***
В руках Хаято и Кёи по коробке, когда спустя пять минут они ступают на припорошённую подсохшими листьями дорожку перед домом Тсуны. Ветер подхватывает и перекатывает их по стёртой брусчатке, и Хаято теряет их из виду: тусклого света из окон не хватает, чтобы охватить взглядом весь путь до забора. Свет из открытой двери загораживает силуэт Тсуны. — Вы сразу пойдёте на базу и в храм? Уже поздно. — Чем быстрее покончим с этим, тем лучше. Не беспокойтесь, Десятый. — А о чём беспокоиться? — Такеши выходит последним, застёгивая на ходу ветровку. — Кто-то рискнёт напасть на Хибари в лесу под покровом ночи? — Он улыбается собственным словам. — А Хаято я проведу. — Тц, я что, сам не отобьюсь? — Ты скорее «прыгнешь» в другой мир, не донеся коробку до места назначения, — осаждает Реборн. Тсуна отодвигается в сторону, пропуская его в дверном проёме, и силой воли заставляет себя расслабить лицо: лучше уж подбодрить вместо того, чтобы навязывать хранителям своё волнение в придачу к их собственному. — Мы разберёмся с этим, ребят, — обещает Тсуна. — Не торопитесь. «И не делайте глупостей», — считывает Такеши в глазах Реборна. Как будто это не то, чем они занимаются по жизни. Хаято отворачивается. Не торопится — это именно то, что он и делает последние две недели, пока ходит по кругу, просыпается и тащится в школу; пока ведёт себя, будто ему здесь и место; пока спорит с Джи, выкрикивая, что срать хотел на этого мутного урода, надо слать врача к херам; а потом и спорить перестаёт, когда первый хранитель соглашается. Он не подопытная крыса. Не пешка в чужих грязных руках. Их с Джи план не меняется. Жизни Десятого ничего не угрожает — это главное. Его с Такеши жизни… возможно, уже похерены. Кто бы из них ни умер, в какой бы то ни было последовательности, в какой бы то ни было реальности — Хаято всё ещё не думает, что они стоят дороже одной жизни босса или миллионов жизней мирного населения. Эта злость, это убеждение не имеет ничего общего с героизмом, самопожертвованием и храбростью Десятого; оно по-своему эгоистичное, и он ставит жизнь Такеши или Кёи на ту же планку, что и собственную. Не так высоко, как те заслуживают. Он даже не готов произнести это вслух. Не потому, что стесняется или его вновь начнут ругать за подобные заскоки. Он… Хаято делает быстрый вдох. Он… Расщепления сознаний, неконтролируемые прыжки между мирами, потеря разума в попытках не запутаться в собственных воспоминаниях. Ему кажется, что он согласен, чтобы всё так и было, пусть это больше и не вопрос лишь его жизни и лишь его предполагаемого будущего. Только согласие воняет трусостью и чувством вины, затхлым бессилием. С которым Хаято тем не менее мог бы жить. — Давай догонять. Хибари нас не ждёт. Хаято поднимает взгляд. Рука Такеши сухая и тёплая на его запястье. И он покорно идёт, позволяя утащить себя за калитку. Если Такеши и чувствует бешеный пульс в ладони, то предпочитает промолчать.***
— У этого способа есть один огромный недостаток, — говорит Хаято, когда дом Десятого исчезает за другими зданиями, и его дыхание выравнивается к нормальному темпу. — Уже сейчас я не уверен, что именно моя карта и мой номер должны лежать в этой коробке. — Как и мой или номер Ямамото, — спокойно замечает Кёя. — Всё равно надо будет как-то ориентироваться потом. И этот метод идентификации лучше, чем ответ на тайный вопрос или пересказ прошлого. Не потому, что это долго. — Такеши засовывает руки в карманы куртки. — В каждой истории может отличаться лишь одна деталь, о которой и не подумаешь упоминать. — Ага. Как если бы в нескольких реальностях мы говорили об одном и том же и поступили одинаково, но в одной — у кого-то носки были серые, а во второй — чёрные. — Хаято морщит лоб, пытаясь вспомнить их с Такеши разговор на крыше, но в памяти всплывают лишь прохлада вечера и заходящее солнце. О носках он тогда точно не думал. — И всё же мне кажется, что мы с тобой из одной реальности, — задумчиво говорит Такеши. — Ты не можешь знать наверняка. — Я и не знаю, считай это чутьём, — пожимает плечами он. — Но я не против хоть сейчас обсудить цвет твоих носков и трусов на случай, если захочешь потом вспомнить этот прекрасный вечер. — Идиот! Такеши лишь смеётся, уворачиваясь от толчка в плечо, и Кёя тоже чуть заметно приподнимает уголки губ. Хаято не хочет думать, что из-за того, что Кёя уже знает их цвет. Недавняя плотная аура злости вокруг Кёи ослабевает к почти привычному прохладному уровню недовольства, и воспалённо-нервные глаза Такеши снова теплеют под весёлым прищуром. Хаято переводит взгляд с одного на другого, удивляясь, как быстро они свыкаются с этой неразберихой; словно им и вправду в какой-то степени всё равно, что творится с прыжками. Словно это игра для одного и неприятная мелкая досада для второго, но в целом ничего фатального. Хаято и сам соврал бы, если теперь, поостыв, сказал, что не чувствует возбуждения и скорее любопытства; притяжение неизвестных пространственно-временных трюков пересиливает естественный страх. Он вздыхает. Это не так уж плохо. Не будь они такими странными, долбанутыми ублюдками, то, вероятно, не оказались бы в Вонголе и слились бы ещё до первых серьёзных испытаний. В таком контексте мысль о долбанутости даже подпитывает гордость. — Ладно, завтра нас осмотрит Шамал и, возможно, как-то подтвердит мою чуйку. А там решим, что делать с врачом и Бьякураном. — Нечего решать. С ними точно нельзя иметь никаких дел. Они уже соврали, рассказав нам разные версии происходящего. И так же могут продолжить лить говно в уши. — Хаято поджимает губы. — Я не говорю, что мы обязательно должны плясать под их дудку, Хаято. — Просто сразу предупреждаю: я им не верю, и ни на какие анализы не пойду, даже если мои мозги будут распадаться на атомы. Они… — Нарушают правила, — подаёт голос молчавший до этого Кёя. — Мы тоже не в белом пальто, — замечает Такеши. — Переносы сознаний были совершены обманом или тайно, если не считать случая, когда ты сам взял цветок. — Кёя переводит взгляд с дороги на Хаято. — Сам дурак. — Благодаря этому дураку ты когда-нибудь не сдохнешь, — парирует тот. — Не факт. — Время покажет, любвеобильный ты альфа, — поддевает Хаято. — Хибари Кёя — грозный ловелас Намимори. — Такеши разряжается смехом. Звонким, неприкрытым, и тот не смолкает, даже когда он уворачивается от со свистом летящей в челюсть тонфы. — Нарываешься? Хаято прыскает от смеха, наблюдая за их быстро мелькающими в короткой борьбе силуэтами. В груди ослабевает туго скатанный клубок тревог и как по ниточкам отпускает натяжение в ногах и напряжение в лице. Он разглаживает брови, ступает чуть более лёгкой поступью с бордюра на одну из перекрёстных дорог и… нога проваливается в никуда. Он падает, перед глазами растекается чернь. Руки взмахивают в стороны — зацепиться хоть за кого-то, — но ловят лишь воздух. — Привет. К горлу подкатывает тошнота, оседает горькой жёлчью на корне языка. Сердце испуганно бьётся за рёбрами, и он ощупывает холодный пол. Удара не было, и Хаято теряется: почему поверхность сухая и не шершавая, как асфальт? Откуда в небе горят лампы — белым, слепяще ярким после темноты ночи, окружающей его секунды назад? Слева и откуда-то сверху раздаётся щелчок пальцами. Хаято инстинктивно вскидывает голову на звук, выбрасывая руку в защитном жесте. Её резко отбрасывают в сторону. — Держи культяшки при себе. В ушах знакомые — не очень приятные на его вкус — протяжные интонации. И он отказывается от мысли откатиться и зажечь кольца. — Что такое, пропустил нашу вечеринку и расстроился? — Хаято промаргивается, но всё ещё не может поймать в фокус чужое лицо. — Ты про посиделки у псевдо-Тсунаёши? Или в целом про весь ваш двухнедельный залёт? Хаято опускает гудящую голову и снова протягивает руку вперёд, мол, отойди. Носки чёрных, натёртых до блеска сапог прорисовываются чётче. Мукуро, словно назло, садится на корточки, придвигаясь ближе. — Не особо люблю хозяев таких вечеринок. Ну, знаешь, их гостеприимство и развлекательная программа оставляют желать лучшего. — Какого чёрта тебе надо? — Мне? — Лицо Мукуро всё такое же тонкое, острое и высокомерное. Рассматривает его с холодным весельем в глазах. Непрошенной мыслью проносится, что он пахнет совсем не так, как Хром. — Твоя же иллюзия? Мукуро растягивает губы. — Нет. Хаято оборачивается и вздрагивает: над правым плечом нависает одна из потрескавшихся кукол Дэкима. Облупившаяся краска и отвисшая челюсть производят жутковатое впечатление. Он бегает взглядом по ней, затем по паре других манекенов, что стеной выстроились рядом. — Мы на базе? — Добро пожаловать. — И это ты мне говоришь, засранец? Кто тебя сюда приглашал? — Савада Тсунаёши. И Хром, — искренне отвечает Мукуро. Хаято теряется. — Подожди. Ты сказал «ваш» двухнедельный залёт? — Он запускает руку в волосы и дёргает, чтобы сосредоточиться. — Ямамото и Хибари… Мукуро слабо кивает. — До сих пор на испытании Вендиче. Смысл слов не доходит. Хаято наконец-то встаёт на ноги и смотрит на Мукуро, гадая, в чём соль его странной, как всегда несмешной шутки. Но лукавство в чужих глазах блеклое, как тень, загнанная в круг из ламп базы. Словно он только проснулся и не успел войти в раж, финальная колкость смутная, неотёсанная, вертится на кончике языка, но так там и умирает. Он не любит шутить о Вендиче. — Я вытянул только тебя, — даёт новую подсказку Мукуро. — Почему? — всё ещё ничего не понимая, спрашивает Хаято. Это самый первый, самый простой вопрос, который он может вытянуть из себя, потому что понятия не имеет, с чего начать. — Потому что тебя они оправдали и готовы были отпустить. Видимо, за хорошее поведение и отказ работать с дьяволом. Ты вроде бы несколько раз чётко произносил это и лишь тянул резину. — Теперь изгиб губ больше похож на улыбку. Не чтобы приободрить или похвалить. Да и предназначена она словно не Хаято. — Или ты изначально не был главным испытуемым, а Хибари больше не мог тянуть вас двоих. Суд затянулся. Лицо Хаято полыхает от злости: — Оправдали? Меня? Я уже провалился и отплатил! Давным-давно! Какого чёрта опять?! — Ты будешь мне рассказывать по каким правилам им работать? — не впечатлённый его вспышкой, сухо спрашивает Мукуро. — Выкладывай, что знаешь. Этот цирк для Ямамото? Рокудо смотрит на него несколько секунд из-под приспущенных ресниц. — Точно я знаю только то, что ты, сколько бы раз ни судили, счастливчик. Не так уж сильно они тебя потрепали. Всё остальное — лишь смутные обрывки иллюзий и разговоров, которые получилось соскрести по краям мира для испытаний. У меня нет всевидящего ока, Гокудера. Впрочем, может, я его ещё получу, — более самодовольно и легко заканчивает он, прокрутив монокль на фаланге пальца. Мукуро отходит к небольшому старому дивану, которого точно не должно было быть в тренировочном зале. По салфеткам, коробкам из-под еды на вынос и одноразовым стаканчикам на полу Гокудере приходит в голову, что… — Долго ты тут сидел? Или взламывал иллюзию. Или сторожил. Его. Их. Или… какого чёрта он тут делал? У Хаято раскалывается башка от наплыва предположений. — Насколько могу судить, тут и там время течёт с одинаковой скоростью. — Не отвечая на вопрос, говорит Мукуро и падает на потрёпанный диван, как король на вылитый из золота трон. — Начало испытания все дружно прогавили. Знаешь, легко поверить рыжему очкарику, который утверждает, что ты ему помогаешь в каких-то разработках для базы. А Ямамото, мол, увязался за тобой, потому что у вас там «весело». До поры до времени это казалось правдоподобным. Но про Хибари, скорее всего, Шоичи не знал, понимает Хаято. А Кусакабе не из тех, кто, потеряв босса дольше, чем на день, не забьёт тревогу. — Я не особо вникал, как и когда Реборн таки унюхал подвох. — Он откидывает голову на спинку дивана и смотрит в потолок, пока продолжает. — Мне сказали прийти — я здесь. Спасибо опыту взаимодействия с Вендиче. А может, я просто сам по себе настолько велик, чтобы… — А может, тебя просто не жалко кинуть разбираться с Вендиче, когда Ламбо или газон-башку Реборн не подверг бы риску заключения в Вендикаре. — Сечёшь. Он не кажется обиженным. А Хаято не делает вид, что хоть сколько-нибудь ему сочувствует или не согласен с действиями Реборна. — Твоей марионетки здесь нет, — вместо этого роняет Хаято, обхватывая себя руками в попытке унять дрожь. После прыжка тело немного знобит, но мозги работают, жадно цепляются за каждую деталь. — А Сасагавы — есть. В этом был смысл. Дэким не дурак, чтобы втягивать в свою иллюзию одного из сильнейших иллюзионистов в современном мире мафии — или не мафии, к чему бы там Мукуро себя ни причислял, — да ещё того, кто точит ядовитый зуб на всю их судейскую систему. — Куклы милой Хром тут тоже нет. Хаято расслабляет плечи и отводит взгляд. Нет смысла спорить, кто бы рисковал меньше и кто должен был вмешаться. При равном раскладе из них двоих… — Дело — моё, — надавливает Мукуро, словно его забирают. И, вероятно, так и было. Хром бы попыталась. Хаято покусывает губу. Наверняка бы попыталась. — Итак, ты здесь. Удобно устроился. — Он указывает рукой на мусор. — И вот я здесь. — Мукуро не обращает внимания на последнее замечание. — М-м-м… изучаю новые техники Вендиче? — С какого момента ты всё видел? — Кто знает? — загадочно тянет Мукуро. — Главное: компромата на Хибари Кёю мне хватит до конца жизни. — Из его груди вырывается довольный смешок. — Вытяни Ямамото. — С ним не закончили. — Вытяни Хибари. Мукуро молчит, медленно опуская уголки губ к привычному «вздёрнутому» углу, который кажется невесёлым по сравнению с предыдущей гримасой. — Даже если бы с ним и закончили… Его куклы тут нет. Я не вижу нить, за которую тянуть сознание. Он вернётся не в этот зал. — И какой тогда от тебя толк, говнюк? — Хаято пинает одну из пустых жестянок — та отлетает в стену, и он, пошатываясь, идёт на нетвёрдых ногах к выходу. Надо задавать вопросы другому хмырю. Напрямую.***
Дэким впускает его в бар с таким непринуждённым спокойствием, словно они два старых знакомых, которые заранее обговорили место и время встречи. Словно Хаято не летел сюда сломя голову, никому не позвонив и не сообщив о возвращении, в чём был и с тем оружием, что было в карманах и на пальцах. Он не задумывается, глупость ли это или вера в правосудие и беспристрастность Дэкима. Сам не знает, о чём думал, но очнулся уже барабаня кулаками в дверь служебного входа бара. — Главный зал работает в стандартном режиме. Пройдём в дальний. Дэким в идеально выглаженной форме, с прямой спиной идёт на расстоянии руки впереди, уводит его по коридорам всё дальше от шума простых посетителей и музыки, льющейся с одной из сцен. В дальнем зале Чиюки встречает его молчаливым кивком головы и указанием на высокий барный стул. В отличие от прошлого раза на ней лёгкий макияж: бледно-розовая помада взамен ярко-красной. Милее от этого она ему не кажется. — Как нога? — Замечательно, — ровно говорит она, пока взгляд Хаято опускается ниже подола юбки. Хаято почти ждёт, что она зайдёт за стойку, но Чиюки остаётся перед ней. И перед ним. — Хороший у тебя был врач? Чиюки смотрит ему в глаза. — Тот, которого ты имеешь в виду, — всего лишь кусок иллюзии и часть суда. Отрежь мне ногу, и её иллюзия взамен будет куда полезнее. Он не находит что сказать. — Мохито? — предлагает она. Нет. Находит. — Засунь его себе в зад и коньком протолкни! Дэким занимает место за стойкой. — Не кипятись. Ты знаешь методы нашего отдела: на самом испытании их жизням ничего не угрожает. Мы следим за каждым их вдохом. — Никто из нас, блядь, нигде не умирал и по мирам не скакал, это тупо ваш сценарий, да? — в лоб спрашивает Хаято. — Да, — не изменившись в лице, медленно моргнул Дэким, — но так могло бы быть, учитывая силу и нрав Бьякурана. — Пиздец, просто впихнул нас в иллюзию и наврал с три короба. — Не совсем классическую иллюзию, — поправляет судья. — Я должен был увидеть, будете ли вы и дальше пользоваться возможностями менять реальности в угоду себе. Базуки, белые машины, сделки с Бьякураном… Не мне объяснять тебе. Но согласись, год назад ты бы эгоистично подписался кровью во всех контрактах с дьяволом и гори всё огнём. Работа в баре хоть чему-то тебя научила. — Я не особо успел что-то сделать. — Нахмурившись, Хаято садится на барный стул. Тот кажется несправедливо мягким и удобным. Это злит ещё больше, как и собственное бессилие, приправленное агрессией. — Если бы хотел, уже бы сделал. По стене пробрался бы к доктору в окно с литром крови в рюкзаке. С бубном и песнопениями призывал бы Бьякурана при полной луне с бэк-вокалом в лице Джи. Уверен, ты бы сделал так ещё на первой неделе после прыжка. Терпение и умение ценить свою жизнь — не про тебя. Хаято не знает, какое у него выражение лица, но Чиюки чуть оттаивает и добавляет мягче: — Твоего твёрдого отказа было достаточно. Это же хорошая новость. Теперь очередь Ямамото, и он должен принять решение сам, как это когда-то сделал ты, пока он был без сознания. Нам не нужно, чтобы ты его сейчас убеждал или разубеждал в чём-либо. Сил радоваться нет. Они отрезали его от бейсбольного придурка, а тот… Да фиг его знает, что начудит в одиночку. — И как вы обыграете моё исчезновение у них из-под носа? — тише спрашивает Хаято. — Как расслаивание твоего сознания и новый «скачок», — говорит Дэким. — Как врач и обещал. — Всё будет гладко, — «успокаивает» Чиюки. — С твоей куклой-заменой они уже знакомы.