Победив добро

Тейлз во все глаза смотрел на открывшуюся картину. После долгих дней, проведённых в полной пустоте, что-то настолько материальное казалось чем-то невозможным. Он боялся даже моргнуть, будто в то мгновенье, когда он не держал город в поле зрения, тот мог бы исчезнуть. Случись так, Тейлз наверняка не сдержал бы слёз. Руж, видимо, разделяла чувства лисёнка, и только лишь на Соника город не произвёл никакого впечатления — взгляд синего ежа бесцельно блуждал по земле. Тейлз не знал, удивиться ли ему, или впасть в гнев от того, что тьма сотворила с его другом. Лишь на мгновение глянув на ежа, лис снова уставился на город. И посмотреть было на что. Перед друзьями возвышались гигантские дворцы. Вместо маленьких домов Кнотхола, вместо небоскрёбов Стейшн Сквера, город был полон домов невиданной доселе красоты, которой за всё время своего существования так и не удалось достичь ни людям, ни мобианцам. Это было что-то совершенно новое, но вместе с тем и давно знакомое, будто впитанное в подкорку сознания в процессе эволюции — мотивы природы были чуть ли не основным веянием этой архитектуры. Но вместе с тем, ощущалась и граница, плавно переходящая во владения разумной жизни: украшения и резные конструкции давали понять, что в городе обитают не дикари, а раса, достигшая процветания. Стены и крыши многих из них были буквально усыпаны драконьим стеклом — полудрагоценным дымчатым камнем, переливающимся всеми цветами радуги. Тейлз тут же подумал, что находиться здесь в ясную солнечную погоду было непросто, блеск и переливчатое мерцание наверняка заставляло всех жмуриться. Однако, зрение этой неизвестной расы могло сильно отличаться от человеческого или мобианского, так что лисёнок не решался делать выводы. Первой опомнилась Руж: — Что же это за место? — Не знаю, — сказал лис. — Но, возможно, если мы осмотрим окрестности, что-то прояснится. Логическая часть разума Тейлза, та самая, что всегда видела опасность в чём-то непонятном и необъяснимом, теперь была заглушена восторженными порывами его изголодавшейся по краскам, красоте и чему-то насущному, души. Он даже не догадался взлететь, чтобы осмотреть город сверху, а просто пошёл, не находя в себе сил отвести взгляд от щедро усыпанной драгоценными камнями табличке, где на старомобианском было написано: «Добро пожаловать!» Соника пришлось вести за руку. Как бы Тейлз не пытался себя успокаивать, говоря, что всё можно исправить, он не мог отрицать, что с его лучшим другом случилась большая беда. От этих мыслей у лисёнка сжималось сердце. Он не мог поверить, что Соник, его лучший друг, храбрее и вернее кого не сыскать и на всём Мобусе, сошёл с ума. Но отчаиваться не было времени. Если в этой пустоте нашлось место для чего-то столь прекрасного и значительного, как этот город, значит, в ней можно найти и спасение. Продвигаясь всё дальше и дальше по витиеватым улицам, Тейлз услышал что-то. Он услышал… музыку. Под стать дворцам, что окружили троицу, она была изумительно красива. Лисёнок оглянулся на Руж с Соником и с недоумением заметил, что те будто не уловили мелодии и ничуть не переменились в лице. В случае Соника это было объяснимо, а вот Руж… — Ребята, вы слышите? — Что? — спросила летучая мышка и навострила свои большие уши. — Что слышим? Тейлз моргнул. Что за чертовщина, подумал он. Струящаяся мелодия несла ему покой и в то же время силу, которая делала его сердце большим и легким, как шар. Сопротивляться музыке с каждой секундой становилось всё труднее и труднее. Когда тяга стала непреодолимой, Тейлз взлетел, не обращая внимания на возгласы Руж. Город, как оказалось, хранил в себе скрытое послание: с высоты было видно, что дома и улицы образуют некие иероглифы, разглядеть которые у Тейлза не хватало глаз. Он сразу же понял, откуда доносится мелодия — с вершины белой башни, похожую на иглу, мечтающую проткнуть небо. Ему пришлось поднапрячь хвосты, чтобы долететь до вершины, и когда он сделал это, то приземлился на небольшой выступ, который, видимо, когда-то был балконом. Перед ним предстала небольшая комната, в углу сидел музыкант. Он был скрыт густой тенью, и Тейлз смог разглядеть лишь широкополую соломенную шляпу да смутные очертания его необычного духового инструмента. При виде кого-то живого, во рту у лиса пересохло. Музыка прекратилась. Не зная, что делать, Тейлз просто стоял и смотрел, как неизвестный поднялся и сделал шаг вперед, блеснув янтарным огнём больших овальных глаз. Он был одет в длинную льняную тунику, из-под которой виднелся зелёный чешуйчатый хвост и трёхпалые лапы. На его длинной морде расплылось какое-то подобие улыбки, когда он сказал: — Здравствуй, Тейлз. Пытаясь набрать хоть каплю влаги в рот, лисёнок прошептал: — О-откуда Вы знаете моё имя? — Я — смотритель этого мира. Уж я-то должен знать его гостей.

***

Айво мчался по тёмным проходам колонии, резко сворачивая из одного коридора в другой. Его преследователь остался далеко позади, но Айво всё бежал и бежал, в наивной детской попытке спастись от боли, что гигантской волной готова была захлестнуть его с головой. Когда лёгкие стали гореть, дальнейшее бегство стало невозможным, и прямо посреди головы возник логичный вопрос: «Почему я бегу?» Айво замедлился до быстрого шага, чувствуя, как дрожат губы. Тишину пустого коридора нарушало лишь его прерывистое тяжёлое дыхание, да гудение проводов. Он остановился, прижался спиной к стене и сполз на пол. Уткнувшись лицом в колени, Айво заплакал. Однажды в одной книге он прочёл, что любовь всегда сильнее логики. Ах, какой же глупостью это казалось ему тогда! И как же горько было осознавать правдивость этого высказывания. Айво всегда считал себя человеком умственным, несгибающимся под душевными порывами. Но самоуверенность эта оказалась дутой — скорбь по погибшим родителям тяжёлым камнем на сердце тянула его в холодный океан уныния и бессилия. Как он ненавидел себя, слабака, в те секунды! Душевную боль ничем нельзя было перебить. «Да и нужно ли?» — подумал Айво. Его родители были ему единственными по настоящему близкими людьми, достойными того, чтобы он помнил их после смерти. Теперь он остался совсем один. На ум Айво тут же пришли мысли о чём-то далёком-далёком, то ли о ледяных пустынях далёких планет, то ли о чёрных дырах в глубинах Вселенной, высасывающих из неё энергию и материю. Ему нестерпимо хотелось вернуться на Землю. В последний раз вдохнуть запах родительского дома, а потом… А потом уже ничего не будет иметь значения. Но это было невозможно — с проклятой станции не было спасения. Она стала ему тюрьмой. Ему с каждой минутой было всё противней и противней находиться на Арк, где его не ждало ничего, кроме скуки и несправедливости, где в нём видели лишь избалованного мальчишку с проблемной психикой, где всем на него было плевать, и где бесконечно гудели, гудели, гудели провода. На удивление, эта мысль раззадорила Айво: побег предстал перед ним трудной и интересной задачей, которая под силу только умному и расчётливому стратегу, такому, как он. Да! Нужно было бежать отсюда, а там уж… В кармане что-то завибрировало. Айво спешно утёр слёзы и прочистил горло: его слуга на другом конце провода не должен слышать в голосе Айво и йоту слабости. Знакомый тенор успокоил его, и они продолжили давно начатый диалог. Айво не интересовало ни имя, ни должность, ни биография его собеседника: между ними завязался молчаливый уговор не задавать лишних вопросов. Большую часть времени они говорили о чём-то отвлечённом. — Я сожалею о Вашей потере. — Нечего сожалеть. Им больше никто не сможет причинить боли, — Айво изо всех сил сдерживал слёзы. — Это я виноват. Я не смог их защитить… — Вы не виноваты. — Я не хочу больше здесь находиться, — наконец сказал Айво. — Как только придумаю план побега, тут же отправлюсь на Землю. — Мистер Роботник, не стоит этого делать. Я понимаю, Вы расстроены, но… — Откуда тебе понимать? — огрызнулся Айво. — Я застрял на этой вонючей станции, где никто меня не уважает. И не за что меня теперь уважать. Я ничего не сделал, когда моих родных убивали, ничего! Долго не следовало никакого ответа. — Мистер Роботник, я должен Вам признаться… — Я возвращаюсь на Землю, и это не обсуждается, — перебил Айво. — Мне мерзко думать о том, что убийцы моих родителей сейчас спокойно дышат, ходят, жрут. Я хочу, чтобы они сдохли! Ничего на свете я не хочу так сильно! — И как же Вы справитесь с ПЗН? — Я работаю над этим. Прежде, чем что-то планировать, надо вернуться на Землю. Не нужно торопиться, друг мой. На ликвидацию этой банды может уйти пять лет, десять, двадцать. Неважно. Главное, что пока я в этом заинтересован, их гибель неизбежна. Айво услышал шаги. Он торопливо отключил коммуникатор, вытер глаза рукавом, и уставился в темноту коридора, из которой вскоре показался его дед. — С кем ты разговаривал? — холодно спросил старик. — Ни с кем. — Врёшь. Я слышал, что ты с кем-то говорил. Отвечай немедленно, пока я тебя не выпорол. Злобно глядя на дедушку исподлобья, Айво инстинктивно увёл руку, в которой был коммуникатор, за спину. От профессора не укрылось это маленькое движение, и он тут же отобрал у внука устройство. — Отдай! Это моё! — Здесь нет ничего твоего, чудовище, — презрительно бросил Джеральд и стал осматривать кольцо. — Что это, кстати? Айво, насупившись, молчал. — Ладно, не говори. Расскажешь потом, когда получишь ремня. Пошли. Нечего тебе здесь делать. Айво напряженно смотрел на карман дедушкиного халата, где теперь лежал коммуникатор, пока в голове его вихрем крутились планы по возвращению девайса, один безумнее другого. В один момент Айво и вовсе захотелось повалить старика наземь, сдавить ему шею и потом забрать свою собственность, но, прежде чем остервенелые мысли сумели полностью захватить его, Айво вовремя себя урезонил, рассудив, что ничего не добьётся одной лишь грубой силой. Ему нужен план, план умнее и продуманней. Эта ситуация — всего лишь небольшое усложнение миссии побега, и он легко сможет преодолеть его. Но действовать следовало быстро — дед сможет понять, что это за устройство, и уж тогда вычислить, кто был собеседником Айво всё это время. Всё будет потеряно. Мысль о таком исходе заставила мальчика вздрогнуть. Сжав кулаки, он сдвинулся с места и вскоре поравнялся с профессором, стараясь всем своим видом показывать спокойствие и равнодушие. Это было сложно. В его душе хлестались самые разные сильные чувства: гнев, страх, обида, горе. Не в силах более сдерживать их, он едко произнёс: — А как насчёт убийства моих мамы и папы? Ты собираешься хоть что-нибудь делать? Джеральд помрачнел. — Я не обязан перед тобой отчитываться, — после долгой паузы глухо ответил он. — Это сложная ситуация, в которой лучше всего обезопасить самих себя, прежде чем что-то предпринимать. Айво обогнал дедушку и встал перед ним. — И это всё, хмм? Это всё, что ты сделаешь — спрячешься в этом корыте, и никак не дашь сдачи? — Я же сказал, что не буду перед тобой… — А я знаю, почему ты ничего не будешь делать, — перебил Айво, злобно буравя дедушку взглядом. — Потому что ты трус и слабак. Именно поэтому эти, эти… ублюдки убили моих родителей! Потому что знали, что им ничего за это не будет, что ты струсишь и даже не попытаешься призвать их к ответу. Так вот что я тебе скажу — ты для меня умер. Раньше я восхищался тобой, но теперь… Я брезгую даже плюнуть в твою сторону. Джеральд Роботник одарил внука ледяным взглядом. Через секунду щёку Айво обдало огнём и он упал на пол. Поглаживая место удара, он почувствовал, как дед схватил его за грудки и прижал к стене. — Я теперь знаю, что буду делать, — прохрипел он, близко приблизившись к лицу Айво. — Чтобы обезопасить себя, Марию, и обеспечить мир, я отдам тебя ПЗН. В их руководстве есть генералы, которые любят маленьких мальчиков. Они заберут тебя на чей-то личный остров, и ты будешь обслуживать их всех на протяжении последующих нескольких лет. И если от тебя после такого хоть что-то останется, тебе просто свернут шею, чтобы не рассказал никому ни о чём. Эта выгодная сделка отвадит ПЗН, от желания вынюхать информацию о моих проектах и даст нам с Марией годы покоя. Ну что, как тебе идея? Айво крепко зажмурился, чтобы сдержать слёзы, пока его сердце облачалось в броню. Шмыгнув носом, он, не обращая внимание на боль, смело посмотрел профессору прямо в глаза. — И после этого ты меня называешь чудовищем? Фыркнув, Джеральд ослабил хватку, и Айво рухнул на пол. Ни сказав ни слова, профессор ушел прочь, а Айво так и остался сидеть на полу, глядя тому вслед и жалея, что вся его коллекция ядов осталась дома, на Земле. Ему нужно всего лишь пара капель для кое-кого…