Тен-Тен пишет роман

      День был пасмурным, так что Кенара не сразу смогла сориентироваться во времени. Она проснулась и села на спальном мешке, отбросив одеяло. Ее чакра восстановилась по меньшей мере на четверть. Неджи подошел и молча подал ей стакан с горячим чаем, обернутый в платок, и полную фляжку с водой: попить и умыться.       — Спасибо. — Кенара поставила стакан на землю, слегка вдавив его, чтобы не опрокинулся, и отошла привести себя в порядок.       Когда она вернулась, на ее спальнике лежала парочка онигири, завернутых в бумагу. Неджи растаскивал головешки в костре в разные стороны, чтобы огонь быстрее шел на убыль.       — Откуда это? — спросила куноичи, разворачивая бумагу. Их собственные припасы уже закончились.       Джонины встретились взглядами. Оба хорошо владели собой, так что почти не покраснели.       — Ночью здесь был отряд из четырех джонинов с заставы Инари. Они разведали обстановку и поспешили назад.       — Как думаешь, что было бы, если бы они явились вчера?       Неджи хмыкнул.       — Трудно сказать.       Перед глазами обоих развернулись события предыдущего дня: столкновение, схватка, все подробности боев и разговоров. Сущность ниндзя взяла верх, поцелуй оказался на время почти забыт, так что ушла и неловкость. По меньшей мере полчаса потребовалось, чтобы восстановить друг для друга полную картину событий. Как только все выяснилось, джонины свернули стоянку.       Неджи хотел отыскать свой протектор, поэтому для начала они отправились туда, где он сражался с Нерифу. Масштаб разрушений впечатлял: несколько молоденьких дубрав оказались смяты, по периметру валялись каменные валуны, земля кое-где была сильно размыта. Поломанные кусты, вырванные с корнем деревья, приглаженная трава указывали на места взрывов чакры. Лужи и брызги черной крови остались там, где было ранено морское чудовище. Только сейчас Кенара смогла представить, какая жаркая здесь состоялась битва. Неджи против огромной призванной твари! Куноичи запретила себе восхищаться, и вся сила подавленного чувства обратилась в боль.       Повязка шиноби отыскалась, Неджи сразу ее надел и про себя вздохнул с облегчением: пока печать на его лбу оставалась неприкрытой, он не мог смотреть Кенаре в глаза, не испытывая мук уязвленной гордости. Джонины двинулись по направлению к Рюсону тем же путем, как пришли сюда, по собственным меткам. Едва начали сгущаться сумерки, как они столкнулись с двумя отрядами АНБУ, вызванными из Рюсона. Трое агентов продолжили путь, чтобы исследовать поле боя, другие трое задержались ненадолго, так как их капитан желал услышать некоторые подробности.       Он снял маску и говорил с Неджи как со старым знакомым. Они вместе отошли под деревья, чтобы обменяться несколькими фразами. Кенара достала баклажку, чтобы напиться воды. Двое других АНБУ подступили к ней и забросали вопросами с нетерпением, свойственным разве что новичкам.       — Следуя меткам, вы найдете место, где нам пришлось уничтожить тела Саяны и ее бойцов, — сказал Неджи. – К сожалению, они не сумели выбраться из ловушки, а я из-за потоков чакры не смог разглядеть, что происходит, в противном случае мы могли бы успеть прийти к ним на помощь.       Капитан Ямато смотрел на собеседника немигающим взглядом больших черных глаз.       — Я здесь только из-за нее, — произнес он. — Она всегда была такой яркой, талантливой девочкой... Лучшей моей ученицей. Такая глупая ошибка — не то, что я мог бы ожидать от нее.       — Все могут ошибаться, — ответил Неджи. — И мы ошиблись, не пойдя следом сразу же.       — Нет, это не было случайностью, — помолчав, сказал Ямато и снова обратил свой пронзительный взор на Хьюга. — Ты знал, что Саяна любила тебя?       Неджи подумал о том, что самоуверенные куноичи никогда его не привлекали. То качество, которое он презирал в себе, не могло нравиться ему в других. Из уважения к скорби капитана Ямато он, естественно, не сказал этого вслух.       — Мне жаль.       — Мне тоже очень жаль. Хотя я не виню тебя, но и простить тебя от всего сердца мне будет трудно, даже если твоя совесть чиста. Прощай, Неджи.       Капитан Ямато дал сигнал своим людям, и АНБУ исчезли в ноябрьских сумерках.       Хьюга Неджи хмыкнул.       «Вот и вся благодарность особого подразделения», — подумал он.              Джонины бежали всю ночь и весь следующий день, почти не переговариваясь. Они спешили в Рюсон, чтобы встретиться там со своими чунинами и убедиться, что миссия успешно завершена. По дороге они решили остановиться на ночь в Косуне, в гостинице, живописно расположенной на берегу озера, чтобы привести себя в человеческий вид и хоть ненадолго расслабиться.       Кенара вымылась наконец-то в горячей воде, сменила одежду на темно-фиолетовые брюки и рубашку джонина. В ее маленькой комнатке кроме матраса и окна ничего не было. Куноичи распахнула ставни, впуская холодный воздух, и залюбовалась высоким чистым небом с россыпью звезд. Погода стояла ясная, безветренная. Перед гостиницей проходила дорожка, взбиравшаяся на пригорок, обсаженный акациями. С пригорка открывался вид на обширное озеро, отражавшее в своей поверхности город, расположенный на возвышенности и освещенный фонарями, и небо, усеянное звездами. Белые огни фонарей на черной водной глади тоже казались звездами. У Кенары вырвался вздох.       — Не спится? — Неджи стоял у раскрытого окна в соседней комнате и точно так же любовался окрестностями. — Спустимся к воде?       Сердце куноичи громко забилось. Стоит ли это делать? Сейчас все иначе, это уже не совместная миссия. Однако ей было противно бояться, так что она схватила свой плащ и одним быстрым движением перемахнула через оконную раму, спрыгнув вниз. Неджи спрыгнул тоже, и они пошли к скамье, укрытой под акациями.       Это было место, специально отведенное для любования красотой озера. Набережная проходила внизу, вдалеке. Фонари были прикрыты сверху и с боков и освещали только дорожку, не нарушая гармонии пейзажа. Оттуда доносились иногда звуки юных голосов или приглушенный смех. Время близилось к полуночи, в гостинице свет горел только у входа и в двух соседних комнатах на втором этаже.       Джонины расположились на скамье. Неджи откинулся на спинку, Кенара набросила на плечи плащ. Оба вспомнили ночь, проведенную в Стране Волн во время праздника, беседку на понтоне и плеск воды, теплый ветер и фейерверки. Завтра они прибудут в Рюсон и с разговорами наедине будет покончено. Отправляясь в погоню за нукенинами, они не знали, куда приведет их этот путь, и были даже не озадачены, а ошарашены результатом. Хьюга выпрямился, и оба вдруг поняли, какой их ждет напряженный разговор. Кенара вздрогнула под плащом, хотя пыталась греть себя чакрой изнутри. Неджи произнес:       — Ты не боялась, когда мы сражались с опасным противником, почему боишься сейчас?       Куноичи хотелось сжаться в комочек и даже исчезнуть. Сердце предательски громко стучало в груди. Неджи хмыкнул в своей обычной манере, но в этот раз он насмехался над собой.       — Я ничего не сделаю. Безрассудный поступок, который я совершил, был вызван не только силой моего чувства к тебе, но и особыми обстоятельствами. Я испугался за тебя, подумал на секунду, что ты погибла, ведь твой клон исчез. Даже я оказался не в силах подавить столько эмоций сразу. Но я не хочу сожалеть о том, что поцеловал тебя, и не хочу, чтобы ты сожалела о своих словах.       Кенара покраснела.       — Но я…       — Не надо. Это самое прекрасное, что я слышал в жизни. Ты можешь, как и я, сослаться на обстоятельства, но не убедишь меня в том, что сказала неправду: я почувствовал твой интерес ко мне.       Это было сказано без излишней самоуверенности, непривычно мягким для него голосом. Неджи смотрел прямо перед собой, на трепещущие от порывов ветра акации. Почувствовав, что может сохранять внешнее спокойствие, он перевел взгляд на собеседницу. Сердце Кенары билось учащенно, она молчала, пытаясь справиться со своим волнением.       — Было бы странно не заинтересоваться таким человеком, как ты, — наконец промолвила куноичи. — Я много раз слышала о тебе как о выдающемся шиноби и хорошем командире и в конце концов лично убедилась в этом. Но больше всего меня восхищает не то, как ты ведешь бой со своими врагами, а то, как ты ведешь его с самим собой. Ты знаешь о своих недостатках и пытаешься возобладать над ними. Ничего прекраснее я не видела в жизни, чем борьба твоего холодного рассудка с твоим горячим сердцем. Это странно. Странно, что это так завораживает меня.       Неджи смотрел на нее с удивлением, не отрывая глаз. Впервые в жизни кто-то говорил подобное о нем. Он видел себя ее глазами и ощущал себя чем-то большим, чем просто человек.       — Если бы мне сказали, что ты можешь полюбить меня, я бы не поверила. Но даже ради тебя я не могу отказаться от моей семьи.       Неджи знал, что, скорее всего, она ответит именно так, но все равно почувствовал себя летящим в бездну. Он понял, что до сих пор лелеял безумную надежду в глубине своей души. Надежду, что семейная жизнь Кенары была не такой уж счастливой, а ее муж был не так уж любим. Это стало бы не только оправданием для них, но и поводом для множества перемен.       — Ты любишь своего мужа? — спросил он с таким чувством, словно открывался для смертельного удара.       — Я не могу не любить его! — Кенара на секунду зажмурилась, потом взяла себя в руки и продолжила: — Он был моим учителем. Мы познакомились, когда мне было десять, а ему — двадцать два. Большую часть моей жизни я провела с ним. Когда он влюбился в меня, все должно было измениться: либо мы отдалились бы друг от друга, либо оказались бы навсегда связаны. Эгоистично, но я выбрала второе. Он был единственным, кто по-настоящему любил меня и заботился обо мне, только он понимал и принимал меня безо всяких условий. Я не могла его потерять. Замужество решило эту проблему. Несмотря на свой возраст, я выходила замуж с открытыми глазами и добровольно приняла ответственность за свою семью. Она ценнее тем более, что у меня до этого и не было никакой семьи.       — Это я могу понять. Кажется, — с усилием ответил Неджи. — Но я не понимаю его. Не понимаю, как можно взять в жены столь юную, неопытную девушку. Эгоисткой была не только ты.       — Я не могу позволить тебе говорить плохо о моем муже.       Неджи подавил желание хмыкнуть и отвернулся на несколько секунд.       — Не имел такого намерения, — наконец сказал он.       Молодые люди молчали какое-то время. Было слишком тихо: ни плеска воды, ни шороха листьев.       — Я никогда никого не любил, кроме моего отца, — произнес Неджи. — И слова любви слышал лишь единожды — от него. Он умер, когда мне было пять лет. Семья? Я не знаю, что это такое. Но у меня есть сестра. И два друга. Если бы мои действия причиняли им боль… — Он хотел сказать, что понимает ее, что поступил бы так же, что она приняла единственно верное решение. Но горячая волна поднялась в нем и затопила сердце, разрывая грудную клетку. — Я бы оставил их ради тебя! — вдруг сказал он.       Кенара вздрогнула, не веря собственным ушам. Она не ожидала, что им придется дойти до такой степени откровенности. Ее глупые, неуместные, предательские слова любви дали ему какую-то надежду! Разговор снова сделался мучительным. Отбросив щадящие формулировки, они заговорили прямо, как если бы обменивались мыслями, не облекая их в слова.       — Своего ребенка ты бы не оставил. И… неужели ты смог бы уважать и любить женщину, которая так поступила?       — Сейчас мне кажется, что да. Видимо, я не так благороден, как всегда о себе думал. За один вечер ты сделала меня лучше и хуже, чем я когда-либо рассчитывал стать. Этого не должно было случиться.       — Не должно было, — повторила Кенара, и несколько секунд они хмуро смотрели друг другу в глаза. Почему время не остановилось, когда они были еще только хорошими товарищами или друзьями? Как можно было это остановить? И можно ли?       «Да!» — со злостью подумала Кенара.       «Нет», — с грустью подумал Неджи.       — Все пройдет, — произнесла куноичи, отводя глаза, — влюбленность всегда проходит.       Но оба с ужасом думали в этот момент: «А если не пройдет?!»       — Сколько потребуется времени? — спросил Неджи.       — Это же не миссия — рассчитать не получится.       — Я просто хочу знать, сколько мне ждать.       — Мне это неизвестно, — сказала Кенара. — Но мы же шиноби, а шиноби…       — Это тот, кто может вынести все?       Она кивнула и низко опустила голову. На этом тема любви между ними была закрыта.              Куноичи хотела вернуться в гостиницу и уже придержала плащ руками, чтобы встать, но Хьюга не мог ее отпустить, ведь это была их последняя ночь наедине друг с другом. Но о чем говорить, если знаешь, что больше не увидишь человека, с которым вовсе не хотел бы расставаться? Нужно было найти какие-то безопасные темы, чтобы не дать ей повода начать избегать его.       — Те двое, — промолвил он, — были по-настоящему талантливыми шиноби. Жаль, что они выбрали дурной путь.       — Люди по-разному ведут себя, когда ощущают в себе силу: одни стремятся защищать, другие — подавлять.       — Но и те, и другие уже не считают себя обычными людьми и относятся с презрением к слабым.       Кенара посмотрела на Неджи и нахмурилась.       — Я понимаю, к чему ты ведешь. Да, мы с ними очень похожи. Смысл жизни мы видим в том, чтобы развить способности и раскрыть по возможности свой потенциал. Тогда существование становится оправданным, обретает объяснимые начало и конец и логическую связь между ними.       Хьюга покачал головой.       — Как я могу сравнивать? — сказал он. — Ты никогда не станешь использовать силу в эгоистических целях, разрушая чужие жизни и заставляя людей страдать.       — Разве я не сделала именно это три дня назад? Ты не слышал треск ломающихся костей и горестные крики? Не видел муку в их глазах? — Куноичи отвернулась, чтобы успокоиться. — Мы придумываем причины, чтобы подавлять. Не так открыто, как нукенины, но мы тоже ломаем других людей — тех, кто имел неосторожность проявить слабость.       Неджи не ожидал услышать нечто подобное.       — Если тебя это так ранит, зачем ты стараешься быть хорошим шиноби? — спросил он.       — А ты всегда хочешь только то, что приносит радость?       Неджи смешался.       — Как мастер тайдзюцу, — произнесла Кенара, — ты должен хорошо понимать меня. С самого детства мы привыкаем терпеть боль, она для нас неотделима от удовольствия. Однажды мы перестаем ее замечать, потому что ее перекрывают другие эмоции: целеустремленность, страсть к победе, желание показать себя и подавить соперника. Когда твои руки и ноги в синяках и ссадинах, каждый мускул тела болит, но ты превзошел соперника или себя вчерашнего, ты счастлив. Раны неотделимы от успеха. И до тех пор, пока я буду испытывать хоть какое-то сочувствие к побежденным, я не потеряю человеческий облик. А я… очень боюсь его потерять.       Возможно, куноичи сказала больше, чем хотела, потому что в смущении замолчала. Если бы все учителя были такими, как тетя Инари, она вполне могла бы сбежать из собственной деревни.       — Я понимаю тебя, — спокойно ответил Неджи. — Потерять человеческий облик намного проще, чем кажется. Для этого достаточно лишь замкнуться в собственных обидах и ощущать себя загнанным зверем, против которого объединился весь мир. Быть одиноким… быть в оковах. Важно, чтобы в этот момент рядом оказался кто-то, кто покажет тебе, как в зеркале, твое собственное лицо. Я видел себя таким, и это меня отрезвило.       — Как это было? — спросила Кенара.       И Неджи рассказал ей. Это было так глупо, так странно — узнавать друг друга ближе перед расставанием навсегда. Кружась в сумасшедшем вихре жизни, случайно столкнувшись однажды и схватившись нечаянно за руки, они уже не могли разжать рук и отпустить друг друга. Им казалось, что они в безопасности на расстоянии больше метра один от другого, на разных концах скамьи. Казалось, что они слишком хорошо владеют собой, чтобы совершать глупости. Но кого не губила такая самонадеянность? Господа джонины добровольно пили яд этой ночи, очередной бессонной ночи, которая связала их души навсегда. Как божество, которое невозможно лицезреть безнаказанно, в последние дни они увидели друг друга настоящими и не могли не поплатиться за это.       Оставалось часа два до рассвета, нужно было поспать. Вернувшись в гостиницу с этой целью, оба провалялись на своих матрасах, не сомкнув глаз, и встали еще более уставшими. Неджи думал о ее жизни, о том, что она рассказала о своем происхождении, детстве и семье. Кенара думала о нем и о его положении в клане и Конохе. Мучительнее всего было вспоминать их первое знакомство на экзамене на чунина. Он проклинал свое равнодушие и зазнайство, она — свою застенчивость, которые помешали им лучше узнать друг друга. Но ведь они тогда были детьми…       Кенара привела себя в порядок, оправила форму джонина Деревни Звездопада, надела повязку с протектором, собрала сумку. За окном уже было светло. Она дала себе слово больше не думать о Хьюга Неджи. Такой человек, как он, никогда не будет обделен вниманием окружающих, а она должна заботиться лишь о Номике и Сейджине, которые по-настоящему нуждаются в ней. Ей очень хотелось увидеть сына, но мысли о муже только растравляли совесть. Кенара не могла не понимать, что поступила подло по отношению к нему. И дело было даже не в поцелуе, который не казался таким уж преступлением перед лицом смерти, а в том, как мало она боролась со своей тягой к Неджи.       Анализируя собственное поведение, Кенара с ужасом осознала, что поощряла его интерес к себе. Ведь это она предложила ему поединок и старалась показать себя с лучшей стороны. Одарила его ничем не заслуженной откровенностью и поддержала разговор по душам до самого утра. Взяла его за руку перед нападением на нукенинов. Без малейшего кокетства и флирта, не осыпая Неджи комплиментами, она привлекла его к себе наиболее действенным в отношении такого человека способом… Перед своей совестью куноичи созналась, что хотела ему понравиться, но не собиралась влюблять его в себя! И тем более влюбляться самой. Ей бы и в голову такое не пришло. Кенара и теперь не понимала, чем вызвано его чувство к ней, разве могла она его предсказать? Считая себя неглупым человеком и способным шиноби, этим она исчерпывала список собственных достоинств. Видимо, обстоятельства сблизили их. Но, несомненно, в клане Хьюга, да и в целом в Деревне Листа найдется немало куноичи, способных заменить ее в его сердце… Думать так она могла, но чувствовала иначе: они были крепко связаны. Что-то особенное и неповторимое в каждом из них находило отклик друг в друге.       Неджи ходил по комнате. Он переоделся в форму джонина Листа, пригладил волосы, собрался в дорогу и ждал лишь восьми часов. Ему очень хотелось знать, о чем думает за стенкой Кенара, но если бы он это узнал, то был бы возмущен тем, как она принижает силу его чувства к ней и саму себя. Хьюга не задавался вопросом, за что любим — он мог бы назвать несколько причин, — и только нежелание льстить своему самолюбию удерживало его от подобных размышлений.       В восемь утра джонины сошлись перед гостиницей.       — Выдвигаемся?       — Да.       До самого Рюсона им больше не пришлось обменяться ни единым словом.              Неподалеку от города на берегу реки была разбита палатка. В ней, сидя на спальных мешках, подогнув под себя ноги, расположились Реза и Каоро и, склонившись головами, громко обсуждали расклад карт.       — Да не может Джинчурики быть сильнее Хвостатого, если не достиг полного слияния со своим зверем! Это было в правилах…       — В тех, которые ты утопил вчера? Ну, спасибо за отсылку.       — Потому что он не сможет сделать бомбу хвостатого, а это самая сильная атака после техник Мудреца шести путей.       — Для бомбы хвостатого не нужно полного слияния, достаточно второго уровня, вон, на карте второго уровня написано.       — Да где?       — Да тут… Черт, тут же было написано… — Каоро выхватил карту из рук Резы и приблизил к глазам, стараясь разобрать мелкие значки.       Отбросив полог, в палатку заглянул Неджи в полном обмундировании джонина и с хмурым выражением на лице. Из-за его плеча выглядывала Кенара.       — Добрый вечер, господа. Развлекаетесь?       Каоро и Реза подскочили на месте.       — Неджи-сан! Кенара-сан! Вы живы, счастье-то какое!       — Угу, — скептическим тоном отозвалась куноичи.       — Почему вы не в условленном месте? И где Джи-Джи и Торойя?       — Они собирают хворост, — сразу ответил на второй вопрос Реза, но по взгляду командира понял, что уклониться от ответа на первый не удастся. — Мы… у нас деньги кончились, пришлось съезжать из гостиницы. Вас не было больше недели! А в Рюсоне мы торчим почти пять дней.       — Я выдал тебе достаточно денег, Реза, в одном номере на четверых можно было прожить хоть две недели. Так в чем дело?       — Э… нерациональное расходование средств, господин джонин.       — Доложи о миссии, — вмешалась Кенара. Они уже знали, что караван Куробосу благополучно прибыл в город, но нужно было услышать это от чунина, который выполнял обязанности командира.       — Миссия успешно завершена: господин Куробосу, его люди и вещи в полном составе доставлены в пункт назначения, бумаги подписаны. Мы ни с кем не столкнулись по пути, кроме мирных жителей.       — Хорошо, спасибо, Реза, — сказала куноичи.       — Командир должен думать, на что содержать своих людей, — ледяным тоном произнес Неджи.       — Так точно! — Реза отвел глаза и показательно вздохнул, как бы сожалея о собственном несовершенстве. Каоро отвернулся, чтобы скрыть усмешку.       Неджи и Кенара отправились под сень осиновой рощицы на поиски других своих чунинов.       — Главное, все в порядке. Ты дал им денег на две недели — они прожили бы тут и дольше, если бы пришлось.       — Позорная безответственность. Я не ожидал от Резы. Возможно, его дружба с Каоро не такая большая радость, как мы воображали.       Далеко идти не пришлось. Джи-Джи и Торойя сидели на поваленном дереве в обнимку и о чем-то беседовали, с нежностью заглядывая друг другу в глаза. Неджи сделал было шаг вперед, но Кенара удержала его за рукав.       — Не надо, — сказала она. — Они свободны и могут делать, что хотят, в свое личное время.       Куноичи развернулась и ушла обратно к реке. Неджи смотрел на молодых людей со смешанными чувствами. Разве сам он был достаточно хорошим шиноби и командиром в последние дни? Хьюга вздохнул и потер лицо рукой. Черт знает во что превратилась его правильная жизнь! Черт знает во что превратился он сам...              Отряд из шести человек покинул окрестности Рюсона и отправился по большому тракту на северо-запад. Так получилось, что эта миссия сопровождения тесно связала между собой шиноби Листа и шиноби Звездопада. Чунины радовались своим чувствам — дружеским и любовным — и открыто демонстрировали их. Джонины страдали из-за своих чувств и тщательно их скрывали. Им казалось, что они мучаются вполне достаточно, но на вторые сутки пути убедились, что это не так.       Холмистая местность осталась позади, дорога спускалась в долину и хорошо просматривалась на много километров вперед. Шиноби увидели отряд из трех человек, передвигающихся со скоростью ниндзя. Неджи использовал бьякуган.       — Это шиноби Звездопада, — сообщил он.       — Каоро, вы отправляли из Рюсона отчет в Звездопад? — спросила Кенара своего чунина.       — Да.       — Тогда, может быть, это отряд поддержки. Или просто другая миссия. Остановимся пока.       — Это отряд поддержки, — сказал Неджи, отменяя особое зрение. — Командир — твой муж. — Он отвернулся и отошел на несколько шагов, делая вид, что поправляет ремни.       Кенара осталась стоять как вкопанная с окаменевшим выражением лица, неотрывно следя взглядом за приближающимися шиноби. Больше всего на свете ей хотелось уйти под землю и остаться там навсегда.       Хьюга был командиром отряда, так что ему пришлось взять себя в руки и выйти на пару шагов вперед, встречая шиноби дружественной деревни. Ио Номика остановился в конце длинного прыжка рядом с ним и поклонился.       — Неджи-сан, приветствую! Мы получили сообщение о вашем столкновении с нукенинами. Я вижу, обошлось без жертв? — Номика окинул взглядом отряд и слегка улыбнулся Кенаре и своим чунинам.       — Да, — ответил Неджи, не сразу сообразив, что говорит, и, перебивая сам себя, добавил: — Отряд АНБУ из трех человек был уничтожен противником. Мы настигли нукенинов почти на границе Страны Медведя.       — Кто это был?       — Отступники S-ранга из Страны Тумана, Поджигатели.       Номика вздрогнул и посмотрел на Кенару. В его глазах промелькнул страх за нее.       — С вашего разрешения, мы сопроводим вас, — сказал он.       — Спустимся в долину и разобьем лагерь, — ответил Неджи.       Оба отряда двинулись вперед. Номика немного отстал, чтобы поравняться с Кенарой, и с мягкой улыбкой быстро пожал ее руку. В сгущающихся сумерках он не увидел, как лицо куноичи залилось краской. Номика был таким ласковым, родным человеком, что ненависть к себе вспыхнула в ней с новой силой.       — Как Сейджин? — спросила она.       — С Нинаки. Занят тренировками с утра до вечера, в точности как его мама в таком же возрасте.       Разбили лагерь, пару человек отрядили за хворостом в ближайшую рощицу. Здесь стоял навес и были разложены бревна вокруг сложенного из камней очага: в этом месте часто останавливались обозы. Кенара села и выпила разом почти всю воду из своей фляги. К ней подошел Неджи и сказал:       — Я так понимаю, что после развилки вы и ваши люди отправитесь в Звездопад?       — Да, если мы не нужны в Конохе.       — Мне нужен будет твой отчет о миссии сопровождения для Хокаге. А для АНБУ — отчет о преследовании и столкновении с отступниками.       — Отправить его из Звездопада или написать заранее?       — Как хочешь.       К ним подошел Номика и подал Кенаре свою флягу. Ему было неудобно садиться первым и разговаривать, глядя на Неджи-сана снизу вверх, так что он ждал, пока Хьюга усядется. Однако Неджи оставался на ногах.       Номика попросил обоих джонинов рассказать об их столкновении с отступниками.       — Всем не терпится это узнать, а ваши чунины как будто не в курсе дела.       Действительно, до сих пор джонины крайне скупо отвечали на вопросы своих людей. Так получилось, что ребята из обоих отрядов уже расселись на бревнах и, занимаясь разведением огня или ужиная, прислушивались к словам Номики.       — Расскажи им, — бросил Неджи, взглянув на Кенару, а сам отошел в сторону и нашел себе место где-то в тени, подальше от костра.       В этот момент ярче вспыхнул огонь, осветив смутившуюся куноичи, она увидела обращенные к ней лица, полные любопытства, и поняла, что на этот раз напарник бросил ее одну в трудную минуту. Что ж, как могла, она рассказала: коротко, серьезно и без особых эмоций, словно отчитывалась о миссии. В такой интерпретации их поступок не выглядел чем-то героическим, так что Неджи, внимательно прислушивающийся к ее голосу, остался в целом доволен. По скромности своей Кенара едва было не отвела ему главное место в этой истории, но так боялась слишком часто упоминать его имя, что, в общем-то, повествование получилось справедливым и не грешило против истины. Впечатленные чунины еще долго возбужденно обсуждали подробности произошедшего и не могли уснуть. Они были в восторге от действий джонинов. Номика вздыхал. Он отдал бы все на свете, кроме сына, чтобы быть рядом с Кенарой в те дни. Поддавшись порыву, он встал, подошел к Неджи и протянул ему руку.       — Спасибо вам!       Хьюга с удивлением посмотрел на его руку.       — Но вы внимательно слушали? Мои решения чуть не стоили жизни нам обоим. Как джонин вы не могли не заметить моих ошибок.       Номика мотнул головой.       — Ситуация была сложной. Я благодарен вам за то, что вы сражались плечом к плечу с Кенарой и рисковали жизнью, чтобы ее защитить.       — Это было взаимно, — выдавил из себя Неджи и, не желая нанести Номике тяжкое оскорбление, пожал его руку.       Ио Номика улыбнулся. У него было обаятельное лицо и очень красивые светло-зеленые глаза, особенно яркие по контрасту с черными ресницами и смуглой кожей. Неджи почему-то подумал о том, какое впечатление это лицо производило на Кенару. Конечно, такой человек не мог не нравиться!       Кенара, не в силах наблюдать развернувшуюся перед ней картину, вскочила, как подброшенная пружиной, и убежала, чтобы пройтись под сенью деревьев. Ничего более постыдного, чем столкновение ее законного мужа с человеком, которого она посмела полюбить, она не могла себе представить! Хуже было бы, если б только они решили подружиться, но к счастью, если Номика и был готов проявить известное дружелюбие, Неджи оказался не способен лицемерить и всячески его избегал.       Кенара улеглась спать между Джи-Джи и Митаке, девушкой из отряда мужа, укрывшись в этом спасительном безопасном пространстве от всех проблем хотя бы на время.       Ночь выдалась морозной, и к рассвету навес, палатки, сухая трава — все было покрыто инеем. Поднялись еще затемно, и в течение часа продолжалась суета, обычная при таком большом количестве шиноби, путешествующих в мирное время: качали воду из колодца, умывались, обливались, грели чай, завтракали, перекидывались шутками или замечаниями. Бледная куноичи с тенями под глазами забилась в уголок между двумя девушками, чтобы с ней не заговаривал никто из мужчин, и делала вид, что принимает участие в их болтовне.       Номика ходил по лагерю, подгоняя и подбадривая всех чунинов Звездопада и умудряясь обменяться несколькими словами даже с чунинами Листа, которых вовсе не знал. Таким образом, он пропустил завтрак. Неджи еще час назад отдал все необходимые приказы и был уверен, что его люди выдвинутся в путь в восемь часов утра, даже если он вообще больше не пошевелится. Он сел к костру одним из последних, согрел чай в глиняном стакане и раскидал догорающие угли. Увидев краем глаза, что от колодца со своим стаканом к нему направляется Номика, Неджи быстро вылил чай на угли, избавляясь от остатков жара, так что на пепелище костра уже ничего нельзя было подогреть как следует. Джонин Звездопада подошел, посмотрел в очаг и улыбнулся.       — Хотел попить чая, но, похоже, не успел, — сказал он, не теряя хорошего расположения духа. Ему, естественно, в голову не могло прийти, что Хьюга сделал это специально.       — Какая жалость, — произнес Неджи, ненавидя себя за это.       Ковыряя сучком черную жижу, сгорая от стыда, он мысленно обругал себя. Что за глупый, мелочный поступок! Вспоминая одну из тем последнего разговора с Кенарой, он не мог не подумать о том, что люди проявляют свои истинную сущность, не только приобретая что-то, но и теряя.       «Стало быть, я теперь негодяй?» — с горечью спрашивал себя Неджи. Он дал слово вести себя достойно, но сдержать его оказалось не так просто: чем дружелюбнее обращался с ним Номика, тем больше вызывал у него раздражения. Еще почти двое суток оставалось терпеть общество шиноби Звездопада, затем их дороги расходились и каждый отряд должен был отправиться в собственную деревню.       В течение следующих двух дней мало что изменилось: чунины общались, строя дружеские и не только дружеские отношения, обменивались опытом, устраивали карточные чемпионаты, мерились количеством удачных миссий; Кенара избегала всех, кроме Джи-Джи и Митаке; Номика и Неджи держались в рамках вежливости. Номика не пытался навязывать свое общество, хотя ощущал симпатию к джонину Листа. Он был чутким человеком и понимал, что не является желанным собеседником. Причину он видел не в себе, ведь Неджи ни с кем особо не заговаривал без необходимости, скорее, в складе характера молодого командира. Когда-то ранее Номика уже слышал, что Хьюга Неджи требователен, строг и не очень приятен как человек. Похоже, эти слухи не были совсем уж лишены оснований. Даже с Кенарой, с которой он прошел огонь и воду, Неджи не обменялся почти ни единым словом, за исключением короткого обсуждения отчетности. То, что Кенара вела себя сдержанно с мужем, которого давно не видела, Номика объяснял ее профессионализмом и даже гордился ею. Другое поведение в сложившихся условиях, пожалуй, было бы некорректным. Таким образом, он оправдывал обоих и не видел в их поступках ничего неестественного.       Хьюга Неджи выковывался заново как личность. Парадоксально, но его жизнь, полная тренировок, миссий, походов, столкновений, боев, оказывается, была тихой гаванью, в которой он чувствовал себя вполне уютно, не имея отношения к безумствам, творившимся за ее пределами. Он был уверен, что проверяет себя на прочность каждый день, и позабыл главное правило: тело привыкает к нагрузкам. Так же и личность его, сталкиваясь с решением одних и тех же проблем, перестала меняться. Чего Неджи о себе не знал? Ему было хорошо известно, как он ощущает и ведет себя в экстремальных ситуациях, в пылу схватки или на поле боя. Он мог побороть свои страхи и сомнения, когда дело касалось сражения. Защищал своих людей и не раз рисковал собственной жизнью. Неджи привык считать себя хорошим шиноби и мужественным человеком, не лишенным понятий о чести и совести.       И вот теперь, столкнувшись с чем-то совершенно чуждым, он растерялся. Неджи привык подавлять свои эмоции — теперь он не мог их подавить. Привык владеть собой — теперь он не владел собой. Привык жить по установленным правилам — теперь сам нарушал их. Старый мир рушился, новый не мог быть обретен. Неджи не узнавал самого себя. Единственное, что не было зыбким, что составляло его опору кроме горячей любви, это жгучая ненависть. Невозможно было понять, кого он ненавидит: себя, ее, ее мужа… Неджи думал, что ненавидит Номику. Он думал о том, что мог бы его убить, если бы вызвал на поединок, но это были бесплодные мысли, рожденные бессилием. Разве мог он позволить себе так поступить? Тем более что в своем ослеплении не мог толком понять собственных желаний.       Это было унизительно, но он сравнивал себя с Номикой. Сравнивал в свою пользу, не желая признавать его человеческих качеств, о которых упоминала Кенара, или тех, проявление которых он сам наблюдал. Номика был старше на двенадцать лет. Сколько ему? Тридцать семь? Разве это не возраст увядания (пусть даже по виду ему лет тридцать)? Это дурацкое обаяние, наверное, рожденное желанием всем нравиться… Наивный романтизм, который стоило бы оставить в раннем детстве… Открытость как попытка заполнить внутреннюю пустоту легковесным общением… Все такое раздражающее, отталкивающее! В этот момент совесть подавала признаки жизни и робко шептала, что Ио Номика — хороший человек, и это настолько очевидно, что только крайне негативно настроенный и лишенный объективности наблюдатель может пытаться оспорить это.       Неджи сдался. Собрав волю и остатки объективности в кулак, призвав внутреннее чувство справедливости, он признался себе кое-как, что, возможно, ее муж не так уж плох. И все-таки он не Неджи. А именно его, со всеми его недостатками, Кенара по-настоящему полюбила — это не подлежало сомнению, это он чувствовал безошибочно.              Наконец отряд достиг развилки дороги: к северу она вела в Коноху, к югу — в Деревню Звездопада. Шиноби двух деревень прощались друг с другом, обмениваясь обещаниями увидеться вновь. Реза и Каоро обнялись.       — Держи, — сказал Каоро, подавая товарищу колоду «Пути ниндзя», — это моя счастливая. Я с ней почти не проигрываю — ну, ты знаешь.       — Знаю, — рассмеялся Реза, припоминая, как несколько раз в самом начале поддавался ему, чтобы разрядить обстановку в отряде. — Спасибо.       Джи-Джи, за которой еще в Стране Волн пытался приволокнуться Каоро (но променял ее на азарт и друга), была совершенно влюблена в Торойю, оказавшегося чуть менее застенчивым, чем всем представлялось. Она подала ему письмо, написанное накануне, и сказала, что будет ждать ответа. Торойя покраснел, отчего сделался еще красивее, и прошептал ей на ухо почти все, что думал, получив в награду поцелуй.       Кенара подошла к Неджи, стоявшему в отдалении позади всех остальных шиноби Листа. Она подала ему руку, будучи не в силах облечь свои мысли в слова. Неджи не дотронулся до нее, ответив лишь своим горящим взглядом. Невозможно было понять, о чем он думал, ясно было лишь, что его обуревают сильные и противоречивые чувства.       — Не пожмешь мне руку? — слегка побледнев, спросила Кенара.       Неджи ответил не сразу.       — Если я возьму ее, то уже не отпущу, и тогда даже твой муж что-то заподозрит, — наконец сказал он.       Куноичи опустила руку и с трудом заставила себя произнести:       — Может быть, в следующий раз мы встретимся как друзья, преодолев наши слабости, став сильнее?       — Ты этого хочешь?       — Да.       — А я не уверен, что хочу именно этого.       Так они разошлись, не найдя в себе силы сказать друг другу «прощай».       Когда шиноби Звездопада двинулись в путь, Номика, наблюдавший эту сцену издалека, спросил:       — Почему Неджи-сан отказался пожать твою руку?       — Неджи-сан не очень общительный человек, — с трудом ответила Кенара, — такой знак внимания с моей стороны мог показаться ему неуместным.       — Странно, что после всего вы не подружились, — с сожалением заметил Номика.       — Да, странно, — ответила куноичи и, желая прекратить пытку этим разговором, поспешила сменить тему, начав подробно расспрашивать о занятиях и настроениях сына.              В Деревне Звездопада шел дождь. Черные клены уныло стояли вдоль улиц, роняя влагу с голых ветвей. Распустив чунинов по домам, Кенара и Номика побежали в Ратушу, прячась от ненастья под плащами с капюшоном. Доложив об окончании миссии Старейшине Инари, они задержались в ее кабинете. Номика отвечал на вопросы, а Кенара, пережидая дождь, села составлять отчет. Она провозилась около двух часов. К этому времени разговор между ее тетей и мужем исчерпал себя, Инари перебирала свои бумаги, а ее зять стоял у окна и пытался разглядеть улицу за плотной пеленой дождя.       Покончив с делами, но так и не дождавшись затишья, супруги поспешили в Особняк Масари, чтобы забрать сына домой. Едва хлопнула входная дверь, как мальчик оказался тут как тут и с криками: «Мама! Папа!» — обнял сначала Кенару, а потом бросился Номике на шею и так и остался на нем висеть. Куноичи не могла не улыбаться, глядя на сына. Он весь был таким ладным, таким крепким… Сейджин опережал в развитии своих сверстников: был выше и умнее большинства мальчиков своего возраста. Ему шел седьмой год. Его волосы были цветом как у матери, пепельно-русые, но жесткие, как у отца. И глаза получились как у Номики: светло-зеленые, почти бирюзовые, под темными бровями и в обрамлении темных ресниц. От этого сходство между отцом и сыном бросалось в глаза, хотя характер его, как утверждали родственники, напоминал скорее Кенару.       — Дай-ка, я сниму плащ, — сказал Номика. — Ну вот, а теперь расскажи мне все.       — Вообще все? — серьезно спросил Сейджин.       — Конечно. Что я пропустил?       Мальчик повел отца на диван, даже не дав ему умыться и отдохнуть с дороги, сел рядом с ним, взяв его за руку, и начал рассказывать о том, как занимался и сломал обруч. Одна перчатка у него совсем протерлась, так что он решил, что левую руку нагружает меньше, чем правую, и занимался целый день только левой рукой. Сейджин хотел, чтобы левая перчатка протерлась, как правая, но у него так и не получилось. В конце он решил, что это глупая затея, но было уже поздно: на следующий день рука болела и он не мог ей пошевелить.       — Представляешь, даже пальцами шевелить было больно! — Глаза Сейджина сверкали.       — Ого! Сейчас-то шевелится? Пошевели обеими руками. Смотри-ка, пальцы на левой быстрее дергаются!       — Не издевайся, пап…       Кенара стояла, опираясь плечом о стену, и с нежной улыбкой слушала, как они болтали эти милые глупости, которые для них двоих имели большое значение. С самого начала она уступала Номике место возле сына, потому что ему это было так важно. Почему-то Кенара не ревновала, даже испытывала некоторое облегчение, ведь он, конечно, намного лучше со всем справлялся, чем справилась бы она. Куноичи вдруг подумала о том, что могла не вернуться, если бы нукенины одержали верх, но это не было бы так страшно. Не зря она сказала тогда, что о Сейджине есть кому позаботиться — это была правда. Ее вдруг поразила мысль о том, что она уже ни для кого не является главным человеком в жизни. Когда-то она была таковой для Номики, но теперь большая часть его сердца принадлежала, конечно, сыну, а сын больше всех на свете любил отца. Глупые, эгоистические мысли! Кенара хмыкнула.       «Дурацкая привычка, — подумала она, — надо избавляться от нее».              В окрестностях Звездопада надолго зарядили дожди. То это были шумные ливни, то ленивые редкие капли, а то и морось. Как-то на исходе ноября Кенару вызвали к Старейшине.       — Я получила письмо из Конохи, — сказала Инари. Она сидела очень прямо на своем стуле и задумчиво терла переносицу. — Секретарь Хокаге пишет, что тебя рекомендовали в спец отряд АНБУ по розыску отступников. В свете недавних событий в Деревне Листа решили закрыть глаза на недостаточное количество миссий в твоем послужном списке и не подвергать сомнению твою компетенцию и способности. Ах да, рекомендация была от Хьюга Неджи.       Кенара продолжала стоять, скрестив руки, с прежним серьезным выражением лица и непроницаемым взглядом. Инари-сан внимательно посмотрела на нее и продолжила:       — Хорошо, что ты произвела благоприятное впечатление на одного из выдающихся Хьюга. Полезное знакомство. Жаль, что предложение Хокаге придется отклонить, но я надеюсь, сотрудничество с Листом от этого не пострадает.       Кенара побледнела. Конечно, это предложение невозможно было принять. Служба в РЗО? Это означало покинуть дом и семью, перебраться в Коноху, почти все время проводить на миссиях, крайне опасных миссиях. Постоянно рисковать собственной жизнью. Возможно, пропадать неделями и месяцами, просиживая в засадах, путешествуя по другим странам и даже вражеским территориям. Этот вид деятельности был не совместим с семьей. Тем не менее это было то, о чем она мечтала.       У куноичи перехватило горло.       — Ты ответишь на письмо? — спросила она тетю.       — Да, конечно. Сформулирую вежливый отказ. Торопишься?       — Если я больше не нужна…       Инари отпустила ее, слишком занятая своими мыслями, чтобы заметить, что в глазах племянницы стояли слезы.       Кенара выскочила в коридор, быстро отирая лицо руками и злясь на себя. Невозможно было оставаться на одном месте — она побежала. Куноичи выбежала на улицу и помчалась, разгоняясь все быстрее, сама не зная куда. Ей хотелось нестись вперед, пока она не станет ветром.       Что чувствует человек, когда на пути к его мечте стоит что-то важное, дорогое? То, чем он не в состоянии пожертвовать, то, что он не может и не хочет обойти? Такую же безысходность, как и человек, чья мечта попросту неосуществима, но намного большую горечь и тоску от того, что мечта осуществима, но слишком дорогой ценой!       Ей никогда не стать по-настоящему сильным шиноби. Погоня, сражение, столкновение с мощным врагом… Никогда больше этого не будет, не повторится такой случайности, как на миссии сопровождения Куробосу. Бой с Рагной и Сабато — это ее потолок. Единственное испытание способностей за всю ее жизнь после окончания войны. Пора признать: все зря. Тренировки, старания, борьба с собой. У нее не будет достойной цели; какой бы сильной она ни стала, ей некуда будет приложить эти силы. Жизнь ее не имеет смысла. Она так и останется шиноби средней руки без возможности проверить и проявить себя. Как у ниндзя у нее нет будущего!       Все эти отрывочные мысли проносились в ее голове, пока она не обнаружила, что прибежала к сопке Юяке. Прислонившись к ней, Кенара стояла и плакала под дождем от обиды, от безнадежности. Она даже не могла жалеть о своем решении создать семью, ведь это означало жалеть о рождении Сейджина! Кенара не была на такое способна, она очень любила сына. Но все же ее родная деревня, ее семья стали для нее пленом, оковами, — нежными, милыми сердцу, и оттого еще более нестерпимыми, так как их не только нельзя было скинуть, но даже желать их скинуть было бы противоестественно. Почему то, что она любит больше всего на свете, всегда так больно ранит ее?! Наверное, тетя права: с ней что-то не так.       Вспомнилось, как больше трех недель назад, в тот самый день, в разгар боя Кенара стояла на краю плато и всем телом ощущала ветер. Перед ней расстилались холмы, огромное, безграничное пространство небесной выси. Тогда она не боялась умереть. Ей казалось, что, умерев, она станет ветром и обретет свободу. Теперь же на ее плечи опустились годы жизни — обычной, серой жизни, которую она не хотела, но почему-то выбрала по глупости и неопытности, и не могла отказаться от нее, так как в эту жизнь вплетались бесконечно дорогие ей люди. Она сама, своими руками лишила себя единственной мечты, ради которой существовала…       Снова подумав о том, как близко от ее лица порхнула эта мечта, словно насмехаясь над ней, Кенара застонала от боли, а потом, поддавшись ярости, размахнулась и изо всех сил ударила кулаком в скалу. Чакра облекла ее руку в каменную броню, не дав сломать кости. Кулак смял породу, и от этого места разбежались глубокие трещины, с выступа вверху посыпались камни и песок. Куноичи смотрела на дело своих рук, прикрывая глаза ладонью от дождя. Она вспомнила вдруг, что именно здесь Номика признался ей в любви. Или она ему призналась — воспоминания были смутными.       Только ребенок мог принять ту нежную привязанность за настоящую любовь. Впрочем, что считать любовью? Кенара любила Номику. Но то ощущение абсолютного счастья… нет, она дала слово не думать об этом! Странное ощущение какого-то сцепления, а еще… Словно в мире, до сих пор вращавшемся вокруг нее, стало два центра. И если бы она только разрешила себе думать о нем, она думала бы о нем все время: где он, что с ним, — ведь это второй центр ее мира. А семья? Семья просто часть ее самой.       — Это неправильно, — произнесла Кенара. Губы ее посинели от холода, но она даже не пыталась согревать себя чакрой. — Так не должно быть!       Но что можно сделать, когда все твои надежды рушатся? Когда твоя жизнь не подходит тебе или ты не подходишь ей?       — Просто держать свое слово. Я буду держать свое слово! — выпалила Кенара, отирая воду с лица. — Это все, что я могу.       И она сдержала слово. Ей пришлось вырезать из памяти самый драгоценный кусок и делать вид, что его не было. Со стороны казалось, что Кенара не любит вспоминать ту миссию и бой с нукенинами, сотрудничество и путешествие к Стране Медведя с одним из Хьюга. Номика объяснял это тем, что к ее чувствам примешивалась жалость к молодым отступникам. Возможно, она не хотела их убивать, но так получилось. И тот факт, что сложившаяся ситуация виделась посторонним как геройский поступок, мог только усугублять ее муки совести.       Он так беспокоился о жене, так скучал по ней, а она к нему охладела. Может, он и заподозрил бы ее в симпатии к напарнику, но при одном упоминании имени Хьюга Неджи Кенара превращалась в хмурую тучу. Номика о многом передумал за долгие зимние месяцы, только не подавал виду, внешне сохраняя привычную жизнерадостность. Но даже его жизнерадостность постепенно угасала оттого, что он чувствовал себя нелюбимым и нежеланным.              — О, привет, Неджи! — Шикамару подошел к стеллажу с документами, выдвинул ящик, положил папку на место и повернулся к джонину.       Хьюга копался в личных делах Звездопада.       — Привет, — ответил он, не поднимая головы.       — Поздравляю с удачей. Помнится, кто-то сетовал на скуку миссий сопровождения, на этот раз худшие твои ожидания не оправдались, как я понимаю?       Неджи посмотрел на Шикамару.       — Все мои ожидания, какими бы они ни были, не оправдались, — спокойно ответил он. — Это все копии отчетов, которые у нас имеются?       — Чья папка? А, Масари. Да, тут все отчеты по совместным миссиям с Листом.       — Мы можем запрашивать отчеты по миссиям Звездопада?       — Ну… Запрос-то сделать можно, но нужны какие-то основания. Что-то случилось? — Шикамару с интересом посмотрел на папку в руках джонина. — Подозреваешь ее в чем-то? Вроде вы сработались?       — Сработались, да, — сухо ответил Неджи. — Хотел порекомендовать эту куноичи в РЗО.       Этим все объяснялось: Хьюга подходил ответственно к подбору кадров, как, в общем-то, и ко всем остальным своим обязанностям.       — Почему бы нет, история с Поджигателями уже передается из уст в уста. — Шикамару усмехнулся. И как это некоторые умудряются геройствовать на ровном месте? Впрочем, улыбка быстро сбежала с его лица: он вспомнил о погибших АНБУ. — Ну ладно, будешь уходить, не забудь запереть тут все. Хотя тебе-то я зачем это говорю? Уйти не забудь.       Неджи не улыбнулся на эту шутку. Со дня своего возвращения в деревню в свободное время он наведывался в это хранилище, чтобы читать все отчеты, которые хоть как-то были связаны с Масари Кенарой, проводя здесь больше времени, чем если бы был секретарем или делопроизводителем. Хорошо, что за ним закрепилась репутация дотошного джонина, — это избавляло от необходимости постоянно оправдываться. Оправдаться перед собой было несколько сложнее. Зачем он собирал эту информацию? Что она могла ему дать? Разве только ощущение не до конца разорванной связи. А еще в личном деле была ее фотография.       Изучив все доступные бумаги, Неджи перешел на книги о Деревне Звездопада: поэмы, исторические очерки, повести о шести кланах, — но и эта литература исчерпала себя в течение двух недель. Потом ему пришлось взять отпуск — впервые за три года, — но не для того, чтобы дать себе время пострадать, а потому что он не мог сосредоточиться и опасался провалить какую-нибудь миссию.       «Хьюга Неджи взял отпуск», — с такими словами вместо обычного приветствия вошел Шикамару в кабинет Шестого Хокаге. Какаши удивленно поднял брови.       «Кстати, Неджи взял отпуск», — обронил он в беседе с Узумаки Наруто.       — Ого! — ответил Наруто. И вечером, ужиная у себя дома, сообщил Хинате:       — Представляешь, Неджи взял отпуск!       Дальше Хинаты эта новость как-то не пошла, впрочем, если бы Неджи подозревал, что его личные дела так активно обсуждаются, может, и не брал бы никаких отгулов.              Он лежал на диване в комнате со створками, распахнутыми во внутренний дворик. Было прохладно, но с улицы приятно пахло дождем. Неджи читал, на этот раз «Яды и противоядия», и, так как на нем были лишь брюки и майка, уже давно подумывал сходить за пледом, но никак не мог оторваться от книжки. Дело было вовсе не в увлекательном описании воздействия токсинов на человеческий организм — он уже полчаса скользил взглядом по одной и той же странице, — а в мыслях, которые унесли его довольно далеко от дивана, комнаты и вообще квартала Хьюга.       Дождь напомнил ему о техниках Рагны. Начав думать о схватке с нукенинами, Неджи уже не мог остановиться. Он думал о том, что, будь у него другой напарник, исход боя мог бы оказаться совсем иным — для всех его участников.       В этот момент во входную дверь постучали. Неджи встал, снял с вешалки рубашку, натянул ее и пошел открывать.       — Хината…       — Братец Неджи! — Девушка ласково улыбнулась.       По его приглашению она прошла в комнату и присела на диванчик.       — Хочешь чего-нибудь?       — Нет, спасибо.       — Я тоже ничего не хочу, — произнес Неджи. Он хмурился и, похоже, думал о чем-то своем.       — Мы с Наруто приглашаем тебя на ужин в субботу. Будут Ханаби, Конохомару и Кэзуми с братом и его женой.       Неджи хмыкнул.       — Предполагается, что мы с Кэзуми тоже составим пару?       Хината немного смутилась.       — Ты же знаешь, что я не специально это делаю. Мы родственники, и она лучшая подруга Ханаби.       — Что не мешает вам с Наруто мысленно нас сосватать. Я это заметил еще летом, просто не хотел заставлять тебя испытывать неловкость. Жаль, что вы не столь деликатны со мной.       Хината вздохнула. Она не хотела выдавать младшую сестру и рассказывать, что все делалось в соответствии с хитрым планом Ханаби.       Неджи знал, насколько Хината чувствительна к упрекам, и в следующую секунду пожалел о своих словах.       — Это было несправедливо, прости. — Он поднялся и отошел к раздвинутым створкам, вдыхая свежий воздух. — Знаешь, я думаю, что люди должны очень ответственно подходить к выбору спутника жизни. Любые отношения — даже самые мимолетные — могут перерасти в долгосрочные обязательства при определенном стечении обстоятельств. Я понимаю, каков расчет: красота, легкий нрав, приветливость — все это должно казаться необходимыми качествами при осуществлении выбора, особенно если выбор за тебя делают другие. Но этого недостаточно. Связав себя с кем-то, не имея для этого достаточно веских причин, можно однажды пожалеть.       Хината удивленно смотрела Неджи в спину. Ей слышалась горечь в его словах.       — Ты всегда поступала правильно, — сказал он, обернувшись и глядя ей в глаза. — Ты вышла замуж за человека, которого любила больше жизни. Ждала, когда он обратит на тебя внимание и надеялась на лучшее, несмотря ни на что. Хината, как бы ты поступала, если бы у тебя не было надежды?       Куноичи опустила глаза.       — Не говори так, братец, мне становится не по себе.       — Я говорил не о смерти.       Хината удивленно посмотрела на него.       — Но о чем тогда?       Неджи вздохнул.       — Тебе не холодно? — Не дожидаясь ответа, он прикрыл створки и вернулся на диван. — Если ты хочешь, чтобы твои подруги были счастливы, пожалуйста, не своди их со мной. В последнее время я думал о том, что мне нечего предложить разумной, уважающей себя женщине. Пока у меня есть это, — Неджи коснулся печати на лбу, — и я не могу в полной мере распоряжаться собственной жизнью, как я могу нести ответственность за свою семью? Пожалуйста, не отводи глаза, ты знаешь, что я не виню тебя, — нетерпеливо сказал Неджи. — Тем не менее я лишен права принимать решения, а значит, лишен права определять судьбу тех, кто будет со мной связан.       — Если бы все так рассуждали, братец, то наш клан бы вымер.       — Если бы все так рассуждали, эту позорную практику уже давно пришлось бы отменить! Но я не политику клана собирался обсуждать, я еще не все сказал по предыдущей теме.       Хината молчала, готовая выслушать все, чем он захочет поделиться. Так иногда бывало: он говорил с ней, желая высказаться и не ожидая ответов на свои вопросы — за исключением тех случаев, когда задавал их целенаправленно. Она не была болтливой и никогда по-настоящему его не осуждала.       — Пытаясь представить себя в качестве главы семьи, я постоянно видел перед глазами пример дяди Хиаши. Но, хотя я бесконечно уважаю его и это даже не требует пояснений, я не хотел бы следовать такому примеру. В достаточной мере испытав на себе жесткость и порой даже несправедливость его методов управления кланом, я не мог не избрать для себя другой путь. — Неджи откинулся на спинку дивана и скрестил руки на груди. — Вопрос лишь в том, насколько он мне по силам.       Глаза Хинаты были уже почти совсем круглыми от удивления. Она не могла поверить в то, что слышала: неужели Неджи рассуждал о себе как о муже, об отце? Это было так странно, что куноичи боялась сказать хоть слово до того, как ситуация окончательно прояснится.       — Знаешь, — задумчиво произнес Неджи, — мне кажется, я мог бы жениться на такой девушке, как ты, потому что ты очень хороший человек и меня восхищают твои душевные качества. Видимо, именно из таких соображений… — Он запнулся, вспомнив, что рассуждает вслух. — В общем, это стало бы большой ошибкой.       Хината в этот момент вздохнула про себя и подумала, что ни за что не вышла бы замуж за такого человека — при всей любви и уважении к нему. Он, сам того не понимая, мучил бы ее до конца дней своим нелегким характером и постоянной внутренней борьбой. Более того, ее природные мягкость и податливость способствовали бы развитию худших сторон его личности, он стал бы более придирчивым, властным и даже вредным. Хината стремилась к миру и гармонии — Неджи жаждал борьбы. Любя его, для его же блага она желала ему встретить ту, что будет иметь собственное мнение по всем вопросам, твердость и некоторое упрямство. Это должна была быть также весьма неглупая девушка, чтобы мнение ее имело ценность и давало пищу для размышления уму Неджи. И при этом похожая на него в главном. Слишком много условий! Увы, Кэзуми не подходила под это описание. Если задуматься, то никто из знакомых ей девушек не подходил!       — Братец Неджи, ты говоришь о таких серьезных вещах, — произнесла она. — Что заставило тебя о них задуматься?       — Некоторые люди… и обстоятельства, — неохотно ответил Неджи.       Хината подвинулась на краешек дивана, словно собиралась встать с него, и сказала:       — Если ты захочешь рассказать мне, я с радостью тебя выслушаю.       — Уходишь?       — Пора укладывать Химавари спать. До свидания, братец.       — Спасибо, что потратила ради меня целое утро зря.       Хината улыбнулась.       — Так ты придешь в субботу?       — Да, если обещаешь посадить меня между Ханаби и Конохамару.       — Ханаби мне этого не простит…       — Она не такая злопамятная, как я.       Неджи переоделся в черный кейкоги и решил позаниматься дома. Конечно, его комната для тренировок была не так хорошо оборудована, как, например, у Тен-Тен, и совершенно не могла сравниться с тем, что устроил у себя Ли, но все-таки в ней можно было провести с пользой два-три часа.       Однако на этот раз физические нагрузки не смогли отвлечь его от болезненных размышлений. Неджи не знал, что больнее: вспоминать все время Кенару или запрещать себе о ней вспоминать. Даже стараясь судить объективно, он все равно приходил к выводу, что ему нужна именно она. Их совместную жизнь он представлял, основываясь на времени, проведенном с Кенарой вместе. В тихие дни им было бы так же спокойно и приятно, как тогда, когда они шли по следам нукенинов. Сложности и препятствия они преодолевали бы плечом к плечу, как во время сражения с Рагной и Сабато. Именно это ему было нужно: женщина, способная разделять с ним ответственность и принимать самостоятельные решения. Та, кого он мог бы уважать, на кого мог положиться. Тогда, даже если бы ему пришлось умереть молодым, его дети остались бы в надежных руках, его семья не лишилась бы опоры. Он хорошо запомнил это чувство: когда его товарищ ни в чем не уступал ему, сражаясь с ним на равных. Товарищ, который при этом был красивой девушкой. Какое редкое сочетание!       Неджи встал под душ и включил ледяную воду. Да, это было бы абсолютное счастье, и, наверное, поэтому ему не суждено сбыться. У Кенары уже есть семья. А что касается его самого, то он вполне доказал в разговоре с Хинатой, что не достоин быть ни отцом, ни мужем. Значит, никакой проблемы нет, за исключением его чувств, от которых наверняка со временем можно как-то избавиться. Но даже тогда жизнь не станет прежней: он не забудет, что потерял. И это желание… страстное желание разделить свою жизнь с другим человеком, раз появившись, может уже не исчезнуть никогда.       Она сказала тогда: «Может быть, в следующий раз мы встретимся как друзья, преодолев наши слабости, став сильнее». Как бы он хотел вернуться в тот день! Увидеть ее, дотронуться до нее в последний раз… Вряд ли они когда-нибудь встретятся: по ее отказу вступить в РЗО он заключил, что теперь она наверняка будет избегать встречи с ним. Он же не настолько безумен, чтобы самому к ней прибежать! Хотя Деревня Звездопада всего в трех днях пути отсюда… Оказывается, и от гордости есть какая-то польза: она помогает воздерживаться от некоторых безумных поступков. А если Кенара перестанет его избегать и они встретятся, это будет означать, что она преодолела свои чувства к нему. Неджи должен был желать ей добра, должен был желать ей забыть о нем, но не мог. В глубине души он хотел, чтобы Кенара любила его и мучилась, как он сам. И даже хуже, ведь он свободен, а она — нет.       «Свободен...» — Неджи хмыкнул. Никто из них не свободен по-настоящему.              В субботу подморозило и пошел снег. Неджи и Кэзуми вместе возвращались в квартал Хьюга. Девушка поскользнулась пару раз, так что он взял ее под руку. Она улыбалась своей неловкости и искоса посматривала на Неджи из-под длинных ресниц. Кэзуми была куноичи; как все Хьюга, имела бьякуган, но пользовалась в основном медицинскими техниками и работала в больнице Конохи. Она была красивой девушкой, с нежной белой кожей и копной каштановых волос. Когда Кэзуми улыбалась, на щеках ее играли ямочки.       — Спасибо, что провожаешь меня, Неджи.       — Мы живем на одной улице.       Куноичи тихонько рассмеялась.       — Да, правда, но я имела в виду, что ты не даешь мне упасть. Честно признаюсь, я рада, что Ханаби задержалась у сестры и мы пошли вдвоем.       Неджи хмыкнул.       — У Ханаби не было никакой необходимости задерживаться. Кэзуми, неужели ты не чувствуешь себя униженной из-за всех этих уловок?       Девушка остановилась и покраснела.       — Теперь чувствую, — тихо сказала она. — Неджи, это неблагородно — замечать девичьи хитрости, направленные только на то, чтобы побыть с тобой немного.       — Да? В таком случае, у нас разные представления о благородстве, — сухо ответил он.       Кэзуми крепче схватилась за его локоть.       — О, нет, пожалуйста, только не говори со мной таким тоном! Я все испортила?       — Почему же? Я предпочитаю правду, даже если она мне не по вкусу. Не надо подстраиваться под мои настроения — оставайся верной себе.       Куноичи несколько растерялась. Молодые люди пошли дальше.       — Боюсь, что тогда ты не найдешь во мне ничего особенного, — тихо сказала она.       — Вот сейчас ты мне нравишься больше, — заметил Неджи, а потом подумал, что надо, пожалуй, быть поосторожнее в выражениях.       Сердце Кэзуми забилось быстрее.       — Правда?       — Это просто слова, — устало ответил Хьюга.       Ему вспомнилось, как он сражался с Хинатой десять лет тому назад на первом экзамене на чунина. Какой жалкой она казалась! Он мог убить ее, он даже хотел убить ее, обуреваемый яростью и ненавистью к Старшей семье, и только вмешательство джонинов остановило его руку. Однако Хината, хотя и была беззащитна перед его силой и мастерством, стояла до конца, не желая сдаваться.       Эта девушка не Хината. Она действительно жалкая в своей уязвимости. Но почему в его сердце нет жалости к ней, одно лишь раздражение? Почему ему хочется лишь встряхнуть ее за плечи и сказать: «Опомнись, зачем тебе это? Лучше займись каким-нибудь делом!» Они подошли к ее дому и остановились.       — Кэзуми, послушай меня внимательно. Нужно сохранять уважение к себе в любой ситуации. Даже когда тебе кажется, что сердце сейчас вырвется из груди и распадется на куски. Даже когда твоя голова как в тумане, глаза слепнут и тело не слушается. Когда ты больше не принадлежишь себе и твоя жизнь в руках другого человека…       Кэзуми смотрела на него в изумлении. «Откуда он знает, что я чувствую прямо сейчас?» — думала она.       — Нужно оставаться собой и вести себя достойно, чтобы продолжать уважать себя. Иначе в конце у тебя ничего не останется.       Он говорил так серьезно, с такой силой, что у куноичи слезы навернулись на глаза.       — Но… когда любишь… разве можешь думать о себе?       Неджи хмыкнул и усмехнулся.       — Да, — просто ответил он и, развернувшись, пошел к своему дому.       Кэзуми, заливаясь слезами, смотрела ему вслед. Она даже не могла сказать, почему плачет, просто чувствовала, что они с Неджи очень далеки друг от друга.              На дальней тренировочной площадке Конохи встретились Ли и Тен-Тен. По времени был разгар дня, но по ощущениям словно уже наступил вечер: сгустились сумерки, из низких темно-серых туч медленно валились крупные хлопья снега. Снег плотно укутал дороги, крыши домов, скамьи и деревья. На площадке он доходил до середины икр. Здесь беспорядочно были разбросаны деревянные столбы разной ширины и высоты, некоторые даже вкопаны и укреплены под наклоном — для тренировки точности длинных прыжков и упражнения по прикреплению к плоскости за счет чакры.       Молодые люди выбрали два самых широких расположенных рядом столба, вспрыгнули на них и, разметав снег, уселись: Ли — подогнув под себя ноги, Тен-Тен — положив ногу на ногу и обхватив колено. Они были уверены, что здесь никто не помешает и не подслушает их разговор, а тема была щекотливая.       Какое-то время назад молодые люди начали замечать перемены в поведении их верного товарища и старого друга, а если кто-то из них и был воплощением постоянства, то это Хьюга Неджи. И вот он изменился: начал отказываться от миссий, избегать и без того редких встреч с друзьями, взял отпуск в конце концов! Раньше он точно следовал своим полезным привычкам — это было делом принципа и тренировкой силы воли, — теперь же сделался к ним равнодушен. Может, Ли и Тен-Тен еще долго продолжали бы делать наблюдения, если бы однажды невзначай не поделились ими друг с другом. Начиналось все с безобидных мелочей: Тен-Тен узнала, что Неджи не сдал вовремя книги в библиотеку, Ли заметил его рассеянность на спарринг-тренировках, — а потом начало накапливаться, как снежный ком.       Молодые люди решили устроить дружескую пирушку втроем с Неджи и разговорить его. Тен-Тен должна была проследить за тем, чтобы Неджи выпил, а Ли не пил ничего, кроме воды — и ни в коем случае не наоборот! Речь зашла о последних событиях, друзья получили возможность узнать все подробности истории с Поджигателями из первых рук. Более наблюдательная Тен-Тен сразу же почувствовала неладное. Во-первых, Неджи погрустнел, а по нему редко было такое заметно, во-вторых, избегал называть свою напарницу по имени, говорил «второй джонин» или «куноичи Звездопада». Выяснить, с кем он находился на миссии, не составляло никакого труда, да и имя «Масари Кенара» пару раз проскальзывало в разговорах джонинов Листа после возвращения отряда.       Ли и Тен-Тен сговорились встретиться на следующий день, не зная еще, правда, что площадку засыплет снегом, но так получилось даже лучше. Куноичи к этому времени уже все знала. Подозрение о том, что Неджи влюбился, закралось к ней еще вчера. Снедаемая любопытством, она не могла не ознакомиться с личным делом Кенары («Масари в последнее время — самый востребованный шиноби», — заметил Шикамару по этому поводу). Тен-Тен было весьма сложно представить себе, кто мог воспламенить холодное сердце ее товарища по команде и с помощью какой таинственной техники могло быть это сделано в принципе. Увидев отметку «замужем, один ребенок», она растерялась, и теперь удрученно молчала, не зная, что ответить на вопросы Ли.       — Ты заметила вчера что-нибудь необычное в поведении Неджи?       — Ну… не знаю, а ты?       — Мне показалось, что он серьезно недоволен чем-то. Я не заметил даже тени торжества на его лице, а ведь они победили сильных противников.       — Хм, верно. Думаешь, Неджи недоволен собой? Почему бы это…       — Там погибла команда АНБУ. Не исключено, что он винит себя.       — Но за что? У них был прямой приказ ждать, они могли вообще больше не пошевелиться и заниматься лишь собственной миссией.       — Ну да, — согласился Ли. — Наверное, ты права. Но в чем тогда дело?       Тен-Тен закусила губу: не стоило ей вмешиваться, лучше было позволить Ли заблуждаться по-своему.       — Может, дело в той куноичи? — произнес Ли. Тен-Тен вздрогнула. Он продолжил: — Может, Неджи недоволен ей, и все прошло не так гладко, как кажется?       — Наверное…       — Ты тоже ведешь себя странно, — проворчал Ли, искоса глядя на подругу. — Еще вчера ты с таким нетерпением ждала встречи с Неджи, а сегодня тебе как будто все равно. Если задуматься, то все ведут себя странно после войны, даже Гай-сэнсэй, как будто все изменилось навсегда. Тен-Тен, ты никогда не думала о том, что мы все еще находимся под действием Цукуёми и все происходящее вокруг — просто иллюзия?       Куноичи рассердилась.       — Вот уж нет! Я точно в своем уме и отлично понимаю разницу между тем, что было в Цукуёми, и реальностью! Просто все повзрослели, Ли. Конечно, мы уже тогда считали себя взрослыми, но на самом деле… Все было проще: у нас был враг. Мы знали, что сокрушим Акацки, прекратим войны с другими странами, и все будет хорошо. Но отсутствие внешних проблем не отменяет наличия внутренних.       — Ты говоришь с такой грустью!       — Ты помнишь моего напарника, Дзакари?       — Да, конечно помню.       — Так вот, позавчера я убедилась в том, что он подделывает документы по поставкам оружия, и мне пришлось сдать его АНБУ.       Ли был поражен и смог только пробормотать:       — Не может быть… Дзакари! Но зачем ему это?       Тен-Тен удрученно пожала плечами.       — Денег хотел, наверное. И это человек, который не раз рисковал своей жизнью на миссиях. Он решился стать предателем. Что происходит в этом мире?       Ли помолчал.       — Тен-Тен, почему ты заговорила об этом? Ты же не подозреваешь Неджи в чем-то бесчестном?       Куноичи покраснела.       — Бесчестном? Нет, конечно, нет. Просто мы не можем знать, что творится на душе даже у самого близкого человека, если он сам не хочет об этом говорить. Я думаю, не стоит нам допытываться правды.       — Я никогда ничего не скрываю от моих друзей, можешь быть уверена в этом!       — Я всегда была в тебе уверена, Ли. — Тен-Тен улыбнулась.       — Как же быть с Неджи?       — Будем рядом, как всегда. Если ему понадобится наша помощь, мы поддержим его.       Ли кивнул. «Правда, в сложившейся ситуации мы ничем не сможем ему помочь», — подумала Тен-Тен и вздохнула. Неджи был влюблен в женщину, у которой уже есть семья, это не вызывало сомнений. Но встретил ли он взаимность? Подавил свои чувства или поддался им? Тен-Тен не знала, что думать, не могла даже представить, как бы поступил ее друг в такой ситуации. Поэтому она боялась задавать вопросы и решила оставить все как есть.              Человек, который и не подозревал, что о нем столько думают и говорят, уверенный, что отлично владеет собой и надежно хранит собственные секреты, Хьюга Неджи все силы направил на возвращение к прежней жизни. Но едва она вошла в колею, едва он подумал, что стало легче, как вдруг пелена спала с его глаз: он вовсе не хотел, чтобы все было как прежде! Наоборот, Неджи хотел перемен, серьезных перемен. Как человек, который находит вдруг, что вырос из своей подростковой одежды и пытаться влезть в нее глупо и бессмысленно, Неджи обнаружил, что возврата к прошлому нет.       Стоя в ванной перед зеркалом, он разглядывал проклятую печать на лбу, и прежнее, почти забытое желание освободиться пылало в нем с новой силой. Теперь, когда он был бессилен против сложившихся обстоятельств, ему больше всего хотелось получить право принимать самостоятельные решения и управлять собственной жизнью. Умереть или освободиться — теперь он был готов поставить вопрос таким образом.       — Я должен встретиться с Наруто…       Но не всегда скорость, с которой приводится в исполнение задуманное, окупается должным образом: Наруто не было дома. Хината водила по комнате за ручки свою малышку дочь и поджидала мужа и старшего сына к ужину.       — Она такая умница, — улыбаясь, говорила Хината, — очень любит купаться. А после купания я всегда расчесываю ей волосы. Так вот, Химавари, увидев, как я иду в ванную, уползла в комнату, стянула расческу со стола и принесла ее мне, представляешь? Так она сообщила, что не против искупаться. Да, моя девочка? — Куноичи наклонилась и поцеловала пухленький кулачок, в котором крепко был зажат ее указательный палец.       — Очень мило, — произнес Неджи с отсутствующим видом. — Хината, ты помнишь наш последний разговор?       — Да.       — Я решил объясниться.       Девушка выпрямилась и с удивлением посмотрела на него. Сначала она хотела посадить Химавари в манеж, но потом решила, что, играя с ребенком, ей будет проще скрыть свое смущение. Ничего радостного от этого разговора она не ждала, только надеялась, что брату станет легче. Неджи рассказал ей, по возможности коротко, о сложившейся ситуации.       — Что ты теперь мне скажешь? — спросил он в конце. — У меня нет никакой надежды?       Как было трудно ответить на этот вопрос! Хината дала себе время, пока высвобождала пряди собственных длинных волос из пальчиков малышки. Наконец она произнесла:       — Было бы неправильно, братец, надеяться на то, что ее семья разрушится…       — А что было бы правильно? Смириться?       Для Хинаты сказать «да» было все равно что вынести ему приговор. Она старалась отсрочить этот момент.       — Скажи… ты ей тоже нравился? Я знаю, что ты не мог не понравиться…       — Да, — ответил Неджи. — Если бы он не взял ее замуж еще девочкой, если бы судьбой ей было позволено выбирать, клянусь тебе, Хината, она выбрала бы меня!       Столько чувства было в его словах, что она затрепетала, как перед лицом приближающегося смерча. Такие люди, как ее двоюродный брат, подавляют свои эмоции, но тем страшнее они делаются, когда дают им волю. Каким холодным он кажется, и какие бури бушуют в нем! Странная это жизнь — быть темницей для какой-то части собственного «Я». Будучи женой Наруто, она кое-что знала об этом. Но, к сожалению, Неджи совсем не Наруто. Каково влюбиться в такого человека? И при этом быть связанной с другим… Ей стало жалко ту девушку.       — Надеюсь, она не совершила никакого безрассудства? — едва слышно произнесла Хината.       — Нет, нет, — ответил ее брат. — Безрассудство совершил я.       — Ох, Неджи…              Кенара во сне сражалась с Рагной и Сабато. В критический момент она вздрогнула и проснулась. Не до конца придя в себя, куноичи словно ощутила в воздухе капли воды и вражескую чакру и резко повернулась к ее источнику. Дверь на балкон была приоткрыта, из нее тянуло весенним ночным воздухом. Опираясь на перила, Номика стоял, погруженный в задумчивость, и ничего не замечал вокруг. Ни красота ночи, ни пение птиц, предвосхищавших наступление рассвета, не радовали его. Каждый раз, когда Кенара укладывалась спать, он придумывал себе какое-нибудь занятие: зимой засиживался с книжкой в кресле, повернув к себе настольную лампу, с наступлением тепла выходил подышать на балкон. Все было лучше, чем столкнуться с ее холодностью в очередной раз и растравить душу пронзительной болью обиды. Впрочем, Номика не умел обижаться: он страдал от этого сильнее, чем виновник его огорчения.       «Я сам виноват, — твердил себе он, — обещал сделать ее счастливой и не смог. С самого начала я не имел никакого права претендовать на нее. Я ничего не сделал, чтобы она влюбилась в меня, просто принял ее заверения в этом. Заверения ребенка! Может, по складу ума она и была взрослым человеком, но не по опыту. Что же с ней происходит?» Такими мыслями терзал себя Номика. Он чувствовал, что его мир вот-вот рухнет, а самым мучительным было то, что он не понимал причины.       Кенара лежала на животе и, подложив руки под голову, смотрела на мужа сквозь стекло. Он был красивым, широкоплечим, удивительно хорошо сложенным, она вспоминала то время, когда чувствовала трепет, глядя на него. В первый раз, пожалуй, она посмотрела на него, как на мужчину, сразу же после войны. Да, она припоминала этот день: они должны были встретиться на тренировке, когда зажила ее рана и Номика вернулся с миссии. Он был в форме джонина Звездопада, стоял к ней спиной. Кенара подумала тогда, что никогда не замечала, какой он красивый… Ей шел восемнадцатый год, и это был вообще первый раз, когда кто-то показался ей по-настоящему привлекательным. Что же она натворила… Что сделала со своей и его жизнью…       Если бы у нее была дочь, она бы никогда не посоветовала ей выходить замуж в столь раннем возрасте за первого понравившегося человека. Почему-то ей казалось, что и ее мама, если бы была жива, никогда бы не дала подобного совета.       Но разве Номика — случайный человек в ее жизни? Нет, конечно, нет, он всегда был ей бесконечно дорог. Он был ей родным еще до того, как они поженились.       Кенара как раз додумывала эту мысль до конца, когда увидела, что Номика глубоко вздохнул и опустил голову. В этот момент ее пронзила мысль о том, что он несчастен. Впервые больше чем за три месяца она по-настоящему задумалась о нем! Он несчастен — это очевидно. И она, как всегда, слепая в своем эгоизме, старательно не замечала этого… Кенара могла заставить себя не думать об определенных людях и событиях, но не могла заставить себя быть счастливой. Как бы ей ни казалось, что она стоит несколько в стороне от своей семьи и является наименее ценной частью ее, все же от нее многое зависело. Страдая, хоть и скрывая это, она отравляла жизнь своим близким.       Кенара стиснула зубы. Как лицемерно! Дала себе слово избегать мыслей о прошлом, чтобы сохранить семью, а сама продолжала разрушать ее… Семью, которую должна была защищать всеми силами, даже ценой своей жизни! И в этот момент она подумала о том, что пожертвовать жизнью в один миг, пожалуй, не так сложно, как отдавать ее по капле день за днем, отказываясь от своей мечты, закрывая глаза на свою суть. Но разве кто-то виноват кроме нее самой, что все сложилось именно так? Она должна была лучше понимать себя и свои желания.       И уж тем более ни в чем не виноват Номика, который всегда все делал только ради нее. Все эти годы он оставался преданным другом, опорой и поддержкой. Если задуматься, то даже ее отношения с тетей и сестрой выровнялись благодаря тому, что именно он их сглаживал своим бесконечным терпением, доброжелательностью, искренним сочувствием. Когда она страдала после рождения ребенка, запертая в четырех стенах, Номика отказался от половины своих миссий, разделив с ней все заботы о Сейджине и позволив отлучаться из дома и трудиться в качестве шиноби с ним наравне. Кто из мужчин вообще способен на подобное? Она больше не знала таких примеров. Такой любящий отец, такой заботливый муж… Если и есть на свете человек, заслуживающий абсолютного счастья, то только он! И ей, ей повезло быть любимой им, именно ее он оценил, в нее поверил, ее согрел теплом своей безграничной души… Чем же она отплатила?       Она всегда знала, что Номика мечтал о большой семье. Кенара родила ему одного сына и больше не смогла переступить через себя, через свой эгоизм и родить еще детей. Она так боялась оказаться в клетке! Он был домашним человеком, для которого не было ничего важнее семьи. Может, Кенара стала сердцем этой семьи, создала домашний уют, атмосферу любви и заботы? Черта с два — этим занимался Номика. Чем же занималась она?       Капризничала, как ребенок, сбегала из дома, отлынивала от всех обязанностей, от которых только могла. Она даже не знала, в какие дни приходит помощница по хозяйству и что готовится на завтрак, обед и ужин. Ей это было неинтересно!       Ну что же делать, если она всего лишь шиноби и больше никто? Ей просто нельзя было заводить семью.       Кенара вскочила с кровати и, проскользнув на балкон, обняла Номику, прижавшись к его спине. Его сердце учащенно забилось, но он старался этого не показать. Не поворачиваясь, взял ее руку и осторожно коснулся ее губами.       — Почему ты не спишь? — спросил он делано бодрым голосом. — Еще совсем рано.       — Пришла за тобой, — очень тихо сказала Кенара.       Номика повернулся и посмотрел в ее лицо. Он мягко взял ее за руки и, набравшись смелости, спросил, чувствуя себя так, словно стоит на краю пропасти:       — Что с тобой случилось?       Кенара отвела взгляд.       — Тетя говорила тебе, что еще в ноябре меня приглашали вступить в АНБУ Листа?       — Да, но она сказала, что ты равнодушно отнеслась к этому предложению и сразу же отказалась… Я должен был сам поговорить с тобой!       Номика с тревогой вгляделся в любимое лицо.       — Ты хотела этого? Поэтому переживала? — Он порывисто обнял ее и произнес: — Я думал, ты меня разлюбила…       В этих словах было столько горечи, что у Кенары сжалось сердце. Отстранившись и близко глядя ему в лицо, она сказала:       — Я не могу разлюбить тебя. Не могу, понимаешь?       Номика кивнул, чувствуя, что тонет в ее синих глазах, готовый соглашаться со всем и верить во все.       — Я бы хотела быть достойной такого человека, как ты, — произнесла Кенара.       Но муж ее, обнимая ее, вдыхая запах ее волос, уже был не вполне способен поддержать диалог.              Неджи никогда не врывался в комнату посередине тренировки: он обычно приходил заранее или не приходил вообще, — так что у Хиаши сразу появилось недоброе предчувствие.       — Оставь нас, Ханаби, — обратился он к младшей дочери, выпрямившись и опустив руки.       Девушка с удивлением посмотрела сначала на отца, потом на двоюродного брата, но не посмела ничего сказать и вышла, плотно прикрыв за собой раздвижные панели. Неджи шагнул вперед.       — Прошу вас выслушать меня, — сказал он неестественно ровным, почти безжизненным голосом.       Хиаши догадался, каких усилий стоило его племяннику, очевидно глубоко взволнованному, эту напускное хладнокровие. Беспокойство его возросло. Не сводя глаз с молодого Хьюга, глава клана кивнул.       — Дядя, больше десяти лет я преданно служил интересам клана, полностью подчинив им собственную жизнь и неукоснительно выполняя все ваши приказы. Остались ли у вас сомнения в моей верности? — Казалось, Неджи говорил спокойно, но грудь его вздымалась, а брови хмурились, свидетельствуя о том, что ему с трудом удается сдерживаться.       — Никаких сомнений, — произнес Хиаши, прикрыв глаза веками. Он чувствовал холод внутри.       Неджи глубоко вздохнул, изо всех сил стараясь, чтобы голос его не задрожал от волнения, и сказал, четко произнося каждое слово:       — Я хочу, чтобы вы освободили меня от Проклятой печати!       В комнате воцарилось молчание. Старший и младший Хьюга смотрели друг другу в глаза.       — Я не могу этого сделать, — произнес наконец Хиаши.       — Можете — с помощью Наруто.       Прошло еще несколько секунд, затем прозвучал вопрос:       — Почему ты решился просить об этом?       Господин Хиаши был по-настоящему удивлен. Ему казалось, что мятежный дух Неджи обрел некоторую опору, когда молодой человек решил следовать примеру отца и посвятить себя защите всех Хьюга. Хизаши, отдав жизнь за старшего брата, видел в нем прежде всего родного человека, а не представителя Старшей семьи, которую был обязан защищать как представитель семьи Младшей. Так и Неджи, опекая и обучая Хинату, заботился о ней, как о сестре, а не как о наследнице клана. Казалось, он убедил себя в том, что его желания полностью совпадают с интересами семьи, и перестал страдать от собственной несвободы.       Похоже, дядя все это время не до конца понимал племянника. Но должна была существовать причина, вновь всколыхнувшая болезненные переживания в душе Неджи, и Хиаши хотел ее знать.       — Я хочу сам распоряжаться своей жизнью, — ответил Неджи.       — Разве твои желания расходятся с интересами клана?       — Как бы то ни было, я всегда буду защищать наших людей.       — Но тогда зачем…       — Потому что я так хочу! — Неджи сжал кулаки. Ему пришлось потратить несколько секунд, чтобы вновь взять себя в руки. Хиаши молча этого ждал. — Потому что это моя жизнь, — уже спокойно добавил молодой Хьюга.       Глава клана тяжело вздохнул.       — Дядя, если вы не доверяете мне или опасаетесь последствий и боитесь, что пожалеете о принятом решении… — Неджи снял со лба повязку с протектором. — Тогда можете убить меня прямо сейчас, потому что с этой минуты я буду руководствоваться в своих поступках лишь собственной волей и совестью!       Господин Хиаши мог это сделать, активировав печать. Такой властью обладали все представители Старшей семьи над Младшей. Он отвечал немым удивлением на печальный и хмурый взгляд племянника. Хиаши смотрел на светлокожее мужественное лицо в обрамлении темных волос и вспоминал своего брата в молодости. В тот вечер один из них должен был умереть. «На этот раз решать не тебе», — сказал Хизаши, ударив брата так, что тот потерял сознание, а когда очнулся, все было кончено: Хизаши отдал свою жизнь за семью и клан. Неджи был таким же гордым, как его отец, но намного более сдержанным. И все же иногда и ему было не под силу справиться со своими чувствами.       В памяти Хиаши всплыла иная картина: война, поле боя, ужасающая чакра Десятихвостого, испускающего во все стороны шипы-копья, способные пробить каменную стену. Хината тогда загородила собой обессиленного Наруто, спасая его от смертельной опасности. Хиаши видел это собственными глазами, но был слишком далеко от дочери и не успевал прийти ей на помощь. Неджи и Дэйка одновременно бросились к ней, чтобы защитить ее, но прославленная куноичи оказалась ближе к своей родственнице. Будь все иначе, сейчас не Дэйка, а Неджи покоился бы под мраморной плитой с надписью Хьюга. Он никогда не думал о себе во время боя, всеми силами защищая тех, за кого нес ответственность. И эту ответственность он возлагал на свои плечи, исходя из внутренних побуждений.       Хиаши подошел к племяннику и коснулся пальцами печати на его лбу.       — Даже если бы я хотел, то не смог бы убить тебя, — тихо сказал он. — Ты стал моей опорой, которую я не мог до конца обрести в дочерях. Неджи, ты мне как сын. Если Наруто и вправду способен помочь, ты будешь свободен. Другого человека, более достойного принимать самостоятельные решения и управлять своей судьбой, я не знаю.       Рука Хиаши опустилась Неджи на плечо и крепко его сжала. Глава клана не смог выдержать горящего взгляда племянника и отвел глаза. «Времена изменились, — думал он, — Хьюга изменились». Через год или два Узумаки Наруто станет Седьмым Хокаге, и тогда Хиаши уже никто не спросит, продолжать ли практику Проклятых печатей в клане или отказаться от нее.              Год прошел со времени миссии сопровождения каравана Куробосу. Неджи, потный и усталый, почти без остановок преодолевший расстояние от южного побережья до Садов Масари, остановился, чтобы с холма посмотреть на Деревню Звездопада. Она имела более продолговатую и неправильную форму по сравнению с Конохой и в теплое время года утопала в зелени. Красные клены, увы, уже облетели, но даже ненарядная эта Деревня заключала в себе для Неджи определенную прелесть. Невольно он дотронулся пальцами до лба под повязкой в том месте, где от печати не осталось и следа.       — Ты бы гордилась мной, — произнес молодой Хьюга.       Затем вздохнул, расправил плечи под начавшимся холодным дождем и заставил себя двинуться дальше. Его путь пролегал в стороне от Звездопада.