***
Хаято всё ещё был в школьной форме, поэтому для начала заглядывает домой принять душ и переодеться. Ему приходит мысль искупаться без геля-подавителя — просто под обычной проточной водой, но он передумывает: для успешного проведения исследования не обязательно выступать непосредственным участником. Сегодня можно побыть и обычным наблюдателем. Хаято тщательно втирает в себя всё, что Шамал перечислил в их must-have списке, и одевается соответственно дресс-коду, принятому в месте, куда направляется. Его даже радует возможность высвободить шею и ряд амулетов из-под V-образного выреза чёрного и тонкого пуловера свободного кроя. Он развязывает и ладонью взъерошивает волосы перед тем, как зашнуровать массивные чёрные боты. Хаято высокий, но толстая платформа визуально накинет ему год-другой. Кольца, серьги на месте. Он готов. У входа в клуб несколько охранников по очереди пропускают ярко накрашенных молодых людей. Нескольких из них просят показать паспорт, у кого-то быстро осматривают сумку на наличие выпивки или оружия. Хаято следующий. Ему семнадцать, сумки у него нет и паспорта тоже. Широкоплечий амбал задумчиво рассматривает его пепельные волосы и кидает взгляд на пальцы в оковах перстней. — Проходите. — Охранник отступает в сторону, давая дорогу. В ушах взрывается громкая музыка, и блики от диско-шаров безумной чередой пролетают по полу, стенам, его глазам. Хаято зажмуривается и с минуту моргает, давая глазам время привыкнуть. До разгара вечера далеко. Он специально пришёл раньше, чтобы выбрать место с широким углом обзора. На большинстве столов бронь, и Хаято обходит несколько соединённых между собой залов, после чего останавливается на более маленьком, без сцены и шестов для пиджеев. Его привлекают укромные уголки: несколько на первом этаже — именно в такие любят забиться желающие пососаться в стороне; и несколько на втором — который уже сам по себе приглашает к уединению и даёт хороший обзор на танцпол. Хаято подсовывает администратору зала крупную купюру и занимает один из неприметных столиков на втором этаже. Золотистая VIP-табличка перекочёвывает с выбранного им стола на новый, который вносят и ставят невдалеке, почти у лестницы. Не самое удобное размещение, но лучше так, чем получить недовольных клиентов, потерявших забронированное место. Три часа спустя начинается то, ради чего Хаято пришёл. Со второго этажа открывается прекрасный вид на сплетённые в танцах тела, на пьяных альф, цепляющих себе партнёров для уединения в туалете или за декоративными столбами по бокам зала. Некоторые омеги отказывают своим ухажёрам. Слов не слышно, но язык жестов красноречив и понятен каждому: покачивание головы, вырванная из хватки рука, разворот на стуле у барной стойки. Хаято видит перехват ладони, как её поправляют с ягодицы вверх — на поясницу. Для Хаято это бальзам на душу и одновременно стопка дров в огонь его сомнений. В такие моменты он склонялся к тому, что ни в жизнь не согласится на сделку с Бьякураном и врачом. Им придётся брать его измором. А спустя пару минут видит, как очередная омега сама вешается на абсолютно незнакомого альфу, и Хаято опять становится тоскливо. Природа берёт своё, и многие не видят проблемы в том, чтобы ей подчиняться. Он выходит в туалет для омег, оставив на столе блюдо с фруктовой нарезкой и тлеющей в пепельнице сигаретой. Там небольшая очередь, и ему выпадает чудная возможность унюхать и увидеть тех, кто специально пшикается усилителем запаха. Чаша весов вновь перевешивается. Почему бы не насрать на этот чужой мир? Он такой, какой есть, от природы дикий, живущий по своим законам. Пусть его жители делают, что хотят, а Хаято просто вернётся домой. У него самого никаких проблем не будет. А если знание и лекарство перекочует следом по другим реальностям, для Хаято опять же не изменится ни-че-го, он уже в рядах «счастливчиков» с иммунитетом. Хаято возвращается на место и снова закуривает. У него был перерыв почти на полтора года, но сейчас нужно не пить, но чем-то себя занять. К тому же дым немного маскирует его собственный запах. Он почему-то продолжает ждать и надеется увидеть что-то, что вновь его разубедит. И по новой. Время от времени разыгрываются сцены выяснений отношений: мужчины хватают друг друга за вороты рубах, одна омега залепливает пощёчину парню, флиртующему с подшлюховатым разрисованным брюнетом — прожектор роняет луч света на буйное трио — нет, блондином. Хаято выдыхает носом дым и, стряхнув пепел, переводит взгляд на другой конец толпы. Но самое интересное начинает происходить за его спиной, в VIP-секторе. В двух метрах от него, совсем близко. Он не слышит голосов, зато чует — альфа и омега, и от последней несёт страхом и удушливым отвращением. Хаято заинтересованно поворачивает голову к ним и незаметно передвигает тяжёлый стул, чтобы сместить его на удобный для наблюдения угол. Омега выглядит дорого: на это указывают и украшения, и стильная одежда. Они с альфой пришли вместе и скучающе просидели за столом не меньше часа, пока им раз за разом подносили новые коктейли. Альфа кусал и вылизывал шею партнёра. Его рука вполне красноречиво скрывалась под столом, предплечье совершало слишком рваные движения — прикосновение не могло быть ласковым, и болезненно искажённое лицо его партнёра это подтверждало. Хаято переводит взгляд с того, что ещё может видеть под столом, на губы, и по их движению определяет слова. Омега сжимает зубы и шипит: — Не так сильно… Больно… Его запах становится резче, и на горле вдобавок к прежней неприятной смеси запахов примешивается и оседает приторная сладость. Пальцы альфы жмут омегу, теребят, стискивают, а язык залазит в его ухо. — Остановись. — Расфокусированный и болезненный взгляд омеги останавливается на лице Хаято. — Прекрати, на нас смотрят. Альфа нехотя отрывается от уха и — после кивка омеги в сторону Гокудеры — поворачивает голову к нему: — Присоединишься, детка? Он встаёт из-за стола, и Хаято с брезгливостью замечает его эрекцию. Чёрт. Незнакомец, схватив стул Хаято за спинку, со скрипом передвигает его вместе с ним за соседний стол. Он проделывает это так непринуждённо и легко, будто Хаято ничего не весит и это абсолютно нормальный способ пригласить в свою компанию. Мужчина нависает сзади. — Пахнешь так сильно, будто уже штаны обкончал, глядя на нас. Его омега, пользуясь моментом, облегчённо переводит дыхание, и Хаято фыркает — он не собирается его подменять. И нихера он не обкончался. Чужая морда справа от уха проводит языком по его серьге — блядь такая! — и Хаято уже готов зажечь её пламенем и впечатать кулак мужику в челюсть. Но тот громко вскрикивает, обдавая его перегаром. Ощущение чужого присутствия сбоку исчезает. Хаято с удивлением обнаруживает свалившееся на пол тело. — Что ты тут делаешь? — металлическим голосом чеканит каждое слово Хибари Кёя. Хаято смотрит на него снизу вверх и искренне отвечает: — Провожу исследование по изучению психологических особенностей представителей доминирующих гендерных типов под влиянием психоактивных веществ в условиях ослабленного контроля общества за их моральным поведением. — Сейчас моя тонфа проведёт исследование по твоей почке, печени и заднице. Вставай. Перепуганная омега рядом с ними закрывает руками рот и вжимается в стул, глядя на своего бессознательного ухажёра. Хаято, матерясь, встаёт. Хибари не трогает его и пальцем, пока выводит на улицу. Мрачной тенью он идёт позади Хаято, и толпа впереди расступается перед исходящей от него гнетущей аурой. На первом этаже официанты подметают с пола осколки посуды, а охранник, который пропустил Хаято, провожает их взглядом одного — не заплывшего — глаза. Второй наливается ярко синим фингалом. Хаято с досадой думает, что вполне сейчас может получить такой же, если вовремя не увернётся от тяжёлого кулака. — А сам что тут делаешь? — спрашивает он, когда музыка за спиной стихает и оба оказываются на свежем воздухе. — Проверяю дисциплину. Ты, — Кёя сощуривает серые глаза, — на заднее сидение. Хаято залазит внутрь. Хибари открывает дверцу машины и садится вперёд. За рулём Кусакабе. — Охранник клуба доложил, что ты среди посетителей, — поясняет Тетсуя. — И они тебя не обыскивали. Поэтому я подумал: либо в лесу что-то сдохло, и ты решил погулять, либо у клуба проблемы, потому что ты кого-то выслеживаешь и в процессе разрушишь пару стен и с десяток дорогих бутылок. Хаято сползает по сидению: ясно, Хибари решил, он наносит непоправимый ущерб порядку в заведении и его бизнесу в частности. И поехал с Кусакабе. — Так что, зачем ты туда пошёл? — Тетсуя заводит двигатель и выруливает на дорогу. — Развлечься, блядь, — врёт Хаято. Он не собирается отчитываться перед Кусакабе. — Кё-сан? — Член ДК переводит немой вопрос боссу. Хибари волновал беспорядок, несвязанный с Хаято: — Завтра проведи там ревизию и начни с халтурщиков в охране. Они вовремя не вышвырнули несколько пьяных туш, и те успели испортить имущество. — Он с раздражением вспоминает разбитую во время потасовки посуду. — Совсем страх потеряли. Кёя открывает бардачок и закидывает туда бумажный свёрток. — И пересчитай выручку. — Будет сделано, босс. Тетсуя высаживает их у дома Хибари и прощается, обещая завтра предоставить отчёт о проделанной работе. Хаято провожает взглядом красные огни удаляющихся в темноте задних фар. В дом Хибари, когда он не в духе, идти не хотелось. Кёя резко раздвигает сёдзи, будто готов сорвать их одним движением. — Входи. Не очень радушный хозяин скидывает обувь, и Хаято, выставив одну ногу вперёд, опускается на корточки, чтобы расшнуровать свои массивные боты. В них он был почти одного роста с Кёей, но из неприятного — жарко и ногам непривычно тяжело после ношения кедов. — Зачем тебе исследование? Второй ответ о развлечениях не перечит первому объяснению о причине похода в клуб. Хибари просто называет ту версию, которую хочет. Разделавшись с обувью, Хаято скрещивает руки на груди и упирается в стенку. С плеча сползает ткань просторного пуловера, оголяя его в добавок к острым ключицам и плетениям многочисленных цепочек. От распущенных и слегка взлохмаченных волос несёт сигаретным дымом, а на коже осела едкая смесь чужих запахов. Хибари не может вспомнить, когда на Гокудере было столько — не его, не Ямамото или Бьянки — феромонов. В клубе спёртый воздух, и Хаято пробыл там достаточно долго. — Часть обучения, — бросает Хаято. — Реборн велел. Вполне могло сойти за правду — закрыть пробел, потому что опыт посещения таких мест у Хаято скудный и узконаправленный. Он был в подобных заведениях в Италии, но без активированного сексуального восприятия не помнил ничего, кроме собственных мыслей о работе — там были встречи и обсуждения сделок с заказчиками, и Хаято проводили через служебный вход. Были места, где пиджеями работали малолетние мальчики, и у Хаято не было проблем пройти даже через парадные двери, но в таких дырах он задерживался ещё реже. Так странно: он любил танцевать, но почти не бывал там, где мог бы дать себе волю. Хибари подходит к нему вплотную и левой рукой сгребает волосы Хаято вверх, оголяя краснющее ухо. Серьги на месте, но цвет кожи сдаёт его с потрохами. — Лжёшь. От висков и к затылку тянет от грубой хватки, и Хаято непроизвольно склоняет голову набок. Он вцепляется в кисть Кёи и требует: — Пусти. — Говори как есть. Я не мамочка-Ямамото, и мне плевать, как ты развлекаешься в свободное время. Если ты именно развлекаешься. А похоже было, что он развлекался? Гокудеру берёт злость. Просранная ночь как бонус к такому же галимому вечеру. Затея с клубом была бестолковой, бесполезной — он ничего не решил и застрял там, откуда начал. — Ты несовершеннолетний. Я могу открыть тебе вход в любое заведение в этом городе, но, если будешь врать мне, ни один поддельный паспорт или макияж не помогут тебе пройти даже в самый захолустный бар или клуб в Намимори. Хибари разжимает кулак и отпускает его волосы. Он действительно мог так сделать, если бы захотел, и другая причина, помимо прихоти, ему не нужна. Возраст — лишь один из множества поводов. Хаято касается ноющей кожи головы и сверлит его возмущённым взглядом. — Если бы мне это было интересно, я бы нашёл способ прогнуть и охранников, и владельцев клубов, и… «Тебя» он проглатывает. Честное слово, он не планировал ссориться с Хибари, но ещё одна хватка, и он за себя не ручается. — Возможно. — Кёя еле заметно расслабляет плечи. Неинтересно, значит? Решив, что больше нет смысла топтаться на пороге, он отступает в комнату. Хаято за его спиной тоже начинает сопеть тише — буря миновала. — Я не знал, что клубы под твоим контролем. Давно ты наложил на них лапу? — Не помню. Они всегда были проблемными и требовали внимания. Но стаду травоядных нужны такие места. Без них — намного больше хаоса и неконтролируемых преступлений на улицах города. Хаято кивает. Точечные контролируемые очаги предпочтительней. А ещё это хороший — и наверняка не единственный — источник прибыли для комитета: за какие шиши они бы покупали оружие и строили отдельную базу? — Не можешь искоренить — возглавь. Это по-нашему, — усмехается Хаято. — Кто сказал, не могу? — Гордость и самоуверенность Хибари не дремлют даже в три часа ночи. — Сейчас это нецелесообразно. Хаято не успевает вставить ни одного ехидного слова в ответ, потому что Хибари поднимает ладонь и жестом показывает ему молчать. — Продолжим утром. Сейчас иди в душ. — Хаято палец в рот не клади, но завтра вторник, обычный рабочий день, и Кёя не собирается трепаться с ним до рассвета. — У тебя восемнадцать неотработанных часов в этом месяце. Убью, если опоздаешь на первый урок. Кёя довершает свои слова тяжёлым, не терпящим возражений взглядом и уходит в глубь дома. Хаято вздыхает. Кто тут с порога сказал, что он не мамочка-Ямамото? Хибари определённо был строгим папочкой. И если первый его кормит и в лобик целует, то последний следит, с кем он и где гуляет по ночам, во сколько ложится спать и ходит ли в школу. Звучит абсурдно, но удивительно похоже на реалии. Это совсем не те отношения, которые Хаято рассчитывал завести на предпоследнем году обучения в школе. Да и вообще когда-либо. — Эй, Хибари. — Он бежит следом в коридор. — Ты мне дашь полотенце? — Бордовое, уже в ванной, — глухо доносится в ответ. А остальное? Хаято надеется, в тумбочке в его комнате будет всё, что ему нужно. Интересно, найдёт ли он там зубную щётку? Кёя раздевается и перед тем, как расстелить футон, достаёт мобильный. ХК, 23:31: «Ты там с ним?» ЯТ, 23:33: «Где?» ЯТ, 23:34: «Нет» ЯТ, 23:38: «Хибари? =(» Короткая череда сообщений пополняется ещё одним: ХК, 03:22: «Со мной. Завтра моя очередь»***
Кёя бесцеремонно будит его до того, как звенит будильник, и у Хаято во рту мгновенно скапливается яд по поводу столь раннего пробуждения. Он оставляет его при себе, потому что Хибари сам выглядит донельзя сонным и широко зевает, прикрывая рукой рот. Хибёрд сидит в нагрудном кармане его угольно-чёрной хлопковой пижамы и прикрывает глазки, когда хозяин почёсывает его по жёлтому пушку на головке. Ранними пташками в этом доме никто не был, но правила есть правила. Хаято нехотя встаёт с кровати. Зубная щётка вместе с расчёской нашлись вчера в дорожной косметичке. Он достаёт её из тумбочки и бредёт в ванную, не утруждая себя вежливым вопросом, пропустить ли хозяина дома вперёд. Тяжёлый день предстоит ему, а не Кёе: зуб даёт, тот отоспится на крыше, а Хаято придётся торчать на уроках до последнего. Пока Кёя делает кофе, Хаято собирается написать смс Ямамото — обещал же с ним встретиться перед школой, — но тот, как и вчера, опережает его и присылает аудиосообщение. Хаято включает его, и в кухне разносится громкое: «Доброе утро! Я встречу Тсуну, поэтому увидимся уже на уроке. Хибари привет!» Кёя хмыкает. А Хаято, несмотря ни на что, становится легче: Ямамото присмотрит за боссом. Это хорошая новость. — Знаешь, я всё равно не успею на первый урок. Надо идти домой. — Хаято забирает чашку с бодрящим напитком. Белая футболка и клетчатые пижамные штаны для него нашлись, но остаётся другой вопрос: — Подозреваю, у тебя тут полно запасных костюмов для членов ДК, но обувь… — Не изворачивайся. — Хибари насыпает корм для своей канарейки и проверяет воду. — Выйдем раньше, и наденешь сменную обувь, которая осталась в шкафчике. — Блин. Крыть было нечем. Они с Хибари идут в школу, и на памяти Хаято это в первый раз: чаще Кёя его оттуда выводит. Ассоциация и недосып дают о себе знать, и больше всего Хаято хочется развернуться и пойти назад — в направлении кровати. — Хаято, исследование, — напоминает о ночном разговоре Хибари. Прицепился же. Хаято недовольно поджимает губы, но признаёт: — Это не связано с Реборном. У меня появились свои вопросы, и я решил найти ответы. — Ты тренируешься сейчас сам? Тренировки Хибари закончились, но он припоминает, как малыш сказал, что для Гокудеры — это не конец. — Типа того. Теоретически, ночную вылазку можно к ним приписать. Хаято не знал, что должен был увидеть в клубе или где-либо ещё, чтобы принять решение и успокоить свою совесть. Люди и их поведение были предсказуемо разными, поэтому это должен быть выбор каждого, когда и что принимать, доминировать или подчиняться, пшикаться ли усилителями запаха или вытравливать его из кожи. Запускать течки раз в квартал или каждый год рожать по ребёнку. Хаято не знал, кто и отчего был счастливее. Наверное, поэтому Хаято хотел, чтобы выбор был возможен. — Хибари. — Он поворачивает к нему голову и пытается понятно сформулировать вопрос. Пусть Кёя был альфой с контрол-фрикскими замашками, но он обязан понять его хотя бы потому, что безвольное безмозглое подчинение природе и своей роли было равносильно смерти его гордости. — Если бы абсолютно все жители планеты лишились контроля над природой своего гендера — окончательно, бесповоротно, и не существовало эффективных таблеток и тренировок… Зная, лекарств и выбора нет, что бы ты ощутил и сделал? Смирение? Хаято всматривается в его задумчивое лицо. — Я бы постарался контролировать других сильнее, чем они могли бы меня. — Ты и так это делаешь! — Я не стал бы другим человеком. Хаято переводит взгляд на дорогу, не зная, принёс ли ответ облегчение или разочарование. Ну правда, что он ожидал услышать? Они бы играли теми картами, что есть. — По правде говоря, я тоже об этом думал. — Хаято опять посерьёзнел. — Я хотел бы увидеть по-настоящему сильных омег. И, наверное, подчиняющихся их воле альф. Прозвучало как глупая мечта любой омеги, и он досадливо выругался про себя. Хибари это и правда развеселило: — Омег-доминантов с плётками и наручниками? Могу вручить, и посмотрись в зеркало. — Очень смешно, — фыркает он. Чёрт поймёт, то ли это насмешка, то ли своеобразный комплимент от Хибари, мол, Хаято тоже сильный. Но картинка была бы забавной. — А если серьёзно? Хибари… без таблеток и пламени, это же возможно? Вся смешливость слетает с лица Хибари и превращается в знакомую жёсткую маску. Такая появляется каждый раз, когда он натыкается на то, что раздражает и не укладывается в его представлении о правильном порядке вещей. Хаято продолжает давить на больное: — Это то, о чём говорил Реборн после одной из тренировок. Омеги тоже могут манипулировать альфами. Кого угодно заденут эти слова, если их произносит аркобалено. Шанс есть, и Хаято был бы дураком, если бы не полез в книги и не вцепился в возможность найти зацепки. — Я начал копать информацию о подобных случаях и кое-что нашёл, но это вполне могут быть лишь мифы и преувеличения во славу императриц Египта или Османской империи. — Он поводит плечами, будто сбрасывает с себя груз неудач. В первый раз, что ли? У него постоянно такое с историями про мифических животных, инопланетян и потомков древних цивилизаций. А потом они встретили Шахматноголового, и кто в итоге оказался прав в своих верованиях? — В общем, это то, над чем я хотел бы поработать теперь, когда немного научился тормозить свою похоть. Хибари идёт молча, пока они не сворачивают на последнем повороте по дороге к школе. — Хочешь попробовать? — наконец, отмирает он. — Без серёжек и колец? Хаято теряется. Он планировал засесть в библиотеке — сначала городской, потом слетать в Италию и пойти в вонгольскую, когда будет возможность. Пока можно попросить сестру привезти пару книг из дома отца, раз она сейчас там. А практика… без теории он не знал, что делать. Вряд ли советы по соблазнению из дешёвых журналов и дамских романов — хорошее руководство к действию. Скорее уж сработают советы ФБР по переманиванию шпионов вражеских государств. — С тобой? — Хаято понимает, что мог бы не уточнять. Кёя не предлагает. В конце концов, он начал тренировки именно для того, чтобы подобное с ним не произошло. — Ты меня не возьмёшь, — усмехается Кёя. Они проходят сквозь школьные ворота и оказываются на его территории. — Ты на подавителях? — Да, но пью не каждый день, — признает Хибари. Прогресс определённо был, но он не отказывался от таблеток полностью. — И сколько часов длится эффект? Около тридцати? — Хаято, ты меня не возьмёшь не из-за того, что я их пью. Сейчас, например, они уже не работают. Двор перед школой пуст. Слишком рано даже для самых прилежных и пунктуальных учеников. Поэтому, не опасаясь чужих ушей, Хаято спрашивает в лоб: — Просто я не Мукуро, чтобы сделать подобное? Он закономерно ждёт вспышки гнева: удара или как минимум презрительного взгляда. Но ему откровенно насрать, бесит это Кёю или нет. Правда есть правда, а синяк он как-то переживёт. — О каком подчинении ты говоришь? Чисто физическом? — Серые глаза внимательно смотрят на него. Хибари кажется спокойным и будто даже более расслабленным, чем раньше. Хаято на секунду усомнился, расслышал ли Кёя его последний вопрос. — Психологическом тоже, — немного растерянно отвечает он. Кёя протягивает руку и поправляет на Хаято воротник белой рубашки. — Манипулированием. — Он застёгивает предпоследнюю пуговицу. — Грязными приёмами… — Застёгивает последнюю, наглухо. — И силой он бы не заставил меня делать то, что я уже делаю для тебя. — Рука вцепляется в пиджак, и Хибари тянет Хаято на себя. — Тела не важны сами по себе. Мукуро может менять их как перчатки. Любой из нас может спать, с кем хочет: хоть вне, хоть во время течек и гона. Но воля — куда более ценная монета. Его дыхание ещё пахнет кофе, а кожа — гелем после бритья. Горечь, мороз и свежесть. Хаято вдыхает их и рассматривает еле заметную красную сетку капилляров в глазах напротив. Наверняка Кёя ощущает в них такую же резь после недосыпа, как сам Хаято. — Я специально не приручал Хибёрда. Он сам признал во мне хозяина. И я никому насильно не надевал повязку дисциплинарного комитета на рукав. Они сами пошли за мной. Это честные отношения с чёткими обязательствами. Я выполняю их относительно всех, кого приручил и за кого сам взял ответственность. Хаято слушает, забыв, как дышать. Он такой же: ему нравится честность и прозрачность. И за Тсуной он пошёл не потому, что тот приказал и подчинил. — Ты не лучше и не хуже их. — Хибари сжимает ворот пиджака сильнее, так, что они почти касаются носами друг друга. — Можешь признать во мне семью. Можешь признать альфу отдельно от Вонголы. И ты и так получишь многое. Все слова застревают в горле. Хаято упирается руками в его плечи, будто именно мизерное расстояние между ними было виной тому, что он не ощущает никакой уверенности в себе и не находит слов. — Хаято, что такого ты можешь захотеть, против чего я однозначно буду против, и тебе придётся заставлять меня и брать своё силой? Зачем тебе быть сильнее меня? — Я не говорил конкретно о нас! А ты сразу принимаешь всё на свой счёт. — До других мне нет дела. Чужое присутствие раздражающим пятном замаячило на краю сознания. Кто-то из членов ДК занял пост у ворот и постарался с ними слиться. Хибари зыркает на него, и Хаято, пользуясь его отвлечённостью, отшатывается назад. — Обувь не по уставу, Хаято. У тебя минута, чтобы переобуться. — Чтоб тебя… — У него пар готов пойти из ушей. — Сволочь. — Время пошло. — Кёя стучит пальцем по циферблату часов на запястье. Послав того к чёрту, он идёт к шкафчику с кедами. После занятий Хаято ему ещё выскажет за всё, что Хибари на него вывалил.