Опция номер

Сиреневый отлив растекается по стёклам линз, и три пары расправленных, словно в полёте, крылышек подрагивают по краям. Впереди самая маленькая, за ней — побольше, самая крупная — у широко распахнутого глаза Хром. С моноклем Мукуро как строгий молодой офицер девятнадцатого века, зато на ней он кажется очаровательной побрякушкой увлечённой косплеем девушки. Наги смотрит заворожённо, с тенью удивления и лёгкого смущения, будто в замочную скважину подглядывает за взрослыми. Такеши ободряюще улыбается — сам же попросил проверить, — но её внимание, просачиваясь сквозь губы Такеши, вползает глубже, и она не отвечает тем же. — Всё в порядке. — Линзы разлетаются в стороны, и Наги отходит. Где-то сбоку с облегчением выдыхает Тсуна. — В рейтинге самых опасных врачей его фамилии нет. — Фуута, скрестив ноги, лежит на полу перед огромной книгой. — Может, она не настоящая? — Есть она там или нет, лучше не расслабляться. — Тсуна, иллюзия могла работать раньше, ещё до битв с Шимон, — замечает Реборн. — Глупо оставлять её, если врач сам предложил проверить. — Да, — Тсуна обхватывает руками колени, — но вдруг это и не была иллюзия? Что-то психотропное, как стряпня Бьянки? Отравили, надышался гадостью какой… — Зыркнув в сторону Такеши, он нерешительно замолкает. Такеши не обижается. Подбадривающая улыбка становится шире. — Или у братика такая реакция на наркоз. Людям часто что-то мерещится и странное снится. Невольный нервный смешок шкрябает горло Такеши. Весь прыжок в будущее померещился. Дважды. Он бы предъявил им шрамы, оставленные Генкиши, но лечебное пламя солнца их выжгло, навсегда стерев отпечатки. Что ещё может доказать реальность прыжка в будущее? А если будущее было даже не этого мира, а другого? Не считая Реборна, Хром единственная не поддаётся тревоге, и он невольно дышит её чуть сладковатым и терпким ароматом спелой черники и дикой смородины, прохладным сонным туманом над речкой. И ждёт, пока придёт Хаято. Хаято, который перечислил каждый скрип костей под руками. Который жгутами перетягивал ему ноги. Который орал как ненормальный, и они даже подрались после того, как Такеши простил Каору. Хаято, который после прыжка в будущее позвонил отцу, а потом, ругаясь и сбиваясь, пересказывал короткий разговор — неловкий и странный, — а Такеши битый час убеждал, чтобы он решился позвонить отцу второй раз. Хаято боялся забыть будущее и на G-коде записывал фрагменты воспоминаний в дневник. Он ведь не мог исчезнуть. Ни Хаято, ни дневник. Без Хаято любые догадки сейчас — лишь звуки. Такеши смотрит на часы. Сколько времени ему нужно, чтобы дойти до дома Тсуны? — Что бы это ни было, вряд ли мы найдём следы спустя столько времени. — Вот именно, это было давно. Тема травм или прыжков в будущее, конечно, не то, что станешь вспоминать без повода, когда всё хорошо. Но странно, что за два года мы ни разу не уткнулись в несостыковку. — Тсуна озадаченно чешет затылок. — Как так? — Мы с Хаято вспоминали, — возражает Такеши. — И обсуждали это. Реборн вздёргивает уголок губ: — Всё друг с другом обсуждаете. Даже если бы Гокудера не умирал, его стоило перенести следом за тобой только из-за этого. — Шутку не оценили, и он продолжает под стать их мрачным лицам: — Не торопись, Ямамото. Может, воспоминания о разговоре с Гокудерой тоже ненастоящие. Он не торопится. Мнёт мягкую ножку оставленной И-Пин куклы, которую не мешало бы постирать. Ламбо так и не приучился мыть руки сразу после еды и улицы, а И-Пин — отгонять его подальше от чужих вещей. Всё достанет. Везде влезет. Маленький «Фонг» терпит. Так поступит и он. Сначала придёт Хаято, а там видно будет: голова не на месте у него или у друзей. При любом раскладе будет «весело». — Если ты хорошо себя чувствуешь, и в последние годы не мерещилось ничего необычного, то у нас нет причин даже разговаривать с ними, — осторожно толкает на попятную Тсуна. Им не обязательно раскапывать прошлое и лезть в логово к психам, которые того и ждут. — У нас столько необычного было. Сверимся? — Устроим вечер воспоминаний? — В глазах Тсуны теплеет, и губы робко расползаются в стороны. Только в складках вокруг рта угадывается, как он взволнован из-за того, что травма головы аукнулась спустя столько времени. А ведь уже решили, что дело прошлое, он полностью восстановился. — Маман сделает фирменный какао, посмотрим фотографии, — с лёгкостью поддерживает Реборн, словно его подопечные каждый день теряют или генерирует новый дикий ворох воспоминаний. Как обклейка пластырями или бинтование конечностей — дело привычное. — Ага, — выдавливает Такеши. — Ага, — повторяет он, не услышав себя с первого раза. Хибари и Гокудера приходят через час, когда всех немного попускает: после выздоровления Ямамото отличий в их историях нет. — Зачем ты к нему вообще пошёл? Без меня! — Хаято вцепляется в его плечи и одним своим воспалённым нервяком перебивает запах всех присутствующих. Перетягивает чужие треволнения на себя и поднимает концентрацию до опасной отметки. Такеши смотрит на него — не пересекались каких-то два дня — и только сейчас, когда наконец-то видит Хаято, слышит, ощущает плечами, носом и чем-то ещё в солнечном сплетении, Такеши чувствует, насколько туго, оказывается, за это время в нём закрутились пружины тревоги. А как Хаято зашёл, так легче стало, словно жизненно важная деталь со щелчком встала на место, и остались лишь смутное напряжение и ожидание, как теперь дальше пойдёт: заработает чётко, предсказуемо, как раньше, или заскрипит, застопорится — что-то не так. — С чего столько шума? — прилипает к подоконнику Кёя. — Птичка на хвосте принесла, что наших Гокудеру, Ямамото и Хибари убили, а вы — самозванцы, — потягивает какао Реборн. — Камикорос птичке? — У Кёи разговор короткий. — Контрольный вопрос. Ты прыгал в будущее, чтобы сразиться с некими Блэк и Вайт Спелл? — Да. Тсуна дёргается, словно услышал выстрел из пушки. И Фуута смотрит на Кёю во все глаза. — Тогда камикорос отменяется, — задумчиво тянет Реборн. — Гокудера? — Что? — А ты? Хаято зайцем застывает перед фарами машины. Влево? Вправо? Какой ответ правильный? Пальцы, как клешни, намертво вцепляются в толстовку Такеши. Ни черта по телефону нормально не объяснили — он не готов к проверке на вшивость. Такеши ведёт рукой по его каменной спине. — Хаято, ты помнишь нашу базу в будущем? Библиотеку, где ты работал над системой C.A.I.? Хаято переводит горячечный взгляд с аркобалено на Такеши. — Наш бой с Гаммой? — мягко подталкивает Такеши. — Я это помню. Ты же был со мной? Такеши не кажется тем, кто схватит за шкирку и потребует срочно вернуть «его» Хаято. И резкое, но однозначное «да» Хибари висит в воздухе вторым подтверждением словам Ямамото. Хаято не отвечает сразу — не то чтобы он действительно мог пойти наперерез им двоим, — скорее сбивается от того, что они знают. Почему они знают. — Тебя тоже Бьякуран переместил в этот мир? — бледнеет Хаято. — Зачем? Тебя-то зачем? Тихо выдохнув, Такеши притягивает его ближе — это точно его Хаято. — Хром, осмотри всех присутствующих в комнате. — Реборн прячет лицо в тени шляпы. — Чтобы уж наверняка откинуть теорию с действующими иллюзиями. Стёкла медленно взлетают в воздух.

***

…Кёя зол. Хаято утверждал, что всю последнюю течку просидел на базе. Но Кёя бы ни за что не спутал и не позволил иллюзии или самозванцу остаться у себя дома. — Почему ты так уверен? — спрашивает Кёя. — Сам говорил про провалы в памяти во время течек. — Я соврал! Вдруг бы ты упомянул ещё что-то, чего я не помню. Или на случай, если скоро вернусь в свой мир, а другой я не будет помнить разговоров с тобой. Подстраховал его. — В любом случае, — влазит Реборн, — рассказы Гокудеры и врача касательно перемещений не совпадают. — Может, Гокудера-кун прав, а врач врёт? — Это не объясняет странности в воспоминаниях Ямамото и Хибари, но Гокудере Тсуна верит куда больше, чем одному из людей Бьякурана. — Если следовать версии Гокудеры, то ещё понятно, почему задело Ямамото: он знал о суде, способе лечения и том, что долг должен быть оплачен. Если бы Гокудера отказался платить, это бы потребовали от него. — Реборн поворачивается к Такеши: — Я бы не удивился, если бы ты согласился и взял ответственность на себя, чтобы прикрыть Гокудеру. Но при чём тут Хибари? — Я не знаю, — выдыхает Хаято, будто именно он потянул его за собой. — Слушайте… Ламбо говорил, базука работает по-особенному. Человек из будущего — не обязательно из твоей собственной реальности, потому что её легко изменить каким-то поступком. А если тут так, но с прошлым, и хранители приносили кольца из разных миров? Вроде три прыжка из одного мира, два из второго и так далее? Тогда не удивительно, что вы прыгнули, а мы остались. И сражались вы заодно с другими нами… — Десятый, Шоичи фиксировал версии в белой машине, чтобы мы оставались на одной линии между прошлым и будущим. Он сказал, что забирал нас из одного мира. Тсуна потупился. Он же не слышал этих объяснений. — Братик. — Фуута прикрывает телефон рукой. — Камеры на базе зафиксировали, как ты выходил. Во вторник, как и сказал Хибари-сан. — А переместился ты позднее, в субботу, да? — уточняет Реборн. — Значит, ты тут девять дней, а не два года? — Камеры? — Хаято не слышит его. — Ты на проводе с Шоичи? Он всё знает, пусть объяснит! — Сделай громкую связь, пожалуйста, — просит Тсуна. — Я ничего не знаю про обмены после ранения Ямамото-куна, — говорит Шоичи, вникнув в поток их сумбурных объяснений и вопросов. — Как и вы, помню, что у него была травма головы, а в соседней реальности да — травмы посерьёзней. Бьякуран рассказывал, что помог там, но не объяснял как. Поэтому я не в курсе, это первый, второй или ещё какой-то по счёту прыжок Гокудеры. — А цветок? — вырывается у Хаято. — И зачем ты в это полез? — Бьякуран дал мне его, когда рассказывал о суде и оплате. Я и другой я всего лишь пытались тебе помочь. — Шоичи с какой-то неловкостью тараторит: — Я мог не вмешиваться в ваши разборки, но, говорил же, одиночные путешествия — это ужасно, по себе знаю. — Значит, прыжок сознаний был. — Хаято не собирается его обвинять. Главное — он не сумасшедший, и ничем там не надышался вслед за Такеши. — Был, но… Цветок — всего лишь ловушка и клетка для сознания. Ему всё равно, если туда и обратно прыгает и расслаивается одно и то же сознание, а не два разных, — не разделяет его облегчение Шоичи. — Ты можешь быть «нашим», который запутался. Поэтому версию врача нельзя скидывать со счетов. — И прыгает и у меня, и у Джи? — с сомнением спрашивает Хаято. — Всё возможно, — отвечает Реборн. — Вы связаны, пока ты признанный всеми предшественниками хозяин кольца. Джи подпитывается твоим сумасшедшим пламенем. Кольцо на пальце Хаято теплеет — Джи слышит. Но Хаято не спешит выпускать его при всех. — Значит, у нас как минимум три варианта событий? — подаёт голос Фуута, царапая ручкой по листам книги. — Первый: их воспоминания правдивы, и из-за Бьякурана все трое не наши уже как несколько лет. Второй: чужой только братик Хаято, и его нужно вернуть в свой мир через цветок. Третий: наши все, но им с какой-то целью внушили ложные воспоминания. — Четвёртый: они единственные из нашей реальности прыгали в будущее, а Шоичи ошибся. — Пусть Гокудера и откинул последнее предположение, но, по мнению Тсуны, каждый имеет право на ошибку. Они не идеальны. Шоичи не возражает: в таком вопросе никто стопроцентных гарантий не даст. Он тестировал машину в одиночку, с большой группой людей что-то могло пойти не так. — Думаю, опций гораздо больше, но вторая, например, вообще не понятна. Ведь Хибари-сан и Ямамото помнят то же, что и Гокудера-кун. — Не совсем то же, — поправляет Такеши. — Возможно, Бьякуран и его доктор сами до конца не понимают, что происходит, поэтому хотят влезть в головы Ямамото и Гокудеры. — Реборн допускает и такой вариант событий. — Другое дело, что Бьякуран по каким-то причинам слаб и не хочет встречаться лицом к лицу. — Потому что, — оскаливается Хаято, — тут же получил бы по щам. — Мог бы использовать видеосвязь. Как перед Чойсом, — вспоминает Такеши. — И сразу поговорить со всеми нами, а не на ушко шептать что-то только Хаято и Шоичи. — Чем громче орём о сознаниях и мирах и чем большему количеству людей рассказываем, — гудит динамик телефона, — тем опаснее, что нас посадят в колбы Вендиче. Они не станут разбираться. — Ямамото, доктор — тот же видеозвонок, только с другим лицом, — добавляет Реборн. — Ну, ладно… — Всё равно всё через задницу. — Хаято сидит с зажатой между пальцами переносицей. Внутри уже не кипит, вяло оседают испуг и раздражение, но сосредоточиться по-прежнему сложно. Какая-то больная логика. Дрожащий голос босса заставляет убрать руку от лица. — Что, если наши и вправду… все трое мертвы? — Тсуна большими повлажневшими глазами смотрит на Реборна. — Что тогда? — Не раскисай раньше времени, глупый Тсуна. — Босс, это точно неправда! Я бы никогда добровольно не покинул вас! Разве я похож на суицидника? — Хаято. Заткнись. Гнетущая тишина после слов Кёи подсказывает — да. Иногда. Если считает, что сам же сильно подставляет босса. — Какого чёрта? — не унимается Хаято. — Мы с тобой точно так же тренировались бы и научились тормозить. Ямамото никак на это не влиял! — Ты настаивал, — Реборн оборачивается к Кёе, — на его присутствии. — Неважно. Ямамото был там, когда я впервые остановился сам. — Кёя косится на Такеши. Тот, раздразнивая, отвечает улыбкой. От Хаято не отодвигается. — Хорошо, давайте не будем развивать тему, что было бы при худшем раскладе. — Тсуна встаёт, перетягивая внимание альф на себя. — Я всё ещё думаю, что вы не должны идти к тому врачу. Мало ли, что ещё он сделает с вашими сознаниями. Вдруг опять в другой мир перекинет. — Или Бьякуран подправит проблемные места в своей технике и начнёт её использовать направо и налево. — Шоичи прав. Какая ещё ему с этого выгода? Вопрос повисает в воздухе, пока Хибари не надоедает их мямлежуйство: — Мне всё равно, как там и когда было, пока они тихо сидят в норе и не мешают. — Верно. Вы сами ходили к врачу. Хаято поджимает губы. Зато Такеши замечание малыша не злит и не смущает: — Ну допустим, меня тоже не настолько разъедает любопытство. Как жил, так и проживу. Но врач утверждает, будто у Хаято мозги набекрень и ему станет хуже. Да и вся эта история с цветком напрягает. — Предлагаешь, всё-таки отдать его на опыты? — вкрадчиво уточняет Кёя. Таким тоном он спрашивает: «Кто это сделал?» перед тем, как достать тонфа. И лучше бы виновникам дать правильный и быстрый ответ. — Нет, — мрачнея, говорит Такеши. Кёя морщится, но ответ засчитывает. — Тошнит от того, как вы трясётесь перед Бьякураном и Вендиче. Избить всех, повязать по рукам и ногам, а потом задавать вопросы. Мы их уже побеждали. — Согласен, — оживляется Хаято. Это самый первый метод, который ему самому пришёл на ум, когда решил, что на сделку не пойдёт. — Вы побеждали. Не мы, — напоминает Шоичи. Сложив руки, Кёя сидит одним бедром на подоконнике, обдумывает нелепое уточнение и молчание Савады — тот втягивает голову в плечи и делает вид, что не понимает, чего Кёя ждёт. — Жалкие травоядные. — Это явно не тот мир и не те люди, среди которых он хотел бы быть. Такеши тоже удивлённо оглядывается на Тсуну и Реборна, но репетитор игнорирует немой вопрос и внезапно меняет направление беседы: — Запишу вас троих на приём к Шамалу. Послушаем мнение ещё одного врача. На этом заседание закрывается.