Научишь?

       — Оля?        Голос казался незнакомым. Странным.        А пальцы слишком медленно поворачивали замок на хлипкой деревянной двери.        Закрой.        Потому что нет для тебя дороги дальше, чем этот кабинет. Чем этот человек. Чем этот голос.        Снова запахло сигаретным дымом. Тут, в этом маленьком помещении, он имел привкус моей глупости и поцелуев учителя. Застревал в горле. Не давал вздохнуть. Только закашляться. Так сильно, что можно легкие по кусочкам выплюнуть.        — Блять!        Шум открывающегося окна. Холодный воздух. Бьет по лицу, будто бы у него есть силы и возможность выбить из меня эту стеклянную, разрывающую пустоту. Нет. Я просто устала. Так смертельно устала, что даже ноги еле шевелятся. Этот дурацкий ветер принес апатию. Как противные водоросли. Они повисают на мне обрывками тоски, которую уже совсем нет сил испытать.        Учитель всматривался в мое лицо. Мокрые глаза. Держал за предплечья. Я понемногу снова начала чувствовать, как пальцы вонзаются в кожу через тонкую ткань моей рубашки. Больно. И не потому что сильно.       Близко        Фальшивость контакта. Случайное касание или долгий взгляд, и вот можно уже почувствовать себя более едиными. Пускай потом это окажется бесполезным и самым ненадежным на свете, почему-то на секунду хочется поверить.        — Отвали, — наконец-то выплевываю слова и отталкиваю от себя мужчину.        — Тебе плохо? — за спиной.        Смеешься?!        Пачка сигарет валяется на полу. Нагибаюсь и подбираю ее, вытаскивая одну сигарету губами. Поджигаю. Заползаю на подоконник и устраиваюсь рядом с многострадальным фикусом. А учитель так и стоит на том же месте, где меня согнул пополам приступ нервного удушения кашлем. Сейчас я свободно вдыхаю дым, будто бы мои легкие правда остались кровавыми ошметками на полу.        — Да, — отвечаю с наигранной легкостью. — Да, мне плохо. Хотя ты и так это знаешь.        Денис усмехается.        Как-то мерзко и холодно изгибаются его губы.        — Знаю, — он пожимает плечами и подходит ближе, вытаскивая сигарету из моего рта. — Только курить не стоит так много. А то кашель уже как у заядлого профессионала.        Затягивается моей сигаретой и встает рядом, прислонившись к батарее. Пепел валится прямо на пол, но учитель будто бы не замечает, устремив свой взгляд куда-то в пространство.        — Можно задать тебе вопрос? — поворачиваюсь к нему.        — Конечно, — совершенно безучастно.        — Тебе так просто это дается? — слова казались какими-то нелепыми, но мне было плевать. — Каждый день ты приходишь сюда и совершенно точно знаешь, насколько больно мне делаешь. Неужели, тебе ни капли не отвратительно от этого?        Неужели, тебе меня не жалко?        Повисает тишина, которая разряжается только моим сбивчивым дыханием. Отдаленными криками детей, катающихся по стадиону на лыжах. Сегодня ветрено. Представляю, как они возмущались перед этим уроком.        — Отвратительно, — эхом раздается рядом с моим ухом. — Но я сам выбрал оказаться сволочью. Так лучше оставаться ей до самого конца.        — Верно.        Усмехаюсь.        — Ты правда ненавидишь меня? — неожиданный вопрос.        Воздух застревает в глотке.        Ненавижу?        Я тебя… да. Ненавижу.        Но, наверное, только потому что между нами пролегает это непреодолимое пространство. Умершая форма нежности. Огромное расстояние от «я» до «ты».        — Зачем мне тебя ненавидеть? — упираю ладони в колени. — Уже ничего не изменить.        — Изменить как раз можно многое, — после длинной затяжки изрекает учитель. — Ты можешь еще раз послать меня сейчас и уйти отсюда. Этим все и закончится.        — Нет, — усмехаюсь. — Вранье. Я не могу закончить это все своим уходом. Я каждый раз уходила и что? Просто тянула время.        — Вот как, — хмыкает учитель. — Тянула время. До чего же, позволь спросить?        Меня немного выводит из равновесия усмешка скользящая между строк, но я проглатываю ее.        — До конца твоей ублюдской игры, — выпаливаю на одном дыхании. — Наверное, сначала ты был не очень рад, что застрял тут, а потом придумал себе развлечение. Классно! Давай! Я больше не буду сопротивляться. Чего еще там тебе нужно от меня получить?        В порыве спрыгиваю с подоконника, но тут же останавливаюсь. А куда мне идти? Пялюсь в пол, пока в ушах не раздается тихий смех. Длинные пальцы касаются моих волос, заправляя их за ухо. Чувствую, как щеки начинают краснеть.        — Да во что с тобой играть? — усмехается учитель. — Ты еще слишком маленькая для всех моих игр, кукла. А то поле, что по праву можешь занять — мимо. Меня никогда особо не влекло к девственницам и неопытным особам.        Как по щелчку.        Замахиваюсь, но мужчина реагирует быстрее. Хватает мое запястье и сильно его сжимает, отводя в сторону.        — Сука, — сквозь зубы.        Прямо в наглое, ухмыляющееся лицо.        — Рад это слышать, — цедит учитель.        Пальцы ослабляют хватку. Рука падает плетью вниз. Я выдыхаю, обводя мужчину ненавидящим взглядом.        — А я все думал, что ты такое вбила в свою маленькую голову, — тушит сигарету и выбрасывает ее в окно. — Что такого приключилось за эту ночь, что твоя воинственность сменилась смирением. Самоотверженностью, — улыбается. — Это просто очаровательно.        — Хватит, — сквозь зубы.        — Что хватит? — притворство.        — Ты прекрасно понимаешь о чем я говорю! — вскрикиваю. — Прекрати это! Отпусти меня!        — Я тебя не держу, — зло сверкнув глазами.        Закрываю лицо ладонями. Из горла вырывается какой-то непонятный вопль. Отчаяние. И нет воздуха на полноценное рыдание. Всхлип. Какие-то куски из горла. Ошметки букв. Слов. С-м-ы-с-л-а. Топтать его. Давить ногами.        Я просто схожу с ума.        — Успокойся, — кладет ладони мне на плечи и притягивает к себе. — Малышка, тише.        Увлекает за собой. В этот яркий, милый огонь. Костер. Пожар.        И можно провалиться. Закрыть глаза, и это все уже не имеет значения. Просто соскальзываешь в эту дыру. Без сотого круга объяснений и мыслей. Ты даешь себя унести в надежде, что вернешься во что-то другое. Что-то, что будет в тебе самом, а не в вокруг.        — Посмотри на меня, — он берет мое лицо в ладони. — Оля! Посмотри на меня!        Я не открываю глаза.        — Зачем? — так сильно сжимаю веки, что они начинают болеть. — Назови мне хотя бы одну причину, — голос тонет. — Я так сильно хотела тебя понять. Разобраться, но ты меня отталкивал. Каждый гребаный раз! Я ведь просто, блять, глупая малолетка. Мной можно просто пользоваться, развлечься, ничего не объясняя.        — Потому что не нужно ничего объяснять, — тихо отвечает учитель.        — Не нужно? — распахиваю глаза и отталкиваю его, отшатываясь и ударяясь ногой о батарею. — Кому не нужно? Тебе?        — И тебе тоже, — опускает голову.        — Хватит! — воплями. — Хватит все решать за меня. Откуда тебе знать, что мне было нужно? Ты об этом не заботился, когда трахал меня. Да ты вообще ни о ком не заботишься кроме себя, чертов эгоист!        Крик вырывается так просто. С невероятной болью, но выскакивает, будто бы давно ждал именно этого. Выплюнуть. Выхаркать с кровью все эти обвинения.        Только легче от этого не станет.        — Мне кажется, что это было известно с самого начала, — складывает руки на груди и устремляет на меня взгляд.        Привычный. Сдержанный. Будто бы ему совершенно нет дела до моего раскрасневшегося лица, засохших на щеках слезах и срывающегося голоса.        Хочется сделать больно.        Найти окончательное и отчаянное средство сбить его с этой наезженной колеи, имманентной его насквозь прожженному сердцу.        Сердце.        У него должно остаться сердце.        — Это забавляет тебя? — поджимаю губы. — Делать вид, что тебе теперь плевать на меня? Кому, как не тебе знать, насколько это ужасно? Когда все, что было приравнивают ни к чему. Ноль, — перехватываю его взгляд. — Ты ведь переживал это.        Денис усмехается.        — Ведь, — улыбка деревенеет, и глаза сужаются в хитром прищуре. — Кто тебе рассказал? — наклоняет голову. — Дашка?        — Какая разница? — потупляю взгляд.        Задело.        — Большая, — отвечает через секунду. — Если она, то ты совершенно не знаешь, о чем говоришь.        — Не знаю, — тут же хватаюсь за возможность. — Ничего не знаю. Что, блять, происходит в твоей голове — не знаю. Это какая-то изощренная месть? Ты теперь мстишь всем девушкам за то, что тебя бросили?        Фраза повисает в воздухе и возвращается ко мне стеснением. Остановкой дыхания от того, как воспламеняются глаза напротив.        Страшно.        Но взгляд тушит холодом его улыбки.        — Нет, — он достает сигарету и закуривает. — Это тут вообще не при чем. Как и мое знание того, какого это, — длинная затяжка. — Я никогда не был праведником, вот и все. Я эгоист, ты сама это сказала. А люди очень редко меняются. Даже если в жизни происходит какой-то… взрыв. Наверное, просто становятся осторожнее и только.        Я смотрела на его спокойный профиль, а сердце так отчаянно билось, что буквально выпрыгивало из груди. Ладони вспотели. Тысяча и одна мысль проносилась в голове, пытаясь выбраться на первое место.        — Тогда почему? — шепотом. — Зачем я сейчас здесь? Если это не просто попытка еще раз поглумиться надо мной? Зачем?        Молчание.        — Зачем, Денис? — на выдохе. В подступающей истерике. Внутренних конвульсиях.        Недокуренная сигарета опускается в цветочный горшок.        — Знаешь, — учитель поворачивается ко мне, — иногда мне так хочется подойти к тебе. Сжать тебя так сильно, чтобы переломать в щепки. Чтобы можно было тебя спрятать. Чтобы ты существовала где-то вне всего этого дерьма. А лучше вообще исчезла.        — Что это значит? — одними губами.        — Понятия не имею, — усмехается. — Какой-то бред, который я себе выдумал. Не слушай, — зачесывает волосы назад. — Меня просто взбесили рассказы о том, как ты обжимаешься в Авериным в туалете.        Поворачивается к окну, упирая ладони в подоконник. А мне кажется, что я перестаю чувствовать свои ноги.        Взбесили.        Оля, дыши.        — Макс сразу сказал мне, что это плохая идея, — продолжил он. — Либо меня посадят, либо ты вены себе вскрывать пойдешь. Хотя ты, я думаю, слишком горда для этого. Из-за какого-то учителя, — презрительная усмешка. — Все должно было быть проще. Правда, что страшного может произойти? Просто маленькая, глупая девочка. Себя то не знает. И конечно же не сможет отличить влюбленность от простого желания. А поэтому еще и защищать меня будет до последнего, — пауза. — Когда говоришь все это вслух, получается еще отвратнее.        Он поморщился и повернулся ко мне лицом. Взгляд уперся в мои глаза. Будто бы даже вынужденный. Поверженный. Уставший.        — Ты здесь, чтобы я так и остался сволочью, а ты продолжила меня ненавидеть, — говорит он. — Я сам этого хотел, когда сказал, что все кончено. А тут и студент твой так вовремя подвернулся. И надо было просто свалить. Не поддаваться на уговоры Светланы, я бы уже и не помнил о тебе. Хотя черт его знает. Может быть, все равно бы облажался.        — Облажался? — голос предательски хрипел.        Мужчина улыбнулся.        — Малышка, — как-то очень тепло, — Ты ведь прекрасно представляешь, кто я такой? Какую жизнь веду?        — Я не знаю, — шепотом. — Не знаю.        — Все ты прекрасно знаешь и понимаешь, — он вздохнул. — Мое эго выращено отсутствием обязательств. Всю молодость подпитывалось обожанием безмозглых девиц вокруг, а последние несколько лет вообще утратило какой-либо интерес и вовлеченность. Механика. Не больше.        Я почувствовала, как желудок завязывается узлом. Мне не хотелось, но противные картинки лезли в голову, заставляя завтрак подниматься по пищеводу. Учитель заметил выражение моего лица и усмехнулся.        — Я не собираюсь вдаваться в подробности, — кивнул он. — Просто, это безумие. Не знаю, как я не понял сразу, но это не банальное знакомство где-нибудь в баре. Между нами такая огромная дыра, что встреть я тебя на улице, наверное, и внимания не обратил бы, — темные глаза забегали взглядом по моему лицу. — Поэтому это было совсем не целенаправленно. Честно говоря, первое время ты больше раздражала меня, чем привлекала, — он снова достал сигарету. — А потом, когда я понял насколько ты невинна, решил вообще отказаться от этой затеи. Поговорил с тобой, но все равно ведь, сука, надеялся, что ты передумаешь. Пойдешь у меня на поводу, — улыбка, и зажженная сигарета подпрыгнула в его губах. — Ты подросток. И твой внутренний бунт рвался наружу. Это просто такой неблагодарный возраст. Поэтому я прекрасно понимал, что ты проигнорируешь все мои предупреждения, и просто пользовался возможностью. Думал, что пользуюсь, — учитель выпустил дым. — Ведь понимаешь, в чем ценность отношений, построенных на сексуальном влечении? Ты эмоционально не вкладываешься в них. Ты зависим только от желания, а не от человека.        — У нас не было отношений, — зачем-то говорю я.        — Это просто слова, — мужчина улыбается.        — Нет, я правда так считала, — выговариваю с невероятной твердостью. — Не как это происходит обычно, наверное. Просто это было чем-то другим. Без ярлыков и твоего ехидства. Я вполне понимала, что это нельзя назвать чем-то… серьезным, — голос тонет в волнении. — Но мне было хорошо. Хорошо.        Дурацкое слово.        Оно не равно тому, что я чувствую.        Не равно.        — Только тебе нужно больше, — как прочитав мысли. — То, что ты в праве требовать от любого, кто будет с тобой рядом. Уверенность. Поддержка. Взаимность. Тебе это все необходимо, потому что это нормально. Правильно, понимаешь?        — Ты снова решаешь за меня, — выдыхаю.        — Я ничего не решаю, — тут же отвечает он. — Просто мне казалось, что я хорошо тебя узнал. Отличница и тихоня. Затравленный маленький зверек. Кукла для родителей. Никто для одноклассников и большинства вокруг.        Слова зазвенели в тонком стекле шкафа напротив. Разбили его и осыпали меня тысячей осколков. Воткнулись в каждую часть моего тела.        — Сдавленная обязательствами и мнением окружающих. Для тебя все были врагами. Все были против тебя. Это правда казалось мне забавным поначалу. Посмотреть, как близко ты меня подпустишь к себе. Может быть, поверишь или даже начнешь доверять, — стряхивает пепел. — Знаешь, как играть с кроликом в зоомагазине каждый день, но не собираться его купить. Ты можешь просто не прийти к нему в какой-то момент, — фильтр крутится в длинных пальцах. — Но меня затянуло. А о тебе и говорить нечего. Каждый день я себе говорил, что это еще не тот момент, когда мне хочется остановиться. Все под контролем и в порядке. А потом ты примчалась ко мне. Растерянная. В надежде на помощь. Что я подскажу тебе, как разобраться с родителями и этим дурацким поцелуем. Ты доверяла мне, и не было лучшего момента, чтобы предать это доверие, — учитель мазнул взглядом по моему лицу. — Неожиданно, наверное, даже для меня.        Он затушил сигарету и уставился куда-то в стену за моей спиной.        — Только вышло все сложнее, — мужчина вздохнул. — Честно говоря, какая-то хуйня вообще вышла. Ведь я до последнего относился ко всему, будто бы мы завязали знакомство на ночь. Что целью то был как раз секс, к которому я даже не особо стремился. На самом деле, мне не очень нравилась мысль, что я стану у тебя первым. Для тебя это большое дело, и от него уже куда сложнее отмыться, — он прикрыл глаза и усмехнулся. — Только одно вранье притягивало другое, а потом… я ведь правда хотел тебя, — долгая пауза. — Но решил просто, что сделаю, как надо. Это ведь бред какой-то. Да, Денис, отличная идея остаться еще на несколько недель. Какая разница, если девчонка будет бегать тут рядом, ты ведь не будешь продолжать считать ее своей.        Голова закружилась. От слов. Таких простых и свободных, что ни вздохнуть, ни выдохнуть.        — Своей? — вырывается из горла, и Денис останавливает взгляд на моем лице. — Своей?!        Больно режет по ошметкам, оставшимся от моего сердца.        — Каждый раз хотел вышвырнуть тебя из кабинета, когда ты приходила на урок. Нос задирала. Уходила куда-то с этим болваном.        Мне нечем дышать        Мне. Нечем. Дышать.        — Да и экзамен — просто предлог. Я нашел бы способ, если мне нужно было бы уйти. Это ведь просто очередная возможность, которой я воспользовался, — мужчина отворачивается.        Молчит.        И эта тишина разрывает мои барабанные перепонки. Наполняет ядовитым воздухом мои легкие.        — Но… — еле выдавливаю из себя.        А какое тут может быть, собственно, но?        Какое?        — Ты сказал, — слова вставали поперек горла. — Что это я. Черт возьми, ты сказал мне, что это только моя вина! И мой выбор! — я ударила кулаком по подоконнику.        Так сильно, что, кажется, разбила костяшки пальцев. Так больно, что рука практически отнялась, а из глаз брызнули слезы. Но мужчина никак на это не отреагировал. Так и стоял, всматриваясь в окно, но скорее всего даже не замечая, что происходит за стеклами.        — Да, — тихо произносит он. — Именно так. Другого выхода и быть не могло.        — Я чуть не извела себя этим, — голос охрип. — Я ведь…        В голове проносились чудовищные воспоминания прошедшего месяца. Бессонные ночи и все выкуренные сигареты. Постоянно чувство отвращения к себе и ко всему вокруг. Отчаяние. Бессилие.        Пустота.        Я захлебывалась в ней, утрачивая все живое в себе. Ожесточаясь, шла через этот путь внешнего и внутреннего уничтожения, только потому что другого выхода не было. У него не было другого выхода, твою мать!        — Ты мог просто… — вдох. — Ты ведь даже не представляешь, как я себя ненавидела. Мне было так хуево. Настолько хуево, что я не знала, куда себя деть. Ты был везде. И это выворачивало меня наизнанку. Это было, как издевательство. Постоянно видеть тебя и возвращаться к этим мыслям. Я думала, что ты успокоишься. Что ты наконец-то оставишь меня, если я сдамся. Стану для тебя насколько ничтожеством, что тебе просто будет не интересно, — последнее слово порвалось.        Чувствую солоноватый вкус крови на губах. Вытираю ее рукой и останавливаю взгляд на пальцах. Одна костяшка разбита. Это место тут же локализует в себя всю боль, и хочется завыть. Заскулить и забиться в угол.        Денис не двигался. Только плечи медленно поднимались и опускались от дыхания. Он продолжал смотреть в одну точку, не отрывая взгляд. Я видела, как напрягаются скулы на его лице. Губы поджимаются, превращаясь в тонкую линию.        — Скажи что-нибудь, — шепчу. — Блять, не молчи! Хватит игнорировать меня!        — Я не игнорирую тебя, — через секунду. — Оля, я не знаю, что тебе сказать.        — Что? — выдыхаю.        Мужчина поворачивается ко мне. Смотрит, как через пелену. Все равно пытаясь закрыться. Хотя бы этой тонкой поволокой, но не открывать всего себя.        — Мне нечего тебе больше сказать, — тихо произносит он. — Потому что мне нечего больше тебе предложить. Любые извинения сейчас будут лишними и просто пустыми без обещания, которое я не могу дать. Это не признание из разряда «я осознал». Это вообще не признание. Мы с тобой — сумасшествие. Нереальная фантазия моего воспаленного мозга, понимаешь? — учитель прислонился к подоконнику и скрестил руки на груди. — Да, я привязался к тебе, но это не значит, что я перестал быть собой. Тем же уродом, который и придумал эту забаву.        Той же глухой стеной.        — Мне бы очень хотелось, чтобы все оказалось намного легче, — он поморщился. — Мне бы хотелось остаться с тобой. Сказать тебе все, что ты хочешь услышать, но это снова будет враньем. Очередным кругом мерзкой лжи, которая только изведет тебя. А меня никак не изменит.        Он ласкал меня взглядом. Нежно обводил мое лицо, пока говорил эти самые ужасные слова на свете.        Мне тебя не достаточно.        — Ты замечательная, — мужчина улыбнулся. — И тебе будет хорошо с Аверины, тем студентом или еще кем-нибудь. Кто не такой очерствевший циник. Кто не такой…        — Трус?        Вопрос застывает в воздухе, как и улыбка на его лице. Медленно сползает, превращаясь в холодную маску. Озлобленности, граничащей c готовностью тут же напасть.        — Ты просто трусливый ублюдок, — повторяю более окрепшим голосом. — Я знаю, что ты не привык, да и кто я такая, чтобы ты говорил со мной максимально честно. Но признайся хотя бы сам себе, что ты просто испугался.        Я сказала это без страха. Глядя прямо в его глаза. Прямым и упрямым взглядом. Потому что чувствовала, что могу это сделать. Могу так крепко сжать себя, чтобы не развалиться и сказать это.        Самонадеянно. И очень глупо.       Но ведь особая логика его размышлений уходила в густую топь собственного отчаяния. Чего-то жутко личного и больного. Такого себя, которого знает только он сам. Что-то такое, что все же позволяет сказать ему это самое «дело не в тебе…».       Я не хочу настолько сильно втягивать тебя в свою жизнь.        Я не готов настолько сильно себя обнажить.        — Тебя пугает мысль о том, что ты можешь что-то почувствовать ко мне, — продолжаю, но чуть более сбивчиво, потому что черты лица напротив смягчаются. — Ко мне — маленькой, глупой школьнице. С которой ты просто развлекался, а потом не смог уйти.        Денис достает последнюю сигарету из пачки и закуривает. Усмехается и качает головой.        — Нет, Оля, — темные глаза возвращаются к моим и завладевают взглядом. — Я не боюсь. Я не бегу от обязательств, я просто не насилую себя ими. А тебе нужны именно они. Твои семнадцать мне поперек горла встают. Твоя неопытность забавляет только, пока не становится ответственностью.        — Я сама разберусь со своей ответственностью, — сквозь зубы. — Это не твоя забота.        — Была бы моя, — отвечает он после затяжки. — Если бы это все двинулось дальше.        — А сейчас? — перебиваю его. — Сейчас что? Если помнишь, то ты засовывал свой язык мне в глотку вчера.        — Языком как раз активнее пользовалась ты, — он улыбается, и дым ровной струйкой выходит из его ноздрей.        Щеки непроизвольно заливаются краской.        — Ты хочешь максимально честно? — учитель тушит сигарету.        — Насколько это возможно, — киваю.        — Забавно, решаешься уступить всего сантиметр, а у тебя оказывается целый метр отнимают, — задумчиво произносит мужчина и выбрасывает окурок в окно. — Я хочу тебя, — как удар электрошоком. По всему телу. — Даже после всего этого дерьма, в которое я тебя затащил. Хочу. Но дело даже не в сексе. Дело в только в тебе, — он вздохнул и наклонил голову набок. — Ты очень странный и непонятный для меня человек. Все твои правила и морали, которые ты никак не можешь послать к херам. Это потакание родителям, учителям и всем вокруг. Ты гордячка и не терпишь жалости к себе. Но все равно остаешься здесь. Стоишь и слушаешь весь бред, который я тебе говорю. Каким бы отвратительным он не оказывался. Хотя другая с таким набором качеств давно бы уже, не знаю, врезала бы мне и ушла.       Какой же ты осел.        — Я рассчитывал на то, что ты убежишь отсюда, как только я тебе все расскажу.        Какой же ты глупый слепец.        — Но оставаясь здесь, ты не становишься для меня ничтожеством. Боже, нет, конечно. Просто, — он замолк. — Я уже сам не понимаю, что творю.        Слова пролетели сквозь меня. Я буквально почувствовала, как они разрезали меня на три равные части.        Не понимаю.       Вот так просто. Как спросить, какая сегодня погода? А что будешь делать в выходные? Наверное, просижу все время за учебниками или… Я сжала кулаки и глянула на учителя. В его лице не значилась никакая перемена. Обычная сосредоточенность. Контроль, но.        Не понимаю, что творю.        Это прозвучало так издалека. Пустотой. Как будто не было прожито в настоящем. Снова какой-то вымысел. Блажь. В сравнении с остальным сказанным. Не такое прочное, как пол, на котором он привык стоять.        Денис обвел меня взглядом и задержался на правой руке. Чуть заметно нахмурился и подошел ближе. Аккуратно разжал мой кулак и провел пальцем по сбитой костяшке. Из нее еще понемногу сочилась кровь.        — Зачем ты это сделала? — он укоризненно посмотрел на меня, как будто только что вовсе не перевернул все в очередной раз с ног на голову.        — Я не знаю, — шепчу и поднимаю на него взгляд.        — У меня где-то был пластырь, который Альбина тогда приносила, — он отпустил мою руку и двинулся к своему столу, но я остановила его, схватив за плечо. — Что?        — Что?! — я округлила глаза. — Ты считаешь, что можешь сказать мне такое, а потом пойти искать ебаный пластырь?        — Малышка, — он сделал шаг назад и провел по моим волосам, — я сказал тебе все. Даже больше, чем хотел. Даже, больше, чем нужно было. Я не собираюсь на тебя давить, но ты лучше подумай об этом всем одна. И реши, что тебе лучше никогда больше не пересекаться со мной.        — Ты издеваешься? — восклицаю, освобождаясь от его прикосновений.        — Нет, Оля, — неожиданно резко. — Нет, я не издеваюсь! Это мы начинаем издеваться друг над другом. Просто разберись с тем, что я сказал тебе. Надеюсь, ты поймешь, что мое предложение не лишено смысла.        Он со злостью открыл ящик своего стола и достал оттуда коробку пластырей. Протянул мне, и уши заложил звон школьного звонка. За дверью тут же взорвались звуки перемены. Я посмотрела на Дениса, а он ответил на мой взгляд, протягивая пластырь.        — Оля, — мужчина прищурился, разглядывая, как я приглаживаю пальцем бежевую полоску, — я пытаюсь сейчас думать о ком-то кроме себя. Ты можешь помочь мне в этом, а можешь…        Слово осталось в воздухе, оборванное стуком в дверь. Мы одновременно повернулись и посмотрели на нее.        Какой же ты дурак.        — Я постараюсь помочь тебе.