Тен-Тен пишет роман

      Городок казался смешением ярко-синей, темно-синей и белой краски, крупные пушистые снежинки медленно укрывали дома и дороги. Молодые люди стояли у скамьи, неподалеку от входа в гостиницу, освещенные изогнутым фонарем в форме колокольчика. Девушка скинула капюшон, и ее пушистые русые волосы постепенно покрывались снежинками. Пара белых звездочек упала на длинные ресницы. Расука смотрел на ее лицо и улыбался. Он был высоким, выше Сэнго на целую голову, немного неуклюжим, но довольно милым. Девушка заметила его пристальный взгляд, слегка покраснела и заулыбалась. Она поднесла руки к лицу и подышала на белые пальцы.       — Так красиво сегодня, но очень холодно… Не представляю, каково должно быть бездомным животным в такую погоду…       — Ты думаешь об этом, потому что у тебя доброе сердце, Сэнго, — с нежностью ответил Расука.       — Вовсе нет! — Куноичи смутилась еще больше, ее лицо, на котором расцветала улыбка, казалось сотканным из лепестков алой розы: щеки и губы раскраснелись на морозе.       — Хотя бы сегодня… когда мы днем прогуливались по местному рынку, ты пожалела ту старушку, которая торговала вязаньем, дала ей денег и ничего не взяла взамен. Еще постаралась сделать это так, чтобы Юу не заметил, но я все видел. — Расука улыбнулся.       — Она напомнила мне мою бабулю, хотя все милые старушки напоминают мне ее. — Сэнго снова потерла руки друг о друга.       — У тебя всегда пальчики мерзнут…       — Да, сэнсэй говорит, что это из-за проблем с концентрацией чакры. Но я обязательно ее улучшу!       — Я знаю. Но пока этого не случилось, — Расука достал из рюкзака небольшой сверток, — пусть они согревают тебя.       Сэнго приняла из его рук две варежки, белоснежные и пушистые, словно они были связаны из снежинок.       — Ой! Какие они милые! Спасибо тебе…       Расука вздохнул про себя, чувствуя, как сердце его замирает в груди от этой улыбки. Сэнго надела варежки, похлопала в ладоши, а потом наклонилась, быстро подхватила снежок и запустила в юношу, рассмеявшись звонким смехом. Расука заулыбался и наклонился вперед, вытряхивая из своей пышной темной шевелюры снег.       — Дурака валяете? — спросил Юу, командир команды, появившись словно из ниоткуда. В его голосе слышалось недовольство. — Я нашел нужного человека, завтра утром мы с ним встретимся, а пока переночуем в гостинице.       Сэнго ловила каждое слово старшего чунина. Расука снова сделался серьезным, почти угрюмым.              Ночью началась настоящая метель. Ветер подвывал и задувал в щели, снег, подобно рою рассерженных насекомых, крутился за окнами, осыпая все вокруг. В маленькой комнатке на полу лежали два футона, на одном из них спал Расука. Он проснулся оттого, что дверь в комнату открылась, пропуская из коридора мягкий рассеянный свет. Юу бесшумно прошел к столу, взял флягу и долго жадно пил. Рубашка на теле чунина была расстегнута. Наконец он отбросил пустую флягу и с удовольствием потянулся, напрягая, а затем расслабляя свое красивое натренированное тело.       — Где ты был? — ворчливо поинтересовался Расука, приподнимая голову.       — Не твое дело, — усмехнувшись, ответил Юу и, отбросив со лба длинные черные волосы, принялся раздеваться и укладываться спать.              За ночь городок порядком замело снегом, он подмерз и покрылся твердой коркой. Небо сделалось высоким, светло-голубым. Расука запрокинул голову и вдохнул морозный воздух полной грудью. Юу стоял с недовольным лицом и ждал запаздывавшую Сэнго. Девушка выбежала из гостиницы, на ходу надевая пушистые варежки.       — Простите, что вам пришлось ждать, — смущенно пробормотала она. Шея ее была до самых ушей замотана плотным шарфом, нижняя губа слегка припухла, как будто Сэнго прикусила ее, под глазами лежали тени.       Молодые люди пошли вдоль по улице, сухой снег поскрипывал под подошвой.       — Что с тобой? — тихо спросил Расука, отстав от Юу на пару шагов и поравнявшись с Сэнго. — Не заболела?       Куноичи покраснела и покачала головой.       — Плохо спала?       — Хорошо она спала, — повернувшись к ним, с усмешкой бросил Юу. — Правда, Сэнго?       Он посмотрел в глаза девушки, отчего та окончательно смешалась. Расука проследил за его взглядом и слегка побледнел.       — Что это значит? — хмуро спросил он.       — Ну же, скажи ему, Сэнго, — подозрительно вкрадчивым голосом произнес командир отряда, продолжая усмехаться, — тебе ведь понравилось то, что происходило сегодня ночью?       — Перестань, Юу! — возмущенно воскликнула девушка, не зная, куда деть глаза.       «Давно пора поставить его на место», — подумал старший чунин и сказал товарищу со смехом:       — У тебя сейчас лицо дурака… Ну все, хватит. Тебе нужно учиться вести себя по-взрослому, Расука.       Расука, не отрываясь, смотрел в лицо девушки и настойчиво искал встречи с ее взглядом.       — Сэнго, это правда? — мертвенным голосом спросил он. — Ты была с ним?..       Куноичи подняла глаза.       — Да, это правда, — тихо ответила она и добавила еще тише: — Я люблю его…       Расука побелел, как снег.       — Хорошо, — выдавил он из себя и повернулся к Юу. — А ты? Ты ее любишь?       Черные брови командира отряда взлетели вверх.       — Да ты и вправду дурак, — без улыбки сказал он.       Расука сделал шаг вперед, в упор глядя на Юу.       — Скажи мне, — хрипло произнес он, — что ты любишь Сэнго и это единственная причина, по которой ты посмел прикоснуться к ней!       Старший чунин понял, что беседа приняла опасное направление, и незаметно потянулся к кунаю. Юу лихорадочно думал, как ему поступить: он не хотел еще больше разозлить сильного товарища по команде, но гордость не позволяла подчиниться его требованию.       — Расука! — воскликнула девушка. — Не надо, я сама могу за себя постоять!       — Что? — не выдержал Юу. — Ты думаешь, он за тебя заступается? Да он злится, потому что хотел бы сделать с тобой то же самое, да только не может…       Расука, чья любовь была безжалостно раздавлена, втоптана в грязь, не выдержал и закричал, вытянув вперед левую руку… Его жуки всегда отличались агрессивным поведением, но обычно он умел их сдерживать. Само его тело издавало волны, заставлявшие насекомых приходить в ярость… Огромная черная рука, состоявшая из роя перевозбужденных жуков, вытянулась вперед и схватила попытавшегося отпрыгнуть Юу, накрыв его с головой. Командир издал протяжный, почти нечеловеческий вой… Одновременно с ним закричала Сэнго… Через несколько секунд черная туча рассеялась над окровавленным телом: жуки втягивались обратно в тело Расуки.       — Юу! Юу! — Рыдая, Сэнго упала на колени и коснулась изуродованного тела. Все каналы чакры внутри него были уничтожены, жуки проделали множество ходов в тканях, из них теперь сочилась кровь… Куноичи задрожала, отдернув руки. Она уставилась на белоснежные варежки, измазанные кровью, и вдруг засмеялась. Так Сэнго и сидела рядом с трупом: то рыдая, то смеясь, а Расука в это время, задыхаясь, бежал по улице и кричал:       — Помогите! Помогите!.. Помогите ей!       Он дрожал так сильно, как будто его изнутри сотрясал рой жуков, и чувствовал, хорошо чувствовал частички крови Юу, впитавшиеся в его тело вместе с насекомыми…              За окном падал снег, так что во время длинного перерыва дети высыпали на улицу, чтобы вместо обеда покидаться друг в друга снежками или повозиться на мягком белом одеяле, впервые в эту зиму плотно укрывшем землю. Эри сидела за своей партой одна. Она огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что в классе никого нет, а потом поставила на стол сумку и звонко и с удовольствием чихнула.       Сейджин, который в это время находился под своим столом, выпрямляясь, от неожиданности стукнулся головой о столешницу. Эри быстро обернулась на шум и воскликнула:       — Ты там прячешься, чтобы за людьми следить, что ли?       Мальчик спокойно поднял на нее глаза и ответил:       — Я не прятался, просто нога зачесалась, вот и нагнулся.       — Мыться надо чаще, чтобы не чесалось, — проворчала Эри, но тут же покраснела и прикусила язык.       Ей еще в августе исполнилось двенадцать, она была старше большинства своих одноклассников и по этой и некоторым другим причинам ощущала некое превосходство над ними. Но только не в отношении Сейджина: она чувствовала, что он был умнее ее, хоть ей и не нравилось это признавать. И вот теперь, глядя на его снисходительную улыбку, Эри поняла, насколько глупо пошутила. Вдруг в сумке ее что-то громко зашуршало.       — Тише, тише, проснулся что ли? — прошептала девочка, расстегивая молнию.       Сейджин с любопытством наблюдал за ее действиями. «Кто у нее там? — подумал он. — Кот?» Эри достала из сумки упитанного хомячка и поставила его на лапки на листок бумаги.       — Можно посмотреть? — спросил Сейджин.       Девочка кивнула. Они вдвоем склонились над рыжим существом, глядя, как оно ловкими движениями запихивает рассыпанные перед ним семечки за щеки.       — Зачем ты носишь его с собой?       — Так получилось, — ответила Эри, — я его купила утром, а на домик не хватило. После занятий зайду к себе за деньгами, а потом вернусь в магазинчик.       — Можно ведь было и хомяка после занятий купить, — заметил Сейджин.       — Да возле него там дети крутились, я побоялась, что не успею, а другие мне не понравились: сонные какие-то. Он знаешь, как их гонял? Настоящий боец, задал всем жару!       — Кажется, он тебе и сумку погрыз…       — Ага, смотри-ка, вот зверюга… Знаю, как его назвать, — девочка усмехнулась. — Помнишь, был такой свирепый ниндзя-отступник с когтями, которого все боялись? Точно, назову его Кураре Гекидо.       Сейджин выпрямился и побледнел. Его лицо словно сделалось прозрачным, одни лишь огромные глаза горели на нем.       — Ты чего? — Эри даже немного испугалась. — Что случилось, Сейджин? Ты куда? Что-то не так? Что случилось? — повторяла она, глядя, как он молча вернулся за свой стол и машинально начал складывать письменные принадлежности в сумку.       Забросив сумку на плечо, он так же, не говоря ни слова и все с тем же белым лицом, пошел к выходу.       — Сейджин…       Сейджин остановился возле ее стола.       — Кажется, я больше не люблю тебя, Райюн Эри, — сказал он глухим голосом и ушел.       Эри показалось, что ничего страшнее она не слышала в жизни, из глаз ее брызнули слезы и она горько разрыдалась, сама не понимая, почему.              Юная куноичи подошла к дому и перед дверью еще раз быстро вытерла лицо, чтобы точно избавиться от последних следов слез: у отца сегодня был выходной. Когда она умылась, переоделась и хлопотала на кухне, накрывая к обеду, Тетсуо вышел из своей комнаты и молча сел за стол. Будучи еще юношей, этот шиноби лишился на войне одной руки, что, однако, не помешало ему заниматься любимым делом, хотя и осложнило этот процесс: он был связистом и служил в Резиденции Хокаге. Его жена, мать Эри, была родом из Деревни Облака, она погибла больше трех лет назад на сложной дипломатической миссии, примиряя две враждующие друг с другом маленькие страны. Тетсуо был человеком молчаливым, суровым, но его дочь перед ним не так сильно робела, как можно было ожидать. В ее памяти жил образ матери, которая свободно общалась с ним, сохраняя на лице улыбку и одаряя его своим теплом. Эри старалась так же вести себя с отцом и радовалась, когда ей удавалось вывести его из угрюмого состояния.       Но сегодня девочке было так грустно, что она не могла вымолвить ни слова и молча ухаживала за отцом. Тетсуо поднял на нее глаза.       — Как твои дела в академии? — спросил он.       — Хорошо, отец.       — Почему у тебя глаза красные? Что-то случилось?       — Поссорилась с подружками, — соврала, заливаясь краской, Эри.       — Хм.       — Отец, можно тебя спросить?       Тетсуо кивнул.       — Тот страшный человек, о котором все говорили какое-то время назад, Кураре Гекидо…       — Ну? Разве детям положено знать о таком?       — Он ведь был нукенином и погубил много наших шиноби?       — Да, это был просто монстр. Джонин из Деревни Звездопада прикончил его.       Эри вздрогнула.       — Как его звали, отец?       — Ио Номика. Спасибо за обед. — Тетсуо поднялся из-за стола и ушел к себе.       «Ио Номика, — повторила про себя Эри, — джонин из Деревни Звездопада… Может, это был его учитель или кто-то другой, кого он знал?»              Масари Сейджин появился в академии на следующий день, ничем не выдавая своих переживаний. Только мать могла бы заметить, насколько он подавлен, но она в этот момент патрулировала побережье Страны Ветра. Мальчик был так же молчалив, как всегда, и, казалось, полностью сосредоточен на учебе. В сторону Эри он даже не смотрел. Юная куноичи слишком часто оборачивалась, надеясь поймать его взгляд, и пару раз даже получила замечания от учителя.       После занятий девочка увязалась за Сейджином и шла за ним до самой тренировочной площадки. Он, делая вид, что не замечает ее, достал свои кунаи и приготовился метать их в мишень. Сейджин больше не обижался на нее, просто был смущен и печален и не мог совладать со своими чувствами. Эри нерешительно подошла и остановилась в нескольких шагах от него.       — Знаешь, — сказала она, — я избавилась от хомяка.       Сейджин опустил руку с кунаем и повернулся к ней, удивленно приподняв брови.       — Бедное животное, — сказал он, — зачем ты так с ним?       — Что? — переспросила Эри. — Да нет же, я просто отдала его подруге! — Помявшись немного, она добавила: — Нинджин назвала его Дерзкий Пушок.       — Серьезно? Звучит так, словно шестикурсник решил отпустить бороду.       Девочка хихикнула, но тут же снова сделалась серьезной.       — Слушай, Сейджин, я хотела извиниться перед тобой… Прости меня, пожалуйста…       Юноша слегка покраснел, но внимательно смотрел в ясные глаза Эри.       — За что? — тихо спросил он.       — Я… я сама не знаю, просто чувствую, что сильно обидела тебя. Мне от этого очень, очень плохо…       Сейджин молчал какое-то время.       — Мой отец отдал свою жизнь, чтобы убить это чудовище.       — Твоего отца звали Ио Номика?       — Да. Это был лучший человек на свете. Его драгоценная жизнь стала платой за то, чтобы избавиться от Кураре Гекидо. Чем страшнее монстр, тем большую жертву он требует, чтобы исчезнуть навсегда.       Сейджин произносил эти слова, но как будто отсутствовал, глядя куда-то в небо: он видел две огромные звезды, черную и белую, которые неслись навстречу друг другу и столкнулись, чтобы поглотить противоположно направленное движение. Эри смотрела на него, приоткрыв рот, на ресницах ее дрожали слезинки. Отвернувшись и быстро отерев их, девочка произнесла серьезно:       — Я была полной дурой, прости меня за это. Если бы я только знала, то никогда не посмела бы… Сейджин?       Мальчик вздрогнул.       — Я понял тебя, Эри. Спасибо.       Кажется, им больше нечего было сказать друг другу, и оба стояли несколько секунд хмурые, в полном молчании, потом Эри попрощалась и ушла. Сейджин почти не заметил этого, вновь погрузившись в свои размышления. Внезапно, решившись, он быстрым шагом пошел обратно в учебный корпус и поднялся на этаж, где располагался кабинет директора.       — Господин Ирука, я хотел бы изменить свою фамилию в документах академии. Это возможно?              В конце декабря Нинаки прибежала в Деревню Листа, чтобы навестить племянника. В этот же день из Страны Ветра вернулась Кенара. Когда она, запылившаяся, с телом, ноющим от приятной усталости, вошла в дом, Сейджин сидел на диване в гостиной и болтал с тетей, хлопочущей у плиты.       — Привет, — стряхивая с ног сандалии, поздоровалась Кенара.       Сейджин подошел, чтобы обнять ее, а Нинаки воскликнула:       — Ну знаешь! Чем это ты кормишь ребенка?!       — Мясом, рисом, овощами, — ответила куноичи, скидывая дорожную сумку с плеча и тут же начиная ее разбирать, чтобы сразу почистить оружие и забросить белье в стирку.       Сын, ни слова не говоря, взял у матери из рук походную аптечку и набор метательного оружия и унес их в комнату.       — Ты это безобразие видела? — Нинаки показала сестре ковш, в котором застыла однородная масса из вареного риса и рыбы. — Как это вообще можно есть?       — Так это он сам себе варил, его и спрашивай, — усмехнулась Кенара.       — У тебя две кастрюли, нет ни специй, ни сковороды нормальной, ни вока, ни пиал… Не говоря уже о лопатках, прихватках и прочем. Вы тут пару месяцев прожили или пару дней? Мальчику нужно хорошо питаться!       Кенара слушала, как ворчит ее старшая сестра, но это ее уже нисколько не раздражало. Она подошла и, опираясь локтями о столешницу, пристально посмотрела на Нинаки.       — Спасибо тебе за то, что заботишься о нас, — произнесла куноичи, улыбнувшись.       Нинаки смутилась и пробормотала:       — Да что уж там… Но так жить нельзя!       — Эх, я знаю, что нельзя, но так, как надо, у меня не получается… — Кенара обернулась и, убедившись, что Сейджин уселся в своей комнате перебирать оружие и их не слышит, сказала: — Послушай, Нинаки, когда мы говорили с тобой в прошлый раз, я словно тебя обманула. Я не сказала ни слова лжи, но у тебя сложилось неправильное мнение…       Нинаки отложила нож и очищенную морковь в сторону и с удивлением смотрела на сестру.       — Ты сказала, что Номика похож на Мичи и я никогда не смогу полюбить другого человека, но это не так. Не хочу, чтобы ты думала обо мне лучше, чем я есть на самом деле.       — Ты кого-то любишь? — Большие глаза Нинаки сделались огромными. — Я его знаю? Как его зовут?       — Хьюга Неджи, — произнесла Кенара так тихо, что сестра скорее прочитала по губам, чем услышала это имя.       — Хьюга Неджи?! Племянник главы клана? Тот самый «гений»? Тот, который капитан АНБУ?       Младшая куноичи несколько раз кивнула. Изумление Нинаки достигло предела. Она мельком видела Неджи и много о нем слышала. В ее голове никак не складывалась картинка: суровый, надменный Хьюга и ее сестра, ничем не примечательная куноичи, самые явные достоинства которой острый ум и первоклассное тайдзюцу. Что могло вызвать искру между ними двумя?!       — А он тебя тоже любит? Как вы сошлись?       — У нас была совместная миссия пять лет назад — ты об этом слышала, — так что познакомились мы давно. В последнее время общались… по работе. А теперь я живу в Конохе и мы чаще видимся.       Наконец в голове Нинаки нарисовался нужный образ. Она представила себе, как где-то в глухом лесу после совместной опасной миссии встречаются два агента АНБУ: Песка и Листа. Один подходит, снимает маску и говорит: «Я наблюдал за вами какое-то время и пришел к выводу, что вы можете составить мне достойную партию. Каково ваше мнение?» А другой, в свою очередь открывая лицо, отвечает: «Я принимаю ваше предложение…» Нинаки помотала головой, избавляясь от наваждения. Ничего другого представить она не смогла.       — Ты сильно разочарована? — спросила Кенара.       — Ну… мне, конечно, немного обидно за Номику, но я рада, что ты не будешь одна. Думаю, никто тебя за это не осудит, — произнесла Нинаки, но тут же они с сестрой переглянулись и вспомнили о тете.       — Лучше вообще об этом не думать, — пробормотала Кенара.       Продолжить обсуждение этой темы не удалось: из своей комнаты вернулся Сейджин.       — Мам, — сказал он, подойдя к Кенаре и поднимая на нее большие зеленые глаза, — тебе нужно зайти к господину директору и заполнить кое-какие бумаги.       — Какие еще бумаги?       — Я решил присоединить к своему имени фамилию отца. Теперь я буду Ио-Масари Сейджин.       — Это ты так разрешения у матери спрашиваешь? — возмутилась Нинаки. Однако она не умела по-настоящему сердиться на племянника, так что ее возмущение, получив выражение в одной-единственной фразе, сразу же улеглось.       — Ему не нужно мое разрешение, — вздохнула Кенара, — он все правильно решил.       — Спасибо, мам, — сказал Сейджин и, стрельнув лукавым взглядом в сторону Нинаки, спросил: — А можно мне отправиться в Звездопад вместе с тетей?       — Зачем? Разве у тебя каникулы?       — Я пропущу всего пять-шесть учебных дней, если ты получишь для меня разрешение господина директора.       Кенара задумчиво посмотрела на сына. Она догадалась, что он хочет побывать на могиле отца — больше его ничто не держало в родной деревне. Что произошло, пока ее не было? Почему ему так важно стало взять фамилию отца и навестить его могилу? Позднее тем же вечером она попыталась осторожно расспросить его, но ничего конкретного не добилась. Оставалось только терзать себя вопросами и угрызениями совести. Впрочем, если бы она все свое время проводила рядом с сыном, разве это гарантировало бы отсутствие у него тайн?              Через несколько дней, скрепя сердце, Кенара проводила Нинаки и Сейджина в дорогу. Ей было страшно его отпускать, но нельзя было жить в страхе из-за воспоминаний о прошлом. Как только ее переживания в душе немного утихли, она отправилась на поляну Неджи, чтобы оставить для него сообщение. Кенара написала записку следующего содержания: «На этой неделе С. не будет дома. Приходи ко мне», — свернула и убрала ее в капсулу, а капсулу привязала к ветке на уровне глаз. Неджи обнаружил это послание только в среду утром, но уже через полчаса был у Кенары.       — Я получил твою записку, — сказал он с порога. — Не каждый влюбленный может похвастаться столь нежным письмом.       Кенара слегка покраснела. Она чувствовала, что ее послание суховато, но ничего лучше придумать не смогла. Слова любви ей даже произнести не удавалось, не то что написать.       — Видишь, со мной все в порядке: я могу служить в АНБУ и не попадать в неприятности.       Неджи разулся и по ее приглашению прошел в гостиную. В ответ на ее слова он мог лишь хмыкнуть.       — У вас сейчас должно быть довольно тихо, — сказал он, подразумевая участок границы Страны Ветра, который охраняла команда Кенары. — Как тебе твои новые товарищи?       — Тсучитора, — улыбнувшись, ответила куноичи, — я снова служу вместе с Ходирой и Юджин.       Неджи посмотрел на нее с легким удивлением.       — Это, похоже, вызывает у тебя радостные ассоциации? Почему?       Кенара села на диван рядом с ним.       — Потому что все хорошо закончилось.       — Только не для меня. Я не смогу забыть, как отдавал приказы против тебя и твоих людей. Если бы вы погибли… — Неджи взял ее руку и крепко сжал.       — Ты был бы не виноват, — сказала Кенара и вдруг начала краснеть под слишком настойчивым взглядом светло-серых глаз. Сердце в груди трепыхнулось, как вспугнутая птица, и быстро-быстро забилось.       Неджи наклонился к ней и нежно поцеловал в шею возле уха.       — Только не здесь! — воскликнула куноичи, отстраняясь. — И не в те дни, когда мой сын отправился поклониться на могилу отца… Прости…       — Я все понял, — быстро ответил Неджи. — Ты права.       Он поднялся и отправился на кухню, чтобы приготовить чай, так как у Кенары это плохо получалось. Она не могла выждать нужное количество времени: или слишком торопилась или отвлекалась и забывала про чай. Куноичи кусала губы и гадала, не обиделся ли он. Неджи ругал себя за поспешность: был бы он терпелив, не пришлось бы получать отказа.       — Я наблюдал за твоим сыном, пока тебя не было, — произнес Хьюга. Он включил чайник и стоял, опираясь спиной о стол и скрестив руки на груди. — Один раз мы провели тренировочный бой. Он удивился, когда я рассказал ему о том, что мы с тобой сражались однажды. Сейджин даже не осознавал, насколько ты сильна.       Кенара удивлялась, как Неджи хорошо владел собой. Сейчас его лицо было таким невозмутимым, а дыхание ровным, как будто это не он минуту назад в порыве страсти целовал ее. Но все же куноичи чувствовала, что он смущен, как и она сама. Только ей никак не удавалось одним лишь усилием воли избавиться от горящего на щеках румянца.       — Спасибо, — вымолвила она, не поднимая глаз. — Как бы ты оценил его потенциал?       — Выше среднего, конечно, но ему нужно много трудиться. Как часто ты занимаешься с ним?       Тема тренировок и обучения надолго увлекла Неджи и Кенару. На столике перед диваном стояли уже пустые и остывшие стаканы, когда раздался стук в дверь.       — Ты кого-то ждешь?       — Нет, — с удивлением ответила куноичи.       Неджи взял стаканы и отправился на кухню, чтобы их сполоснуть. Этим он достиг еще одной цели: покинул ту зону квартиры, которую можно было обозреть через открытую входную дверь. Ему не хотелось попадаться на глаза случайным визитерам.       — Ну что ты так на меня смотришь? Могу я войти или нет? — раздался с порога недовольный голос Инари-сан.       — Конечно, тетя, — неестественно спокойным голосом ответила Кенара. — Я всегда вам рада.       Неджи невольно бросил взгляд на раскрытое окно. Но если бы даже господин координатор решился сбежать, забыв о чувстве собственного достоинства, было уже поздно: Инари вошла в коридор, разулась и, выпрямившись, встретилась с ним взглядом. Хьюга поставил стаканы на стол и произнес, сохраняя невозмутимость, завидную в сложившихся обстоятельствах:       — Добрый день, Инари-сама.       — Неджи-сан?!       По мере того, как Старейшина Деревни Звездопада припоминала и осознавала все подробности открывшихся ей взаимоотношений ее племянницы с этим человеком, лицо ее покрывалось густым румянцем. «Шесть дней! — думала она, ощущая нараставшую в душе ярость. — Им понадобилось шесть дней! От Листа до Звездопада… джонинам… по прямой!» От Кенары она могла всего ожидать, но Хьюга?! Это просто в голове не укладывалось…       — Могу я узнать, что вы здесь делаете? — кое-как сдерживаясь, спросила она. — Вы большие друзья? Или, может, решаете какие-то служебные вопросы? Хотя и трудитесь в АНБУ разных стран… Но, прежде чем вы дадите ответ, я попрошу вас, господин Хьюга Неджи, не кривить душой и не унижать ложью ни себя, ни меня!       — Тетя…       — Замолчи! Замолчи, племянница, или я за себя не ручаюсь!       Кенара, несмотря на угрозу, хотела сказать еще что-то, но Неджи поднял руку, сделав ей знак не вмешиваться. «Да как хотите!» — с досадой подумала куноичи, пожав плечами, и, нахмурившись, осталась стоять в коридоре и наблюдать за разворачивающейся перед ее взором сценой.       — Мне не совсем понятно, на каком основании вы вмешиваетесь в наши дела, — сказал Неджи. — Здесь не задеты интересы Деревни Звездопада.       — Не задеты? — возмутилась Инари. — Речь идет о чести дома Масари!       — Если бы вы не устраивали бурю на пустом месте, может, и честь Масари пострадала бы не так сильно?       Кенара невольно ссутулилась, услышав эти слова. Ей казалось, она чувствует исходящие от тети волны гнева, и вправду похожие на порывы яростного ветра. «Вот позорище, — думала она, — эта честь Масари уже в печенках сидит… Даже здесь меня достала…»       — И это вы считаете достойным поведением представителя сильнейшего клана Конохи? — ядовитым голосом поинтересовалась Инари. — Вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, бросаете мне упреки, хотя это недопустимо, ведь я выше вас и по жизненному опыту, и по статусу. Ставите мою племянницу в сомнительное положение, компрометируя ее визитами в интимной обстановке. Не хотите взять на себя ответственность за сложившуюся ситуацию…       — Достаточно, — прервал ее Хьюга, — не нужно отчитывать нас, как подростков. Я вполне могу озвучить свои мотивы и мне нечего стыдиться. Я имею самые серьезные намерения в отношении вашей племянницы, и если до сих пор не осуществил их, то лишь из уважения к чувствам ее сына.       Кенара покраснела. Инари замолчала и некоторое время сверлила Неджи взглядом своих прозрачно-серых глаз.       — Вы хотите сказать, что собираетесь жениться вот на ней? — Старейшина Звездопада указала рукой в белоснежной перчатке на насупленную племянницу.       «Вот на ней, — мысленно передразнила ее Кенара. — Кто так вообще говорит?»       Неджи скрестил руки на груди и хмыкнул в своей привычной манере.       — Эта женщина полностью отвечает моим вкусам и требованиям. Как только это станет возможным, брак будет заключен. Вы не имеете возражений по этому поводу? — Хьюга едва сдержал усмешку.       «Почему он просто не мог сказать "да"?» — с тоской подумала Кенара. Чувство унижения, которое она испытывала в эту минуту, достигло апогея.       — Нет, не имею, — поджав губы, ответила Инари-сан. — Хотя предпочла бы, чтобы меня спросили об этом раньше.       Она подозревала, что ее согласия вообще никто не собирался спрашивать.       — Тетя, ты приехала в Коноху по делам? — подала голос Кенара.       Инари повернулась к ней. В ее глазах все еще сверкали молнии.       — Да, у меня есть дело к Седьмому Хокаге, и я прямо сейчас отправлюсь к нему. — Она быстро обулась и добавила: — Я вернусь очень скоро, так что… ведите себя достойно.       Кенара закрыла за ней дверь.       — Эта женщина… — произнес Неджи и смолк, чувствуя, что не сможет сохранять совершенное хладнокровие. К тому же он не мог позволить себе нелестно отзываться о родственниках Кенары.       — Да, это моя тетя, — просто ответила куноичи. — И если мы поженимся, она станет и твоей родственницей тоже…       — Я готов на эту жертву. Но объясни, откуда взялось такое отношение к тебе? Неужели всегда так было?       Молодые люди снова опустились на диван, Неджи взял Кенару за руку, но лишь слегка касаясь ее. Куноичи задумалась на несколько мгновений, и за это время обида и злость на тетину бестактность почти совсем испарились.       — Я так привыкла к этому, что почти не ропщу. Это так же бесполезно, как жить в Суне и жаловаться на ветер, несущий пыль и песок: неприятно, но ничего не поделаешь. К тому же, если задуматься, тетя всегда говорит правду, просто судит о некоторых вещах слишком строго. Сегодня она ругалась, потому что боялась, что из-за нашей с тобой встречи пострадает моя репутация. И ведь такая опасность в самом деле существует. Просто, к сожалению, тетя Инари выбирает неподходящие средства для достижения целей и неудачную форму для выражения своих мыслей.       — Это было очень глупо и крайне неловко.       — Она бы вела себя иначе, не будь здесь меня, и не потеряла бы душевного равновесия. Думаю, все дело в прошлом. Когда погибли мои родители, мне было три года, а Нинаки — восемь лет. Представь, на мою молодую, свободную, не имевшую понятия о семейной жизни и воспитании детей, тетю свалилась такая ноша. Нинаки хотя бы слушалась ее во всем, подавала большие надежды и даже внешне была настоящей Масари. А я… — Кенара пожала плечами. — Думаю, тетя до сих пор считает меня той девчонкой-сорванцом, которая грубила ей и подвергала сомнению ее авторитет.       — Ты ведь не первый и не последний непослушный ребенок на свете, — заметил Неджи.       — Да, но представь, как должен был относиться к этому строгий, властный человек, испытывающий необходимость все контролировать… Тетя ощущала огромную ответственность перед погибшей сестрой. Все мои ошибки были ее ошибками. Я заставила ее испытать то, что она не могла вынести: бессилие и вызванный им страх. Хуже этого для тети ничего нет. А я — ходячее напоминание о ее беспомощности.       — Как давно ты это поняла?       — Когда осталась единственным родителем Сейджина. Хотя я его родная мать, мне и то было страшно, что я все испорчу и не смогу достичь с ним взаимопонимания. Так что… я благодарна тете Инари за то, что она меня вырастила. Пусть ворчит и относится ко мне, как угодно. Мне только было неприятно, что она тебя задела.       Пришел черед Неджи пожимать плечами.       — К счастью, мы всего лишь пили чай, — тихо сказал он.              После того, как Неджи ушел, а Инари вернулась, Кенаре пришлось выслушать новую порцию возмущений. Госпоже Старейшине Звездопада в самом деле нужно было увидеться с Хокаге, но также она хотела лично обсудить с Кенарой желание Сейджина изменить фамилию. Оборвав саму себя на полуслове, Инари замолчала, прищурившись и опираясь подбородком на кулак. Хьюга Неджи вызывал у нее стойкую антипатию, а его желание жениться на Кенаре — недоумение, но Инари-сан вдруг задумалась о возможных выгодах такого брака. Конечно, ее племяннице придется стать частью Деревни Листа, но если она родит еще ребенка, тот вполне может унаследовать и бьякуган, и серебряные волосы и стать воплощением наследия Ооцуцуки Нохары… Вскоре Инари смягчилась и думала только о том, как бы уговорить обоих родителей будущего чудесного ребенка дать ему двойную фамилию: Хьюга-Масари. В свете этих размышлений желание Сейджина быть Ио-Масари перестало казаться шагом к вырождению самой славной семьи Звездопада.              В пятницу Кенара отправилась в Деревню Звездопада за своим сыном, чтобы вместе с ним вернуться в Коноху. Он выглядел так, будто обрел душевное равновесие, которого искал, и все же куноичи хотелось убедиться в этом наверняка, прежде чем она снова отправится в Страну Ветра. За пару часов пути до Конохи Кенара предложила перейти на шаг.       — Я заполнила все необходимые бумаги у Кей, тетя обещала их подписать. Ты доволен, что будешь носить фамилию отца?       Сейджин кивнул.       — Спасибо, что поддержала меня в этом.       — Знаешь, иногда мне кажется, что фамилией Ио можно гордиться больше, чем Масари, — с грустной улыбкой произнесла Кенара.       — Я ими обеими горжусь, — тихо ответил Сейджин. — Два месяца назад, когда ты была в Суне, господин Хьюга преподал мне урок ближнего боя и сказал, что вы однажды сражались с ним на равных. Я был удивлен: ты никогда не рассказывала об этом, почему?       — Это было пять лет назад, сейчас все могло бы быть по-другому.       — Хотел бы я посмотреть! Правда, мам, господин Хьюга, похоже, относится к тебе с уважением, ты не можешь предложить ему поединок? Я хочу видеть, как моя мама сражается с обладателем бьякугана.       Кенара смутилась.       — Ты обещала подавать мне пример, — напомнил Сейджин. — Не поверю, что тебе не хочется проверить собственные силы.       На самом деле куноичи давно уже мечтала о поединке с Неджи, только без свидетелей. Она боялась, что под пристальным взглядом сына не сможет скрыть истинные чувства к противнику. Но соблазн был слишком велик: проверить свои возможности, подняться в глазах сына, показать ему настоящий поединок…       Неджи согласился. Бой должен был проходить на специальной площадке для джонинов, куда не допускались посторонние. Давно уже не имея нормального спарринга, Неджи попросил Ли потренироваться вместе с ним в качестве разминки и рассказал ему о предстоящем поединке с Масари Кенарой. В качестве благодарности Ли попросился быть зрителем, а на следующий день привел с собой Тен-Тен.       Таким образом, в назначенный день все пятеро сошлись на площадке. Сейджин во все глаза смотрел на старшее поколение.       — Какие будут условия боя? — спросила Тен-Тен. Ее предубеждение против куноичи Звездопада истаяло без следа, она теперь старалась быть вежливой и сгорала от любопытства.       Неджи и Кенара переглянулись. Оба были одеты в черные кейкоги и немного волновались, хотя не показывали этого. Им предстояло слишком многое отмести, чтобы настроиться на бой. Было сложно заставить себя ощущать опасность от тела противника, которое ассоциировалось лишь с любовью, вместо нежности причинять друг другу боль, желать победить в одиночку, тогда как оба уже знали, что могут делать это вместе и одновременно.       — Как тогда? — предложила Кенара.       Неджи кивнул.       — Три перекрытые тенкетсу против одного хорошего удара, — сказал он. — Я использую бьякуган, ты ускоряешься и усиливаешь себя за счет чакры.       — О! — воскликнул Ли, выразив в этой короткой реплике собственное восхищение. Как давно он не видел Неджи, сражающимся в полную силу!       Тен-Тен отошла к краю площадки, едва не потирая руки. «Ну что, любовнички, — ласково думала она, — сможете ли вы побить друг друга? И кто первым не выдержит?» Мысленно она ставила на победу куноичи Звездопада, так как та казалась ей менее влюбленной.       Сейджин стоял рядом с Ли и искоса поглядывал на этого прославленного шиноби: он был мастером тайдзюцу и достиг невероятных успехов без использования чакры. Рок Ли был исключением из правил и почти легендой среди тех, кто специализировался на ближнем бое.       Неджи и Кенара стояли друг напротив друга. Темно-синие глаза смотрели в светло-серые без зрачка. «Ничего больше нет, — думала куноичи, — только я, ты и этот бой». «Ничего больше нет, — думал Неджи, — вся наша жизнь — этот бой». Прошлое оживало, пробуждая воспоминания: поединок во время праздника в Стране Волн, поцелуй на обожженной поляне, страсть, охватившую их по дороге в Звездопад… Взгляды, прикосновения, внутренний огонь… Усилием воли оба джонина подавили в себе эти воспоминания. «Ничего больше нет, только бой…» Его тело, ее тело — орудия боя, лишенные чувств.       — Начинайте уже! — крикнула Тен-Тен. К сожалению, она не умела читать мысли, поэтому за их игрой в гляделки ей было скучно наблюдать, тем более что оба сохраняли невозмутимое выражение лица.       — Бьякуган!       В этот момент Кенара ощутила заветный жар в крови, но не тот, который заставлял ее ноги подкашиваться, а тот, который наполнял ее тело силой и обострял инстинкты. Неджи это почувствовал и сосредоточился: любимая женщина вполне могла его побить, так что стоило отбросить остатки сомнений. Ее податливое и нежное тело сделалось оплотом твердости и мощи, все, что было раньше, казалось теперь лишь иллюзией обладания и власти над ним. Наконец, Неджи ощутил желание одержать верх, и удивился, обнаружив некоторое сходство этого желания с тем, другим.       Поединок получился зрелищным, но несколько затянулся, так как соперники в самом деле оказались равны. Сейджин смотрел широко раскрытыми блестящими глазами и старался запомнить как можно больше. Вот какой он подсознательно представлял свою мать! Он чувствовал, интуитивно чувствовал ее талант и силу, а теперь мог воочию их наблюдать. Хьюга тоже был хорош, но ему это полагалось по положению в клане и деревне, его слава всегда шла на несколько шагов впереди него. В конце концов Ли остановил бой.       — Предлагаю изменить правила, — сказал он. — Сразитесь теперь без чакры. Просто ближний бой.       Кенара окинула Неджи взглядом. Естественно, он был крепче и сильнее! Но вот что касается скорости… Хьюга деактивировал бьякуган. Насколько Кенара сильна без чакры? Она же женщина… Еще не начав поединка, он почувствовал свое преимущество и был несколько недоволен изменившимися правилами.       — Не расслабляйся, — предупредила его куноичи и прыгнула вперед…       Кенара умела ускоряться за счет чакры, но и ее обычная скорость была выдающейся. Неджи не поспевал за ней, а без бьякугана не мог и вовремя считывать ее движения. Он повернулся, готовясь встретить удар… и не успел. Кулак куноичи влетел сбоку в его корпус и сбил Неджи с ног.       Тен-Тен вздрогнула от неожиданности, Ли не удержался от удивленного восклицания, Сейджин замер с открытым ртом.       Хьюга приподнялся, морщась и будучи не в силах глубоко вздохнуть. Он держался рукой за нижнюю левую часть грудины и чувствовал острую боль, а еще пару твердых бугорков под кожей. Подняв глаза, Неджи увидел побелевшее лицо Кенары.       — Кажется, ты сломала мне два ребра, — с усмешкой произнес он.       — Неджи… — очень тихо сказала она и вдруг бросилась к нему. — Больно? Очень? Прости меня, я не рассчитала силу удара. Прости, пожалуйста, прости…       На ее лице отразилось такое искреннее беспокойство, что Неджи в душе даже порадовался своему ранению. Никогда еще она так не заботилась о нем, не выказывала столь открыто собственных чувств, не имевших отношения к любовному пылу… Кенара аккуратно ощупала перелом под кожей, а потом подняла на Неджи глаза, полные нежности и сожаления…       Ли подошел и начал предлагать свою помощь.       — Ничего страшного, так бывает, — сказал он, чтобы успокоить Кенару.       Тен-Тен стояла рядом, закусив губу, чтобы не расплыться в улыбке. Ну как же мило она заботится о нем! Жаль, что здесь нет Хинаты: ее сомнения по поводу взаимности чувств Неджи растаяли бы без следа…       Только Сейджин остался стоять на своем месте. Он молча наблюдал развернувшуюся перед ним картину, и большие глаза его постепенно темнели в тени опущенных ресниц. Пристальный взгляд сделался усталым, мальчик развернулся и ушел, не сказав ни единого слова.       — Помогу тебе добраться до больницы, — сказал Ли, забрасывая свободную руку Неджи себе на плечо.       Хьюга скривился, выпрямляясь.       — Я бы и сам дошел, — сквозь зубы выдавил он. Было больно глубоко дышать. Взглянув на Кенару, он мягко улыбнулся. — Не волнуйся… — и, посерьезнев, добавил: — Лучше иди за сыном.       Куноичи огляделась и только теперь заметила, что Сейджин пропал. Оставив Неджи попечению его товарищей, Кенара побежала разыскивать сына. Он обнаружился на полигоне академии. Лицо его выглядело непроницаемым: взгляд сосредоточен на мишени, губы поджаты. Чем-то это напоминало выражение лица Инари, которая пребывает в еле сдерживаемой ярости. Мальчик метал кунаи и сюрикены.       — Хороший бой, никогда такого не видел, — произнес он, не глядя на мать.       — Сейджин…       — Не разговаривай со мной: я хочу потренироваться, — сухо ответил мальчик. — А еще лучше — иди, посмотри, как срастаются кости твоего Хьюга, не нужно здесь стоять.       — Сейджин!       — Я тебя не слышу.       Кенара скрестила руки на груди.       — Я никуда не уйду, — твердо сказала она. — Можешь не разговаривать, если не хочешь, я тоже помолчу. Просто посмотрю, как ты тренируешься.       Сейджин пожал плечами.       Молчали они целый час, а потом еще по дороге домой. Холодно попрощавшись на ночь, мальчик ушел в свою комнату, а Кенара осталась сидеть в гостиной на диване. Даже Неджи сегодня не было так больно, как ей, но она думала не о себе, а о сыне, о том, какие его обуревают мысли и чувства. Всю жизнь, наблюдая его развитый не по возрасту ум и серьезность, она старалась относиться к нему так, как хотела бы, чтобы к ней относились в детстве. Когда-то Кенара страдала от того, что ей не доверяют, не учитывают ее мнение, не воспринимают всерьез. Это оттолкнуло ее от семьи, но в то же время научило быть скромной, не ожидать особого к себе отношения. И сейчас она думала о том, не совершила ли ошибку, так трепетно прислушиваясь к сыну. Как так получилось, что он словно главнее нее в семье? Почему Кенара боится его осуждения, непонимания, страдает от одного его недовольного взгляда или слова?       В недавнем разговоре с Неджи она пыталась объяснить чувства тети, но умолчала еще об одной причине, по которой была снисходительна к ней: Кенара сама не знала, как правильно воспитывать ребенка, поэтому не могла упрекать в этом других. Может быть, и Неджи был прав, когда говорил, что она слишком беспокоится о мнении Сейджина, особенно в тех вопросах, которые не касаются его напрямую.       Но она так боялась его потерять! В отличие от других родителей она не чувствовала безусловной любви к себе и не была уверена, что сын будет любить ее просто за то, что она его мать.       Поэтому она и с Неджи боялась сближаться: если впасть в зависимость еще от одного человека, перед которым она беззащитна и который будет изводить ее своим недовольством… жизнь превратится в ад.       Любовь представлялась ей обоюдоострым клинком — одним из тех, что продавались в магазинчике Тен-Тен и отличались убийственной красотой.              Рано утром нужно было отправляться в Страну Ветра. Полностью экипировавшись и даже набросив плащ, Кенара подошла к двери в комнату сына и постучала.       — Сейджин, я ухожу, — громко сказала она.       Молчание было ей ответом.       — Ты должен выйти и попрощаться со мной.       Молчание.       — Можешь ничего не говорить, просто обними меня. Ты можешь даже не прощать меня и продолжать обижаться, но… обними меня.       В комнате было тихо. Кенара вздохнула.       — Я прошу об этом не ради себя. У нас с тобой особые отношения: каждый раз, когда я ухожу, я могу не вернуться. И я не хочу, чтобы тебя терзало чувство вины, если случится что-то плохое. Тебе придется всю жизнь жить с этим — с тем, что ты не открыл дверь матери, когда она уходила, не захотел ее обнять. Поэтому… даже если ты злишься, просто выйди и обними меня.       Дверь распахнулась. Сейджин подошел и обнял Кенару, хотя дулся и избегал ее взгляда. Куноичи крепко прижала его к себе.       — Я люблю тебя, ребенок. Больше всех на свете люблю, хоть ты этого и не понимаешь, — тихо сказала она, отпустила его и пошла обуваться.       Сейджин стоял и смотрел на нее.       — Нашей семьи больше нет? — вдруг спросил он.       Кенара выпрямилась и взглянула ему в лицо. Его глаза были чуть красными.       — Что ты такое говоришь?!       — Папа погиб, а ты… ты выйдешь замуж за этого Хьюга, да? У вас будет своя семья, а я останусь один.       Куноичи не сразу вновь обрела дар речи.       — Иди сюда, — сказала она, усевшись прямо на пол возле стены. Сын сел рядом.       Они привыкли разговаривать друг с другом после тренировок, сидя рядом в такой позе — подогнув ноги. Кенара крепко сжала руку сына.       — Это все неважно: выйду я замуж или нет. Что бы ни происходило, ты будешь моим сыном, и наша семья: я, ты, Номика, — будет существовать всегда. Ничто ее не отменит, ничто нас не разъединит. В твоей душе, в моей — мы всегда будем втроем: я, ты, Номика. Ты понимаешь?       Сейджин кивнул.       — Мы с твоим отцом любили друг друга, а потом полюбили и тебя. Не было на свете такой силы, которая могла разрушить нашу семью. Ничто на свете не могло нас разлучить.       «Даже Хьюга», — мысленно добавила она.       — Мы всегда будем семьей: я, ты, Номика.       Сейджин кивнул. Голова его опустилась, с длинных ресниц закапали слезы.       — Я так скучаю по нему… — зажмурившись, произнес он дрогнувшим голосом.       — Я знаю. Он ведь был не только моим мужем, но и учителем. Но, сынок… шиноби — это тот, кто может вынести все. И если ты выбрал этот путь — мужайся.       — Да, я знаю, да... — Мальчик отер слезы и сделал решительное лицо. — Я буду как папа.       Кенара кивнула.       — Ну все, иди, — серьезно сказал Сейджин, поднимаясь и помогая подняться матери. — Агент АНБУ должен быть пунктуальным.       Куноичи улыбнулась. Может, ее ребенок и причинял ей много боли, но также он дарил ей ни с чем не сравнимую радость.              Кайса-сама зевнула, прикрыв рот изящными пальчиками, и снова взглянула на мотылька, бившегося под потолком возле белой полоски лампы, льющей свет на стены пустого коридора. Как мотылек мог оказаться здесь? Редкие круглые окна были плотно закрыты и находились почти под потолком, неужели этот малыш прилетел с первого этажа, проскользнув вместе с потоком по-мартовски теплого воздуха через входную дверь? Как теперь ему вернуться обратно? Глава клана Суреми вздохнула, глядя на махровые крылышки кремового цвета; она слышала, как туловище мотылька бьется о стекло: словно кто-то бросает мелкие камешки один за другим.       — Дурачок, — усмехнулась она, — и чего ты пытаешься добиться?       В этот момент за дверью кабинета Казекаге послышались голоса: кто-то стоял уже совсем рядом с дверью и собирался выйти в коридор.       «Это он!» — молнией сверкнула мысль в голове Кайсы, красивые черные глаза ее чуть расширились от удивления. Бежать было уже поздно: дверь начала открываться… И через секунду Хатаке Какаши и Суреми Кайса столкнулись лицом к лицу.       Куноичи, не говоря ни слова, резко развернулась и быстрым шагом пошла прочь.       — Кайса! — удивленно позвал ее Какаши, но женщина только ускорила шаг.       Уже в конце коридора перед ней снова возник Какаши, но она даже не взглянула на него, лишь ударила его кулаком в грудь. Это был водяной клон, который, расплескавшись от удара, исчез.       — Ты же знаешь, что не убежишь от меня, — спокойно произнес Какаши где-то за ее спиной. — К тому же обувь у тебя для этого неподходящая.       Действительно, те самые каблуки, которые так выгодно подчеркивали длину ее ног, мешали бегу (еще не хватало растянуть сухожилия по его милости!), а передвигаться прыжками в помещении было невозможно. Кайса пожала плечами и остановилась. Нужно было взять себя в руки, развернуться и дать ему бой.       — Что тебе нужно? — с напускным равнодушием спросила она, глядя в его спокойные глаза.       — М… Просто хотелось бы знать, на что ты обижаешься, — ответил он своим обычным мягким, чуть тягучим голосом.       — На что я обижаюсь? — с саркастической усмешкой переспросила Кайса. — Может, на то, что после того как мы… — Она на секунду замолчала, подбирая слова, от которых краска не бросится ей в лицо, но это оказалось непосильной задачей. — Ты просто сбежал?!       Казалось, что Какаши смутится после столь тяжкого обвинения, брошенного ему в лицо, но он только чуть приподнял брови.       — Но ты ведь сама собиралась сделать то же самое, — ответил он с улыбкой. Маска скрывала нижнюю половину лица, но по блеску глаз, морщинкам, движению бровей его выражение угадывалось без особого труда.       — Это не одно и то же, — отрезала Кайса. — Когда сбегает женщина, это значит, что она смущена и запуталась в своих чувствах, а когда сбегает мужчина — это трусость и тяжкое оскорбление!       Темные глаза Какаши сощурились, брови снова приподнялись.       — Прости, прости, — примирительным тоном произнес он. — Я не думал, что тебя это обидит. Снова будем друзьями?       — «Прости»?! — Черные глаза Кайсы тоже сощурились, только отнюдь не от улыбки. — К черту твои извинения, Какаши! И знаешь, женщины ненавидят, когда мужчины извиняются! Вы уверены, что мы хотим и добиваемся ваших извинений, но это не так! Мы хотим, чтобы вы вернулись в прошлое и исправили ошибки, которые причинили нам боль! Но вы не способны на это, вы даже не способны воздержаться от новых ошибок… Так что ваши извинения — это лишь признание в собственном бессилии!       Куноичи потребовалась пара секунд, чтобы восстановить дыхание и душевные силы после этой тирады. Она стояла и хмуро смотрела на своего собеседника. Ее глаза впервые перестали быть насмешливыми, каждая ироничная искорка покинула их или утонула во мраке, подернувшем зрачок и радужную оболочку. Кайса выглядела уставшей.       Разве она не понимала всю несправедливость обрушенных на него упреков? Разве не осознавала, что не имеет права обвинять его в ошибке, которую совершила сама? Но что еще оставалось делать Суреми Кайсе в данной ситуации? Ведь она не могла сказать ему о том, что после стольких лет приятельства и ни к чему не обязывающей легкой дружбы одна-единственная ночь с ним перевернула все в ее душе с ног на голову, заставила взглянуть на него другими глазами, понять, как он дорог ей каждой частичкой его души и тела? Как глупо было бы признаться, что после брака, заключенного по расчету, после стольких разнообразных отношений с мужчинами она все еще способна влюбиться… Нет, полюбить. Только какой в этом смысл?       Между ними непреодолимое расстояние. Кайса никогда не покинет вверенный ей клан, Какаши никогда не оставит Коноху. Что они могут? Видеться раз в год? И зачем ему, вполне способному обзавестись семьей и потомством, женщина, которая даже не может родить ребенка?       — Знаешь, Какаши, — сказала она. — Я думаю, нам надо попрощаться сейчас навсегда.       Но Какаши молчал и лишь смотрел на нее своим задумчивым взглядом, как будто ждал, что она скажет что-нибудь еще.       Он действительно ожидал, что Кайса вот-вот произнесет слова, которые все ему разъяснят, но этого не произошло: она развернулась и ушла, оставив его довольствоваться уже сказанным.              Над Конохой расцветала весна. В праздник равноденствия занятия в Академии отменили. Девочки с пятого курса, принарядившись с самого утра, сбились в стайки по несколько человек и гуляли по городу, принимая участие в многочисленных развлечениях, разглядывая яркие вывески, флажки, чужие прически и наряды, лотки со сладостями, вертушками, цветами и прочими недолговечными товарами. Эри в лиловом кимоно с розовым оби и шелковым цветком нарцисса в волосах в окружении подружек стояла перед лавкой с различными принадлежностями для гаданий. Девочки перебрасывались шутками и смеялись и решили погадать на суженого. Каждая должна была написать имя милого сердцу мальчика на куске апельсиновой корки и опустить его в кадку с водой. Затем нужно было взять специальные круглые камушки и бросать их в воду. Чей кусок корки, придавленный тяжестью камня, потонет, та девочка в конце концов выйдет замуж за любимого.       Задача была непростая, требовалось немало ловкости и сноровки, чтобы «выйти замуж». Зато сколько было поводов для шуток и смеха!       — Юки, смотри, куда камни кидаешь, это же моя корка! Покушаешься на моего суженого? — кричала Шизука.       — Больно надо… — отвечала Юки.       — Надо, надо, — смеялась Хана, — она точно это специально сделала! И глазки строила твоему Ичиро…       После этих слов Шизука заливалась краской от злости и смущения, а Эри демонстративно возводила глаза к небу, гадая, стоил ли этот Ичиро того, чтобы устраивать из-за него столько шума….       Веселье продолжалось, пока один неловкий бросок не перевернул корку Эри блестящей стороной вверх, и тогда девочки смогли прочитать написанное на ней имя: «Сейджин», откликнувшись на это целой бурей возгласов и смеха. Бедная Эри сделалась красной, как помидор.       — Влюбилась в звездного красавчика!       — Она родит ему пятерых детей!       — Вздыхает по нему, вот и по учебе съехала…       — А ресницы у него красивые…       — Да уж получше, чем у тебя!       — Ничего не выйдет, девочки, — воскликнула Юки, — корка-то не утонула: не женится он на ней. Бедняжка Эри…       Пожалуй, это было обиднее всего.       — Ну хватит. Это просто шутка, дался мне ваш…       — Докажи, что шутка, — ответила Юки, скрещивая руки на груди и, прищурившись, глядела на подругу.       — Честное слово, я сама не знаю, зачем это написала! Все вы писали про мальчиков, которые вам нравятся, а мне просто не на кого было гадать…       — Ну да, ну да…       — Правду говорю! — в отчаянии воскликнула Эри. — Ну хотите, выкину эту корку в мусор?       — Неубедительно, — заметила Шизука.       — Нужно что-то посерьезнее, — сказала Хана. — Или у вас все-таки любовь?       — Да нет же!       — Побей его, — предложила Юки.       — Что?       — Вызови его на поединок и побей. Твое тайдзюцу лучшее на курсе.       Хана и Шизука радостно подхватили эту идею: не позволять же Эри заполучить самого симпатичного мальчика в классе. Подружки мучили и дразнили ее, пока не вынудили согласиться.              Солнце заливало класс своим светом. Ио-Масари Сейджин купался в его лучах, сидя за последней партой у самого окна. Подперев щеку ладонью и поставив локти на стол, юноша мечтательным взглядом смотрел во двор в сторону мишеней и хотел уже вырваться на свободу, чтобы потренироваться вволю, но занятия еще не закончились. Во время большого перерыва с противоположной стороны класса то и дело до него долетали смех, возгласы, громкий шепот, но Сейджин старался их игнорировать, пока не заметил, что к нему решительно подходит Райюн Эри с хмурым зарумянившимся лицом. Юная куноичи остановилась прямо перед его партой и громко произнесла:       — Ио-Масари Сейджин, я хочу сразиться с тобой.       Юноша выпрямился и, удивленно приподняв брови, посмотрел на девочку.       — В пятницу, после занятий на дальней площадке за академией. Ближний бой, рукопашная.       — Ты уверена, Эри?       Куноичи кивнула и еще больше нахмурилась.       — Но зачем мы будем драться? — спросил юноша.       — Просто проверим, кто из нас сильнее.       Сейджин окинул взглядом ребят в помещении, оторвавшихся от своих дел и наблюдавших за этим странным вызовом. Он почувствовал, что в классе явно происходит что-то, ускользнувшее от его внимания. Какая-то ловушка? Шутка? Насмешка? Но разве Эри на такое способна?       — Это мне не подходит, — твердо сказал он, скрестив руки на груди. — Я не хочу сражаться просто так.       Девочка этого не ожидала и, растеряв остатки уверенности, тихо произнесла:       — Что ты предлагаешь?       Ей самой казалось, что она запуталась в паутине и не может выбраться. Эри вовсе не хотела драться с Сейджином, но выносить насмешки, задевавшие ее гордость, не могла. Страшнее всего было представлять, что кто-то из подруг проболтается, и сам юный шиноби Звездопада узнает о ее чувствах к нему… Хотя Эри не соврала тогда подругам: она вовсе и не знала, есть ли те самые чувства или их нет, и зачем она вырезала его имя на апельсиновой кожуре.       — Желания, — ответил Сейджин. — Проигравший выполняет желание победителя.       — Но… ничего позорного! — воскликнула Эри.       — Ничего позорного я бы и не предложил, — ответил юноша, и в его голосе послышался укор.       — Хорошо, я согласна.       — Жела-а-а-ания… — раздавалось со всех сторон.       — Он заставит ее целоваться, вот увидите, — возбужденно шептала Юки.       Девочки вздыхали и думали про себя: вот бы их кто-нибудь красивый заставил целоваться… Вроде как они были бы и не виноваты… Слово-то держать надо!              Наступил условленный день. Весь курс собрался вокруг тренировочной площадки за академией. Хмурая Эри и спокойный Сейджин свалили свои вещи в общую кучу и встали друг напротив друга. Юноша был уверен в собственных силах: в последнее время он делал большие успехи в тайдзюцу, да еще получил пару полезных уроков. Невольно на ум приходили мысли о том, как его мама сражалась против Хьюга Неджи, так хорошо до последнего момента скрывая свою симпатию к нему… И Хьюга, явно влюбленный в его мать, тоже сохранял невозмутимость в течение всего поединка. Волей-неволей приходилось брать с них пример.       Несмотря на то, что Сейджин привык к тренировкам с матерью, его смущала перспектива драться с девочкой, даже такой сильной, как Эри. Она ведь была похожа на нежный цветок! На белоснежный нарцисс, распустившийся по весне… Разве можно оставлять синяки на ее прекрасной коже? Причинять ей боль? Переступить через эту грань для Сейджина было очень непросто. Он вызывал в своей памяти картины, когда Номика сражался с Кенарой: оба берегли друг друга.       Эри не спала всю ночь. Юная куноичи волновалась так сильно, что пальцы на руках иногда начинали подрагивать. Если она и хотела кого-то побить, так это Юки за то, что та предложила устроить поединок… Подружки подавали знак начинать бой. Некоторые складывали губы трубочкой, изображая поцелуй и вызывая тем самым у Эри жуткое раздражение.       — Давайте, вперед!       — Начинайте уже!        — Побей его, Эри!       — Побей ее, Сейджин!       — Не стесняйся, звездный мальчик, покажи свою силу!       — Задай ему как следует!       Сейджин вздохнул. Он был наблюдательным ребенком, и уже давно догадывался, что его противница на самом деле не очень-то желает сражаться. Но, похоже, по какой-то причине это было важно для нее.       — Говорят, твое тайдзюцу лучшее на курсе, — произнес он, глядя ей в глаза.       — Возможно.       — Тогда почему ты боишься?       Эри вспыхнула и бросилась вперед. Ребята использовали обычные приемы ближнего боя, без чакры, нанося удары только по рукам, ногам и в корпус. По условиям поединка проигрывал тот, кто будет сбит с ног. Поначалу Сейджин собирался беречь Эри, но юная куноичи сразу же взяла быстрый темп, и ему пришлось поднапрячься. Однако вскоре юноша понял, что не уступает ей, и даже наоборот, превосходит в скорости.       Девочка заметила, что ее противник практически не атакует, а лишь отражает ее удары или избегает их, это ее разозлило.       — Ты собираешься драться по-настоящему? — сквозь зубы спросила она. — Или я этого не достойна?       Сейджин схватил ее за руку и подался вперед.       — Почему ты все время злишься на меня, Эри? — очень тихо спросил он.       Куноичи вырвала руку и свободным кулаком ударила его в плечо.       Ребята возбужденно завопили, но юноша даже не потерял равновесия.       — А ты строишь из себя тихоню! — не понижая голоса, сказала Эри. — Я ведь чувствую, что ты опасен. Может быть, ты даже сильнее меня…       — Ты правда хочешь, чтобы я тебя побил? — удивился Сейджин.       — Да! — воскликнула девочка и слегка покраснела. — Я хочу… хочу, чтобы ты дрался в полную силу! Или, может, ты слабак?       Юноша покачал головой.       — Это на мне не сработает, Эри.       — Ты даже ради желания не хочешь победить? — с досадой спросила она.       На этот раз слегка покраснел Сейджин. Он чувствовал себя так, словно попался в ловушку, и чем больше старался все сделать правильно, тем больше запутывался. Неужели Эри хотела, чтобы он ее побил и потребовал этот дурацкий поцелуй, как болтали ее подружки? Что ж, если она так хочет…       Сейджин ускорился и перешел в атаку. Он постепенно теснил Эри к другому концу площадки. Девочка очень старалась, лицо ее покраснело от напряжения, пальцы иногда дрожали, но она крепко стояла на своих упругих ступнях. В какой-то момент возникла опасная ситуация: кулак Сейджина летел в левую часть корпуса Эри, а она в свою очередь собиралась ударить его в солнечное сплетение. Все зависело от того, кто окажется быстрее, и преимущество было на стороне Сейджина, но он вспомнил, как его мать сломала ребра Хьюга, и испугался. Юноша вдруг раскрыл ладонь, стараясь сдержать силу удара, и успел коснуться тела Эри лишь кончиками пальцев… В ту же секунду ее кулак влетел в его грудь, вызвав вспышку резкой боли, и мощным толчком опрокинул Сейджина назад.       Толпа зрителей взорвалась разочарованными и радостными возгласами. Девочки сорвались с места и побежали поздравлять подругу. Мальчишки громко спорили о том, почему юный шиноби Звездопада проиграл. Судя по комментариям, никто не понял, что он это сделал специально, только Эри стояла на том же месте и, не отрывая взгляда, смотрела на Сейджина.       «Снова разозлится?» — подумал юноша, но увидел в ясных глазах совсем иное чувство, похожее скорее на благодарность.       Ребята постепенно разошлись, подружки увели Эри, и только Сейджин остался на той же площадке. Он так крепко задумался, сидя на одном из снарядов, что не обращал внимания на боль, а тем временем на его груди проступал обширный синяк. «Отец, правильно ли я поступил?» — спрашивал он про себя, вздыхая и глядя на пробегавшие по небу облака.       — Сейджин, — робко позвала его невесть откуда взявшаяся Эри. Она была одна.       Юноша быстро вскочил на ноги, совершенно не зная, чего ожидать.       — Спасибо тебе. Наконец девочки оставят меня в покое…       — Я так и думал, что ты не хотела драться.       Эри улыбнулась.       — Ты слишком умный, так нельзя: люди рядом с тобой чувствуют себя дураками.       — Ты серьезно? — спросил Сейджин и услышал, что она тихонько смеется. Он тоже улыбнулся и произнес: — Я должен тебе одно желание.       — А, забудь, — махнула рукой Эри. — Я же не по-настоящему победила, было бы нечестно требовать от тебя выполнять мои желания.       — Но я хочу.       Юные шиноби посмотрели друг другу в глаза.       — Тогда… пойдем со мной в одно место…       Эри вела Сейджина какими-то улицами и переулками к реке. Всю дорогу он молча гадал, что это будет за желание. Не поцелуй же, в конце концов… Спустившись по узкой лестнице, они оказались на небольшом помосте у воды. Это место располагалось под холмом и было скрыто от взоров гуляющих по набережной людей. Молодым людям видно было только противоположный низкий берег, поросший травой, а за ним городскую стену.       — Я люблю тут посидеть, помечтать, — сказала Эри.       — Так что я должен сделать?       — Ответь мне на один вопрос…       Сейджин кивнул.       — Ты тогда сказал… — Куноичи опустила глаза. — Сказал, что больше не любишь меня… Это правда?       Юноша покраснел.       — Это правда? — повторила Эри, взглянув на него. — Я тебе не нравлюсь? Совсем не нравлюсь? Я бы спросила, не ненавидишь ли ты меня, но боюсь, что это чувство слишком сильное. Но, может быть, ты меня презираешь?       — За что?!       — За глупость.       — Я не считаю тебя глупой, — ответил Сейджин. — Ты очень интересная… и милая.       Молодые люди раскраснелись и избегали смотреть друг другу в глаза, но так получилось, что пальцы их соприкоснулись, и какое-то время они стояли, держась за руки и глядя на воду и птиц в траве на противоположном берегу. «Отец, — смущенно улыбаясь, думал Сейджин, — кажется, я все сделал правильно…»              Когда Кайса ушла, Какаши так и остался стоять на том же месте в коридоре. Ему казалось, что он все еще слышит ее слова: «я думаю, нам надо попрощаться сейчас навсегда», — и горячая волна возмущения и гнева поднималась в его груди. До сегодняшнего дня, как ему казалось, между ними не было ни одной запретной темы, ни тени недопонимания или обиды. И вот теперь Кайса отталкивала его, не желая ни объясниться толком, ни дать ему возможности разобраться в ситуации. А что, собственно говоря, произошло?       Они дружили двадцать лет, познакомились еще когда Какаши служил в АНБУ и никогда не имели претензий друг к другу. Без вопросов оказывали друг другу услуги: одалживали деньги, делились всем, что имели, добывали необходимую информацию, помогали заметать следы и выслеживать врагов, кроме того, оба любили поболтать и посмеяться и даже немножко посплетничать. Их привлекали друг в друге здравый смысл, чувство юмора и накопленный со временем большой жизненный опыт. Впрочем, еще на ранних этапах знакомства эти два шиноби подметили друг в друге особое качество: ничему не удивляться, быть готовыми встретиться с любыми людьми и ситуациями. Широта мышления помогала выживать.       Конечно, Какаши сразу разглядел в Кайсе обворожительную женщину, но столь же быстро понял, что она не для него. Потом куноичи удачно вышла замуж, хотя на их дружбе это никак не отразилось. Несколько лет назад супруг Кайсы умер, но, несмотря на то, что она его уважала и даже по-своему любила, безутешной вдовой она не стала и встречалась с другими мужчинами. Иногда влюблялась, иногда просто развлекалась, но Какаши интуитивно чувствовал, что все это не всерьез. Тем не менее своей женщиной он ее не видел и не считал, и даже в бытность Шестым Хокаге его не оставляло чувство, что ему нечего ей предложить.       В тот самый вечер, когда Какаши развлекал Кайсу историей о рождении на свет героя по имени Благодарность, он впервые и с большим трепетом почувствовал ее интерес к себе. Кайса с ним флиртовала! А когда она предложила ему тот дурацкий спор, Какаши едва не растерялся от удивления. В конце концов он решил, что ей просто скучно и у нее давно не было достойного мужчины. Прославленный шиноби не думал, что их дружба как-то пострадает от совместно проведенной ночи, и теперь не понимал, как это случилось и почему…       Со своей стороны он привык восхищаться этой женщиной и привык считать ее недоступной. Ему повезло — в силу прихоти судьбы или каприза самой Кайсы — оказаться желанным гостем в ее постели. С тех пор его чаще посещали мысли о ее красоте, мысли, которые отдавали горечью из-за своей несбыточности. «Старые друзья», — твердил он себе. Исчезая в то утро, Какаши был уверен, что выполняет ее желание, что ей будет неловко встретиться с ним, и что она бы предпочла проснуться в одиночестве.       Неужели он ошибался?!       Дверь распахнулась, и из кабинета вышел сам Казекаге.       — О, Шестой-даймё, вы все еще здесь? — спросил он с легким удивлением. Гаара всегда называл Какаши Шестым, хотя тот уже несколько лет как уступил пост Хокаге Наруто.       — Я… размышлял, — спокойно ответил Какаши.       Он стоял, засунув руки в карманы, и взгляд его казался меланхоличным и немного сонным. Оба шиноби услышали легкий стук, словно кто-то бросал маленькие камешки в стекло. Они одновременно подняли головы и увидели бьющегося об лампу мотылька.       «Хм, — подумал Какаши, — зря ты прилетел сюда, приятель, печальный ждет тебя конец».       Гаара взмахнул рукой, создавая лапу из песка, которая взметнулась под потолок, одним концом отперла и распахнула круглое окошко, а другим подтолкнула к нему мотылька. Несчастное существо выпорхнуло на свободу. Казекаге закрыл окно и развеял песок.       «Так просто…» — подумал Какаши.       — Мой день окончен, и вам тоже советую пойти отдохнуть, — вежливо попрощавшись, Гаара ушел.       Бывший Шестой Хокаге вздохнул и устало оперся плечом о стену.              Под покровом темноты Кайса-сан забралась на самую высокую башню в городе, хотя Казекаге настоятельно не рекомендовал шиноби скакать по крышам, за исключением случаев самой острой необходимости. Но как же куноичи ощущала эту необходимость! Дул юго-восточный ветер — тот, что приносил морской воздух вместо песка и пыли, — и нес по небу низкие темные тучи. Под порывами этого ветра черные, как смоль, блестящие волосы Кайсы развевались за спиной и, зачесанные на левую сторону, то и дело перекидывались через плечо и закрывали лицо. Длинное одеяние цвета морской волны с разрезами на подоле и рукавах овевало стройную фигуру, хлестало женщину по голым ногам, вздымалось то вверх, то в стороны.       Она никогда не плакала из-за мужчин, если не считать смерти Номики, которая поразила ее в самое сердце чудовищной несправедливостью. Но вот теперь на глаза ее то и дело набегали слезы. Что она наделала? Зачем прогнала его? Неужели нельзя было затаиться, притвориться просто другом, старой приятельницей, и продолжать играть эту роль? Неужели теперь, разорвав с ним все связи, оставив кровавые раны в своей душе, она сделала лучше? С ужасом Кайса-сан осознавала, что Какаши был единственным проблеском в ее жизни, которую уже начали заволакивать тучи одиночества и сожалений, разочарования в себе. Казалось, она добилась признания, высокого положения в обществе шиноби, но разве это было ее заслугой? Не собственные таланты и сила возвели ее на этот пьедестал, а только лишь удачный брак и навыки дипломатии. Правда, возглавив клан, Кайса достойно выполняла свои обязанности и готова была любой ценой защищать тех, за кого отвечала. Но это было ее долгом, ее благодарностью судьбе.       Сильные женщины знают, как нелегко им дается эта роль. Они выглядят несгибаемыми, непобедимыми, со стальной волей и неисчерпаемой внутренней силой. Но однажды сам отыгрыш этой роли становится невыносим. Им уже не прощают слабости, не прощают того, что вполне обычно для других женщин: дурного настроения, капризов, переменчивости. Но однажды наступает момент, когда силы исчерпывают себя, и вместо отдыха, короткой передышки, они оказываются придавлены ожиданиями окружающих. Кайса хотела закрыться дома, наплакаться вволю, погрустить, пожалеть себя, но через шесть часов она снова должна была быть на службе — с прямой спиной, расправленными плечами и чистыми, не воспаленными от слез глазами. Так что даже плакать ей было нельзя, лишь кусать губы и отдавать на волю ветра волосы и одежду: пусть треплет, пусть рвет, пусть только немного охладит пылающую душу…              Она распахнула дверь и устало застыла на пороге. Кайса думала о том, что сейчас включит свет и увидит ту самую комнату, которая опостылела ей. Тот самый диван, на котором уже никогда не будет сидеть, откинувшись на подушки, расслабленный Какаши, с легкой улыбкой тягучим голосом рассказывая истории, смеша ее и любуясь ее смехом… Она разулась, прошла через прихожую в комнату, щелкнула выключателем.       На диване сидел Какаши. Он сидел на краю, подавшись вперед, опираясь локтем о колено и подпирая щеку ладонью, и спокойно смотрел на Кайсу. У куноичи подкосились ноги, так что она осталась стоять на пороге, прижавшись плечом к косяку и скрестив руки на груди. Слова не шли ей на ум, только в душе снова и снова поднимались новые волны горечи.       — Я пришел попрощаться, — мягко произнес Какаши. Всегда, со всеми он говорил ровно, а ей этот голос, оставляющий собеседнику инициативу придавать эмоциональную окраску разговору, казался ласкающим.       Сердце Кайсы сжалось. Попрощаться… Да, они должны попрощаться навсегда, ведь она сама этого хотела. Это было взрослым, мудрым решением — наконец-то, после всех этих детских игр! Только горло ее схватил спазм, и сказать что-либо было невозможно. Впрочем, куноичи ведь все уже сказала ему, последнее слово осталось за ним, так что она продолжала смотреть на него своими прекрасными черными глазами.       — Мы ведь с тобой старые друзья. — На секунду взгляд его сделался почти острым, впиваясь в ее лицо, но уже через мгновение снова стал равнодушным. — Не так просто перечеркнуть двадцать лет приятельства, правда? — Легкая усмешка прочертила морщинки у внешних уголков глаз. Впервые эта усмешка показалась Кайсе едкой, злой. — Ведь все, что мы пережили вместе, имело какое-то значение для нас обоих, не так ли?       Какаши выпрямился. Его движения всегда были такими плавными, он, как кот, словно перетекал из одной позы в другую. Ах, эта показная расслабленность! Наверное, не один противник купился на нее и поплатился за это собственной жизнью… Кайса кивнула, отводя глаза. Какаши быстро встал. Он стоял, засунув руки в карманы своих брюк, и продолжал смотреть на куноичи.       — Но, — сказал он, приподнимая брови и сощурив от улыбки глаза, — наверняка у тебя были серьезные причины, чтобы перечеркнуть эти годы, так что я решил поддержать тебя в этом, как и во всем остальном.       Кайса-сан чувствовала себя раздавленной. И только мысль о том, что у них не может быть общего будущего, и о том, что такой мучительный разговор будет повторяться снова, и снова, если она даст слабину, укрепила ее в прежнем решении.       Когда она не смотрела на него, лицо Какаши делалось серьезным, а взгляд — испытывающим. Прославленный шиноби пытался понять, о чем думает его собеседница, но видел лишь, что она измучена и продолжает себя терзать. У Какаши, пожалуй, было не так много опыта в любовных отношениях, как воображала Кайса, но он твердо знал, что у женщин не бывает настоящих претензий к тем, до кого им нет дела.       Он медленно подошел и встал прямо перед ней, не доставая рук из карманов.       — Что ж, тогда прощай, Суреми Кайса-сама, — произнес он.       Кайса не могла поднять глаз, иначе он увидел бы ее слезы, поэтому она только кивнула и подалась в сторону, чтобы пропустить его в прихожую.       — Я, правда, вернусь через месяц, — сказал вдруг Какаши.       — Что?       Их глаза встретились.       — Я не могу заставить тебя передумать, но и мое мнение нужно учитывать, нас ведь двое в этих отношениях, не так ли? — мягко спросил он. — Я вернусь сюда через месяц и хочу, чтобы ты ждала меня... Знаешь, я подумал, что меня ведь никто никогда не ждал: ждали моих новостей, моей помощи, моих решений, но не меня. И ты — единственный человек, к которому я возвращался всегда. Просто так. Так ты будешь ждать меня?       — Да, Хатаке Какаши, я буду ждать тебя! — сквозь слезы воскликнула Кайса. — Черт, я так буду ждать!.. Это все, что я на самом деле умею…       И тут куноичи сделала то, чего не делала никогда — бросилась к нему на шею. Сама. Какаши крепко и нежно обнял ее и подумал с усмешкой: «Спасибо тебе, Благодарность». Никогда еще его любовь к историям не приносила ему такой несомненной пользы.              Три куноичи поднялись на вершину холма и стояли, глядя вниз, на бухту, которая полгода назад благодаря их вмешательству была очищена от контрабандистов. Теперь здесь ничего не было, кроме пустынного песчаного берега. Точнее, до вчерашнего вечера не было. Ближе к ночи в бухту вошло небольшое судно и встало на якорь у берега, прячась от внезапно разразившегося шторма. Корабль шел из Страны Рек в Страну Чая и не собирался делать остановку в Стране Ветра. С судна ничего не выгружалось, никакие товары не поднимались на борт, ни один человек не сошел на берег, но все же по правилам Тсучитора должна была осуществить его проверку, так как формально это считалось вторжением на территорию страны.       Длинными прыжками, прикрепляясь к склону за счет чакры, девушки быстро спустились к воде. Песок был еще влажным после ночного ливня, с моря дул холодный ветер. Кенара сложила печати и создала трех теневых клонов, которые побежали по волнам, удерживаясь на воде, как на твердой поверхности, с помощью чакры, и вспрыгнули на палубу. Куноичи рассказывала, что ее клоны обнаружили на корабле.       — Капитан говорит, что везут продукты — бобы и сою в основном — в Страну Чая. Команда — шесть человек. По-моему, он нервничает. Сейчас клон спустится в трюм и посмотрит груз. Черт! — выругалась Кенара. Глаза ее расширились. — Его развеяли!       — В трюме кто-то прячется? — спросила Ходира.       — Да, один человек. Он… погоди, второй клон спустится… — Кенара удивленно молчала несколько секунд. — Я знаю этого парня по наводке АНБУ Листа! Он рассеял клона с помощью жуков. Это пропавший Абураме Расука!       — Ведь он не числится как нукенин? — спросила Юджин.       — Нет, только как пропавший чунин, но он может быть опасен.       — Жуки — это плохо, — заметила Ходира.       — Попробую поговорить с ним.       Третий теневой клон Кенары решил вести переговоры через закрытую дверь трюма.       — Расука! Абураме Расука, с тобой говорит агент АНБУ Песка. Ты числишься как пропавший чунин, мы не причиним тебе вреда. Спустись с корабля и сдайся, мы передадим тебя Листу.       — Вранье! — раздался крик из-за двери. — Ты не агент АНБУ Песка, а его теневой клон.       Расука уже отправил нескольких своих жуков на разведку и видел трех куноичи, стоявших на берегу. Его все-таки нашли… А ведь он с таким трудом выбрался из Страны Огня, несколько недель прятался на территории Страны Рек и почти ускользнул под носом РЗО в нейтральную Страну Чая… С самого начала он не верил в этот план. Абураме Расука так страдал от того, что натворил, что уже не боялся смерти. Больше всего на свете он боялся вернуться в Коноху и встретиться с Сэнго, увидеть ее глаза… Страшнее этого уже ничего не могло быть! И вот теперь он попался, ему уже не сбежать…       «Я попрошу казнить меня в Суне, — подумал он, — точно, я попрошу казнить меня в Стране Ветра. Или пусть меня убьют эти агенты, только не в Коноху…» Он опасался развязывать бой на корабле, так как не мог поручиться за своих жуков и боялся навредить ни в чем не повинным людям.       — Спустись с корабля и сдайся, мы не собираемся драться с тобой и использовать силу без нужды! — прокричал клон.       — Хорошо, я спущусь на берег, но сначала развейте клона. Хочу убедиться, что вам можно доверять. И вести переговоры я хочу с живым человеком, а не копией.       Кенара развеяла теневого клона. Три куноичи стояли и смотрели на корабль. В небе над ними кружил беркут Ходиры, сотворенный из чакры.       На палубу вышел высокий молодой человек в темном плаще с капюшоном. Щурясь, он посмотрел на солнце, вдохнул холодный воздух полной грудью и спрыгнул на воду. Кенара сделала девушкам знак отступить на пару десятков шагов назад в сторону холма. Абураме Расука распахнул плащ и сбросил капюшон с взлохмаченных темных волос. Он медленно шел по волнам навстречу куноичи, вглядываясь в ее лицо, и остановился в двадцати шагах от нее.       — Мы не собираемся убивать тебя, — спокойно сказала Кенара.       — Это было бы не так уж плохо, — глухим голосом отозвался юноша.       — Ты хочешь умереть?       — Я лишь не хочу возвращаться в Коноху. Дайте слово, что не выдадите меня АНБУ Листа.       Куноичи была озадачена. Обмануть его? А если он сможет разгадать обман?       — Моя задача — доставить тебя в Суну, — сказала она.       — А если… если Страна Огня потребует привести меня к границе и передать в руки АНБУ Листа?       — Такая вероятность есть, — призналась Кенара. — Но пока мы отправимся в Суну. Ты готов сдаться? Не стоит осложнять ситуацию: она не безнадежна.       — Не безнадежна? — отозвался Расука, и лицо его исказила горькая усмешка. — Я убил человека!       — Я знаю. Обстоятельства… честно скажу: я понятия не имею о том, что произошло, — но нам сказали, что ты пропал при невыясненных обстоятельствах, значит, не все так плохо. Твоя вина может оказаться не такой тяжкой.       — Не говорите о том, чего не знаете, — устало произнес юноша. — Как я могу поверить вам? Вы не станете оглушать меня или ловить в гендзюцу? Я буду в сознании и смогу понять, куда мы направляемся?       — Хорошо, если ты так хочешь.       Что-то было в глазах этой женщины… Какие-то тени в глубине темно-синих глаз. Непроницаемое лицо, не слишком располагающее к себе и не очень дружелюбное. Впрочем, дружелюбным лицам Расука уже давно не верил. Он лишь боялся быть обманутым…       — Я подойду к вам, поднимите руки, чтобы я видел, что вы не складываете печати.       Расука уже сделал несколько шагов вперед, когда Кенара медленно начала поднимать руки. Вдруг она почувствовала какое-то движение под жилетом: от внутреннего кармана оторвался стеклянный шарик на цепочке, подаренный Кайсой, и скользнул вниз.       «Чертова безделушка!» — успела подумать Кенара, боясь шевельнуться, спина ее мгновенно покрылась холодным потом.       В это мгновение Расука отскочил на пару шагов назад, с громко колотящимся сердцем уставился на шар, в котором лихорадочно кружились золотистые блестки, и воскликнул:       — Гендзюцу! Вы обманули меня!       — Нет, это просто игрушка! Ра…       Юноша взмахнул рукой, и целый рой насекомых метнулся вперед, подобно гигантской черной длани захватывая куноичи Листа… Кенара мгновенно отреагировала, прыгнув вверх, но тут же почувствовала ужасающую боль и закричала, будучи не в силах вытерпеть ее…       — Крик беркута!       Мощная звуковая волна обрушилась сверху и накрыла обоих шиноби, прибивая к земле оглушенных насекомых. Расука упал, из носа и ушей у него лилась кровь, голова сильно кружилась, он вдруг потерял связь с реальностью и видел только рой золотого песка перед глазами…       Кенара лежала на песке и не могла пошевелиться: все тело ее пронзала ужасающая боль, равной которой она еще никогда не испытывала. Она ничего не слышала и почти ничего не видела, только ощущала вкус крови на своих губах.       «Что должно произойти, чтобы ты считала себя наконец счастливой?»       «Я сама не знаю…»       «Хорошо. Мы решим этот вопрос вместе, когда ты вернешься…»       «Неджи… Неджи… — думала Кенара, дрожа от боли. — Что, если я не вернусь? Если мы уже никогда… не будем… вместе…» — Голова куноичи откинулась на песок, заливая его кровью.