Who the hell is Лютик?

— WTF? — Лютик, славящийся красноречием, без которого менестрелю никак, с трудом вернул отвисшую челюсть на место и кратко, зато исключительно емко, выдал три всего буквы. Продолжая не верить собственным глазам, надеющимся на чудо вместо разразившейся над ним катастрофы, склонился над магическим экранчиком пониже, даже малость прищурился, чуть через плечо не поплевал. — Юлиан Альфред Панкрац виконт де Леттенхоф?! Бля!!! — Лютик, милый, ты чего? — Ведьмак, протягивающий ему на ладони волшебную штучку, которую изобретут в свое время, а пока это такая же мистика, как Криптон фантастика, чуть было восхищенно не присвистнул — ему свое фирменное «Фак!» и то было так не сказать. Но возлюбленный выглядел настолько расстроенным, что Геральт аж назвал его так ласково, что сам чуть не покраснел, впервые в жизни. — Так полагается, вот и все. — Точно! Лучше не скажешь! Все! Конец! Мне конец! Нет меня, Лютика, больше! — вскочил убитый менестрель с травы и нервно забегал вокруг ведьмака кругами. — Кто такое вообще выговорит, если запомнит хоть кто-нибудь! Был Лютик и это было, как Элвис! Звучало, запоминалось, говорило обо мне все! А это долбанное геральдическое древо… Жюри пришлось постараться, чтобы в статуэтку его утрамбовать, это им награда положена — ей же по кумполу! Геральт бесшумно, на вздохе, пробормотал «Зараза!» и забросил мобилку поглубже в речку, аки Эскалибур в озеро, до нужных времен. Поймал возмущенно и бестолково, вольной птицей с подрезанными крыльями, размахивающего руками Лютика за правую, потянул обратно к себе. Вот ведь зараза, просто мега фак! Он порадовать его хотел, дав «подглядеть», как необозримо далеко его единодушно признали менестрелем года и бардом десятилетия! И как полагается объявили по паспорту, а не сценическим псевдонимом, самим поэтом не просто же так выбранным! И достался заслуженный приз… да ну нафиг, язык сломаешь, лучше сразу плюнуть и не мучиться. — Скажи спасибо, что ты не герой Шекспировской пьесы, было бы сейчас, к примеру, «Ричард, герцог Глостер — брат короля, потом король Ричард Третий/Леди Анна, вдова Эдуарда, принца Уэльса, сына Генриха Шестого — потом жена короля Ричарда Третьего». Как тебе такое? — Ужасно! — схватился Лютик за голову одной левой, вторую продолжал предусмотрительно держать и ласково поглаживать Геральт. — «…Башмаков не износила, в которых шла за гробом», зараза! — Лютик. — Что?! — Другая пьеса. — Бля. — Фак так фак, согласен. Юлиан Альфред Панкрац виконт де Леттенхоф обессилено привалился к литому, мускулистому любимому плечу и потерянно шмыгнул носом, как маленький. — Так что, я еще и принц, этого я тебе до сих пор не говорил. — Принц — это хорошо. Хорошо, что не король. Не люблю королей. Был у меня друг-король, такой друг, что никаких врагов не надо. Прекрасный принц Лютик, мне нравится. — вполголоса утешал «погорельца» Ведьмак, поглаживая «виконта» по голове, пока тот смешливо не фыркнул. — Какой король, может, я его знаю? — Генрих Тюдор. — Вот гад! — Может, мы все-таки про разных? — Одна гадская семейка — без сомнений. Теперь и это вот все, после того, как котики с малышом Зеленкой подружились и решили остаться. — окончательно расклеился Лютик, утыкаясь лицом Ведьмаку в предплечье, стараясь не расплакаться, этого только ему не хватало! — С кем остаться? — прижал его к себе обеими могучими руками Геральт из Ривии. — Да помнишь того рыцаря в непробиваемых доспехах? С ним был ушастик зеленый, маленький. — Малыш Йода, а не Зеленки. — не удержался и усмехнулся Ведьмак, принимаясь покрывать его затылок самыми нежными поцелуями, словно лепестками роз. — Странно, он же не оранжевый. — хотел буркнуть, но усмехнулся и Юлиан Альфред Панкрац виконт де Ле… Да Лютик, ну кто ж еще-то, боги Старые и Новые! Ведьмак и менестрель примолкли, глядя на всплескивающую над лесной речушкой форель. Которая будет сегодня у них на ужин. А котикам не достанется их любимое лакомство, головы с хвостами… — Лютик… — тихо-тихо, в чем нужды не было, произнес Геральт, и договорил ему на ухо, в чем надобности не было тем паче. — Выходи за меня. — Да. — счастливо улыбнулся менестрель и следом за ним счастливо-облегченно заулыбался ведьмак, не знавший, как тот отнесется к его предложению, но понимающий, как нелепо он сейчас, скорее всего и почти однозначно, выглядит. — Да, да, Геральт, называй меня так, Лютиком, продолжай, пожалуйс… Что?! Что ты сейчас сказал?.. — Забудь. — попытался улыбнуться тот, удерживая изо всей силы старающегося вывернуться из захвата и заглянуть ему в лицо никакого не Юлиана Альфреда Панкраца виконта де Леттенхофа, а своего милого, ненаглядного Лютика, с которым ему не хотелось расставаться ни за что и никогда больше! — Я только «за», если что, но это запрещено, Геральт! Не положено! Сам знаешь! — Никто не узнает, кроме нас с тобой, а когда-нибудь станет можно. Однажды везде. — О, Геральт… Можно я напишу про это свою самую великую любовную балладу?! Иносказательную, само собой, не клинический же я идиот. — Ни в коем случа… Пиши, конечно, любимый! Обещаю, все равно все кругом, зная тебя, будут знать, что написал ее никто иной, как всеобщий любимец Лютик. — А твой — любимец? — Самый большой! Единственный. Навсегда. *** Полная страсти ночь пролетает быстро. А наутро к ведьмаку с менестрелем вернулись их наигравшиеся кошаки. Ведь лучше всего Дома, со своей Семьей.