Тен-Тен пишет роман

      В течение всего апреля Фугаму-сан оставался в Руоши, так как его чакра, помощь и консультации требовались Нинаки. Состояние Сейджина все еще вызывало опасения. Каждый день оба шиноби-медика проводили операции длительностью от двух до четырех часов, сращивая кости мальчика и извлекая из его тела бесполезные осколки. Ему требовалось множество операций, на все сразу не хватало чакры, да и подвергать детское тело таким нагрузкам было бы опасно. Некоторые кости срастались сами, иногда их приходилось ломать и сращивать заново.       Первые сутки Сейджин провел под действием снотворного, но долго держать его в таком состоянии было нельзя; ему предстояло очнуться и столкнуться лицом к лицу с нравственными и телесными страданиями, которых с избытком хватило бы и на долю взрослого. Кенара сидела на стуле у его постели. Это было неудобно и непрактично, но она поставила кровать прямо посередине комнаты — так, чтобы, поворачиваясь направо, Сейджин видел, что происходит за окном, а поворачиваясь налево, мог любоваться садом за распахнутыми створками. Куноичи казалось, что красота природы способна умиротворить болящую душу как ничто другое.       Мальчик вздохнул и открыл глаза. Несколько секунд он приходил в себя, затем нашел взглядом лицо матери и произнес:       — Папа умер?       Кенара несколько раз кивнула, на время лишившись способности разговаривать из-за охватившего ее волнения. Глаза Сейджина наполнились слезами, рот скривился, он отвернулся и сказал очень тихо:       — Я надеялся, что мне привиделось.       Он помнил как отец, весь в крови, с онемевшими холодными руками дал ему таблетки и воду, а потом прилег, словно хотел отдохнуть, повернулся к нему и улыбнулся, как улыбался, прощаясь с сыном на ночь. Глаза сделались неподвижными, изо рта вырвался вздох… Сейджин тогда потерял сознание и не успел осознать то, что видел, но теперь эта картина стояла у него перед глазами со всем тем страшным смыслом, который заключала в себе.       — Вы столкнулись с настоящим чудовищем — Кураре Гекидо, ты слышал о нем. Он был слишком силен…       Сейджин повернулся.       — Не сильнее моего отца, — сказал он.       — Не сильнее, — подтвердила Кенара.       Мать и сын обменялись взглядом, полным веры в дорогого им человека.       Сейджин проявлял большое терпение и мужество, которое не соответствовало его возрасту. Только по крепко сжатым губам, побелевшим пальчикам, вцепившимся в покрывало, задержанному, а потом учащенному дыханию Кенара понимала, что он испытывает сильную боль. Невозможно было все время держать его на лекарствах. К счастью, с каждым днем ему становилось чуть лучше, но иногда наступали периоды кризиса и казалось, что он никогда не выздоровеет.       — Мама, посмотри на мое тело, — с горечью говорил он, пальцами стягивая покрывало с изломанной грудной клетки, — ты веришь, что я стану прежним?       — Да, — твердо отвечала Кенара. — Нинаки обещала мне, что ты полностью поправишься, но на это уйдет много времени, возможно, несколько месяцев. Вместе с Фугаму-саном они должны восстановить каждую поврежденную кость в твоем теле.       — Так долго… — отвечал мальчик, с тоской глядя в окно. Он устал от этой постели, от комнаты, от неподвижности и беспомощности, а ведь прошло всего несколько дней! Вынужденный покой невыносим для человека, который привык много двигаться…       Кенара понимала его. Она знала, что для Сейджина его тело стало настоящей темницей, и пыталась помочь ему так, как хотела бы, чтобы помогали ей, окажись она на его месте: вела себя спокойно, уверенно, не демонстрировала жалости, не показывала страха, ничего не скрывала. Ее мальчик хотел точно знать, что с ним происходит, так что Кенара попросила сестру каждый день рассказывать ему подробности об операциях. Однажды Сейджин выразил желание увидеть куски костей, с помощью чакры извлеченных из его тела.       Он получал много пожеланий и обещаний по поводу собственного здоровья, но никто не мог сказать, когда боль перестанет терзать его душу.       Однажды, еще на первой неделе пребывания в гостинице на источниках, когда Сейджин пришел в себя после операции и смотрел, как Нинаки передает ему чакру, он сказал:       — Хочу к папе.       Кенара, стоявшая у изголовья, коснулась рукой его лба и ответила:       — Я знаю, сынок.       Сейджин заволновался и хотел пошевелиться, но ему стало больно и он снова замер.       — Не знаешь, — сквозь слезы сказал он и повторил: — Я хочу к папе.       Нинаки, до которой дошел настоящий смысл этих слов, не смогла скрыть дрожь в руках, быстро встала и выскочила за дверь, чтобы не разрыдаться при племяннике.       Кенара, бледная, как мертвец, с почерневшими глазами и тенями под ними, села на стул, на котором раньше сидела Нинаки. За эти дни она изменилась так, что ее трудно было узнать.       — Твой отец в Чистом мире, — сказала куноичи и осторожно погладила пальцы сына. — И ты обязательно встретишься с ним — после того, как проживешь отмеренную тебе жизнь и уйдешь в положенный тебе срок.       — Я не хочу ждать! — Сейджин заплакал. — Я не хочу жить без папы… он мне очень, очень нужен. А здесь мне только больно — и все! Почему он не забрал меня с собой, он должен был…       Кенаре казалось в этот момент, что в ее груди вместо сердца тяжелый раскаленный камень и он сжигает ее изнутри.       — Номика бы ни за что не расстался с тобой, если бы мог, — твердо сказала она, собрав все свое мужество. — Он хотел спасти тебя больше всего на свете. Подумай, как он встретил бы тебя после всего, как посмотрел бы на тебя? Разве он был бы доволен?       — Мне все равно, — отводя глаза, обиженно проговорил Сейджин, но Кенара знала, что это не так.       — Мужайся, сынок. Боль утихнет, я буду рядом с тобой, мы достойно проживем наши жизни и в конце обязательно встретимся с ним. Ты будешь взрослым мужчиной. Номика увидит тебя, удивится, как вырос его сын, улыбнется и пожмет твою руку…       — Ладно, я потерплю, — плача, сказал Сейджин и попытался сделать решительное лицо. Через минуту он произнес: — Знаешь, мама, не думай, что я совсем не люблю тебя, но я бы хотел… если бы мог… жить вместе с папой.       Кенара кивнула.       — Я знаю, ведь вы — настоящие друзья. Клянусь тебе, если бы я могла поменяться с Номикой местами, я бы это сделала. Но я не могу… Так бывает: в жизни происходят несправедливые вещи. Помнишь, когда тебе было шесть, летом мы запускали воздушных змеев? У тебя их было два: желтый и красный. Красный тебе больше нравился, но он сорвался и улетел. Остался только желтый змей. Сначала ты сердился и не хотел даже смотреть на него, а потом запускал его и радовался. Не так сильно радовался, как красному змею, но все же…       Кенара не смогла продолжать и замолчала, низко опустив голову.       — Я помню, мам. Не плачь, пожалуйста, ты намного лучше желтого змея.       — Я не плачу! Подожди, принесу тебе воды…              Неджи мечтал напиться холодной воды: та, что была в его фляге, уже нагрелась. Он и сам, пожалуй, раскалился до предела, пока мчался сквозь Сады Масари к Ратуше, будучи не в силах замедлить свой бег. Приняв однажды решение, он уже не сомневался в нем.       Мирная жизнь с ее скучными однообразными миссиями не принесла покой в его душу. Впрочем, Хьюга Неджи почти ничего не знал о состоянии внутреннего покоя или гармонии. Получилось так, что он лишь освободил себе больше времени, чтобы маяться. Он был молод и хотел жить, используя все ресурсы своего тела. Да, это было унизительно, но Неджи был вынужден признаться сам себе, что ему плохо одному, что ему нужен другой человек для счастья. Образ Кенары никак не мог изгладиться из воспоминаний, она оставалась единственной женщиной, которую он видел рядом с собой. Восхищение и интерес к ней не шли на убыль, а Неджи все ждал, что время излечит его от влюбленности — ждал напрасно.       В конце концов он решил, что так никогда ее не забудет, ведь она превратилась в мечту. Нужно было увидеть ее, поговорить с ней, посмотреть на нее, как на живого человека… и избавиться от наваждения. Неджи хотел узнать, осталось ли что-то в ее душе от прежнего чувства. Может, Кенара лучше владела собой и обошла его, быстрее достигла успеха и справилась с задачей забыть о прошлом… Может, она и вправду забыла о той совместной миссии, о том, как они сражались, защищая друг друга, о поцелуе…       От воспоминаний о поцелуе точно не стало прохладнее и еще больше захотелось пить, но девушка по имений Кей уже вежливо обращалась к нему, отрывая от мыслей и приглашая в кабинет Старейшины, так что Неджи вздохнул и заставил себя сосредоточиться.       Инари-сан поднялась со своего кресла и встретила самого выдающегося Хьюга той разновидностью вежливой улыбки, которая была припасена для особых случаев. Еще недавно она выглядела намного моложе своих лет, но после трагедии, произошедшей в апреле, меньше сорока ей уже невозможно было дать. И все же Инари держалась прямо и не отказывалась от надежд на светлое будущее. Когда-то она надеялась, что Номика сменит ее на посту Старейшины, теперь ей нельзя было расслабляться, пока она не выберет и не подготовит другого достойного кандидата. Впрочем, она любила зятя не только из-за честолюбивых помыслов, связанных с ним и его способностями, Инари считала его лучшим человеком под сенью небес — после ее любимицы Нинаки, конечно. Теперь эти два дорогих ей человека были отринуты от нее: один на бесконечно долгий срок, другая — неизвестно, на сколь долгий. Госпожа Старейшина отодвинула в сторону печальные мысли и предложила джонину сесть.       — Кей, принеси нам чай, — обратилась она к помощнице.       — Воды, пожалуйста, просто холодной воды, — бросил через плечо Неджи.       Девушка поклонилась и выскользнула за дверь. Инари и Неджи какое-то время изучали друг друга спокойным, чуть отстраненным взглядом. Против воли Хьюга искал сходства тети с младшей племянницей, но не нашел ни одной черты, кроме разве что грациозной шеи и красивых рук. Только у Инари пальцы были белоснежными, а мышцы — менее развитыми. Она была настоящей Масари: с огромными светло-серыми глазами, копной серебряных волос, крупными, царственными чертами лица и фигуры. Неджи стало неинтересно, и он отвел взгляд.       Кей принесла чай и воду в стаканах и снова удалилась. Неджи все выпил сразу, отставил пустой стакан и сменил позу, несколько подавшись вперед и опираясь на подлокотники.       — Хокаге-доно уполномочил меня решить вопрос с АНБУ Песка. Прошу вас как можно более четко обозначить позицию Звездопада.       Инари положила руки на стол и сцепила пальцы.       — Песок внедряет в действие план по расширению рядов АНБУ. Им нужны наши люди, а я не имею ничего против, но не хочу, чтобы из-за этого ухудшились отношения с Деревней Листа. Принимать решения, не учитывая мнения Хокаге, было бы неправильно, ведь между Листом и Звездопадом существует особая связь.       Неджи хмыкнул.       — Сейчас это не так важно. Седьмой искренне верит в установившийся мир и в свете этого не делает различия между интересами стран. Господин Хокаге уверен, что, действуя на благо Страны Ветра, ваши шиноби косвенно принесут пользу и Стране Огня.       — Это так, и я считаю это весьма разумной точкой зрения. Но существуют некоторые тонкости, которые не исчезнут из-за одного лишь нашего желания единения и мира.       Неджи кивнул: он тоже так считал. Инари продолжила:       — Может наступить такой момент, когда Деревня Листа обратится за нашей помощью, но мы не сможем оказать ее в должной мере.       — Разве у вас мало людей?       Госпожа Старейшина едва удержалась от гримасы недовольства: ей не нравилось явно потребительское отношение к шиноби Звездопада. Одно дело, когда у тебя просят поддержки и испытывают благодарность за то, что ты ее оказал, другое — когда у тебя просто забирают излишки, которые ты вроде как сам не знаешь, куда девать. Даже если это было правдой, то лишь усугубляло обиду.       — Позвольте привести некоторые цифры, — ответила Инари. — На данный момент в Деревне Звездопада насчитывается сто пятьдесят семь шиноби уровня джонина и выше, одиннадцать из них состоят на службе в АНБУ: шестеро в РЗО, двое в штабе, остальные в других отделах.       — Мне это известно.       — Было еще четыре человека в трех разных командах РЗО, которых уничтожил этот монстр Кураре Гекидо — надеюсь, демоны прямо сейчас терзают его душонку, разрывая ее на куски! — Инари побледнела от гнева, но затем взяла себя в руки. — Прошу прощения, от его руки погиб мой хороший друг и преемник…       — Сочувствую вашей потере, — спокойно откликнулся Неджи.       Так как сочувствие выражалось лишь на словах, но не читалось ни во взгляде, ни в голосе, Инари быстро вернулась к официальному тону.       — Может быть, чтобы вы разделили мои опасения, я должна обрисовать масштаб предполагаемого сотрудничества с Деревней Песка? Ряды их спец служб значительно расширяются, образуются новые отделы. Отдел по борьбе с организованной преступностью, например, будет расформирован, и на его основе возникнет несколько подразделений: борьба с контрабандой, шпионажем, дельцами черного рынка и так далее. Казекаге-доно решительно настроен очистить Страну Ветра от разного рода мусора.       — Однако АНБУ, чтобы действовать успешно, должна оставаться узкой и закрытой организацией. Насколько мне известно, Казекаге-доно в личном разговоре с Седьмым обещал следовать этому принципу. Ваши слова входят с этим обещанием в некое противоречие.       — Простите за вопрос, но сколько вам лет, Неджи-сан? Вы должны помнить господина Данзо и его организацию «Корень» внутри АНБУ.       — Двадцать девять, — спокойно ответил Хьюга. Он не стал упоминать, что аудиенция у Старейшины как раз пришлась на день его рождения. — И я помню историю с Корнем. Считаете это уместной аналогией?       — Почему бы нет? Если исключить злонамеренные устремления господина Данзо, сам принцип схож: сердце организации обособится, секретность будет соблюдена, новые подразделения станут некоей переходной ступенью.       — Сколько им нужно людей?       — Десятки. Пока поступил запрос на тридцать наших лучших джонинов, но это только начало.       — В довоенное время это вызвало бы серьезное беспокойство, — заметил Неджи. — Но сейчас Песок и Лист действуют заодно.       Инари испытывающее посмотрела на него, но бьякуган был непроницаем. Она вздохнула.        — Вам не кажется это забавным, Неджи-сан: я беспокоюсь о том, достаточно ли мы привержены интересам Конохи, а вы успокаиваете меня (или себя) сказками о мире. Ответьте мне откровенно — как шиноби и разумный человек, а не как лицо официальное — сколько, по-вашему, продлится мир?       — Думаю, достаточно долго, — холодно ответил Хьюга.       Госпожа Старейшина тонко улыбнулась.       — Считаете меня наивным? — глаза Неджи недобро блеснули.       — Нет, считаю, что вы принадлежите к другому поколению, чем я — это факт. Просто хочу убедиться, что вы осознаете последствия решений, которые из добрых, несомненно, побуждений, принимает Хокаге. В ближайшее время глобальных конфликтов, скорее всего, не будет, но потом… Произойдет смена поколений, и не раз. Молодежь разбегается из Деревни Звездопада, предпочитая служить более успешным деревням. Некоторые из них уже перестали быть шиноби Звездопада. Наладив крепкие связи с Песком и оторвавшись от Листа, мы рискуем однажды очнуться, оглянуться вокруг и увидеть, что шиноби этой деревни больше проникаются интересами Страны Ветра, чем Страны Огня.       — Такая вероятность есть, — неохотно согласился Неджи. — А какова ваша личная позиция по этому вопросу? Вам нужен сильный Звездопад или Звездопад, преданный Стране Огня?       Инари-сан опустила глаза, чувствуя, что не сможет выдержать пронизывающий насквозь взгляд бьякугана.       — Я не знаю, — честно ответила она. — Но предвижу вероятность трагического развития событий.       Хьюга откинулся в кресле. Больше всего ему хотелось, чтобы здесь была Кенара. Что она думала по этому поводу? Сомневалась или была решительно настроена?       — Мне как-то довелось выполнять общую миссию с вашей племянницей, — напуская на себя равнодушие, заметил Неджи.       Госпожа Старейшина слегка нахмурилась. «Кенара? При чем здесь она?»       — Она сказала мне, что у Звездопада и Листа общие цели.       «И что с того?» — едва не выпалила Инари, но сдержалась.       — Тем не менее она бы одной из первых согласилась на службу в АНБУ Песка, если бы имела такую возможность, — произнесла она, не сумев до конца скрыть свое раздражение.       Неджи нахмурился: ни любви, ни понимания по отношению к племяннице не ощущалось в лице или словах ее тети. Видимо, Кенара и правда считалась паршивой овцой в семье. Он-то в глубине души надеялся, что Инари поддержит разговор о Кенаре и ему хоть немного станет легче.       — Кенара-сан сейчас находится в деревне?       — Нет, она в Руоши с семьей, — с легким удивлением ответила госпожа Старейшина. Ей казалось странным, что такой человек, как Хьюга Неджи, справляется о ее племяннице. И что их связывало? Общая миссия более чем двухгодичной давности? Не удержавшись, Инари спросила: — У вас к ней какое-то дело? Могу я ей передать что-то от вашего имени?       Жалкие остатки воодушевления Неджи улетучились, сразу все потеряло интерес: дипломатическая миссия, беседа со Старейшиной, сама деревня. Он мучился от неизвестности и ожидания, пока добирался сюда, представлял разные варианты развития событий: встречу неожиданную или с большим трудом организованную, — но не ожидал, что Кенары попросту не окажется дома. Почему он не подумал об этом, ведь она регулярно выполняла миссии? По какой-то причине он был уверен, что должен увидеть ее, а из этой уверенности вытекала и другая — что он застанет ее дома. Совершенно лишенная оснований уверенность… И где же она? Не на задании, а в курортном городке на горячих источниках! Воображение рисовало Неджи картину семейной идиллии (хотя он сам не имел о ней понятия, но мог себе представить что-то похожее на семью его сестры): Кенара с мужем и сыном отдыхают, радуются сияющему лету, веселятся на большом празднике… Это было так обидно! Обидно, что она веселится и радуется жизни, когда у него выдался такой тяжелый год… При мысли о том, что Кенара его с легкостью забыла, сердце Неджи ожесточилось. Он хмурился и хотел поскорее отделаться от своей дипломатической миссии, тем более что от него ничего не зависело.       — Неджи-сан?       Он пропустил мимо ушей последние ее вопросы, так что и не собирался на них отвечать.       — Каким бы ни было мое мнение по этому вопросу, — сказал он, — решение принято: Седьмой приказал передать вам его полное согласие на сотрудничество Звездопада с Песком.       — Что ж, благодарю вас, — ответила Инари, хотя не испытывала никакого удовлетворения. — Оставим опасения при себе и будем надеяться на лучшее.       Неджи отправился в гостиницу и встал в душевой кабинке под холодную воду. Все, что было связано со Звездопадом, отзывалось болью и раздражением в его душе. С того самого момента, как Номика появился перед ним, нежно улыбаясь своей жене и окидывая ее заботливым взглядом, его сердце непрестанно жалила ревность. Сначала Неджи считал это ненавистью, но потом, побыв наедине с собой и несколько остыв, понял, что это была именно ревность. Он не мог представить, понять и принять, что Кенара связана с другим мужчиной. Какими бы иллюзиями он себя не тешил, очевидно было одно: Номика ее муж. Невозможно было спокойно думать об этом. Неджи жаждал сразиться с ним — и победить. Избить его, растоптать и заставить исчезнуть из ее жизни. Но этого хотела лишь часть его личности, которую он надежно держал в узде. Перед ним вставало лицо Мичжуна, склонившегося к его собственному лицу и тянущего пальцы к бьякугану. Отчасти Неджи понимал его чувства, но никогда не опустился бы до столь низких поступков.       Снова он убеждался, что обречен всю жизнь ограничивать, контролировать себя, так как внутри был отнюдь не так хорош, как снаружи. Почему он такой? Почему в нем столько злости, раздражения, равнодушия? Почему даже теперь, избавившись от Проклятой печати, он должен быть стражем самому себе, подавлять и запирать в глубине души многие свои желания?       «Я хотя бы честен с собой, — думал Неджи. — Даже при том, что уважение к себе — главное условие моего существования, я не пытаюсь обелить себя в собственных глазах».       Он не был к себе снисходителен и не оправдывался, поэтому ему в голову не приходила мысль о том, что он всю жизнь один, без семьи и любимого человека рядом, никому по-настоящему не нужен и не интересен, никем не понят до конца. Если это и не делало его хуже, то никак не способствовало обретению гармонии с самим собой.       А Кенара? Теперь Неджи точно знал, что она не страдает, как он, хотя и была когда-то влюблена. В конце концов он смог признать, что она поступила единственно правильным образом — сохранила свою семью, переступив через чувства к нему. Неджи за это еще больше ее уважал, а что касается поцелуя… Он не склонен был осуждать Кенару за то, что она ответила на него, ведь это означало упрекать ее в том, что она поддалась обаянию Неджи. А как за это можно было упрекать, если это больше всего ему льстило? И чем выше было его мнение о Кенаре, тем более лестным казался тот факт, что она влюбилась в него.       Конечно же, Неджи помнил, как тепло куноичи смотрела на него, особенно когда считала, что он этого не видит, с каким восхищением оценивала его способности и черты личности, которые у остальных вызывали неприязнь, как внимательно слушала его и с каким интересом поддерживала беседу. Помнил ее прикосновения — ведь это она дважды брала его за руку, отчего все тело его наполнялось невероятной силой, а душа — уверенностью. Наконец, невозможно было забыть, как она хотела спасти его ценой своей жизни: отказалась развеять теневого клона, оставила его защищать Неджи, а сама спасалась, как могла, рискуя сгореть заживо в пламени Сабато.       Она была слишком добра к нему.       Хьюга зажмурился изо всей силы. Наверное, этому не суждено повториться. Собрав все свое мужество, сделав невероятное усилие над собой, он произнес: «Будь счастлива, Масари Кенара». И с удивлением осознал, что любит ее больше, чем самого себя...              Кенара оглянулась кругом и вздохнула полной грудью: наконец-то они дома! Наступила та пора осени, когда Звездопад весь покрылся огненными звездочками — листьями кленов, — оправдывая собственное название. Воздух был чистым, свежим, искрился мелкими капельками влаги и золотыми пылинками, невесть откуда принесенными ветром. Сейджин шел рядом с матерью, его шаги уже были твердыми, хотя пришлось очень много трудиться, чтобы — нет, не вернуть прежнюю ловкость и силу юного шиноби, — но достичь уровня способностей самого обычного ребенка девяти лет.       Когда, спустя почти четыре долгих, мучительных месяца, кости в теле Сейджина были заживлены, он обнаружил, что не может ходить, сидеть и обслуживать себя. Часть мышц в его теле истаяла от лежачего образа жизни, другие ослабли и потеряли былую форму или пострадали вместе с костной тканью. Как ребенок, едва выбравшийся из пеленок, он заново учился передвигаться и управлять своими руками и ногами. Осознав вдруг, что все, что было достигнуто им за пять лет упорных, непрерывных тренировок, потеряно, Сейджин отчаялся. Начинать заново, потеряв все, оказалось намного сложнее, чем просто начинать с нуля.       Кенара поддерживала его в прямом и переносном смысле, везде водила, помогала разминать и развивать мышцы, делать упражнения. Никогда ей не приходилось проводить таких тяжелых, однообразных, печальных тренировок, но она заставляла себя сохранять спокойствие и уверенность в достижении результата. Искренне и твердо заявляла, что все получится, надо лишь потрудиться. Трудиться приходилось много им обоим — и нравственно, и физически, вместе, плечом к плечу выползать из бездны безнадежности. Кенара и Сейджин чувствовали себя осиротевшими, душа их семьи исчезла вместе с Номикой, и приходилось вдвоем возвращать ее к жизни, заставляя собственные сердца давать больше тепла, заботы, понимания.       Только теперь Кенара осознала, как многому научил ее Номика. Он научил ее бескорыстной любви: желать радости родному человеку, не ожидая ничего взамен, просто желать делать его счастливым. Она училась этому в течение всей семейной жизни одновременно с сыном, так что теперь их способности были примерно равны. Сейджин понял, что мать его, как бы ни старалась изображать неуязвимость, тоже переживала, и жалел ее. Но он был ребенком, даже если мыслил иной раз по-взрослому, и ему слишком многое пришлось пережить, так что Сейджин постоянно впадал в уныние и тосковал. Кенара изо дня в день вела борьбу с этими страшными врагами — унынием и тоской, — делая то, что ей давалось хуже всего: успокаивала и уговаривала. Не так сложно было носить сына на руках, как не позволять ему сдаваться. Этим всегда занимался Номика!       Что ж, теперь этим занималась она.       И вот прошло полгода, бесконечно долгих и сложных полгода. Наконец-то они покинули Руоши, вернулись в Деревню Звездопада и брели по знакомым улицам, великолепным в их огненно-багровом наряде.       Тяжело было возвращаться в пустой дом, но все было сделано, чтобы облегчить Сейджину и Кенаре этот момент: комнаты были убраны, везде горел свет, Инари-сан и Нинаки накрыли на стол и старались улыбаться. Горечь утраты из-за смерти Номики немного утихла в их сердцах, теперь они радовались, что Сейджин вернулся к ним живым и здоровым. Нинаки с большой неохотой рассталась с ним еще в августе, когда лечение уже было не нужно, и вернулась к своим обязанностям в деревне. Фугаму-сан возвратился к пациентам больницы на два месяца раньше, но регулярно справлялся о состоянии мальчика.       Приняв все положенные ласки и приветствия от бабушки и тети, Сейджин присел на диван, но никак не находил себе места и искал что-то глазами.       — Что? — тихо спросила Кенара, уже научившаяся без слов понимать настроения сына.       — Мам, а мы могли бы до ужина… ну… навестить папу?       Извинившись перед Инари и Нинаки, Кенара и Сейджин отправились на кладбище. Не дойдя до надгробия из белого мрамора шагов тридцать, мальчик остановился.       — Я бы хотел побыть один.       — Конечно, только не очень долго, ладно? Я тоже хочу с ним поговорить.       Сейджин кивнул и пошел вперед. Кенара смотрела ему в спину. Ее сын мужественно держался первые две минуты, потом она увидела, как голова его склонилась, а худую спину сотрясли рыдания, которые он пытался сдержать, но не смог. Так они стояли какое-то время: Сейджин, плача и не сводя глаз с имени отца на белой плите, Кенара, плача и не сводя глаз с охваченного горем сына.       Наконец он обернулся и знаком подозвал ее. Кенара подошла и обняла его одной рукой.       — Думаю, теперь папа хотел бы поговорить с тобой, — серьезно сказал Сейджин и отошел на несколько шагов.       «Ио Номика», — прочитала Кенара. В этот момент она снова почувствовала себя маленькой девочкой, его ученицей. Все это время она была слишком сосредоточена на горе сына, чтобы думать о своем. Сэнсэй всегда относился к ней, как к взрослой, но она ею не была.       — Я только сейчас стала взрослой, — тихо сказала Кенара. — Ведь быть взрослой означает не думать о себе, правда? Я дала тебе слово быть для Сейджина тем же, кем был для него ты, но это невозможно: тебя невозможно заменить. Но это не значит, что я не буду пытаться... Наш мальчик теперь здоров. Мы прошли долгий путь, чтобы попасть сюда такими, как есть. Он пришел сам. — Кенара замолчала на несколько секунд, но затем отерла слезы и сказала: — Прости меня, Номика… Я должна была быть рядом, сражаться вместе с тобой!       В этот момент Кенара увидела ленту в цветах, лежащих у надгробия. Стебли белоснежных хризантем были увиты темно-красной лентой с надписью: «Живу — сгорая, угасая — умру». Кенара уже видела подобную фразу и в следующую секунду вспомнила, где. Поддавшись порыву, она нагнулась, вытянула ленту из пучка стеблей и отшвырнула ее в сторону: это был привет от Кайсы, женщины, которая когда-то причинила ему боль и теперь носила фамилию Суреми. Кенара вспомнила, как застала их страстно целующимися в объятиях друг друга у подножия холма — там, где они обычно тренировались вместе с сэнсэем. И сейчас — единственный раз в жизни — она приревновала его, хотя все это уже не имело ни смысла, ни значения.       Восемнадцать лет, с самого первого дня их знакомства, Номика был самым близким ей человеком, он во всем ее поддерживал, безоговорочно принимал. Он не только не критиковал ее — он не замечал в ней изъянов. Больше всего Номика хотел видеть ее счастливой и делал для этого все. Кенара не могла найти слов, чтобы выразить свою благодарность ему. Восемнадцать лет он был для нее самым лучшим человеком на свете — и навсегда останется им. Ей повезло быть с ним рядом, чего она, конечно, не заслуживала.       Кроме всего прочего дома ее ждало письмо из Деревни Песка — результат минутной слабости скорбящего человека:       

«Привет, госпожа Масари Кенара!

      Не обижайся, но я буду обращаться к тебе на «ты», ведь я помню тебя пухлощекой девчонкой в дурацких штанах, которой ты для меня и останешься. Однако ты выросла и, если я не ошибаюсь, не стала с возрастом более мягкой. Я помню, как ты сделала вид, что не узнаешь меня при нашей встрече в Деревне Песка во время экзамена на чунина. Теперь я могу признать, что тогда меня это задело. Какая-то козявка, питомица Номики смотрела сквозь меня, как сквозь пустое место! Я не могла не думать, что ты презираешь меня за то, как я с ним обошлась. Теперь мы с тобой обе вдовы. Мой муж погиб четыре года назад, а твой — совсем недавно. Мы виделись с ним пару лет назад — обидно, если ты этого не знала, — на общей миссии. Номика вел себя достойно, в отличие от меня. Похоже, он и правда любил тебя.       А ведь все могло быть иначе… Впрочем, соблазн был слишком велик: выйти замуж за главу клана. Я не была бы собой, если бы отказалась. Похоже, что я жалею об этом? Номика был лучшим человеком, которого я когда-либо встречала — и лучшим любовником, кстати. Тебе неприятно? Что поделаешь, я была до тебя, и этого никак не изменить. Я была для него первой и могла бы остаться единственной, если бы захотела. Впрочем, что нам теперь делить, да?       Я пишу тебе… черт знает зачем я пишу тебе. Просто у меня такое чувство, что ты — все, что от него осталось. И тот мальчик, ваш сын.       Мне не хватает его. Не хватает Номики. А ты чувствуешь то же самое? В день, когда он умер, в Пустыне Демона шел дождь — первый за шестьдесят лет. Чертова обезвоженная пустыня плакала в тот день! А ты? Сколько дней плакала, прежде чем перестать? Не знаю, зачем пишу тебе (чертовы слова расплываются, но я точно не буду переписывать это письмо)… Чтобы облегчить твою боль? Или усилить ее? Может быть, чтобы облегчить мою?       Прощай, Кенара. Не отвечай на это письмо. Но когда будешь говорить с ним, скажи, что я виновата перед ним и сожалею. Тебя он услышит.

Глава клана Суреми, Кайса-сама».

      Уже вечером, когда Инари и Нинаки ушли домой, а Сейджин спал, Кенара прибежала на кладбище. Она узнала от тети, что письмо принес пару дней назад какой-то генин из Деревни Песка. Видимо, он же оставил цветы на могиле. Куноичи было совестно: она не могла не сравнивать себя с Суреми Кайсой и обрадовалась, когда нашла ее ленту в траве. Привязав ее обратно к букету, Кенара выпрямилась и вздохнула.       — Что поделаешь, она любила тебя. Любила, как могла.              Как-то перед Новым годом Сейджин занимался на площадке, оборудованной возле дома — той самой, где тренировалась его мать сразу после его рождения. Он уже снова загорелся мечтой стать шиноби, так как достиг первых успехов и вспомнил самого себя до получения увечий. Теперь Сейджин не мог остановиться и с раннего утра до позднего вечера бегал, делал упражнения, высвобождал чакру и даже сражался с матерью в ближнем бою. Уже давно стемнело, по четырем углам площадки горели фонари, выхватывая из объятий зимних сумерек светлый куб. Кенара сидела на одном из спортивных снарядов, подперев подбородок кулаком, и наблюдала за сыном, впрочем, должно быть, не очень внимательно, так как не изменила позы, когда он остановился. Мысли ее витали где-то далеко — если она вообще о чем-то думала.       Сейджин стоял в нескольких шагах и смотрел прямо на нее, но она этого не замечала. Всегда, сколько он себя помнил, мама казалась ему чем-то наподобие выпущенной из лука стрелы: неслась вперед, пробивая препятствия на своем пути, но не замедляя хода из-за них. И невозможно было ее остановить. А теперь она как-то поникла, не напрягала ни тела, ни мыслей, просто жила, интересуясь лишь успехами сына. Раньше Сейджин был уверен, что она была угнетена из-за тоски по его отцу, а теперь понимал, что дело не только в этом. Он хотел, чтобы она стала прежней.       — Мама, — произнес он и ждал, пока Кенара сосредоточит на нем свой взгляд.       — Что? Закончил?       — Слушай, хочу сказать тебе кое-что. — Сейджин подошел ближе и выпрямился, уперев руки в бока. — Может, ты уже перестанешь нянчиться со мной и займешься каким-нибудь делом?       Кенара подняла голову. Брови ее поползли вверх, и вдруг она рассмеялась — так, как не смеялась уже много месяцев. От смеха даже слезы выступили у нее на глазах, но куноичи никак не могла остановиться.       — Мам, у тебя истерика? — серьезно спросил Сейджин. Он такого еще не видел, но догадался, что что-то не так. — Принести воды?       — Да нет, — с трудом ответила Кенара, вытирая глаза. — Я просто… просто счастлива, что ты стал прежним.       — Я собираюсь стать очень сильным, и ты должна подавать мне пример.       Мальчик протянул матери руку, как будто помогая ей подняться, хотя она в этом не нуждалась. Кенара встала, но не отпустила его руки. И так вместе они пошли в дом посмотреть, что приготовила на ужин Азэми-чан.              Масари Кенара волновалась, как маленькая девочка. Перед кабинетом в коридоре с круглыми окнами толпилось несколько десятков джонинов. Куноичи держалась поближе к своим, но не участвовала в общей беседе. И вот разговоры затихли и все взоры устремились на главу подразделения, шествовавшую по коридору с невозмутимым лицом и легкой улыбкой. Кенара вздрогнула, узнав Кайсу. Джонины наполнили кабинет и расселись по скамьям за столы продолговатой формы, как ученики академии, извлекли из сумок тетради и приготовились писать. Кенара могла свободно разглядывать вставшую за кафедру куноичи.       Кайса хорошо выглядела, на вид ей можно было дать чуть больше тридцати. Черные волосы ее не потеряли своего яркого цвета, только у правого виска над ухом змеилась единственная белоснежная прядь. Седая прядь не портила общего впечатления, тем более что ее обладательница кокетливо выставляла ее напоказ, зачесывая волосы на левую сторону. Казалось, это настолько шло Кайсе, что даже не будь у нее седины, стоило бы немного подкраситься. У нее была чистая, смуглая кожа, небольшие морщинки вокруг глаз, которые все так же испытывающее и насмешливо щурились, красивые, слегка подкрашенные губы. С одной стороны лица у скулы была сделана изумрудно-зеленая татуировка — символ клана. Любой назвал бы эту женщину яркой и сильной, но Кенара видела затаенную горечь в ее глазах, какое-то разочарование то ли в себе, то ли в жизни, и невольно в ее памяти всплывали строки из письма.       Суреми Кайса узнала ее и на несколько мгновений остановила на девушке свой взгляд, но затем отвела глаза. Ей некогда было решать личные вопросы: она должна была подготовить группу джонинов для АНБУ Деревни Песка.       — Итак, вас здесь тридцать человек: двадцать из Суны и десять из Звездопада. В конце нашего курса обучения Страна Ветра рассчитывает получить десять первоклассных команд, которые составят резерв для подразделения по борьбе с контрабандой. Наша задача — не дать попасть всему тому, что представляет собой оружие шиноби, в руки тем, кто не состоит на службе ни одной из дружественных деревень. Я хочу, чтобы вы понимали: речь не только о кунаях или мечах, но обо всех техниках и технологиях, в том числе секретных. Охранять их — наша первостепенная задача.       Учиться предстояло в течение двух месяцев. Резервные команды отличались от постоянных тем, что привлекались к участию в крупных операциях и рейдах и выступали в качестве ударной силы, а в остальное время выполняли обычные миссии шиноби. Кенара была счастлива: она даже представить не могла, что у нее появится возможность жить по такому графику. Кроме того, куноичи любила учиться и все схватывала на лету. В итоге пару месяцев она проводила дома, с сыном, затем отлучалась в рейды на несколько недель и снова возвращалась. В ее отсутствие Сейджин с удовольствием жил вместе с Нинаки и Инари.       В конце долгого учебного дня джонины, задав все интересовавшие их вопросы, разбредались отдыхать. Кайса с улыбкой ждала, пока кабинет освободится, а когда мимо нее проходила Кенара, слегка коснулась рукава ее рубашки. Куноичи остановилась.       — Прогуляемся? У меня есть свой кабинет на втором этаже, — сказала Кайса.       Помещение было небольшим, имело лишь одно оконце где-то под потолком и освещалось плоскими белыми лампами. У одной стены стояло изящное кресло с мягким сидением и полукруглый стол с вырезом под него, у другой — небольшой диванчик. Комната была увешана разнообразным оружием и украшена плетеными экранами с символикой клана Суреми.       — Располагайся и расслабляйся, — усмехнулась куноичи и уселась напротив Кенары на другом конце диванчика, откинувшись на его спинку и забросив ногу на ногу. Одеяние цвета морской волны имело разрезы, так что одна из стройных ножек в сандалии оказалась на виду до самого края коротких шортиков.       «Мы виделись с ним пару лет назад на общей миссии», — вспомнила Кенара строчки из письма. «Интересно, с Номикой она так же себя вела?» Впрочем, как бы она себя с ним ни вела, важно было лишь то, что он оставался верным мужем. Могла ли сама Кенара похвастаться тем же? Правда, она была очарована вовсе не внешностью Хьюга, а его характером и поступками. Разве что глаза… и такое хладнокровное лицо… Впервые куноичи не подавляла в себе воспоминаний о Неджи, и то, как они подействовали на нее, привело ее в смятение. Она слегка покраснела и сделала вид, что разглядывает мечи на стене.       Если бы Кайса вдруг узнала, сколько самых разнообразных мыслей пробудил в ее собеседнице смелый разрез на одеянии, она бы, пожалуй, загордилась своим портным.       — Когда я узнала, что он женился на тебе, то испытала двоякое чувство: его поступок меня не удивил, а вот то, что ты ответила ему взаимностью, показалось странным. Номика почти сразу привязался к тебе, меня это даже забавляло, потому что он носился с тобой, как с родной дочерью. Полагаю, таким был ваш брак? Он заботился о тебе, а ты принимала его заботу?       Кенара вскинула глаза на собеседницу — та попала в самую точку.       — Я ведь знала его, хорошо знала. — Кайса усмехнулась. — Ах, какой это был соблазн — удобно устроиться под его теплым крылом… Но я предпочла свободу. Почему ты сделала иной выбор — вот что меня интересует. Мне казалось, ты мечтала быть шиноби, семейная жизнь тебя отнюдь не прельщала.       — Я не могла не ответить на его чувства. Не только из благодарности, он… он нравился мне.       — Ну и ответила бы на его чувства, зачем было выходить за него замуж?       Кенара смутилась. Кайса посмотрела на нее и рассмеялась.       — Знаешь, некоторых девушек наивность действительно красит, но не таких, как мы, — посерьезнев, сказала она.       — Дело не в наивности, я не могу относиться легкомысленно к подобным вещам. Короткие свидания вдали от людских глаз не для меня.       — Ха, ты не можешь знать, что для тебя, а что нет, пока не попробуешь.       — Некоторые поступки необратимы. Совершив ошибку, рискуешь потерять уважение к себе навсегда.       — По твоему лицу вижу, что у тебя был такой опыт! — Кайса усмехнулась. — Интересно узнать, в чем он заключался. Ты ведь не из тех, кто способен на безрассудства?       — По вашей же логике, Кайса-сан, мы все так думаем о себе, пока не убедимся в обратном.       Главу клана Суреми поразила догадка.       — Хьюга? — только оставалось спросить ей и наслаждаться произведенным эффектом.       Кенара от неожиданности не смогла сразу взять себя в руки и вспыхнула. Выдав себя, она уже не могла отпираться.       — Всего лишь поцелуй, — очень тихо сказала она, отводя глаза.       — Каких-то пять лет назад все стояли на ушах из-за этих Поджигателей, сколько мы перетоптали песка, гоняясь за ними по всей стране! А потом узнали про двух джонинов, которые уничтожили их на границе Стран Огня и Медведя.       — Вы говорили с Номикой после этого? — спросила Кенара. — Вы писали, что виделись с ним на общей миссии…       — Именно так. Как он гордился тобой! Восхищался вами обоими…       — Черт, не мучьте меня! — нахмурившись, выпалила младшая куноичи.       Кайса-сан свободнее откинулась на спинку дивана и тихо рассмеялась.       — Как представлю тебя и молодого Хьюга… Ну что могло вызвать химическую реакцию между двумя такими инертными веществами? Видимо, Поджигатели неплохо подогрели вас обоих…       — Что рассказывал Номика? — быстро перебила ее Кенара. — Он не догадывался?       — Ах, как тебе сказать? Судя по его угнетенному настроению, он чувствовал, что что-то не так, но мыслями особо не делился. Надо полагать, ты еще долго отравляла ему жизнь своими муками совести.       — Не так уж долго, — хмуро ответила Кенара.       — Из-за одного поцелуя! — Кайса закатила глаза. — А не будь у тебя совести, могла бы осчастливить обоих и, как настоящий шиноби, замести следы.       — Вы смеетесь? Потому что воспринимать всерьез ваши слова невозможно.       — Хорошо, можешь думать так. И все-таки Хьюга! Он же холодный, как свежевыловленная рыба. Держу пари, ему и женщина-то не особо нужна. Вот уж и правда — каждому свое…       — Я не могу позволить вам говорить о нем плохо.       — Ладно, ладно… Но знай, что вы были бы самыми скучными любовниками всех времен, если это тебя еще интересует.       — Меня сейчас интересует служба в АНБУ. Я достаточно времени потратила на личную жизнь, теперь хочу, наконец, быть шиноби!       Кайса-сан вздохнула и мгновенно сделалась серьезной.       — У нас неприятности, — хмуро сказала она. — В штабе есть предатель, но мы не знаем, кто он. Так сложились обстоятельства, что никому, за исключением пары человек, я не могу доверять в Суне. Мне нужна куноичи со стороны — та, в чьей честности я могу быть уверена.       — И вы выбрали меня, основываясь на отзывах Номики, — договорила за нее Кенара. — Видимо, ни на что лучшее рассчитывать не приходится.       Кайса кивнула.       — Но ничего лучшего и не надо: Номика умел разбираться в людях.       Младшая куноичи с неудовольствием хмыкнула, ведь кое-что все-таки укрылось от ее мужа.       — Ой, перестань, не заводи только песнь о поневоле случившемся поцелуе! — Глава клана Суреми поморщилась. — Этот поступок не делает тебя предателем.       — Останемся каждая при своем мнении и вернемся к делу. Чем вызваны ваши подозрения?       — Уже давно нас мучают контрабандисты: это всегда было серьезной проблемой в Стране Ветра, ведь половина страны открыта южным морям, невозможно держать под контролем все побережье, как невозможно заставить всех производителей, посредников, поставщиков и даже шиноби быть чистыми на руку. АНБУ не единожды предпринимала попытки как захватить отдельные бухты и склады, так и накрыть всю сеть незаконной торговли целиком. Несколько раз операции срывались, имели место загадочные смерти в рядах агентов: ну, не для всех загадочные, конечно, а лишь для тех, кто видит дальше острия собственного куная. На этот раз мы будем действовать иначе.       — Кайса-сан, именно вы были инициатором создания подразделения по борьбе с контрабандой?       — Не совсем. Идеи расширения организации и изменения ее структуры зрели уже давно, мои стремления лишь удачно вписались в рамки данной реформы. Однако шпион должен быть и в новом подразделении. Предатель определенно позаботился о включении своего человека в новый состав.       — Кому здесь можно доверять?       — Только мне и твоим товарищам по команде: я познакомлю вас в конце курса.              По окончании курса обучения джонины были разделены на команды по три человека, каждой тройке было присвоено название. Кенара оказалась в составе группы «Тсучи Тора» (Земляной тигр) вместе с двумя куноичи Деревни Песка. Более близкое знакомство произошло в стенах кабинета Кайсы-сан.       — Познакомься с моей приемной дочерью, Суреми Ходирой, — произнесла она, обращаясь к Кенаре и переводя взгляд на молодую женщину со смуглым выразительным лицом и символом клана у скулы.       Густые темно-каштановые волосы ее были подбриты над правым ухом и зачесаны на левую сторону, пронзительный взгляд черных, глубоко посаженных глаз и заостренная форма носа вызывали ассоциации с хищной птицей.       — Ее верная подруга и напарница с детских лет, Джоши Юджин. — Кайса повернулась к другой девушке.       Юджин имела более мягкую внешность, светлые волосы, спадающие ниже плеч, и повязку медика выше локтя.       Смутные воспоминания двенадцатилетней давности всплыли в памяти Кенары.       — Команда Песка! — сказала она, улыбаясь. – Я помню вас: на экзамене на чунина в Пустыне Демона мы с моими ребятам освободили вас от гендзюцу, наложенного преступниками из Когтя.       Кайса-сан вздохнула, вспоминая, в какую пришла ярость, когда узнала, что малолетки захватили членов банды, за которой она гонялась в течение двух лет. Улыбка тронула тонкие губы Ходиры.       — Я помню, — произнесла она.       — Хорошее начало, — заметила Юджин.       — Отлично, девушки, а теперь напомню вам, для чего мы здесь: разгромить контрабандистов юга было бы неплохо, но непременным условием этого — тем, чем мы займемся на самом деле, — будет захват предателя. Мы должны выяснить, кто вредит нам в штабе, и найти доказательства вины этого человека, чтобы он не смог избежать правосудия Казекаге. Все ясно? Это главная цель, чтобы ее достичь, мы должны выполнить несколько задач, о которых я скажу позднее.       — Кенара-сан будет нашим командиром? — спросила Ходира.       — Да, верно. И я хочу, чтобы вы доверяли ей, как мне, понятно? Кенара-сан будет управлять вами от моего имени. — Кайса взглянула в глаза приемной дочери. — Я знаю, Ходира, что в твоем справедливом сердце нет места зависти. Мы всегда были разными, но нас объединяла любовь к твоему отцу и клану. И для нас нет и не может быть ничего важнее клана.       Ходира кивнула.       — Ты веришь мне, потому что знаешь меня достаточно хорошо. Поверь и в эту куноичи, как веришь в меня. Только тогда вас ждет успех.       — А я… пойду за Ходирой куда угодно, — произнесла Юджин.       Кенара с изумлением прислушивалась к этим разговорам и тщательно старалась скрыть собственные чувства. Ее охватило волнение: достойна ли она, справится ли…       — Хочу, чтобы вы понимали, — нахмурилась Кайса, — всю меру опасности: о вашей особой миссии знаю только я. Если о ней прознает предатель — нам конец, всем четверым. И даже если мы выясним, кто именно из штаба АНБУ Песка управляет преступниками, мы не сможем сорвать с этого человека маску, пока не будем в состоянии доказать его вину. Без доказательств все теряет смысл. Боюсь, что они важнее ваших жизней.       Ходира и Юджин кивнули. Понимая, что все взоры обращены теперь на нее, Кенара нахмурилась.       — Все ясно, — сказала она.       Оставшись в кабинете одна, Кайса упала на диван и закусила внешнюю сторону сгиба указательного пальца, чтобы унять волнение. «Не слишком много пафоса? — спросила она себя. — Как бы не показаться фальшивой: все-таки благородство не по моей части. Впрочем, о чем я думаю? Все мы — пылинки, танцующие над огнем, всех нас поджидает смерть. Не подведите меня, тигрицы…»              Начиная с весны, и в течение всего следующего года Кенара несколько раз отлучалась из дома по вызову из Суны для участия в разведывательных операциях, а позднее — в рейдах по захвату баз контрабандистов. Такие миссии длились от двух до четырех месяцев и постепенно усложнялись. Кенара имела возможность лучше познакомиться с характерами и способностями своих напарниц не только на совместных тренировках, но и в полевых условиях, а также непосредственно в бою. Тсучитора постепенно становилась единым целым, а когда Кенара освоилась с товарищами, превратилась в настоящий механизм, действующий эффективно и без сбоев.       Суреми Ходира была благородной девушкой флегматичного склада, храброй и сосредоточенной на интересах клана и деревни в целом. Она сама долгое время была командиром команды, в которую входили брат и сестра Джоши, и понимала, как важно четко исполнять приказы. Она использовала своеобразные воздушные техники, ее призывными животными были беркуты. Ходира могла создавать беркутов из собственной чакры и поддерживать с ними ментальную связь на больших расстояниях. Таким образом, она была первоклассным разведчиком и идеально подходила для обзора обширных территорий с воздуха.       Юджин изначально специализировалась на медицинских дзюцу, но развила в себе удивительную способность делиться чакрой, так что могла передавать ее любому другому шиноби, пополняя его запас сил. Куноичи много трудилась, чтобы создать обширный резерв чакры в своем теле, а также быстрее регенерировать ее. Младший брат девушки, Джоши Дин, пару лет назад женился и обзавелся собственной семьей, так что Юджин осталась вдвоем с лучшей подругой.       Три куноичи были выносливы, терпеливы и не страдали капризами или перепадами настроений, так что без труда проводили вместе по нескольку недель кряду. Когда Кенара уставала от общения с напарницами и бремени командира, она позволяла себе во время отдыха замыкаться и молчать, зная, что Ходира и Юджин не останутся в обиде и прекрасно обойдутся обществом друг друга. Во время боя куноичи Звездопада словно оживала и неизменно демонстрировала качества, за которые напарницы в конце концов прониклись к ней уважением: быстрый ум, умение принимать решения и стремление защищать товарищей. Вскоре их уже не волновали ни серьезность Кенары, ни ее молчаливость — это начало даже казаться непременным условием ответственного подхода к делу.       И все-таки самая сложная часть работы была возложена на плечи Кайсы-сан. В ее распоряжении находилось десять команд, сформированных по окончании специального курса, и еще три команды из прежнего состава АНБУ, более опытных и слаженных. Кроме того, в ее подразделении имелось несколько агентов-одиночек, которые занимались поиском и проверкой информации. Основная проблема заключалась в том, что любой из них мог работать на предателя, притом даже не осознавая этого, ведь приказы исходили из штаба. Кайса отчитывалась перед штабом АНБУ каждую неделю, отвечая на каверзные вопросы и тщательно скрывая самую важную часть информации.       Двенадцать команд патрулировали разные тракты и дороги, провинции, проводили выборочную проверку транспорта и складов, с помощью различных техник пытаясь обнаружить следы незаконного перемещения оружия, взрывных печатей и свитков. Штаб настоял на том, чтобы проводилась сплошная проверка каждой провинции по очереди, и это свело все шансы на успех к нулю: Кайса обязана была докладывать, какая провинция будет проверяться следующей, так что контрабандистам поступал сигнал и они сворачивали свою деятельность, заблаговременно перемещаясь в другое место. Конечно же, АНБУ сдавались какие-то мелкие партии нелегальных товаров и наименее ценные работники, но «крупная рыба» неизменно ускользала.       У Тсучиторы было особое задание: тщательно, методично обследовать каждый уголок побережья. Куноичи перемещались на некотором расстоянии от берега, используя как прикрытие холмы и деревья, не показываясь на открытой местности. Призванные беркуты кружили над морем, выискивая одинокие корабли, сбившиеся с пути в открытые порты Страны Ветра, беркуты из чакры снижались и исследовали поверхность побережья. Ходира использовала особую технику «Клёкот», принцип действия которой заключался в отражении посылаемых звуковых волн. Принимая отраженные звуковые волны, птицы из чакры собирали информацию о том, что находится под ними.       В июне, когда команда едва сработалась, девушки обнаружили первую секретную бухту. В течение всего месяца они вели наблюдение и составляли график всех передвижений. Сведения передавались непосредственно Кайсе и дальше нее никуда не шли. Кайса-сан намеренно скрывала находку от штаба, чтобы не спугнуть контрабандистов. Но сколько могло быть таких бухт? В октябре девушки нашли еще одну бухту, а зимой — две другие. Следующие за тем поиски оказались бесплодны. Казалось, они побывали уже везде. Получалось, что всего в распоряжении бандитов четыре точки на побережье, скрытые от посторонних глаз.       Кайса-сан отпустила девушек отдохнуть в течение четырех недель, предупредив, что в следующий раз Тсучитора перейдет к активным действиям.              Отпуск Кенары выпал на май, так что она пропустила собственный день рождения и день рождения сына. Она намеренно отклонилась от основной дороги и обошла деревню стороной, чтобы за северной ее стеной выйти к изумрудным холмам, у подножия одного из которых тренировался Сейджин. Кенара достаточно хорошо знала своего сына, чтобы не сомневаться, где он проводит разгар такого чудесного солнечного дня.       Взобравшись на вершину холма — того самого, где они столько лет тренировались вместе с Номикой, — куноичи увидела своего сына со спины. Как он подрос! Она отлучалась на два-три месяца, но каждый раз по возвращении ей казалось, что сын ее стал намного выше. Конечно, ему было в кого: оба его родителя отличались высоким ростом.       — Шрапнель из камня! — раскатился звонкий голос, и каменные пули вырвались вперед на три метра, а затем осыпались на траву.       В груди Кенары разлилось тепло. «Он уже и это умеет! — подумала она. — Номика, на три метра, представляешь?» Внезапно куноичи вспомнила, как на этом самом месте впервые увидела Кайсу-сан. Могла ли она тогда предположить, что сэнсэй умрет, оставив ее вдовой с ребенком, а прежняя его возлюбленная будет снабжать ее особо секретными заданиями? Кенара вздохнула. Нет, конечно, она не представляла будущего, но ожидала от него намного, намного больше. Если не считать сына, конечно: он был чудом, которого Кенара не заслуживала.       — Отличная работа, — громко сказала она и улыбнулась. — Ты выучил эту технику…       Сейджин обернулся.       — Привет, мам, ты сейчас стала свидетельницей настоящего позора. На прошлой неделе шрапнель достигала четырех метров, не знаю, что сегодня не так.       «Самокритичный», — с гордостью подумала Кенара и спрыгнула к нему.       — Можно тебя обнять?       — Да, можешь не спрашивать вообще-то.       — Просто ты уже такой взрослый…       — Я, кажется, всегда был взрослым. Потренируешься со мной? Или хочешь отдохнуть? — Сейджин усмехнулся, так как знал, что его мать почти никогда не отдыхает.       Они устроили спарринг, а потом сидели на траве и беседовали, пока бирюза неба не начала угасать. Сейджин был единственным человеком, от чьего общества она не уставала, если не считать того, другого, которого стоило снова забыть. Кенара гордилась тем, что после времени, проведенного вместе с сыном в процессе его лечения и выздоровления, Сейджин свободно делился с ней своими новостями и размышлениями, как когда-то делился ими с Номикой. Вот только шутить у нее получалось хуже.       Так сложилось, что оба они практически переехали жить в Особняк Масари, поскольку Сейджин проводил там большую часть времени, а Кенаре было неохота заниматься каждый раз его переездом туда и обратно. Поэтому их с Номикой дом стоял запечатанным.       Несмотря на то, что отсутствовала долгое время именно Кенара, она почти молчала за ужином, слушая больничные новости Нинаки и новости Инари об обстановке в деревне в целом. Впрочем, служба в АНБУ и секретность миссий исключали полную откровенность.       — У тебя все в порядке? — спросила вдруг Нинаки, обратившись к ней.       Кенара улыбнулась и кивнула. После ужина, помогая сестре убирать посуду, она вдруг сказала:       — Расскажи мне о Мичи.       Лицо Нинаки сделалось одновременно нежным и грустным. Во время долгих переходов и сидения в засаде Кенара не раз размышляла над судьбой Деревни Звездопада, семьи Масари и каждой из ее женщин. Ей было лет двенадцать, когда на миссии погиб жених сестры, но Кенара почти ничего не помнила об этом. Ее гораздо больше тронула смерть отца Номики. Теперь она жалела о том, что вела себя как чужая по отношению к Нинаки, никогда не задумывалась о ее горе. Кенара считала, что здоровьем сына полностью обязана ей — и господину Фугаму. Понимая, что прежние ошибки не исправить, Кенара хотела сделать хоть что-то, чтобы укрепить связь со старшей сестрой. В конце концов, если однажды она не вернется, Нинаки останется самым близким человеком для Сейджина.       — Он был самым красивым и самым сильным мужчиной из всех, кого я знала, — произнесла старшая куноичи, присев на стул и все еще не выпуская из рук стопку мокрых тарелок. — Самым благородным… Знаешь, Мичи никогда не кичился своей внешностью, он всегда защищал тех, кто был слабее него. Однажды он сказал, что я похожа на застывшие во льду лепестки лотоса, его восхищала моя красота, которую он называл холодной и совершенной, как зимнее небо. Но… он сказал также, что мы не можем быть вместе, потому что я избалована и не соответствую его представлениям об идеальной женщине... — Нинаки улыбнулась, хотя светло-серые глаза ее наполнили слезы. — Я так старалась достичь этого идеала, старалась быть лучше, скромнее и добрее. И однажды Мичи признал меня…       Куноичи опустила голову, на тарелки закапали слезы.       — Ох, Нинаки, мне так жаль…       — Ничего, ничего, — пробормотала молодая женщина, быстро отирая щеки. — Знаешь, это уже светлая скорбь, самые лучшие воспоминания в моей жизни. Я больше никого не смогла полюбить. Нет никого, кто был бы похож на Мичи.       — Мне кажется, я могу это понять. — Кенара подошла и положила руку сестре на плечо. — Наверное, он был замечательным человеком.       Нинаки обняла сестру, не вставая со стула, и прижалась щекой к ее животу.       — Конечно, ты понимаешь, — тихо сказала она. — Ведь и ты после Номики никого не сможешь полюбить…       В этот момент Кенара почувствовала себя очень, очень плохим человеком.              — Как у вас хорошо, — протянула Тен-Тен и, неохотно поднимаясь с диванчика, добавила: — но мне пора, меня дома ждут.       — И я пойду, — сказал Ли.       Неджи, Хината и Наруто поднялись со своих мест, чтобы проводить гостей.       — Кстати, — обуваясь, сказала Тен-Тен, — Неджи, если ты в следующий раз проигнорируешь моего мужа и не пригласишь его вместе со мной, Ноа на тебя обидится и я не стану тебя больше оправдывать в его глазах. А ты ведь обещал подружиться с ним!       — Я лишь обещал, что не стану мешать этому процессу, если он вдруг возникнет.       — Ой, да это одно и то же…       — Благодарю за модель модернизированного куная.       — Не за что, ты один из первых счастливых обладателей, хотя еще даже проверка качества не закончена…       — Вот как? — Неджи хмыкнул. — Им вообще безопасно пользоваться? Не получится так, что метнул во врага, а попал в товарища?       — Ха-ха, потренируешься и узнаешь.       После бурного обмена прощаниями и благодарностями компания окончательно разделилась. Как только дверь за Ли и Тен-Тен захлопнулась, Неджи сообщил, что ему тоже пора идти. Хината сделала мужу знак глазами, напомнив Наруто об их договоренности: он на этот раз не помогает жене мыть посуду, а взамен болтает по душам с ее братом.       — Неджи, слушай, остался бы, а то мне надо с тобой обсудить дела… всякие…       Наруто и Неджи уселись обратно на диван, Хината забрала остатки посуды на кухню и устроила там уборку. Дети спали, слегка перевалило за одиннадцать. Хьюга выжидающе смотрел на шурина, который судорожно пытался придумать тему для разговора. Вздохнув, Наруто сказал:       — Может, выпьем? Хината не будет против.       Неджи кивнул, подумав о том, что никогда и никто не узнает, на что он спрашивает разрешения у своей жены, а на что — нет. Если когда-нибудь таковая появится.       Саке было разлито по о-тёко, но тем для разговора не стало больше. Мужчины молча пили, слушая, как на кухне плещется вода. Наконец Наруто почувствовал заветное тепло внутри и ляпнул:       — Кэзуми-чан вчера родила второго сына.       — Поздравляю, — сухо ответил Неджи.       «Я тут при чем?» — подумал он.       — Помнишь, когда-то она за тобой бегала?       — Ты намекаешь на то, что я мог бы быть счастливым отцом? — прямо спросил Неджи.       — Ну… да! — Наруто смущенно заулыбался, отчего глаза его сузились и возле них появились добрые морщинки. Невозможно было обижаться на него. — Знаешь, тебе ведь за тридцать перевалило. Я ничего не хочу сказать — для шиноби это самый расцвет, конечно, — но человеку плохо без семьи, он от этого становится странным. Серьезно тебе говорю, я знаю кучу людей, которым под сорок и у каждого свои странности. Прикинь, наш сосед — только я тебе не говорил — по выходным переодевается в женщину и ведет беседу на два голоса, мы сначала думали, что к нему приходит кто-то, но нет… Все случайно выяснилось — так неловко было….       Неджи смотрел на него своим непроницаемым взглядом.       — Продолжай, Наруто, — раздельно произнес он.       — Я не имею в виду, что ты станешь странным, просто одиночество никого не делает лучше, понимаешь?       Оба ощутили насущную необходимость опустошить токкури еще немного. Наруто почувствовал, что запорол данное Хинате обещание, и начал распаляться. Ему подумалось, что когда-то, больше пятнадцати лет назад, во время поединка ему проще было пробить защиту Неджи, несмотря на разницу в силе, чем сейчас.       — Ты думаешь, что это касается только тебя. Я не буду даже говорить о тех, кому ты дорог и кто беспокоится о тебе… Возьмем работу… У меня есть три куноичи, которые каждый раз просят дать им совместную с тобой миссию, каждый раз! И одна сумасшедшая девчонка, которая набила себе татуировку на плече… Сейчас скажу… «Под солнцем Неджи», — вот что там написано. Я попросил Сакуру убрать это безобразие и заживить кожу, но ума так просто не прибавишь. Ей девятнадцать всего!       — Утешьтесь, Хокаге-доно, — небрежно бросил Неджи и пригубил саке. – На подходе новое поколение завидных холостяков. В конце концов, мне ведь скоро под сорок? — В его голосе не так уж трудно было распознать иронию.       Седьмой вздохнул. Неджи был прав: те несколько девушек, которые когда-то намекали ему о своих чувствах, уже давно обзавелись семьями, лишь пара девчонок по инерции мечтали о нем, просто потому, что он был самым сильным мужчиной в клане — и таким загадочно одиноким. Но уже на слуху были новые имена, так что Неджи с облегчением чувствовал, что его оставляют в покое: реже провожают взглядами, реже перешептываются, в кои-то веки перестали присылать по праздникам цветы на дом.       — Так почему ты уже не выберешь себе кого-нибудь?       — Потому что таковы объективные обстоятельства, — ответил Неджи. — С теми женщинами, которые ниже меня, я не хочу иметь ничего общего, а те, кто равен мне или превосходит по своим моральным качествам и духовной силе, не подходят мне из-за возраста, особенностей характера или не привлекают внешне. Это же очевидно.       Наруто пытался переварить слова о «моральных качествах и духовной силе», но не мог уразуметь, о чем речь, пока не вспомнил о Хинате. Да, о ней можно было так сказать, он понимал, что это нечто особенное, чего не встретишь на каждом шагу.       — Но тебе ведь все равно приходится с кем-то… э… ну, встречаться? — неуверенно спросил он.       — Это унизительно, Наруто, — откинувшись на спинку дивана и скрестив руки, произнес Неджи.       — С каких это пор свободного человека встречи с обычными женщинами унижают?! А с собственной правой рукой возвышают что ли?!       — Я весь этот разговор имел в виду. — Неджи тяжело вздохнул. — А вообще, это философский вопрос: что унижает больше. В первом случае о твоем унижении и неумении справиться с желаниями собственного тела знает как минимум еще один человек, а во втором — только ты сам… Не могу поверить, что обсуждаю это с тобой…       Наруто рассмеялся. Только Хината могла бы сказать, насколько принужденным был этот смех на самом деле. Напрасно все-таки она мыла за него посуду.       — Если мы закончили с неловкими темами, может, все же поговорим о работе?       Седьмой почувствовал себя увереннее.       — Как тебе новая служба?       Неджи не так давно прошел практику при штабе АНБУ Листа и выполнял обязанности координатора.       — Если не считать суточные дежурства, постоянное напряжение и ответственность за жизни людей…       — Ну, этим тебя не напугать!       — Я плюсы перечислял. Мне не нравится только сидеть в четырех стенах, но сутки через трое вполне можно потерпеть.       — Ямато-сэмпай уже не наставляет тебя?       — Он приходит иногда узнать об общем положении дел.       — Вот незаменимый человек!       — Не могу не согласиться: он спас мой бьякуган.              Неджи вернулся домой после полуночи. К сожалению, он был не настолько пьян, чтобы сразу уснуть, но выпил достаточно, чтобы потерять контроль над общим направлением своих мыслей и настроением. Разувшись у порога, он шагнул босиком на прохладные доски пола (солнце скрывалось за тучами и за целый день не смогло раскалить их), прошел в угол комнаты, где стоял его рабочий стол, включил лампу и повернул к себе альбомный лист, на котором еще утром рисовал что-то с большим вдохновением.       Под светло-синим небом раскинулись зеленые холмы, кое-где по ним были разбросаны кусты еще не отцветших диких белых роз. Это было похоже на волны моря с пенными барашками… Как только Неджи в голову пришла эта мысль, он вспомнил… Вспомнил то мимолетное впечатление, которое заронила в его душу Кенара, когда они только встретились на миссии сопровождения. Вместо обеда она побежала любоваться видом с утеса. «Обозреть окрестности — так она сказала», — подумал Неджи. Это не было причудой, она и вправду будто подпитывала свои душевные силы красотами природы, ветром, дождем. Когда они сражались с Рагной и Сабато и в какой-то момент оказались на краю плато, Кенара посмотрела на холмы и небо, и они наполнили ее решимостью… Такая восприимчивость свойственна лишь настоящим художникам, но в то же время куноичи не только не умела рисовать, ее схемы приводили Неджи в ужас. Он улыбнулся, вспоминая, как они обсуждали свои перемещения и знаки, оставленные для АНБУ. Казалось, Кенара делает в точности то же, что и он: проводит точно такие же линии тем же самым карандашом, но вечно случались недоразумения (то обломится грифель, то край ладони дотронется до листа в неудачном месте), превращавшие простейший чертеж в небрежную мазню, которой постыдился бы ученик Академии первых курсов. И все же писала она аккуратно, мелко, удачно подбирая формулировки. Неджи помнил ее лаконичные отчеты наизусть.       Должно быть, всему виной саке. Иначе не объяснить, почему он снова поддается этому безумию, с которым покончил два года назад. Пальцы Неджи впились в лист бумаги, уголки его начали сползаться, центр сморщился продольными волнами… еще секунда — и он бы скомкал его, порвал, вышвырнул прочь; но рука расслабилась и прижалась ладонью к столу, разглаживая рисунок. Хьюга Неджи знал, что его считают бездушной скотиной, холодным эгоистом, высокомерным гадом, но все это время он также знал, что есть на свете человек, за которого он отдал бы свою жизнь не только без раздумий, но и без сожалений. И каким бы это было счастьем, если бы этот человек захотел, потребовал такой жертвы!       Все лучшее, что было в нем, все худшее, что было в нем, было связано с ней, с ее именем, лицом, фигурой, со всем, что она делала и говорила и что навсегда оставило след в его душе. И все, что он из себя представлял: его тело, душа, мысли, способности и черты характера, — имело смысл только в сопоставлении с ней. Только она по-настоящему понимала и принимала его, именно это ощущение он не мог и не хотел забывать. А иначе и жить не стоило.       Рука Неджи скользнула к выключателю, он задел и едва не опрокинул стаканчик с водой. На мгновение сердце его замерло — так он боялся испортить рисунок, который парой минут ранее едва не уничтожил по собственному желанию. Работа над рисунком так захватила его утром, что он убрал только краски и кисти, а воду оставил. Пальцы скользнули по альбомному листу чуть ли не с нежностью…       Хмыкнув, Неджи быстро убрал листок в папку, а папку — в стол.       — Я сентиментален — значит, я чертовски пьян, — сказал он сам себе, презрительно скривив губы, но где-то в глубине души испытывая облегчение от того, что в принципе способен на подобные чувства.              С моря задувал солоноватый ветер, над сине-зеленой гладью то взлетали вверх, то обрушивались вниз черно-белые чайки, издавая крики, от которых хотелось плыть, и плыть куда-то за океан. Три куноичи лежали в траве над обрывом, вглядываясь в пустынный берег. Было жарко.       — Многообещающий был залив, — вздохнула Юджин, опуская бинокль. — Такое удобное, уединенное место.       — Мы ведь еще не закончили, — спокойно ответила Кенара.       — К востоку отсюда холм огибает проселочная дорога и словно ведет в никуда, — произнесла Ходира. Она лежала, зажмурившись, закинув руки под голову, и видела окружающий мир глазами своих беркутов.       — Хорошо, это уже что-то. Она раскатанная или заросшая травой?       — Там много травы, но такое ощущение, что ее проложили относительно недавно по дикому полю, — договорив, Ходира начала складывать печати и воскликнула: — Клёкот!       Куноичи Песка использовала эту технику уже семь или восемь раз наугад на разных участках берега, но пока безуспешно.       — Корабль на горизонте, — вдруг сообщила она.       Девушки оживились. Ходира подождала, пока ее беркут подлетит поближе к цели и пояснила:       — Грузовое судно. Куда направляется, пока не могу сказать.       — Добавить чакры? — спросила Юджин.       — Да, пожалуйста.       Юджин села и вытянула руки. С ее ладоней соскользнула прозрачная вуаль очень светлого изумрудного оттенка и протянулась до плеча Ходиры.       Кенара посмотрела на напарниц. Она представляла, что сейчас чувствует куноичи из клана Суреми, так как сама пару раз прибегала к помощи Юджин. Ее чакра была прохладной, приятной, как воздух после дождя, и так же бодрила.       Через некоторое время Ходира смогла с уверенностью сказать, что корабль заплывет в залив, который они обследовали.       — Значит, база где-то здесь и сегодня будет погрузка товара. У хороших дельцов суда не простаивают без дела. Может, конечно, завтра, но точно в ближайшие дни.       За несколько десятков метров от берега судно исчезло, и стало понятно, что пристань скрыта от посторонних глаз с помощью гендзюцу. Это внушало наилучшие надежды, так как предыдущие бухты не были столь хорошо замаскированы. Ходира начала «прощупывать» берег с помощью Клёкота.       — Причал, складское здание, навес для волов и повозок, жилое помещение на два этажа, в бухте один корабль — тот, что мы видели. Семь человек на открытом воздухе. — Ходира перевернулась на живот, развернула лист бумаги и быстро начертила на нем расположение перечисленных объектов, их размер и расстояние между ними.       — Пока больше не используй эту технику, иначе твоя птица привлечет внимание. Отправь самого быстрого беркута к госпоже. — Кенара внимательно рассмотрела план, запоминая подробности.       — Сегодня? — коротко спросила Юджин, глаза ее сверкнули.       — Скорее всего, да. Тот человек, что использует мощное гендзюцу, может быть только шиноби, и достаточно высокого уровня. Думаю, он имеет связь со штабом.       — Свидетель, которого мы искали, — произнесла Ходира.       Кенара кивнула.       — Помните предупреждение госпожи, — девушки из осторожности избегали упоминания имени Кайсы-сан, — этот человек может пожертвовать жизнью, чтобы сохранить свои тайны. Давайте отдохнем, пока ждем ответа.              Ответ пришел к ночи. Кайса отдала приказ четырем командам двигаться к побережью и в восемь утра начать захват бухт контрабандистов. Приказ, направленный Тсучиторе, имел значительное отличие, в нем значилось: «захватить как можно скорее, взять живым любой ценой, передать в руки только мне или главному дознавателю».       К этому времени куноичи успели обсудить дальнейшие действия и подобраться ближе к цели. Ходира сползала на разведку и вернулась обратно. Она сообщила, что гендзюцу, скрывающее от них бухту, хоть и мощное, но простое — обычный легко проницаемый мираж в форме купола, который можно развеять. Однако делать это Кенара запретила: им нельзя было выдать свое присутствие раньше, чем они захватят и обезвредят предполагаемого свидетеля. Попасться в руки врага для него означало расколоться, потому что невозможно спрятать ни один уголок сознания от дознавателей АНБУ, не обладая особыми техниками. А особые техники — маркер определенного клана.       Высокое черное небо раскинулось над побережьем. Ветра не было, море серебрилось под светом звезд и нежно урчало, лениво накатываясь на темный остывший песок. Несколько земляных клонов Кенары обошли купол под землей и выглянули на поверхность уже внутри его границ. Куноичи отправилась за ними следом, миновав несколько довольно простых ловушек.       К пристани было пришвартовано грузовое судно, которое охраняли два человека, еще двое сторожили склад, но по ленивым движениям и небрежному разговору было понятно, что нападения никто не ждет. Двухэтажное жилое помещение было освещено масляными лампами: на первом этаже горели два окна, на втором — одно. Рабочие и матросы отдыхали перед утренней погрузкой. Кенара почти наверняка знала, что не встретит серьезного сопротивления ни от кого, кроме, возможно, создателя гендзюцу: услуги нукенинов стоили дорого, а об отбросах, которые покидали путь ниндзя на ранних этапах, чтобы творить беззакония, не стоило беспокоиться.       Человек, которого она искала, обнаружился в комнате на втором этаже. Прикрепившись за счет чакры к внешней стене, Кенара подобралась к окну. Створки были распахнуты наружу, впуская вечернюю прохладу в помещение, так что сквозь щели между ними и рамой можно было отлично рассмотреть всю комнату, оставаясь незамеченной. В дальнем углу лежал футон, кроме него в комнате находились плетеное кресло, небольшой столик и квадратная корзина с крышкой. На столе лежали тетради, исписанные только цифрами, карандаши, лезвие, чтобы их точить, и приоткрытая шкатулка с купонами. Мужчина лет сорока в распахнутом халате прохаживался по комнате, очевидно, предаваясь глубоким размышлениям, и время от времени останавливался, вздыхал, потирал усталые глаза или лоб ладонью. В один из таких моментов Кенара заметила у него на запястье маленькую татуировку в виде спирали — очевидно, привычное средство для наилучшего сосредоточения чакры. Да, это был шиноби. Несмотря на то, что его физическая форма оставляла желать лучшего, в движениях была какая-то упругость, собранность (обычные люди двигаются как-то расхлябанно по сравнению с ниндзя). В целом он не производил впечатления порочного человека, видимо, какие-то личные причины побуждали его заниматься сомнительными делами.       Нужно было действовать осторожно: Кенара вовсе не хотела, чтобы этот человек воткнул себе лезвие в мозг через глаз, проглотил яд или использовал какой-либо из способов быстрого удушения, воспламенения или взрыва, чтобы не попасться в руки АНБУ живым. Она также ничего не знала о его реакции и способностях, так что опасалась нападать в лоб. Пришлось создать теневого клона и подождать, пока он проберется в здание и займет позицию за дверью нужной комнаты.       — Не повезло с ветром — вот в чем дело, — пробормотал мужчина, высчитывая про себя быстроходность судна, и вдруг услышал стук в дверь. — Что там? — спросил он с неудовольствием и дернулся было открывать, как вдруг удар в шею сбоку заставил его мгновенно потерять сознание и упасть.       Кенара рассеяла теневого клона и ударом ноги опрокинула корзину. Крышка слетела, на пол выпал протектор с символом Деревни Песка, сумка со снаряжением шиноби, одежда и сандалии. Куноичи подхватила мужчину на руки и выпрыгнула с ним из окна. Прижав тело к себе, она прошла сквозь землю под краем купола и вернулась к своим напарницам.       — Юджин, обследуй его полностью как можно быстрее, — сказала она, опустив пленника на песок.       Юджин кивнула и выпустила из ладоней видимую чакру. Эта чакра быстро наполнила тело мужчины.       — Мозг не поврежден, он ничего с собой сделать не успел, просто в обмороке. Но в щеку изнутри зашит инородный предмет.       — Яд, наверное, давай-ка извлечем.       Девушка сделала надрез на щеке снаружи, чтобы мужчина не захлебнулся кровью, и достала небольшую капсулу. Разломив ее, Юджин высыпала содержимое на песок.       — На глазок не скажу, что за яд, но он без запаха, — сообщила она и быстро залечила рану. — Запечатать его?       — Да.       Куноичи сложила печати:       — Бинты из чакры, полное покрытие!       Мужчину крепко стянули и спеленали ленты, созданные Юджин, по его груди расползлись символы.       — Неподвижен и невредим. Даже если он придет в сознание, останется парализованным.       — Хорошо, — произнесла Кенара, — бережем его, как зеницу ока. Смотрите, гендзюцу спало…       Три куноичи повернулись и увидели здания и пристань. Сами девушки находились в густой тени под склоном холма и не боялись быть замеченными.       — Отправь птицу к госпоже с сообщением: «взят, выдвигаемся в Суну, пришлите команду для захвата пятой базы». Координаты ты ей сообщала?       Ходира кивнула и занялась призывом.       — До Суны четыре дня пути, напряженный бег и редкий отдых сократят это время до двух с половиной суток, но двигаться придется на пределе. Побежим по прямой вдоль побережья и границы Страны Рек, не расслабляемся, пока не передадим свидетеля главному дознавателю, понятно? В отделе дознания, говорят, шпионов не бывает.              Слегка перевалило за полночь, три куноичи быстро пересекали один холм за другим, стараясь держаться на открытой местности. Впереди бежала Кенара, и ей даже не слишком приходилось сдерживаться, так как ее напарницы были достаточно быстроходными. Следом за куноичи двигалось порождение «Техники переноса раненных»: подушка и шесть коленчатых лап из чакры, похожих на паучьи. Амортизация была отличной, спеленутого и запечатанного пленника почти не трясло. За ним бежала Ходира, продолжая вести наблюдение с помощью своих беркутов, а за Ходирой двигалась Юджин, иногда вытягивая руки и подпитывая чакрой подругу или переноску.       — Нам навстречу движется другая команда АНБУ, — сообщила Ходира.       — Постараемся избежать этой встречи, направление на два часа.       Команда свернула к северо-востоку.       — Они тоже повернули. АНБУ за теми холмами и быстро приближаются.       — Можем от них уйти?       — Слишком скоростные. Вы и Юджин быстрее, но из-за меня и переноски…       — Понятно. Остановимся и узнаем, что им нужно. Будьте готовы к нападению.       Трое агентов АНБУ вскоре вынырнули из-за гребня и приблизились на расстояние в десять шагов. По маленькому вышитому значку Кенара определила, что это шиноби главного подразделения, непосредственно подчиняющиеся штабу, и внутренне напряглась. Возможно, предатель уже знал о захвате свидетеля. Вперед выступил командир и произнес, не снимая маски:       — Главное подразделение, команда «Кирин». Нам приказано помочь вам доставить пленника в штаб.       Так как никакого пароля от Кайсы не прозвучало, поводов для беспокойства было достаточно: эти люди под прикрытием помощи могли увести свидетеля у них из-под носа или уничтожить его, даже не понимая, что делают. Долго раздумывать над приказами из штаба у агентов не принято, как и задавать начальству лишние вопросы. И, конечно же, от кого конкретно поступил приказ, они не скажут.       — Борьба с контрабандой, команда «Тсучи Тора», — с деланным спокойствием ответила Кенара. — Нам действительно нужна помощь, но не с пленником, а с захватом базы. — Куноичи сообщила координаты.       — Для захвата базы отправлена другая команда, из вашего же подразделения. А мы — отряд поддержки для вас. Передайте пленника моим людям.       Переноска сделала пару шажков назад и, словно испуганный паучок, прижалась к ногам Юджин.       Кенара даже не могла сослаться на приказ Кайсы: штабу подчинялись все подразделения.       — В чем дело? — произнес командир «Кирина». — Предупреждаю, что в случае вашего неподчинения я имею полномочия применить против вашей команды силу. Не глупите, новички!       В одно мгновение множество мыслей пронеслось в голове Кенары: две молодые девушки в ее подчинении, которые могут погибнуть вследствие принятых ею решений; сын, оставшийся дома и уже лишившийся одного из родителей; всего лишь контрабанда, незаконная торговля; войны в маленьких странах, где кровь проливается благодаря оружию и технологиям шиноби; долг, служебные обязанности; бой с опытными АНБУ… Вдруг она почувствовала, как где-то под лопаткой со спины в нее вошла маленькая ниточка светло-изумрудной чакры Юджин: ее напарница готовилась передавать ей чакру. Кенара усмехнулась с таким страшным, одновременно отчаянным и грозным, выражением лица, как будто за ней пришел сам Джашин и ткнул в нее своим когтистым пальцем. «Ты следующая, маленькая куноичи Звездопада!» — Она могла поклясться, что слышит этот утробный голос, заставляющий волосы шевелиться на голове.       В следующее мгновение словно раскололся ад: шесть земляных змеев вырвались с разных сторон от агентов АНБУ и, уцепившись за собственные хвосты, начали быстро вращаться, то вырываясь из земли на поверхность, то ныряя обратно, поднимая тучи пыли, расшвыривая песок, камни, комья земли и не давая агентам вырваться из ловушки. По более широкой окружности стояли шесть теневых клонов Кенары и складывали печати. Куноичи заранее спрятала их под землей, предвидя возможный печальный исход встречи. Конечно, она не собиралась убивать АНБУ, надеялась лишь выиграть время.       Тсучитора снова мчалась вперед, за Кенарой, как за воздушным змеем, развевались светло-изумрудные ленты чакры Юджин, восполняя потраченную ей энергию.       — Ходира, расширь радиус обзора до ста километров!       — Поняла!       Что делать дальше? Сколько команд будет выслано им навстречу? Как пробраться в Суну, если штаб по-настоящему задастся целью остановить их? Ответ был один — никак. В отряде нет никого, кто умел бы скрывать чакру или маскировать ее. Им не спрятаться.       Кенара остановилась.       — Нам нельзя в Суну. Поворачиваем на северо-восток.       В Стране Рек нет шиноби, по крайней мере, там они смогут какое-то время свободно продолжать движение. Нужно было продумать множество вариантов, вплоть до сдачи пленника в руки АНБУ Листа. Но есть ли у предателя связи с Конохой? Это неизвестно.       — С севера приближается еще одна команда АНБУ. Она движется со скоростью, чуть превышающей нашу.       — Граница Страны Рек близко?       — К утру будем уже там, если немного ускоримся.       — Юджин?       — Да, я дам больше чакры. Не беспокойтесь, Кенара-сан, мои запасы истрачены лишь на пятую часть.       «Если бы меня беспокоило только это», — с горечью подумала Кенара.       В этот момент к Ходире спустилась одна из птиц. Девушка на ходу отцепила свиток и прочитала его вслух:       — «Он все узнал. Продержитесь, сколько сможете, я иду к Казекаге. Не приближайтесь к Суне».       — Надеюсь, Казекаге-доно не в одном из своих путешествий, — заметила Юджин.       — Теперь у нас есть конкретная задача: выиграть время. Страна Рек идеально для этого подходит.              Неджи готовился заступить на дежурство. Он помылся, высушил волосы, плотно позавтракал, убедился, что его форма и оружие находятся в идеальном состоянии, и вышел на улицу. Солнце уже два часа как взошло, но еще не жарило по-настоящему. Голова от позавчерашних возлияний уже очистилась, но привкус горечи в душе остался. Прислушавшись к себе, Хьюга окончательно убедился: у него сегодня дурное настроение. Если бы он был свободен, то отправился бы кромсать манекены или отрабатывать техники, но приходилось просто подавлять плохие мысли усилием воли.       Должность координатора заключалась в том, что он управлял перемещением команд АНБУ Листа и раздавал им приказы и задания от имени Хокаге. В основном это касалось патрулирования, охраны границ, ареста провинившихся шиноби. Внешней разведкой и разведкой внутри страны, а также особо секретными миссиями занимался другой отдел. В случае если на территории страны обнаруживались следы нукенинов, на помощь можно было призвать второго координатора. В памяти Неджи еще свежи были воспоминания о службе в боевом отряде, о сетованиях и недовольстве, которые зачастую вызывали приказы о перемещении, полученные из штаба и казавшиеся неразумными. Теперь он сам являлся координатором и перебрасывал команды из одной части страны в другую, стараясь делать это наиболее рационально и эффективно и прекрасно представляя себе все трудности боевых агентов.       Он сидел в кресле за столом в форме полумесяца перед большим экраном, на котором отображалась карта со всеми основными объектами и отрядами АНБУ в виде светящихся точек. По бокам сидели шестеро шиноби с телепатическими способностям — каждый в удобной именно ему позе — и выходили на связь с командами или принимали от них сообщения. В соответствии с полученной информацией Неджи с помощью специального планшета вносил изменения в изображение на экране. Пара человек отвечали за воздушную почту и находились в этом же помещении. Еще двое дежурили на верхнем этаже у птиц. В здании АНБУ располагалось несколько подразделений, их главы и помощники, другие штатные сотрудники. Однако в кабинет координации было не принято соваться, не имея важных дел, кроме того, доступ к информации, отображенной на экране, имелся не у всех.       Помещение не имело окон, но прекрасно освещалось белыми лампами, поддерживалась прохладная температура, благодаря системе циркуляции воздуха было довольно свежо. Ничто не должно было отвлекать господина координатора от работы.       Однако господина координатора иногда отвлекали от работы собственные мысли и воспоминания — в те периоды, когда его вмешательство не требовалось. Тири, Казука, Мичжун, Шичи… — эти лица против воли иной раз всплывали перед его глазами. То ощущение загнанного в угол зверя, которое ему довелось тогда испытать, невозможно было забыть.       В кабинет вошел Яманака Реза — тот самый молодой человек, который состоял в команде Неджи на миссии сопровождения Куробосу. Хьюга сделал его своим помощником, потому что, во-первых, Реза имел подходящую квалификацию и не первый год трудился в штабе, во-вторых, потому что Неджи испытывал к нему некоторую симпатию.       — Что у тебя?       — Наводка из Суны на нукенинов, — ответил Реза, — да на каких нукенинов! Бывший отряд АНБУ Песка, из числа агентов новых подразделений, расширенный состав.       Внимательно выслушав помощника, Хьюга бросил:       — Дай координаты.       Затем Неджи отметил на планшете, лежащем перед ним, нужную точку на карте Страны Рек, и она появилась на экране. Пунктирной линией он обозначил примерную траекторию движения. Хьюга сосредоточился, хотя внешне остался невозмутим. Наконец-то настоящая работа!       — Я вызвал Ямато-сана, согласно инструкции, — произнес Реза. — Дело серьезное…       — Первый канал связи, — громко сказал Неджи, — приказ команде «Акай хеби» (Красная змея), второй канал связи — приказ команде «Такай ока» (Высокий холм), четвертый канал — приказ команде «Токаге» (Ящерица)… двигаться в направлении на юго-запад, квадрат 15-37… отступники ранга S, бывшие агенты АНБУ Песка, команда из трех человек… Перевозят опасный предмет, подлежащий немедленному уничтожению. Предпочтителен исход ноль.       Реза слегка нахмурился: да, все, как пожелал Песок. «Исход единица» означал захват противника в плен, «исход ноль» — убийство. Интересно, что такого натворили эти бывшие агенты?..       — Предатели, должно быть, — сказал он, когда Неджи закончил диктовать сообщение. Нужно было еще перебросить несколько команд ближе к границе со Страной Рек. Вероятно, они имеют дело с отчаявшимся и весьма опасным противником.       Ум Неджи быстро работал, он смотрел на карту и составлял план с несколькими возможными вариантами. Окружить, зажать в тиски и уничтожить. Что ж, скорее всего, к вечеру или к ночи с отступниками будет покончено. Если не было заявлено об обратном, значит, эти нукенины не умеют скрывать свое присутствие. Соответственно, раз попавшись, они уже не смогут ускользнуть.       Неджи хмыкнул.       — Можно было не беспокоить Ямато-сана, — сказал он Резе. — Это будет слишком просто.       Просто — как загнать зверя.