Тен-Тен пишет роман

      — Шестьдесят четыре ладони!       Тири, которая уже зажмурилась, понимая, что не успевает уклониться и сейчас будет разрублена пополам вражеским клинком, распахнула глаза и с изумлением увидела, что командир, появившийся словно из ниоткуда, пришел ей на помощь.       Хьюга, убедившись, что противник уже не встанет, повернулся к Тири, дернул ее за воротник и силой поставил на ноги. Правой рукой он подтянул ее к себе, а левой снял маску со своего лица. Он был бледен от гнева и больше всего хотел посоветовать ей покинуть ряды АНБУ, но кое-как сдержался и произнес с усилием:       — Нужно быть внимательнее, Тири.       Девушке показалось, что его глаза прожгут ее насквозь, так что она снова зажмурилась и старалась только не заплакать. «Прогонит из отряда…» — с отчаянием подумала Тири и почувствовала, что командир выпустил ее воротник из рук. Что ж, из-за нее едва не погибли два человека: она сама и ее товарищ по команде, так что Хьюга Неджи имел право злиться.       Тщательно завязывая особые узлы, чтобы преступник не мог освободиться, когда придет в сознание, Неджи одновременно пытался усмирить клокочущие внутри злость и возмущение. Вступая два года назад в АНБУ, он ожидал обнаружить лучшую боевую подготовку, больше профессионализма и ответственности, но был разочарован. Он готовился поступить в подчинение к какому-нибудь опытному командиру, чтобы научиться чему-то, лишний раз усмирить гордыню и сосредоточиться на себе и своих обязанностях, не неся ответственности за отряд в целом. Но, по мнению Хокаге, его собственного опыта было вполне достаточно, чтобы самому возглавить отряд.       — Уверен, принципы работы отдела ты усвоишь в рекордно быстрые сроки, — сказал Шестой. — Я был вдвое младше тебя, когда поступил в АНБУ.       «И какое отношение это имеет ко мне?» — подумал тогда Неджи. Ему пришлось дважды менять состав команды, чтобы она стала пригодна к выполнению сложных миссий. В Конохе имелось немало талантливой молодежи, но наличия одного лишь таланта было недостаточно. В первую очередь Неджи желал видеть в своих подчиненных быстроту ума, силу воли и трудолюбие, но такое сочетание встречалось реже, чем хотелось бы. Новая мирная эпоха бросала меньше вызовов подрастающим поколениям, они не выковывались уже в огне войны и получение хорошей боевой подготовки уже не казалось вопросом жизни и смерти. Кто не хотел воевать, мог идти иным путем, развивая свои способности на благо мирной жизни. Даже если находились шиноби, отвечавшие требованиям Неджи, далеко не каждый из них горел желанием вести «собачью» жизнь.       А жизнь агентов АНБУ недаром так звалась. Требовалась большая выносливость, чтобы выдерживать изнуряющие темпы службы: неделями оставаться в напряжении, перебрасываться в короткие сроки из одной части страны в другую, а то и на территорию соседних стран, никогда по-настоящему не отдыхать, вести в основном походный образ жизни. Бывало, что много дней Хьюга и его люди питались всухомятку, на ходу; согревались чакрой изнутри, потому что во многих ситуациях запрещалось разводить огонь; мылись в ледяной воде, когда и где придется. Иногда Неджи, проводя разведку или преследуя врага, использовал бьякуган до тех пор, пока не подкашивались ноги. Что касается настоящих сражений, то их было далеко не так много, как хотелось бы. Большая часть поступающих тревожных сигналов оказывалась ложной, но проверка их требовала все тех же времени и сил. Отдыхали каждые три месяца от одной до четырех недель в зависимости от текущей обстановки. Но даже этого времени не всегда хватало, чтобы сбросить нервное напряжение, накопившееся за предыдущие дни.       Неджи справлялся с такой нагрузкой и был даже рад, что его тело и мысли заняты непрестанным трудом. Его огорчали две вещи: грязь и безрезультатность. Он вспоминал иногда, как приятно было везде появляться в светлом одеянии клана, всегда аккуратным, со свежевымытыми волосами. Да, он даже подумывал обрезать свои прекрасные волосы, потому что ухаживать за ними становилось все труднее, но потом решил принять этот вызов и стоять за волосы до последнего. В конце концов, не бриться он тоже себе не позволял. Вот только такие вещи нельзя было делать на ходу, как и заставлять отряд ждать, пока командир приведет себя в порядок, так что не все зависело от его воли.       Что касается безрезультатности, то Неджи никак не удавалось убедить себя в том, что проверка ложного следа не менее важна, чем собственно погоня за преступниками.       Наконец он сработался с Тири и Казукой. Эти молодые люди были терпеливыми, ответственными и старательными, но, к сожалению, Тири не хватало острого ума и быстроты реакции, а Казука был совершенно эмоционально не вовлечен в работу. Казалось, ему было не особо важно, чем закончится та или иная миссия, было важно лишь, что он сделал все что мог. Неджи считал, что юноша несколько эгоцентричен и чужд интересам деревни. Но зато Казука уважал товарищей и стремился раскрыть свой потенциал.       Некоторые команды АНБУ со временем становились по-настоящему крепкими и выдержанными, превращались в своеобразные семьи с высоким моральным духом и действовали в едином порыве, чуть ли не читая мысли друг друга. Неджи было немного знакомо это чувство, ведь он в свое время являлся частью команды Гай-сэнсэя, и, пожалуй, всегда ощущал себя ее частью. Он бы хотел видеть рядом Ли и Тен-Тен, ему даже их не хватало. Своим друзьям он доверял полностью, знал их способности и предугадывал действия. Но из-за специфики боевых навыков Ли нуждался в ежедневных тренировках, а Тен-Тен не бросила бы свой магазинчик и мирную жизнь ради сомнительных приключений. Кроме того, она трезво оценивала свои силы и знала, что не сможет выносить общество Неджи денно и нощно в течение столь долгого срока и практически без перерывов. Любила его, как дорогого друга, ценила, как одного из лучших шиноби, но не всегда могла вытерпеть его самоуверенность и принципиальность. Впрочем, он об этом прекрасно знал.       Добиться сплоченности в команде было непросто. Начать с того, что Тири и Казука боялись быть замененными в случае промаха. Неджи не считал, что совершил ошибку, дважды меняя личный состав команды, но понимал, что выбирает между работой и дружбой. Нужно было либо делать ставку на крепкие товарищеские отношения и поддержку, несмотря ни на что, либо ставить в приоритет качества и способности агентов. Он выбрал второе, желая, чтобы миссии выполнялись наилучшим образом, но не был до конца уверен в своем выборе. Ему хотелось посоветоваться с кем-то понимающим, точнее, с одним конкретным человеком, который был на него похож. Неджи знал заранее, какие советы и рекомендации получит от Гай-сэнсэя или Шестого Хокаге, но он не знал, как на его месте поступил бы «второй джонин», Масари Кенара. Ни с кем больше ему не удавалось достичь такого взаимопонимания, ощущения схожести, равенства... С течением времени, узнавая все больше новых людей, он лишь укреплялся в мысли, что ему нужна она. Не только для счастья, но и для выполнения важных жизненных задач.       Однако Кенара уже давно отказалась вступить в РЗО, не было причины думать, что она изменит свое решение. Может, когда ее ребенок станет старше? Ему сейчас должно было быть около восьми лет…              — Мама, — сказал Сейджин, — мне нужно обсудить с тобой кое-что важное.       В этот день шел проливной дождь, так что Кенара занималась дома, в комнате на нижнем этаже, которую облюбовала себе для тренировок. Это было единственное место в доме кроме спальни, где она сама наводила порядок, не привлекая помощницу. Куноичи уже закончила тренировку и делала растяжку. Она осталась сидеть на коврике, подогнув под себя ноги, и предложила сыну присесть напротив на обитой кожей скамье.       — Я заметил, что лучше всего запоминаю что-то и достигаю успеха, когда учу других.       Кенара улыбнулась при мысли о том, что ее восьмилетний сын кого-то учит. Сейджин сел и, сосредоточенный на своей главной мысли, продолжил с серьезным видом:       — Я подумал, что мне нужен верный друг, постоянный напарник для тренировок и ученик, для которого я буду настоящим авторитетом, так что, мам, ты не могла бы родить мне брата? Ну или хотя бы сестру?       Масари Кенара полминуты не могла выговорить ни слова.       — А… папу ты спрашивал? — наконец вымолвила она.       Сейджин кивнул.       — Он-то не против, но сказал, что хотеть должны двое. И еще он велел не спрашивать тебя об этом, но я все взвесил и решил, что лучше спросить. Мам, значит, из вас двоих ты не хочешь ребенка? Но тебе не о чем беспокоиться: мы с папой о нем позаботимся.       Эти слова отозвались острой болью в душе Кенары. Последние два года она изо всех сил старалась быть хорошей женой и матерью. Правда, более хозяйственной или жизнерадостной она не стала, но много времени проводила с Номикой и Сейджином, искренне интересовалась всеми их делами, заботами и даже играми. Почему она постоянно должна бороться, чтобы считаться полноценным членом семьи? Следующая мысль поразила ее: все повторяется, как с сестрой и тетей! Есть двое дружных, любящих людей и кто-то третий лишний. И это всегда она, даже в собственной семье… Кенара опустила глаза, чтобы скрыть полный горечи взгляд от ребенка. Иногда она сомневалась, что любит тетю Инари или сестру Нинаки, но мужа и сына она любила больше себя, больше жизни. И все равно что-то не складывалось… Дело, конечно, было в ней. Кенара была как кусок головоломки, который ни к чему не подходил.       — Я знаю, что ты не хочешь отказываться от миссий — я бы тоже не хотел на твоем месте, — заметил Сейджин, не дождавшись от матери ответа.       Кенара снова подняла на него глаза. Может, все не так страшно? Ведь сын все-таки любит ее…       — Это не такое просто решение, чтобы я сразу могла дать тебе ответ, — произнесла она, пытаясь улыбнуться.       — Ну, у вас не так уж много времени, — Сейджин пожал плечами точь-в-точь, как это делала Кенара, — все-таки тебе под тридцать. А у меня лет через пять начнутся миссии, так что я не смогу помогать вам с младенцем. Правда, мам, ведь сейчас самое лучшее время? Ну и не факт, что у вас получится сразу…       — Сейджин!       — Что? Мне папа все объяснил.       Кенара сильно покраснела и, широко раскрыв глаза, смотрела на собственного сына. Почему он всегда говорит такие вещи?! И вдруг она рассмеялась, вспомнив, как, будучи ребенком, не раз шокировала тетю и сестру подобными фразами, демонстрируя осведомленность в вопросах, которые ей были еще не по возрасту. Вот она, расплата… Она взяла руку сына и крепко пожала ее, глядя при этом в его лицо с такой нежностью, что он сам слегка порозовел.       — Ты меня всегда удивляешь, Сейджин: ты совсем как взрослый, а я забываю об этом.       — Папа тоже так говорит. Он говорит, что я весь в тебя.       — К счастью, не совсем.       Мальчик вздохнул.       — Знаешь, мама, папа говорит, что я похож на тебя, ты говоришь, что я похож на него, но мне кажется, что я похож на самого себя. Так когда ты мне ответишь насчет брата?       — Сейчас ноябрь, дай мне подумать хотя бы до весны.       Сейджин рассудил, что весна — подходящее время, чтобы дать благоприятный ответ. В апреле день рождения у него и у мамы, наверняка это разнежит ее сердце и подтолкнет к правильному решению. Вот только ждать долго… но ничего, взрослые должны уметь ждать, сколько требуется. Он кивнул.       — Хорошо, мам, я даю тебе время. А сейчас, может, пойдешь в душ? Скоро папа вернется, лучше бы ему не видеть тебя потной.       Кенара проследила глазами за сыном, выходящим из комнаты, и только потом позволила себе рассмеяться. Но довольно быстро на смену веселью пришли тяжелые раздумья.       Она по-прежнему избегала оглядываться на прошлое, старалась как можно меньше думать о себе и как можно больше — о тех, кто ее окружал. Кенара много трудилась: занималась с сыном, помогала с тренировками некоторым ребятам из простых семей, совершенствовала собственные техники. Однако, будучи от природы человеком, чей взгляд обычно обращен внутрь самого себя, Кенара вынуждена была прилагать огромные усилия, чтобы вести подобный образ жизни, от которого она к тому же быстро уставала. На личном примере она убедилась, что если тело можно натренировать и приучить к нагрузкам, то тягу к общению и заинтересованность в посторонних людях в себе никак не воспитать. Куноичи начала еще больше ценить часы, проведенные наедине с собой, и радовалась в те дни, когда ни с кем, кроме мужа и сына, не приходилось разговаривать.       Зачем она тренировала подрастающее поколение? Кенара таким образом пыталась найти для себя новое призвание в жизни. Конечно же, она продолжала выполнять различные миссии для деревни Звездопада, Листа или Песка, но большинство из них были скучными и однообразными. На каждой тренировке она старалась выкладываться по полной и тратить максимум чакры, так что со временем это стало не просто привычкой, а насущной необходимостью: куноичи не могла уснуть, если не была уставшей. Иногда она тосковала так сильно, что не могла справиться с этим чувством, уходила из дома на целый день, чтобы никто из домочадцев не видел ее такой, и возвращалась поздно ночью, сразу ложась спать.       Кенара тосковала вовсе не по обществу Хьюга Неджи, а по настоящему делу, в котором могла бы проявить свои способности, но иногда и его образ всплывал в ее памяти против воли, навсегда связанный с незабываемыми переживаниями. На самом деле куноичи давно уже убедила себя, что была для Неджи лишь мимолетным увлечением, конечно же, забытым и ничего не значащим. Ей лишь казалось, что она видела его таким, какой он есть; казалось, что они были удивительным образом связаны, — ведь когда влюбляешься, всегда обманываешься. Все это было обманом, обольщением, временным помутнением рассудка. И все же желание увидеть его снова было таким сильным, что пугало ее. Оно стало мечтой наравне с мечтой о службе в АНБУ, а Кенара относилась к людям, которые не умеют мечтать. Куноичи умела лишь ставить цели и воплощать их в жизнь, а когда это было невозможно, мечты не владели ее воображением, а превращались в болевые точки, спрятанные в глубине души, которые кровоточили, если их неосторожно коснуться.       И тем не менее она собиралась прожить так всю оставшуюся жизнь. Кто виноват, что ее мечты были столь эгоистичны? Следовало отказаться от них, чтобы защитить семью, и, делая выбор между собственным счастьем и счастьем тех, кто ей дорог, выбрать последнее. Как человек, который испытывает страх и ненавидит себя за это, вдруг нарочно кидается первым в атаку на врага, чтобы наказать себя и бросить вызов собственной слабости, так и Кенара наказывала себя за несовершенство и боролась со своей сутью. Она не могла принять некоторые стороны своей личности, не могла принять себя эгоистичной, равнодушной, неверной, неблагодарной, ей лучше было оставаться несчастной, чем плохой. Итак, между любимым делом и семьей Кенара выбрала семью, потому что семья — это живые, дорогие ей люди, и, не умея кривить душой, собиралась придерживаться этого выбора до конца.              В один из морозных февральских вечеров куноичи сидела в гостиной на диване, разложив на столике перед собой содержимое походной сумки, и тщательно и аккуратно укомплектовывала ее, готовясь к завтрашней миссии. Номика полулежа примостился рядом и читал вслух недавно выписанный из Страны Земли биографический роман «Люди тверже камня», посвященный трем Цучикаге.       — Номика, — вдруг тихо произнесла Кенара, оборвав его на середине фразы.       Тот сразу же перестал читать и, опустив книгу, внимательно посмотрел на жену. По ее голосу он понимал, когда речь пойдет о чем-то серьезном.       — Ты счастлив со мной?       — Да, я считаю себя самым счастливым человеком на свете, — ответил он.       — Но разве все твои мечты исполнились? Ведь ты когда-то хотел большую семью? — Кенара повернулась к нему и, слегка нахмурившись, смотрела ему в глаза.       — Так Сейджин все-таки завел эту тему? А ведь я запретил ему смущать тебя…       — Ты говоришь так, будто это мне восемь, а ему — двадцать семь.       Номика вздохнул и отложил книгу в сторону. Он сел рядом с Кенарой и взял ее за руку, поместив свои пальцы между ее пальцами.       — Пожалуйста, не беспокойся об этом. Я умею ценить то, что у меня есть, и не страдать о том, чего у меня никогда не было. — Он нежно улыбнулся, отчего возле губ его появились добрые морщинки.       — На самом деле я согласна с Сейджином, — собрав все свое мужество, произнесла Кенара, — сейчас самое лучшее время, чтобы родить второго ребенка.       Лицо Номики просияло, он крепко сжал ее руку. Горячая радость заливала его сердце, не оставляя места ни тревогам, ни сомнениям. Номика хорошо знал Кенару, он помнил, как она переживала в период своей беременности и малолетства Сейджина, и чувствовал, что она идет на уступки и действует, исходя из необходимости, а не собственных желаний. Однако он считал своим долгом помочь ей перешагнуть через эгоистические соображения и решиться дать жизнь еще одному новому человеку, потому что знал, что она полюбит его всем сердцем, как Сейджина. Как учитель подбадривает ученика, не решающегося сделать прыжок через ущелье, так и Номика действовал в отношении Кенары, потому что верил, что она станет сильнее, преодолев свои страхи.       — Я счастлив, — шепнул он, ища губами ее шею, но едва успел коснуться ее, как раздался стук молотка в дверь.       Это была Инари. Иногда она заходила навестить внука, реже приносила какие-то новости, чаще всего ей требовалось обсудить какой-нибудь вопрос с зятем, посоветоваться или успокоиться во время разговора с ним. Вот и теперь госпожу Старейшину переполняли эмоции.       — Сегодня ко мне пришел Торойя и попросил освободить его от обязанностей чунина: он переезжает в Коноху! Как вам такое?       — Он собирается перейти на службу в Деревню Листа? — спросил Номика.       — Когда я задала ему этот вопрос, он так и не ответил мне прямо, но думаю, так и есть.       — Наверное, они с Джи-Джи решили пожениться, — заметила Кенара. — Тогда он не мог поступить иначе.       — Как это не мог?! — возмутилась Инари. — Или Деревне Звездопада уже не нужны толковые медики?       — Здесь меньше перспектив для них обоих. Если Торойя и Джи-Джи собираются развиваться как шиноби, им лучше жить в Конохе, — у Кенары было слишком плохое настроение, чтобы сглаживать острые углы, и она сказала именно то, что думала, хотя знала, как отреагирует тетя.       Номика вздохнул и потер подбородок, чувствуя, что может разразиться буря.       Глаза Инари загорелись недобрым огнем.       — Если все станут так думать, у нас и не будет никаких перспектив! Не будет будущего… Шиноби Звездопада должен понимать такие вещи. Возрождение нашей деревни зависит от каждого из нас. Даже ты не сбежала отсюда, когда тебя приглашали в РЗО!       — Я отказалась вступить в АНБУ, чтобы быть вместе с семьей. Торойя переедет в Лист из тех же соображений.       — С семьей… — проворчала Инари, принимая от Номики стакан с чаем. — Звездопад должен был быть его домом и семьей. Молодежь разбегается, что мы будем делать… Не представляю, что нас ждет.       Госпожа Старейшина была так подавлена этими мыслями, что не стала ломать копья и продолжать спор.       — Мы вырастим и выучим новое поколение, — сказал Номика. — Наши связи с Листом и Песком укрепляются, не думаю, что Звездопад перестанет существовать, наоборот, содружество усилит его.       Инари вздохнула, отпила чай и решила сменить тему, чтобы не бередить свои раны.       — Вы не получали письмо от семьи Симидзу? — спросила она.       — Вчера получили, — ответил Номика. — Дедушка Ото мечтает повидать Сейджина этой весной и пишет, что не дотянет до лета.       — Он каждый год так пишет, — проворчала Инари. — Впрочем, Сейджину будет интересно снова побывать в столице.       — Лично я никуда не иду, — хмуро заявила Кенара.       Симидзу Ото был приемным отцом Тэйкена, отца Кенары. Имелись у него и родные дети и внуки, притом в большом количестве, но он не забывал и о семье Масари. Кенара бывала в доме Симидзу в общей сложности пять раз: четыре раза в детские и юношеские годы в компании Нинаки и однажды вместе с Сейджином и Номикой. Эта семья был слишком шумной и многочисленной, поэтому Кенара навещала их с большой неохотой и исключительно из уважения к отцу и дедушке Ото. Но ездить туда каждый год — это было слишком! Поэтому еще в прошлый раз она договорилась с Номикой, что следующая поездка состоится без нее.       Сейджину и Номике там нравилось.       — Мы попутешествуем вдвоем. Поэтому я собирался попросить вас предоставить мне отпуск в апреле.       — А мне в кои-то веки можно взять долгосрочную миссию.       — Все ваши пожелания я учту, — ответила Инари. — Сейджин, я так понимаю, по-прежнему строго соблюдает режим и уже улегся спать? Передавайте ему мой привет, впрочем, завтра мы с ним увидимся.       С этими словами госпожа Старейшина покинула дом Ио-Масари.              Казалось, что Казука медитирует, но на самом деле он принимал сообщение от одной из групп АНБУ. Команда остановилась на небольшой полянке у запруды, окруженной ивами. Ясное солнце стояло высоко в безоблачном небе, лаская свежую листву, лишь недавно вырвавшуюся из почек. Было тепло, пахло свежестью. Неджи испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие, просушив наконец обувь после путешествия по болотистой местности. Он сидел на траве и штопал прохудившийся жилет, делая такие мелкие и аккуратные стежки, которым позавидовал бы любой элитный портной в столице. Закончив работу, вытянув жилет на руках, Неджи внимательно осмотрел его и остался доволен результатом.       Тири, стоя на коряге у воды, что-то стирала.       — Неджи-сан, сообщение получено, — произнес Казука, вскакивая на ноги. — Команда "Ао Кума" (Синий медведь) просит поддержки, они обнаружили присутствие Кураре Гекидо в квадрате 33-28, он движется в направлении на юго-юго-восток.       — Выдвигаемся, — коротко бросил Неджи, надевая жилет.       — Черт! — Тири покачнулась, всплеснув руками, но сохранила равновесие, а затем, быстро нагнувшись, кое-как выудила из воды медленно уплывающие голубые трусики. Снова ничего не успеет высохнуть! А ведь они только вчера совершили бросок длиною в трое суток, едва успели отоспаться и немного восполнить силы, как снова нужно бежать по следу. И враг на этот раз не кто-нибудь, а Кураре Гекидо, которого в РЗО называли взбесившейся псиной, маньяком, монстром.       Неджи приходилось тратить больше чакры, чем другим членам отряда. За прошедшие двое суток он так часто использовал бьякуган, что до сих пор чувствовал себя уставшим.       Еще не наступил вечер, как Ао Кума оказалась в поле его зрения, но вот признаков присутствия Кураре он не видел. «Упустили?» — подумал Хьюга, но требовалось убедиться в этом лично. Командой управлял Мичжун-сан; она была примечательна тем, что в ней состоял еще один человек из клана Хьюга, Шичи. Шичи был младше Неджи на четыре года, находился в его подчинении во время Великой войны, получил однажды от сэмпая несколько уроков и замечаний, а после они не общались. Люди Мичжуна были крепко спаяны в одну команду, их всегда приводили в пример, как наиболее дружных и преданных друг другу товарищей. В этом заключалась несомненная заслуга самого Мичжуна — зрелого опытного человека, умевшего воздействовать на людей силой убеждения и собственным авторитетом. Его люди готовы были за него войти в ад, если бы пришлось.       Между крутых склонов двух холмов начинался вход в обширный овраг, поросший лесом. Он тянулся к востоку, зажатый склонами, а затем расширялся и сливался с большой низиной, спускавшейся к реке. Под деревьями расположились члены Ао Кума. Обе команды приветствовали друг друга.       — Мы до сих пор не уверены, что это был он, — произнес Мичжун.       Он сидел на изогнутом корне, наклонившись вперед и упираясь руками в колени. Командир Ао Кума производил грозное впечатление: он был крупным мужчиной с загорелым мускулистым телом, широкими плечами и крепкой шеей. Его темные, чуть седеющие волосы были коротко острижены, открывая скуластое лицо с мощным подбородком и красивой линией рта. Из-под широких темных бровей пытливо смотрели черные глаза с узким разрезом. Мочка одного уха была когда-то порвана и зашита, так что на этом месте остался шрам.       Арумо и Шичи были для него словно младшие братья.       Неджи снял маску тигра, отстегнул и сбросил на землю свой спальный мешок. Наконец-то можно было расслабиться рядом с менее измотанными товарищами. Тири и Казука расположились рядом.       — Шичи увидел его случайно на расстоянии двадцати километров от нас, мы попытались преследовать его, но, черт, он такой быстрый гад! — Мичжун усмехнулся, покачав головой.       «Что в этом забавного?» — раздраженно подумал Неджи, поднимая на него глаза, но ничего не сказал.       — Мы предупредили всех, кого могли, включая штаб. Сначала он двигался на юго-юго-восток, а потом резко повернул на восток и скрылся. В последний раз Шичи видел его у реки, мы побывали там, но ничего не нашли. Дальше двигаться вслепую смысла нет. Отдохнем и утром обследуем окрестности, хотя, чую, ничего это не даст.       Неджи кивнул.       — Ваши люди совсем без сил, как погляжу. Что ж, мы подежурим, а вы отсыпайтесь.       — Благодарю, — произнес Хьюга немеющим от усталости языком.       Он лег спать, даже не поужинав. Тири и Казука последовали его примеру.       Неджи впал в тяжелое забытье. Он так плохо чувствовал себя, будто заболел. Ему казалось, что он находится в темнице собственного тела и не может пошевелиться, а голову наполняет ядовитый туман. Непонятно было, сколько прошло времени. Он силился и силился проснуться, но не мог, пока не услышал знакомый голос:       — Неджи, Неджи, — позвала его Кенара, тронув за плечо.       Ему показалось, что он все еще с ней и они вместе преследуют нукенинов. «Хорошо, что это все приснилось мне», — с облегчением подумал он и приподнялся со своего спального мешка, радуясь, что сейчас увидит милое сердцу лицо с темными глазами и нежными щеками.       На самом деле Неджи не мог подняться, так как тело его уже находилось в вертикальном положении. Он был привязан к дереву и утыкан иглами, пропитанными чужой чакрой. Первое, что он увидел, открыв глаза, это были лежащие в нескольких шагах прямо перед ним тела Тири и Казуки. Ребята лежали рядом, рука об руку, каждый — с перерезанным горлом. Продираясь сознанием и взглядом сквозь пелену сумрачного тумана, Хьюга вскрикнул и окончательно пришел в себя, но картина окружающего мира не изменилась.       У ног его сидел Шичи, втыкая последние иглы в тенкетсу в ступнях.       — Ну что, господин Неджи, — произнес он, поднимая глаза, — вы не забыли, как поставили на мне крест, раскритиковав мой Джукен? Как вам альтернатива? — Юноша поднял одну из игл и показал ее сэмпаю. — Вам должно быть совсем не больно: моя чакра способна заменить сильнейший анестетик. Мы не хотели, чтобы вы очнулись раньше времени, до того, как я обезврежу все ваши тенкетсу.       Глаза Неджи расширились от ужаса, он попытался дернуться, высвободить чакру, но не смог. К ним подошли Мичжун и Арумо. Первый перебирал какие-то медицинские инструменты, второй нес мокрую тряпку и стальной контейнер.       — А, ты очнулся, бледнолицая сволочь, — произнес Мичжун.       Неджи не мог использовать бьякуган, но чутье подсказывало, что перед ним действительно командир Ао Кума. В его глазах пылало столько ненависти, что Хьюга был поражен до глубины души: он точно знал, что не мог вызвать такого сильного чувства.       — Объяснись, Мичжун, — кое-как произнес Неджи, еле ворочая языком. Видимо, пока он и его люди спали, им дали надышаться ядовитого газа. — Ты предатель?       — Предатель? Нет. Мы не предатели и по-прежнему верны родной деревне. Просто хотим оказать ей услугу и избавить ее от такого мусора, как ты! — Командир Ао Кума нагнулся и какое-то время смотрел Неджи прямо в глаза, очевидно, пытаясь совладать с кипящей внутри яростью.       — А мои люди?       — Одна команда — одна судьба, разве ты этого не знал?       На этот раз в ярость пришел Неджи. Он произнес ледяным тоном:       — Ты убил товарищей — это и есть предательство!       — А себя предателем ты не считаешь? Или ты забыл про Саяну и ее отряд? — Мичжун охрип от волнения, когда произносил это имя. От его лица отлила кровь, глаза сделались еще чернее.       — Саяна? — удивленно повторил Неджи и вдруг понял все.       Он совсем забыл об этом, но теперь вспомнил, что видел их вместе когда-то давно. Мичжун и Саяна любили друг друга, однако если первый был преданным и верным другом, то вторая предпочитала считать себя свободной и позволяла себе увлекаться другими молодыми людьми. Если бы Неджи просто приглянулся ей и ответил взаимностью на ее краткосрочную страсть, Мичжун закрыл бы на это глаза. Но Неджи холодно отнесся к куноичи, превратив тем самым ее увлечение в настоящее чувство. Самолюбие Саяны было сильно ранено, она не могла ни забыть Неджи, ни простить его. И наконец погибла, из гордости отклонив предложенную им помощь. Мичжун ненавидел Хьюга.       — Хватит! — прорычал он. — Я долго наблюдал за тобой, выжидая удобный момент: все искал способа отомстить. Хотел уничтожить самого дорого тебе человека, чтобы ты оказался на моем месте, но у такой эгоистичной сволочи, как ты, никого нет. Так что пришлось подумать, что для тебя представляет самую большую ценность, и я решил, что это твои глаза. С тех пор как твой бьякуган очистился от действия Проклятой печати, все было решено. Я извлеку его и продам! Этих денег хватит, чтобы помочь родному клану Арумо и другим нуждающимся. Вырученные средства будут обращены во благо. Даже твое существование в конечном итоге принесет кому-то пользу.       Неджи смотрел на командира расширенными глазами. Никогда в жизни он не был таким беспомощным… Впервые он не мог ничего придумать, ничего предпринять, кроме бесплодных попыток высвободить хоть немного чакры.       — Начнем, — тем временем произнес Мичжун, поднося к лицу Хьюга какой-то инструмент, устроенный по принципу ножниц.       Схватив одной рукой Неджи за подбородок, второй Мичжун вставил в его глаз инструмент и начал раздвигать верхнее и нижнее веко.       — Не дергайся, — прорычал он. — Видишь, работа тонкая…       Он призвал на помощь Арумо и, пока тот фиксировал голову Хьюга, достал скальпель.       — Не смогу ухватить, надо подрезать веки, — сосредоточенно произнес Мичжун, близко наклоняясь к лицу пленника.       Неджи, пока с ним все это проделывали, был словно во сне. «Все кончено?» — думал он и не мог в это поверить, но его тело его больше не слушалось. Даже сказать ничего было нельзя, так как Арумо крепко прижимал его челюсть. «По крайней мере, я могу попытаться сохранять спокойствие… до конца». Это было нелегко, хотелось дергаться, кричать, рычать и вырываться, но Неджи только стиснул зубы и с деланным хладнокровием следил взглядом за приближающимся к нему лезвием. Кровь залила правый глаз: Мичжун сделал два поперечных надреза — на верхнем и нижнем веке, чтобы легче извлечь глазное яблоко. Левым глазом Неджи увидел, как сильные крепкие пальцы потянулись к правой глазнице…       В этот момент из леса со всех сторон мгновенно вытянулись деревянные балки и ветви, обвили Шичи и Арумо и оттащили прочь. Из дерева, к которому был привязан Неджи, тоже вырвались перекладины и прикрыли его, заключив в древесный кокон. Одним глазом сквозь щели он мог разглядеть дальнейшее. На поляну выступил Ямато, руки его были сложены вместе, лицо напряжено.       — Я знаю, ты еще можешь доставить неприятностей, но тебе лучше сдаться, Мичжун.       Ветки, спирально закрученные вокруг шеи Шичи и Арумо, сдавили их сильнее.       — Иначе мне придется убить их, — спокойно добавил Ямато.       Мичжун стоял и мрачно исподлобья смотрел на капитана АНБУ, все еще сжимая в руке окровавленный скальпель. О да, за себя он бы еще мог побороться, вот только…       — Одна команда — одна судьба, — произнес он, опуская руки. — Я был бы такой же сволочью, как этот Хьюга, если бы бросил в беде своих ребят.       Из-за Ямато вышли два человека в масках. Один скрутил командиру Ао Кума руки за спиной, а другая вонзила ему в шею иглу с быстродействующим снотворным. Как только Мичжун был обезврежен, той же процедуре подверглись его товарищи. Ямато выпрямился, опустив руки, древесный кокон, окружавший Неджи, исчез. Капитан АНБУ подошел и начал вырывать из тела Хьюга одну иглу за другой.       — Руюга, развяжи его, — обратился он к одному из своих шиноби.       Молодой человек, названный этим именем, разрубил узлы и подхватил Неджи, неспособного стоять на ногах. Руюга аккуратно усадил его, подложив ему под спину свернутый спальный мешок, затем достал флягу с водой и дал ему напиться.       — Пейте больше, — сказал он. — Тело быстрее придет в норму.       Неджи неотрывно смотрел на побелевшие лица своих товарищей, на лужу крови, которая вытекла из-под них и почти полностью впиталась в землю. Правый глаз щипало из-за лекарства на приложенном к нему бинте, а левый… Хьюга дернулся, но тело все еще не слушалось его, так что ему не удалось поднять руку и вытереть лицо. Так он сидел какое-то время: обездвиженный, беспомощный, с мокрыми от слез щеками, думая о том, что все произошедшее — его вина, и о том, что все видят, как он плачет.       Через какое-то время к нему подошла куноичи из команды Ямато.       — Вам нужно выпить снотворное и поспать до утра: все равно ваше тело не двигается.       — Что будете делать с телами моих людей?       — Все по инструкции: удостоверить личность, обыскать, уничтожить, — все тем же бодрым и звонким голосом ответила девушка.       Неджи поднял голову и посмотрел на нее одним глазом, но увидел лишь маску.       — Это должен делать я, но не могу.       — Мы обо всем позаботимся, а вам бы поспать.       — Сначала Тири и Казука, — твердо ответил Неджи.       Он молча наблюдал, как Руюга и Фугу осматривают его людей, затем кладут им на грудь свитки самоуничтожения. Две вспышки — и от Тири и Казуки остались лишь горстки пепла. Фугу собрала их в особые капсулы, чтобы передать родственникам, затем помогла Неджи выпить пару таблеток и улечься в мешок. Он уже терял последние связи с реальностью, когда услышал, что к нему подошел Ямато и сказал:       — Сегодня мы лишились двух сильных команд: Ао Кума и Сурудой. Это печальный день.       "Сурудой" (Зоркий) - так называлась команда Неджи, от которой теперь ничего не осталось, кроме пепла и горьких сожалений в его душе.       Неджи проснулся в разгар следующего дня. Он уже мог двигаться, но все тело его пронизывала сильная боль: теперь он точно знал, что чувствовали противники, к которым он применял технику Сто двадцать восемь ладоней. Тенкетсу и ток чакры в них очень медленно восстанавливались. Правый глаз совсем не беспокоил: Руюга заживил веки так, что от разрезов не сохранилось и следа. Осталось лишь хорошенько умыться, чтобы смыть частички крови.       Ямато подошел к Хьюга и уселся на ту самую корягу, на которой вчера сидел Мичжун.       — Мы вызвали одну из команд неподалеку для транспортировки предателей, после обеда они будут здесь, и тогда тронемся в путь. Надеюсь, ты уже сможешь передвигаться самостоятельно.       Несмотря на немигающий взгляд, лицо капитана выглядело озабоченным и хмурым.       — Невозможно было ожидать подобного от такого человека, как Мичжун. Когда-то мы почти дружили. Какая потеря…       — Он в здравом уме?       — Да.       — Но как он решился? И людей своих втянул…       — Они надеялись замести следы и продолжать нести службу, как всегда. Ао Кума вообще здесь не должно было быть, в штабе считали, что они в другом месте. Ваша команда получила никем не зафиксированное сообщение, вы просто пропали бы без вести, и никто бы не знал, где вас искать. Кто заподозрил бы Мичжуна? Кроме прочего, в его команде один человек из клана Хьюга.       — Так как вы узнали? Неужели случайно оказались рядом? И почему Шичи не увидел вас…       Ямато покачал головой.       — Кроме собственной чакры я могу использовать природную энергию, а ее не отличить от окружающего мира даже с помощью особого зрения. Даже твой бьякуган не справился бы с таким покровом. — Он сказал это без малейшего бахвальства и не меняя выражения лица. — А что касается твоих первых вопросов, в АНБУ есть люди, связанные с черным рынком. Как только Мичжун попытался найти покупателя, нам поступил сигнал.       — Зачем он искал покупателя заранее?       — По разным причинам: договориться о цене и условиях, сэкономить себе время в дальнейшем. Капитан Мичжун из тех, кто продумывает свои действия загодя и тщательно готовится, прежде чем приступить к выполнению плана. Бывший капитан.       — Вы следили за ним?       — После поступления сигнала клон Руюги следил за Ао Кума, да. Талантливый парень, может полностью скрыть свою чакру. Как только он услышал, что вам передают заведомо ложное сообщение (Кураре Гекидо обнаружился в другой части страны, Мичжун об этом знал, как и я), мы выдвинулись в назначенную точку сбора. — Ямато тяжело вздохнул. — Мы должны были успеть, но опоздали.       — Мне и в голову не пришло опасаться проверенных временем товарищей по РЗО, — произнес Неджи.       — Если мы начнем опасаться друг друга, ни к чему хорошему это не приведет. Товарищам нужно доверять — это аксиома. Твоей вины нет…       Хьюга покачал головой. Неважно, что думает Ямато или кто-то еще: Неджи не уберег своих людей. И именно он являлся причиной разгоревшихся событий. Избавившись от Проклятой печати, вступив в ряды АНБУ, Неджи подготовил почву для плана Мичжуна. А самым ужасным было то, что потерять бьякуган он боялся не меньше, чем потерять товарищей. Если бы сейчас ему предложили обмен: его глаза за Тири и Казуку, — он бы согласился, но дело было не в выборе и не в поступках, а в эмоциях. Нравственные страдания от потери бьякугана были бы не менее острыми, чем от потери товарищей по команде. Мичжун был прав на его счет: даже если Неджи поступал как хороший человек, хорошим он не был.       «Где ты? — подумал он. — Ты нужна мне… » Кенара выслушала бы его, сказала, что они похожи, привела бы пример из собственной жизни, и они вместе, печалясь о собственном несовершенстве, в конце концов приняли бы друг друга такими, какие есть.              Масари Кенара в это время была в Конохе. Отчитавшись об окончании миссии, она решила напоследок навестить молодоженов, Джи-Джи и Торойю. Нужно было зайти в сувенирную лавку и выбрать какой-нибудь подарок для них. Яркий, солнечный мартовский день разгорелся в полную силу; дул теплый ветер, пели птицы и люди болтали и смеялись, заполняя улицы деревни радостным гулом. Даже Кенара слегка улыбалась, глядя по сторонам, и ей пришла в голову небывалая идея купить что-нибудь в подарок для Номики и Сейджина, которые собирались отбыть в столицу. В этот момент как раз у входа в магазинчик она почти столкнулась с Хьюга Хинатой.       — Здравствуйте, Хината-сама, — обронила Кенара.       Куноичи ответила ей любопытным взглядом.       — Здравствуйте, разве мы знакомы?       — Меня зовут Масари Кенара, во время Великой войны вы спасли мне жизнь. Может, помните: рассеченные кости плечевого пояса, разорванные артерии, реки крови…       — А! — Хината густо покраснела.       Она поняла, что перед ней стоит та самая молодая женщина, о которой говорил ее брат. За пару секунд Хината внимательно рассмотрела ее. Почему-то ей представлялось, что избранницей Неджи стала какая-то яркая, выдающаяся куноичи, но во внешности Кенары на первый взгляд не было ничего особенного. Из-за серьезного выражения лица трудно было оценить его привлекательность, но никакие недостатки не бросались в глаза. Разве что из-за привычки хмуриться между бровей проявлялась морщинка. Цвет лица был ровным, мягким. Брови и ресницы отличались более темным оттенком, чем русые волосы, глаза цвета зимних сумерек смотрели спокойно и прямо, не восхищая блеском или особой выразительностью. Фигура, пожалуй, была хороша: стройная, крепкая, — разве что плечи узковаты, но при тонкой талии это совсем не недостаток. Хинате понравилось, как держалась ее собеседница: вежливо и спокойно.       — Думаю, во время Великой войны каждый из нас не раз спасал другого и сам был не единожды спасен.       — Я не решилась бы вас нарочно беспокоить, но, столкнувшись, не могу не поблагодарить, — ответила Кенара и слегка поклонилась, сложив руки. Она была не единственным истекающим кровью тяжело раненным в тот день, многим другим не повезло.       Хината улыбнулась, чтобы скрыть смущение.       — Я рада, что оказалась полезной.       — У меня есть сын, ему в апреле исполнится девять. — Это было сказано с такой теплотой, что Хината окончательно смешалась.       Она помнила, с какой уверенностью Неджи заявил о том, что любим, но даже если все так и обстояло, Кенара не производила впечатления женщины, готовой бросить семью ради нового возлюбленного. Она ею и не была — в этом Хината не сомневалась ни секунды. И пока одна куноичи ощущала лишь дружелюбие и легкий интерес, другая испытывала глубокое сочувствие. Обе оказались в ситуации, когда желали бы продолжить разговор (Это же сестра Неджи! Это же женщина, которую полюбил Неджи!), но опасались встретить непонимание и настороженность. Наконец Хинате в голову пришла спасительная мысль, что Кенара скорее всего не знает о ее осведомленности обо всей подоплеке истории двухгодичной давности, и она осмелилась упомянуть имя брата:       — Кажется, вы вместе с Хьюга Неджи отличились тогда, уничтожив опасных преступников?       Кенара хорошо владела собой, но ее щеки слегка порозовели. Она кивнула. В это время из магазинчика вышли люди, а затем вошли новые покупатели, и возникла необходимость отойти в сторону, чтобы не мешать этим двум потокам. Девушки перешли через дорогу и по обоюдному согласию сели на свободную скамью, обращенную к набережной.       Кенара тщательно подбирала слова, чтобы сказать не слишком много, но и не слишком мало.       — Неджи-сан — выдающийся шиноби и командир и верный товарищ, — произнесла она.       — О вас он тоже хорошо отзывался, — ответила Хината.       Кенара старалась сохранять хладнокровие, но, несмотря на свои усилия, слегка покраснела.       — Хотя обычно ему трудно угодить.       — Наверное... — Куноичи Звездопада отвела взгляд, явно избегая продолжения этой темы. Ей хотелось знать, в Конохе он или нет, и она осмелилась задать этот вопрос, как только кровь отхлынула от ее щек.       — Нет, теперь он редко бывает дома, — ответила Хината.       — Почему?       — Работа в АНБУ отнимает много времени и сил, приходится перемещаться по всей стране и за ее пределами.       — Неджи в АНБУ? — Кенара не смогла сдержать улыбки. Хоть кто-то воплощает свои мечты в жизнь!       — Да, он уже два года в отделе РЗО, а вы не знали?       — Нет, откуда…       В это время Хината, обернувшись, увидела Ханаби у входа в сувенирную лавку и помахала ей рукой.       — Извините, мне нужно идти. — Она поднялась со скамьи и вежливо улыбнулась.       Вторая куноичи поднялась следом.       — Передать от вас привет моему брату?       — Нет! — быстро ответила Кенара. — Степень нашей близости… степень близости нашего знакомства не подразумевает обмена приветами через общих друзей.       Девушки попрощались, Хината пересекла улицу и подошла к сестре. Кенара проследила за ней взглядом, задумчиво скрестив руки на груди. Она совершенно забыла про подарки.       — Ханаби, что скажешь о той девушке? — тихонько спросила Хината. Сила бьякугана ее сестры кроме всего прочего проявлялась в умении видеть людей насквозь.       — Та, что стоит, скрестив руки? Симпатичная, но слишком серьезная; слегка за двадцать пять. Трудяга, но не из простых, а из тех, что вечно заморочены на себе и своем моральном облике. Прямо как наш братец: никакого отдыха ни уму, ни телу.       Хината быстро подняла на нее глаза.       — Ханаби, ты меня удивляешь!       — Да это так, навскидку, — отмахнулась младшая из сестер, но было заметно, что похвала доставила ей удовольствие. — А кто она?       — Куноичи Звездопада, вместе с которой Неджи сражался с Поджигателями, помнишь?       — А, ну теперь понятно, почему они сработались.       Хинате теперь тоже многое стало понятным, но она, как всегда, предпочла об этом промолчать.              Прямо у порога Кенару встретили муж и сын. Куноичи торопилась вернуться домой до того, как они отправятся в свое путешествие.       — Как твоя миссия?       — Хорошо.       — А как там Торойя и его жена? Ты их навестила в Конохе?       — Да, — ответила Кенара, стягивая обувь. — Сбежала через полчаса — боялась засахариться. Помнишь Рики и Таюши лет десять назад? Эти точь-в-точь такие же.       Номика посмеялся.       — А мы были другими? — лукаво спросил он.       — Я не помню, — честно ответила Кенара, подходя к дивану, на котором стояли полностью укомплектованные походные сумки. Сейджин проверял и затягивал ремешки.       — Мам, ты опоздала на полчаса, — сказал он, подставляя щеку для поцелуя.       Кенара повернулась к мужу и демонстративно закатила глаза. Номика заулыбался.       — Мне кажется, первое предложение, которое сумел выговорить мой сын, было «мама, ты не права», — проворчала Кенара. Муж ее, смеясь, похлопал мальчика по плечу, Сейджин удивленно вскинул брови.       — Мне от тебя тоже частенько доставалось, знаешь ли, — сказал Номика жене. — Таково уж проявление развитого критического мышления. Ладно, нам пора: мы сегодня должны добраться до сопки Ко.       Отец и сын закрепили походные сумки, проверили снаряжение, набросили плащи и, по очереди обняв и поцеловав Кенару, вышли из дома. Куноичи проводила их до улицы и смотрела им вслед, пока они не скрылись за поворотом — такие похожие, такие красивые и родные. Она была рада, что не пошла вместе с ними: пусть это будет только их приключение, ведь они так привязаны друг к другу, а ее через неделю ждет новая миссия.              На второй день пути ближе к вечеру Номика и Сейджин свернули с дороги, чтобы остановиться на ночлег. Они присмотрели полянку в осиновой рощице, сбросили сумки и остались стоять, весело переговариваясь и наслаждаясь теплом и солнечным светом — солнце только клонилось к горизонту, сумерки еще не наступили.       У Сейджина, обычно спокойного, раскраснелись щеки, вообще, на свежем воздухе он оживал, а в обществе отца делался даже разговорчивым. Номика стоял напротив него, уперев руки в бока, и время от времени радостно посмеивался над самыми, по его мнению, забавными моментами.       — Я сказал, что буду Ооцуцуки Нохарой, и не иначе, потому что герой не может выглядеть, как балбес.       — Так и сказал? Ха-ха, представляю, как он разозлился…       — Да, только смысл злиться, если не можешь отстоять свою точку зрения? Ну пап, Аки десять, а он сопли об рукав до сих пор вытирает, мне иногда противно с ним бороться. Дерусь с ним, только если он в футболке.       — Ха-ха, думаешь что-то мешает ему задрать футболку и вытереть нос об нее, если рукавов нет?       — Да, об этом я не подумал. Он согласился быть Сенджу, но не мог выбрать между Хаширамой и Тобирамой. Тогда я сказал, пусть будет третьим братом — Дурамой.       — С-с-с-с-смеш-ш-ш-шно!.. — По листве вокруг поляны пронесся шепот.       Номика мгновенно оказался возле сына, выхватив кунаи, и быстро огляделся по сторонам. Сейджин тоже достал оружие и встал в точно такую же стойку.       — Какая хорошая компания: отец и сын. Такие веселые, такие дружные, — раздалось сразу с нескольких сторон. — Ну как тут пройти мимо?       В тенях между стволами осин появились темные силуэты — Номика насчитал двенадцать — и начали медленно приближаться, окружая поляну. Он схватил сына и хотел уйти под землю, чтобы проскользнуть под ее толщей, а затем выбраться на поверхность и попытаться сбежать, но не смог: ноги его словно упирались в монолит, который он не мог расколоть своей чакрой, поляна утонула в тени. Номику в одно мгновение прошиб холодный пот.       — Пап, ног не оторвать, — быстро сказал Сейджин. Он хотел подпрыгнуть, но не смог, словно ступни его намертво приклеились к тени. Мальчик понял, что на них напал враг, но еще не боялся, только волнение охватило его: он был уверен, что отец сможет его защитить от любого противника, нужно было только не мешать ему и попытаться быть полезным. Сейджин много тренировался, так что просто не могло быть, чтобы он подвел отца.       Номика теперь смог разглядеть отдельные черты приближающихся силуэтов: это были теневые клоны одного и того же существа. Его правая рука была длиннее и больше левой, вместо пальцев на ней росли широкие острые когти больше полуметра в длину, похожие на лезвие косы. Костяные отростки прорывали толстую шкуру на плечах и спине, неестественно большие челюсти, как будто вовсе не покрытые кожей, двигаясь, смыкали и размыкали ряд звериных зубов. У него были широкие скулы и выступающий вперед длинный и гладкий костяной лоб, из-под которого блестели желтые глаза с продольным зрачком. Со всего этого нечеловеческого темно-красного лица словно содрали кожу. На затылке и на висках торчком стояли жесткие белые волосы. Он был очень крупным, свитым из стальных мышц, ростом выше Номики. Но двигался упруго, чуть приволакивая, правда, правую лапу.       Номика почувствовал, что сердце его остановилось, а по телу раскатилась ледяная волна: он узнал, кто перед ним. Дикий страх, ужас впился когтями в его душу и принялся ее терзать, ведь за спиной стоял его сын! Если бы только он один на один столкнулся с таким чудовищно сильным противником, Номика не побоялся бы схватки и, если бы пришлось, отдал свою жизнь, чтобы попытаться остановить монстра и умереть достойной шиноби смертью. Но именно теперь он не мог умереть, ведь он должен был защищать своего сына! Но как защитить его от Кураре Гекидо, погубившего не одну команду АНБУ? От этого бешеного чудовища, чье имя стало страшилкой? У Номики было недостаточно сил, и он осознавал это.       Еще ужаснее было встретить его здесь, в двух днях пути от Звездопада, в нескольких шагах от большой дороги, в населенной местности — там, где, казалось, безопасно путешествовать вместе с ребенком! Солнце померкло, счастливый, радостный день погас, словно из него в одно мгновение выпили все лучи, тени сгущались и клубились вокруг поляны.       — Все хорошо, сын, — спокойно произнес Номика. — Будь внимательным.       Нечеловеческим усилием воли он заставил себя скрыть свой страх и сосредоточиться на противнике.       — Да, сын, будь внимательным: внимательно смотри, как я разделаю вас на куски! — произнесли разом несколько клонов, а затем бросились в атаку.       — Мощь тысячи крепостей! — Номика мгновенно накрыл себя и сына куполом, так как все еще не мог оторвать ног от земли, но это не помогло: тень сгустилась, вспучилась и жгутами поползла по ногам шиноби.       Сейджин пытался наносить ей удары кунаями, но безрезультатно.       — Делай покров из камня, ну же! — крикнул Номика, руками пытаясь высвободить сына из темных пут, но тени проскальзывали сквозь него и снова сгущались на теле мальчика. Сейджин никак не мог соединить пальцы, тогда Номика силой соединил их своими руками и помог сложить печати.       — Покров из камня! — воскликнул Сейджин.       Номика сам оказался в большой опасности, так что следом за сыном применил ту же технику. Их тела покрылись каменной кожей, купол исчез, тени сделались серыми. Почувствовав, что освободился от опасной хватки, Номика рассеял покров: нужно было защитить Сейджина, который не мог использовать каменную кожу слишком долго. Чакра мальчика, обращенная в камень, начала рассеиваться, уже местами было видно его детское тело, когда со скоростью, почти не уловимой для человеческого глаза, к нему подскочил один из клонов и занес когти. Номика, используя технику Каменный кулак, сбил лапу с траектории, отколов кусочек большого когтя, и собирался нанести второй удар в корпус.       — Мертвая хватка! — прорычал с нескольких сторон Кураре, тени резко вспенились чернотой и склубились вокруг обоих шиноби, сдавливая их с невероятной силой. Тело Номики было натренировано мгновенно реагировать и выставлять защиту, тело Сейджина — еще нет. Мальчик коротко вскрикнул и затих, голова его завалилась на бок, а когда тени рассеялись, освобождая его тело, оно мягко, как тряпичная кукла, упало на землю.       Номика рассеял каменный покров и увидел Сейджина. Это была самая страшная минута в его жизни, но хотя на губах мальчика выступила кровавая пена, узкая грудь его еще едва заметно вздымалась. Номика задрожал всем телом и быстро оглянулся. Вокруг поляны стояли двенадцать теневых клонов. Шестеро из них складывали печати одной рукой, управляя тенями и используя техники. Не обладая особым зрением или чутьем, было невозможно определить настоящего Кураре. Однако Номика был о нем достаточно наслышан, чтобы кое-что понимать: перед ним маньяк, который предпочитает собственными руками истязать жертву, когда чувствует себя в безопасности.       — Как, все еще собираешься драться? А как же твой сынок? Не станешь оплакивать его, утирая сопли?       Кураре думал, что с мальчиком покончено, значит он больше не тронет его и Номика может провести свою атаку… Он бросился вперед на ту из копий, у которой был отломан кусок когтя, покрывая тело каменными пластинами, как доспехом, отращивая каменные кулаки. Кураре пронзил его когтями, несмотря на защиту, но это не остановило Номику: он ударил монстра в грудь, сломав несколько ребер, затем начал бить в голову снова и снова, пока на лбу не образовалась трещина. Кураре в это время рычал и пытался вытянуть лапу, чтобы отодвинуть от себя насаженного на когти противника, но Номика словно врос в землю. Он вдруг мгновенно рассеял покров, выдернул кунай из портупеи и почти на всю длину лезвия всадил его в щель во лбу Кураре. Рукоятка была обернута взрывной печатью, так что через мгновение раздался взрыв, раскалывая спереди толстый костяной череп и разбрызгивая содержимое вместе с кровью. На эти доли секунды Номика прикрыл верхнюю часть тела каменной кожей, но ему уже плохо давалось управление чакрой.       Тени рассеялись, оказалось, что еще не наступили сумерки, а солнце только-только скрылось за лесом. Клоны исчезли, а изуродованное до плеч тело Кураре завалилось на бок, роняя вместе с собой насаженного на когти Номику.       Он лежал какое-то время, умирая, сознание его помутилось, тело не слушалось. Но вот он открыл глаза и увидел сына, лежащего на траве в пятнадцати шагах от него. Сейджин еще дышал. Не нужно было быть медиком, чтобы понять, что кости в его теле переломаны, внутренние органы повреждены. Мальчик тоже умирал, но его еще можно было спасти, если повреждения органов не были тотальными, а внутренние кровотечения — обширными, если в ближайшее время благодаря какому-то чуду здесь окажется кто-то, способный лечить и передавать чакру. И Номика понял, что ему нельзя еще умереть. Он дернулся и неимоверным усилием откинулся назад, стаскивая свое тело с когтей. Сначала оно почти не продвигалось, но потом вдруг, миновав широкие участки костяных лезвий, поддалось. Номика соскочил с когтей и пополз к сыну, подтягивая себя на руках, так как ноги онемели и не слушались. Эти пятнадцать шагов показались ему бесконечно долгой дорогой. Все, все усилия воли, когда-либо совершенные им над собой, сплелись в единую цепь, которой он словно подтаскивал себя к сыну. Он должен был быть рядом с ним! Как будто это могло спасти Сейджина, как будто давало ему шанс. «Рядом… пока дышу…» — думал Номика, не в силах даже мысленно составить длинное предложение. Когда его пальцы дотянулись до пальчиков сына, высовывавшихся из сандалии шиноби, он поверил, что сможет осуществить задуманное.       Однако в следующее мгновение начало темнеть в глазах. Номика испугался, что не сможет, не успеет… Через полминуты он уже видел лицо сына и тянул к нему руку. Номика не был медиком, не умел лечить, но между его душой и душой Сейджина существовала крепкая связь, иногда во время тренировок, поддерживая сына, он передавал ему часть своей чакры вместе с уверенностью в его силах. Положив руку на лоб мальчика, Номика лежал рядом с ним и молился. Он просил дать ему сил продержаться еще немного и спасти, какой-то неведомой силой спасти его ребенка…       Сейджин открыл глаза. Они были такими большими, ясными, светло-зеленого, почти бирюзового цвета. Номика смотрел на него точно такими же глазами, но почти не видел. Он лежал на левом боку и правой рукой кое-как забрался в дорожную сумку (как хорошо, что Сейджин такой аккуратный — все всегда на своих местах!) и выудил нужные таблетки: обезболивающее средство и средство для поддержания чакры. Кроме всего прочего для мальчика существовала опасность погибнуть от болевого шока — сердце могло не выдержать нагрузки. Номика растер таблетки пальцами прямо в упаковке, потом кое-как разорвал ее и всыпал Сейджину в рот, затем той же рукой сорвал баклажку с пояса, вырвал большим пальцем пробку и дал сыну глотнуть воды. Мальчик не мог говорить и почти не моргал, словно не понимал, что происходит.       Номика наконец опустил голову на траву — мука закончилась, можно было отпустить и не терзать собственное тело, истекшее кровью, вспоротое от пояса до ребер. Он улыбнулся сыну, хотя уже совершенно ослеп и ничего не чувствовал. «Как бы я хотел быть с тобой подольше», — подумал он.       Сейджин закрыл глаза.              Кенара зашла к тете перед обедом, чтобы забрать направление на миссию и услышать последние наставления. Инари-сан только что получила какое-то срочное послание из Деревни Листа и едва успела развернуть свиток, сделав знак племяннице подождать. Но вот она изменилась в лице и схватилась за сердце, чего с ней еще никогда не бывало на памяти Кенары.       — Тетя, что? — куноичи нахмурилась, быстро обойдя стол, подхватила госпожу Старейшину под локоть и усадила в кресло.       Из побелевшей руки выпал свиток. Кенара схватила его и прочла, не спрашивая позволения: «2 Апреля в 16 часов Кураре Гекидо засекли в квадрате 91-14, направление движения на юго-восток, высланы 3 группы из Листа, требуется поддержка Звездопада, отправьте на перехват группы «Рюсэй» и «Мидори». Не требовалось смотреть на карту, чтобы понять, что это чудовище появится на тракте между Звездопадом и Листом примерно в то же время, что и Номика с сыном.       — Кей! Кей! — закричала, придя в себя, Инари.       Испуганная помощница забежала в кабинет и каким-то чудом успела отпрянуть в сторону, чтобы пропустить пролетевшую мимо Кенару.       — Стой! Возьми людей! — воскликнула госпожа Старейшина.       Кенара резко остановилась и обернулась. Ее глаза были черными на побелевшем лице.       — Делай, что считаешь нужным, я побегу вперед. Кто самый быстрый медик?       — Фугаму, он дома или на дежурстве в больнице, адрес… Кей?       — Там узнаю, — бросила куноичи и исчезла.       Ворвавшись в медицинский кабинет, Кенара увидела трех человек: двух медиков и сидящего на кушетке полуголого больного, которого они щедро смазывали каким-то раствором.       — Вы пойдете со мной, — сказала куноичи доктору, человеку небольшого роста, лет сорока на вид, с сухим, флегматичным лицом.       Фугаму-сан повернулся к медбрату и со словами «закончи тут» стянул с себя перчатки. Он с неожиданной прытью собрал сумку, задав лишь вопрос: «Что потребуется?»       — Не знаю, — хмуро ответила Кенара.       Через пару минут они уже были в дороге. Шиноби-медик оказался действительно быстроходным, но за Кенарой невозможно было угнаться: тело ее летело, как метеор, а душа неслась вперед еще быстрее и уже была на месте трагедии. Так что Фугаму-сану пару раз пришлось вкалывать себе запрещенное тонизирующее средство, отчего мышцы на его теле вздулись, как жгуты, а кожа приобрела малиновый оттенок. И все же, как бы быстро они ни бежали, потребовалось несколько часов, чтобы добраться до заветной рощи. Поляна, на которой Номика сражался с Кураре, находилась в нескольких шагах от дороги, но даже если бы она была полностью скрыта от глаз, Кенара нашла бы ее.       Куноичи под конец оторвалась от доктора и вбежала под сень деревьев уже без него. Лучи заходящего солнца алым светом пронизывали просветы между осин и ложились на поляну. Кенара увидела их: Номика и Сейджин лежали рядом, левая ручка мальчика прикрывала крупную правую руку его отца. Куноичи показалось, что ее сердце вырвали из груди и швырнули ей под ноги. Она метнулась вперед и упала на колени рядом с сыном. Щеки его были бледными, на губах запеклась кровь, глаза были закрыты, но он дышал! Кенара сообразила, что его нельзя трогать: судя по всему, имелись внутренние повреждения. Она повернулась к Номике и увидела его лицо. Глаза были наполовину прикрыты веками, губы улыбались. Вдруг в свете алых лучей она увидела кровавую дорогу, которую проложил своим телом в весенней траве ее муж — от скорчившегося изуродованного тела убитого им монстра к любимому сыну. Она увидела ужасные раны в его теле — раны, от которых человек умирает мгновенно. И задохнулась. Несколько секунд она не могла вдохнуть в себя воздух и дрожала. Наконец из глаз брызнули слезы и Кенара уткнулась лицом в грудь своего мужа. Губы ее беззвучно шептали: «Сэнсэй, сэнсэй, сэнсэй…»       Рядом встал на колени Фугаму-сан и без лишних слов начал осматривать мальчика.       — Что? — спросила куноичи через несколько секунд. Она уже снова владела собой.       — Время, — коротко бросил шиноби-медик и начал передавать Сейджину чакру.       Солнце скрылось за лесом, сгустились сумерки. Кенара закрыла Номике глаза, сидела и гладила его холодную руку. Сначала она была уверена, что, раз сын ее выжил, теперь с ним все будет в порядке, но Фугаму-сан уже побагровел, покрылся испариной, а все никак не мог закончить с лечением. Несколько раз он подскакивал на месте и как будто еще больше напрягался. Кенара не знала, что в эти мгновения доктор силой заставлял сердце ее мальчика биться. Край одной штанины у доктора задрался и обнажил нижнюю часть икры: сосуды в ней полопались, и нога под кожей покрылась ужасающими кровоподтеками. Это было расплатой за нечеловеческую скорость.       Прошло часа полтора, но для Кенары — намного, намного больше. Однако даже этого оказалось недостаточно. Фугаму-сан вздохнул и отвалился в сторону, едва дыша.       — Я… кровотечения остановлены, внутренние органы в стабильном состоянии, но… его кости поломаны, некоторые раздроблены, в мышцах много осколков. Это мне не по силам, это даже десятку медиков не по силам.       — Но он не умрет? — Как ни пыталась Кенара овладеть собой, в ее голосе слышалась мольба.       — Нет, но вы понимаете, что жить так нельзя. Могут начаться воспалительные процессы и множество других последствий. Мальчика нужно лечить, но медик должен быть… — Фугаму-сан перебил сам себя. — В Руоши! На горячих источниках с февраля отдыхала Цунаде-сама, это невероятное везение, ведь она уже творила подобные чудеса.       — Я должна доставить сына в Руоши? Его можно переносить?       — Если только зафиксировать тело. Я покажу вам, что нужно сделать.       — Вы отправитесь со мной?       — Конечно, только через два часа, не раньше. — Фугаму-сан откинулся, прислонившись спиной к осине, и словно потерял сознание.       Кенара поняла, что он истратил слишком много чакры. Она крепко держала теплые ручки сына в своих руках. Они казались сейчас такими маленькими!       Через два часа поляна была наводнена АНБУ. Одновременно явились три команды из Листа и две — из Звездопада. Все были поражены: простой джонин уничтожил Кураре Гекидо!       — Ваш муж — герой, — сказал один из людей в масках. — Мы доставим его тело в Звездопад, а вам дадим двух человек для сопровождения в Руоши: кажется, Фугаму-сан не сможет передвигаться сам.       В этот момент медик открыл глаза.       — Не так уж я беспомощен, но от поддержки не откажусь: вся моя чакра нужна этому молодому человеку.       В соответствии с подробной инструкцией медика Кенара собрала подобие носилок, на которых закрепили Сейджина. Она несла их вместе с агентом из команды «Рюсэй», другой его товарищ должен был тащить на спине Фугаму-сана.       — Вы можете попрощаться с мужем, — обратился один из капитанов к куноичи. — Потом мы запечатаем тело в свиток.       Кенара в последний раз посмотрела на лицо Номики.       — Прощай, сэнсэй, я всегда буду любить тебя, — беззвучно прошептала она. — Ты подарил мне сына и защитил его от чудовища. Не беспокойся: теперь о нем позабочусь я. Клянусь тебе, я сделаю все, что смогу… Нет, больше: сделаю то, что на моем месте делал бы ты!       При этих словах Кенара стала еще бледнее, хотя это казалось невозможным. Как, как она о нем позаботится?! Как она скажет ему о смерти любимого отца… Сейджин возненавидит ее… Представив горе своего сына, она заплакала, но, к счастью, уже пора было отправляться в дорогу.              Цунаде уже неделю как покинула Руоши, куда именно она отправилась, никто не знал. Фугаму-сан хмурился и силился принять ответственное решение.       — Ждать нельзя. Вы, конечно, можете отправиться на поиски Цунаде-сама, оставив мальчика со мной, но я намерен приступить к лечению самостоятельно. Многого сделать я не смогу, но надо хотя бы начать.       Отправиться на поиски Цунаде? Конечно, бегать от города к городу налегке приятнее, чем просиживать сутки напролет у постели больного сына, это дело для нее привычнее и больше ей подходит. Но только вот оставить Сейджина она не могла.       — Я никуда не уйду, — устало ответила Кенара. — Я буду помогать вам, Фугаму-сан, хочу быть здесь, когда он очнется. Напишу в Звездопад, пусть отправят людей на поиски Цунаде-сама: к счастью, я не единственный шиноби в моей деревне.       — Когда он очнется, ему будет больно, готовьтесь к этому. Вообще готовьтесь к тому, что будет тяжело — и это теперь надолго.       — Я понимаю. Я хочу, чтобы он жил. Ради этого можно вытерпеть все, что угодно.       Кенара снимала пару комнат в гостинице на горячих источниках. Она услышала, как кто-то стучит в раздвижную панель, отделявшую ее часть от остального дома. Куноичи поднялась и пошла открывать. Она распахнула створки и увидела свою сестру. Нинаки стояла перед ней, едва дыша, во что превратилось ее белоснежное одеяние! Похоже, она неслась сюда из Звездопада напрямую, на своей предельной скорости, впервые в жизни не думая о том, достойно ли она выглядит в глазах окружающих. Она не могла выговорить ни слова, но по ее дрожащим губам и заплаканным глазам все было понятно. Сестры порывисто обнялись.       — Спасибо тебе, Нинаки, — тихо сказала Кенара и, зажмурившись, прижалась к плечу сестры.       — Мы вылечим его, вылечим, — пробормотала Нинаки сквозь слезы.              Шикамару и Неджи стояли в коридоре Резиденции Хокаге в оконной нише и тихо переговаривались.       — Я все понял, — произнес помощник Седьмого. — Это твое право.       Хьюга хмыкнул.       — Естественно. Команды Сурудой больше нет, я не хочу пока набирать новых людей. Когда проводишь с ними столько времени, привязываешься и потом… — Он нахмурился.       — Пока? Так ты вернешься в РЗО?       — Думаю, да, но не сейчас. Хочу обычные, скучные миссии. На них, по крайней мере, мои чунины не умирают.       Шикамару смотрел на него во все глаза. С каких пор Неджи не стесняется обнаруживать в себе что-то человеческое и говорить о своих чувствах?       — Столько новостей сразу... — Помощник Седьмого вздохнул. — Ты уже слышал про Гекидо или раньше отправился в отставку?       — Что я должен был слышать? — с неудовольствием спросил Хьюга.       — А то, что он мертв. Наконец-то эту бешеную псину прикончили.       — Какая команда? — ревниво поинтересовался Неджи. Сколько он пробегал в поисках этого монстра, как хотел с ним встретиться еще недавно!       Шикамару покачал головой.       — Не команда. Один джонин из Звездопада. Убил его и сам погиб, к сожалению.       Неджи похолодел.       — Кто? Не Масари? — быстро спросил он.       — Нет, — удивленно ответил Шикамару. — А для тебя в Звездопаде только Масари существует? На самом деле его звали…       — Не важно, — устало ответил Хьюга. — Мне кажется, за этот год пришлось запомнить слишком много имен погибших товарищей. Не хочу больше ничего знать.       Помощник Седьмого смотрел в спину Неджи, пока тот не скрылся в другом конце коридора.       — Так у тебя все-таки не бесконечный запас сил? — произнес он ему в след. — Поздравляю: значит, ты человек.