лечение пламенем всем незнакомцам. И у нас пока нет этих коробочек. Гокудере жаль. Он скучает по ним и одновременно волнуется из-за изменений, которые произойдут в мире с их появлением на чёрном рынке. — Через год я поеду собирать информацию о них и о кольцах. — Кёя спускается с лестницы, прилегающей ко входу катка. — Вернусь с образцами, которые найду в путешествии. — Через год… После окончания школы? Кёя кивает: — С твоей стороны будут заказы? — О, сувениры из далёких стран, — веселеет Хаято. — Мне, пожалуйста, разных. Любых видов, кроме тумана, и рангом повыше: хочу «А» и «S». — Раскатал губу, — хмыкает Кёя. — Ну, а зачем мне мусор? Пусть будет несколько, но достойных. — А я бы не погнушался любым мусором, если он может зажечь пламя и повеселить хотя бы раз, — усмехнувшись, Кёя представляет свою будущую коллекцию «зажигалок-однодневок». Это всего лишь орудия. Средства достижения его целей. — Ты сейчас только о кольцах говоришь? — Хаято косится с сомнением. Хибари опять странно смотрит на него в ответ — как вчера, когда услышал, что Хаято идёт на съёмную квартиру. — Да, только о них. У Хибари не было привычки вкладывать особый философский смысл в слова, но чёрт дёрнул Хаято ляпнуть этот вопрос. Хаято закатывает глаза. Ляпнул и ляпнул. Какая разница? Перед ними снова виднеется развилка к их домам, и в этот раз Хаято собирался поступить правильно. Чтобы не попасть впросак, он позвонил с утра Шоичи, надеясь вытянуть из него пару ответов, но тот спал после настройки радиостанции. Сквозь зевок Шоичи ответил лишь на один вопрос, и Хаято сжалился. Решил позвонить позже, после катка. Только Кёя стоит здесь и сейчас, и звонить поздно. — Хибари, что на базе уже достроено? — Хаято старается задать вопрос расплывчато, но так, чтобы получить содержательный ответ. — Над каким сектором работают? — Ты спрашиваешь про базу дисциплинарного комитета? «Блин, конечно, он думает, что про свою я должен знать всё от и до», — проносится в голове Хаято. — Я не могу сказать тебе об этом… тут, — объясняет Хибари. Они стоят посреди улицы, и их разговор можно списать на обсуждение компьютерной игры. Хаято бы не парился, будь он немного младше и неопытней, но сейчас понимает — осторожность Хибари более чем уместна. — Идём домой, покажу. Их встречают белые стены и сёдзи, как огромное пасмурное небо, раскинувшееся на четырёх раздвижных блоках. На фоне неба вырисовываются чёрные ветви сакур и высокие горы с заснеженными вершинами. У подножия расстилается туман. Когда Хаято увидел этот пейзаж впервые, решил, что он совершенно не подходит хозяину дома. Каждый день смотреть на туман, который ассоциируется с одним из главных противников. И одновременно с этим — на ветви сакуры после того, как переболел сакурой-курой. Хибари определённо мазохист, гордым облаком возвышающийся над этими земными проблемами. — Почему ты выбрал такой дизайн? — Хаято заходит внутрь и легонько проводит кончиками пальцев по бумажной поверхности перегородок. — А почему нет? Мне нравилось любоваться цветением сакуры раньше. — Хибари улавливает его мысль, вспоминая, как Хаято тащил его, обессиленного, на плече. — Переболел, пострадал. Вылечился. Кёя ступает босыми ногами по татами к одной из встроенных в стене неглубоких тумбочек. — И сумел любоваться ею дальше. Те приступы ничего не изменили. — Тогда почему не отобразил деревья цветущими? — Не то чтобы он представлял Хибари в нежно-розовой комнате. Но Хаято интересно, что ему ответят. — Цветение — особый период времени. Если он бесконечен, теряется его прелесть. Хаято садится на подогнутые под себя ноги и следит за профилем Хибари, пока тот перебирает бумаги. — И я не сказал, что не любуюсь повседневным состоянием. Мне и без цветов нравится. Хаято тоже хотел бы так: нравиться даже без течек. В самые обычные дни. Даже если доставляет другим неудобства и заставляет пить таблетки. Кёя протягивает ему лист бумаги и опускается рядом: — Это не последние данные о прогрессе. Его показывать не буду. Хаято опускает глаза на чертёж чужой подземной базы. Пунктирные линии — будущие постройки, сплошные — завершённые отсеки. Пару выходов наружу, один из них — он читает подпись — под храмом. Именно там в будущем должен быть проход между их базами, но на чертеже нет никаких соединений, хоть и часть территории Вонголы нанесена и упрощённо зарисована у края листа. — Хибари, почему в плане нет соединения между базами? — А зачем оно? — Ты шутишь? Сделал подводку буквально вплотную. — Хаято опускает глаза и сверяется с масштабом. Да там расстояние метров пять от силы. — И воздвиг стену? — Земля под Намимори — ограниченный ресурс. — Кёя объясняет близость расстояния между базами, как что-то неизбежное. — Не забывай про подводные течения и запасное пространство для передвижения блоков вашей базы. — Нам нужен проход на случай экстренных ситуаций! — настаивает Хаято. — Я не хочу, чтобы твоя кошка и дети бегали через этот ход. Это будет отвлекать Кусакабе от работы. — Какие ещё дети? Ламбо и И-Пин вырастут к тому времени, как мы достроим эту часть. — Хаято тычет указательным пальцем в чертёж. Хибари мог припомнить, как Тетсуя был вынужден играть с ними, но тот случай не считается. Ламбо и И-Пин были детьми из-за прыжка во времени, и Хаято верил, что таких путешествий больше не понадобится. — А касательно Ури… — не может угомониться Хаято. — Она напилась и бродила ночью у меня по базе. — Она напилась твоего саке, между прочим, — Хаято с усилием выделяет, кому принадлежал спиртной напиток. — Ты сам оставил чашку на полу после попойки с Рёхеем. — Неважно. Факт в том, что у меня дома птица, а твоя кошка и в трезвом состоянии неадекватная. — Хибари непоколебим. — Ури никогда не обидит Хибёрда! И с чужими она самая милая. А вот это чистая правда. Коджиро Ури тоже не трогала. Целых две птицы на одну кошку и ни одного несчастного случая. Хаято был горд её стойкостью. — Ты меня не убедил. — Тогда настрой защитную систему лично от неё, но оставь возможность передвижения для меня, — настаивает Хаято. — Нет, правда, вдруг что случится? Уже случалось в одном из вариантов будущего. Что странно: похоже, обе версии Хибари его видели, раз этот Кёя не одёрнул его, не поправил, не удивился. Но не могли же их прыжки быть синхронными? Разве Шоичи не говорил, что их мир был единственным, где они могли победить Бьякурана? В этом мире, где сейчас находится сознание Хаято, должен был быть прыжок в другую версию будущего, в котором они проиграли и… забыли об этом? Как Хибари помнит? Это совпадение пахло вселенским обманом. Странной сказкой Реборна, которая рушилась и обнажала дыры в сюжете. Хибари молчит. Если их будущее сходится в какой-то из точек, то Хаято должен был выиграть этот спор. — Хорошо. — Хибари прикрывает глаза. — Я запрещу членам дисциплинарного комитета под страхом смерти заходить к вам. И настрою систему безопасности, как посчитаю нужным. Хаято расплывается в еле заметной улыбке. Да пусть хоть обнесёт стены нанокомпозитной бронёй, но оставит вход. Хаято всё равно будет доволен. Кёя забирает лист из его рук и отходит, чтобы спрятать его обратно в тумбочку. — Ты спрашивал про прогресс строительства из-за своей комнаты? — Да… — Она не готова. И тебе следует сначала навести порядок в своих вещах, пока новая комната не внесла ещё больший хаос. — Какой хаос? — Хаято непонимающе смотрит на него. — Ну, а как ты вообще что-либо находишь? Часть вещей в доме Савады, часть на базе Вонголы, часть у Ямамото дома, часть у меня. Кстати, уберись там. — Хибари кривится, явно давая понять, как его бесит отсутствие порядка. — И квартира… Если ты захламишь ещё комнату на базе Комитета, окончательно всё растеряешь. Хаято переваривает информацию, пока Хибари продолжает: — Я думал, ты перестал платить аренду, и уже минус одна проблемная жилплощадь. — Я не… может, и перестал. Хибари, а моя красная толстовка не у тебя? — наугад спрашивает Хаято. А вдруг? Слова Хибари кое-что проясняют. — Откуда мне знать? Сам проверь. — Кёя встаёт. — Пойду переоденусь. Он выходит из комнаты, оставляя Хаято в растерянных чувствах. И он не знал, куда идти смотреть. — Ури… — Он беспомощно опускает глаза на кольцо с мордочкой кошки. — В той комнате, наверное, есть для тебя что-то вкусное? Я бы оставил тебе? Кошка щурится на него с подозрением. Лакомство? Хозяин даже не помнит, где расположена заначка, не говоря уже о том, пуста ли она. — Пойдём туда? — шепчет Хаято с надеждой. Ури получает поощряющее мягкое и вкусное пламя урагана. Смягчившись, мяукает и поворачивает мордочку к двери. Хаято заранее чувствует себя сволочью, давая ей ложные надежды, но обязательно компенсирует ей это потом. — Сюда? — Он отодвигает дверь в сторону. Комната совсем маленькая, но Хаято отчётливо видит следы своего присутствия. На столе запечатанный пламенем-печатью путеводитель, который он писал для CEDEF. Красная злосчастная толстовка на спинке стула. Пустая подарочная коробочка из-под серёжек на тумбочке возле одинарной кровати. Эта комната — зачем он здесь оставался? Прятался во время течек, если не успевал дойти до базы? Единственное, что Хаято спросил у Шоичи утром: встречается ли он с кем-то в этом мире. И тот сказал, что Хаято пахнет только Ямамото и Хибари. Всё было сложно, и этот мир отличался чем-то ускользающим, важным, ключевым, несмотря на столькие совпадения. Что это было? Он задумчиво открывает дверцу тумбочки и находит пачку орешков поверх сложенных вещей и какой-то коробочки, напоминающей аптечку. — Орешки тебе подойдут? Кошка скалится и недовольно прищуривает глаза. — Ладно. — Он кладёт пачку обратно. — Чай будешь? — Кёя появляется возле двери в чёрном домашнем кинагаши. — Да, давай. — Хаято закрывает тумбочку и поднимается. — А для Ури у тебя что-то найдётся? — Я не знаю, что она станет есть. Посмотри сам. Он скрывается в коридоре, и Хаято спешит следом, чтобы не заблудиться в большом доме. — Вижу, толстовку ты нашёл, — роняет через плечо Хибари. — Да. — Что ещё осталось? Хибари откручивает кран и наливает в чайник воду, не возражая, пока Хаято нагло сканирует его холодильник. — Ури, молоко будешь? Маленький леопард благосклонно кивает. — Что ещё тебя беспокоит после вечера у Савады? — включив электрический чайник, повторяет Хибари. — Много всякого. — Хаято берёт из рук Кёи неглубокое белое блюдце для молока. — Например, мне не понравился разговор с Бьянки. Он позвонил ей в перерыве между раундами игры и в итоге завис на телефоне на двадцать минут. Всем пришлось его ждать. Чашка с обжигающе горячим чаем оказывается перед Хаято на столе. — И? — Как думаешь, до того, как Реборн стал аркобалено, он был альфой? — Никогда не думал об этом, — уходит от ответа Кёя. Его волнует лишь сила человека, а она не всегда зависит от гендера. Как показал на своём примере Савада, будучи бетой можно не одного альфу успешно сжигать икс-баннером. — Он сам не помнит этого. — Хибари садится за стол напротив, и Хаято продолжает: — Теперь Реборн растёт. Но, даже когда он физически повзрослеет, он не сможет быть полноценной парой Бьянки. Если мы говорим о классическом смысле, которое общество вкладывает в это понятие. — Альфа плюс альфа и с разницей в возрасте? У неё начинаются проблемы с отцом? — Ну, это сильно сказано. Она молода, и её не торопят. Но вопрос в том, будет ли следующим боссом она или уже её дети. — Которых не от Реборна она не хочет. — Кёе не надо быть особо умным, внимательным или близким к Бьянки, чтобы знать об этом. Она слишком открыто и прямолинейно выражает свои чувства. — Да, и свою проблему она сделает моей. Я не согласен, чтобы в один прекрасный день на моих наследников внезапно напали и начали тестировать как кандидатов на место дона. Вся эта ситуация Гокудеру откровенно бесит. Он не до конца понимал Бьянки: она то соглашается помогать отцу, то раздумывает и исчезает с горизонта на месяцы, увлёкшись своими делами. Затем опять ведёт себя как примерная дочь. Она разрывается между странами и семьями, но окончательную точку не ставит и ничего не обещает. И некровного наследника-марионетку семья не примет. — Я не вижу никакой проблемы, если Вонгола поглотит твою семью. — Что? — Просто забери их фамилию и присоедини к Вонголе, когда отец умрёт. — Жёстко ты, — только и может сказать Хаято. Хибари делает глоток зелёного чая из маленькой чашки. — Сильнейший диктует правила. И сейчас на этой стороне вы с Бьянки. Я не вижу причин называть проблемами то, что создаёт для вас более слабая и зависимая семья. — Она вообще-то родная. — Что не делает её сильнее, — упорно не принимает это во внимание Кёя. — Или так, или они распадутся, или кто-то чужой устроит переворот и захватит власть. Скажу больше… — Хибари сцепляет руки в замок и опускает на них подбородок. — Не факт, что новый босс не будет враждебен к Вонголе. Хаято понимает это. — Ладно, не суть. — Он отводит взгляд. — У нас есть ещё лет десять, чтобы подумать над этим. — Они быстро пролетят. Ури вылакала всё молоко и запрыгнула к Кёе на колени, благодарно мурча за лакомство. Он делает вид, что на нём никто не сидит и не трётся лохматым пузом. — Я помою. — Забрав опустевшую тарелку, Хаято отходит к раковине. Хибари допивает свой напиток в воцарившемся на кухне молчании. — Ты действительно выделишь мне комнату на своей базе? — Уже вечереет, и Хаято обувается в прихожей дома. Пора бы и честь знать. Кёя следит, как Хаято шнурует кеды. На чёрной ткани кинагаши осталась светлая шерсть с пуза Ури, и Хаято протягивает руку, чтобы стряхнуть с неё несколько шерстинок. Не отдираются. Он добавляет вторую руку и продолжает усерднее. На него внимательно смотрят сверху вниз и обречённо подтверждают: — Если будешь в ней пылесосить сам.