Who the hell is Лютик?

Лютик страшно обиделся на Геральта, когда тот выкатил ему обвинение в самых страшных из свалившихся кирпичом на голову несчастий и послал от себя куда подальше. Так далеко, чтобы духу его никогда больше поблизости не было, а ведьмаки за милю все чуют, не меньше. Знал он, что ли, разве хотел, чтобы все вышло так? Одним приключением другого увлекательней, между прочим! Слова ранили тем больнее, чем несправедливее по отношению к нему они были, хоть было и ясно, что сказанные в сердцах. Но о том, что копилось на душе, стало быть, так что помогало это тем самым подорожником при бубонной чуме. Ведьмак стал его легкокрылым конем Пегасом! Ну, не Музой ведь было звать эдакого «быка». Свои лучшие произведения Лютик написал, вдохновленный его подвигами — как он видел. Вдохновился менестрель и после того, как его прогнали взашей, на куплеты уже иного свойства, иногда отводя душу когда никто не слышит и изобретя при этом панк-рок. Он за Белым Волком точно щеночек вприпрыжку побежал, стоило им встретиться, преданно-щенячьим взглядом на него глядел, сидя на корточках у ванны, которую как раз принимал Геральт, чуть ли не открытым текстом намекал на всякое, а Ведьмак… Хоть бы хны! Кажется, все-таки не стоило так часто рассказывать о своих любовных победах над герцогинями, к тому же изрядно преувеличивая по поэтической привычке. Как бы там ни было, теперь у Лютика все было просто зашибись! Разве то огорчало малость, что Ведьмак продолжал отрицать магию Судьбы. А конкретно то, что они с ним посреди одного из многих лесов повстречались внезапно аж дважды, впервые еще до белобрысой кикиморы (понимать не буквально, а так кикимора и есть, хоть и «прекрасная принцесса») — не просто ведь так! С другой стороны, это же было к лучшему — так Геральт из Ривии с чистой совестью сказал себе, что его долг «нареченной» полностью уплачен, ибо когда та была в опасности, он пришел. И подыхающий полз. И по лесу бегом бежал. Все, взятки гладки. И все же Лютику как будто чего-то не хватало… Для полного счастья. *** — Пообещай не убивать меня. — Я убиваю только монстров. — Кстати об этом… Плюхнувшийся напротив за тесаный стол в углу харчевни, где они пережидали пургу, Лютик, чутка припозднившись к праздничному ужину (но Йоль отмечают напролет всю неделю, так что не страшно) выхватил у Ведьмака глиняную кружку с вкуснейшим темным пивом (или ему так отчего-то показалась, и Лютик даже знал точно, почему), отменно глотнул (исключительно для храбрости) и улыбнулся еще шире, как не старался, лишь только переступив порог, улыбку скрыть. — Это тебе. — на этом менестрель вынул из-за пазухи возмущенно-жалобно при этом пискнувший, пригревшийся и уснувший в живом, добром тепле черненький пушистый комочек. Глазки малявки мигом распахнулись испуганно-любопытно и оказались прямо-таки пронзительно голубыми. — Типа с праздником. — Котенок? — Геральт едва не расплескал не донесенное до рта пиво, которым в ином случае непременно бы поперхнулся. Помедлил. — Совсем рехнулся, только честно? — Совсем. — важно кивнул менестрель, гладя котейку кончиком музыкального пальца за ушком, — Поэтам положено, если ты не знал, сходить от любви с ума. Такой очаровательный монстрик, смотри, тяпнул за палец! Его ты полюбишь. — Что дальше, терем за белым частоколом? — Конечно, нет, какая обывательская тоска смертная. — поморщился Лютик, возможно из-за разыгравшегося монстрика, куснувшего палец на пробу, окончательно проснувшегося и решившего теперь размять на нем маленькие игривые коготки. — Плотва не вынесет двоих? В седельной сумке с нами поедет. Или у меня на плечах, если это дело принципа. Что-то у меня такое чувство, что ты бы сейчас поседел, если б мог. Монстрик тебе совсем не понравился?.. — Дело в другом, — покачал Ведьмак головой, отставляя кружку. — В том дело, что я тоже… — чуть замялся или запнулся, с непривычки, — …спятил. Лютик чуть не спятил буквальнее некуда, от радости, догадавшись, что чуть было не сказал Геральт вместо этого, чуть-чуть не пошутил на нервах, как последний лох, что он еще не говорил ему, что любит его, то есть, прямо в лоб. Положение спас второй «монстрик», типичный «дворянин» разномастным окрасом, при виде которого на столе менестрель временно потерял голос, заодно с даром речи. — Как увидел, так про тебя сразу подумал. — Белый Волк явно пребывал в никаким боком не своей тарелке. — А это тебе. Он так пищал… — Как я, хочешь сказать? — Ты такой догадливый, Лютик. — Я люблю тебя. — Я тебя тоже. — Я знаю. — И я. На некоторое время ведьмак и менестрель как-то ошарашено примолкли, следом за чем разразились дружным смехом. А потом занялись кое-чем еще увлекательнее и приятней, но это уже другая история, повыше рейтингом. Гораздо повыше. Начали же они с того, что сладко поцеловались!